Страница:
Вместе с тем следует учитывать, что новый внешнеполитический курс формировался в сложных внутриполитических и экономических условиях. Самой главной проблемой для правительства партии ГРС стало преодоление тяжелого наследия, оставленного военным режимом в области экономики. Хозяйственная политика периода «Процесса» усугубила негативные явления, накопившиеся за десятилетия нестабильности и потрясений, привела к ослаблению международных позиций страны, в том числе – на фоне других государств Латинской Америки. В 1930–1985 гг. ВВП Аргентины на душу населения вырос (в неизменных ценах) всего на 50 %, тогда как в Мексике – на 200 %, а в Бразилии – на 340 %110. В 1970–1985 гг. данный показатель для Мексики возрос на 32 %, для
Бразилии – на 70 %, а для Аргентины сократился на 11,5 %, что обусловило уменьшение ее доли в совокупном ВВП латиноамериканских стран с 14,3 % в 1970 г. до 8,8 % в 1985 г.111
Одним из главных результатов политики военного режима, унаследованных правительством ГРС, стала чрезвычайно возросшая роль в экономике сравнительно немногочисленной группы филиалов ТНК и ТНБ, а также местных «капитанов индустрии», зачастую тесно связанных с иностранным капиталом. В период «Процесса» иностранные инвестиции выросли более чем в 2 раза (с 3,5 млрд дол. в 1976 г. до 8,4 млрд дол. в 1983 г.)112. В результате в 1983 г. доля группы крупнейших филиалов ТНК и «капитанов индустрии» в промышленном производстве возросла до 49,7 % (в 1973 г. – 43,9 %). «Таким образом, – отмечалось в работе аргентинских экономистов, – в центр экономической системы выдвинулся новый «социальный блок», состоящий из местных промышленных групп и транснациональных компаний…»113
Укрепление позиций филиалов ТНК и «капитанов индустрии» далеко не всегда совпадало с общенациональными интересами экономического развития. Особенно это касалось денежно-финансовой сферы, приобретшей в начале 1980-х гг. огромный вес. Осуществляя крупномасштабные операции спекулятивного характера, ТНК и ТНБ буквально обескровили Аргентину в финансовом отношении: утечка капиталов из страны в 1976–1983 гг. составила громадную по тем временам сумму – 25–30 млрд дол.114 В то же время в конце правления военных произошло резкое сокращение объема внутренних капиталовложений (15,4 млрд дол. в 1980 г. и 9,1 млрд дол. в 1983 г.)115, что привело к падению производства, росту безработицы, другим тяжелым последствиям. «Господство иностранного капитала в жизненно важных секторах и в наиболее динамичных отраслях индустрии, капиталистическая экспансия в сельском хозяйстве при сохранении латифундизма и характерной для него отсталости, гипертрофированный рост сферы финансов, торговли и услуг представляют собой факторы, в решающей степени обусловившие развитие капитализма в деформированном виде, усилившие присущие ему диспропорции и вызвавшие тяжелые последствия не только в социальной, но и в других сферах жизни страны», – отмечал экономист левых взглядов Хайме Фучс116. Нужно заметить, что многое из сказанного соответствовало действительности.
В платформе радикалов, выработанной накануне президентских выборов 1983 г., резонно отмечалось, что хозяйственные трудности «были беспрецедентными», и формулировались основные задачи экономической политики будущего правительства. В их числе: перераспределение доходов в пользу наиболее бедных слоев населения и борьба с безработицей, что должно было увеличить внутренний рынок и служить стимулом экономического роста; расширение сельскохозяйственного производства, имеющего «приоритетное значение» с точки зрения внешнеторговых интересов; максимальное использование производственных мощностей в индустрии; расширение жилищного строительства; резкое снижение уровня инфляции, ставшей одной из острейших проблем аргентинской экономики; оздоровление валютно-финансовой системы; сужение сферы деятельности государственного сектора в экономике путем передачи в частные руки («приватизации») ряда компаний, не имеющих «стратегического значения»117.
Программа ГРС содержала ряд разумных и обоснованных положений и целей. Весь вопрос заключался в том, в какой степени радикалы были готовы провести в жизнь намеченный курс. Успех их экономической стратегии зависел как от конкретных действий правительства, так и от многих внутренних и внешних факторов политического и финансового характера. В конце декабря 1983 г. министр экономики Бернардо Гриспун представил первый план кабинета Р. Альфонсина в хозяйственной области. В документе подтверждались и уточнялись предвыборные обещания радикалов и прослеживалось явное концептуальное влияние перераспределительной модели прошлых времен. Так, на 12 % повышалась заработная плата, и предусматривалась ее индексация в дальнейшем в соответствии с темпами инфляции. Вводился частичный контроль над ценами, а также декларировалось намерение увеличить субсидии малым и средним предприятиям и оградить местных производителей от зарубежной конкуренции с помощью высоких таможенных тарифов. Аграрному сектору было обещано снижение экспортных налогов118. Нет необходимости доказывать, что намерения администрации радикалов не встретили сочувствия значительной части крупного аргентинского бизнеса, многие представители которого встали в оппозицию правительству, с самого начала осложнив и без того непростую задачу хозяйственной стабилизации.
