Страница:
В конце концов я выбился из сил и рискнул отцепить поводок.
Никто лучше, чем я, не мог знать, как выдрессирован Акбар. Никто не мог упрекнуть меня в том, что я недооцениваю Акбара. Но даже мне показалось, что он специально дрессирован для приключенческого кинофильма. Я любовался им.
Как он прыгал с крыши на крышу! Счастье, что все дома были почти одной высоты и стояли совсем рядом, как бы прислонясь друг к другу.
Я горько жалел о том, что не было с нами кинооператора, который снял бы на киноплёнку собаку, летящую белой ленинградской ночью по крышам пустынных домов, прыгающую в окно чердака, чтобы через мгновение выпрыгнуть из другого.
8 июня.Сегодня утром, открыв окно, слышу — дачница кричит:
— Андрей, долго ты будешь бегать по дороге? Ты что, машин не боишься?
— Не боюсь, — храбро говорит Андрей, выпятив живот и засунув большие пальцы грязных рук за лямки, на которых держатся штанишки.
Андрею уже не меньше четырёх лет. Тогда женщина, не слишком последовательно, но с безошибочной материнской мудростью, спрашивает:
— А ты помнишь, как тебя клюнул петух?
— Больше не буду, — отвечает малыш и бежит к дому. Смешно, конечно.
Но если уж говорить об искусстве убеждения, то думаю, что и для взрослых людей оно тоже часто заключается не в логике, а в образности, когда не разум, а чёткий образ воспоминания заслоняет перед ними всё остальное.
Я вспоминаю: в милицию привели нарушителя. Его приводят уже не в первый раз.
Дежурный офицер говорит:
— Ты что, Сидорчук, опять старыми делами заниматься стал? Ты что, тюрьмы не боишься?
— Не боюсь, — храбро говорит Сидорчук, доставая из кармана пачку сигарет «Нева».
Но тут мудрый лейтенант спрашивает:
— А ты помнишь, как тебя Акбар грыз?
И нарушитель отвечает:
— Больше не буду.
Вот некоторые из отрывочных записей, которые дают известное представление о работе Акбара. Нет нужды приводить ещё какие-либо случаи, тем более что многие из них повторяются. Задержания вообще очень часто бывают похожи одно на другое.
«Если бы не этот Чёрный Дьявол…» — сказал про Акбара на допросе бандит, известный в уголовном мире под благозвучной кличкой Репа.
Но ни Репе, ни его сподвижнику Мигуну и никакому другому из преступников, задержанных Акбаром, вероятно и в голову не может прийти, что этот грозный и неподкупный пёс, этот Чёрный Дьявол, нежно любит и оберегает всё маленькое: детей, щенков, котят. Дети вообще могут делать с ним всё что угодное. Детское население нашего двора вечно одолевает меня вопросом: скоро ли выйдет Акбар? Зимой стоит очередь — Акбар будет катать на санках. И дети и родители вполне доверяют собаке.
Летом прошлого года мы жили на даче, недалеко от пионерского лагеря. В день рождения моей дочки Тани пионеры подарили ей двухнедельного, совсем слабенького зайчонка, которого они нашли во время своих походов.
Акбар немедленно взял на себя обязанности няньки. Он следил за тем, чтобы зайчонок не выбрался за пределы участка, чтобы спал на отведённом ему месте, чтобы никто не мешал ему спящему. Акбар любил его.
Но выходить зайчонка не удалось. Через неделю утром мы нашли его мёртвым в ящике, служившем ему постелью. Дети устроили зайчонку торжественные похороны; они зарыли его в километре от нашей дачи, на опушке леса, и на могилу положили цветы. Акбар в это время был на дальней прогулке. Он пришёл только к вечеру, не нашёл зайчонка на месте, взял след. Я пошла за ним и нашла Акбара на могиле, на охапке полевых цветов. Он не выл и не рыл землю лапами. Он просто лежал в глубоком горе. Я не позвала его: я понимала, что это ни к чему.
Вернулся Акбар к утру и два дня не притрагивался к пище. Морда его за ночь стала седой.
Таков Акбар.
АКБАР-ЦИРКОВОЙ АКТЁР
Недолгая история артистической карьеры Акбара — его молниеносного возвышения от второстепенного исполнителя до положения премьера — была бы вполне банальной историей, случись это с актёром-человеком. Но Акбар — собака, и это обстоятельство придаёт событиям особый колорит.
Ленинградский цирк решил поставить пантомиму «Выстрел в пещере», которая затем именовалась в афишах так: «Цирковой спектакль в двух действиях с прологом и апофеозом на воде».
Это было задумано как грандиозное зрелище, в котором наряду со всей цирковой труппой участвовали актёры драматических театров, вокалисты, музыканты, мастера спорта.
Поскольку действие спектакля происходило в Средней Азии, то, помимо дрессированных животных, которыми располагал цирк, были специально доставлены в Ленинград буйволы, горные козлы и верблюды.
Спектакль впоследствии шёл ежедневно в течение двух с половиной месяцев, при полных сборах.
Но при постановке выяснилось, что в цирке не было служебных собак, необходимых по ходу действия. Тогда обратились в наш Клуб.
Так или иначе, когда из цирка пришёл режиссёр с просьбой подыскать собаку, которая могла бы выполнить весьма сложные требования, и объяснил какие именно, инструктор почесал лысину и сказал:
— Такая собака есть. Это Акбар.
Выяснилось, что кроме главной роли существуют ещё две роли эпизодические. Инструктор рекомендовал овчарку Геру и колли Гарольда.
Главная задача заключалась в том, что в конце спектакля собака бежит, догоняя диверсанта, который в неё стреляет, сначала по бревну, перекинутому через пропасть, затем вверх по лестнице, вниз по краю бассейна — там диверсант бросает гранату и на собаку обрушивается каскад воды.
Дело, как видите, весьма сложное: помимо безупречной дрессировки, от собаки требуется железная нервная система, чтобы работать под непрерывными выстрелами, среди грохота взрывов и потоков воды.
Эпизодические роли были, конечно, значительно более лёгкими. На таджикском базаре дехкане оставляют груду мешков и просят пограничника, чтобы его собака последила за тюками. Крестьяне уходят; уходят и пограничники; собака остаётся одна на груде мешков. Дехкане возвращаются; собака, естественно, не подпускает их к мешкам. Разыгрывается весьма забавная сценка.
