Вася. Ну, вот Вася, ну, что тебе?
    Трагик. Где ты, братец, пропадаешь?
    Вася. Вот еще! Стало быть, дело есть. Ты говори, что тебе нужно!
    Трагик. Чего мы, братец, с тобой сегодня не пили?
    Вася. Чего? Да уж, кажется, все, окромя купоросу. А вот что! Довольно бы, перегодим!
    Трагик. Да ты любишь меня или нет?
    Вася. Ну, вот еще разговаривать-то.
    Трагик. За что ты меня любишь?
    Вася. За то, что у нас в доме безобразие, а ты талант. Ну, и кончен разговор. Только послушай! что все вино да вино! Дадим ему отдохнуть немножко.
    Трагик. Ну, пусть его отдохнет.
    Вася. Я приказчика отправляю в Харьков, так нужно растолковать ему все как следует. Пойдем в третий класс, разгуляйся малость!
    Трагик. Ну, пойдем. (Встает.)
    Идут к двери, навстречу им из другой залы выходят Нароков и Мелузов.
 
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
 
    Трагик, Вася, Нароков и Мелузов.
    Нароков (останавливая Васю).Постойте, постойте! Вот вам мои часы. (Снимает с себя карманные часы и отдает Васе.)
    Вася. Да на что мне твои часы, Мартын Прокофьич?
    Нароков. Дайте мне десять рублей, дайте, прошу вас.
    Вася. Да часов-то мне твоих не надо, чудак человек.
    Нароков. Сделайте милость, сделайте милость! мне крайность.
    Вася. А коли крайность, я тебе и так поверю.
    Нароков. Не надо, не надо. Возьмите часы: я их выкуплю, они дорогие; я их скоро выкуплю.
    Вася. Да на что тебе деньги? Скажи, откройся!
    Нароков. Ах, за что вы меня мучаете? Скажите мне, дадите вы или нет?
    Вася. Любопытно, братец, что у тебя за дела, что за коммерция.
    Нароков. Извините, что побеспокоил. Не надо мне.
    Вася. Да изволь, изволь. (Прячет часы в карман и достает из бумажника деньги.)На вот, получай! Процентов не возьму, не бойся.
    Нароков (берет деньги и жмет руку Васе).Благодарю вас, благодарю, вы меня выручили.
    Вася и трагик уходят в другую залу.
    Мелузов. Их нет и здесь; вы ошиблись, должно быть.
    Нароков. Нет, знаю, знаю, да и сердце мне говорит, что она уезжает. Вы видите, что я еще не могу прийти в себя.
    Мелузов. Да, невероятно. Зачем же ей скрывать от меня, зачем меня обманывать! Сегодня утром я получил от нее записку вот какого содержания. (Вынимает записку и читает.)«Петя, нынче ты не приходи к нам, сиди дома, жди меня, я сама зайду к тебе вечером».
    Нароков. Да, непонятно; но они уезжают, это верно. Я заходил к ним, меня не пустили. Вышла Домна Пантелевна и закричала на меня: «Не до тебя нам, не до тебя, мы сейчас едем на железную дорогу». Я видел чемоданы, саквояжи, узлы… Я побежал к вам.
    Мелузов. Пойдемте посмотрим в той зале, подождем их у входа.
    Нароков. Я потерял память. Что же теперь, утро или вечер? Я ничего не знаю. Когда отходит поезд?
    Мелузов. В семь часов вечера, еще минут двадцать осталось.
    Нароков. О, так они еще приедут. Пойдем.
    Уходят в другую залу.
    Из стеклянной двери выходят Негина, на ней дорожная сумка, Домна Пантелевна, Смельская, Дулебов, Бакин и Матрена с подушками и узлами.
 
