Страница:
Рефлексия разразится потом, и будет она беспощадной.
Главного героя, тренера по американскому футболу Тони Д’Амато, не могущего никак избыть ярость и меланхолию, играет Аль Пачино, мировой актер и, видно, нервический человек. Он, малый трудной судьбы, приводит команду к триумфам. Воплощение тех самых кнута и пряника; в команде его боготворят и перед ним трепещут.
Но ведь всегда найдется оппонент.
В фильме это Кристина Паньяччи, уверенная, что люди живут только ради бабла. А которые нет, те обречены.
Она заявится в команду, некоторое время будет ходить на матчи и осматриваться, потом заявит главному тренеру: «Всем предстоит обновить контракты, ты – не исключение».
Тренер багровеет. Он – легенда, патриарх, волчара, он стоит и выслушивает от женщины: «Четыре игры подряд, Тони, четыре игры продуть – это позор! И я не допущу, чтобы команда развалилась! Она тебя не слушает!»
В эпоху классического противостояния «Барсы» и «Реала» трудно кого-то удивить коллизиями, но там ведь мужская драчка.
Она захотела все переиначить в команде и начала с денег, тем самым сделав больно тренеру, в фильме часто повторяющему: «Не лезь туда, в чем ничего не смыслишь». И это не примитивное перетягивание каната, где – делов-то! – одни мускулы, это специальная история, которая подается как история битвы за власть, но это притворство; Стоун снял не производственную, а человеческую драму про Честь и Бесчестие.
А команда в фильме – это команда «Локомотив», Кристина Паньяччи – Ольга Смородская, Тони Д’Амато – Юрий Семин.
Человек может любить вас, другой человек из-за власти растопчет вас. Но часто это один и тот же человек.
Выдающееся кино про то, что каждый одерживает свою победу.
И все проигрывают.
P.S. Фильм завершается так: герои расстаются. Д’Амато уезжает в другой клуб, Паньяччи остается, не зная главного: вслед за Д’Амато уезжают все ключевые игроки.
2011 год. Начало
Вопросы к Праведникам
Спорт
Игнашевич
Русская Формула сексапильности, или О спорт, ты – секс!
Искренность крученого мяча о…
…напутствии Манделы
…стыде Марибора
…и непокоренной игре
Ковальчук
Главного героя, тренера по американскому футболу Тони Д’Амато, не могущего никак избыть ярость и меланхолию, играет Аль Пачино, мировой актер и, видно, нервический человек. Он, малый трудной судьбы, приводит команду к триумфам. Воплощение тех самых кнута и пряника; в команде его боготворят и перед ним трепещут.
Но ведь всегда найдется оппонент.
В фильме это Кристина Паньяччи, уверенная, что люди живут только ради бабла. А которые нет, те обречены.
Она заявится в команду, некоторое время будет ходить на матчи и осматриваться, потом заявит главному тренеру: «Всем предстоит обновить контракты, ты – не исключение».
Тренер багровеет. Он – легенда, патриарх, волчара, он стоит и выслушивает от женщины: «Четыре игры подряд, Тони, четыре игры продуть – это позор! И я не допущу, чтобы команда развалилась! Она тебя не слушает!»
В эпоху классического противостояния «Барсы» и «Реала» трудно кого-то удивить коллизиями, но там ведь мужская драчка.
Она захотела все переиначить в команде и начала с денег, тем самым сделав больно тренеру, в фильме часто повторяющему: «Не лезь туда, в чем ничего не смыслишь». И это не примитивное перетягивание каната, где – делов-то! – одни мускулы, это специальная история, которая подается как история битвы за власть, но это притворство; Стоун снял не производственную, а человеческую драму про Честь и Бесчестие.
А команда в фильме – это команда «Локомотив», Кристина Паньяччи – Ольга Смородская, Тони Д’Амато – Юрий Семин.
Человек может любить вас, другой человек из-за власти растопчет вас. Но часто это один и тот же человек.
Выдающееся кино про то, что каждый одерживает свою победу.
И все проигрывают.
P.S. Фильм завершается так: герои расстаются. Д’Амато уезжает в другой клуб, Паньяччи остается, не зная главного: вслед за Д’Амато уезжают все ключевые игроки.
2011 год. Начало
Я отменил вакации (в переводе для группы «Фабрика», слово «вакации» означает каникулы), работаю над второй книгой, которая вся будет покоиться на публикациях в «Советском спорте» в первую очередь, на kp.ru во вторую очередь и с дополнительными комментариями.
Я не мог себе представить, что люди, много моложе меня, окромя гирлянды, внушающей то, что сюжеты самых сусальных голливудских лент осуществимы и в нашей, зачастую очень нервной, жизни, что люди много моложе меня, кроме этой гирлянды, преподнесут мне подарок под названием «Шикарное начало года». Если уж в новогодние дни к тебе являются умники (а у нас этих умников – легион), именно почему-то в новогодние дни они воплощают термин «обострение» и расскажут, что жить тебе в общем-то незачем, и извещают тебе о близком конце, ничего не остается, кроме как вплотную заняться вопросом о своих жизненных приоритетах. Я им и занимаюсь. И не потому, что работаю над второй книгой, а так я устроен психоэмоционально, что мне каждый раз, каждый день, каждое утро, и сегодня, в предрождественскую ночь, мне нужно найти повод, для чего я живу и для кого.
Я извиняюсь за выспреннее начало. Этой колонкой я начинаю писать летопись 2011 года. И слава Богу, что молодежная сборная по хоккею облегчила мне начало этого марафонского забега. Обо всех приоритетах говорить не буду, не время. Скажу о сути. Суть не в скандалах, я сделал себе на скандалах имя, но суть сейчас не в них. Не в «Сатурне», хотя его очень жаль. Не в уходе Роналдиньо из «Милана», хотя его совсем не жаль. Не в том, что англичане критикуют Аршавина, хотя его очень жаль. Не в дальнейшей судьбе Бекхэма, вот уж кого наша жалость бы рассмешила! Не в черной полосе Ковальчука, за которого я искренне болею на правах товарища. Не в проблемах биатлонистов, которых призовет к порядку, уж поверьте мне, как знающему, Прохоров. Все это крайне интересно. Но 6 января, далеко от сути разговора о приоритетах, центр моей вселенной – люди, в данном случае очень молодые люди, которые дают нам повод радоваться за них и расти самим. Поздно, если не умеете с младых ногтей, научиться относиться ко всему, как и я, с живейшим интересом, но чуть-чуть юмористически, что вообще неотделимо от моей ментальности.
