Страница:
Орловский Гай
Ричард Длинные Руки - сеньор
Гай Юлий Орловский
Ричард Длинные Руки - сеньор
(Ричард Длинные Руки-4)
Ричард Длинные Руки ценой огромных усилий сумел подняться от простолюдина до благородного звания оруженосца, а затем и до настоящего рыцаря, посвященного в сие высокое звание не по выслуге, а на поле брани. Великое достижение, но герой продолжает совершать подвиги, и вот его удостаивают высочайшего звания паладина...
Что такое паладин, чем отличен от обычного рыцаря, мы узнаем из этого увлекательнейшего романа.
Часть I
Глава 1
На зиму река спряталась под надежный панцирь из толстого льда. Из окна моей комнаты видны застывшие деревья в белых плащах с надвинутыми на "лица" капюшонами. Вон стая волков вышла на пригорок, принюхиваются к деревенским дымкам, теплым запахам хлева, конюшни.
Звонко стучит дятел. Дерево за ночь промерзло, звон таков, словно бьют по хрустальному бокалу. Дятел - это такая птица с красной головкой, я его еще не видел, но знаю с полсотни анекдотов, шуточек, приколов, афоризмов, намеков и прочей дряни, что очень легко ссыпается в череп и занимает столько места, что нет уголка для дифференциального исчисления.
Промелькнула рыжей молнией белка, в лапах - что-то крупное, похожее на картофелину. Впрочем, картофеля здесь нет, как и помидоров или кукурузы, Колумб еще не плавал или не ходил по морю, как обидчиво поправляют моряки, ибо плавает, по их мнению, обязательно что-то нехорошее, а они, видите ли, только ходют.
Сумрак подкрадывается очень медленно, закат уже с полдня кровянит небо, а в ответ такими же застывшими каплями крови блестят гроздья рябины. Провисела всю зиму, но птицы летят мимо, где-то надыбали вкуснее.
За окном могуче грохнуло, вот бы затряслись стекла и оконные рамы, если бы они здесь были. Я подпрыгнул от неожиданности: откуда тут пушки. От стола отец Дитрих сказал мирно, дивясь моему испугу:
- Лед вскрыло...
- С таким грохотом? - пробормотал я. - Простите, святой отец.
Он усмехнулся. Сидел свободно в легком кресле, в тонких изящных пальцах вертел медную чашу, выкованную молотком кузнеца, но здесь это верх изящной работы. Прищуренные глаза священника внимательно следили за каждым моим движением.
- Сэр Ричард, из каких вы стран? Ледяной панцирь всегда так... потом в ушах звенит. Отец Епифант как-то оказался на берегу, когда вот так вскрылось, так он на сутки оглох. Да и вообще... руки тряслись неделю, а "Отче наш" не мог не то что выговорить, даже вышептать дня три. Не смейтесь, это не так весело! Идет мудрый и мирный человек по берегу замерзшей реки, как ходил всю зиму, мыслит о божественном, а тут совсем рядом ка-а-а-ак грохнет... Ладно, сэр Ричард, спасибо за хорошее вино, но я к вам, увы, как ни прискорбно, с пренеприятнейшим известием...
- К нам едет ревизор, - пробормотал я.
Он удивился:
- Откуда знаете?
- Да так, - сказал я в некотором замешательстве, - не пророк я, не пророк. Просто интуиция. А кто едет?
- Нунций Войтылла, у него самые широкие полномочия. Вообще-то он известен как человек, который сжег шестьсот ведьм. А к нам едет, чтобы очистить от скверны, как он говорит, ряды кордонников.
Увы, мы на переднем краю борьбы со Злом, а оно принимает разные формы. Бывает, что в самом деле заползает даже в ряды монашеской братии...
Я спросил медленно, уже догадываясь о причине визита отца Дитриха:
- Хотите сказать, что меня коснется тоже?
Он вздохнул, развел руками.
- Я бы хотел, чтобы этого не случилось. Но Войтылла склонен совать нос всюду, проверять и перепроверять. Он обязательно прицепится к вам! Обязательно. Ведь достаточно заглянуть в это ваше жилище...
Я огляделся по сторонам.
- А что в нем не так?
Вообще-то я понимал, что не так: без мощного компа вообще не жилье, да чтоб выделенка, плазменный или жидкокристаллический монитор на стене, всякая привычная ерунда, вроде дивидишника, но, похоже, отец Дитрих имеет в виду нечто иное.
- Вот видите, - сказал он с укором, - вы даже не замечаете, что у вас в жилье нет атрибутов святой церкви.
- Ах, икон? - спохватился я. - Ну... гм... я ж говорил, для настоящего христианина церковь должна быть не из бревен или камней, а из ребер.
- Да? - спросил он. - А кто в ней служит мессу, не дьявол ли? Такие вещи должны быть и на виду! Люди должны сразу видеть, на чьей вы стороне.
- Согласен, согласен, - ответил я. - А то у нас петлюровцам приходилось требовать от встреченных, дабы перекрестились, а это нехорошо, нужны опознавательные знаки. И что вы придумали?
Он усмехнулся, глядя мне в глаза, покачал головой.
- У вас в самом деле... интуиция. Вообще-то интуиция - дар божий. Наука и многознание может завести в бездну, а вот чувство нашего происхождения из рук господа - предостережет от дурных поступков. Как вы знаете, святейшая инквизиция большинством голосов... Не скажу, что абсолютным, но все же большинством, оправдала вас. Вас и ваши деяния. Мы даже не знаем все ваши поступки, вот только вчера отец Павлиний высказал мысль, что ваше возвращение в Зорр и очищение его от смердящих летучих мышей как-то связаны. Молчите? Ладно, не буду настаивать. Творцу скромность угодна, хотя чаще всего скромность - одно из проявлений силы и даже гордыни, и здесь мы с дьяволом деремся на очень узком поле... Церковь лишь приводит желания творца в действие. Сегодня мы наконец пришли к единому мнению, что вам надо на время приезда нунция побыть вне Зорра. Большинство предлагает вам съездить в Срединные королевства, навестить родных, показаться им рыцарем. Пусть местные узрят, что честное и бестрепетное служение церкви, а также королю вознаграждается сторицей.
Я подумал, оценил, поинтересовался:
- А что предложило меньшинство?
- В меньшинстве был один только отец Епифантий. Он предложил вам совершить поездку на юг, есть у нас одно приметное место...
Я подумал для приличия, кивнул.
- Я предпочитаю это приметное место...
Отец Дитрих пристально посмотрел мне в глаза. Бледные бескровные губы чуть тронула усмешка.
- Мы так и подумали, что предпочтете именно это. Отец Епифантий сказал, что сразу схватитесь за это предложение, а я возразил, что для приличия немного подумаете, подвигаете бровями, поморщите лоб... Нет-нет, я не буду спрашивать, почему вы не хотите в Срединные королевства...
Я пригубил вино, ответил спокойно:
- Разве я сказал, что не хочу в Срединные королевства? Просто в причинное... э-э... приметное место я хочу больше.
