Страница:
ПОЛВОН РАНЕН
У нас с Носиршатрамой уже вошло в привычку вставать затемно, раньше всех. Проворно одевшись, мы открывали ворота загона. Овцы выходили на волю, а мы с палками в руках бежали им вслед.
Но в то утро вышло всё не так. Отару на этот раз погнал сам Собир-амак. Вместе с ним ушёл и Полвон.
Отец поставил перед нами миску со сметаной и сказал:
— Ешьте как следует. Сегодня у вас будет работа.
— Какая ещё работа, Касым-амак? — озадаченно спросил Носиршатрама. — Здесь ведь нет хлопка, который нужно полоть!
— Не беспокойся, сынок, — улыбнулся отец. — Вам предстоит бо-ольшая работа! Потруднее, чем прополка хлопка! Вы ещё попотеете!
— Мы работы не боимся! Укажите лишь, что нам делать! — закричали мы дружно.
Перед работой надо хорошенько подкрепиться. Мы быстро умяли полторы большие лепёшки и всю сметану. И ещё выпили по две пиалы чаю. Ведь на работе-то пить захочется! Животы наши раздулись, а сами мы были в отличном настроении.
Отец велел нам обоим взобраться на чёрного осла и прихватить с собой топорики. На нашего белого ослика он погрузил хурджин с лепёшками и бутылью айрана, подобрал с земли заржавленный кетмень, что валялся возле загона, уселся на осла, и мы тронулись в путь.
К нам стали присоединяться люди из других юрт. Были среди них и Шерали, и напарник Аликула-чабана. И все они — с кетменями и топориками. Однако мы с Носиршатрамой всё ещё не понимали, куда это едет столько народу. Может быть, мы все отправлялись на хашар? [9]У отца спросить — боязно. Вы же знаете его характер! Разве можно дважды спрашивать у него об одном и том же?
Носиршатрама тоже побаивался моего отца и молчал, лишь вопросительно поглядывал на него да на меня.
Помог нам Шерали.
— Видите, — сказал он, — овцы вытоптали и съели вокруг всю траву. Им уже не хватает корма. Вот почему чабаны поднимаются выше по ущелью, строят там новые загоны и ремонтируют старые.
Мы проехали километров десять и выбрались из ущелья на просторный луг. Река здесь была ближе, чем на старом пастбище, и горы вокруг были выше и острее.
Мы спешились. Отец внимательно осмотрел прошлогодний загон. Ни сильные ветры, ни снегопады не разрушили его стен.
Мы с Носиршатрамой, пустив в ход топорики, быстро нарубили большие ветки миндаля. Отец залатал ими прохудившийся в нескольких местах плетень. А чтобы стены стали крепче и могли сопротивляться ветру, он загнал ветки наполовину в землю.
Мы закончили работу уже к полудню. Но наши ближайшие соседи, напарник Аликула-чабана и его товарищи, ещё не справились с ремонтом.
— А ну-ка, ребята! — обратился к нам отец. — Пойдёмте-ка подсобим соседям!
Шерали радостно приветствовал нас. Не прошло и часу, как соседи тоже управились.
— Смотри-ка, в одно мгновение всё сделали, — сказал напарник Аликула-чабана. — Недаром узбеки говорят: «Когда людей много, то и заяц не убежит».
Закончив работу и немного отдохнув, мы снова забрались на своих ослов и отправились в обратный путь.
На следующее утро на всех стоянках было большое оживление. Перед каждой юртой стояли ослики — хозяева грузили на них свой скарб.
Мы с отцом в два приёма перевезли наше имущество на новое место. Носиршатрама был уже там и исполнял обязанности караульщика.
Первая ночь прошла спокойно. На второй день отец взял нас с Носиршатрамой на пастбище.
Места были новые, и мы с приятелем целый день лазали по горам. К вечеру мы с ног валились, даже есть не могли. Правда, от рисовой молочной каши, сваренной Собир-амаком, невозможно было отказаться. Каша была вкусная, сладкая. Жёлтое масло так и переливалось в ней. Опустошив миски, мы с Носиршатрамой тут же повалились на постель.
Было уже, наверное, за полночь, когда я вдруг проснулся. Что-то случилось. Открыл глаза и Носиршатрама. Снаружи, за стеной, слышался громкий, возбуждённый крик моего отца. Беспрерывно лаяли собаки.
Собир-амак в смятении перевернул свою постель, схватил тёплый халат и тут же бросил его. Потом выхватил ружьё и выскочил из палатки.
— Собир-бой, бегите сюда! — донёсся страшный вопль отца.
Мы с Шатрамой так и подхватились.
Возле загона я увидел живой клубок ожесточённо грызущихся собак. В одной из них я сразу узнал Полвона, а вот другая была мне незнакома.
Собаки хрипели, рычали, и было ясно, что бой идёт не на жизнь, а на смерть. Полвон, видимо, побеждал, потому что его противник из последних сил пытался вырваться, но Полвон намертво вцепился ему в горло и не отпускал.
В это время к нам подошёл Аликул-чабан. Он поднял свой фонарь повыше и посветил. Тут я отчётливо разглядел чужую «собаку».
Это был огромный серый волк, намного крупнее Полвона! И всё-таки наш Полвон подмял волка! Последним конвульсивным движением хищник зажал в зубах ухо Полвона, и бедный пёс даже шевельнуться не мог. Мы едва не кричали от жалости к Полвону.
Аликул-чабан передал фонарь Собир-амаку. А сам просунул палку между челюстями волка. Зверь разжал зубы, и Полвон высвободился.
Волк уже вытянулся на земле, а Полвон всё ещё не выпускал своего врага. С большим трудом отец оттащил пса. Полвон тяжело дышал, глаза его блуждали. Из порванного уха текла кровь. Накинув на Полвона свой кушак, отец отвёл пса к палатке. А мы, довольные и счастливые исходом схватки, шли следом.
Отец хотел смазать ухо Полвона какой-то мазью, но пёс не давался. Взгляд его всё ещё был беспокойным, шерсть стояла дыбом.
Теперь народ собрался возле нашей палатки.
— Касым, — обратился к отцу Аликул-чабан, — у тебя есть свежее мясо?
— Нет, свежего нет. Только солонина. А зачем?
Тогда старик обратился к Шерали:
— Беги, сынок, возьми там у нас большой кусок свежей баранины.
Шерали опрометью помчался к своей юрте. Мы были удивлены: зачем старику понадобилось мясо?
— Волчья кровь ядовита, — говорил Аликул-ата. — У Полвона могут зубы от неё испортиться и выпасть. А если пёс съест сейчас свежего мяса, то его зубам никакого вреда не будет. Полвона надо ценить и беречь. Видимо, Полвон приучен бороться с волками и барсами.
— Верно говорите, Аликул-ата, — поддержал старого чабана Собир-амак. — Я даже и не предполагал, что наш Полвон может схватиться с таким волком!