Проиграть первые два матча и дать повод злопыхателям говорить о том, что нет будущего у российского хоккея, потом выйти на третий матч и «на зубах» его вытащить, понимая, что отступать некуда. Проигрывать все последующие, кроме игры с бледными чехами – все это не сообщало мне никакого оптимизма. Я, говоря про наших молодых хоккеистов, конечно держу в голове сами знаете какой город нашей местности. Через три года мы там будем держать ответ перед всей вселенной. Я, говоря про них, совсем молодых людей, с их невеликими пока хоккейными фамилиями, говорю про великие характеры. Я не знаю, спал ли город в ночь, которую я пережил. Я не знаю, если нет – то по этой ли причине он не спал. Но я точно не спал из-за финала на чемпионате в Баффало.
Люди вы осведомленные, все перипетии нового восхождения, сравнимого с революцией 1917 года, знаете и без меня. Знаете, что в прошлом году мы заняли шестое место. Я помню оскорбительные выпады главного тренера в адрес хоккеистов. И оскорбительные выпады детей в адрес главного тренера. Вы знаете про буллиты больше моего. Я только недавно узнал, что буллиты пишутся через два «л». Вы знаете про отсутствие до матча со шведами полноценного отдыха. Знаете, как красиво отжарили, в самом интимном смысле, болтуна какого-то с грузинской фамилией Ватанен.
Я написал главному редактору «Советского спорта» и еще пятидесяти сентиментальным созданиям сегодня с утра: «С шикарным началом года!» И представьте себе, никого не застал врасплох. Оказывается, та часть города, которая не считает патриотизм прибежищем негодяев, а считает его поводом для стабилизации кровяного давления, тоже не спала. Никого не застал врасплох. И мне все стали писать письма в ответ. Я не то чтобы пережил озарение, мне слишком много лет, чтобы я переживал озарение из-за отдельно взятого хоккейного финала. Я не то чтобы пережил катарсис (для группы «Иванушки», катарсис – это очищение), я не то чтобы… Я просто рад. Я просто рад, что моим сыновьям есть на кого равняться. Я просто рад, что во времена, когда справа проблемы, слева проблемы, а многим людям недостает ни света, ни тепла, если они вообще есть, эти свет и тепло, я знаю точно только одно, и говорю вам в начале этого года то, что я знаю: нам есть, на кого равняться. А самым взрослым из нас, разуверившимся, что в жизни есть чудеса, нужно усвоить, что чудес без труда не бывает. И, радуясь этому новому старому открытию, теперь уже по-настоящему надеяться – в Сочи мы будем небезнадежны. С Шикиным в воротах и с несгибаемо волевыми ребятами на площадке.
Я не мог себе представить, что люди, много моложе меня, окромя гирлянды, внушающей то, что сюжеты самых сусальных голливудских лент осуществимы и в нашей, зачастую очень нервной, жизни, что люди много моложе меня, кроме этой гирлянды, преподнесут мне подарок под названием «Шикарное начало года». Если уж в новогодние дни к тебе являются умники (а у нас этих умников – легион), именно почему-то в новогодние дни они воплощают термин «обострение» и расскажут, что жить тебе в общем-то незачем, и извещают тебе о близком конце, ничего не остается, кроме как вплотную заняться вопросом о своих жизненных приоритетах. Я им и занимаюсь. И не потому, что работаю над второй книгой, а так я устроен психоэмоционально, что мне каждый раз, каждый день, каждое утро, и сегодня, в предрождественскую ночь, мне нужно найти повод, для чего я живу и для кого.
Я извиняюсь за выспреннее начало. Этой колонкой я начинаю писать летопись 2011 года. И слава Богу, что молодежная сборная по хоккею облегчила мне начало этого марафонского забега. Обо всех приоритетах говорить не буду, не время. Скажу о сути. Суть не в скандалах, я сделал себе на скандалах имя, но суть сейчас не в них. Не в «Сатурне», хотя его очень жаль. Не в уходе Роналдиньо из «Милана», хотя его совсем не жаль. Не в том, что англичане критикуют Аршавина, хотя его очень жаль. Не в дальнейшей судьбе Бекхэма, вот уж кого наша жалость бы рассмешила! Не в черной полосе Ковальчука, за которого я искренне болею на правах товарища. Не в проблемах биатлонистов, которых призовет к порядку, уж поверьте мне, как знающему, Прохоров. Все это крайне интересно. Но 6 января, далеко от сути разговора о приоритетах, центр моей вселенной – люди, в данном случае очень молодые люди, которые дают нам повод радоваться за них и расти самим. Поздно, если не умеете с младых ногтей, научиться относиться ко всему, как и я, с живейшим интересом, но чуть-чуть юмористически, что вообще неотделимо от моей ментальности.
Проиграть первые два матча и дать повод злопыхателям говорить о том, что нет будущего у российского хоккея, потом выйти на третий матч и «на зубах» его вытащить, понимая, что отступать некуда. Проигрывать все последующие, кроме игры с бледными чехами – все это не сообщало мне никакого оптимизма. Я, говоря про наших молодых хоккеистов, конечно держу в голове сами знаете какой город нашей местности. Через три года мы там будем держать ответ перед всей вселенной. Я, говоря про них, совсем молодых людей, с их невеликими пока хоккейными фамилиями, говорю про великие характеры. Я не знаю, спал ли город в ночь, которую я пережил. Я не знаю, если нет – то по этой ли причине он не спал. Но я точно не спал из-за финала на чемпионате в Баффало.