- Хорошо, - сказал он. - Будем считать, что туда вы предпочитаете больше.
- Не "будем считать", - сказал я, - а предпочитаю. А то, простите, в вашей трактовке таится нечто слегка двусмысленное. Самую малость, но все же...
Он заметил спокойно:
- А вы не простолюдин, сэр Ричард. И никогда им не были.
- Вы не поверите, отец, - ответил я с некоторой грустью, - в моей стране простолюдины живут интереснее и богаче, чем здесь короли.
Он кивнул, голос его прозвучал спокойно:
- Но простолюдины есть везде. И есть люди благородного сословия. А насчет богатства... Можно купаться в золоте и быть нищим. Вы не согласны? Итак, отец Епифантий вспомнил о славном рыцаре Галантларе... Это был величайший воин, в силе и доблести спорил с Ланселотом, учтивостью превосходил Галахада, а в чистоте помыслов мог потягаться с нашими святыми отцами. Его всегда тянуло на юг...
Он сделал паузу, я пробормотал:
- Понимаю. В смысле, жажда подвигов, то да се...
- Да, Зло собралось на юге, - согласился отец Дитрих. - Некоторые отцы церкви даже говорят, что там и зародилось, но это спорно, спорно и ведет к опасным последствиям. Словом, доблестный сэр Галантлар и стремился переломить копье о грудь самого дьявола. А потом скрестить с ним меч...
- И что же случилось? Погиб?
Отец Дитрих покачал головой.
- Представьте себе, нет. Сумел пройти на юг, как никто далеко из христианских рыцарей. Побивал зло, восстанавливал справедливость, защищал вдов и сирот, рубил драконов и черных рыцарей смерти, наконец достиг одной из обителей зла, крепости могучего колдуна. Тот в своих владениях поклонялся дьяволу, приносил кровавые жертвы... Вы не поверите, сэр Ричард, но сэр Галантлар в сопровождении всего одного оруженосца сумел одолеть врага! Он захватил замок, там оказалось много старинных реликвий... Сэр Галантлар спешно отослал обратно оруженосца, тот и рассказал все. Но, увы, мы не успели послать священников, в наши земли вторглись войска Аносия Кровавые Ножны, потом императора Карла, а теперь все земли кишат бандами разбойников. Святых отцов пришлось бы сопровождать большому отряду, а у нас каждый воин на счету...
Мое сердце стучало часто, сильно, я едва сумел выговорить, стараясь голос держать ровным:
- Мне нужно проверить дорогу?
- Да, сэр Ричард. Сэру Галантлару передайте наше благословение, сообщите, что вот-вот сумеем туда отправить двух-трех святых отцов. Думаю, что к вашему возвращению папский нунций уже вернется в Срединные королевства.
- Спасибо, отец Дитрих!
- Мы здесь, в пограничье, - сказал отец Дитрих медленно, - по-другому смотрим на вещи. Вы только что сказали, что церковь должна быть не из камней или бревен, а из ребер... Мы это понимаем, но этот нунций из Срединных королевств, боюсь, предпочитает более заметные доказательства приверженности. Есть церковь у человека в сердце или нет, сразу не заметишь, а что распятия у вас в доме днем с огнем - это как? Ни в спальне, ни в столовой... Вы хоть одну молитву знаете?
Я усмехнулся, прямо посмотрел ему в глаза.
- А вдруг я, как те два отшельника на острове? Недавно услышал историю, как один ревностный епископ объезжал с миссионерской миссией пограничье и запограничье, сеял слово божье, учил молитвам, объяснял правила причастия, а ему рассказали местные, что поблизости на диком островке, где ничего не растет, уединились двое отшельников, что проводят время в молитвах и размышлениях. Он сел в лодку, погреб к островку, отыскал обоих, одобрил их служение господу, но ужаснулся, что старики так и не выучили ни одной молитвы. Остался с ними на три дня, учил, они добросовестно повторяли, но память уже не та, снова забывали, и он снова и снова учил, пока не запомнили. Наконец сел в лодку и погреб обратно. И вдруг видит: бегут вдогонку по воде, аки посуху, оба, машут ему. Он остановился, добежали, упали на колени и взмолились: "Отец, забыли мы, как молитва-то начинается!" Тут уж епископ сам им поклонился и в страхе божьем признал, что их святость неизмеримо выше...
- В упорядоченном обществе все должно быть упорядочено, - сказал отец Дитрих мягко. - Случай с отшельниками мог быть только на пограничье, где еще не установились правила, обряды... А в обществе с детства учат, как надо и что надо. Нунций едет из мира, где пониманию учения Христа, как и обрядам, учат с колыбели... Там каждый ребенок, садясь за стол, скажет благодарственную молитву. А вы хоть пару слов из нее знаете?
Я широко улыбнулся.
- А на фиг господу мои молитвы?
Он покачал головой, лицо было печальным и серьезным.
- Молитвы не богу нужны, а самим молящимся. Все-таки вы, сэр Ричард, уже паладин, что явилось, как вы догадываетесь, и для нас совершеннейшей неожиданностью. Если честно, церковь поступок наших братьев-монахов не одобрила, хоть и... поняла. Но, в любом случае, что сделано, то сделано. Вы - паладин, а это, знаете ли, обязывает...
Я стиснул зубы. Даже чертово рыцарство привалило нежданно-негаданно, а после нашего с сэром Гендельсоном рейда в Кернель тамошние настоятели монастыря ввели меня в сан паладина. Или в чин. Или присвоили звание. Для меня слово "рыцарь" было лишь обозначением сословия, как купец, банкир или предприниматель, я жил в эпоху, когда каждый сопляк - стыдно признаться, полгода тому назад я тоже был им - постоянно разоблачает всех и вся, испытывая гнусненькую радость, что и остальные, оказывается, писают и какают, как и он, даже самые великие и умные, и что все эти рыцари на самом деле были тупыми и злыми дураками, а в Крестовые походы шли только с целью пограбить, понасиловать, что все клятвопреступники...
Здесь, в Зорре, я увидел, что высочайшая мораль рыцарей - норма, само собой разумеющееся. Конечно, всегда найдется один-другой ублюдок, который сочтет, что куда выгоднее насрать на эту мораль, выгоднее украсть, сподличать, нарушить клятву верности, но другим рыцарям, королям, герцогам нужны сотоварищи верные и честные, на которых можно положиться, чьи клятвы обязательны, кто не ударит в спину, не предаст, кто верность и честь ставит выше каких-то материальных выгод. Но я жил в мире, где всякая мразь, будучи не в состоянии вылезти из мрази, но понимая, что она все-таки мразь, старается обгадить и опошлить все, до чего может домразиться. И тем самым, не умея подняться, она старается обгадить сверкающие вершины и принизить до своего мразевого уровня. Потому у нее, мрази, нет людей, что делают что-то во имя идеалов, а все только по Фрейду, только по учебникам рыночной экономики, когда продавай и предавай всех, ничего святого нет, да и не было, все эти подвиги прошлого - выдумка, потому я, мол, вовсе не мразь, а нормальный и приличный член общества, ибо то, что считалось в дикие времена подлостью, в наше цивилизованное время просто узаконенная моралью рыночная конкуренция...