— Ваш Полвон ещё молод, не вошёл в полную силу. Поэтому-то, — наставлял старик моего отца, — и нужно всегда быть настороже, беречь пса, чтобы и впредь не робел…
Тут вернулся Шерали. Пёс жадно набросился на мясо, съел его и снова забеспокоился. Отец мой удерживал Полвона, гладил его, старался успокоить.
— Да ты и сам берегись, — добавил старый чабан, уходя. — Как бы этот доморощенный не опозорил тебя однажды, Касым.
Отец нахмурился. И мне стало не по себе. Лишь Собир-амак и Носиршатрама ничего не поняли.
Но в то утро вышло всё не так. Отару на этот раз погнал сам Собир-амак. Вместе с ним ушёл и Полвон.
Отец поставил перед нами миску со сметаной и сказал:
— Ешьте как следует. Сегодня у вас будет работа.
— Не беспокойся, сынок, — улыбнулся отец. — Вам предстоит бо-ольшая работа! Потруднее, чем прополка хлопка! Вы ещё попотеете!
— Мы работы не боимся! Укажите лишь, что нам делать! — закричали мы дружно.
Перед работой надо хорошенько подкрепиться. Мы быстро умяли полторы большие лепёшки и всю сметану. И ещё выпили по две пиалы чаю. Ведь на работе-то пить захочется! Животы наши раздулись, а сами мы были в отличном настроении.
Отец велел нам обоим взобраться на чёрного осла и прихватить с собой топорики. На нашего белого ослика он погрузил хурджин с лепёшками и бутылью айрана, подобрал с земли заржавленный кетмень, что валялся возле загона, уселся на осла, и мы тронулись в путь.
К нам стали присоединяться люди из других юрт. Были среди них и Шерали, и напарник Аликула-чабана. И все они — с кетменями и топориками. Однако мы с Носиршатрамой всё ещё не понимали, куда это едет столько народу. Может быть, мы все отправлялись на хашар? [9]У отца спросить — боязно. Вы же знаете его характер! Разве можно дважды спрашивать у него об одном и том же?
Носиршатрама тоже побаивался моего отца и молчал, лишь вопросительно поглядывал на него да на меня.
Помог нам Шерали.
— Видите, — сказал он, — овцы вытоптали и съели вокруг всю траву. Им уже не хватает корма. Вот почему чабаны поднимаются выше по ущелью, строят там новые загоны и ремонтируют старые.
Мы проехали километров десять и выбрались из ущелья на просторный луг. Река здесь была ближе, чем на старом пастбище, и горы вокруг были выше и острее.
Мы спешились. Отец внимательно осмотрел прошлогодний загон. Ни сильные ветры, ни снегопады не разрушили его стен.
Мы с Носиршатрамой, пустив в ход топорики, быстро нарубили большие ветки миндаля. Отец залатал ими прохудившийся в нескольких местах плетень. А чтобы стены стали крепче и могли сопротивляться ветру, он загнал ветки наполовину в землю.
Мы закончили работу уже к полудню. Но наши ближайшие соседи, напарник Аликула-чабана и его товарищи, ещё не справились с ремонтом.
— А ну-ка, ребята! — обратился к нам отец. — Пойдёмте-ка подсобим соседям!
Шерали радостно приветствовал нас. Не прошло и часу, как соседи тоже управились.
— Смотри-ка, в одно мгновение всё сделали, — сказал напарник Аликула-чабана. — Недаром узбеки говорят: «Когда людей много, то и заяц не убежит».
Закончив работу и немного отдохнув, мы снова забрались на своих ослов и отправились в обратный путь.
На следующее утро на всех стоянках было большое оживление. Перед каждой юртой стояли ослики — хозяева грузили на них свой скарб.
Мы с отцом в два приёма перевезли наше имущество на новое место. Носиршатрама был уже там и исполнял обязанности караульщика.
Первая ночь прошла спокойно. На второй день отец взял нас с Носиршатрамой на пастбище.
Места были новые, и мы с приятелем целый день лазали по горам. К вечеру мы с ног валились, даже есть не могли. Правда, от рисовой молочной каши, сваренной Собир-амаком, невозможно было отказаться. Каша была вкусная, сладкая. Жёлтое масло так и переливалось в ней. Опустошив миски, мы с Носиршатрамой тут же повалились на постель.
Было уже, наверное, за полночь, когда я вдруг проснулся. Что-то случилось. Открыл глаза и Носиршатрама. Снаружи, за стеной, слышался громкий, возбуждённый крик моего отца. Беспрерывно лаяли собаки.
Собир-амак в смятении перевернул свою постель, схватил тёплый халат и тут же бросил его. Потом выхватил ружьё и выскочил из палатки.
— Собир-бой, бегите сюда! — донёсся страшный вопль отца.
Возле загона я увидел живой клубок ожесточённо грызущихся собак. В одной из них я сразу узнал Полвона, а вот другая была мне незнакома.
Собаки хрипели, рычали, и было ясно, что бой идёт не на жизнь, а на смерть. Полвон, видимо, побеждал, потому что его противник из последних сил пытался вырваться, но Полвон намертво вцепился ему в горло и не отпускал.
В это время к нам подошёл Аликул-чабан. Он поднял свой фонарь повыше и посветил. Тут я отчётливо разглядел чужую «собаку».
Это был огромный серый волк, намного крупнее Полвона! И всё-таки наш Полвон подмял волка! Последним конвульсивным движением хищник зажал в зубах ухо Полвона, и бедный пёс даже шевельнуться не мог. Мы едва не кричали от жалости к Полвону.
Аликул-чабан передал фонарь Собир-амаку. А сам просунул палку между челюстями волка. Зверь разжал зубы, и Полвон высвободился.
Волк уже вытянулся на земле, а Полвон всё ещё не выпускал своего врага. С большим трудом отец оттащил пса. Полвон тяжело дышал, глаза его блуждали. Из порванного уха текла кровь. Накинув на Полвона свой кушак, отец отвёл пса к палатке. А мы, довольные и счастливые исходом схватки, шли следом.
Отец хотел смазать ухо Полвона какой-то мазью, но пёс не давался. Взгляд его всё ещё был беспокойным, шерсть стояла дыбом.
Теперь народ собрался возле нашей палатки.
— Касым, — обратился к отцу Аликул-чабан, — у тебя есть свежее мясо?
— Нет, свежего нет. Только солонина. А зачем?
Тогда старик обратился к Шерали:
— Беги, сынок, возьми там у нас большой кусок свежей баранины.
Шерали опрометью помчался к своей юрте. Мы были удивлены: зачем старику понадобилось мясо?