Люди вы осведомленные, все перипетии нового восхождения, сравнимого с революцией 1917 года, знаете и без меня. Знаете, что в прошлом году мы заняли шестое место. Я помню оскорбительные выпады главного тренера в адрес хоккеистов. И оскорбительные выпады детей в адрес главного тренера. Вы знаете про буллиты больше моего. Я только недавно узнал, что буллиты пишутся через два «л». Вы знаете про отсутствие до матча со шведами полноценного отдыха. Знаете, как красиво отжарили, в самом интимном смысле, болтуна какого-то с грузинской фамилией Ватанен.
Я написал главному редактору «Советского спорта» и еще пятидесяти сентиментальным созданиям сегодня с утра: «С шикарным началом года!» И представьте себе, никого не застал врасплох. Оказывается, та часть города, которая не считает патриотизм прибежищем негодяев, а считает его поводом для стабилизации кровяного давления, тоже не спала. Никого не застал врасплох. И мне все стали писать письма в ответ. Я не то чтобы пережил озарение, мне слишком много лет, чтобы я переживал озарение из-за отдельно взятого хоккейного финала. Я не то чтобы пережил катарсис (для группы «Иванушки», катарсис – это очищение), я не то чтобы… Я просто рад. Я просто рад, что моим сыновьям есть на кого равняться. Я просто рад, что во времена, когда справа проблемы, слева проблемы, а многим людям недостает ни света, ни тепла, если они вообще есть, эти свет и тепло, я знаю точно только одно, и говорю вам в начале этого года то, что я знаю: нам есть, на кого равняться. А самым взрослым из нас, разуверившимся, что в жизни есть чудеса, нужно усвоить, что чудес без труда не бывает. И, радуясь этому новому старому открытию, теперь уже по-настоящему надеяться – в Сочи мы будем небезнадежны. С Шикиным в воротах и с несгибаемо волевыми ребятами на площадке.
Вопросы к Праведникам
Как футболист-неудачник, как старый человек, по части темперамента могущий дать фору юношам, как грузин, по духу более русский, чем иные русские, я не могу пройти мимо дискуссии по поводу «наших юных хоккеистов, которые, победив, пили и матерились прилюдно».
Я позволю себе одно полемическое замечание.
Я не знаю, как и по какой причине эта неприятность случилась с этими людьми, а таких людей все больше, но совершенно определенно, что у них душевная дисфункция.
Они же просто не умеют радоваться за других, их злит успех других, а я по опыту знаю, что когда ты имеешь дело с таким человеком, будь готов к тому, что он будет изображать из себя праведника.
Девушка из относительно тиражной газеты написала, что, насмотревшись на то, как хоккеисты отмечали победу, испытывает к ним отвращение, на нашем сайте какой-то праведник провел аналогию с хирургом, который выходит из операционной и никогда не изрыгает мат. Одна спрашивает: «А вы бы хотели лететь через океан с пьяной орущей компанией?» Девушку зовут Лена.
Немедля, не опасаясь проклятия богов, отвечаю девушке Лене: во-первых, с такой компанией за честь почел бы, во-вторых, как выяснилось, никто в пьяном виде не орал, именно в пьяном, потому что быть пьяным – это одно, орать: «Маша, я люблю тебя!» – это другое, а в пьяном виде вопить «Пошли вы…» – это третий акт.
Но мой ответ похож на придирку, а я о другом.
Предостерегая всех этих праведников от зазнайского самоупоения, я хочу их спросить: «А вы никогда не сходили с ума от радости? Не визжали, не скакали, как дети малые, не знали приступов отчаянной радости? Не напивались? Не преступали черту, не убив при этом никого? Не танцевали, как я, под окнами роддома в три пополуночи? не опасались, что сердце после какой-то вашей победы вот-вот вырвется наружу? Вы не хохотали, как я, в сумрачном общественном транспорте над ужимками детей своих или товарищей своих? Не участвовали в милых безумствах во время смешных юбилеев близких людей? Не бегали босиком по лужам?»
Тогда что вы делали, пока я жил?!
Еще раз поздравляю ребят, себя и вас, тех, которые не праведники, – с Победой!!!
P.S. Нет уж, если придираться, то придираться. Не знаю, каких хирургов вы видели, но мои трое одноклассников – эскулапы, и спасли уже легион людей. Стресс такой, что мат их орудие, а на досуге литр чачи – разогрев.
P.P.S. заметка написана после скандала: нашу сборную сняли в Америке с самолета.
Их х*есосы отромстили, а наши х*есосы присоединились к их х*есосам, осуждая ребят за эйфорию.
P.P.P.S. 12 января – в России День работников прокуратуры. Вот им, прокурорам, я и посвящаю эту заметку: их у нас – не счесть.
Я позволю себе одно полемическое замечание.
Я не знаю, как и по какой причине эта неприятность случилась с этими людьми, а таких людей все больше, но совершенно определенно, что у них душевная дисфункция.
Они же просто не умеют радоваться за других, их злит успех других, а я по опыту знаю, что когда ты имеешь дело с таким человеком, будь готов к тому, что он будет изображать из себя праведника.
Девушка из относительно тиражной газеты написала, что, насмотревшись на то, как хоккеисты отмечали победу, испытывает к ним отвращение, на нашем сайте какой-то праведник провел аналогию с хирургом, который выходит из операционной и никогда не изрыгает мат. Одна спрашивает: «А вы бы хотели лететь через океан с пьяной орущей компанией?» Девушку зовут Лена.
Немедля, не опасаясь проклятия богов, отвечаю девушке Лене: во-первых, с такой компанией за честь почел бы, во-вторых, как выяснилось, никто в пьяном виде не орал, именно в пьяном, потому что быть пьяным – это одно, орать: «Маша, я люблю тебя!» – это другое, а в пьяном виде вопить «Пошли вы…» – это третий акт.
Но мой ответ похож на придирку, а я о другом.