Огромных усилий от экономического блока кабинета Р. Альфонсина потребовало обслуживание суверенного внешнего долга: только в 1984–1985 гг. Аргентина выплатила в счет погашения внешней задолженности порядка 5,4 млрд дол., что составило около 33 % всех поступлений от экспорта. Долг между тем не только не уменьшился, но, напротив, возрос в 1986 г. до 47 млрд дол., в результате чего ощутимо увеличилась финансовая нагрузка на экономику (см. табл. 3.2). «Внешняя задолженность, – отмечалось в документе, выработанном в июле 1986 г. представителями большинства политических и общественных организаций Аргентины, – сегодня затрагивает все стороны национальной жизни, прямо и ежедневно давит на каждого аргентинца. Настолько велик размер долга и так очевидно опустошительное воздействие выплаты процентов, что общепризнано его превращение в ключевую для страны проблему»119.
Таблица 3.2
Долговая нагрузка на аргентинскую экономику (1981–1986 гг.)
Составлено по: World Bank. World Debt Tables. Washington, 1989.
Придя к власти, ГРС был вынужден принять условия МВФ и продолжать выплату огромных сумм в счет погашения внешней задолженности. Параллельно правительство радикалов искало решение проблемы с помощью так называемой «капитализации» внешнего долга, суть которой состояла в следующем. Иностранные банки-кредиторы продавали ТНК (со скидкой 30–40 %) долговые обязательства Аргентины. Корпорации, в свою очередь, предъявляли их Центральному банку для оплаты в местной валюте и использовали вырученные таким образом средства для расширения своих позиций в аргентинской экономике. Путем такого рода «капитализации» отчасти можно было сократить объем внешней задолженности и тем самым уменьшить бремя ее обслуживания. Но очевидно и другое. «Капитализация» внешнего долга позволила ТНК по бросовым ценам скупить местные аргентинские фирмы, наподобие того, как это произошло в Чили, где механизм «капитализации» «работал» уже не один год (что, однако, не привело к сколько-нибудь существенному сокращению объема внешнего долга). Именно поэтому такого рода путь решения долговой проблемы вызвал критику со стороны многих политических и общественных деятелей, экономистов и социологов, назвавших «капитализацию» внешнего долга способом «экспроприации» экономик развивающихся стран транснациональным капиталом.
Между тем долговая проблема была далеко не единственной «головной болью» Розового дома в середине 1980-х гг. Стержнем экономической политики правительства радикалов стал поиск мер, способных обуздать инфляцию, уровень которой в первой половине 1985 г. достигал 25–30 % в месяц, что служило главным препятствием на пути оздоровления экономики, осуществления структурных преобразований. План борьбы с инфляцией был разработан группой экономистов-радикалов во главе с Хуаном Сурруилем, занявшим в феврале 1985 г. пост министра экономики. В конце марта того же года X. Сурруиль представил конкретные предложения, а 14 июня 1985 г. был объявлен комплекс антиинфляционных мер, получивший название «План Аустраль». Он включил следующие основные меры: денежную реформу (на смену обесцененному песо пришел аустраль, обменный курс которого на основные мировые валюты первоначально превышал курс доллара); прекращение безудержной эмиссии денежных знаков (за счет чего ранее покрывался хронический дефицит федерального бюджета); резкое сокращение государственных расходов; жесткий контроль – по существу, замораживание – заработной платы. Одновременно планировался второй этап осуществления «Плана Аустраль»: программа поощрения экспорта сельскохозяйственной и промышленной продукции, приватизация предприятий госсектора, рациональное использование природных ресурсов, реформа банковской системы и т. д.