Но я читал свидетельства очевидцев еще моей истории, как в 1291-м тамплиеры героически обороняли Акру, чтобы жители успели сесть на корабли, как семьсот рыцарей ринулись на восемьсот тысяч сарацин и опрокинули, обратили в бегство, как героически тамплиеры и тевтонцы сражались в кольце врагов и отказывались сдаваться в плен, как уносили тела товарищей с поля боя и несли через пустыню, под палящим солнцем, изнемогая от жажды, сами умирали, но отдавали последние капли воды раненым. Это были простые рыцари. Какой грабеж? Их вели идеалы. Но и это, как говорят в рекламе, еще не все, еще не вершина доблести. Есть рыцари из рыцарей, более высокая ступень паладины. Даже в бою паладин стоит десятка обычных рыцарей, это я знал еще со школы. Паладинами становились там, в Крестовых походах, где драться учились не на турнирах, а в жесточайших боях, паладины в плен не сдавались, знали, пощады не будет, сарацины их не просто убьют, а сперва искалечат, потом замучают насмерть.
Отец Дитрих сказал невесело:
- Герцог Веллингберг и отец Антоний не разобрались в спешке...
Я промолчал, отец Дитрих прав. Крепость рыцарей-монахов доживала последние дни, но мы с Гендельсоном успели, успели в последний миг. Монастырь был спасен, и настоятель под одобрение израненных паладинов прямо на обломках выбитых врагом врат посвятил меня в паладины. Ему просто в голову не могло прийти, что такой подвиг совершил не совсем... достойный паладинства.
- Да, - согласился я, - понимаю. Еще один камушек на чашу весов, чтобы не попадаться на глаза прелату. Или, как его, нунцию.
Дитрих смотрел на меня мудрыми грустными понимающими глазами. В эпоху рыцарства Европа вдохновлялась подвигом неистового Роланда, лила слезы над его гибелью, тогда понимали прекрасно, почему в час гибели Роланд обращается к своей спате Дюрандаль, а не к возлюбленной невесте Альде, что ждала у окошка его возвращения. Это потом, когда дух рыцарства стал исчезать, поэты написали бы, что Роланд в час гибели говорил бы не о любимой Родине, а о любимой женщине. Не страдал бы, что погиб цвет рыцарства, а горевал бы, что не обнимет возлюбленную. Но тогда дух был высок, тогда "сперва думай о Родине, а потом - о себе". О короле Артуре с его тупыми и самовлюбленными рыцарями и не вспоминали, для настоящих рыцарей то были всего лишь крепкие мужики в железе, зато в мое время о паладинстве уже забыли напрочь, вот тогда-то вспомнили эпоху короля Артура, ибо сам король и его герои для нас просты и понятны: дрались за добычу, умыкали чужих жен, а если и освобождали какую невинную девушку из лап людоеда, то опять же мотивы их поступков были проще и яснее нам, простолюдинам третьего тысячелетия. И рыцарями начали считать именно воинов короля Артура, хотя звания рыцаря по сути достоин один лишь Галахад, мог бы даже считаться паладином, остальные же - крепкие мужики в доспехах и с мечами, что не просто думали сперва о себе, а потом о Родине, вообще ни о какой родине не думали и не знали такого понятия...
Перед моим взором проплыли картинки прошлого, я ответил со вздохом:
- Вы правы, отец Дитрих. Какой из меня паладин... Когда собираться?
- Лучше не затягивайте, - ответил. - На рассвете вас устроит? Что делать, сэр Ричард, сильному воину господа - ноша по плечу!
- Больший груз, - огрызнулся я, - везет не самый сильный, а самый тупой верблюд.
Утром я проснулся, щурясь, комната залита светом, как будто над Зорром засияло два или три солнца. За окном свист, треск, а когда выглянул, обомлел: черные проталины, где вчера был снег, пригорки похожи на зеленые щетки: начинает вылезать жесткая торопливая трава.
От земли валит пар, впадинкам тепла досталось меньше, там травы еще нет, блестят грязные льдинки, но истаивают буквально на глазах. Птицы подняли неистовый щебет, стараются перекричать друг друга. Вдоль подоконника пробежал крупный муравей, посмотрел в мою сторону внимательно, сяжки двигаются, старается понять, перепадет ли сегодня от меня угощение или придется искать и тащить перезимовавших мух, жуков, куколок, очень худых и жестких, иссохших, будто тоже старались попасть в святые и до неприличия морили себя голодом.
- Ого, - сказал я невольно по своему адресу. - Ни фига себе спун! Ну не жаворонок я, не жаворонок! Я вообще-то еще тот гусь...
Сонный добрел до бадьи с водой в углу комнаты. Ударом кулака проломил тонкую корочку льда, плеснул в лицо, здесь так умываются и короли, если умываются, взвизгнул, не по мне это моржовство, поспешно оделся. В средневековье феодалам помогают одеваться слуги, но я хоть и в феодальстве, но пока еще не феодал, а так себе, подфеодальник, мужик с мечом и с доспехами, хотя и при золотых монетах, но ранг, ранг, ранг...
Когда спускался вниз, слуга почтительно доложил, что в прихожей дожидается сэр Сигизмунд. Я заглянул в приоткрытую дверь, Сиг сидит у дверей, прямой и правильный, красивый рослый юноша, белокурый, с нежным розовым лицом, на лице почтительное внимание.
Я приоткрыл дверь, Сигизмунд вздрогнул, увидел меня, вскочил, преисполненный почтительности. Я помахал рукой.
- Сэр Сигизмунд, не соблаговолите... это... отзавтракать со мною?
Он поклонился.
- Сочту за честь, сэр Ричард!
Голос его оставался звонким и чистым, и сам он выглядел свежим и чистым, как круто сваренное и очищенное от скорлупы яичко. Я вздохнул, сам я больше по утрам похож на свежий огурчик: такой же зеленый и в пупырышках, хотел пропустить Сигизмунда вперед, но здесь эту вежливость не поймут - я же сюзерен, а он этот, вассал, - прошествовал к столу.
Пока поглощали холодное мясо, на другом конце помещения сырое мясо жарилось на открытом огне, пеклось на углях. Запахи жареного плыли тяжелыми волнами, били в ноздри, заползали в уши, делали волосы жирными и липкими. Сэр Сигизмунд ел с аппетитом, раскраснелся, хотя дома наверняка позавтракал, глаза косились на мои пальцы с удивлением, я то и дело, орудуя двумя ножами, один использовал как вилку, что казалось диким и неестественным. Правда, я быстро отвык от привычного бесконтактного способа - как легко опускаться! - и с удовольствием хватаю мясо руками, здесь так делают даже короли и нежные принцессы.
- Какие планы? - спросил я у Сигизмунда. Он удивленно вскинул брови.
