Страница:
А Морис почувствовал себя безнадежно одиноким и заброшенным. Их разговор казался ему бессмысленным: заурядные бытовые драмы, женские конфликты типа свекровь терпеть не может сноху – все это ерунда.
Ему-то как быть, если он даже рассказать никому не смеет об этих кошмарных Комнатах, которые подстерегают его за каждой дверью, чтобы поймать и замучить? Если расскажешь – прослывешь чокнутым.
Или, возможно, такие вещи происходят не только с ним, с другими тоже, но каждый молчит, опасаясь за свое реноме здравомыслящего человека? Тогда надо найти тех, кто попадал в похожие ситуации, и объединиться, чтобы вместе противостоять этой жути… Морис не представлял, как осуществит созревший план, но все равно немного воспрянул духом.
– А телохранитель – тот самый гинтиец, который спит на полу под дверью, чтобы сразу почувствовать, если кто-то идет? – поинтересовалась Дигна.
– Тот, – подтвердила Софья. – Он вроде бы один у них.
– Один, но зато какой! – вздохнула Дигна уважительно.
Ага, Морис тоже не отказался бы от телохранителя, который будет спать на полу у него под дверью. Это бы в самый раз… Надо найти кого-нибудь, кто согласится все время быть рядом с ним, чтобы ему не оказаться опять один на один с Комнатами.
Найм отпадает. Разве что кто-то выручит его бескорыстно… По дружбе – но у него так и не завелось близких друзей. Или по доброте душевной – но откуда же взяться такому человеку?
– Знаешь, а Генри не так прост, как я вначале подумала, – интригующе понизив голос, сообщила Дигна. – Говорит, что прилетел сюда бездельничать, а сам постоянно ко всему присматривается и что-то замышляет. По-моему, на самом деле он то ли киллер, то ли кто-то еще. В общем, мафиози, как ваша Белинда.
– Белинда не мафиози, это мама ее так называет, – Софья неодобрительно свела светлые брови.
– Но она же родилась на Рубиконе, а там одна мафия!
Чувствуя себя третьим лишним, Морис попрощался с девушками и отправился в Новогодний городок.
В следующий раз это случилось утром, когда он, еще полусонный, распахнул у себя в номере дверцу встроенного стенного шкафа, где висел ярко-красный, с белыми отворотами и вышитым кушаком наряд Деда Мороза.
Праздничной униформы в шкафу не было, и вообще шкафа как такового не было.
За дверцей открылся проход в длинное унылое помещение. Вдоль стен стоят стулья – видно, что плохие, поломанные, выше расклеены картинки, выдранные из анатомического атласа: кровеносная система, пищеварительный тракт, мышцы, скелет… В конце – одна-единственная дверь, выкрашенная в бежевый цвет. По потолку тянется двойная цепочка плафонов, похожих на оставленные неведомо кем светящиеся следы. Никого нет. В затхлом горьковатом воздухе ощущается привкус тоски.
К счастью, Морис не вошел туда. Вначале он оцепенел, потом сделал шаг назад, наткнулся на узкую откидную койку, еще не убранную. Уселся, потеряв равновесие, и обеими руками вцепился в металлический край. Мертвой хваткой. Словно это потустороннее помещение могло затянуть его, как пылесос, но он не поддастся, пусть попробуют оторвать его от койки…
Ничего не происходило. Тогда он, осмелев, пинком захлопнул дверцу шкафа и как был, полуодетый, выскочил из номера в коридор.
Нужна помощь. Только пусть это будет не Шоколадная Анджела! Не хотел он с ней связываться. Сам не смог бы объяснить, почему – не хотел, и все.
Ссутулившись у окна, в холле с осыпающимися со стен блестками, подальше от всяких там дверей, он чуть ли не всхлипывал.
– У тебя что-то случилось?
Рядом остановилась Снегурочка из их группы. Перед этим она несколько раз прошла мимо, хмурясь и посматривая на Мориса так, словно и жалела его, и в то же время остерегалась лезть не в свое дело.
Девочка-одуванчик с печальным и задумчивым лицом, скорбно изогнутым полумесяцем тонких губ и пышной шапкой пепельных волос. Футболка с вылинявшей розой, груди под футболкой большие, хорошо развитые – наткнувшись на них, взгляд Мориса как будто приклеился и отклеиться смог только через пять-шесть секунд. К поясу джинсов, местами добела вытертых, прицеплен брелок с изображением блондинки на фоне моря. Видно было, что ей – блондинке то есть – все нипочем.
Любимица Анджелы, та все время ее хвалит. Но сама эта девчонка не вредная, ни разу никому плохого слова не сказала.
– Шкаф в моей комнате!.. – торопливо и отчаянно сообщил Морис. – Надо с ним разобраться! Надо, чтобы со мной пошел кто-нибудь вменяемый. Ты не посмотришь, что с ним?
– Хорошо, пошли.
У Мориса мелькнула мысль, что она может неправильно его понять – еще примет за психа, который хочет заманить и изнасиловать… Но у девушки, похоже, таких подозрений не возникло, и они вместе направились к его номеру.
Когда Бланка открыла дверцу шкафа, ничего необычного там не обнаружилось. На плечиках висит костюм Деда Мороза, внизу лежит свернутая куртка, на полках стоят коробки – в одной грим, в другой борода и парик.
– Только не думай, что я идиот! – беспомощно произнес Морис. – Понимаешь, мне постоянно устраивают какие-то странные розыгрыши. Я не знаю, кто и зачем. Может, эксперимент какой-нибудь дурацкий, может, скрытая камера. Надо, чтобы рядом со мной все время был другой человек, свидетель, тогда они не посмеют… А мне об этом некого попросить. Не знаю, что теперь делать. В полиции не верят. Я пока не сумасшедший, но меня как будто нарочно хотят свести с ума! Они показывают мне странные вещи, а я не знаю, только я это вижу или кто-то другой тоже мог бы увидеть. Если только я – тогда мне надо к врачу, а если нет, тогда это или голограммы, или я не знаю, что такое…
– Сейчас ты что видишь в шкафу? – выслушав его, спросила Бланка.
– Сейчас – костюм на вешалке и внутренность шкафа, а когда я заглянул туда один, был коридор. Неприятный такой коридор… Это уже не в первый раз. Если тебе не трудно, побудь немного рядом со мной? До следующего раза, чтобы разобраться, увидишь ты то же самое или нет.
– Хорошо, – потратив на размышления всего несколько секунд, согласилась Бланка.
Воздух был такой теплый, влажный и ароматный, словно сидишь, зажмурившись, в ванне, в облаке душистой пены.
Морис не догадался предупредить, что знакомая, которую он должен навестить, живет в тропиках. «Макада» – Бланке это название ни о чем не говорило, а он, местный, решил, что этого вполне достаточно.