— Волчья кровь ядовита, — говорил Аликул-ата. — У Полвона могут зубы от неё испортиться и выпасть. А если пёс съест сейчас свежего мяса, то его зубам никакого вреда не будет. Полвона надо ценить и беречь. Видимо, Полвон приучен бороться с волками и барсами.
— Верно говорите, Аликул-ата, — поддержал старого чабана Собир-амак. — Я даже и не предполагал, что наш Полвон может схватиться с таким волком!
— Ваш Полвон ещё молод, не вошёл в полную силу. Поэтому-то, — наставлял старик моего отца, — и нужно всегда быть настороже, беречь пса, чтобы и впредь не робел…
Тут вернулся Шерали. Пёс жадно набросился на мясо, съел его и снова забеспокоился. Отец мой удерживал Полвона, гладил его, старался успокоить.
— Да ты и сам берегись, — добавил старый чабан, уходя. — Как бы этот доморощенный не опозорил тебя однажды, Касым.
Отец нахмурился. И мне стало не по себе. Лишь Собир-амак и Носиршатрама ничего не поняли.
ВЕЧНАЯ ДРУЖБА
Полдень. Воздух так накалился, что нам пришлось завести овец в загоны. Ведь загоны были совсем рядом с этим богатым травой пастбищем.
Мы разместили овец, и Носиршатрама спустился к реке за водой, а я принялся колоть дрова, готовясь кипятить чай.
Собир-амак вытащил из хурджина свой походный радиоприёмник и повесил на столбе палатки.
— Ну-ка, Собир-бой, — обратился к нему отец, смазывая рану Полвону, — покрути-ка ухо своего хафиза [10]. Сейчас ему как раз время петь.
Собир-амак, большой радиолюбитель, не заставил ждать.
Пел какой-то молодой певец. Отец внимательно слушал.
— Спасибо твоему учителю, дорогой мой, — произнёс отец, когда певец кончил.
— Понравилось?
Это сказал Шерали, незаметно подошедший к нашей палатке.
— Касым-амак, — обратился он к отцу, — пожалуйте сейчас все в нашу юрту. Мама приготовила угощение. Идёмте.
— Уж не кулчатой [11]ли?
— Нет, не кулчатой, — сощурив глаза, улыбнулся Шерали. — Но то, что вы особенно любите!
— Спасибо, сынок. Сейчас придём! — сказал отец.
И как только Носиршатрама вернулся с реки, мы все двинулись к стоянке Аликула-чабана.
Свою куполообразную войлочную юрту хозяева называли «чёрный дом». У этого «дома» была даже небольшая дверца. Здесь мы и столкнулись с какой-то пожилой женщиной.
— Здравствуйте, Ойнос-биби, — почтительно обратился к ней мой отец. — Как вы тут поживаете? Ваши вкусные блюда превратили нас всех в лакомок.
— Вот и хорошо, светик мой! — ласково проговорила женщина. — Ешьте на здоровье, коли нравится.
Эта женщина с открытым лицом и седыми волосами, которые почти сливались с её белоснежным платком, была матерью Шерали.
Ойнос-биби, казалось, никогда не знала печали. Она говорила весело и спокойно. Хозяйка пригласила нас в юрту, а сама вышла по своим делам.
Посреди юрты на красивом коврике была расстелена нарядная шерстяная скатерть с каймой. Вокруг неё лежали мягкие лохматые шкурки. Аликул-чабан сидел в юрте и наигрывал на домбре. Увидев нас, старик поспешно поднялся и усадил моего отца на почётное место. Отец стал было отказываться, но Аликул-чабан всё же уговорил его.
— Гость дороже отца родного, говорим мы, узбеки, — улыбнулся старик.
— Да какие мы гости! Каждый день видимся! — возразил отец.
— Ты должен понять, для кого это я говорю. Вот они — гости, — указал старый чабан на меня и Носиршатраму. — Мой Шерали хочет покрепче сдружиться с ними, и вот по нашим узбекским обычаям пригласил ребят в гости…
Отец взглянул на нас так, словно хотел сказать: «Понимаете, как надо серьёзно относиться к дружбе? Вы должны быть верными товарищами. Вас принимают в доме как самых дорогих гостей».
А нам с Носиршатрамой Шерали и без всякого угощения сразу понравился, и, конечно, нам хотелось подружиться с ним надолго.
Ойнос-биби и Шерали внесли в юрту две дымящиеся миски.
— Вот и бешбармак готов! — воскликнул Аликул-чабан. — Отведаете — пальчики оближете!
— А теперь, — сказал Собир-амак, — пусть ребята пожмут друг доугу руки.
— Настоящие друзья ближе, чем родные братья, — сказал мой отец. — Обнимитесь, ребята!
— Правильно говоришь ты, Касым, — произнёс старый чабан. — Обнимитесь, да покрепче! Пусть и дружба ваша будет такой же крепкой!
Мы поочередно обнялись с Шерали.
— Ну, а теперь угощайтесь, — пригласила всех Ойнос-биби. — А то уж остывает.
Правду сказал Аликул-чабан: бешбармак оказался необыкновенно вкусным. И чем больше я ел, тем вкуснее он казался. Надо будет в свободную минуту прийти к Ойнос-биби и хорошенько расспросить её: пусть и мама приготовит такой бешбармак.
Я так был занят вкусной едой, что не замечал ничего вокруг, а любопытный Носиршатрама уже успел оглядеть всю юрту. Он тихонько толкнул меня локтем и кивком головы указал на стену юрты. Я поднял голову.
На решётке висели такие огромные закрученные бараньи рога, что я даже рот разинул и про бешбармак позабыл.
— Эй, молодцы, на что это вы уставились? — окликнул нас Аликул-чабан. — Ешьте!
— Ух, и интересные же ро-га-а! — восхищённо протянул Носиршатрама.
Ойнос-биби быстро взглянула на мужа и рассмеялась. Не сдержал улыбки и сам Аликул-чабан. Все мы с недоумением смотрели на веселящихся стариков и ничего не понимали.
— История у этих рогов длинная, — сказал Аликул-чабан. — Ну да ладно, сначала ешьте!
Мы снова набросились на еду и опорожнили ещё две миски.
— Приготовь-ка гостям чаю покрепче, — сказал Аликул-чабан жене. — А я пока расскажу об этих рогах.
Захватив миски, Ойнос-биби вышла из юрты. Старик встал, чтобы снять со стены удивительные рога, как снаружи послышался голос Ойнос-биби:
— Шерали! Встречай гостей из кишлака.
В тот раз нам так и не удалось узнать историю удивительных рогов.
Мы разместили овец, и Носиршатрама спустился к реке за водой, а я принялся колоть дрова, готовясь кипятить чай.
Собир-амак вытащил из хурджина свой походный радиоприёмник и повесил на столбе палатки.
— Ну-ка, Собир-бой, — обратился к нему отец, смазывая рану Полвону, — покрути-ка ухо своего хафиза [10]. Сейчас ему как раз время петь.
