— Они это делали всегда, пока существовали, — с презрением сказал Илья и поднялся на ноги. — Они же и нас для этого создали, нет?
   — Самоубийцы, — кивнул я.
   — И убийцы, — добавил Дэвид. — Говорю же, она не сама это сделала. Это тот, другой.
   — С чего ты взял?
   — Ножа нет.
   Ножа и впрямь не было. Забавно. Всё забавнее и забавнее, говоря начистоту. Так у наших клиентов ещё и ножичек завалялся? И они проползали ночью мимо нашего огонька, но вместо того, чтобы воткнуть этот ножичек в глотку одному из нас, устроили разборки между собой. Междоусобица, так сказать.
   Мы и тараканы, папашка. Мы и тараканы.
   Мы рассчитывали наткнуться на последнего бледняка или его труп самое большее через час, но шли гораздо дольше. Река сделала поворот к западу, но следы тянулись мимо русла, к холмам на горизонте, и мы пошли к холмам.
   Тело последнего бледняка было там.
   Я, честно, почувствовал едва ли не восхищение, когда увидел его. Он сидел, привалившись спиной к валуну, выступавшему из растрескавшейся земли, и, казалось, смотрел на нас. Нож, которым он убил свою подружку, валялся тут же, но без свежей крови на лезвии. Человеку не понадобилось убивать себя — он наконец-то умер сам, перестав терзать Дэвида неразрешимыми загадками. И, глядя на него, я готов был поклясться, что последний день он продержался исключительно на стремлении доползти до этого валуна и сесть, развернувшись к нам лицом. Он не хотел, чтобы мы нашли его труп, бесформенной грудой валяющийся в пыли. Он хотел смотреть нам в глаза.
   Я подумал, что становлюсь сентиментальным.
   Илья подошёл к бледняку и тронул труп ногой. Не пнул, просто тронул. Пинать уже не было сил.
   — Как думаешь, бункер далеко? — спросил Илья. В его голосе прозвучало такое отчаяние, что я разозлился. Но прежде, чем я успел нахамить, ответил Дэвид.
   — Бункера нет, Илья, — сказал он спокойно, водя пальцами по клавишам дозиметра. — Радиоактивность здесь, по стандартным меркам, просто безумная. Если тут что и было, обитатели давно вымерли.
   — Тогда какого хрена…
   — Я тебе больше скажу, — продолжал Дэвид, и от его холодного и слегка высокомерного тона я невольно развернулся в его сторону. — Я замерял радиоактивность зон, через которые мы проходили последние четыре дня. Она неуклонно росла. Бледняки, чтоб ты знал, лучше нашего с тобой в курсе насчёт таких вещей. Для тебя эта информация — балласт, а для них — жизненная необходимость. Так вот, этот парень целенаправленно пёр во всё более опасные районы. И когда встретил женщину — тоже. Причём, думаю, она понимала, что к чему.
   На взмокшем лбу Ильи вздулась жилка.
   — Так он…
   — Он уводил нас от бункера. Намеренно уводил. Он знал, что мы за ним пойдём.
   — Бред, — сказал я. — В бункере у него был бы хоть какой-то шанс. Запечатали бы вход — почём им знать, что у нас с собой взрывчатка?
   — Возможно, он не захотел рисковать теми, кто там остался.
   — И поэтому был готов подохнуть сам? Джер прав, это бред, — подтвердил Илья. — Он и его баба чуть не подрались, когда к реке ползли. Да и потом он её прирезал, это как, по-твоему, очень благородно?
   — Возможно, она потеряла над собой контроль, — сказал Дэвид. Монитор дозиметра в его руках холодно поблескивал в солнечном свете. — Возможно, он пытался удержать её от глупости, которая лишь ускорила бы её смерть. Возможно, она вырвалась и всё-таки напилась из реки, и тогда её мучения стали совершенно невыносимыми. И, возможно, она попросила избавить её от них.
   — Многовато «возможно», мистер умник, не находите? — неприязненно спросил я.
   — Возможно, — без улыбки согласился Дэвид. — Могу и ошибаться. Я всего лишь теоретик.
   Илья снова посмотрел на усохшее тело бледняка, гордо восседающее у валуна, будто, мать его, король на троне. Потом снова пнул — на сей раз достаточно зло, чтобы бледняк завалился на бок и перестал пялиться на нас остекленевшими красными глазами.
   — Па-аршивая охота, — сказал Илья и пошёл прочь. Через несколько секунд я услышал, как он настраивает рацию.
   Я взглянул на Дэвида. Он складывал дозиметр.
   — Хреново, — только и сказал я. — Только ты ж, это… ну, не в обиде на меня, что я тебе не дал толком пострелять?
   Дэвид быстро улыбнулся мне, но тут же посерьёзнел снова.
   — Не в обиде, Джеронимо.
   — В следующий раз я дам, правда.
   — Не знаю, будет ли следующий раз.
   — И ты тоже?! — взвыл я. — Предатели! Оба!
   — Я думаю, Джер, — потерев переносицу, проговорил Дэвид, — что эта… хм… самоотверженность…. она неспроста. Их, наверное, осталось совсем мало. Меньше, чем мы думаем.
   — На наш век хватит, — ухмыльнулся я.
   Дэвид промолчал. Мы оба прислушались: Илья ругался с кем-то по рации. Похоже, за нами не очень-то хотели высылать вертолёт. Я помрачнел: перспектива пилить четыре дня обратным маршрутом радовала мало. Вот ведь гады…
   Дэвид тронул меня за плечо. Я посмотрел на него.
   А он смотрел на тело, валявшееся в пыли.
   — Ты знаешь, Джер, о чём я думаю, — проговорил он. — Глупо прозвучит, но, возможно, этот бледняк — последний человек на Земле.
   — Как это — последний?! — заорал Илья. — А мы, по-твоему, — кто?
   И хохотнул, победно вскинув над головой рацию.
   — Летят?!
   — А то! Куда бы делись. У нас два часа, чтоб собрать манатки. Уложимся?
   — Спрашивай Дэйва, у него скарба больше всех, — усмехнулся я. Но Дэвид на меня даже не взглянул. Он по-прежнему смотрел на бледняка, которого назвал последним человеком.
   И он был прав. Возможно — ошибался во всём остальном, но не в этом. Кем бы ни был этот человек — его больше нет. Сто двадцать лет назад его история подошла к концу.
   Теперь начинается наша.
   — Джер, — сказал Илья, — может, успеем ещё к речке смотаться?
   — Ага, — ответил я. — Точно, успеем.
   И мы пошли.