Пришлось купить в автомате на аэровокзале пару одноразовых босоножек и там же, в туалете, переодеться. Бланка сидела на полукруглой мраморной скамье под сенью голубоватого термонавеса, на ней остались джинсы и лимонно-желтая майка с броским фиолетовым логотипом какой-то безвестной фирмы. Рядом стояла разбухшая сумка с теплой одеждой и зимними ботинками.
На такие перепады лучше настраиваться заранее, иначе все кажется немного нереальным – и оставшаяся за горизонтом зима, и нахлынувшее, как сбивающая с ног волна, вечное лето. Все вокруг отливало золотистым сиянием, а шпили за кронами раскидистых вечнозеленых деревьев в той стороне, куда ушел Морис, горели так, что казались то ли предвестниками, то ли остатками ослепительного солнечного миража. Бланка щурилась, когда смотрела на них.
Ее ничуть не возмутило то, что Морис ушел один, а она должна ждать его в курортном парке. Бывало и хуже. Этот, по крайней мере, не вешает ей на уши лапшу, будто тяжело заболеет или разобьется на аэрокаре, если Бланка сию минуту не вступит с ним в интимные отношения в ближайшем подъезде. Морису нужен только свидетель – и ничего больше.
Несмотря на свой затравленный вид, он не производил впечатления сумасшедшего. Регулярно навещая маму в лечебнице, Бланка повидала достаточно душевнобольных и видела, что Морис на них не похож. Издерганный и растерянный – этого не отнимешь, но до сих пор находится в здравом уме.
Разумеется, она не смогла ему отказать. Во-первых, если с ним случится что-нибудь страшное, в этом будет доля ее вины. Во-вторых, у Бланки неожиданно обнаружилась авантюрная жилка, унаследованная, должно быть, от Ивана и Марики, одержимых ролевиков-экстремалов. Проснулось любопытство, захотелось влезть в эту историю, разгадать эту загадку.
Это, во всяком случае, интересней, чем утешать очередного претендента, который сначала нудно и с надрывом рассказывает о своих страданиях, а потом, выклянчив желаемое, едва узнает тебя при встрече. Бланка словно перешагнула с одной скользящей дорожки на другую и поехала в новом, незнакомом направлении.
Дожидаясь Мориса, она съела порцию пломбира, выпила банку апельсиновой санды. После этого засмотрелась на стайку ребятишек, игравших на площадке около большого мозаичного фонтана: полуголые, загорелые, юркие, как зверьки из джунглей, – настоящие дети тропиков.
Особенно привлекала внимание девочка лет шести, в ярко-красной майке и таких же трусиках, с гривой вьющихся огненно-рыжих волос до пояса. Такая малышка – и уже делает сальто! Среди других детей она выделялась прежде всего благодаря своим кукольно-пышным пламенеющим локонам, которые то развевались за спиной, когда она наперегонки с другими носилась вокруг фонтана, то волочились по песку, когда она болталась вниз головой на маленьком турнике, зацепившись ногами за перекладину.
«Если у меня когда-нибудь родится дочка, хорошо бы она была похожа на эту девочку… Может, отрастить волосы и покраситься?.. Да нет, она же хорошенькая, а у меня лицо блеклое, с рыжими волосами станет только хуже…»
А потом Бланка заметила такое, что все эти мысли, порхавшие, словно яркие тропические бабочки, мигом исчезли. Маньяка в кустах.
Это определенно был маньяк и никто другой. Немолодой мужчина крепкого телосложения, с жестким смуглым лицом, в неброской одежде, сидел на траве под пологом узорчатой, словно вырезанной из темно-зеленого бархата листвы и тоже смотрел на детей. Его внимательно поблескивающие глаза прятались под тяжелыми надбровными дугами, будто в пещерах, но Бланка не сомневалась в том, что он наблюдает именно за рыжеволосой девочкой.
Не обратила на него внимания, когда устраивалась на своей скамейке, а ведь он, наверное, был тут с самого начала! Или пришел позже? Надо хорошенько рассмотреть его и запомнить.
Волосы черные с проседью, короткие. Резко изломанные темно-красные брови и характерная угловатая форма ушей выдают гинтийца, и это лишний довод за то, что он злоумышленник, а не чей-нибудь родитель, укрывшийся от зноя в кустах – среди играющих на площадке детей маленьких гинтийцев нет. Черты лица… Если не считать глубоко посаженных глаз, ничего характерного и запоминающегося. Самая подходящая для маньяка наружность. Кисти рук крупные, сильные, с мозолистыми костяшками. Страшноватые руки – запросто расколют одним ударом кирпич или согнут в дугу стальной прут. Или свернут кому-нибудь шею.
Он, конечно, заметил, что Бланка искоса на него поглядывает. Пусть примет к сведению, что его увидели и при необходимости опознают! Уже не таясь, она посмотрела на гинтийца в упор, тот вернул ей взгляд. При этом на его неподвижном жестком лице не было никакого выражения, а еще говорят, что гинтийцы – эмоциональная раса.
Эта безмолвная дистанционная дуэль длилась около минуты, потом Бланка отвернулась, невольно сжав кулаки. Она первая не уйдет, пусть не надеется… Если надо, она дождется, пока всех детей не разберут родители. А то даже вызовет полицию. Несмотря на жару, по коже у нее ползали мурашки. Гинтиец, безусловно, понял, что ему бросили вызов. Вопрос, что он предпримет дальше.
Бланка снова медленно повернула голову в ту сторону, притворяясь, что озирается просто так. Хотя этого субъекта не обманешь, он уже понял, что его раскусили. Все тот же ничего не выражающий взгляд. Он не собирается отсюда уходить. Бланка, хоть и испытывала страх, свела брови и уставилась на него теперь уже в упор, но тут к гинтийцу подлетела рыжеволосая девочка.
– Чеус, я хочу пить! Где моя водичка?
Маньяк вытащил из-под куста объемистую спортивную сумку, извлек оттуда термос, налил в стаканчик воды.
– А ты видел, как я на турнике? – сделав несколько жадных глотков, спросила девочка. – Я уже научилась, как ты научил!
– Молодец, – похвалил Чеус. – Нам пора домой, обедать.
И бросил взгляд на Бланку, на этот раз со сдержанной усмешкой.
– Только сначала я еще разок на турнике перевернусь! Совсем один последний раз!
Вернувшись на площадку, девочка лихо перекувырнулась через перекладину, два раза подряд. Ее длинные волосы метались, как рыжий флаг.
– Марсия, идем! – позвал гинтиец.
– Еще чуть-чуть, – крикнула Марсия.
– Нам пора!