Эту роль должна была исполнять Гера.
Во втором эпизоде к раненной в конном бою лошади подползает собака с санитарной сумкой. Боец, тоже раненный, достаёт из сумки бинты и перевязывает раны себе и своему коню.
Здесь трудность заключалась в том, чтобы установить взаимное доверие лошади и собаки. Но обе были хорошо дрессированные, и дело быстро пошло на лад. Эту роль Гарольд исполнял с неизменным успехом.
Впрочем, простите, я опережаю события.
Всё в жизни бывает. Когда мы с собаками пришли в цирк на первую репетицию, то, неожиданно для меня, оказалось, что роли были распределены по-другому: главная роль досталась Гере; Акбару надо было охранять мешки, и только Гарольду предстояло, как и было намечено раньше, научиться ладить с лошадью.
Для того чтобы дальнейшие события были ясны читателю, мне нужно быть полностью откровенной. Владельцы собак, в особенности те, у которых много свободного времени, как правило чрезвычайно честолюбивы. И незадолго до того как начались репетиции, режиссёра убедили в том, что Акбар чрезмерно злобен и всерьёз может изорвать «диверсанта», очень хорошего акробата. Лучше дать эту роль Гере. А подготовит Геру не кто иной, как главный инструктор и он же консультант спектакля по всем вопросам, касающимся собак.
Собакам трудно пришлось в цирковой обстановке. Перед выходом на сцену стояла машина «пикап» с уже заведённым мотором, тут же переминались с ноги на ногу два ишака, которые орали в самое неподходящее время, затем находились шесть пар лошадей для конного боя, два поросёнка, верблюд, кролики, гуси и куры. Ко всему этому надо было привыкнуть.
Особенно раздражало собак беспрерывное хлопанье бичом, когда цыгане упражнялись на арене.
Но мне очень нравились кулисы цирка. Здесь можно было поиграть с медвежатами — Машкой и Мишкой, наблюдать за животными, о которых я раньше представления не имела, а заодно приучить Акбара спокойно и дружелюбно относиться ко всей этой фауне. Мне хорошо было в цирке. Если уж ты там находишься в рабочее время, да ещё с собакой, тебя считают своей и никто не обращает на тебя внимания. Делай что хочешь. И после пятичасовой репетиции, дождавшись, когда все мои товарищи по репетиции уходили, я минут пятнадцать гоняла Акбара по бревну, по лестнице, по краю бассейна — словом, репетировала с ним ту роль, которая принадлежала Гере. У меня не было при этом никакой задней мысли — я просто хотела проверить рабочие качества Акбара.
Репетиции шли ежедневно, но Гера, превосходная собака, стала день ото дня репетировать не лучше, а хуже и, главное, всё в более замедленном темпе. А быстрота темпа, с которой собака преследует диверсанта, была именно тем главным эффектом, которого добивались постановщики.
Что же оказалось?
Никогда не доверяйте дрессировщику, который не любит собак.
И когда на одну из последних репетиций пришёл главный постановщик Г.С. Венецианов, то как раз при нём Гера работала особенно медленно и вяло. Он был резко недоволен и, помимо всего прочего, спросил:
— А дублёр у Геры есть? А что, если она заболеет? Молчание было ему ответом.
Тогда Венецианов спросил:
— А вы пробовали Акбара?
Ему нравилось, как Акбар охраняет мешки.
— Акбар никогда не репетировал, — сказали Венецианову.
— А сколько ему надо на это времени? И тут настал час торжества Акбара.
— Он сделает это хоть сейчас, — сказала я.
И Акбар всё сделал так безупречно и в таком темпе, что ахнули все.
Это решило артистическую судьбу Акбара: он стал премьером, а Гера — его дублёршей.
Акбар по природе своей спортсмен. На состязаниях он дрожит и поскуливает от нетерпения, чтобы по команде «вперёд» броситься и с максимальной скоростью преодолеть препятствия.
В спорте он честен. В то время проводились, почему-то забытые ныне, состязания собак на скорость. Эти состязания походили на футбольный матч: болельщики неистовствовали.
Акбар отлично знал настроение зрителей и в какой-то степени играл на публику.
Но во имя правды должна сказать, что один раз Акбар с треском провалился. Это было на генеральной репетиции. До этого времени собаки работали при обыкновенном освещении, а тут всё действие шло в полном мраке и лишь луч прожектора внезапно осветил Акбара, бегущего по бревну. Этот луч ослепил его, и Акбар, боясь сорваться вниз, стал двигаться так осторожно, что это походило на кинокадры, снятые замедленной съёмкой.
Время погони за «диверсантом» было рассчитано до десятой доли секунды. Даже Акбару нельзя было объяснить, что если уж догонишь преследуемого врага, то не рви его всерьёз; наоборот, с каждой репетицией, а затем с каждым спектаклем Акбар всё более ожесточался. Именно поэтому он так хорошо «играл».
Каждый вечер он думал про своего врага: «Ладно, вчера ты убежал, сегодня от меня не уйдёшь. Сегодня я тебе дам!» Тем более что Акбар всегда получал поддержку у патриотически настроенных зрителей.
Сначала хотели на всякий случай одеть Ташкинбаева в халат, но ему, во-первых, тяжело было бы выполнять акробатические номера, а во-вторых, халат не являлся достаточной защитой от акбаровских зубов.
Поэтому, повторяю, всё было рассчитано до десятой доли секунды.
Спектакль шёл за спектаклем. Акбар ко всему привык и работал точно, быстро и безотказно. Я нужна была только для того, чтобы после выстрела (это был сигнал для выхода Акбара) ещё две секунды придержать собаку за ошейник, а потом отпустить.
Поэтому через некоторое время, когда мне нужно было уезжать, я совершенно спокойно доверила выход Акбара Григорию Фёдоровичу.
Прошло вполне благополучно ещё несколько спектаклей. Но мой муж — человек рассеянный и к тому же заядлый шахматист. Однажды сел он в одной из свободных уборных цирка играть с кем-то в шахматы и забыл про всё на свете.
Когда, вскоре после антракта, должен был грянуть выстрел и за ним последовать выход Акбара, Григорий Фёдорович как раз обдумывал изумительную по красоте и сложности комбинацию, которая должна была окончиться гибелью вражеского короля.
Выстрел грянул — Григорий Фёдорович даже не пошевелился.