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
 
    Негина и Смельская проходят вперед. Дулебов и Бакин садятся к столу. Матрена кладет узлы и подушки на диван подле двери. Домна Пантелевна перебирает узлы в что-то прячет в них.
    Смельская. Как ты скоро собралась, Саша, и никому ничего не сказала.
    Негина. Когда же мне было! Я сегодня получила телеграмму и сейчас же стала собираться.
    Смельская. Если б мы с князем не заехали на вокзал, так бы ты и уехала, не простясь.
    Негина. Мне некогда было: я ни с кем не простилась, я собралась вдруг и хотела написать вам из Москвы.
    Смельская. Так ты в Москву едешь?
    Негина. Да.
    Смельская. На каких условиях?
    Негина. Предлагают очень хорошие, но я еще не решилась, я тебе оттуда напишу.
    Дулебов (Бакину).Мне представилось, что нынче должен отправиться Великатов, вот я и приехал захватить его; выпью, мол, с него бутылку шампанского в наказание за то, что он уезжает украдкой.
    Бакин. И я за тем же.
    Дулебов. Однако поезд уж пришел, а его нет еще, должно быть, остался в городе.
    Бакин. Ведь эти господа миллионщики любят являться прямо к третьему звонку.
    Смельская. (Негиной).А как же Петр Егорыч?
    Негина. Ах, не говори об нем, пожалуйста!
    Смельская. Ты ему сказала?
    Негина. Нет, он не знает. Я боюсь, что он сюда приедет, уж ехать бы скорей.
    Бакин. Вот и Иван Семеныч!
    Из другой залы входят Великатов и обер-кондуктор и останавливаются у двери.
 
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
 
    Негина, Смельская, Дулебов, Бакин, Домна Пантелевна, Матрена, Великатов, обер-кондуктор, потом человек и кондуктор.
    Обер-кондуктор (Великатову).Начальник станции приказал прицепить особый вагон с семейным отделением.
    Великатов. Да, это я его просил. (Кланяется Дулебову и Бакину.)
    Бакин. Вы едете?
    Великатов. Нет, я провожаю Александру Николавну и Домну Пантелевну. (Обер-кондуктору.)Когда будет готово, так распорядитесь, чтобы перенесли эти вещи! Уж похлопочите, чтобы все было хорошо и удобно.
    Обер-кондуктор. Будьте покойны.
    Домна Пантелевна. Иван Семеныч, взяли билеты-то?
    Великатов. Взял, Домна Пантелевна, и всю кладь вашу сдал.
    Домна Пантелевна. Так дайте мне билеты-то, а то без билетов не пустят.
    Великатов. Я вам после отдам, когда будете в вагон садиться.
    Домна Пантелевна. Как бы не опоздать, Иван Семеныч; пожалуй, без нас уедут, у меня сердце не на месте.
    Обер-кондуктор. Не беспокойтесь; я за вами приду и сам посажу вас, а уж без меня поезд не тронется. А за вещами я сейчас пришлю.
    Домна Пантелевна. Да уж пришлите, только кого понадежнее, чтобы все в сохранности.
    Великатов. Так вы распорядитесь!
    Обер-кондуктор (прикладывая руку к шапке).Сейчас прикажу. (Уходит.)
    Великатов. Надо, господа, на проводах бутылочку выпить, я уж приказал подать. Александра Николавна, Нина Васильевна, прошу покорно!
    Домна Пантелевна. Да, уж перед отъездом всем нужно присесть. Матрена, и ты садись!
    Все усаживаются у стола со стороны, противоположной арке. Человек входит с бутылкой шампанского, ставит на стол и уходит. Великатов наливает вино в бокалы.
    Великатов (поднимая бокал).Счастливого пути, Александра Николавна! Домна Пантелевна!
    Дулебов и Бакин привстают и кланяются.
    Домна Пантелевна. Счастливо оставаться, господа!
    Смельская (целуя Негину).Желаю тебе счастья, Саша! Пиши, пожалуйста!
    Входит кондуктор.
    Кондуктор. Какие вещи прикажете брать?
    Домна Пантелевна. Вон, батюшка! Матрена, покажи ему, да поди за ним, пригляди хорошенько.
    Кондуктор забирает вещи.
   Кондуктор!
    Кондуктор. Что угодно?
    Домна Пантелевна. Ты подушки-то поосторожнее, там по полу не валяйте их!
    Негина. Маменька!
    Домна Пантелевна. Что «маменька»! Прикажешь-то, так лучше. (Кондуктору.)Не трожь этот мешочек-то, крайний-то! Говорю, не трожь, там баранки, еще рассыплешь, пожалуй!
    Дулебов и Бакин смеются.
    Негина. Маменька!
    Домна Пантелевна. Да что! Понадейся на них!
    Негина. Берите всё, берите всё!
    На платформе звонок.
    Домна Пантелевна (быстро встает со стула).Ай! Поехали.
    Великатов. Успокойтесь, Домна Пантелевна, без вас не уедут.
    Кондуктор. Это звонок третьему классу, еще времени много осталось. (Уходит. Матрена за ним.)
    Домна Пантелевна. Напугали до смерти. Они этими звонками проклятыми всю душу вымотают.
    Входят из другой залы Нароков, за ним человек с бутылкой и Мелузов.
 