В результате реализации первого этапа «Плана Аустраль» властям удалось снизить уровень инфляции: с 30,5 % в июне 1985 г. до 6,2 в июле, 3,1 % в августе и 2 % в сентябре120. Это позволило в известной степени стабилизировать экономическую обстановку, «укрепить репутацию» Аргентины в глазах ее внешнеэкономических партнеров. Определенный – правда, кратковременный – эффект имела политика поощрения экспорта, что коснулось, в первую очередь, крупных компаний. Так, если в
1984 г. объем экспорта 25 ведущих фирм Аргентины составил 1,1 млрд дол., то в 1985 г. он превысил 1,8 млрд дол.121 В последнем квартале 1985 г. и в первой половине 1986 г. было отмечено оживление хозяйственной деятельности, имел место рост производства. В этой ситуации правительством были задействованы дополнительные рычаги структурной перестройки. Упор делался на поощрение частной инициативы, привлечение инвестиций из-за рубежа. Еще в марте 1985 г., выступая в Хьюстоне (США), Р. Альфонсин призвал нефтяные ТНК шире участвовать в разведке и эксплуатации нефтяных и газовых месторождений на территории Аргентины. В сентябре 1986 г. были подписаны первые контракты такого рода, и в результате страна добилась самообеспечения нефтью, что явилось бесспорным успехом кабинета радикалов. Одновременно были разработаны планы приватизации некоторых крупных государственных предприятий. В том числе: «Аустраль» (авиатранспортная), «Атанор» (химическая), «Петрокимика Москони» (нефтехимическая), «Петрокимика Баиа Бланка» (нефтехимическая).
Однако отдельные положительные результаты осуществления «Плана Аустраль» не устранили (и не могли устранить) накопившиеся за десятилетия проблемы и противоречия. Это дало о себе знать уже в середине 1986 г. Так, уровень инфляции в августе достиг 8,8 % и с большим трудом был снижен до 7,2 % в сентябре122. Из-за падения цен на мировом рынке на сельскохозяйственную продукцию весьма существенно – с 8,4 млрд дол. в 1985 г. до 6,9 млрд в 1986 г. – сократились поступления от экспорта123. «Хрупкой экономической стабильности, достигнутой «Планом Аустраль»… – отмечал исследователь Габриэль Гринберг, – оказалось недостаточно, чтобы развязать гордиев узел проблем аргентинской экономики»124. И действительно, хозяйственное положение оставалось чрезвычайно сложным, а цели, провозглашенные в программных документах ГРС, не были достигнуты. Одна из главных причин этого состояла в том, что правительство Р. Альфонсина вынужденно проводило свою политику в макроэкономических условиях, созданных в период «Процесса» и отмеченных доминирующим влиянием ТНК, ТНБ и «капитанов индустрии». Именно эти круги всеми возможными способами пытались сохранить ту модель развития, которая была взята на вооружение во времена диктатуры, и с этой целью оказывали давление на правительство, «корректируя» его экономический курс. Все это вело к одному: в правящих кругах и в целом в обществе не прекращалась напряженная борьба по вопросам экономической стратегии, что затрудняло последовательное проведение намеченного курса, исключало возможность модернизации.
В ловушке неэффективности: расчеты и просчеты хозяйственного реформирования
Бразилии – на 70 %, а для Аргентины сократился на 11,5 %, что обусловило уменьшение ее доли в совокупном ВВП латиноамериканских стран с 14,3 % в 1970 г. до 8,8 % в 1985 г.111
Одним из главных результатов политики военного режима, унаследованных правительством ГРС, стала чрезвычайно возросшая роль в экономике сравнительно немногочисленной группы филиалов ТНК и ТНБ, а также местных «капитанов индустрии», зачастую тесно связанных с иностранным капиталом. В период «Процесса» иностранные инвестиции выросли более чем в 2 раза (с 3,5 млрд дол. в 1976 г. до 8,4 млрд дол. в 1983 г.)112. В результате в 1983 г. доля группы крупнейших филиалов ТНК и «капитанов индустрии» в промышленном производстве возросла до 49,7 % (в 1973 г. – 43,9 %). «Таким образом, – отмечалось в работе аргентинских экономистов, – в центр экономической системы выдвинулся новый «социальный блок», состоящий из местных промышленных групп и транснациональных компаний…»113
Укрепление позиций филиалов ТНК и «капитанов индустрии» далеко не всегда совпадало с общенациональными интересами экономического развития. Особенно это касалось денежно-финансовой сферы, приобретшей в начале 1980-х гг. огромный вес. Осуществляя крупномасштабные операции спекулятивного характера, ТНК и ТНБ буквально обескровили Аргентину в финансовом отношении: утечка капиталов из страны в 1976–1983 гг. составила громадную по тем временам сумму – 25–30 млрд дол.114 В то же время в конце правления военных произошло резкое сокращение объема внутренних капиталовложений (15,4 млрд дол. в 1980 г. и 9,1 млрд дол. в 1983 г.)115, что привело к падению производства, росту безработицы, другим тяжелым последствиям. «Господство иностранного капитала в жизненно важных секторах и в наиболее динамичных отраслях индустрии, капиталистическая экспансия в сельском хозяйстве при сохранении латифундизма и характерной для него отсталости, гипертрофированный рост сферы финансов, торговли и услуг представляют собой факторы, в решающей степени обусловившие развитие капитализма в деформированном виде, усилившие присущие ему диспропорции и вызвавшие тяжелые последствия не только в социальной, но и в других сферах жизни страны», – отмечал экономист левых взглядов Хайме Фучс116. Нужно заметить, что многое из сказанного соответствовало действительности.