- Какие у меня могут быть планы?
- Ах да, - сказал я, он же мой вассал, а это значит, вся ответственность на мне, и если даже он сам кого-то прибьет или снасильничает, вешать поведут меня. Ну, не то чтобы уж сразу вешать, но все-таки. - Вы счастливый человек, сэр Сигизмунд... Я сегодня отправляюсь на юг. Мне даже дали примерную карту. Все-таки я не тиран, вам предоставляю выбор.
Он посмотрел большими глазами, голос упал до шепота:
- Какой... выбор?
Я ответил тем же страшным шепотом, даже посмотрел по сторонам:
- Оставаться здесь... или ехать со мной.
Он с облегчением вздохнул, засмеялся.
- Вы все шутите!
- Значит, едем, - подытожил я. - Чтобы ладить с ближними, нужно держаться от них подальше, а я собираюсь ладить и дальше. Так что завтракайте как следует, обедать нам, возможно, придется...
Его большие синие глаза округлились, спросил радостно:
- ... в раю?
Я поморщился.
- Торопитесь, мой дорогой сэр Сигизмунд! Легкие дороги ищете? Господу угодны те рыцари, что потрудились на ниве... гм... на ниве. Рай - это как на пенсию, надо заслуг побольше, чтобы место дали получше! Думаете, все толпой сидят и на арфах шпарят? Нет, кого-то за особые заслуги и до пианины допускают! А то и вовсе - до рояля.
- Простите, сэр Ричард!
- Не за что, - ответил я мужественно, ибо мясо подали хорошо прожаренное, просто тает во рту, солнце светит ярко, весна, птички чирикают и вообще поют. - Жизнь прекрасна, что и удивительно! Мы им еще покажем!
Он подтвердил радостным голосом:
- Да, сэр, конечно! Но кому "им"?
- А всем, кто попадается на дороге! Чтоб не попадались! Рыцари мы или не рыцари?
- Да, - ответил он с неуверенностью, - да, мы рыцари...
С юмором у него туговато, не все господь складывает в одну сумку, да и юморист из меня, если честно, не намного лучше, чем рыцарь-крестоносец.
Глава 2
Двор плавился в лучах торопливого весеннего солнца. Воздух был свеж и наполнен жадной жизнью: даже куры, что копаются неподалеку от крыльца, квохтали громче, а петух бросался на проходящих мимо людей, почему-то не отличая благородное сословие от простолюдинов, отгонял ревниво от своих кур, возле колодца собралась группка смешливых девушек.
Вот умолкли, с любопытством повернулись в сторону молодого всадника в блестящих латах. Шлем он держит на сгибе левой руки, длинные белокурые волосы красиво падают на плечи, лицо юношеское, румяное, светится чистотой и детской непосредственностью. Я вышел на крыльцо, Сигизмунд издали вскинул руку в приветствии и подобии салюта вассала сюзерену:
- Готов служить вам, сэр!
- Хорошо выглядишь, Сиг, - сказал я ему, как молодой женщине, и он, как женщина, зарделся и в то же время горделиво приосанился. Были бы зеркала, он смотрел бы только в них. - Сейчас и меня оденут...
Слуги начали выносить доспехи, а я с удовольствием рассматривал моего единственного вассала. Сигизмунд, как и я, в черных с головы до ног доспехах, хотя, конечно, черных в местном значении, так говорят о черной работе, т. е. в добротных доспехах, что не прошли никакой дополнительной обработки после кузницы и оружейной, всяких там полировок, вычеканивания гербов, узоров, девизов, вензелей и прочей трехомудии.
Он выглядит сильным и ладным, ловким и быстрым. У нас почему-то считают, что закованные в доспехи рыцари - что-то тяжелое и неповоротливое. Как только слышишь "рыцарь", сразу перед глазами стальной болван, что с железным лязгом рушится с коня и не может подняться. Карикатура, такого не бывает даже на рыцарских турнирах, где действительно облачаются в настоящие наковальни, чтобы защититься от страшного лобового удара. Даже на турнирах сбитые с коня вскакивают и хватаются за мечи, а для настоящего боя рыцари вовсе одеваются в легкие доспехи. К слову сказать, кирасиры носили доспехи намного тяжелее рыцарских, да и наш ОМОН таскает на себе побольше кэгэ, так что Сигизмунд, как и любой рыцарь, в состоянии не только с легкостью размахивать мечом, но и на скаку запрыгивать на коня, бежать какое-то время с ним наперегонки, кувыркнуться, избегая удара, вскочить на ноги и дать в зубы недрогнувшей рукой.
Слева от седла у него небольшой арбалет с толстой дугой. Мой лук в сравнении с ним совсем архаика, все-таки арбалет - дитя науки и техники, передовое слово, а у меня дикарский лук, да еще с примесью непонятной магии...
Я оценивающе посматривал на его арбалет. В моем мире считают, что арбалет бьет мощнее лука, но слишком уж медлителен, хотя четыре стрелы в минуту - это не так уж и плохо. Тем более что арбалет бьет железными короткими стрелами, именуемыми здесь болтами, что пробивают железные доспехи, как тонкий картон.
Меня поворачивали, я послушно поднимал руки, опускал, сгибал. Сперва одели рубашку из полотна, потом вязаную, затем кольчугу, а потом соединили две половинки латного панциря. Плотные штаны из прочной кожи и сапоги на двойной подошве уже на мне, сапоги простые, без обязательных позолоченных рыцарских шпор, но мы - на Границе, да и принимали меня на поле боя, иначе во время сложной церемонии принятия в рыцари вообще бы загнулся. Да никто меня иначе и не принял бы...
Проводить пришли Ланселот и Асмер. Рудольф с Бернардом с отрядом рыцарей проверяли окрестности города на наличие нечисти, с ними ушел и отец Совнарол. Ланселот придирчиво оглядел, как сидят на мне доспехи Арианта, подергал, сказал без улыбки:
- Я уж боялся, что дадут тебе доспехи святого Георгия!
- Свят, свят, - сказал я и чуть ли не впервые ощутил потребность перекреститься, сплюнуть через левое плечо и сложить пальцы крестиком. Только не это!
- Ага, признаешься?
- В чем?
Наши взгляды скрестились в безмолвной схватке. Лучший рыцарь королевства, он сразу невзлюбил меня, но так уж случилось, что мы несколько раз прикрывали друг другу спины, даже спасали один другому шкуры, но это не мешает ему относиться ко мне с подозрением.
- Что святые доспехи, - сказал он холодно, - будут жечь огнем твою нечестивую плоть, верно?
- Ответ неверен, - сказал я. - Попробуй еще... И все равно промахнешься.
Я с раздражением смотрел на его массивную нижнюю челюсть, как всегда надменно и вызывающе выдвинутую вперед. Сейчас я в хороших сапогах, с металлическими набойками на пятках и носках, так бы и двинул ногой в эту челюстину, да не достану в этих доспехах. Хотя, если честно, не достал бы и в тренировочном костюме. Да и то сказать, я треники одевал, лишь когда выносил ведро к мусоропроводу.