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
 
    Негина, Смельская, Домна Пантелевна, Великатов, Бакин, Дулебов. Нароков садится на конце стола, к арке. Человек ставит перед ним бутылку, Мелузов останавливается у двери.
    Негина (подходит к Мелузову).Ни слова, ради бога, ни слова! Если только любишь меня, молчи; я тебе после все скажу. (Отходит и садится на свое место.)
    Нароков (человеку).Ты сомневался, ты сомневался, глядя на меня, заплачэ ли я тебе? Хорошо! ты хороший слуга! Вот тебе за добродетель награда! (Дает десять рублей.)Получи за вино, а сдачу себе возьми!
    Человек. Покорнейше благодарю-с! (Уходит.)
    Мелузов садится рядом с Нароковым, который, налив бокалы себе и Мелузову, встает.
    Бакин. Спич, спич, господа! Послушаем.
    Нароков. Александра Николавна! первый бокал за ваш талант! Я горжусь тем, что первый заметил его. Да и кому ж здесь, кроме меня, заметить и оценить дарование! Разве здесь понимают искусство? Разве здесь искусство нужно? Разве здесь… о, проклятие!
    Бакин. Запутался, Мартын Прокофьич.
    Нароков (с сердцем).Нет, я не запутался. В робких шагах дебютантки, в первом, еще наивном лепете, я угадал будущую знаменитость. У вас есть талант, берегите его, растите его! Талант есть лучшее богатство, лучшее счастие человека! За ваш талант! (Пьет.)
    Негина. Благодарю вас, Мартын Прокофьич!
    Бакин. Браво!
    Дулебов. А он говорит довольно складно.
    Нароков (Мелузову).Налейте мне и себе.
    Мелузов наливает. Нароков поднимает бокал.
   Второй бокал за вашу красоту!
    Негина (встает).Ах, что вы! Зачем!
    Нароков. Вы не признаете за собой красоты? Нет, вы красавица. Для меня, где талант, там и красота! Я всю жизнь поклонялся красоте и буду ей поклоняться до могилы… За вашу красоту! (Пьет и ставит бокал.)Теперь позвольте мне на прощанье поцеловать вашу руку! (Становится на колени перед Негиной и целует ее руку.)
    Негина (сквозь слезы).Встаньте, Мартын Прокофьич, встаньте!
    Великатов. Довольно, Мартын Прокофьич! Вы расстроиваете Александру Николавну!
    Нароков. Да; довольно! (Встает делает несколько шагов к стеклянной двери и останавливается.)
    В дверях из другой залы появляются обер-кондуктор, прислуга и несколько пассажиров.
 
Не горе и слезы,
Не тяжкие сны,
А счастия розы
Тебе суждены.
Те розы прекрасны,
То рая цветы.
И, верь, не напрасны
Поэта мечты.
Но в радостях света,
В счастливые дни,
Страдальца поэта
И ты вспомяни!
 
    (Отходит к самой двери.)
 
Судьбою всевластной
Нещадно гоним,
Он счастлив, несчастный,
Лишь счастьем твоим.
 
    (Идет к дверям.)
    Великатов и Негина. Мартын Прокофьич, Мартын Прокофьич!
    Нароков. Нет, довольно, довольно, больше не могу. (Уходит.)
    Негина (знаком подзывает обер-кондуктора).Скажите, что пора ехать! Прошу вас.
    Обер-кондуктор (взглянув на часы).Еще немножко рано, а впрочем, как вам угодно. Господа, не угодно ли в вагоны садиться?
    Домна Пантелевна. Ах, пустите меня вперед, господа! пустите, а то не поспею.
    Обер-кондуктор. Пожалуйте направо, в последний вагон!
    Уходят Домна Пантелевна, за ней обер-кондуктор, Негина, Смельская и Великатов, за ними Дулебов и Бакин. Негина скоро возвращается.
 