Предостерегая всех этих праведников от зазнайского самоупоения, я хочу их спросить: «А вы никогда не сходили с ума от радости? Не визжали, не скакали, как дети малые, не знали приступов отчаянной радости? Не напивались? Не преступали черту, не убив при этом никого? Не танцевали, как я, под окнами роддома в три пополуночи? не опасались, что сердце после какой-то вашей победы вот-вот вырвется наружу? Вы не хохотали, как я, в сумрачном общественном транспорте над ужимками детей своих или товарищей своих? Не участвовали в милых безумствах во время смешных юбилеев близких людей? Не бегали босиком по лужам?»
Тогда что вы делали, пока я жил?!
Еще раз поздравляю ребят, себя и вас, тех, которые не праведники, – с Победой!!!
P.S. Нет уж, если придираться, то придираться. Не знаю, каких хирургов вы видели, но мои трое одноклассников – эскулапы, и спасли уже легион людей. Стресс такой, что мат их орудие, а на досуге литр чачи – разогрев.
P.P.S. заметка написана после скандала: нашу сборную сняли в Америке с самолета.
Их х*есосы отромстили, а наши х*есосы присоединились к их х*есосам, осуждая ребят за эйфорию.
P.P.P.S. 12 января – в России День работников прокуратуры. Вот им, прокурорам, я и посвящаю эту заметку: их у нас – не счесть.
Спорт
Такое ощущение, что противостояние Аршавина и российской футбольной общественности носит уже характер даже не мировоззренческий, а голый классовый, и я все жду, когда кто-нибудь напишет о том, что А. А. не соотносит себя с социумом, а все это потому, что развращен славой и деньгами.
Эстетически эти нападки еще туда-сюда, особенно если оформлены нежно почитаемым мной Уткиным, но идеологически они не выдерживают проверки анализом.
Вот Темури Кецбая, который сборную Грузии перековал, считает, что в современный футбол только мозгами и играют. Мои грузины бегали быстрее всех, техничные па исполняли, а толку не было. Теперь есть.
Мне все равно, прошло время А. А. или нет, играет он блестяще. С оговоркой: он играет блестяще, когда в хорошем настроении. А в хорошем настроении он тогда, когда его хвалят.
Давайте ваш навоз я разбавлю своим елеем.
Он, конечно, раздобрел, и он зазнайка эпических пропорций – но глаз от него не оторвать, но он за секунду может все решить, одним пасом, одним рывком, пусть даже не таким, как в прежние годы. Футбольные мгновения, секунды.
Он лично мне нужен, потому что я хочу поехать на ЧЕ, а это во многом, что бы там ни говорили, зависит от него.
Значит, я буду петь ему дифирамбы.
В матче с Ирландией он был чертовски хорош. А когда прочтет эту заметку, сразу переживет тот ренессанс, о котором Уткин написал.
Эстетически эти нападки еще туда-сюда, особенно если оформлены нежно почитаемым мной Уткиным, но идеологически они не выдерживают проверки анализом.
Вот Темури Кецбая, который сборную Грузии перековал, считает, что в современный футбол только мозгами и играют. Мои грузины бегали быстрее всех, техничные па исполняли, а толку не было. Теперь есть.
Мне все равно, прошло время А. А. или нет, играет он блестяще. С оговоркой: он играет блестяще, когда в хорошем настроении. А в хорошем настроении он тогда, когда его хвалят.
Давайте ваш навоз я разбавлю своим елеем.
Он, конечно, раздобрел, и он зазнайка эпических пропорций – но глаз от него не оторвать, но он за секунду может все решить, одним пасом, одним рывком, пусть даже не таким, как в прежние годы. Футбольные мгновения, секунды.
Он лично мне нужен, потому что я хочу поехать на ЧЕ, а это во многом, что бы там ни говорили, зависит от него.
Значит, я буду петь ему дифирамбы.
В матче с Ирландией он был чертовски хорош. А когда прочтет эту заметку, сразу переживет тот ренессанс, о котором Уткин написал.
Игнашевич
Я не уверен, но чушь, которую произнес на брифинге футболист Сергей Игнашевич, может быть обусловлена биохимическим фактором.
Он обиделся на вопрос, почему у футболистов сборной России не горят глаза, и швырнул в зал реплику: «Вы книжек начитались и фильмов насмотрелись!»
Я прощу эту реплику С. И., если наши парни, включая его, обидчивого, победят. Я объясню эту реплику некоторой устной беспечностью.
Если наши продуют, я назову его хвостатым оппонентом Бога, потому что, если презреть эзопов язык, С. И. нахамил журналисту, задавшему резонный вопрос.
Нахамил всем нам.
Ибо отвечать на вопросы без самодовольства и без клише мезозойской эры – часть его работы, и часть архиважная. Он обязан «владеть собой среди толпы смятенной», даже если неудобные вопросы звучат четыреста раз на дню.
Когда б они умели так играть, как научились срезать журналистов! Я решительно не могу, говоря о взаимоотношениях футболистов и наших находчивых только во время пресс-конференций футболистов, не выйти из обыденного тона. Они обязаны быть с журналистами корректными, а не изображать пастырей! Потому что грубят только идиоты, в сумеречном состоянии пребывающие. Потому что, если человека перед такой игрой глаз не горит и душа на месте, он кто? Он черствый манкурт.
Мне мало дела до того, что С. И. думает об устройстве Вселенной. Но он надевает майку МОЕЙ страны, и он должен носом землю перепахать, а добыть победу.
И пусть не говорят, что это работа.
Это честь. И не нужно здесь никакой доказательной базы, пошли вы!
И глаз у тебя, мил человек, гореть будет, не может не гореть.
Как у нас, болеющих за вас.
P.S. Я думаю, Игнашевич специально пошел на убийство патетики, бо он, это видно, хороший парень (тем паче играет в моем ЦСКА). Я думаю, в тот момент ему чертовски надоели алогично всем недовольные журналюги и пресс, под которым кто хошь завоет.
Я думаю так.
Мне хочется так думать.
Он обиделся на вопрос, почему у футболистов сборной России не горят глаза, и швырнул в зал реплику: «Вы книжек начитались и фильмов насмотрелись!»
Я прощу эту реплику С. И., если наши парни, включая его, обидчивого, победят. Я объясню эту реплику некоторой устной беспечностью.