Ричард Длинные Руки - сеньор
(Ричард Длинные Руки-4)
Ричард Длинные Руки ценой огромных усилий сумел подняться от простолюдина до благородного звания оруженосца, а затем и до настоящего рыцаря, посвященного в сие высокое звание не по выслуге, а на поле брани. Великое достижение, но герой продолжает совершать подвиги, и вот его удостаивают высочайшего звания паладина...
Что такое паладин, чем отличен от обычного рыцаря, мы узнаем из этого увлекательнейшего романа.
Часть I
Глава 1
На зиму река спряталась под надежный панцирь из толстого льда. Из окна моей комнаты видны застывшие деревья в белых плащах с надвинутыми на "лица" капюшонами. Вон стая волков вышла на пригорок, принюхиваются к деревенским дымкам, теплым запахам хлева, конюшни.
Звонко стучит дятел. Дерево за ночь промерзло, звон таков, словно бьют по хрустальному бокалу. Дятел - это такая птица с красной головкой, я его еще не видел, но знаю с полсотни анекдотов, шуточек, приколов, афоризмов, намеков и прочей дряни, что очень легко ссыпается в череп и занимает столько места, что нет уголка для дифференциального исчисления.
Промелькнула рыжей молнией белка, в лапах - что-то крупное, похожее на картофелину. Впрочем, картофеля здесь нет, как и помидоров или кукурузы, Колумб еще не плавал или не ходил по морю, как обидчиво поправляют моряки, ибо плавает, по их мнению, обязательно что-то нехорошее, а они, видите ли, только ходют.
Сумрак подкрадывается очень медленно, закат уже с полдня кровянит небо, а в ответ такими же застывшими каплями крови блестят гроздья рябины. Провисела всю зиму, но птицы летят мимо, где-то надыбали вкуснее.
За окном могуче грохнуло, вот бы затряслись стекла и оконные рамы, если бы они здесь были. Я подпрыгнул от неожиданности: откуда тут пушки. От стола отец Дитрих сказал мирно, дивясь моему испугу:
- Лед вскрыло...
- С таким грохотом? - пробормотал я. - Простите, святой отец.
Он усмехнулся. Сидел свободно в легком кресле, в тонких изящных пальцах вертел медную чашу, выкованную молотком кузнеца, но здесь это верх изящной работы. Прищуренные глаза священника внимательно следили за каждым моим движением.
- Сэр Ричард, из каких вы стран? Ледяной панцирь всегда так... потом в ушах звенит. Отец Епифант как-то оказался на берегу, когда вот так вскрылось, так он на сутки оглох. Да и вообще... руки тряслись неделю, а "Отче наш" не мог не то что выговорить, даже вышептать дня три. Не смейтесь, это не так весело! Идет мудрый и мирный человек по берегу замерзшей реки, как ходил всю зиму, мыслит о божественном, а тут совсем рядом ка-а-а-ак грохнет... Ладно, сэр Ричард, спасибо за хорошее вино, но я к вам, увы, как ни прискорбно, с пренеприятнейшим известием...
- К нам едет ревизор, - пробормотал я.
Он удивился:
- Откуда знаете?
- Да так, - сказал я в некотором замешательстве, - не пророк я, не пророк. Просто интуиция. А кто едет?
- Нунций Войтылла, у него самые широкие полномочия. Вообще-то он известен как человек, который сжег шестьсот ведьм. А к нам едет, чтобы очистить от скверны, как он говорит, ряды кордонников.
Увы, мы на переднем краю борьбы со Злом, а оно принимает разные формы. Бывает, что в самом деле заползает даже в ряды монашеской братии...
Я спросил медленно, уже догадываясь о причине визита отца Дитриха:
- Хотите сказать, что меня коснется тоже?
Он вздохнул, развел руками.
- Я бы хотел, чтобы этого не случилось. Но Войтылла склонен совать нос всюду, проверять и перепроверять. Он обязательно прицепится к вам! Обязательно. Ведь достаточно заглянуть в это ваше жилище...
Я огляделся по сторонам.
- А что в нем не так?
Вообще-то я понимал, что не так: без мощного компа вообще не жилье, да чтоб выделенка, плазменный или жидкокристаллический монитор на стене, всякая привычная ерунда, вроде дивидишника, но, похоже, отец Дитрих имеет в виду нечто иное.
- Вот видите, - сказал он с укором, - вы даже не замечаете, что у вас в жилье нет атрибутов святой церкви.
- Ах, икон? - спохватился я. - Ну... гм... я ж говорил, для настоящего христианина церковь должна быть не из бревен или камней, а из ребер.
- Да? - спросил он. - А кто в ней служит мессу, не дьявол ли? Такие вещи должны быть и на виду! Люди должны сразу видеть, на чьей вы стороне.
- Согласен, согласен, - ответил я. - А то у нас петлюровцам приходилось требовать от встреченных, дабы перекрестились, а это нехорошо, нужны опознавательные знаки. И что вы придумали?
Он усмехнулся, глядя мне в глаза, покачал головой.
- У вас в самом деле... интуиция. Вообще-то интуиция - дар божий. Наука и многознание может завести в бездну, а вот чувство нашего происхождения из рук господа - предостережет от дурных поступков. Как вы знаете, святейшая инквизиция большинством голосов... Не скажу, что абсолютным, но все же большинством, оправдала вас. Вас и ваши деяния. Мы даже не знаем все ваши поступки, вот только вчера отец Павлиний высказал мысль, что ваше возвращение в Зорр и очищение его от смердящих летучих мышей как-то связаны. Молчите? Ладно, не буду настаивать. Творцу скромность угодна, хотя чаще всего скромность - одно из проявлений силы и даже гордыни, и здесь мы с дьяволом деремся на очень узком поле... Церковь лишь приводит желания творца в действие. Сегодня мы наконец пришли к единому мнению, что вам надо на время приезда нунция побыть вне Зорра. Большинство предлагает вам съездить в Срединные королевства, навестить родных, показаться им рыцарем. Пусть местные узрят, что честное и бестрепетное служение церкви, а также королю вознаграждается сторицей.
Я подумал, оценил, поинтересовался:
- А что предложило меньшинство?
- В меньшинстве был один только отец Епифантий. Он предложил вам совершить поездку на юг, есть у нас одно приметное место...
Я подумал для приличия, кивнул.
- Я предпочитаю это приметное место...
Отец Дитрих пристально посмотрел мне в глаза. Бледные бескровные губы чуть тронула усмешка.
- Мы так и подумали, что предпочтете именно это. Отец Епифантий сказал, что сразу схватитесь за это предложение, а я возразил, что для приличия немного подумаете, подвигаете бровями, поморщите лоб... Нет-нет, я не буду спрашивать, почему вы не хотите в Срединные королевства...
Я пригубил вино, ответил спокойно:
- Разве я сказал, что не хочу в Срединные королевства? Просто в причинное... э-э... приметное место я хочу больше.