В платформе радикалов, выработанной накануне президентских выборов 1983 г., резонно отмечалось, что хозяйственные трудности «были беспрецедентными», и формулировались основные задачи экономической политики будущего правительства. В их числе: перераспределение доходов в пользу наиболее бедных слоев населения и борьба с безработицей, что должно было увеличить внутренний рынок и служить стимулом экономического роста; расширение сельскохозяйственного производства, имеющего «приоритетное значение» с точки зрения внешнеторговых интересов; максимальное использование производственных мощностей в индустрии; расширение жилищного строительства; резкое снижение уровня инфляции, ставшей одной из острейших проблем аргентинской экономики; оздоровление валютно-финансовой системы; сужение сферы деятельности государственного сектора в экономике путем передачи в частные руки («приватизации») ряда компаний, не имеющих «стратегического значения»117.
Программа ГРС содержала ряд разумных и обоснованных положений и целей. Весь вопрос заключался в том, в какой степени радикалы были готовы провести в жизнь намеченный курс. Успех их экономической стратегии зависел как от конкретных действий правительства, так и от многих внутренних и внешних факторов политического и финансового характера. В конце декабря 1983 г. министр экономики Бернардо Гриспун представил первый план кабинета Р. Альфонсина в хозяйственной области. В документе подтверждались и уточнялись предвыборные обещания радикалов и прослеживалось явное концептуальное влияние перераспределительной модели прошлых времен. Так, на 12 % повышалась заработная плата, и предусматривалась ее индексация в дальнейшем в соответствии с темпами инфляции. Вводился частичный контроль над ценами, а также декларировалось намерение увеличить субсидии малым и средним предприятиям и оградить местных производителей от зарубежной конкуренции с помощью высоких таможенных тарифов. Аграрному сектору было обещано снижение экспортных налогов118. Нет необходимости доказывать, что намерения администрации радикалов не встретили сочувствия значительной части крупного аргентинского бизнеса, многие представители которого встали в оппозицию правительству, с самого начала осложнив и без того непростую задачу хозяйственной стабилизации.
Огромных усилий от экономического блока кабинета Р. Альфонсина потребовало обслуживание суверенного внешнего долга: только в 1984–1985 гг. Аргентина выплатила в счет погашения внешней задолженности порядка 5,4 млрд дол., что составило около 33 % всех поступлений от экспорта. Долг между тем не только не уменьшился, но, напротив, возрос в 1986 г. до 47 млрд дол., в результате чего ощутимо увеличилась финансовая нагрузка на экономику (см. табл. 3.2). «Внешняя задолженность, – отмечалось в документе, выработанном в июле 1986 г. представителями большинства политических и общественных организаций Аргентины, – сегодня затрагивает все стороны национальной жизни, прямо и ежедневно давит на каждого аргентинца. Настолько велик размер долга и так очевидно опустошительное воздействие выплаты процентов, что общепризнано его превращение в ключевую для страны проблему»119.
Таблица 3.2
Долговая нагрузка на аргентинскую экономику (1981–1986 гг.)
Составлено по: World Bank. World Debt Tables. Washington, 1989.
Придя к власти, ГРС был вынужден принять условия МВФ и продолжать выплату огромных сумм в счет погашения внешней задолженности. Параллельно правительство радикалов искало решение проблемы с помощью так называемой «капитализации» внешнего долга, суть которой состояла в следующем. Иностранные банки-кредиторы продавали ТНК (со скидкой 30–40 %) долговые обязательства Аргентины. Корпорации, в свою очередь, предъявляли их Центральному банку для оплаты в местной валюте и использовали вырученные таким образом средства для расширения своих позиций в аргентинской экономике. Путем такого рода «капитализации» отчасти можно было сократить объем внешней задолженности и тем самым уменьшить бремя ее обслуживания. Но очевидно и другое. «Капитализация» внешнего долга позволила ТНК по бросовым ценам скупить местные аргентинские фирмы, наподобие того, как это произошло в Чили, где механизм «капитализации» «работал» уже не один год (что, однако, не привело к сколько-нибудь существенному сокращению объема внешнего долга). Именно поэтому такого рода путь решения долговой проблемы вызвал критику со стороны многих политических и общественных деятелей, экономистов и социологов, назвавших «капитализацию» внешнего долга способом «экспроприации» экономик развивающихся стран транснациональным капиталом.