– Ладно…
Она промчалась мимо Бланки, а та смотрела прямо перед собой, не зная, куда деваться от неловкости.
– Чеус, достань мое платье, – прозвучал сбоку тонкий голосок. – Мы же пойдем по улице!
Шелковистый шорох ткани.
– А после обеда опять сюда придем, ладно?
– После обеда и капельницы. Как раз жара спадет.
– Надоела капельница…
– Ты же знаешь, что это нужно. Зато потом, когда поправишься, сможешь пить санду и есть любые конфеты.
– Так это же еще не скоро, – Бланка расслышала вздох. – Доктор Суйме сказала, через два-три года, а я хочу сейчас.
– Твой папа слушается доктора Суйме. Бери пример с папы.
– Я тоже слушаюсь, а капельница все равно надоела…
Они появились в поле зрения. На Марсии было длинное платье из блестящей золотистой ткани, с пышной юбкой, облегающим корсажем, оборками и рукавами-фонариками – оно превратило ее в маленькую принцессу. Девочка держалась за руку Чеуса.
Бланка готова была сквозь землю провалиться. И угораздило же ее так по-дурацки себя проявить… Подозрительный гинтиец оказался не злоумышленником, а совсем наоборот – охранником. Да не просто охранником, а таким, которого любят, как родного. Он заметил ее неприязненные взгляды, и наверняка его это задело… Сорвавшаяся с цепи совесть набросилась на Бланку с голодным урчанием.
«Ее грызла совесть» – это выражение считается фигуральным, но для тех, кто четырнадцать лет назад был на Вьянгасе в зоне поражения, дело обстоит немного иначе.
Гинтиец с девочкой почти прошли мимо, и вдруг та обернулась. Бланка увидела вблизи ее темно-карие глаза – большие, лучистые, бездонные. Эти глаза показались ей странно проницательными, совсем не по-детски.
Остановившись, Марсия потянула охранника за руку, что-то шепнула, когда он наклонился, потом отбежала за фонтан и принялась рвать цветы среди буйной пестро-зеленой травы.
Чеус наблюдал за ней. Он чем-то напоминал Бланке старого матерого волка, которого она однажды видела в зоопарке на Земле. Возможно, мощной шеей и поворотом головы. Или тем, как легко он ступал, будучи мужчиной плотным и мускулистым – совсем как тот зверь, скользивший серой тенью вдоль решетки вольеры. Или просто общим впечатлением.
Его одежда выглядела поношенной, но опрятной, впалые смуглые щеки были выбриты до синевы. Наверное, бывший военный, с армейской привычкой к порядку. И он, скорее всего, догадался, что о нем подумала Бланка. Хоть бы понял, как ей теперь стыдно за те подозрения.
Рыжая Марсия вернулась с букетиком цветов.
– На, это тебе! – она протянула букетик Бланке. – Чтобы ты не грустила!
После этого снова ухватила за руку своего телохранителя, и они пошли по песчаной аллее в ту сторону, где за деревьями сверкали шпили и крыши, облитые расплавленным золотом.
Бланка могла только потрясенно смотреть им вслед. Чтобы ей кто-то просто так что-то подарил…
Обычно окружающие, раскусив, что она такое, хотели от нее что-нибудь получить – это было в порядке вещей. Неизбежное зло, предопределенное психотронным ударом, обрушившимся на ее мозг четырнадцать лет тому назад. Но чтобы ей без всякой корысти сделали подарок!
«Необыкновенная девочка. Интересно, какие же у нее родители?..»
Потом Бланка начала перебирать и рассматривать цветы. Шарики на гладких стеблях, составленные из крохотных ярко-желтых соцветий-звездочек. Розовые султаны с длинными завивающимися лепестками. Фиолетовые и голубые чашечки, формой напоминающие цветки ландыша. Зеленые с бордовыми прожилками бутоны, пахнущие кондитерскими пряностями…
Повезло Морису только в одном: приезжих девчонок и сопровождающего их качка на вилле не оказалось. На Землю-Парк прилетают не для того, чтобы сидеть по домам. А Дигна была там, но уже убегала, и ей было откровенно не до Мориса.
– Баба Ксана очень занята. После Рубикона она полетит на Салаиссу, там полицейские-каннибалы съели водителя, который поставил машину на газоне – это превышение служебных полномочий посерьезней, чем твои непонятные заморочки. А потом ей надо в систему Гелиона, вручать орден за вклад в развитие личных свобод герцогу Оримашараки, а потом на Валгру, там будет конференция по борьбе с пережитками рабовладельческого строя на Лярне, а потом на Фару, там приняли закон, по которому кандидаты в парламент имеют право покупать голоса избирателей на специальном аукционе, а потом…
– Когда она сюда прилетит? – воспользовавшись секундной паузой, перебил Морис.
– Твои проблемы не по ее части, неужели сам не понимаешь?
Дигна выразительно вздохнула, глядя на него с упреком и в то же время с обезоруживающе-сочувственным выражением. Школа Мегареала: о чем бы ни шла речь, старайся вызвать у зрителей симпатию.
Мориса как будто вытолкнули из теплого безопасного помещения на улицу, где неуютно, холодно и прячутся в потемках полицейские-каннибалы с Салаиссы.
– Если узнаешь что-нибудь еще о тех, кто тебя достает, ты мне сообщи, – мягко тронув его за руку, предложила Дигна. – Может, тогда разберемся, кто это. А теперь я через пять минут помчалась, – она повернулась к Софье и заговорщически понизила голос. – Чуть не забыла, последняя новость: с сегодняшнего дня объявили «Операцию СС»!
– Опять? – Софья сдержанно удивилась.
– Ага, уже второй раз за полгода! Эсэсовцы опознали троих или четверых игроков – те хотят под шумок, потому что под Новый год наплыв народа. Говорят, одна из них – настоящая ведьма! – глаза Дигны таинственно блеснули. – То есть не в ругательном смысле, а натуральная ведьма, с необычными способностями, – она взглянула на Мориса, давая понять, что вдается в избыточные пояснения ради него. – Мне один знакомый охранник снимок показал – это что-то ничего себе, фантастически красивая особа! И говорят, жутко опасная, ее с самого начала занесли в базу данных СС, и когда она прилетает, эсэсовцы сразу объявляют готовность номер один. Но вообще, так-то она вип-персона, потому что всегда снимает самые шикарные апартаменты. Остальные как обычно – террористы, потерпевшие… Один террорист точно есть, его Космопол собирается вылавливать. Эсэсовцы сказали, никто не прорвется.
Морис слушал все это с таким ощущением, словно в пищеводе у него медленно тает проглоченная льдинка.