- Хорошо, - сказал он. - Будем считать, что туда вы предпочитаете больше.
- Не "будем считать", - сказал я, - а предпочитаю. А то, простите, в вашей трактовке таится нечто слегка двусмысленное. Самую малость, но все же...
Он заметил спокойно:
- А вы не простолюдин, сэр Ричард. И никогда им не были.
- Вы не поверите, отец, - ответил я с некоторой грустью, - в моей стране простолюдины живут интереснее и богаче, чем здесь короли.
Он кивнул, голос его прозвучал спокойно:
- Но простолюдины есть везде. И есть люди благородного сословия. А насчет богатства... Можно купаться в золоте и быть нищим. Вы не согласны? Итак, отец Епифантий вспомнил о славном рыцаре Галантларе... Это был величайший воин, в силе и доблести спорил с Ланселотом, учтивостью превосходил Галахада, а в чистоте помыслов мог потягаться с нашими святыми отцами. Его всегда тянуло на юг...
Он сделал паузу, я пробормотал:
- Понимаю. В смысле, жажда подвигов, то да се...
- Да, Зло собралось на юге, - согласился отец Дитрих. - Некоторые отцы церкви даже говорят, что там и зародилось, но это спорно, спорно и ведет к опасным последствиям. Словом, доблестный сэр Галантлар и стремился переломить копье о грудь самого дьявола. А потом скрестить с ним меч...
- И что же случилось? Погиб?
Отец Дитрих покачал головой.
- Представьте себе, нет. Сумел пройти на юг, как никто далеко из христианских рыцарей. Побивал зло, восстанавливал справедливость, защищал вдов и сирот, рубил драконов и черных рыцарей смерти, наконец достиг одной из обителей зла, крепости могучего колдуна. Тот в своих владениях поклонялся дьяволу, приносил кровавые жертвы... Вы не поверите, сэр Ричард, но сэр Галантлар в сопровождении всего одного оруженосца сумел одолеть врага! Он захватил замок, там оказалось много старинных реликвий... Сэр Галантлар спешно отослал обратно оруженосца, тот и рассказал все. Но, увы, мы не успели послать священников, в наши земли вторглись войска Аносия Кровавые Ножны, потом императора Карла, а теперь все земли кишат бандами разбойников. Святых отцов пришлось бы сопровождать большому отряду, а у нас каждый воин на счету...
Мое сердце стучало часто, сильно, я едва сумел выговорить, стараясь голос держать ровным:
- Мне нужно проверить дорогу?
- Да, сэр Ричард. Сэру Галантлару передайте наше благословение, сообщите, что вот-вот сумеем туда отправить двух-трех святых отцов. Думаю, что к вашему возвращению папский нунций уже вернется в Срединные королевства.
- Спасибо, отец Дитрих!
- Мы здесь, в пограничье, - сказал отец Дитрих медленно, - по-другому смотрим на вещи. Вы только что сказали, что церковь должна быть не из камней или бревен, а из ребер... Мы это понимаем, но этот нунций из Срединных королевств, боюсь, предпочитает более заметные доказательства приверженности. Есть церковь у человека в сердце или нет, сразу не заметишь, а что распятия у вас в доме днем с огнем - это как? Ни в спальне, ни в столовой... Вы хоть одну молитву знаете?
Я усмехнулся, прямо посмотрел ему в глаза.
- А вдруг я, как те два отшельника на острове? Недавно услышал историю, как один ревностный епископ объезжал с миссионерской миссией пограничье и запограничье, сеял слово божье, учил молитвам, объяснял правила причастия, а ему рассказали местные, что поблизости на диком островке, где ничего не растет, уединились двое отшельников, что проводят время в молитвах и размышлениях. Он сел в лодку, погреб к островку, отыскал обоих, одобрил их служение господу, но ужаснулся, что старики так и не выучили ни одной молитвы. Остался с ними на три дня, учил, они добросовестно повторяли, но память уже не та, снова забывали, и он снова и снова учил, пока не запомнили. Наконец сел в лодку и погреб обратно. И вдруг видит: бегут вдогонку по воде, аки посуху, оба, машут ему. Он остановился, добежали, упали на колени и взмолились: "Отец, забыли мы, как молитва-то начинается!" Тут уж епископ сам им поклонился и в страхе божьем признал, что их святость неизмеримо выше...
- В упорядоченном обществе все должно быть упорядочено, - сказал отец Дитрих мягко. - Случай с отшельниками мог быть только на пограничье, где еще не установились правила, обряды... А в обществе с детства учат, как надо и что надо. Нунций едет из мира, где пониманию учения Христа, как и обрядам, учат с колыбели... Там каждый ребенок, садясь за стол, скажет благодарственную молитву. А вы хоть пару слов из нее знаете?
Я широко улыбнулся.
- А на фиг господу мои молитвы?
Он покачал головой, лицо было печальным и серьезным.
- Молитвы не богу нужны, а самим молящимся. Все-таки вы, сэр Ричард, уже паладин, что явилось, как вы догадываетесь, и для нас совершеннейшей неожиданностью. Если честно, церковь поступок наших братьев-монахов не одобрила, хоть и... поняла. Но, в любом случае, что сделано, то сделано. Вы - паладин, а это, знаете ли, обязывает...
Я стиснул зубы. Даже чертово рыцарство привалило нежданно-негаданно, а после нашего с сэром Гендельсоном рейда в Кернель тамошние настоятели монастыря ввели меня в сан паладина. Или в чин. Или присвоили звание. Для меня слово "рыцарь" было лишь обозначением сословия, как купец, банкир или предприниматель, я жил в эпоху, когда каждый сопляк - стыдно признаться, полгода тому назад я тоже был им - постоянно разоблачает всех и вся, испытывая гнусненькую радость, что и остальные, оказывается, писают и какают, как и он, даже самые великие и умные, и что все эти рыцари на самом деле были тупыми и злыми дураками, а в Крестовые походы шли только с целью пограбить, понасиловать, что все клятвопреступники...
Здесь, в Зорре, я увидел, что высочайшая мораль рыцарей - норма, само собой разумеющееся. Конечно, всегда найдется один-другой ублюдок, который сочтет, что куда выгоднее насрать на эту мораль, выгоднее украсть, сподличать, нарушить клятву верности, но другим рыцарям, королям, герцогам нужны сотоварищи верные и честные, на которых можно положиться, чьи клятвы обязательны, кто не ударит в спину, не предаст, кто верность и честь ставит выше каких-то материальных выгод. Но я жил в мире, где всякая мразь, будучи не в состоянии вылезти из мрази, но понимая, что она все-таки мразь, старается обгадить и опошлить все, до чего может домразиться. И тем самым, не умея подняться, она старается обгадить сверкающие вершины и принизить до своего мразевого уровня. Потому у нее, мрази, нет людей, что делают что-то во имя идеалов, а все только по Фрейду, только по учебникам рыночной экономики, когда продавай и предавай всех, ничего святого нет, да и не было, все эти подвиги прошлого - выдумка, потому я, мол, вовсе не мразь, а нормальный и приличный член общества, ибо то, что считалось в дикие времена подлостью, в наше цивилизованное время просто узаконенная моралью рыночная конкуренция...