Между тем долговая проблема была далеко не единственной «головной болью» Розового дома в середине 1980-х гг. Стержнем экономической политики правительства радикалов стал поиск мер, способных обуздать инфляцию, уровень которой в первой половине 1985 г. достигал 25–30 % в месяц, что служило главным препятствием на пути оздоровления экономики, осуществления структурных преобразований. План борьбы с инфляцией был разработан группой экономистов-радикалов во главе с Хуаном Сурруилем, занявшим в феврале 1985 г. пост министра экономики. В конце марта того же года X. Сурруиль представил конкретные предложения, а 14 июня 1985 г. был объявлен комплекс антиинфляционных мер, получивший название «План Аустраль». Он включил следующие основные меры: денежную реформу (на смену обесцененному песо пришел аустраль, обменный курс которого на основные мировые валюты первоначально превышал курс доллара); прекращение безудержной эмиссии денежных знаков (за счет чего ранее покрывался хронический дефицит федерального бюджета); резкое сокращение государственных расходов; жесткий контроль – по существу, замораживание – заработной платы. Одновременно планировался второй этап осуществления «Плана Аустраль»: программа поощрения экспорта сельскохозяйственной и промышленной продукции, приватизация предприятий госсектора, рациональное использование природных ресурсов, реформа банковской системы и т. д.
В результате реализации первого этапа «Плана Аустраль» властям удалось снизить уровень инфляции: с 30,5 % в июне 1985 г. до 6,2 в июле, 3,1 % в августе и 2 % в сентябре120. Это позволило в известной степени стабилизировать экономическую обстановку, «укрепить репутацию» Аргентины в глазах ее внешнеэкономических партнеров. Определенный – правда, кратковременный – эффект имела политика поощрения экспорта, что коснулось, в первую очередь, крупных компаний. Так, если в
1984 г. объем экспорта 25 ведущих фирм Аргентины составил 1,1 млрд дол., то в 1985 г. он превысил 1,8 млрд дол.121 В последнем квартале 1985 г. и в первой половине 1986 г. было отмечено оживление хозяйственной деятельности, имел место рост производства. В этой ситуации правительством были задействованы дополнительные рычаги структурной перестройки. Упор делался на поощрение частной инициативы, привлечение инвестиций из-за рубежа. Еще в марте 1985 г., выступая в Хьюстоне (США), Р. Альфонсин призвал нефтяные ТНК шире участвовать в разведке и эксплуатации нефтяных и газовых месторождений на территории Аргентины. В сентябре 1986 г. были подписаны первые контракты такого рода, и в результате страна добилась самообеспечения нефтью, что явилось бесспорным успехом кабинета радикалов. Одновременно были разработаны планы приватизации некоторых крупных государственных предприятий. В том числе: «Аустраль» (авиатранспортная), «Атанор» (химическая), «Петрокимика Москони» (нефтехимическая), «Петрокимика Баиа Бланка» (нефтехимическая).
Однако отдельные положительные результаты осуществления «Плана Аустраль» не устранили (и не могли устранить) накопившиеся за десятилетия проблемы и противоречия. Это дало о себе знать уже в середине 1986 г. Так, уровень инфляции в августе достиг 8,8 % и с большим трудом был снижен до 7,2 % в сентябре122. Из-за падения цен на мировом рынке на сельскохозяйственную продукцию весьма существенно – с 8,4 млрд дол. в 1985 г. до 6,9 млрд в 1986 г. – сократились поступления от экспорта123. «Хрупкой экономической стабильности, достигнутой «Планом Аустраль»… – отмечал исследователь Габриэль Гринберг, – оказалось недостаточно, чтобы развязать гордиев узел проблем аргентинской экономики»124. И действительно, хозяйственное положение оставалось чрезвычайно сложным, а цели, провозглашенные в программных документах ГРС, не были достигнуты. Одна из главных причин этого состояла в том, что правительство Р. Альфонсина вынужденно проводило свою политику в макроэкономических условиях, созданных в период «Процесса» и отмеченных доминирующим влиянием ТНК, ТНБ и «капитанов индустрии». Именно эти круги всеми возможными способами пытались сохранить ту модель развития, которая была взята на вооружение во времена диктатуры, и с этой целью оказывали давление на правительство, «корректируя» его экономический курс. Все это вело к одному: в правящих кругах и в целом в обществе не прекращалась напряженная борьба по вопросам экономической стратегии, что затрудняло последовательное проведение намеченного курса, исключало возможность модернизации.