Собир-амак, большой радиолюбитель, не заставил ждать.
Пел какой-то молодой певец. Отец внимательно слушал.
— Спасибо твоему учителю, дорогой мой, — произнёс отец, когда певец кончил.
— Понравилось?
Это сказал Шерали, незаметно подошедший к нашей палатке.
— Касым-амак, — обратился он к отцу, — пожалуйте сейчас все в нашу юрту. Мама приготовила угощение. Идёмте.
— Уж не кулчатой [11]ли?
— Нет, не кулчатой, — сощурив глаза, улыбнулся Шерали. — Но то, что вы особенно любите!
— Спасибо, сынок. Сейчас придём! — сказал отец.
И как только Носиршатрама вернулся с реки, мы все двинулись к стоянке Аликула-чабана.
Свою куполообразную войлочную юрту хозяева называли «чёрный дом». У этого «дома» была даже небольшая дверца. Здесь мы и столкнулись с какой-то пожилой женщиной.
— Здравствуйте, Ойнос-биби, — почтительно обратился к ней мой отец. — Как вы тут поживаете? Ваши вкусные блюда превратили нас всех в лакомок.
— Вот и хорошо, светик мой! — ласково проговорила женщина. — Ешьте на здоровье, коли нравится.
Эта женщина с открытым лицом и седыми волосами, которые почти сливались с её белоснежным платком, была матерью Шерали.
Ойнос-биби, казалось, никогда не знала печали. Она говорила весело и спокойно. Хозяйка пригласила нас в юрту, а сама вышла по своим делам.
Посреди юрты на красивом коврике была расстелена нарядная шерстяная скатерть с каймой. Вокруг неё лежали мягкие лохматые шкурки. Аликул-чабан сидел в юрте и наигрывал на домбре. Увидев нас, старик поспешно поднялся и усадил моего отца на почётное место. Отец стал было отказываться, но Аликул-чабан всё же уговорил его.
— Гость дороже отца родного, говорим мы, узбеки, — улыбнулся старик.
— Да какие мы гости! Каждый день видимся! — возразил отец.
— Ты должен понять, для кого это я говорю. Вот они — гости, — указал старый чабан на меня и Носиршатраму. — Мой Шерали хочет покрепче сдружиться с ними, и вот по нашим узбекским обычаям пригласил ребят в гости…
Отец взглянул на нас так, словно хотел сказать: «Понимаете, как надо серьёзно относиться к дружбе? Вы должны быть верными товарищами. Вас принимают в доме как самых дорогих гостей».
А нам с Носиршатрамой Шерали и без всякого угощения сразу понравился, и, конечно, нам хотелось подружиться с ним надолго.
Ойнос-биби и Шерали внесли в юрту две дымящиеся миски.
— Вот и бешбармак готов! — воскликнул Аликул-чабан. — Отведаете — пальчики оближете!
— А теперь, — сказал Собир-амак, — пусть ребята пожмут друг доугу руки.
— Настоящие друзья ближе, чем родные братья, — сказал мой отец. — Обнимитесь, ребята!
— Правильно говоришь ты, Касым, — произнёс старый чабан. — Обнимитесь, да покрепче! Пусть и дружба ваша будет такой же крепкой!
— Ну, а теперь угощайтесь, — пригласила всех Ойнос-биби. — А то уж остывает.
Правду сказал Аликул-чабан: бешбармак оказался необыкновенно вкусным. И чем больше я ел, тем вкуснее он казался. Надо будет в свободную минуту прийти к Ойнос-биби и хорошенько расспросить её: пусть и мама приготовит такой бешбармак.
Я так был занят вкусной едой, что не замечал ничего вокруг, а любопытный Носиршатрама уже успел оглядеть всю юрту. Он тихонько толкнул меня локтем и кивком головы указал на стену юрты. Я поднял голову.
На решётке висели такие огромные закрученные бараньи рога, что я даже рот разинул и про бешбармак позабыл.
— Эй, молодцы, на что это вы уставились? — окликнул нас Аликул-чабан. — Ешьте!
— Ух, и интересные же ро-га-а! — восхищённо протянул Носиршатрама.
Ойнос-биби быстро взглянула на мужа и рассмеялась. Не сдержал улыбки и сам Аликул-чабан. Все мы с недоумением смотрели на веселящихся стариков и ничего не понимали.
— История у этих рогов длинная, — сказал Аликул-чабан. — Ну да ладно, сначала ешьте!
Мы снова набросились на еду и опорожнили ещё две миски.
— Приготовь-ка гостям чаю покрепче, — сказал Аликул-чабан жене. — А я пока расскажу об этих рогах.
Захватив миски, Ойнос-биби вышла из юрты. Старик встал, чтобы снять со стены удивительные рога, как снаружи послышался голос Ойнос-биби:
— Шерали! Встречай гостей из кишлака.
В тот раз нам так и не удалось узнать историю удивительных рогов.
ЗМЕЯ
Однажды, вернувшись с пастбища, я прилёг возле палатки и скоро заснул как убитый. Очень уж устал я за долгий летний день.
Проснулся я оттого, что в носу у меня что-то защекотало. Я чихнул и открыл глаза. Надо мной склонился Носиршатрама, в руке он держал сухую былинку. Вот что щекотало! Я сонно что-то пробормотал и хотел повернуться на другой бок, но Шатрама не отставал:
— Да проснись же ты, лежебока! Послушай, что я тебе скажу. Пока отцы наши спят — сбегаем к Ширчашме, а? Расставим там сети на куропаток. А в полдень придём мы с тобой — и добыча наша!
— Отстань, не мешай спать!
— Да ты совсем, гляжу, обленился! — проворчал Шатрама и снова начал что-то говорить насчёт сетей, куропаток…
Но я уже не слышал его слов — снова крепко уснул.
Не знаю, сколько прошло времени, когда сквозь сон я услыхал голос Шерали:
— Вставай, Гайрат, солнце уже поднялось над горами. Бежим к реке, искупаемся.
Я протёр глаза и потянулся.
— А Шатрама где? — спросил Шерали.
— В палатке, наверное. Спит ещё.
Шерали заглянул в палатку, но тут же обернулся ко мне:
— Там никого нет!
Я вскочил. Не может быть — Шерали шутит! Но действительно в палатке никого не было.
— Может, он пошёл к реке вместе со своим отцом? — предположил я.
Шерали рассмеялся.
— Да проснись ты наконец, — сказал он. — Вот уже больше часа Собир-амак и твой отец разговаривают о чём-то с моим стариком.
— Куда же он делся?
Я почувствовал, что меня охватывает страх. Ведь Шатрама собирался пойти на охоту за куропатками. Надо проверить, на месте ли сети.
Я ни слова не сказал Шерали и быстро перерыл всю палатку — сетей нигде не было! И я обмяк, словно лепёшка, размоченная в воде.