Кто такие эсэсовцы, он был в курсе, историю Древней Земли в паркианских школах преподают едва ли не лучше, чем на самой Земле, чтобы подготовить квалифицированные кадры для ЗИПа. Неужели на Парке существует организация вроде СС? Кому это нужно, чем она занимается? И почему до сих пор он ничего о ней не слышал? Видимо, это засекреченная информация, а Дигне и Софье все равно что-то известно.
– Что такое «Операция СС»?
– Не важно, – Дигна махнула рукой, на ее тонких смуглых пальчиках сверкнули перстни с мигающими камнями. – К тебе это не имеет отношения.
Морис подозревал, что еще как имеет! Вдруг эти «эсэсовцы» и «игроки» причастны к обрушившимся на него напастям?
Когда он сказал об этом, Дигна и Софья начали уверять, что ничего подобного, однако добиться от них комментариев не удалось. Обе спешили. Дигну ждал Генри, они собирались на ацтекское жертвоприношение, Софье тоже пора было на работу – на бал в зимней Вене, и она многозначительно обронила, что не хотела бы опоздать.
– Морис, ты, в общем, иди, до свидания, – напрямик сказала Дигна. – Если что, выходи на связь, а сейчас не мешай двум бедным девушкам заработать на кусок хлеба с маслом и на мороженое.
Морис покорно попрощался. Последнее, что он услышал, уже спускаясь с крыльца, было:
– Софи, скажи мне, как графиня, как надо правильно делать реверанс – вот так или вот так?
«Они тоже не понимают, насколько серьезно то, что со мной происходит. Никому ничего не докажешь. Пока я не смогу предъявить такие доказательства, от которых не отмахнешься… Если Бланка увидит Комнаты, нас будет уже двое».
О Бланке он вспомнил только сейчас и ощутил укол совести. Впрочем, раскаяние мелькнуло и пропало, вытесненное другими мыслями: кто такие паркианские эсэсовцы и что это за «Операция СС»? На Парке, оказывается, есть много такого, о чем он до сих пор понятия не имел! Плюс еще ведьма, которую «занесли в базу данных СС»… Но на ведьм, кажется, охотились инквизиторы, а не эсэсовцы?
Этот темный ком случайно полученных сведений ворочался в сознании у Мориса, вызывая и отвращение, и болезненно-острый интерес. Знать бы, как подступиться, чтобы разложить его на составляющие… А Дигна и Софья, похоже, знают об СС все, но не хотят делиться информацией.
В следующий раз он обязательно добьется ясного и недвусмысленного ответа. Не отстанет от них, пока не добьется.
Бланка ждала на белой подковообразной скамье под термонавесом. Странная девушка. Странная, но добрая. Нехорошо, что он втянул ее в эту историю.
Да, но если никого не втянуть, он может бесследно исчезнуть – его засосет какая-нибудь нарисованная на стене трясина или проглотят двери, ведущие не туда, куда надо. Утопающий не разбирает, за кого хватается, вот так же и он. Стоило, приличия ради, купить ей по дороге хотя бы плитку шоколада… Ладно, в другой раз.
Когда Морис и Бланка дошли до ворот, сложенных из грубо вытесанных каменных блоков и сплошь оплетенных сухими розовыми лианами, оказалось, что путь наружу перекрыт. В воротах сцепились два робота: один долговязый, с длинными суставчатыми манипуляторами, отливающими стальной синевой, второй округлый, приземистый, ощетинившийся крюками, клешнями и карабинами.
Морис не смог определить, для чего эти промышленные агрегаты предназначены, он специализировался на бытовой технике, но здесь они явно занимались не тем!
Схлестнулись, все равно что пара бойцовых машин на ринге, вошли в клинч и теперь возятся с угрожающим гудением и скрежетом, никого не пропуская, выбрасывая во все стороны фонтаны песка. Морис со смесью сочувствия и злорадства подумал о коллегах-наладчиках, которые позже получат за это безобразие нагоняй от своего начальства.
Большинство прохожих никуда не спешило и только обрадовалось случайному развлечению, кое-кто начал делать ставки и заключать пари.
Другое дело Морис и Бланка – если они опоздают на вечернее занятие, Шоколадная Анджела заставит их отжиматься от пола перед строем раз по десять.
Задержавшись на минуту возле щита с планом курортного парка, они пошли к другим воротам. Морис оглянулся: подравшиеся роботы издали напоминали спаривающихся насекомых.
Дорожка из разноцветного кирпича привела к узкой арке в увитой лианами ограде. Сидевшая наверху зеленая мартышка заверещала, увидев людей, а пристегнутый к ее ошейнику автопереводчик флегматично произнес:
– Дайте много конфет.
Бланка на ходу пошарила в кармашке своей сумки и бросила обезьяне конфету. Поймав ее в воздухе, та мигом содрала обертку, сунула шоколадный шарик в рот и снова скандально заверещала. Приборчик спокойным доброжелательным голосом перевел:
– Мало – нехорошо. Дай много конфет. Нехорошо, нехорошо.
Не слушая обезьянью ругань, Морис и Бланка выбрались на улицу.
Узкий тротуар. За парапетом, облицованным глянцевой бледно-желтой плиткой, интригующе поблескивает стекло – немного ниже проходит выведенный на поверхность туннель подземки. Кажется, что он выдолблен в толще неподвластного здешней жаре ледника, но на самом деле это не лед, а прозрачный искусственный материал.
Слой пыли скрадывает его блеск, который иначе был бы нестерпимым. Там белеют, как расплесканная известка, пятна птичьего помета, валяется мусор, по гладкой поверхности скользят подгоняемые ветром скукоженные листья, потемневшие от зноя. Если присмотреться, заметишь выпуклые узоры, такие же прозрачные и слегка запыленные, как материал основы – это нежатся, распластавшись на солнцепеке, здешние хамелеоны. Иногда они выстреливают языками, ловя ленивую полуденную мошкару, которая вьется над киснущей кожурой плодов и стаканчиками из-под мороженого.
Морис и Бланка перешли по бетонному мостику на другую сторону. Кратчайший путь до аэровокзала – напрямик по безлюдной улице, зажатой между глухой стеной хладокомбината и забором стройки напротив. Стена была насыщенно-синяя, с желтыми и красными кругами вразброс. Забор соорудили из выцветших пластиковых щитов, местами в нем зияли проломы, и можно было увидеть роботов, похожих на тех, что подрались у ворот парка.
– Так вот откуда они сбежали, – пробормотал Морис.
Когда в конце улицы появились люди, это его вначале не насторожило. Наверное, техники с хладокомбината или со стройки… только что такое у них с лицами?..
Потом Морис разглядел, что все трое в глухих серых масках. Видимо, те самые анизотропные маски, через которые можно смотреть и дышать, хотя снаружи это выглядит, как плотная эластичная ткань. Внутри у него что-то заныло, как будто включили негромкий, но тоскливый звук на одной ноте.