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
 
    Мелузов, Негина, потом Великатов и обер-кондуктор.
    Негина. Ну, Петя, прощай! судьба моя решена.
    Мелузов. Как? Что? Что ты?
    Негина. Я не твоя, мой милый! Нельзя, Петя.
    Мелузов. Чья же ты?
    Негина. Ну, что тебе знать! Все равно тебе. Так надо, Петя. Я долго думала, мы обе с маменькой думали… Ты хороший человек, очень хороший! Все, что ты говорил, правда, все это правда; а нельзя… Уж сколько я плакала, сколько себя бранила… Ты этого не понимаешь. Вот видишь ты; уж всегда так, уж так заведено, уж ведь… ну… все так; что ж, вдруг я одна… это даже смешно.
    Мелузов. Смешно? Неужели смешно?
    Негина. Да, конечно. Все правда, все правда, что ты говорил, так и надо жить всем, так и надо… А если талант… если у меня впереди слава? Что ж мне, отказаться, а? А потом жалеть, убиваться всю жизнь… Если я родилась актрисой?…
    Мелузов. Что ты, что ты, Саша! разве талант и разврат нераздельны?
    Негина. Да нет, не разврат! Ах, какой ты! (Плачет.)Ты ничего не понимаешь… и не хочешь меня понять. Ведь я актриса; а ведь, по-твоему, нужно быть мне героиней какой-то. Да разве всякая женщина может быть героиней? Я актриса… Если б я и вышла за тебя замуж, я бы скоро бросила тебя и ушла на сцену, хотя за маленькое жалованье, да только бы на сцене быть. Разве я могу без театра жить?
    Мелузов. Это для меня новость, Саша.
    Негина. Новость! Потому и новость, что ты до сих пор души моей не знал. Ты думал, что я могу быть героиней; а я не могу… да и не хочу. Что ж мне быть укором для других? Вы, мол, вот какие, а я вот какая… честная!… Да другая, может быть, и не виновата совсем; мало ль какие обстоятельства, ты сам посуди: или родные… или там обманом каким… А я буду укорять? Да сохрани меня господи!
    Мелузов. Саша, Саша, да разве честная жизнь укор для других? Честная жизнь – хороший пример для подражания.
    Негина. Ну, вот видишь ты; значит, я глупа, значит, ничего не понимаю… А мы с маменькой так рассудили… мы поплакали, да и рассудили… А ты хочешь, чтоб я была героиней. Нет, уж мне куда же бороться… Какие мои силы! А все, что ты говорил, правда. Я никогда тебя не забуду.
    Мелузов. Не забудешь? И за то спасибо!
    Негина. Это были лучшие дни в моей жизни, уж у меня больше таких не будет. Прощай, милый!
    Мелузов. Прощай, Саша!
    Негина. Я как сбиралась, все плакала о тебе. На вот! (Достает из дорожной сумки волосы, завернутые в бумажку.)Я у себя отрезала полкосы для тебя. Возьми на память!
    Мелузов (кладет в карман).Благодарю, Саша.
    Негина. Если хочешь, я еще отрежу, хоть сейчас. (Достает из сумки ножницы.)На, отрежь сам!
    Мелузов. Не надо, не надо.
    Великатов отворяет дверь.
    Великатов. Александра Николавна, пожалуйте! Сейчас последний звонок.
    Негина. Сейчас, сейчас! Уйдите!
    Великатов уходит.
   Ну, прощай! только ты не сердись на меня! Не брани меня! Ну, прости меня! А то мне тяжело будет, у меня никакой радости не будет. Прости меня! Я на коленях буду умолять тебя.
    Мелузов. Не надо, не надо. Живи, как хочешь, как умеешь! Я одного только желаю, чтоб ты была счастлива. Только сумей быть счастлива, Саша! Ты обо мне и об моих словах забудь; а хоть как-нибудь, уж по-своему, сумей найти себе счастье. Вот и все, и вопрос жизни решен для тебя.
    Негина. Так ты не сердишься? Ну, вот и хорошо… ах, хорошо! Только послушай, Петя. Если ты будешь нуждаться, напиши!
    Мелузов. Что ты, Саша!
    Негина. Нет, пожалуйста, не откажись. Я, как сестра… я, как сестра, Петя. Ну, доставь ты мне эту радость!… Как сестра… Чем же я тебе за все добро твое?…
    Входит обер-кондуктор.
    Обер-кондуктор. Я за вами пришел. Пожалуйте садиться; сейчас поезд отходит!
    Негина (бросается на шею Мелузову).Прощай, Петя! Прощай, милый, голубчик! (Вырывается из объятий и бежит к двери.)Напиши, Петя, напиши! (Уходит; за ней обер-кондуктор.)
    Мелузов смотрит в растворенную дверь. Звонок. Слышен свисток кондуктора, потом свист машины, поезд трогается. Из другой залы выходят трагик и Вася.
 
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
 
    Мелузов, трагик и Вася.
    Трагик. Что ты сказал? Она уехала?
    Вася. Да, брат, уехала наша Александра Николавна. Прощай! Только и видели.
    Трагик. Ну что ж; мы с тобой будем плакать в одну урну и заочно пожелаем ей счастливого пути.
    Входят Смельская, Дулебов и Бакин.
 