Но я читал свидетельства очевидцев еще моей истории, как в 1291-м тамплиеры героически обороняли Акру, чтобы жители успели сесть на корабли, как семьсот рыцарей ринулись на восемьсот тысяч сарацин и опрокинули, обратили в бегство, как героически тамплиеры и тевтонцы сражались в кольце врагов и отказывались сдаваться в плен, как уносили тела товарищей с поля боя и несли через пустыню, под палящим солнцем, изнемогая от жажды, сами умирали, но отдавали последние капли воды раненым. Это были простые рыцари. Какой грабеж? Их вели идеалы. Но и это, как говорят в рекламе, еще не все, еще не вершина доблести. Есть рыцари из рыцарей, более высокая ступень паладины. Даже в бою паладин стоит десятка обычных рыцарей, это я знал еще со школы. Паладинами становились там, в Крестовых походах, где драться учились не на турнирах, а в жесточайших боях, паладины в плен не сдавались, знали, пощады не будет, сарацины их не просто убьют, а сперва искалечат, потом замучают насмерть.
Отец Дитрих сказал невесело:
- Герцог Веллингберг и отец Антоний не разобрались в спешке...
Я промолчал, отец Дитрих прав. Крепость рыцарей-монахов доживала последние дни, но мы с Гендельсоном успели, успели в последний миг. Монастырь был спасен, и настоятель под одобрение израненных паладинов прямо на обломках выбитых врагом врат посвятил меня в паладины. Ему просто в голову не могло прийти, что такой подвиг совершил не совсем... достойный паладинства.
- Да, - согласился я, - понимаю. Еще один камушек на чашу весов, чтобы не попадаться на глаза прелату. Или, как его, нунцию.
Дитрих смотрел на меня мудрыми грустными понимающими глазами. В эпоху рыцарства Европа вдохновлялась подвигом неистового Роланда, лила слезы над его гибелью, тогда понимали прекрасно, почему в час гибели Роланд обращается к своей спате Дюрандаль, а не к возлюбленной невесте Альде, что ждала у окошка его возвращения. Это потом, когда дух рыцарства стал исчезать, поэты написали бы, что Роланд в час гибели говорил бы не о любимой Родине, а о любимой женщине. Не страдал бы, что погиб цвет рыцарства, а горевал бы, что не обнимет возлюбленную. Но тогда дух был высок, тогда "сперва думай о Родине, а потом - о себе". О короле Артуре с его тупыми и самовлюбленными рыцарями и не вспоминали, для настоящих рыцарей то были всего лишь крепкие мужики в железе, зато в мое время о паладинстве уже забыли напрочь, вот тогда-то вспомнили эпоху короля Артура, ибо сам король и его герои для нас просты и понятны: дрались за добычу, умыкали чужих жен, а если и освобождали какую невинную девушку из лап людоеда, то опять же мотивы их поступков были проще и яснее нам, простолюдинам третьего тысячелетия. И рыцарями начали считать именно воинов короля Артура, хотя звания рыцаря по сути достоин один лишь Галахад, мог бы даже считаться паладином, остальные же - крепкие мужики в доспехах и с мечами, что не просто думали сперва о себе, а потом о Родине, вообще ни о какой родине не думали и не знали такого понятия...
Перед моим взором проплыли картинки прошлого, я ответил со вздохом:
- Вы правы, отец Дитрих. Какой из меня паладин... Когда собираться?
- Лучше не затягивайте, - ответил. - На рассвете вас устроит? Что делать, сэр Ричард, сильному воину господа - ноша по плечу!
- Больший груз, - огрызнулся я, - везет не самый сильный, а самый тупой верблюд.
Утром я проснулся, щурясь, комната залита светом, как будто над Зорром засияло два или три солнца. За окном свист, треск, а когда выглянул, обомлел: черные проталины, где вчера был снег, пригорки похожи на зеленые щетки: начинает вылезать жесткая торопливая трава.
От земли валит пар, впадинкам тепла досталось меньше, там травы еще нет, блестят грязные льдинки, но истаивают буквально на глазах. Птицы подняли неистовый щебет, стараются перекричать друг друга. Вдоль подоконника пробежал крупный муравей, посмотрел в мою сторону внимательно, сяжки двигаются, старается понять, перепадет ли сегодня от меня угощение или придется искать и тащить перезимовавших мух, жуков, куколок, очень худых и жестких, иссохших, будто тоже старались попасть в святые и до неприличия морили себя голодом.
- Ого, - сказал я невольно по своему адресу. - Ни фига себе спун! Ну не жаворонок я, не жаворонок! Я вообще-то еще тот гусь...
Сонный добрел до бадьи с водой в углу комнаты. Ударом кулака проломил тонкую корочку льда, плеснул в лицо, здесь так умываются и короли, если умываются, взвизгнул, не по мне это моржовство, поспешно оделся. В средневековье феодалам помогают одеваться слуги, но я хоть и в феодальстве, но пока еще не феодал, а так себе, подфеодальник, мужик с мечом и с доспехами, хотя и при золотых монетах, но ранг, ранг, ранг...
Когда спускался вниз, слуга почтительно доложил, что в прихожей дожидается сэр Сигизмунд. Я заглянул в приоткрытую дверь, Сиг сидит у дверей, прямой и правильный, красивый рослый юноша, белокурый, с нежным розовым лицом, на лице почтительное внимание.
Я приоткрыл дверь, Сигизмунд вздрогнул, увидел меня, вскочил, преисполненный почтительности. Я помахал рукой.
- Сэр Сигизмунд, не соблаговолите... это... отзавтракать со мною?
Он поклонился.
- Сочту за честь, сэр Ричард!
Голос его оставался звонким и чистым, и сам он выглядел свежим и чистым, как круто сваренное и очищенное от скорлупы яичко. Я вздохнул, сам я больше по утрам похож на свежий огурчик: такой же зеленый и в пупырышках, хотел пропустить Сигизмунда вперед, но здесь эту вежливость не поймут - я же сюзерен, а он этот, вассал, - прошествовал к столу.
Пока поглощали холодное мясо, на другом конце помещения сырое мясо жарилось на открытом огне, пеклось на углях. Запахи жареного плыли тяжелыми волнами, били в ноздри, заползали в уши, делали волосы жирными и липкими. Сэр Сигизмунд ел с аппетитом, раскраснелся, хотя дома наверняка позавтракал, глаза косились на мои пальцы с удивлением, я то и дело, орудуя двумя ножами, один использовал как вилку, что казалось диким и неестественным. Правда, я быстро отвык от привычного бесконтактного способа - как легко опускаться! - и с удовольствием хватаю мясо руками, здесь так делают даже короли и нежные принцессы.
- Какие планы? - спросил я у Сигизмунда. Он удивленно вскинул брови.
- Какие у меня могут быть планы?