Ему-то как быть, если он даже рассказать никому не смеет об этих кошмарных Комнатах, которые подстерегают его за каждой дверью, чтобы поймать и замучить? Если расскажешь – прослывешь чокнутым.
Или, возможно, такие вещи происходят не только с ним, с другими тоже, но каждый молчит, опасаясь за свое реноме здравомыслящего человека? Тогда надо найти тех, кто попадал в похожие ситуации, и объединиться, чтобы вместе противостоять этой жути… Морис не представлял, как осуществит созревший план, но все равно немного воспрянул духом.
– А телохранитель – тот самый гинтиец, который спит на полу под дверью, чтобы сразу почувствовать, если кто-то идет? – поинтересовалась Дигна.
– Тот, – подтвердила Софья. – Он вроде бы один у них.
– Один, но зато какой! – вздохнула Дигна уважительно.
Ага, Морис тоже не отказался бы от телохранителя, который будет спать на полу у него под дверью. Это бы в самый раз… Надо найти кого-нибудь, кто согласится все время быть рядом с ним, чтобы ему не оказаться опять один на один с Комнатами.
Найм отпадает. Разве что кто-то выручит его бескорыстно… По дружбе – но у него так и не завелось близких друзей. Или по доброте душевной – но откуда же взяться такому человеку?
– Знаешь, а Генри не так прост, как я вначале подумала, – интригующе понизив голос, сообщила Дигна. – Говорит, что прилетел сюда бездельничать, а сам постоянно ко всему присматривается и что-то замышляет. По-моему, на самом деле он то ли киллер, то ли кто-то еще. В общем, мафиози, как ваша Белинда.
– Белинда не мафиози, это мама ее так называет, – Софья неодобрительно свела светлые брови.
– Но она же родилась на Рубиконе, а там одна мафия!
Чувствуя себя третьим лишним, Морис попрощался с девушками и отправился в Новогодний городок.
В следующий раз это случилось утром, когда он, еще полусонный, распахнул у себя в номере дверцу встроенного стенного шкафа, где висел ярко-красный, с белыми отворотами и вышитым кушаком наряд Деда Мороза.
Праздничной униформы в шкафу не было, и вообще шкафа как такового не было.
За дверцей открылся проход в длинное унылое помещение. Вдоль стен стоят стулья – видно, что плохие, поломанные, выше расклеены картинки, выдранные из анатомического атласа: кровеносная система, пищеварительный тракт, мышцы, скелет… В конце – одна-единственная дверь, выкрашенная в бежевый цвет. По потолку тянется двойная цепочка плафонов, похожих на оставленные неведомо кем светящиеся следы. Никого нет. В затхлом горьковатом воздухе ощущается привкус тоски.
К счастью, Морис не вошел туда. Вначале он оцепенел, потом сделал шаг назад, наткнулся на узкую откидную койку, еще не убранную. Уселся, потеряв равновесие, и обеими руками вцепился в металлический край. Мертвой хваткой. Словно это потустороннее помещение могло затянуть его, как пылесос, но он не поддастся, пусть попробуют оторвать его от койки…
Ничего не происходило. Тогда он, осмелев, пинком захлопнул дверцу шкафа и как был, полуодетый, выскочил из номера в коридор.
Нужна помощь. Только пусть это будет не Шоколадная Анджела! Не хотел он с ней связываться. Сам не смог бы объяснить, почему – не хотел, и все.
Ссутулившись у окна, в холле с осыпающимися со стен блестками, подальше от всяких там дверей, он чуть ли не всхлипывал.
– У тебя что-то случилось?
Рядом остановилась Снегурочка из их группы. Перед этим она несколько раз прошла мимо, хмурясь и посматривая на Мориса так, словно и жалела его, и в то же время остерегалась лезть не в свое дело.
Девочка-одуванчик с печальным и задумчивым лицом, скорбно изогнутым полумесяцем тонких губ и пышной шапкой пепельных волос. Футболка с вылинявшей розой, груди под футболкой большие, хорошо развитые – наткнувшись на них, взгляд Мориса как будто приклеился и отклеиться смог только через пять-шесть секунд. К поясу джинсов, местами добела вытертых, прицеплен брелок с изображением блондинки на фоне моря. Видно было, что ей – блондинке то есть – все нипочем.
Любимица Анджелы, та все время ее хвалит. Но сама эта девчонка не вредная, ни разу никому плохого слова не сказала.
– Шкаф в моей комнате!.. – торопливо и отчаянно сообщил Морис. – Надо с ним разобраться! Надо, чтобы со мной пошел кто-нибудь вменяемый. Ты не посмотришь, что с ним?
– Хорошо, пошли.
У Мориса мелькнула мысль, что она может неправильно его понять – еще примет за психа, который хочет заманить и изнасиловать… Но у девушки, похоже, таких подозрений не возникло, и они вместе направились к его номеру.
Когда Бланка открыла дверцу шкафа, ничего необычного там не обнаружилось. На плечиках висит костюм Деда Мороза, внизу лежит свернутая куртка, на полках стоят коробки – в одной грим, в другой борода и парик.
– Только не думай, что я идиот! – беспомощно произнес Морис. – Понимаешь, мне постоянно устраивают какие-то странные розыгрыши. Я не знаю, кто и зачем. Может, эксперимент какой-нибудь дурацкий, может, скрытая камера. Надо, чтобы рядом со мной все время был другой человек, свидетель, тогда они не посмеют… А мне об этом некого попросить. Не знаю, что теперь делать. В полиции не верят. Я пока не сумасшедший, но меня как будто нарочно хотят свести с ума! Они показывают мне странные вещи, а я не знаю, только я это вижу или кто-то другой тоже мог бы увидеть. Если только я – тогда мне надо к врачу, а если нет, тогда это или голограммы, или я не знаю, что такое…
– Сейчас ты что видишь в шкафу? – выслушав его, спросила Бланка.
– Сейчас – костюм на вешалке и внутренность шкафа, а когда я заглянул туда один, был коридор. Неприятный такой коридор… Это уже не в первый раз. Если тебе не трудно, побудь немного рядом со мной? До следующего раза, чтобы разобраться, увидишь ты то же самое или нет.
– Хорошо, – потратив на размышления всего несколько секунд, согласилась Бланка.
Воздух был такой теплый, влажный и ароматный, словно сидишь, зажмурившись, в ванне, в облаке душистой пены.
Морис не догадался предупредить, что знакомая, которую он должен навестить, живет в тропиках. «Макада» – Бланке это название ни о чем не говорило, а он, местный, решил, что этого вполне достаточно.