Но Акбар ждал и, услышав этот сигнал для своего выхода, понёсся по коридорам на арену. «Диверсанта» спасло только то, что Акбар бежал издалека и это заняло как раз те две лишние секунды, в течение которых его надо было бы придержать за ошейник.
После погони Акбар вернулся обратно и лёг на коврик.
Григорий Фёдорович всё ещё обдумывал свою историческую комбинацию, когда к нему вбежали Ташкинбаев и режиссёр Леон Таити. Акробат, который как бы ещё чувствовал позади себя дыхание разъярённого Акбара, ругался последними словами. Но Таити примирительно сказал моему мужу:
— Вам, Григорий Фёдорович, по-моему, в цирк лучше не ходить. Лучше отправляйте Акбара одного к восьми часам вечера. И нам и вам будет спокойнее. А к двенадцати он сам благополучно вернётся домой.
Но как ни ценю я сообразительность Акбара, разум его тут ни при чём. Это был во всей своей чистоте и силе условный рефлекс, выработанный в собаке ежедневными, много месяцев подряд выполнявшимися упражнениями.
АКБАР-ВОСПИТАТЕЛЬ
От знаменитых производителей Корсара и Геры мне на выбор предложили в подарок щенка. Какой собаковод найдёт в себе силы отказаться от такого подарка?
Я выбрала самого крупного светлого щенка. Назвали его Гудалом, а дома стали звать по-домашнему — Гуся.
Вначале Акбар, увидев щенка, просиял от удовольствия.
Он обнюхал его, облизал; всё шло хорошо. Казалось, сейчас он начнёт возиться с ним и нянчиться, как нянчился в своё время с зайчонком.
И вдруг Акбар помрачнел. Он угрюмо поглядел на щенка и ушёл в своё логово — под мою кровать. Маленький, беспомощный щенок полез было туда к Акбару, но услышал грозное рычание. Оно совершенно ясно означало: «Уйди, а то шкуру спущу». И крохотный Гуся, поскуливая, торопливо убрался из-под кровати.
Больше он никогда не пробовал туда забираться. До сих пор не рискует.
Что же случилось с Акбаром?
Мне казалось, что я знаю его как свои пять пальцев, и всё же я не сразу догадалась, в чём дело. Потом я поняла: Акбар заревновал. Он, видимо, решил, что пришла замена. Дескать, он постарел, он больше не нужен, нужны молодые.
В конце концов всё обошлось благополучно. Однажды, вернувшись с площадки, я увидела, что Акбар играет с Гусей.
Моя мать, так же как и я, всю жизнь провозившаяся с собаками, рассказала мне, как это произошло. Тон её рассказа был снисходительным по отношению ко мне.
Оказывается, она просто-напросто растолковала Акбару, что он ошибся. Она объяснила ему, что не надо зря страдать и волноваться, что он член семьи, притом самый любимый, и всегда, до самой старости и смерти, будет жить у нас.
Вот мама-то действительно «очеловечивает» Акбара.
Но попробуйте ей сказать об этом! Попробуйте сказать, что Акбар, при всей своей сообразительности, не может так, как она думает, понимать человеческую речь. Попробуйте вы, а я не рискую этого сделать, я не выношу семейных сцен.
Кстати, когда была перепись населения, к нам пришёл студент. Дома была только мама. Произошёл следующий разговор. Студент вежливо спросил:
— Кто у вас глава семьи?
— Акбар.
— Какой Акбар?
— Собака.
— Как же он может быть главой семьи?
— А он больше всех зарабатывает. Действительно, Акбар работал в то время в цирке и получал примерно, по старым ценам, 1500 рублей в месяц.
Теперь, сначала смирившись с Гусей, а затем полюбив его, Акбар решил, что надо всё-таки воспитать этого оболтуса.
На даче он заставлял его бегать за собой, чтобы у щенка развилась мускулатура. Затем он стал учить его драться. Драться достойно, по правилам, как подобает истинному мужчине.
Акбар делал стойку, затем бросался на Гусю, сбивал его с ног и хватал за горло. Лежит бедный Гуся — лапы кверху, — а Акбар держит его за шею и рычит. Очевидно, он говорит ему при этом, что хорошая собака должна хватать противника именно за горло.
Затем он проверяет урок. Он говорит: «Теперь ты гонись за мной, вали на землю, хватай за глотку».
Теперь, если собаки задирают Гудала, он сражается с ними так, что вполне может заслужить одобрение учителя.
Случилось, что собаку, охранявшую один из отделов «Пассажа», надо было заменить на два месяца.
Попросили у меня Гудала. Привожу его в «Пассаж», говорю как полагается: «Здесь все чужие, охраняй!»
А он смотрит и — мне это абсолютно понятно — думает: «Да тут столько чужих, что от всех не поохраняешь. Гавкнул пару раз — и всё».
Тогда махнула я рукой на всю дрессировку и поставила его на ночь с Акбаром в отдел тканей, место службы Акбара, чтобы тот его поучил. Не знаю, как его там поучал Акбар, но наутро Гуся вышел свирепым как чёрт. И теперь, когда ведёшь Гусю в «Пассаж», то он уже от самого входа идёт на дыбах — зверь зверем.
Служащие очень его боятся.
Думаю, что всё здесь основано на чувстве подражания, которое я часто использую в дрессировке.
Как дрессировщица я с чувством некоторой тайной обиды должна признать, что если Гудал предан мне и послушен, то его преклонение перед Акбаром граничит с рабством.
Гусе в голову не приходит кощунственная мысль о том, что он давно уже стал крупнее и мощнее Акбара.
Если мне, чтобы остановить Гудала, бросившегося, допустим, на дворника, взмахнувшего метлой, надо крикнуть: «Фу!», и крикнуть весьма угрожающе, то Акбару стоит только повернуть морду и тихо сказать: «р-р-р-р» («Ты что швыряешься!») — и Гуся мгновенно становится малым щенком, явно говоря своими детскими ещё глазами: «Что ты, Акбар, это же была шутка, не сердись, пожалуйста!»
Когда я веду эту пару гулять, то до сих пор иногда не могу удержаться от смеха, глядя, как Гуся старается выхвалиться перед Акбаром. Вот он увидит собаку, выпрямит ноги и смотрит на своего повелителя: броситься или нет?
Акбар делает презрительную мину — Гудал смущённо идёт дальше.
Но если уж рявкнет на кого-нибудь Акбар, тут держись: Гуся летит как зверь, надеясь заслужить одобрение властелина.