— Что с тобой, Гайрат? — удивился Шерали. — Отчего ты так побледнел?
Тут уж я всё и выложил.
— Он собирался пойти именно к Ширчашме?
— Да, он говорил, что пойдёт к Ширчашме.
— Тогда надо поскорее разыскать его! Ох уж этот Шатрама! — воскликнул Шерали. — Ты подожди меня тут, а я сбегаю за ружьём. На всякий случай.
— Шерали! — крикнул я ему вдогонку. — Смотри Собир-амаку не проговорись. Не надо пугать его раньше времени.
— Да что я, не в своём уме, что ли, чтобы ему докладывать! — успокоил меня Шерали.
Скоро он вернулся с ружьём на плече. Я же взял пастушью палку, с которой не расставался, отправляясь в горы.
Мы поспешили к Ширчашме, и Полвон увязался следом за нами. Я хотел было прогнать пса, но Шерали удержал меня.
— Оставь его, — сказал он. — Пусть идёт! По словам моего отца, в горы лучше брать собаку, чем ружьё.
Мы заговорили о верности и преданности пастушьих собак.
— Отец мой очень хвалит вашего Полвона, — заметил Шерали, — однако, он очень удивляется его постоянному беспокойству…
Шерали ещё что-то рассказывал, а я почти не слушал его. «Мне-то известно, почему Полвон беспокойный. Он потерял своего настоящего хозяина. Но как Полвон мог очутиться в безлюдной Дашти-Калон? — размышлял я. — Доморощенным его никак не назовёшь. Вот уже почти два месяца пёс у нас, но ни разу при виде меня или моего отца он даже хвостом не вильнул, не то что приласкался, как другие собаки. Как бы он в один прекрасный день не сбежал от нас…» — тревожно подумал я.
Мы и не заметили, как дошли до Ширчашмы.
Ширчашма — родник, вытекающий из-под большого камня у подножия высоченной горы. Вода его белая как молоко (оттого, видно, и называется он «Ширчашма» — молочный источник), но холодная и очень вкусная. Вокруг родника много густой травы и красивых цветов. Мы ещё издали заметили наши сети, раскинутые в траве. Однако куропаток в них не было. Не видно было и самого Носира.
— А Шатрамы-то нет, — прошептал я.
— Может, он сидит под каким-нибудь кустом, — шёпотом же отвечал мне Шерали.
Мы двинулись вперёд и стали осторожно раздвигать ветки. Полвон шёл за нами. Вдруг он насторожился и тихонько зарычал. Шерсть у него на загривке поднялась дыбом…
Пройдя немного вперёд, я внезапно увидал змею! Она была толстой, словно столб, подпиравший потолок в нашей кухне, и длинной, как верёвка, которой привязывают корову. Или, может, мне только так показалось от страха?…
Увидев её, я задрожал, и в глазах у меня потемнело. В полуметре от змеи под кустом преспокойно спал… Носиршатрама! И эта страшная змея ползла к нему! Я оцепенел, у меня захватило дыхание.
— Эй, Гайрат! Что… — прошептал Шерали и замер.
Я понял, что он тоже увидел змею.
Всё, что случилось потом, произошло в считанные мгновения. Шерали тут же пришёл в себя, он быстро опустился на колено, скинул с плеча ружьё и прицелился. Я изо всех сил вцепился в приклад. Ведь Шерали мог убить Носира!
— Отпусти, не мешай! — Шерали рассердился. — Если я сейчас же не выстрелю, то она ужалит Носира!
Он прицелился, но я снова помешал. Шерали совсем рассердился и оттолкнул меня прикладом.
— Ах! — вскричал я.
И вдруг мимо меня мелькнула чёрная молния. Это Полвон бросился на змею! Пёс, видно, не раз встречался с этими тварями и хорошо знал их уловки! Одним прыжком перескочил он через змею. Разъярённая змея подняла над землёй своё туловище, готовясь к бою. Но в этот момент раздался оглушительный выстрел. Змея взвилась и рухнула наземь.
Тут и Носиршатрама подскочил.
— Ле-же-е-бо-ки-и! Решили напугать меня выстрелом, да?
Я готов был в этот момент залепить ему пощёчину!
— Ты лучше посмотри вот сюда! — Шерали указал Шатраме на убитую змею. — Смерть приходила за тобой!
Носиршатрама вытаращил глаза, вскочил, стремительно бросился к нам. Сначала он крепко обнял Шерали, потом меня.
— Если бы не Полвон, тебя уже и в живых-то не было, — сказал Шерали.
Носиршатрама стал просить у нас прощения и клялся, что больше никогда никуда не пойдёт без нас. Он подошёл к Полвону и хотел погладить его. Но пёс свирепо оскалился и показал клыки.
— Видишь, — сказал мне Шерали, — этот твой пёс никого не хочет знать.
Проснулся я оттого, что в носу у меня что-то защекотало. Я чихнул и открыл глаза. Надо мной склонился Носиршатрама, в руке он держал сухую былинку. Вот что щекотало! Я сонно что-то пробормотал и хотел повернуться на другой бок, но Шатрама не отставал:
— Да проснись же ты, лежебока! Послушай, что я тебе скажу. Пока отцы наши спят — сбегаем к Ширчашме, а? Расставим там сети на куропаток. А в полдень придём мы с тобой — и добыча наша!
— Отстань, не мешай спать!
— Да ты совсем, гляжу, обленился! — проворчал Шатрама и снова начал что-то говорить насчёт сетей, куропаток…
Но я уже не слышал его слов — снова крепко уснул.
Не знаю, сколько прошло времени, когда сквозь сон я услыхал голос Шерали:
— Вставай, Гайрат, солнце уже поднялось над горами. Бежим к реке, искупаемся.
Я протёр глаза и потянулся.
— А Шатрама где? — спросил Шерали.
— В палатке, наверное. Спит ещё.
Шерали заглянул в палатку, но тут же обернулся ко мне:
— Там никого нет!
Я вскочил. Не может быть — Шерали шутит! Но действительно в палатке никого не было.
— Может, он пошёл к реке вместе со своим отцом? — предположил я.
Шерали рассмеялся.
— Да проснись ты наконец, — сказал он. — Вот уже больше часа Собир-амак и твой отец разговаривают о чём-то с моим стариком.
— Куда же он делся?
Я почувствовал, что меня охватывает страх. Ведь Шатрама собирался пойти на охоту за куропатками. Надо проверить, на месте ли сети.
Я ни слова не сказал Шерали и быстро перерыл всю палатку — сетей нигде не было! И я обмяк, словно лепёшка, размоченная в воде.
— Что с тобой, Гайрат? — удивился Шерали. — Отчего ты так побледнел?
Тут уж я всё и выложил.
— Он собирался пойти именно к Ширчашме?