Если наши продуют, я назову его хвостатым оппонентом Бога, потому что, если презреть эзопов язык, С. И. нахамил журналисту, задавшему резонный вопрос.
Нахамил всем нам.
Ибо отвечать на вопросы без самодовольства и без клише мезозойской эры – часть его работы, и часть архиважная. Он обязан «владеть собой среди толпы смятенной», даже если неудобные вопросы звучат четыреста раз на дню.
Когда б они умели так играть, как научились срезать журналистов! Я решительно не могу, говоря о взаимоотношениях футболистов и наших находчивых только во время пресс-конференций футболистов, не выйти из обыденного тона. Они обязаны быть с журналистами корректными, а не изображать пастырей! Потому что грубят только идиоты, в сумеречном состоянии пребывающие. Потому что, если человека перед такой игрой глаз не горит и душа на месте, он кто? Он черствый манкурт.
Мне мало дела до того, что С. И. думает об устройстве Вселенной. Но он надевает майку МОЕЙ страны, и он должен носом землю перепахать, а добыть победу.
И пусть не говорят, что это работа.
Это честь. И не нужно здесь никакой доказательной базы, пошли вы!
И глаз у тебя, мил человек, гореть будет, не может не гореть.
Как у нас, болеющих за вас.
P.S. Я думаю, Игнашевич специально пошел на убийство патетики, бо он, это видно, хороший парень (тем паче играет в моем ЦСКА). Я думаю, в тот момент ему чертовски надоели алогично всем недовольные журналюги и пресс, под которым кто хошь завоет.
Я думаю так.
Мне хочется так думать.
Русская Формула сексапильности, или О спорт, ты – секс!
А чего такого, заслышав смех, вопросил я на съемках канала «Россия-2»? Нормальный паренек приходит в мир, который так причудливо раскрашен, чтоб дифирамбы петь красивым дамам нашим! (Это я позволил себе переиначить поэта Ю. Домбровского.)
«Россия-2» вознамерилась с помощью таких бесспорных дамских угодников и спорных ценителей лепости составить рейтинг самых сексуальных спортсменок России.
Я в восторге был от затеи и, как только включилась камера, закричал, что каждый раз, когда я видел Елену Дементьеву на корте и вне корта, я подвергался паническим атакам, как перед выходом на сцену.
И Настя Мыскина в прежние времена, и теперешняя Анна Чакветадзе, и даже боксер Наталья Рогозина являют для меня сладостную схватку с анатомией, и безучастным к их великолепию может быть только полено, а я, глядя на наших женщин, поленом не буду даже в загробной реинкарнации да подвергнутый бальзамированию и заморозке.
Первое место я отдал близняшкам Анне и Ольге Дмитриевым. Они каратистки.
Второе место за Марией Верченовой, гольфисткой.
Третье заняла теннисистка Мария Кириленко; четвертое – Люда Прививкова, керлинг; пятое – Ася Давыдова, синхронное плавание.
Я всю жизнь раболепно пасую при не контакте даже, а лицезрении бесспорной, химически чистой красотой наших.
Это вам не сестры Уильямс с дорическими колоннами вместо ног и выражением лиц, как у существ образцового человеконенавистничества.
Когда улыбается Прививкова или стреляют глазками близняшки-каратистки, когда исподлобья смотрит Верянова, а Кириленко грустит, становится понятно, отчего я благодарю небеса за то, что гетеросексуал.
На финальный вопрос ведущего, зачем вообще нужны такие рейтинги, я жизнерадостно выпалил: «Затем, зачем вообще нужна красота: наслаждаться ею! И пытаться ей соответствовать».
P.S. Спорт – это театр, цирк, зоопарк. Мы все спортсмены. Вы плохие, я – отменный. Остальные выводы покоятся на более или менее шатких допущениях.
В газете «Советский спорт» (главред И. А. Коц) я делаю вот что: пока другие делают унылые лица, рассуждая про тактические схемы, я специально играю на понижение, учиняя истерики, будучи парнем в односекундье увлекающимся.
Если составить комкорданс по моим экзерсисам в Совспорте, то получится, что я пишу не о шайбах, гандикапе и установках, но об ощущениях. О том, что невозможно дышать воздухом, в котором не растворена любофф: спортсмены, знаете, тоже человеки.
А если это молодежная сборная по хоккею, которую я утром 6 января волевым решением возвел в ранг святых?! Как, не повредившись в уме, в «Советском спорте» написать о них? Я не умею про голевые передачи, я умею про человеческий дух.
И в обыденной жизни, и в спорте я люблю овечкиных, шевченко, кириленко, чакветадзе, форланов – неосторожных в известном смысле людей. И люблю про них писать. В том окаянном матче с канадцами я описал ненастный взор Овечкина, этот взор был для меня главным.
Мне интересно, что чувствует в этом году хороший парень Илья Ковальчук, переживающий плохие дни? Как ему наедине с внутренними безднами?
Желание писать о спорте именно в таком разрезе – неодолимо, как гормональный драйв в молодости.
С этим желанием я и лечу в эту светящуюся воронку.
«Россия-2» вознамерилась с помощью таких бесспорных дамских угодников и спорных ценителей лепости составить рейтинг самых сексуальных спортсменок России.
Я в восторге был от затеи и, как только включилась камера, закричал, что каждый раз, когда я видел Елену Дементьеву на корте и вне корта, я подвергался паническим атакам, как перед выходом на сцену.
И Настя Мыскина в прежние времена, и теперешняя Анна Чакветадзе, и даже боксер Наталья Рогозина являют для меня сладостную схватку с анатомией, и безучастным к их великолепию может быть только полено, а я, глядя на наших женщин, поленом не буду даже в загробной реинкарнации да подвергнутый бальзамированию и заморозке.
Вы обычно нападаете или защищаетесь?Схематически составление рейтинга выглядело так: предъявляли портфолио спортсменок, там были бытовой и рабочий ракурсы, и сам по себе компаративный анализ априорно был несправедлив, но что делать. Я, глотая слюну, ел глазами небесных особей и громко это дело комментировал, очень стараясь, чтоб тон был восторженным, иной другой – неуместный.