Разницу между ними хорошо понимают наши дворовые кошки и наш домашний кот Кацо.
Если Гуся во дворе вздумает погоняться за кошкой, а та с норовом — остановится, выгнет спину и зашипит, — Гуся будет бегать вокруг, гудеть своим басом и охать: «Ох какая попалась!»
А та стоит и презирает.
Выходит Акбар — кошек как ветром сдувает с поленниц. Если он идёт со мной, неся в зубах кошёлку, кошки не убегают, но всем своим видом говорят: «Мы полны к тебе уважения, Акбар, и ничего зазорного себе не позволяем».
А он говорит молча: «Ладно, ну вас — я при деле».
Но если в зубах ничего нет, а настроение игривое, неплохо бы какую-нибудь кошечку шугануть в подвал, а ни с того ни с сего нельзя: всё-таки дрессированная собака; ему надо, чтобы кошечка сделала что-то непозволительное. И вот он идёт такой походкой, что кошка, видя его, сторонится, как при виде выпившего человека.
«Ах, вы уходите, — значит, натворили что-то непозволительное», — говорит Акбар — и на неё.
Но в жизни своей Акбар не погрыз ни одной кошки. Он просто любит показать свою власть.
Так вот, как я уже говорила, живёт у нас в доме кот Кацо. Пока он был маленький, Акбар всячески его опекал. Затем решил, что настала пора учёбы. Он учил его примерно так, как Гусю, — драться. Но кот не собака. Кацо, правда, тоже заваливался на спину, но при этом пытался бить Акбара лапами по морде. Тогда Акбар забирал всю голову Кацо в пасть и затем отпускал, обслюнявленного, целого и невредимого.
Кацо не знает, сколько зарабатывает Акбар, но отлично понимает, что он действительно хозяин в доме и ему надо подчиняться. Если Акбар дома, значит, нельзя прыгать на стол, на буфет, на телевизор. Нельзя воровать со стола, когда люди выходят из комнаты.
Но если дома только Гуся, можно не стесняться: прыгай на стол, воруй, делай всё, что хочешь.
Гуся по смехотворной своей наивности до сих пор не понимает разницу между одушевлёнными и неодушевлёнными предметами. Более того: он убеждён, что каждый предмет может ожить и тогда от него надо ждать всяческих каверз и подвохов. Эти ожившие предметы не вступают в открытый бой, нет — они всегда норовят напасть сзади. В особенности это касается стульев. Вот прохаживается Гуся по комнате в хорошем настроении, виляя толстым хвостом. Грацией Гуся не отличается. Хвост задевает за стул, и тот с грохотом падает на Гусю, с неизменной точностью рассчитав место между хвостом и спиной. Тогда с визгом, переходящим в рычание, Гуся сначала подпрыгивает, потом оборачивается и становится в боевую позицию. Визжит он не столько от боли, сколько от бессовестной подлости, с которой, как ему кажется, был нанесён удар.
Но враг неподвижен. Гуся пробует кусать стул — тщетно: это проклятое существо нечувствительно к укусам.
Что делать? Гуся вопросительно, как малое дитя, смотрит на Акбара. Акбар отворачивается. Всем своим видом он показывает, что ему надоело обучать этого безнадёжного тупицу.
Недавно, поздно ночью вернувшись домой, я собралась вывести Гусю на прогулку. Ночью хорошо гулять: можно отцепить поводок и собака вволю побегает по безлюдному двору.
В коридор я вышла очень осторожно, чуть ли не на цыпочках, боясь потревожить соседей. Гуся тоже был осторожен, но по другой причине: он подозревал, что в засаде, как обычно, залёг Кацо.
Это любимая забава кота: когда он видит, что Гудала собираются выводить, он моментально шмыгает за дверь, прыгает на велосипед, прислонённый к стене, а оттуда на спину выходящего Гуси. Гуся опрометью бежит по коридору в кухню к входной двери, неся на спине кота, — и всадник каждый раз получает ни с чем не сравнимое удовольствие.
Но сегодня бдительность Гуси оказывается напрасной. Кот мирно спит на коврике и видит третий сон. По этому поводу Гуся от удовольствия виляет хвостом, хвост ударяет по велосипеду — и оттуда падает таз, пристроенный там кем-то из жильцов. Таз ребром больно бьёт Гусю, и этот бесстрашный пёс, не боящийся ни людей, ни самых огромных собак, улепётывает по коридору. Таз некоторое время катится вслед. Я вижу, как из кухонной двери высовывается Гусина морда. Гуся следит, не преследует ли его враг.
Погуляв полчаса, мы возвращаемся. На кухне Гуся останавливается и настораживает уши. Он вспоминает, что в коридоре живёт таз.
Теперь-то он встретит его лицом к лицу. Но нет. Эти гнусные твари никогда не вступают в открытый бой.
Милый простодушный Гуся!
Его отношения со мной ясны, хороши и доверчивы. Природа какими-то неведомыми человеку путями растолковала ему: хозяйка всё поймёт, всё простит.
А вот как быть с Акбаром, который так презирает его за столь затянувшуюся наивность?
ЧАНГ И ГЕРТА
Никто лучше, чем я, не мог знать, как выдрессирован Акбар. Никто не мог упрекнуть меня в том, что я недооцениваю Акбара. Но даже мне показалось, что он специально дрессирован для приключенческого кинофильма. Я любовался им.
Как он прыгал с крыши на крышу! Счастье, что все дома были почти одной высоты и стояли совсем рядом, как бы прислонясь друг к другу.
Я горько жалел о том, что не было с нами кинооператора, который снял бы на киноплёнку собаку, летящую белой ленинградской ночью по крышам пустынных домов, прыгающую в окно чердака, чтобы через мгновение выпрыгнуть из другого.
Доберман-пинчер — собака очень живая, хорошо дрессируется, считается одной из лучших розыскных собак.
Когда послышались вопли задержанных воров, — я не испытывал радости. Фильм кончился. Началась будничная работа. Акбар взял двух воров на одном чердаке, двух — на другом. Шайка «чердачников» была ликвидирована. Труженик Акбар честно поработал в ночь перед своими каникулами.8 июня.Сегодня утром, открыв окно, слышу — дачница кричит:
— Андрей, долго ты будешь бегать по дороге? Ты что, машин не боишься?
— Не боюсь, — храбро говорит Андрей, выпятив живот и засунув большие пальцы грязных рук за лямки, на которых держатся штанишки.