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
 
    Мелузов, трагик, Вася, Смельская, Дулебов и Бакин.
    Бакин (хохочет).Это бесподобно! Я ему кричу: «Выходите, а то вас увезут!» А он говорит: «Пусть увезут, я нисколько не обижусь. До свиданья, господа!» Бесподобно! Значит, он их повез в свою усадьбу!
    Смельская. Это очень заметно было; я сейчас догадалась. Разве Негина может ехать в семейном вагоне? Из каких доходов? Ей с маменькой место в третьем классе, прижавшись в уголку.
    Бакин. Так зачем же он врет, что провожает?
    Смельская. Чтоб избежать разговоров; скажи он, что едет вместе с ними, сейчас бы пошли насмешки, остроты; да вы первые бы начали. А он стыдится, что ли, или просто не любит таких разговоров, я уж не знаю. Он сделал очень умно.
    Дулебов. Я вам говорил, что он человек умный.
    Бакин. А мы-то желаем счастливого пути госпоже Негиной! Да чего уж счастливее. Ну, если б я знал это, я бы от души пожелал Великатову голову сломать. А ведь бывает же, князь, что иногда стрелочник пьян напьется… Вот теперь встречный поезд проходит; вдруг на разъезде трах!
    Мелузов бросается к двери.
   Что вы, куда вы? Спасать? Не поспеете. Да и не бойтесь! Такие люди, как Великатов, не погибают, они невредимо и огонь и воду проходят.
    Мелузов останавливается.
   Побеседуемте, молодой человек! Или вы, может быть, застрелиться торопитесь? Так я вам не помешаю, стреляйтесь, стреляйтесь! Ведь студенты при всяких неудачах стреляются.
    Мелузов. Нет, я не застрелюсь.
    Бакин. Пистолета не на что купить? Так я вам куплю на свой счет.
    Мелузов. Покупайте для себя.
    Бакин. Что же вы теперь, за какое дело приметесь? Опять учить?
    Мелузов. Да. Что же больше делать? Это наше занятие, наша обязанность.
    Бакин. И опять актрису?
    Мелузов. Хоть бы и актрису.
    Бакин. И опять влюбитесь, опять мечтать будете, женихом себя считать?
    Мелузов. Смейтесь надо мной, я не сержусь, я этого заслуживаю. Я вас обезоружу, я сам вместе с вами буду смеяться над собой. Ведь смешно, действительно смешно. Бедняк, на трудовые деньги выучился трудиться: ну и трудись! А он вздумал любить! Нет, этой роскоши нам не полагается.
    Смельская. Ах, какой милый! (Посылает рукой поцелуй.)
    Мелузов. У нас, у горемык, у тружеников, есть свои радости, которых вы не знаете, которые вам недоступны. Дружеские беседы за стаканом чаю, за бутылкой пива о книжках, которых вы не читаете, о движении науки, которой вы не знаете, об успехах цивилизации, которыми вы не интересуетесь. Что ж нам еще! А я вторгся, так сказать, в чужое владение, в область беспечального пребывания, беззаботного времяпровождения, в сферу красивых, веселых женщин, в сферу шампанского, букетов, дорогих подарков. Ну, как же не смешно! Конечно, смешно.
    Смельская. Ах, какой он милый!
    Бакин. Вы не обидчивы; а я думал, что вы меня на дуэль вызовете.
    Мелузов. Дуэль? Зачем? У нас с вами и так дуэль, постоянный поединок, непрерывная борьба. Я просвещаю, а вы развращаете.
    Трагик. Благородно! (Васе.)Спрашивай шампанского!
    Мелузов. Вот и давайте бороться: вы свое дело делайте, а я буду свое. И посмотрим, кто скорее устанет. Вы скорее бросите свое занятие; в легкомыслии немного привлекательного; придете в солидный возраст, совесть зазрит. Бывают, конечно, и такие счастливые натуры, что до глубокой старости сохраняют способность с удивительною легкостью перелетать с цветка на цветок; но это исключения. Я же свое дело буду делать до конца. А если я перестану учить, перестану верить в возможность улучшать людей или малодушно погружусь в бездействие и махну рукой на все, тогда покупайте мне пистолет, спасибо скажу. (Надвигает шляпу и закутывается, пледом.)
    Вася. Шампанского!
    Трагик. Полдюжины!
    1881