В ловушке неэффективности: расчеты и просчеты хозяйственного реформирования
Во второй половине 1980-х гг. правительство оказалось между двух огней. С одной стороны, на него целенаправленно усиливали нажим профсоюзы (в большинстве своем перонистские), отражавшие недовольство наемных работников падением их жизненного уровня. В период 1984–1987 гг. в стране имели место 2142 трудовых конфликта, в том числе 10 общенациональных забастовок. Причем ситуация все время нагнеталась: только за первую половину 1988 г. были организованы 509 забастовок, включая одну всеобщую125. Враждебная правительству позиция ВКТ сыграла важную роль в поражении радикалов на промежуточных выборах 6 сентября 1987 г.[20] и продолжала создавать реальную угрозу их политическим позициям. Как отмечал видный деятель ГРС Родольфо Терраньо, «походило на то, что профсоюзы объявили бессрочную забастовку..»126.
С другой стороны, все отчетливее наблюдалось опасное осложнение отношений между правительством и основными предпринимательскими кругами, порой принимавшее форму прямой словесной конфронтации Р. Альфонсина с председателем Аргентинского индустриального союза (АИС) Эдуардо де ла Фуэнте, другими лидерами объединений частного бизнеса. Радикалы «упрекали» предпринимателей в том, что последние «медленно перестраиваются», не желают вкладывать капиталы в модернизацию и расширение производства, ведут дело к консервации модели (по выражению Р. Альфонсина) «синекурного капитализма», находящегося в тепличных условиях «под крылышком» государства и защищенного от иностранной конкуренции высокими таможенными барьерами127. Ведущие предпринимательские объединения страны (например, так называемая Группа 17), в свою очередь, критиковали правительство за неспособность стабилизировать экономическую обстановку, нерешительность в деле приватизации государственных компаний, беспомощность перед лицом инфляции, крайне высокие процентные ставки по банковским кредитам, постоянное повышение тарифов на электроэнергию, газ и горючее, что вело к росту производственных издержек. В конце июля 1988 г. Группа 17 обнародовала документ, содержавший эти и некоторые другие обвинения в адрес правительства и требование внести принципиальные коррективы в его макроэкономическую политику128.
Конфликт с деловыми кругами серьезно беспокоил радикалов. Тем более что часть предпринимателей, включая самых крупных, все настойчивее искали политического взаимопонимания с перонистами. Это ставило администрацию в неудобное положение, выход из которого найти было крайне сложно. Между тем краткосрочные прогнозы были неутешительными. Большинство экономистов предсказывали на период до конца 1988 г. сохранение низких темпов хозяйственного роста (увеличение ВВП на 0,5–1 %), повышение уровня инфляции в пересчете на год до 350–400 %, снижение на 3,5 % реальной заработной платы и дефицит государственного бюджета порядка 7–8 % ВВП129.
Такого рода пессимистические оценки (имевшие под собой, надо признать, весьма веские основания) свидетельствовали о том, что экономическая политика радикалов оказалась неспособной преодолеть затянувшийся застой и придать положительный динамизм хозяйственному развитию. Острейшей проблемой оставалась инфляция, набравшая высокие обороты в 1987–1988 гг. (см. рис. 3.1).
Вместе с тем нельзя не отметить и некоторые положительные моменты, одни из которых были плодом усилий правительства по модернизации экономических структур, другие – результатом изменений конъюнктуры на мировом рынке сельскохозяйственной продукции в благоприятном для Буэнос-Айреса направлении. Например, ощутимых успехов удалось добиться в ряде новых для Аргентины отраслей, в частности в информатике и биотехнологии. В первом случае речь шла о вводе в строй в марте 1988 г. в провинции Кордова предприятия компании ИДАТ («Индустриа де альта текнолохиа С.А.»), выпускавшего микропроцессоры, миникомпьютеры и другую электронную технику. Во втором – о выходе на мировой рынок аргентинской биотехнологической продукции. Так, компания «Милар» – ведущее предприятие отрасли – начала осуществлять поставки своих товаров в страны Латинской Америки (Бразилия, Мексика, Чили, Уругвай), США, Южноафриканскую Республику, Новую Зеландию130. Разумеется, на первых порах объемы экспорта были не слишком большие, но сам тренд имел для инновационного будущего аргентинской экономики принципиальное значение.
Рис. 3.1. Динамика потребительских цен
Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 450.
Усиливалась роль национальной территории Огненная Земля как центра электронной промышленности Аргентины. Благодаря налоговым льготам здесь в середине 1980-х гг. обосновались 23 фабрики (в 1980 г. было только три), принадлежавшие транснациональным компаниям – обладателям известных мировых марок: «Касио», «Дево», «Филипс», «Саньо», «Шарп», «Джи-ви-си», «Фишер», «Телефункен». На их долю приходилось 90 % выпуска в стране теле– и радиоаппаратуры, видеомагнитофонов, другой электронной техники. Иностранные корпорации вложили в производство на Огненной Земле свыше 150 млн дол., вызвав своего рода локальный инвестиционный и экономический бум, особенно заметный на фоне общего хозяйственного застоя131.