Андрею уже не меньше четырёх лет. Тогда женщина, не слишком последовательно, но с безошибочной материнской мудростью, спрашивает:
— А ты помнишь, как тебя клюнул петух?
— Больше не буду, — отвечает малыш и бежит к дому. Смешно, конечно.
Но если уж говорить об искусстве убеждения, то думаю, что и для взрослых людей оно тоже часто заключается не в логике, а в образности, когда не разум, а чёткий образ воспоминания заслоняет перед ними всё остальное.
Я вспоминаю: в милицию привели нарушителя. Его приводят уже не в первый раз.
Дежурный офицер говорит:
— Ты что, Сидорчук, опять старыми делами заниматься стал? Ты что, тюрьмы не боишься?
— Не боюсь, — храбро говорит Сидорчук, доставая из кармана пачку сигарет «Нева».
Но тут мудрый лейтенант спрашивает:
— А ты помнишь, как тебя Акбар грыз?
И нарушитель отвечает:
— Больше не буду.
Вот некоторые из отрывочных записей, которые дают известное представление о работе Акбара. Нет нужды приводить ещё какие-либо случаи, тем более что многие из них повторяются. Задержания вообще очень часто бывают похожи одно на другое.
«Если бы не этот Чёрный Дьявол…» — сказал про Акбара на допросе бандит, известный в уголовном мире под благозвучной кличкой Репа.
Но ни Репе, ни его сподвижнику Мигуну и никакому другому из преступников, задержанных Акбаром, вероятно и в голову не может прийти, что этот грозный и неподкупный пёс, этот Чёрный Дьявол, нежно любит и оберегает всё маленькое: детей, щенков, котят. Дети вообще могут делать с ним всё что угодное. Детское население нашего двора вечно одолевает меня вопросом: скоро ли выйдет Акбар? Зимой стоит очередь — Акбар будет катать на санках. И дети и родители вполне доверяют собаке.
Летом прошлого года мы жили на даче, недалеко от пионерского лагеря. В день рождения моей дочки Тани пионеры подарили ей двухнедельного, совсем слабенького зайчонка, которого они нашли во время своих походов.
Акбар немедленно взял на себя обязанности няньки. Он следил за тем, чтобы зайчонок не выбрался за пределы участка, чтобы спал на отведённом ему месте, чтобы никто не мешал ему спящему. Акбар любил его.
Но выходить зайчонка не удалось. Через неделю утром мы нашли его мёртвым в ящике, служившем ему постелью. Дети устроили зайчонку торжественные похороны; они зарыли его в километре от нашей дачи, на опушке леса, и на могилу положили цветы. Акбар в это время был на дальней прогулке. Он пришёл только к вечеру, не нашёл зайчонка на месте, взял след. Я пошла за ним и нашла Акбара на могиле, на охапке полевых цветов. Он не выл и не рыл землю лапами. Он просто лежал в глубоком горе. Я не позвала его: я понимала, что это ни к чему.
Вернулся Акбар к утру и два дня не притрагивался к пище. Морда его за ночь стала седой.
Таков Акбар.
АКБАР-ЦИРКОВОЙ АКТЁР
Ленинградский цирк решил поставить пантомиму «Выстрел в пещере», которая затем именовалась в афишах так: «Цирковой спектакль в двух действиях с прологом и апофеозом на воде».
Это было задумано как грандиозное зрелище, в котором наряду со всей цирковой труппой участвовали актёры драматических театров, вокалисты, музыканты, мастера спорта.
Поскольку действие спектакля происходило в Средней Азии, то, помимо дрессированных животных, которыми располагал цирк, были специально доставлены в Ленинград буйволы, горные козлы и верблюды.
Спектакль впоследствии шёл ежедневно в течение двух с половиной месяцев, при полных сборах.
Но при постановке выяснилось, что в цирке не было служебных собак, необходимых по ходу действия. Тогда обратились в наш Клуб.
Так или иначе, когда из цирка пришёл режиссёр с просьбой подыскать собаку, которая могла бы выполнить весьма сложные требования, и объяснил какие именно, инструктор почесал лысину и сказал:
— Такая собака есть. Это Акбар.
Выяснилось, что кроме главной роли существуют ещё две роли эпизодические. Инструктор рекомендовал овчарку Геру и колли Гарольда.
Главная задача заключалась в том, что в конце спектакля собака бежит, догоняя диверсанта, который в неё стреляет, сначала по бревну, перекинутому через пропасть, затем вверх по лестнице, вниз по краю бассейна — там диверсант бросает гранату и на собаку обрушивается каскад воды.
Дело, как видите, весьма сложное: помимо безупречной дрессировки, от собаки требуется железная нервная система, чтобы работать под непрерывными выстрелами, среди грохота взрывов и потоков воды.
Эпизодические роли были, конечно, значительно более лёгкими. На таджикском базаре дехкане оставляют груду мешков и просят пограничника, чтобы его собака последила за тюками. Крестьяне уходят; уходят и пограничники; собака остаётся одна на груде мешков. Дехкане возвращаются; собака, естественно, не подпускает их к мешкам. Разыгрывается весьма забавная сценка.
Эту роль должна была исполнять Гера.
Во втором эпизоде к раненной в конном бою лошади подползает собака с санитарной сумкой. Боец, тоже раненный, достаёт из сумки бинты и перевязывает раны себе и своему коню.
Здесь трудность заключалась в том, чтобы установить взаимное доверие лошади и собаки. Но обе были хорошо дрессированные, и дело быстро пошло на лад. Эту роль Гарольд исполнял с неизменным успехом.
Впрочем, простите, я опережаю события.
Всё в жизни бывает. Когда мы с собаками пришли в цирк на первую репетицию, то, неожиданно для меня, оказалось, что роли были распределены по-другому: главная роль досталась Гере; Акбару надо было охранять мешки, и только Гарольду предстояло, как и было намечено раньше, научиться ладить с лошадью.
Для того чтобы дальнейшие события были ясны читателю, мне нужно быть полностью откровенной. Владельцы собак, в особенности те, у которых много свободного времени, как правило чрезвычайно честолюбивы. И незадолго до того как начались репетиции, режиссёра убедили в том, что Акбар чрезмерно злобен и всерьёз может изорвать «диверсанта», очень хорошего акробата. Лучше дать эту роль Гере. А подготовит Геру не кто иной, как главный инструктор и он же консультант спектакля по всем вопросам, касающимся собак.