— Да, он говорил, что пойдёт к Ширчашме.
— Тогда надо поскорее разыскать его! Ох уж этот Шатрама! — воскликнул Шерали. — Ты подожди меня тут, а я сбегаю за ружьём. На всякий случай.
— Шерали! — крикнул я ему вдогонку. — Смотри Собир-амаку не проговорись. Не надо пугать его раньше времени.
— Да что я, не в своём уме, что ли, чтобы ему докладывать! — успокоил меня Шерали.
Скоро он вернулся с ружьём на плече. Я же взял пастушью палку, с которой не расставался, отправляясь в горы.
Мы поспешили к Ширчашме, и Полвон увязался следом за нами. Я хотел было прогнать пса, но Шерали удержал меня.
— Оставь его, — сказал он. — Пусть идёт! По словам моего отца, в горы лучше брать собаку, чем ружьё.
Мы заговорили о верности и преданности пастушьих собак.
— Отец мой очень хвалит вашего Полвона, — заметил Шерали, — однако, он очень удивляется его постоянному беспокойству…
Шерали ещё что-то рассказывал, а я почти не слушал его. «Мне-то известно, почему Полвон беспокойный. Он потерял своего настоящего хозяина. Но как Полвон мог очутиться в безлюдной Дашти-Калон? — размышлял я. — Доморощенным его никак не назовёшь. Вот уже почти два месяца пёс у нас, но ни разу при виде меня или моего отца он даже хвостом не вильнул, не то что приласкался, как другие собаки. Как бы он в один прекрасный день не сбежал от нас…» — тревожно подумал я.
Мы и не заметили, как дошли до Ширчашмы.
Ширчашма — родник, вытекающий из-под большого камня у подножия высоченной горы. Вода его белая как молоко (оттого, видно, и называется он «Ширчашма» — молочный источник), но холодная и очень вкусная. Вокруг родника много густой травы и красивых цветов. Мы ещё издали заметили наши сети, раскинутые в траве. Однако куропаток в них не было. Не видно было и самого Носира.
— А Шатрамы-то нет, — прошептал я.
— Может, он сидит под каким-нибудь кустом, — шёпотом же отвечал мне Шерали.
Мы двинулись вперёд и стали осторожно раздвигать ветки. Полвон шёл за нами. Вдруг он насторожился и тихонько зарычал. Шерсть у него на загривке поднялась дыбом…
Увидев её, я задрожал, и в глазах у меня потемнело. В полуметре от змеи под кустом преспокойно спал… Носиршатрама! И эта страшная змея ползла к нему! Я оцепенел, у меня захватило дыхание.
— Эй, Гайрат! Что… — прошептал Шерали и замер.
Я понял, что он тоже увидел змею.
Всё, что случилось потом, произошло в считанные мгновения. Шерали тут же пришёл в себя, он быстро опустился на колено, скинул с плеча ружьё и прицелился. Я изо всех сил вцепился в приклад. Ведь Шерали мог убить Носира!
— Отпусти, не мешай! — Шерали рассердился. — Если я сейчас же не выстрелю, то она ужалит Носира!
Он прицелился, но я снова помешал. Шерали совсем рассердился и оттолкнул меня прикладом.
— Ах! — вскричал я.
И вдруг мимо меня мелькнула чёрная молния. Это Полвон бросился на змею! Пёс, видно, не раз встречался с этими тварями и хорошо знал их уловки! Одним прыжком перескочил он через змею. Разъярённая змея подняла над землёй своё туловище, готовясь к бою. Но в этот момент раздался оглушительный выстрел. Змея взвилась и рухнула наземь.
Тут и Носиршатрама подскочил.
— Ле-же-е-бо-ки-и! Решили напугать меня выстрелом, да?
Я готов был в этот момент залепить ему пощёчину!
— Ты лучше посмотри вот сюда! — Шерали указал Шатраме на убитую змею. — Смерть приходила за тобой!
Носиршатрама вытаращил глаза, вскочил, стремительно бросился к нам. Сначала он крепко обнял Шерали, потом меня.
— Если бы не Полвон, тебя уже и в живых-то не было, — сказал Шерали.
Носиршатрама стал просить у нас прощения и клялся, что больше никогда никуда не пойдёт без нас. Он подошёл к Полвону и хотел погладить его. Но пёс свирепо оскалился и показал клыки.
— Видишь, — сказал мне Шерали, — этот твой пёс никого не хочет знать.
ИСТОРИЯ БОЛЬШИХРОГОВ
Сегодня возле нашей стоянки настоящий праздник — так много собралось здесь людей. Сегодня — стрижка овец.
Мы с Шерали вытаскиваем из загонов овец и, повалив их на землю, связываем. Бедные овцы пугаются, видно, думают, что их собираются резать.
У Носиршатрамы другие обязанности. Он освобождает от верёвок уже остриженных овец. Потом собирает спутанную шерсть и складывает её в кучки.
Освобождённые овцы тут же вскакивали и бежали обратно к загонам. А стригали — наши колхозники и узбекские чабаны — всё стригли и стригли, обливаясь потом.
Позади нашей палатки в большом котле кипела шурбо. Это такой суп с мясом.
Длинноногому Кобил-лайлаку было трудно сидеть на корточках, согнувшись в три погибели. Он то и дело бросал ножницы, вскакивал, чтобы подкинуть хворосту в костёр.
Растянувшись на земле возле огня, Кобил-лайлак лениво покуривал. Видно, шурбо была вкусная, потому что завфермой что-то уж очень часто пробовал её и вовсе не спешил вернуться к овцам. С папиросой в зубах он важно расхаживал около стригалей, давал разные советы. А потом и сам принимался за работу. Но ненадолго. Вскоре он снова подбрасывал хворост, пробовал шурбо и давал советы.
Самым ловким стригалём был Собир-амак. Он так умело вводил остриё ножниц в шерсть, что овца ничего не чувствовала. И как у него здорово получается! Вроде он совсем и не торопится, а шерсти настриг больше всех. Вы думаете, что Собир-амак работает, не замечая ничего вокруг? Ошибаетесь! Он весело улыбается и всё время переговаривается с другими стригалями.
Чабаны — интересный народ. Стоит им собраться — сразу начинаются шутки, смех, а как начнёт рассказывать Аликул-ата — заслушаешься.
Вот и сейчас всем хочется послушать старика.
— Аликул-ата, — обратился к нему мой отец, — мы ведь так и не узнали истории больших рогов, что висят у вас в юрте.
На губах старого чабана заиграла улыбка.
— Это длинная история, — сказал старик. — Я расскажу её вам попозже, во время перекура.
Носиршатрама бросил на меня многозначительный взгляд: наконец-то, мол, услышим историю этих больших рогов…
Наступило время обеда. Кобил-лайлак поднялся, отряхнул одежду от овечьей шерсти и объявил перерыв. Он первым вошёл в нашу палатку, расстелил дастархон, разломил и тут же принялся есть одну из масляных лепёшек, которые ещё рано утром выпек Собир-амак.