Пришлось купить в автомате на аэровокзале пару одноразовых босоножек и там же, в туалете, переодеться. Бланка сидела на полукруглой мраморной скамье под сенью голубоватого термонавеса, на ней остались джинсы и лимонно-желтая майка с броским фиолетовым логотипом какой-то безвестной фирмы. Рядом стояла разбухшая сумка с теплой одеждой и зимними ботинками.
На такие перепады лучше настраиваться заранее, иначе все кажется немного нереальным – и оставшаяся за горизонтом зима, и нахлынувшее, как сбивающая с ног волна, вечное лето. Все вокруг отливало золотистым сиянием, а шпили за кронами раскидистых вечнозеленых деревьев в той стороне, куда ушел Морис, горели так, что казались то ли предвестниками, то ли остатками ослепительного солнечного миража. Бланка щурилась, когда смотрела на них.
Ее ничуть не возмутило то, что Морис ушел один, а она должна ждать его в курортном парке. Бывало и хуже. Этот, по крайней мере, не вешает ей на уши лапшу, будто тяжело заболеет или разобьется на аэрокаре, если Бланка сию минуту не вступит с ним в интимные отношения в ближайшем подъезде. Морису нужен только свидетель – и ничего больше.
Несмотря на свой затравленный вид, он не производил впечатления сумасшедшего. Регулярно навещая маму в лечебнице, Бланка повидала достаточно душевнобольных и видела, что Морис на них не похож. Издерганный и растерянный – этого не отнимешь, но до сих пор находится в здравом уме.
Разумеется, она не смогла ему отказать. Во-первых, если с ним случится что-нибудь страшное, в этом будет доля ее вины. Во-вторых, у Бланки неожиданно обнаружилась авантюрная жилка, унаследованная, должно быть, от Ивана и Марики, одержимых ролевиков-экстремалов. Проснулось любопытство, захотелось влезть в эту историю, разгадать эту загадку.
Это, во всяком случае, интересней, чем утешать очередного претендента, который сначала нудно и с надрывом рассказывает о своих страданиях, а потом, выклянчив желаемое, едва узнает тебя при встрече. Бланка словно перешагнула с одной скользящей дорожки на другую и поехала в новом, незнакомом направлении.
Дожидаясь Мориса, она съела порцию пломбира, выпила банку апельсиновой санды. После этого засмотрелась на стайку ребятишек, игравших на площадке около большого мозаичного фонтана: полуголые, загорелые, юркие, как зверьки из джунглей, – настоящие дети тропиков.
Особенно привлекала внимание девочка лет шести, в ярко-красной майке и таких же трусиках, с гривой вьющихся огненно-рыжих волос до пояса. Такая малышка – и уже делает сальто! Среди других детей она выделялась прежде всего благодаря своим кукольно-пышным пламенеющим локонам, которые то развевались за спиной, когда она наперегонки с другими носилась вокруг фонтана, то волочились по песку, когда она болталась вниз головой на маленьком турнике, зацепившись ногами за перекладину.
«Если у меня когда-нибудь родится дочка, хорошо бы она была похожа на эту девочку… Может, отрастить волосы и покраситься?.. Да нет, она же хорошенькая, а у меня лицо блеклое, с рыжими волосами станет только хуже…»
А потом Бланка заметила такое, что все эти мысли, порхавшие, словно яркие тропические бабочки, мигом исчезли. Маньяка в кустах.
Это определенно был маньяк и никто другой. Немолодой мужчина крепкого телосложения, с жестким смуглым лицом, в неброской одежде, сидел на траве под пологом узорчатой, словно вырезанной из темно-зеленого бархата листвы и тоже смотрел на детей. Его внимательно поблескивающие глаза прятались под тяжелыми надбровными дугами, будто в пещерах, но Бланка не сомневалась в том, что он наблюдает именно за рыжеволосой девочкой.
Не обратила на него внимания, когда устраивалась на своей скамейке, а ведь он, наверное, был тут с самого начала! Или пришел позже? Надо хорошенько рассмотреть его и запомнить.
Волосы черные с проседью, короткие. Резко изломанные темно-красные брови и характерная угловатая форма ушей выдают гинтийца, и это лишний довод за то, что он злоумышленник, а не чей-нибудь родитель, укрывшийся от зноя в кустах – среди играющих на площадке детей маленьких гинтийцев нет. Черты лица… Если не считать глубоко посаженных глаз, ничего характерного и запоминающегося. Самая подходящая для маньяка наружность. Кисти рук крупные, сильные, с мозолистыми костяшками. Страшноватые руки – запросто расколют одним ударом кирпич или согнут в дугу стальной прут. Или свернут кому-нибудь шею.
Он, конечно, заметил, что Бланка искоса на него поглядывает. Пусть примет к сведению, что его увидели и при необходимости опознают! Уже не таясь, она посмотрела на гинтийца в упор, тот вернул ей взгляд. При этом на его неподвижном жестком лице не было никакого выражения, а еще говорят, что гинтийцы – эмоциональная раса.
Эта безмолвная дистанционная дуэль длилась около минуты, потом Бланка отвернулась, невольно сжав кулаки. Она первая не уйдет, пусть не надеется… Если надо, она дождется, пока всех детей не разберут родители. А то даже вызовет полицию. Несмотря на жару, по коже у нее ползали мурашки. Гинтиец, безусловно, понял, что ему бросили вызов. Вопрос, что он предпримет дальше.
Бланка снова медленно повернула голову в ту сторону, притворяясь, что озирается просто так. Хотя этого субъекта не обманешь, он уже понял, что его раскусили. Все тот же ничего не выражающий взгляд. Он не собирается отсюда уходить. Бланка, хоть и испытывала страх, свела брови и уставилась на него теперь уже в упор, но тут к гинтийцу подлетела рыжеволосая девочка.
– Чеус, я хочу пить! Где моя водичка?
Маньяк вытащил из-под куста объемистую спортивную сумку, извлек оттуда термос, налил в стаканчик воды.
– А ты видел, как я на турнике? – сделав несколько жадных глотков, спросила девочка. – Я уже научилась, как ты научил!
– Молодец, – похвалил Чеус. – Нам пора домой, обедать.
И бросил взгляд на Бланку, на этот раз со сдержанной усмешкой.
– Только сначала я еще разок на турнике перевернусь! Совсем один последний раз!
Вернувшись на площадку, девочка лихо перекувырнулась через перекладину, два раза подряд. Ее длинные волосы метались, как рыжий флаг.
– Марсия, идем! – позвал гинтиец.
– Еще чуть-чуть, – крикнула Марсия.
– Нам пора!
– Ладно…
Она промчалась мимо Бланки, а та смотрела прямо перед собой, не зная, куда деваться от неловкости.