Не вижу смысла переходить в атаку первым. Всегда страшно было, но не до такой степени, чтобы я не защищался! Хотя в драку я не лезу! Я обосру и жду!
Первое место я отдал близняшкам Анне и Ольге Дмитриевым. Они каратистки.
Второе место за Марией Верченовой, гольфисткой.
Третье заняла теннисистка Мария Кириленко; четвертое – Люда Прививкова, керлинг; пятое – Ася Давыдова, синхронное плавание.
Я всю жизнь раболепно пасую при не контакте даже, а лицезрении бесспорной, химически чистой красотой наших.
Это вам не сестры Уильямс с дорическими колоннами вместо ног и выражением лиц, как у существ образцового человеконенавистничества.
Когда улыбается Прививкова или стреляют глазками близняшки-каратистки, когда исподлобья смотрит Верянова, а Кириленко грустит, становится понятно, отчего я благодарю небеса за то, что гетеросексуал.
На финальный вопрос ведущего, зачем вообще нужны такие рейтинги, я жизнерадостно выпалил: «Затем, зачем вообще нужна красота: наслаждаться ею! И пытаться ей соответствовать».
P.S. Спорт – это театр, цирк, зоопарк. Мы все спортсмены. Вы плохие, я – отменный. Остальные выводы покоятся на более или менее шатких допущениях.
В газете «Советский спорт» (главред И. А. Коц) я делаю вот что: пока другие делают унылые лица, рассуждая про тактические схемы, я специально играю на понижение, учиняя истерики, будучи парнем в односекундье увлекающимся.
Если составить комкорданс по моим экзерсисам в Совспорте, то получится, что я пишу не о шайбах, гандикапе и установках, но об ощущениях. О том, что невозможно дышать воздухом, в котором не растворена любофф: спортсмены, знаете, тоже человеки.
А если это молодежная сборная по хоккею, которую я утром 6 января волевым решением возвел в ранг святых?! Как, не повредившись в уме, в «Советском спорте» написать о них? Я не умею про голевые передачи, я умею про человеческий дух.
И в обыденной жизни, и в спорте я люблю овечкиных, шевченко, кириленко, чакветадзе, форланов – неосторожных в известном смысле людей. И люблю про них писать. В том окаянном матче с канадцами я описал ненастный взор Овечкина, этот взор был для меня главным.
Мне интересно, что чувствует в этом году хороший парень Илья Ковальчук, переживающий плохие дни? Как ему наедине с внутренними безднами?
Желание писать о спорте именно в таком разрезе – неодолимо, как гормональный драйв в молодости.
С этим желанием я и лечу в эту светящуюся воронку.
Искренность крученого мяча о…
В Игре нет обмана и вины, и она никогда не бывает скучной, что делает ее похожей на антологию Фрэнка Синатры, на рассвет в горах, на первый поход с родителями в цирк, на дачные посиделки с теми, кого любишь, на утренние улыбки моих детей. Игра (если это, конечно, не игра в Мариборе) укажет путь, наставит на него, не пнет лежачего, но вдохновит его великостью цели в конце пути.
…напутствии Манделы
Клинт Иствуд, человек, который так вкусно и стильно состарился, что самому хочется немедля расплеваться с пустоголовой молодостью, снял фильм про Нельсона Манделу и про Игру.
1994 год, ЮАР, Кубок мира. Простой и величавый Мандела, 30 лет оттрубивший в камере-одиночке за то, что хотел, чтобы все люди любили друг друга или по крайности уважали; президент страны, с оханьем, аханьем выбирающейся из запутанных зарослей ненависти к столь любезной Манделе, пронизанной любовью и уважением живой жизни. Черное население ненавидит свою сборную как символ прошлого с апартеидом во главе; ненавидит, как мы ненавидели свою после Словении. Но то была ненависть другого разбора, к безжизненным личинкам, не ведающим стыда. А тут на кону Игра, способная объединить страну, чужака заделать своим, и своим заделаться чужаку.
И Мандела напутствует сборную, как сейчас почти нашего Сибайю, чтоб истово билась та за покореженную свою, но великую родину, которую полили кровью, а надо бы слезами радости. У которой отобрали все, кроме достоинства, а Игра, помимо прочего, учит, что достоинство выше мести. Выше вообще всего, даже страшно вымолвить, российского Кодекса чести, не соблюдаемого никем, кроме, конечно, Дика Адвоката.
1994 год, ЮАР, Кубок мира. Простой и величавый Мандела, 30 лет оттрубивший в камере-одиночке за то, что хотел, чтобы все люди любили друг друга или по крайности уважали; президент страны, с оханьем, аханьем выбирающейся из запутанных зарослей ненависти к столь любезной Манделе, пронизанной любовью и уважением живой жизни. Черное население ненавидит свою сборную как символ прошлого с апартеидом во главе; ненавидит, как мы ненавидели свою после Словении. Но то была ненависть другого разбора, к безжизненным личинкам, не ведающим стыда. А тут на кону Игра, способная объединить страну, чужака заделать своим, и своим заделаться чужаку.
И Мандела напутствует сборную, как сейчас почти нашего Сибайю, чтоб истово билась та за покореженную свою, но великую родину, которую полили кровью, а надо бы слезами радости. У которой отобрали все, кроме достоинства, а Игра, помимо прочего, учит, что достоинство выше мести. Выше вообще всего, даже страшно вымолвить, российского Кодекса чести, не соблюдаемого никем, кроме, конечно, Дика Адвоката.
…стыде Марибора
Вот про такую невыносимую банальность толковал Мандела капитану сборной, которого сыграл американец Мэтт Дэймон, человек с лицом резко помолодевшего Анюкова, если бы еще Анюков устранил угрюмую обреченность в физиономии. Вот про такую невыносимую банальность снял небанальный шедевр Клинт Иствуд, первее даже меня осознавший, что есть случаи, когда пафоса не может быть слишком много – 30 лет в тюрьме, например, или любая игра на Кубке мира. Не говоря уже про победу.