Стригали отложили ножницы и стали готовиться к обеду. Носиршатрама и Шерали принесли воды, чтобы чабаны могли вымыть руки.
Наконец все расселись вокруг дастархона. Аликул-ата, самый старший среди нас, сидел на почётном месте, в переднем углу палатки. Собир-амак, как заправский повар, засучив рукава рубахи, разливал шурбо, а я относил миски в палатку. Отец мой — он был здесь хозяином — расставлял их перед стригалями. Потом он принёс ещё три бутылки с айраном, а Собир-амак внёс огромное блюдо с жирным мясом. Когда всё было готово, отец пригласил стригалей приступить к еде.
Кобил-лайлак жадно накинулся на шурбо.
— Кобил-бой, — с улыбкой спросил его один из стригалей, — ты вроде бы даже и рук не помыл, а?
— Не беспокойся, — отвечал Кобил-лайлак, запихивая в рот огромный кусок хлеба, смоченный в шурбо, — и руки мои, и рот мой, собственный.
Все рассмеялись.
— И, видно, руки твои никогда не забывают дороги в твой рот, а? — не унимался шутник.
— Да отчего же забывать-то? Они у меня издавна большие друзья!
Не обращая внимания на хохот и насмешки, наш заведующий знай себе ест за двоих.
Так под шутки и смех незаметно прошёл обед. Я уже подумал было, что снова не удастся узнать историю рогов, но тут Собир-амак напомнил Аликулу-чабану о его обещании.
— Случилось это давным-давно, — начал рассказ Аликул-ата, — когда многих из вас ещё и на свете не было. Был я тогда молод и беден. Один старый осёл, да и тот бесхвостый, — всё моё тогдашнее хозяйство. Как-то раз и говорит мне мой сосед-торговец: «Ещё никто не разбогател на продаже дров. Занялся бы ты, брат, настоящей торговлей. Осёл у тебя есть. Немного денег для начала я тебе дам». — «Да сумею ли я? Ведь я не знаю, что почём. Знаю только цену на хлеб да на дрова». — «А ты не бойся, я помогу тебе, — говорит он. — Раза два поедешь вместе со мной, а потом сам будешь торговать. Для начала я куплю тебе мешок орехов». — «Ну ладно, говорю, согласен. Бери меня с собой, да только поскорее». — «Накорми с вечера своего осла досыта, рано утром и отправимся», — сказал сосед. Наступила ночь. Но я не мог уснуть. Посудите сами — разве не удивительно: продашь один мешок орехов, а выручки хватит на два мешка! Продашь два мешка и сможешь купить четыре? «Если хоть один месяц так поторгуешь, то деньги некуда будет девать!» — сладко мечтал я. Так всю ночь глаз и не сомкнул. Только начало светать, как я проворно оделся и выгнал осла. Сосед дал мне два мешка, крепкие ремни, велел всё это беречь, и мы отправились в путь. К полудню добрались до перевала. Дорога была трудная. Мы спешились и, осторожно цепляясь за уступы, двигались по узкой горной дороге. На вершине мы немного передохнули и стали спускаться вниз. Только к вечеру мы добрались до кишлака, где мой сосед должен был купить орехов. «Вот тут-то и есть настоящий ореховый клад! — обрадовал меня сосед. — Переночуем здесь, а завтра с утра пораньше купим товару и вернёмся обратно». Но всё случилось не так, как мы предполагали. Соседу пришлось задержаться на несколько дней. «Вот что, Аликул-бой, — решил он, — возвращайся один. Ты ведь дорогу теперь знаешь. Бери моего осла, грузи мешки с орехами и поезжай». Что мне оставалось делать? Навьючили мы ослов и так крепко затянули ремни на мешках, будто боялись, что мешки могут сбежать. Не чуя под собой ног от радости, отправился я в обратный путь. Погоняю ослов, а сам всё подсчитываю, сколько выручу денег от продажи. Как ни спешил я, как ни понукал ослов, но до перевала добрался уже к вечеру. Вот тут-то и случилась эта история! Гляжу это я вперёд — и что же вижу? Два огромных горных барана бьются, сцепившись рогами. «Видно, уж если начнёт везти, то во всём удача будет, — подумал я. — Сам аллах послал мне этих баранов». Я не стал мешкать, быстренько отвязал конец ремня и накинул петлю на одного барана, а другого захватил верёвкой, на которой вёл своего осла. Тут бараны ка-ак рванутся — у одного рога и обломились. Как бешеные, ринулись бараны вниз головой в ущелье, увлекая за собой моих бедных ослов, мешки с орехами и… мои мечты… Всё это произошло в одно мгновение. Я стоял как вкопанный. Чтобы расплатиться с соседом, пришлось мне продать дом. И стал я владельцем… больших бараньих рогов! С тех пор я больше торговлей не занимался. Вот и вся история, — закончил старик.
— А теперь за работу, — сказал он немного погодя. — Вставайте-ка, молодцы, да покажите своё умение и ловкость.
Мы с Шерали вытаскиваем из загонов овец и, повалив их на землю, связываем. Бедные овцы пугаются, видно, думают, что их собираются резать.
У Носиршатрамы другие обязанности. Он освобождает от верёвок уже остриженных овец. Потом собирает спутанную шерсть и складывает её в кучки.
Освобождённые овцы тут же вскакивали и бежали обратно к загонам. А стригали — наши колхозники и узбекские чабаны — всё стригли и стригли, обливаясь потом.
Позади нашей палатки в большом котле кипела шурбо. Это такой суп с мясом.
Длинноногому Кобил-лайлаку было трудно сидеть на корточках, согнувшись в три погибели. Он то и дело бросал ножницы, вскакивал, чтобы подкинуть хворосту в костёр.
Растянувшись на земле возле огня, Кобил-лайлак лениво покуривал. Видно, шурбо была вкусная, потому что завфермой что-то уж очень часто пробовал её и вовсе не спешил вернуться к овцам. С папиросой в зубах он важно расхаживал около стригалей, давал разные советы. А потом и сам принимался за работу. Но ненадолго. Вскоре он снова подбрасывал хворост, пробовал шурбо и давал советы.
Самым ловким стригалём был Собир-амак. Он так умело вводил остриё ножниц в шерсть, что овца ничего не чувствовала. И как у него здорово получается! Вроде он совсем и не торопится, а шерсти настриг больше всех. Вы думаете, что Собир-амак работает, не замечая ничего вокруг? Ошибаетесь! Он весело улыбается и всё время переговаривается с другими стригалями.
Чабаны — интересный народ. Стоит им собраться — сразу начинаются шутки, смех, а как начнёт рассказывать Аликул-ата — заслушаешься.