«Помощь» аргентинской экономике оказала засуха, поразившая в 1988 г. ряд основных аграрных районов США. В результате на мировом рынке произошел существенный рост спроса на сельскохозяйственную продукцию и соответственно цен на нее. Так, с конца 1987 до середины 1988 г. цены на пшеницу возросли со 127 дол. за тонну до 157 дол., на сою – с 225 до 386 дол., на кукурузу – с 83 до 141 дол.132 По оценкам, в 1988 г. экспорт продукции сельского хозяйства мог достичь 5 млрд, а в 1989 г. – 7 млрд дол., что должно было обеспечить повышение стоимости всех экспортных товаров до 11,2 млрд дол. (на 2 млрд больше, чем в 1988 г.)133. В том случае, если бы приведенный прогноз сбылся, правительство Р. Альфонсина накануне президентских выборов 1989 г. могло получить уникальный шанс улучшить экономическое положение страны, ослабить давление многочисленных негативных факторов и тем самым несколько укрепить свои политические и электоральные позиции.
Этого, однако, не произошло. Цены на сельскохозяйственную продукцию на мировых рынках пошли вниз, что больно отразилось на состоянии аргентинской экономики (прежде всего на финансовом положении) и потребовало от Розового дома новых усилий по решению проблемы внешней задолженности. Буэнос-Айрес активизировал переговоры с МВФ и банками-кредиторами об условиях выплаты процентов по внешнему долгу, целью которых было добиться рефинансирования, получения новых кредитов и займов («свежих денег»), пересмотра – в сторону уменьшения – размеров взимаемых процентов и отсрочки платежей. Параллельно происходил (правда, медленно и в скромных масштабах) процесс капитализации части внешней задолженности134. Учитывая серьезные финансовые трудности, правительство радикалов на международных переговорах указывало на необходимость политического решения проблемы задолженности, последовательно выступало в пользу согласованных действий стран-должников, поднимало вопрос о моратории на платежи по обслуживанию долга (хотя бы частичном, временном, по договоренности с кредиторами).
Откровенно политический характер носило заявление по вопросам внешней задолженности, сделанное Р. Альфонсином в ООН 1 июня 1988 г. Его призыв вдвое сократить международную ставку банковского процента (с 8 до 4 %) не встретил понимания у мировых финансовых кругов, но был использован аргентинской делегацией на переговорах с МВФ в качестве одного из доказательств неспособности страны самостоятельно, без новых зарубежных кредитов и займов, обслуживать накопившийся внешний долг. Кроме того, заявление Р. Альфонсина явилось своего рода пробным камнем реакции со стороны других развивающихся государств, и, как показали дальнейшие события, аргентинский демарш не получил сколько-нибудь серьезной международной поддержки. Аргентина продолжала оставаться с иностранными кредиторами один на один.
Другое направление экономической политики радикалов – курс на приватизацию части государственных компаний, а также повышение эффективности тех предприятий, которые оставались в госсекторе135. Процесс этот протекал тяжело, поскольку во многих случаях наталкивался на твердое сопротивление профсоюзов, считавших, что приватизация приведет к массовым увольнениям. В связи с этим отрицательно относились к идее демонтажа госсектора (а точнее – сокращения прямой предпринимательской деятельности государства) многие ведущие деятели перонизма. Возникали и другие препятствия. Так, правительством была подготовлена частичная передача частному капиталу ведущей авиатранспортной компании «Аэролинеас архентинас». По плану ответственного за госсектор министра Р. Терраньи, 40 % ее акций должна была приобрести скандинавская авиакомпания САС, и переговоры по этому поводу уже близились к завершению, когда аргентинская частно-предпринимательская группа «Пескармона» (одна из крупнейших в стране) неожиданно выступила с альтернативным предложением: вместе с европейскими фирмами «Алиталиа» и «Свиссэйр» купить 55 % акций «Аэролинеас»136. Тем самым развернулась реальная межмонопо-листическая борьба за получение наиболее «лакомых кусков» в ходе процесса приватизации.
Новым элементом стали планы приватизации ряда предприятий, находившихся в сфере интересов министерства обороны, в том числе семи нефтехимических фирм («Полисур», «Петропол», «Индуклор», «Мономерос виниликос», «Атанор», «Рио-Терсеро», «Карбокимика») и металлургической компании «Форха». Министр обороны Орасио Хаунарена заявил, что правительство рассчитывает получить 100 млн дол. в результате этой операции и что Всемирный банк обещал предоставить специальный кредит возможным частным покупателям137.