Друзья. Андрей Попов и Бриг на съёмках фильма «Учитель пения».
Я солгала бы, сказав, что полностью была лишена честолюбия там, где дело касалось Акбара. Но в конце концов я махнула рукой на своё честолюбие и приходила на репетиции с лёгким сердцем.Собакам трудно пришлось в цирковой обстановке. Перед выходом на сцену стояла машина «пикап» с уже заведённым мотором, тут же переминались с ноги на ногу два ишака, которые орали в самое неподходящее время, затем находились шесть пар лошадей для конного боя, два поросёнка, верблюд, кролики, гуси и куры. Ко всему этому надо было привыкнуть.
Особенно раздражало собак беспрерывное хлопанье бичом, когда цыгане упражнялись на арене.
Но мне очень нравились кулисы цирка. Здесь можно было поиграть с медвежатами — Машкой и Мишкой, наблюдать за животными, о которых я раньше представления не имела, а заодно приучить Акбара спокойно и дружелюбно относиться ко всей этой фауне. Мне хорошо было в цирке. Если уж ты там находишься в рабочее время, да ещё с собакой, тебя считают своей и никто не обращает на тебя внимания. Делай что хочешь. И после пятичасовой репетиции, дождавшись, когда все мои товарищи по репетиции уходили, я минут пятнадцать гоняла Акбара по бревну, по лестнице, по краю бассейна — словом, репетировала с ним ту роль, которая принадлежала Гере. У меня не было при этом никакой задней мысли — я просто хотела проверить рабочие качества Акбара.
Репетиции шли ежедневно, но Гера, превосходная собака, стала день ото дня репетировать не лучше, а хуже и, главное, всё в более замедленном темпе. А быстрота темпа, с которой собака преследует диверсанта, была именно тем главным эффектом, которого добивались постановщики.
Что же оказалось?
Никогда не доверяйте дрессировщику, который не любит собак.
Восточно-европейская овчарка Бриг и дворняжка Крошка на киносъемках.
Так вот, не знаю, каким кнутом он пользовался, чтобы озлобить и подстегнуть Геру, но добился того, что хотя действительно озлобил Геру, но против кого? Против себя, против цирка, против работы.И когда на одну из последних репетиций пришёл главный постановщик Г.С. Венецианов, то как раз при нём Гера работала особенно медленно и вяло. Он был резко недоволен и, помимо всего прочего, спросил:
— А дублёр у Геры есть? А что, если она заболеет? Молчание было ему ответом.
Тогда Венецианов спросил:
— А вы пробовали Акбара?
Ему нравилось, как Акбар охраняет мешки.
— Акбар никогда не репетировал, — сказали Венецианову.
— А сколько ему надо на это времени? И тут настал час торжества Акбара.
— Он сделает это хоть сейчас, — сказала я.
И Акбар всё сделал так безупречно и в таком темпе, что ахнули все.
Это решило артистическую судьбу Акбара: он стал премьером, а Гера — его дублёршей.
Акбар по природе своей спортсмен. На состязаниях он дрожит и поскуливает от нетерпения, чтобы по команде «вперёд» броситься и с максимальной скоростью преодолеть препятствия.
В спорте он честен. В то время проводились, почему-то забытые ныне, состязания собак на скорость. Эти состязания походили на футбольный матч: болельщики неистовствовали.
Акбар отлично знал настроение зрителей и в какой-то степени играл на публику.
Соблюдайте режим!
Нас пора кормить!
Привычка Акбара к состязаниям, где полно зрителей, которые свистят, аплодируют и подзадоривают собак, очень пригодилась ему в цирке. Публика не мешала Акбару, а, наоборот, помогала ему быть быстрым и стремительным.Но во имя правды должна сказать, что один раз Акбар с треском провалился. Это было на генеральной репетиции. До этого времени собаки работали при обыкновенном освещении, а тут всё действие шло в полном мраке и лишь луч прожектора внезапно осветил Акбара, бегущего по бревну. Этот луч ослепил его, и Акбар, боясь сорваться вниз, стал двигаться так осторожно, что это походило на кинокадры, снятые замедленной съёмкой.
Время погони за «диверсантом» было рассчитано до десятой доли секунды. Даже Акбару нельзя было объяснить, что если уж догонишь преследуемого врага, то не рви его всерьёз; наоборот, с каждой репетицией, а затем с каждым спектаклем Акбар всё более ожесточался. Именно поэтому он так хорошо «играл».
Каждый вечер он думал про своего врага: «Ладно, вчера ты убежал, сегодня от меня не уйдёшь. Сегодня я тебе дам!» Тем более что Акбар всегда получал поддержку у патриотически настроенных зрителей.
Сначала хотели на всякий случай одеть Ташкинбаева в халат, но ему, во-первых, тяжело было бы выполнять акробатические номера, а во-вторых, халат не являлся достаточной защитой от акбаровских зубов.
Поэтому, повторяю, всё было рассчитано до десятой доли секунды.
Спектакль шёл за спектаклем. Акбар ко всему привык и работал точно, быстро и безотказно. Я нужна была только для того, чтобы после выстрела (это был сигнал для выхода Акбара) ещё две секунды придержать собаку за ошейник, а потом отпустить.
Поэтому через некоторое время, когда мне нужно было уезжать, я совершенно спокойно доверила выход Акбара Григорию Фёдоровичу.
Прошло вполне благополучно ещё несколько спектаклей. Но мой муж — человек рассеянный и к тому же заядлый шахматист. Однажды сел он в одной из свободных уборных цирка играть с кем-то в шахматы и забыл про всё на свете.
Когда, вскоре после антракта, должен был грянуть выстрел и за ним последовать выход Акбара, Григорий Фёдорович как раз обдумывал изумительную по красоте и сложности комбинацию, которая должна была окончиться гибелью вражеского короля.
Выстрел грянул — Григорий Фёдорович даже не пошевелился.
Но Акбар ждал и, услышав этот сигнал для своего выхода, понёсся по коридорам на арену. «Диверсанта» спасло только то, что Акбар бежал издалека и это заняло как раз те две лишние секунды, в течение которых его надо было бы придержать за ошейник.
После погони Акбар вернулся обратно и лёг на коврик.