Не знаю, как сказать об этом, кроме как сказать напрямик без пышных выражений: последние 15 минут фильма, самые напряженные, я просидел с влажными глазами. Там, конечно, как положено в Голливуде, есть несколько минут эзотерической болтовни, но все прочее время отведено Игре: на поле, с судьбой, с самим собой, а эта игра, как известно, часто на выживание. Я смотрел и думал о том, что остаток жизни наши спортсмены проведут, доказывая свое право на питье и курение. Этот остаток они посвятят эзотерической болтовне на тему, как они счастливы, что, даже позорно проиграв, право пить и курить отстояли.
Не всем везет с таким наставником, как Мандела. Но у сборной США есть Обама, который ее напутствовал, ибо тоже понимает важность Игры, а сама сборная влюбила меня в себя еще в 2002-м, привычно позорном для нас году. А наши в Мариборе ходили пешком по полю в присутствии первого лица, прилетевшего потому, что понимал важность Игры.
Не знаю, как сказать об этом, кроме как сказать напрямик без пышных выражений: последние 15 минут фильма, самые напряженные, я просидел с влажными глазами. Там, конечно, как положено в Голливуде, есть несколько минут эзотерической болтовни, но все прочее время отведено Игре: на поле, с судьбой, с самим собой, а эта игра, как известно, часто на выживание. Я смотрел и думал о том, что остаток жизни наши спортсмены проведут, доказывая свое право на питье и курение. Этот остаток они посвятят эзотерической болтовне на тему, как они счастливы, что, даже позорно проиграв, право пить и курить отстояли.
Не всем везет с таким наставником, как Мандела. Но у сборной США есть Обама, который ее напутствовал, ибо тоже понимает важность Игры, а сама сборная влюбила меня в себя еще в 2002-м, привычно позорном для нас году. А наши в Мариборе ходили пешком по полю в присутствии первого лица, прилетевшего потому, что понимал важность Игры.
…и непокоренной игре
Я верю в то, что нужно знать и петь гимн своей страны, как истово верят в это немцы. Я верю в женское восхищение, как в допинг. Я верю в детские слезы. Верю в навешенный крученый мяч. В то, что французам воздается за то, что обидели ирландцев. Верю в хороший бурбон и в то, что Словения не выйдет из группы. В то, что Марадоне преподнесут урок. Что Игра, хамство и белый порошок несовместимы.
Я верю в этюд Уткина об утраченной любви в 2006-м, привычно позорном для нас году, я верю в то, что сербы будут биться, но безуспешно, но мы все равно будем за них болеть. Я верю в мат на трибунах, потому что я его изобрел, но в мат, когда нет детей и дам. Я верю в мягкое порно, в многодетного, чуть менее моего Ковальчука, я верю в раннего Михалкова, я верю в гирлянды на окнах на Новый год, а также верю в то, что невозможное возможно. Пусть даже это спел тот самый друг, который оказался вдруг.
Я верю, что, если ты любишь игру, если аллергически воспринимаешь неуважение к ней, она ответит тебе взаимностью.
После «Непокоренного» (так называется фильм) понимаешь, почему наших нет в ЮАР. Потому что там не может быть, да и не должно быть тех, кто добровольно погружается в ад, ложно оценив обстоятельства и собственное в них место. Кто не любит Игру, тот недостоин ее.
Ах, да! Иствуд снял про Манделу и про регби. Но здесь разницы никакой: футбол, регби. Речь про Игру, в которой вины и обмана нет. И она никогда, никогда, никогда не бывает скучной.
Я верю в этюд Уткина об утраченной любви в 2006-м, привычно позорном для нас году, я верю в то, что сербы будут биться, но безуспешно, но мы все равно будем за них болеть. Я верю в мат на трибунах, потому что я его изобрел, но в мат, когда нет детей и дам. Я верю в мягкое порно, в многодетного, чуть менее моего Ковальчука, я верю в раннего Михалкова, я верю в гирлянды на окнах на Новый год, а также верю в то, что невозможное возможно. Пусть даже это спел тот самый друг, который оказался вдруг.
Я верю, что, если ты любишь игру, если аллергически воспринимаешь неуважение к ней, она ответит тебе взаимностью.
После «Непокоренного» (так называется фильм) понимаешь, почему наших нет в ЮАР. Потому что там не может быть, да и не должно быть тех, кто добровольно погружается в ад, ложно оценив обстоятельства и собственное в них место. Кто не любит Игру, тот недостоин ее.
Ах, да! Иствуд снял про Манделу и про регби. Но здесь разницы никакой: футбол, регби. Речь про Игру, в которой вины и обмана нет. И она никогда, никогда, никогда не бывает скучной.
Ковальчук
Теория, что великие достижения больших, и не совсем, как я, больших мужчин, превосходящие жизнь как философскую категорию, должны создаваться большими или не очень, как я, большими мужчинами, но не от мира сего, мне нравится только в первой части. Мы все не от мира сего, если подходить к нам с точки зрения уважения как к личности. Мы все созданы для великих достижений.
Только один из нас, персонаж фильма свежеиспеченного шедевра «Железная схватка» братьев Коэнов, который не останавливается на полпути, во имя большой и не всегда объясняемой попутчиком цели. Некоторые из нас, будучи затеянными природой больших достижений, не умеют претворить в жизнь свои замыслы, потому что слабы.
Когда у Ильи Ковальчука не шли дела в начале сезона, не просто не шли, а он с треском проваливался в каждом матче, давая повод ехидничать по поводу его восьмисотмиллиардно-грузинско-лариевого контракта, у меня самого было подлейшее состояние духа. Что мне Ковальчук? Я знаком с ним, но это даже не товарищеская категория отношений. Что мне русский парень, играющий в НХЛ? Когда я привожу своим сыновьям примеры того, как нельзя сдаваться, я всегда приводил пример Ковальчука. Но у него все шло более-менее гладко в заокеанской карьере. И вот серьезнейшее испытание. Он выходил с траурным выражением его приятной и, не по-хоккейному голливудской, физиономией. Он с трудом выдавливал слова на пресс-конференциях или, как это называется у Павла Лысенкова, в смешанных зонах. Потому что он выходил со смешанными чувствами в эту смешанную зону и не понимал, почему не идет игра.