Вот и сейчас всем хочется послушать старика.
— Аликул-ата, — обратился к нему мой отец, — мы ведь так и не узнали истории больших рогов, что висят у вас в юрте.
На губах старого чабана заиграла улыбка.
— Это длинная история, — сказал старик. — Я расскажу её вам попозже, во время перекура.
Носиршатрама бросил на меня многозначительный взгляд: наконец-то, мол, услышим историю этих больших рогов…
Наступило время обеда. Кобил-лайлак поднялся, отряхнул одежду от овечьей шерсти и объявил перерыв. Он первым вошёл в нашу палатку, расстелил дастархон, разломил и тут же принялся есть одну из масляных лепёшек, которые ещё рано утром выпек Собир-амак.
Стригали отложили ножницы и стали готовиться к обеду. Носиршатрама и Шерали принесли воды, чтобы чабаны могли вымыть руки.
Наконец все расселись вокруг дастархона. Аликул-ата, самый старший среди нас, сидел на почётном месте, в переднем углу палатки. Собир-амак, как заправский повар, засучив рукава рубахи, разливал шурбо, а я относил миски в палатку. Отец мой — он был здесь хозяином — расставлял их перед стригалями. Потом он принёс ещё три бутылки с айраном, а Собир-амак внёс огромное блюдо с жирным мясом. Когда всё было готово, отец пригласил стригалей приступить к еде.
Кобил-лайлак жадно накинулся на шурбо.
— Кобил-бой, — с улыбкой спросил его один из стригалей, — ты вроде бы даже и рук не помыл, а?
— Не беспокойся, — отвечал Кобил-лайлак, запихивая в рот огромный кусок хлеба, смоченный в шурбо, — и руки мои, и рот мой, собственный.
Все рассмеялись.
— И, видно, руки твои никогда не забывают дороги в твой рот, а? — не унимался шутник.
— Да отчего же забывать-то? Они у меня издавна большие друзья!
Не обращая внимания на хохот и насмешки, наш заведующий знай себе ест за двоих.
Так под шутки и смех незаметно прошёл обед. Я уже подумал было, что снова не удастся узнать историю рогов, но тут Собир-амак напомнил Аликулу-чабану о его обещании.
— Случилось это давным-давно, — начал рассказ Аликул-ата, — когда многих из вас ещё и на свете не было. Был я тогда молод и беден. Один старый осёл, да и тот бесхвостый, — всё моё тогдашнее хозяйство. Как-то раз и говорит мне мой сосед-торговец: «Ещё никто не разбогател на продаже дров. Занялся бы ты, брат, настоящей торговлей. Осёл у тебя есть. Немного денег для начала я тебе дам». — «Да сумею ли я? Ведь я не знаю, что почём. Знаю только цену на хлеб да на дрова». — «А ты не бойся, я помогу тебе, — говорит он. — Раза два поедешь вместе со мной, а потом сам будешь торговать. Для начала я куплю тебе мешок орехов». — «Ну ладно, говорю, согласен. Бери меня с собой, да только поскорее». — «Накорми с вечера своего осла досыта, рано утром и отправимся», — сказал сосед. Наступила ночь. Но я не мог уснуть. Посудите сами — разве не удивительно: продашь один мешок орехов, а выручки хватит на два мешка! Продашь два мешка и сможешь купить четыре? «Если хоть один месяц так поторгуешь, то деньги некуда будет девать!» — сладко мечтал я. Так всю ночь глаз и не сомкнул. Только начало светать, как я проворно оделся и выгнал осла. Сосед дал мне два мешка, крепкие ремни, велел всё это беречь, и мы отправились в путь. К полудню добрались до перевала. Дорога была трудная. Мы спешились и, осторожно цепляясь за уступы, двигались по узкой горной дороге. На вершине мы немного передохнули и стали спускаться вниз. Только к вечеру мы добрались до кишлака, где мой сосед должен был купить орехов. «Вот тут-то и есть настоящий ореховый клад! — обрадовал меня сосед. — Переночуем здесь, а завтра с утра пораньше купим товару и вернёмся обратно». Но всё случилось не так, как мы предполагали. Соседу пришлось задержаться на несколько дней. «Вот что, Аликул-бой, — решил он, — возвращайся один. Ты ведь дорогу теперь знаешь. Бери моего осла, грузи мешки с орехами и поезжай». Что мне оставалось делать? Навьючили мы ослов и так крепко затянули ремни на мешках, будто боялись, что мешки могут сбежать. Не чуя под собой ног от радости, отправился я в обратный путь. Погоняю ослов, а сам всё подсчитываю, сколько выручу денег от продажи. Как ни спешил я, как ни понукал ослов, но до перевала добрался уже к вечеру. Вот тут-то и случилась эта история! Гляжу это я вперёд — и что же вижу? Два огромных горных барана бьются, сцепившись рогами. «Видно, уж если начнёт везти, то во всём удача будет, — подумал я. — Сам аллах послал мне этих баранов». Я не стал мешкать, быстренько отвязал конец ремня и накинул петлю на одного барана, а другого захватил верёвкой, на которой вёл своего осла. Тут бараны ка-ак рванутся — у одного рога и обломились. Как бешеные, ринулись бараны вниз головой в ущелье, увлекая за собой моих бедных ослов, мешки с орехами и… мои мечты… Всё это произошло в одно мгновение. Я стоял как вкопанный. Чтобы расплатиться с соседом, пришлось мне продать дом. И стал я владельцем… больших бараньих рогов! С тех пор я больше торговлей не занимался. Вот и вся история, — закончил старик.
Как бешеные, ринулись бараны вниз головой в ущелье, увлекая за собой моих бедных ослов.
Аликул-ата замолчал, а мы все невольно рассмеялись.— А теперь за работу, — сказал он немного погодя. — Вставайте-ка, молодцы, да покажите своё умение и ловкость.
БЕДА
На следующий день закончили стрижку.
— Молодец, Касым-ака! Все вы молодцы! — похвалил нас Кобил-лайлак. — На других стоянках дело идёт медленнее. Там не острижена и половина овец.
— Если бы не наши друзья узбеки, то и мы провозились бы не меньше трёх-четырёх дней, — заметил мой отец. — Ведь как-никак в нашей отаре семьсот голов! Это не шутка!
— Смотрите не забывайте добро, сделанное соседями! — сказал Кобил-лайлак.
— Молодец, Касым-ака! Все вы молодцы! — похвалил нас Кобил-лайлак. — На других стоянках дело идёт медленнее. Там не острижена и половина овец.
— Если бы не наши друзья узбеки, то и мы провозились бы не меньше трёх-четырёх дней, — заметил мой отец. — Ведь как-никак в нашей отаре семьсот голов! Это не шутка!
— Смотрите не забывайте добро, сделанное соседями! — сказал Кобил-лайлак.