- Ах да, - сказал я, он же мой вассал, а это значит, вся ответственность на мне, и если даже он сам кого-то прибьет или снасильничает, вешать поведут меня. Ну, не то чтобы уж сразу вешать, но все-таки. - Вы счастливый человек, сэр Сигизмунд... Я сегодня отправляюсь на юг. Мне даже дали примерную карту. Все-таки я не тиран, вам предоставляю выбор.
Он посмотрел большими глазами, голос упал до шепота:
- Какой... выбор?
Я ответил тем же страшным шепотом, даже посмотрел по сторонам:
- Оставаться здесь... или ехать со мной.
Он с облегчением вздохнул, засмеялся.
- Вы все шутите!
- Значит, едем, - подытожил я. - Чтобы ладить с ближними, нужно держаться от них подальше, а я собираюсь ладить и дальше. Так что завтракайте как следует, обедать нам, возможно, придется...
Его большие синие глаза округлились, спросил радостно:
- ... в раю?
Я поморщился.
- Торопитесь, мой дорогой сэр Сигизмунд! Легкие дороги ищете? Господу угодны те рыцари, что потрудились на ниве... гм... на ниве. Рай - это как на пенсию, надо заслуг побольше, чтобы место дали получше! Думаете, все толпой сидят и на арфах шпарят? Нет, кого-то за особые заслуги и до пианины допускают! А то и вовсе - до рояля.
- Простите, сэр Ричард!
- Не за что, - ответил я мужественно, ибо мясо подали хорошо прожаренное, просто тает во рту, солнце светит ярко, весна, птички чирикают и вообще поют. - Жизнь прекрасна, что и удивительно! Мы им еще покажем!
Он подтвердил радостным голосом:
- Да, сэр, конечно! Но кому "им"?
- А всем, кто попадается на дороге! Чтоб не попадались! Рыцари мы или не рыцари?
- Да, - ответил он с неуверенностью, - да, мы рыцари...
С юмором у него туговато, не все господь складывает в одну сумку, да и юморист из меня, если честно, не намного лучше, чем рыцарь-крестоносец.
Глава 2
Двор плавился в лучах торопливого весеннего солнца. Воздух был свеж и наполнен жадной жизнью: даже куры, что копаются неподалеку от крыльца, квохтали громче, а петух бросался на проходящих мимо людей, почему-то не отличая благородное сословие от простолюдинов, отгонял ревниво от своих кур, возле колодца собралась группка смешливых девушек.
Вот умолкли, с любопытством повернулись в сторону молодого всадника в блестящих латах. Шлем он держит на сгибе левой руки, длинные белокурые волосы красиво падают на плечи, лицо юношеское, румяное, светится чистотой и детской непосредственностью. Я вышел на крыльцо, Сигизмунд издали вскинул руку в приветствии и подобии салюта вассала сюзерену:
- Готов служить вам, сэр!
- Хорошо выглядишь, Сиг, - сказал я ему, как молодой женщине, и он, как женщина, зарделся и в то же время горделиво приосанился. Были бы зеркала, он смотрел бы только в них. - Сейчас и меня оденут...
Слуги начали выносить доспехи, а я с удовольствием рассматривал моего единственного вассала. Сигизмунд, как и я, в черных с головы до ног доспехах, хотя, конечно, черных в местном значении, так говорят о черной работе, т. е. в добротных доспехах, что не прошли никакой дополнительной обработки после кузницы и оружейной, всяких там полировок, вычеканивания гербов, узоров, девизов, вензелей и прочей трехомудии.
Он выглядит сильным и ладным, ловким и быстрым. У нас почему-то считают, что закованные в доспехи рыцари - что-то тяжелое и неповоротливое. Как только слышишь "рыцарь", сразу перед глазами стальной болван, что с железным лязгом рушится с коня и не может подняться. Карикатура, такого не бывает даже на рыцарских турнирах, где действительно облачаются в настоящие наковальни, чтобы защититься от страшного лобового удара. Даже на турнирах сбитые с коня вскакивают и хватаются за мечи, а для настоящего боя рыцари вовсе одеваются в легкие доспехи. К слову сказать, кирасиры носили доспехи намного тяжелее рыцарских, да и наш ОМОН таскает на себе побольше кэгэ, так что Сигизмунд, как и любой рыцарь, в состоянии не только с легкостью размахивать мечом, но и на скаку запрыгивать на коня, бежать какое-то время с ним наперегонки, кувыркнуться, избегая удара, вскочить на ноги и дать в зубы недрогнувшей рукой.
Слева от седла у него небольшой арбалет с толстой дугой. Мой лук в сравнении с ним совсем архаика, все-таки арбалет - дитя науки и техники, передовое слово, а у меня дикарский лук, да еще с примесью непонятной магии...
Я оценивающе посматривал на его арбалет. В моем мире считают, что арбалет бьет мощнее лука, но слишком уж медлителен, хотя четыре стрелы в минуту - это не так уж и плохо. Тем более что арбалет бьет железными короткими стрелами, именуемыми здесь болтами, что пробивают железные доспехи, как тонкий картон.
Меня поворачивали, я послушно поднимал руки, опускал, сгибал. Сперва одели рубашку из полотна, потом вязаную, затем кольчугу, а потом соединили две половинки латного панциря. Плотные штаны из прочной кожи и сапоги на двойной подошве уже на мне, сапоги простые, без обязательных позолоченных рыцарских шпор, но мы - на Границе, да и принимали меня на поле боя, иначе во время сложной церемонии принятия в рыцари вообще бы загнулся. Да никто меня иначе и не принял бы...
Проводить пришли Ланселот и Асмер. Рудольф с Бернардом с отрядом рыцарей проверяли окрестности города на наличие нечисти, с ними ушел и отец Совнарол. Ланселот придирчиво оглядел, как сидят на мне доспехи Арианта, подергал, сказал без улыбки:
- Я уж боялся, что дадут тебе доспехи святого Георгия!
- Свят, свят, - сказал я и чуть ли не впервые ощутил потребность перекреститься, сплюнуть через левое плечо и сложить пальцы крестиком. Только не это!
- Ага, признаешься?
- В чем?
Наши взгляды скрестились в безмолвной схватке. Лучший рыцарь королевства, он сразу невзлюбил меня, но так уж случилось, что мы несколько раз прикрывали друг другу спины, даже спасали один другому шкуры, но это не мешает ему относиться ко мне с подозрением.
- Что святые доспехи, - сказал он холодно, - будут жечь огнем твою нечестивую плоть, верно?
- Ответ неверен, - сказал я. - Попробуй еще... И все равно промахнешься.
Я с раздражением смотрел на его массивную нижнюю челюсть, как всегда надменно и вызывающе выдвинутую вперед. Сейчас я в хороших сапогах, с металлическими набойками на пятках и носках, так бы и двинул ногой в эту челюстину, да не достану в этих доспехах. Хотя, если честно, не достал бы и в тренировочном костюме. Да и то сказать, я треники одевал, лишь когда выносил ведро к мусоропроводу.