Я понимаю эти ножницы между гигантской оплатой и тем, что «улюлюкают» или «буукают» в твою сторону, когда называется твоя фамилия трибуны. Трибуны ведь состоят из Отариков, если не в буквальном смысле понимать мою личность, а как человека купившего билет и требующего за эту плату адекватной игры. Когда ты не забываешь, вчерашняя любовь перечеркивается и экстатические монологи уже начинены ненормативной лексикой. Илья Ковальчук, сам по себе персонаж, насколько я понял из нашего знакомства, боготворящий все ценности, такие как семья, дружба. Я не верю, что нет связи между тем, как он играет, верит в себя и преодолевает невзгоды, и тем, что он даже маленький отпуск проводит с семьей, нося на руках жену, детей и свою маму.
Сегодня, когда я прочел материал Павла Лысенкова, то ли я стал сентиментален с годами, как на оскаровской церемонии, получив в конце своего семидесятилетнего пути за роль в фильме «Секс на подоконнике» статуэтку вожделенную, то ли что-то случается с нами со всеми, когда мы видим, как парень, только что стоявший на коленях, встал с этих колен и помогает не просто своей команде «Нью-Джерси» идти к плей-офф, лишая нас возможности увидеть его на чемпионате мира, но дает нам всем пример – не сдавайтесь, потому что мы не двуногие кроты. Эта профессия спортивная, говорю об этом каждый раз высокопарно, за что получаю подзатыльники от наших блестяще образованных обозревателей, эта профессия учит смирению и кротости. В четверг ты был суперзвездой, в пятницу ты никто. И между четвергом и пятницей ты проживаешь бессонную ночь и торопишься пойти на тренировку или к рабочему станку, или писать статью, или торговать билетами в кинотеатр – это все очень условные границы между специальностями. И дело не в подсчете гонораров или зарплаты нижнекамского рабочего и Ильи Ковальчука, дело – в характере. Я очень рад за Илью, я рад, что у нас есть такой парень и у моих детей есть пример для воспитания. И то, как он потом отвечает на вопрос, что случилось, почему его прорвало. «Нет, нет, нет, нет, нет», – говорит Ковальчук, в отличие от футболистов известной команды, он говорит, что это все команда и это все тренер. «Он там на мостике, он улыбается нам и верит в нас, а стало быть, и я поверил в себя.
Только один из нас, персонаж фильма свежеиспеченного шедевра «Железная схватка» братьев Коэнов, который не останавливается на полпути, во имя большой и не всегда объясняемой попутчиком цели. Некоторые из нас, будучи затеянными природой больших достижений, не умеют претворить в жизнь свои замыслы, потому что слабы.
Когда у Ильи Ковальчука не шли дела в начале сезона, не просто не шли, а он с треском проваливался в каждом матче, давая повод ехидничать по поводу его восьмисотмиллиардно-грузинско-лариевого контракта, у меня самого было подлейшее состояние духа. Что мне Ковальчук? Я знаком с ним, но это даже не товарищеская категория отношений. Что мне русский парень, играющий в НХЛ? Когда я привожу своим сыновьям примеры того, как нельзя сдаваться, я всегда приводил пример Ковальчука. Но у него все шло более-менее гладко в заокеанской карьере. И вот серьезнейшее испытание. Он выходил с траурным выражением его приятной и, не по-хоккейному голливудской, физиономией. Он с трудом выдавливал слова на пресс-конференциях или, как это называется у Павла Лысенкова, в смешанных зонах. Потому что он выходил со смешанными чувствами в эту смешанную зону и не понимал, почему не идет игра.
Я понимаю эти ножницы между гигантской оплатой и тем, что «улюлюкают» или «буукают» в твою сторону, когда называется твоя фамилия трибуны. Трибуны ведь состоят из Отариков, если не в буквальном смысле понимать мою личность, а как человека купившего билет и требующего за эту плату адекватной игры. Когда ты не забываешь, вчерашняя любовь перечеркивается и экстатические монологи уже начинены ненормативной лексикой. Илья Ковальчук, сам по себе персонаж, насколько я понял из нашего знакомства, боготворящий все ценности, такие как семья, дружба. Я не верю, что нет связи между тем, как он играет, верит в себя и преодолевает невзгоды, и тем, что он даже маленький отпуск проводит с семьей, нося на руках жену, детей и свою маму.
Сегодня, когда я прочел материал Павла Лысенкова, то ли я стал сентиментален с годами, как на оскаровской церемонии, получив в конце своего семидесятилетнего пути за роль в фильме «Секс на подоконнике» статуэтку вожделенную, то ли что-то случается с нами со всеми, когда мы видим, как парень, только что стоявший на коленях, встал с этих колен и помогает не просто своей команде «Нью-Джерси» идти к плей-офф, лишая нас возможности увидеть его на чемпионате мира, но дает нам всем пример – не сдавайтесь, потому что мы не двуногие кроты. Эта профессия спортивная, говорю об этом каждый раз высокопарно, за что получаю подзатыльники от наших блестяще образованных обозревателей, эта профессия учит смирению и кротости. В четверг ты был суперзвездой, в пятницу ты никто. И между четвергом и пятницей ты проживаешь бессонную ночь и торопишься пойти на тренировку или к рабочему станку, или писать статью, или торговать билетами в кинотеатр – это все очень условные границы между специальностями. И дело не в подсчете гонораров или зарплаты нижнекамского рабочего и Ильи Ковальчука, дело – в характере. Я очень рад за Илью, я рад, что у нас есть такой парень и у моих детей есть пример для воспитания. И то, как он потом отвечает на вопрос, что случилось, почему его прорвало. «Нет, нет, нет, нет, нет», – говорит Ковальчук, в отличие от футболистов известной команды, он говорит, что это все команда и это все тренер. «Он там на мостике, он улыбается нам и верит в нас, а стало быть, и я поверил в себя.