– Чеус, достань мое платье, – прозвучал сбоку тонкий голосок. – Мы же пойдем по улице!
Шелковистый шорох ткани.
– А после обеда опять сюда придем, ладно?
– После обеда и капельницы. Как раз жара спадет.
– Надоела капельница…
– Ты же знаешь, что это нужно. Зато потом, когда поправишься, сможешь пить санду и есть любые конфеты.
– Так это же еще не скоро, – Бланка расслышала вздох. – Доктор Суйме сказала, через два-три года, а я хочу сейчас.
– Твой папа слушается доктора Суйме. Бери пример с папы.
– Я тоже слушаюсь, а капельница все равно надоела…
Они появились в поле зрения. На Марсии было длинное платье из блестящей золотистой ткани, с пышной юбкой, облегающим корсажем, оборками и рукавами-фонариками – оно превратило ее в маленькую принцессу. Девочка держалась за руку Чеуса.
Бланка готова была сквозь землю провалиться. И угораздило же ее так по-дурацки себя проявить… Подозрительный гинтиец оказался не злоумышленником, а совсем наоборот – охранником. Да не просто охранником, а таким, которого любят, как родного. Он заметил ее неприязненные взгляды, и наверняка его это задело… Сорвавшаяся с цепи совесть набросилась на Бланку с голодным урчанием.
«Ее грызла совесть» – это выражение считается фигуральным, но для тех, кто четырнадцать лет назад был на Вьянгасе в зоне поражения, дело обстоит немного иначе.
Гинтиец с девочкой почти прошли мимо, и вдруг та обернулась. Бланка увидела вблизи ее темно-карие глаза – большие, лучистые, бездонные. Эти глаза показались ей странно проницательными, совсем не по-детски.
Остановившись, Марсия потянула охранника за руку, что-то шепнула, когда он наклонился, потом отбежала за фонтан и принялась рвать цветы среди буйной пестро-зеленой травы.
Чеус наблюдал за ней. Он чем-то напоминал Бланке старого матерого волка, которого она однажды видела в зоопарке на Земле. Возможно, мощной шеей и поворотом головы. Или тем, как легко он ступал, будучи мужчиной плотным и мускулистым – совсем как тот зверь, скользивший серой тенью вдоль решетки вольеры. Или просто общим впечатлением.
Его одежда выглядела поношенной, но опрятной, впалые смуглые щеки были выбриты до синевы. Наверное, бывший военный, с армейской привычкой к порядку. И он, скорее всего, догадался, что о нем подумала Бланка. Хоть бы понял, как ей теперь стыдно за те подозрения.
Рыжая Марсия вернулась с букетиком цветов.
– На, это тебе! – она протянула букетик Бланке. – Чтобы ты не грустила!
После этого снова ухватила за руку своего телохранителя, и они пошли по песчаной аллее в ту сторону, где за деревьями сверкали шпили и крыши, облитые расплавленным золотом.
Бланка могла только потрясенно смотреть им вслед. Чтобы ей кто-то просто так что-то подарил…
Обычно окружающие, раскусив, что она такое, хотели от нее что-нибудь получить – это было в порядке вещей. Неизбежное зло, предопределенное психотронным ударом, обрушившимся на ее мозг четырнадцать лет тому назад. Но чтобы ей без всякой корысти сделали подарок!
«Необыкновенная девочка. Интересно, какие же у нее родители?..»
Потом Бланка начала перебирать и рассматривать цветы. Шарики на гладких стеблях, составленные из крохотных ярко-желтых соцветий-звездочек. Розовые султаны с длинными завивающимися лепестками. Фиолетовые и голубые чашечки, формой напоминающие цветки ландыша. Зеленые с бордовыми прожилками бутоны, пахнущие кондитерскими пряностями…
Повезло Морису только в одном: приезжих девчонок и сопровождающего их качка на вилле не оказалось. На Землю-Парк прилетают не для того, чтобы сидеть по домам. А Дигна была там, но уже убегала, и ей было откровенно не до Мориса.
– Баба Ксана очень занята. После Рубикона она полетит на Салаиссу, там полицейские-каннибалы съели водителя, который поставил машину на газоне – это превышение служебных полномочий посерьезней, чем твои непонятные заморочки. А потом ей надо в систему Гелиона, вручать орден за вклад в развитие личных свобод герцогу Оримашараки, а потом на Валгру, там будет конференция по борьбе с пережитками рабовладельческого строя на Лярне, а потом на Фару, там приняли закон, по которому кандидаты в парламент имеют право покупать голоса избирателей на специальном аукционе, а потом…
– Когда она сюда прилетит? – воспользовавшись секундной паузой, перебил Морис.
– Твои проблемы не по ее части, неужели сам не понимаешь?
Дигна выразительно вздохнула, глядя на него с упреком и в то же время с обезоруживающе-сочувственным выражением. Школа Мегареала: о чем бы ни шла речь, старайся вызвать у зрителей симпатию.
Мориса как будто вытолкнули из теплого безопасного помещения на улицу, где неуютно, холодно и прячутся в потемках полицейские-каннибалы с Салаиссы.
– Если узнаешь что-нибудь еще о тех, кто тебя достает, ты мне сообщи, – мягко тронув его за руку, предложила Дигна. – Может, тогда разберемся, кто это. А теперь я через пять минут помчалась, – она повернулась к Софье и заговорщически понизила голос. – Чуть не забыла, последняя новость: с сегодняшнего дня объявили «Операцию СС»!
– Опять? – Софья сдержанно удивилась.
– Ага, уже второй раз за полгода! Эсэсовцы опознали троих или четверых игроков – те хотят под шумок, потому что под Новый год наплыв народа. Говорят, одна из них – настоящая ведьма! – глаза Дигны таинственно блеснули. – То есть не в ругательном смысле, а натуральная ведьма, с необычными способностями, – она взглянула на Мориса, давая понять, что вдается в избыточные пояснения ради него. – Мне один знакомый охранник снимок показал – это что-то ничего себе, фантастически красивая особа! И говорят, жутко опасная, ее с самого начала занесли в базу данных СС, и когда она прилетает, эсэсовцы сразу объявляют готовность номер один. Но вообще, так-то она вип-персона, потому что всегда снимает самые шикарные апартаменты. Остальные как обычно – террористы, потерпевшие… Один террорист точно есть, его Космопол собирается вылавливать. Эсэсовцы сказали, никто не прорвется.
Морис слушал все это с таким ощущением, словно в пищеводе у него медленно тает проглоченная льдинка.
Кто такие эсэсовцы, он был в курсе, историю Древней Земли в паркианских школах преподают едва ли не лучше, чем на самой Земле, чтобы подготовить квалифицированные кадры для ЗИПа. Неужели на Парке существует организация вроде СС? Кому это нужно, чем она занимается? И почему до сих пор он ничего о ней не слышал? Видимо, это засекреченная информация, а Дигне и Софье все равно что-то известно.