Григорий Фёдорович всё ещё обдумывал свою историческую комбинацию, когда к нему вбежали Ташкинбаев и режиссёр Леон Таити. Акробат, который как бы ещё чувствовал позади себя дыхание разъярённого Акбара, ругался последними словами. Но Таити примирительно сказал моему мужу:
— Вам, Григорий Фёдорович, по-моему, в цирк лучше не ходить. Лучше отправляйте Акбара одного к восьми часам вечера. И нам и вам будет спокойнее. А к двенадцати он сам благополучно вернётся домой.
Но как ни ценю я сообразительность Акбара, разум его тут ни при чём. Это был во всей своей чистоте и силе условный рефлекс, выработанный в собаке ежедневными, много месяцев подряд выполнявшимися упражнениями.
АКБАР-ВОСПИТАТЕЛЬ
Я выбрала самого крупного светлого щенка. Назвали его Гудалом, а дома стали звать по-домашнему — Гуся.
Вначале Акбар, увидев щенка, просиял от удовольствия.
Он обнюхал его, облизал; всё шло хорошо. Казалось, сейчас он начнёт возиться с ним и нянчиться, как нянчился в своё время с зайчонком.
И вдруг Акбар помрачнел. Он угрюмо поглядел на щенка и ушёл в своё логово — под мою кровать. Маленький, беспомощный щенок полез было туда к Акбару, но услышал грозное рычание. Оно совершенно ясно означало: «Уйди, а то шкуру спущу». И крохотный Гуся, поскуливая, торопливо убрался из-под кровати.
Больше он никогда не пробовал туда забираться. До сих пор не рискует.
Что же случилось с Акбаром?
Мне казалось, что я знаю его как свои пять пальцев, и всё же я не сразу догадалась, в чём дело. Потом я поняла: Акбар заревновал. Он, видимо, решил, что пришла замена. Дескать, он постарел, он больше не нужен, нужны молодые.
В конце концов всё обошлось благополучно. Однажды, вернувшись с площадки, я увидела, что Акбар играет с Гусей.
Моя мать, так же как и я, всю жизнь провозившаяся с собаками, рассказала мне, как это произошло. Тон её рассказа был снисходительным по отношению ко мне.
Оказывается, она просто-напросто растолковала Акбару, что он ошибся. Она объяснила ему, что не надо зря страдать и волноваться, что он член семьи, притом самый любимый, и всегда, до самой старости и смерти, будет жить у нас.
Вот мама-то действительно «очеловечивает» Акбара.
Но попробуйте ей сказать об этом! Попробуйте сказать, что Акбар, при всей своей сообразительности, не может так, как она думает, понимать человеческую речь. Попробуйте вы, а я не рискую этого сделать, я не выношу семейных сцен.
Кстати, когда была перепись населения, к нам пришёл студент. Дома была только мама. Произошёл следующий разговор. Студент вежливо спросил:
— Кто у вас глава семьи?
— Акбар.
— Какой Акбар?
— Собака.
— Как же он может быть главой семьи?
— А он больше всех зарабатывает. Действительно, Акбар работал в то время в цирке и получал примерно, по старым ценам, 1500 рублей в месяц.
Теперь, сначала смирившись с Гусей, а затем полюбив его, Акбар решил, что надо всё-таки воспитать этого оболтуса.
На даче он заставлял его бегать за собой, чтобы у щенка развилась мускулатура. Затем он стал учить его драться. Драться достойно, по правилам, как подобает истинному мужчине.
Акбар делал стойку, затем бросался на Гусю, сбивал его с ног и хватал за горло. Лежит бедный Гуся — лапы кверху, — а Акбар держит его за шею и рычит. Очевидно, он говорит ему при этом, что хорошая собака должна хватать противника именно за горло.
Затем он проверяет урок. Он говорит: «Теперь ты гонись за мной, вали на землю, хватай за глотку».
Воспитанник Акбара — восточно-европейская овчарка Гудал.
Уроки Акбара пошли впрок: Гудал тоже стал грозой хулиганов.
Но щенку страшно; он бежит за Акбаром, скулит, и тогда Акбар, всё понимая, заваливается на спину так, чтобы Гусе удобно было кусать его за горло.Теперь, если собаки задирают Гудала, он сражается с ними так, что вполне может заслужить одобрение учителя.
Случилось, что собаку, охранявшую один из отделов «Пассажа», надо было заменить на два месяца.
Попросили у меня Гудала. Привожу его в «Пассаж», говорю как полагается: «Здесь все чужие, охраняй!»
А он смотрит и — мне это абсолютно понятно — думает: «Да тут столько чужих, что от всех не поохраняешь. Гавкнул пару раз — и всё».
Тогда махнула я рукой на всю дрессировку и поставила его на ночь с Акбаром в отдел тканей, место службы Акбара, чтобы тот его поучил. Не знаю, как его там поучал Акбар, но наутро Гуся вышел свирепым как чёрт. И теперь, когда ведёшь Гусю в «Пассаж», то он уже от самого входа идёт на дыбах — зверь зверем.
Служащие очень его боятся.
Думаю, что всё здесь основано на чувстве подражания, которое я часто использую в дрессировке.
Как дрессировщица я с чувством некоторой тайной обиды должна признать, что если Гудал предан мне и послушен, то его преклонение перед Акбаром граничит с рабством.
Гусе в голову не приходит кощунственная мысль о том, что он давно уже стал крупнее и мощнее Акбара.
Если мне, чтобы остановить Гудала, бросившегося, допустим, на дворника, взмахнувшего метлой, надо крикнуть: «Фу!», и крикнуть весьма угрожающе, то Акбару стоит только повернуть морду и тихо сказать: «р-р-р-р» («Ты что швыряешься!») — и Гуся мгновенно становится малым щенком, явно говоря своими детскими ещё глазами: «Что ты, Акбар, это же была шутка, не сердись, пожалуйста!»
Когда я веду эту пару гулять, то до сих пор иногда не могу удержаться от смеха, глядя, как Гуся старается выхвалиться перед Акбаром. Вот он увидит собаку, выпрямит ноги и смотрит на своего повелителя: броситься или нет?
Акбар делает презрительную мину — Гудал смущённо идёт дальше.
Но если уж рявкнет на кого-нибудь Акбар, тут держись: Гуся летит как зверь, надеясь заслужить одобрение властелина.
Разницу между ними хорошо понимают наши дворовые кошки и наш домашний кот Кацо.