– Что такое «Операция СС»?
– Не важно, – Дигна махнула рукой, на ее тонких смуглых пальчиках сверкнули перстни с мигающими камнями. – К тебе это не имеет отношения.
Морис подозревал, что еще как имеет! Вдруг эти «эсэсовцы» и «игроки» причастны к обрушившимся на него напастям?
Когда он сказал об этом, Дигна и Софья начали уверять, что ничего подобного, однако добиться от них комментариев не удалось. Обе спешили. Дигну ждал Генри, они собирались на ацтекское жертвоприношение, Софье тоже пора было на работу – на бал в зимней Вене, и она многозначительно обронила, что не хотела бы опоздать.
– Морис, ты, в общем, иди, до свидания, – напрямик сказала Дигна. – Если что, выходи на связь, а сейчас не мешай двум бедным девушкам заработать на кусок хлеба с маслом и на мороженое.
Морис покорно попрощался. Последнее, что он услышал, уже спускаясь с крыльца, было:
– Софи, скажи мне, как графиня, как надо правильно делать реверанс – вот так или вот так?
«Они тоже не понимают, насколько серьезно то, что со мной происходит. Никому ничего не докажешь. Пока я не смогу предъявить такие доказательства, от которых не отмахнешься… Если Бланка увидит Комнаты, нас будет уже двое».
О Бланке он вспомнил только сейчас и ощутил укол совести. Впрочем, раскаяние мелькнуло и пропало, вытесненное другими мыслями: кто такие паркианские эсэсовцы и что это за «Операция СС»? На Парке, оказывается, есть много такого, о чем он до сих пор понятия не имел! Плюс еще ведьма, которую «занесли в базу данных СС»… Но на ведьм, кажется, охотились инквизиторы, а не эсэсовцы?
Этот темный ком случайно полученных сведений ворочался в сознании у Мориса, вызывая и отвращение, и болезненно-острый интерес. Знать бы, как подступиться, чтобы разложить его на составляющие… А Дигна и Софья, похоже, знают об СС все, но не хотят делиться информацией.
В следующий раз он обязательно добьется ясного и недвусмысленного ответа. Не отстанет от них, пока не добьется.
Бланка ждала на белой подковообразной скамье под термонавесом. Странная девушка. Странная, но добрая. Нехорошо, что он втянул ее в эту историю.
Да, но если никого не втянуть, он может бесследно исчезнуть – его засосет какая-нибудь нарисованная на стене трясина или проглотят двери, ведущие не туда, куда надо. Утопающий не разбирает, за кого хватается, вот так же и он. Стоило, приличия ради, купить ей по дороге хотя бы плитку шоколада… Ладно, в другой раз.
Когда Морис и Бланка дошли до ворот, сложенных из грубо вытесанных каменных блоков и сплошь оплетенных сухими розовыми лианами, оказалось, что путь наружу перекрыт. В воротах сцепились два робота: один долговязый, с длинными суставчатыми манипуляторами, отливающими стальной синевой, второй округлый, приземистый, ощетинившийся крюками, клешнями и карабинами.
Морис не смог определить, для чего эти промышленные агрегаты предназначены, он специализировался на бытовой технике, но здесь они явно занимались не тем!
Схлестнулись, все равно что пара бойцовых машин на ринге, вошли в клинч и теперь возятся с угрожающим гудением и скрежетом, никого не пропуская, выбрасывая во все стороны фонтаны песка. Морис со смесью сочувствия и злорадства подумал о коллегах-наладчиках, которые позже получат за это безобразие нагоняй от своего начальства.
Большинство прохожих никуда не спешило и только обрадовалось случайному развлечению, кое-кто начал делать ставки и заключать пари.
Другое дело Морис и Бланка – если они опоздают на вечернее занятие, Шоколадная Анджела заставит их отжиматься от пола перед строем раз по десять.
Задержавшись на минуту возле щита с планом курортного парка, они пошли к другим воротам. Морис оглянулся: подравшиеся роботы издали напоминали спаривающихся насекомых.
Дорожка из разноцветного кирпича привела к узкой арке в увитой лианами ограде. Сидевшая наверху зеленая мартышка заверещала, увидев людей, а пристегнутый к ее ошейнику автопереводчик флегматично произнес:
– Дайте много конфет.
Бланка на ходу пошарила в кармашке своей сумки и бросила обезьяне конфету. Поймав ее в воздухе, та мигом содрала обертку, сунула шоколадный шарик в рот и снова скандально заверещала. Приборчик спокойным доброжелательным голосом перевел:
– Мало – нехорошо. Дай много конфет. Нехорошо, нехорошо.
Не слушая обезьянью ругань, Морис и Бланка выбрались на улицу.
Узкий тротуар. За парапетом, облицованным глянцевой бледно-желтой плиткой, интригующе поблескивает стекло – немного ниже проходит выведенный на поверхность туннель подземки. Кажется, что он выдолблен в толще неподвластного здешней жаре ледника, но на самом деле это не лед, а прозрачный искусственный материал.
Слой пыли скрадывает его блеск, который иначе был бы нестерпимым. Там белеют, как расплесканная известка, пятна птичьего помета, валяется мусор, по гладкой поверхности скользят подгоняемые ветром скукоженные листья, потемневшие от зноя. Если присмотреться, заметишь выпуклые узоры, такие же прозрачные и слегка запыленные, как материал основы – это нежатся, распластавшись на солнцепеке, здешние хамелеоны. Иногда они выстреливают языками, ловя ленивую полуденную мошкару, которая вьется над киснущей кожурой плодов и стаканчиками из-под мороженого.
Морис и Бланка перешли по бетонному мостику на другую сторону. Кратчайший путь до аэровокзала – напрямик по безлюдной улице, зажатой между глухой стеной хладокомбината и забором стройки напротив. Стена была насыщенно-синяя, с желтыми и красными кругами вразброс. Забор соорудили из выцветших пластиковых щитов, местами в нем зияли проломы, и можно было увидеть роботов, похожих на тех, что подрались у ворот парка.
– Так вот откуда они сбежали, – пробормотал Морис.
Когда в конце улицы появились люди, это его вначале не насторожило. Наверное, техники с хладокомбината или со стройки… только что такое у них с лицами?..
Потом Морис разглядел, что все трое в глухих серых масках. Видимо, те самые анизотропные маски, через которые можно смотреть и дышать, хотя снаружи это выглядит, как плотная эластичная ткань. Внутри у него что-то заныло, как будто включили негромкий, но тоскливый звук на одной ноте.