Если Гуся во дворе вздумает погоняться за кошкой, а та с норовом — остановится, выгнет спину и зашипит, — Гуся будет бегать вокруг, гудеть своим басом и охать: «Ох какая попалась!»
А та стоит и презирает.
Выходит Акбар — кошек как ветром сдувает с поленниц. Если он идёт со мной, неся в зубах кошёлку, кошки не убегают, но всем своим видом говорят: «Мы полны к тебе уважения, Акбар, и ничего зазорного себе не позволяем».
А он говорит молча: «Ладно, ну вас — я при деле».
Но если в зубах ничего нет, а настроение игривое, неплохо бы какую-нибудь кошечку шугануть в подвал, а ни с того ни с сего нельзя: всё-таки дрессированная собака; ему надо, чтобы кошечка сделала что-то непозволительное. И вот он идёт такой походкой, что кошка, видя его, сторонится, как при виде выпившего человека.
«Ах, вы уходите, — значит, натворили что-то непозволительное», — говорит Акбар — и на неё.
Но в жизни своей Акбар не погрыз ни одной кошки. Он просто любит показать свою власть.
Так вот, как я уже говорила, живёт у нас в доме кот Кацо. Пока он был маленький, Акбар всячески его опекал. Затем решил, что настала пора учёбы. Он учил его примерно так, как Гусю, — драться. Но кот не собака. Кацо, правда, тоже заваливался на спину, но при этом пытался бить Акбара лапами по морде. Тогда Акбар забирал всю голову Кацо в пасть и затем отпускал, обслюнявленного, целого и невредимого.
Кацо не знает, сколько зарабатывает Акбар, но отлично понимает, что он действительно хозяин в доме и ему надо подчиняться. Если Акбар дома, значит, нельзя прыгать на стол, на буфет, на телевизор. Нельзя воровать со стола, когда люди выходят из комнаты.
Но если дома только Гуся, можно не стесняться: прыгай на стол, воруй, делай всё, что хочешь.
Гуся по смехотворной своей наивности до сих пор не понимает разницу между одушевлёнными и неодушевлёнными предметами. Более того: он убеждён, что каждый предмет может ожить и тогда от него надо ждать всяческих каверз и подвохов. Эти ожившие предметы не вступают в открытый бой, нет — они всегда норовят напасть сзади. В особенности это касается стульев. Вот прохаживается Гуся по комнате в хорошем настроении, виляя толстым хвостом. Грацией Гуся не отличается. Хвост задевает за стул, и тот с грохотом падает на Гусю, с неизменной точностью рассчитав место между хвостом и спиной. Тогда с визгом, переходящим в рычание, Гуся сначала подпрыгивает, потом оборачивается и становится в боевую позицию. Визжит он не столько от боли, сколько от бессовестной подлости, с которой, как ему кажется, был нанесён удар.
Но враг неподвижен. Гуся пробует кусать стул — тщетно: это проклятое существо нечувствительно к укусам.
Что делать? Гуся вопросительно, как малое дитя, смотрит на Акбара. Акбар отворачивается. Всем своим видом он показывает, что ему надоело обучать этого безнадёжного тупицу.
Недавно, поздно ночью вернувшись домой, я собралась вывести Гусю на прогулку. Ночью хорошо гулять: можно отцепить поводок и собака вволю побегает по безлюдному двору.
В коридор я вышла очень осторожно, чуть ли не на цыпочках, боясь потревожить соседей. Гуся тоже был осторожен, но по другой причине: он подозревал, что в засаде, как обычно, залёг Кацо.
Это любимая забава кота: когда он видит, что Гудала собираются выводить, он моментально шмыгает за дверь, прыгает на велосипед, прислонённый к стене, а оттуда на спину выходящего Гуси. Гуся опрометью бежит по коридору в кухню к входной двери, неся на спине кота, — и всадник каждый раз получает ни с чем не сравнимое удовольствие.
Но сегодня бдительность Гуси оказывается напрасной. Кот мирно спит на коврике и видит третий сон. По этому поводу Гуся от удовольствия виляет хвостом, хвост ударяет по велосипеду — и оттуда падает таз, пристроенный там кем-то из жильцов. Таз ребром больно бьёт Гусю, и этот бесстрашный пёс, не боящийся ни людей, ни самых огромных собак, улепётывает по коридору. Таз некоторое время катится вслед. Я вижу, как из кухонной двери высовывается Гусина морда. Гуся следит, не преследует ли его враг.
Погуляв полчаса, мы возвращаемся. На кухне Гуся останавливается и настораживает уши. Он вспоминает, что в коридоре живёт таз.
Теперь-то он встретит его лицом к лицу. Но нет. Эти гнусные твари никогда не вступают в открытый бой.
Милый простодушный Гуся!
Его отношения со мной ясны, хороши и доверчивы. Природа какими-то неведомыми человеку путями растолковала ему: хозяйка всё поймёт, всё простит.
А вот как быть с Акбаром, который так презирает его за столь затянувшуюся наивность?
ЧАНГ И ГЕРТА
Акбар — отличный воспитатель, но я знала и собак-нянек.
Я часто вспоминаю замечательного своего ученика — боксёра Чанга. Это был огромный, серьёзный и недоверчивый пёс. Он слыл грозой всех собак своей улицы, любящих подраться, но сам драк никогда не заводил. Был отличным сторожем дома и очень большим собственником, что имеет безусловное значение для дальнейшего рассказа.
К детям, казалось, он относился равнодушно. Но когда в семье родился ребёнок, Чанг проявил не только необыкновенное любопытство, замеченное родителями девочки, но и ту любовь к ребёнку и страстное желание его нянчить, которое было замечено лишь впоследствии. Чанга боялись подпускать к девочке, а он часами просиживал у двери, прислушивался к тому, что делается в комнате.
Я часто вспоминаю замечательного своего ученика — боксёра Чанга. Это был огромный, серьёзный и недоверчивый пёс. Он слыл грозой всех собак своей улицы, любящих подраться, но сам драк никогда не заводил. Был отличным сторожем дома и очень большим собственником, что имеет безусловное значение для дальнейшего рассказа.
К детям, казалось, он относился равнодушно. Но когда в семье родился ребёнок, Чанг проявил не только необыкновенное любопытство, замеченное родителями девочки, но и ту любовь к ребёнку и страстное желание его нянчить, которое было замечено лишь впоследствии. Чанга боялись подпускать к девочке, а он часами просиживал у двери, прислушивался к тому, что делается в комнате.