Еще одно профилирующее направление хозяйственной политики радикалов – развитие внешнеэкономических и внешнеторговых связей, расширение их географии и придание им новых форм. В этом контексте во второй половине 1980-х гг. особое внимание было уделено налаживанию сотрудничества с западноевропейскими странами, в первую очередь с Испанией и Италией.
4 августа 1988 г. сенат Национального конгресса одобрил подписанный Р. Альфонсином 10 декабря 1987 г. в Риме Договор об особых отношениях ассоциации между Аргентиной и Италией, в соответствии с которым в аргентинскую экономику в период 1988–1992 гг. предполагалось инвестировать 5 млрд дол. итальянских капиталов как в виде прямых вложений, так и в форме кредитов. Причем кредиты должны были предоставляться сроком на 20 лет с пятилетним льготным периодом (в течение которого не производятся платежи погашения) из расчета 1,75 % годовых и адресовываться в первую очередь средним и малым частным компаниям138.
В официальных кругах Аргентины придавали соглашению с Италией исключительное значение по ряду соображений. Во-первых, инвестиции столь крупного масштаба могли способствовать оживлению аргентинской экономики, укреплению позиций национального малого и среднего производителя, остававшегося самым слабым звеном хозяйственной системы страны. Во-вторых, реализация достигнутых договоренностей должна была означать важный шаг в восстановлении и расширении экономических связей Аргентины с Западной Европой, серьезно подорванных в годы военного режима, особенно в период Мальвинской войны. В-третьих, в правящих сферах Буэнос-Айреса ожидали, что договор с Италией послужит своего рода моделью для похожих соглашений с другими высокоразвитыми индустриальными странами. В частности, аргентинский МИД направлял усилия на достижение аналогичных договоренностей с Японией и ФРГ, рассчитывая в каждом случае добиться соглашений об инвестициях и кредитах как минимум на 1 млрд дол.139 Большие надежды в Розовом доме связывали и с реализацией подписанного Р. Альфонсином 3 июня 1988 г. в Мадриде Договора о дружбе и сотрудничестве с Испанией. Финансовая часть этого межгосударственного соглашения предусматривала на пятилетний период испанские капиталовложения в Аргентине общим объемом 3 млрд дол., из которых 1 млрд – государственные кредиты на сравнительно льготных условиях, а 2 млрд дол. – частные инвестиции с целью создания смешанных испанско-аргентинских компаний. По мнению экспертов, договор, кроме того, открывал путь к капитализации аргентинского долга Испании, составлявшего 640 млн дол.140
С другой стороны, все отчетливее наблюдалось опасное осложнение отношений между правительством и основными предпринимательскими кругами, порой принимавшее форму прямой словесной конфронтации Р. Альфонсина с председателем Аргентинского индустриального союза (АИС) Эдуардо де ла Фуэнте, другими лидерами объединений частного бизнеса. Радикалы «упрекали» предпринимателей в том, что последние «медленно перестраиваются», не желают вкладывать капиталы в модернизацию и расширение производства, ведут дело к консервации модели (по выражению Р. Альфонсина) «синекурного капитализма», находящегося в тепличных условиях «под крылышком» государства и защищенного от иностранной конкуренции высокими таможенными барьерами127. Ведущие предпринимательские объединения страны (например, так называемая Группа 17), в свою очередь, критиковали правительство за неспособность стабилизировать экономическую обстановку, нерешительность в деле приватизации государственных компаний, беспомощность перед лицом инфляции, крайне высокие процентные ставки по банковским кредитам, постоянное повышение тарифов на электроэнергию, газ и горючее, что вело к росту производственных издержек. В конце июля 1988 г. Группа 17 обнародовала документ, содержавший эти и некоторые другие обвинения в адрес правительства и требование внести принципиальные коррективы в его макроэкономическую политику128.
Конфликт с деловыми кругами серьезно беспокоил радикалов. Тем более что часть предпринимателей, включая самых крупных, все настойчивее искали политического взаимопонимания с перонистами. Это ставило администрацию в неудобное положение, выход из которого найти было крайне сложно. Между тем краткосрочные прогнозы были неутешительными. Большинство экономистов предсказывали на период до конца 1988 г. сохранение низких темпов хозяйственного роста (увеличение ВВП на 0,5–1 %), повышение уровня инфляции в пересчете на год до 350–400 %, снижение на 3,5 % реальной заработной платы и дефицит государственного бюджета порядка 7–8 % ВВП129.
Такого рода пессимистические оценки (имевшие под собой, надо признать, весьма веские основания) свидетельствовали о том, что экономическая политика радикалов оказалась неспособной преодолеть затянувшийся застой и придать положительный динамизм хозяйственному развитию. Острейшей проблемой оставалась инфляция, набравшая высокие обороты в 1987–1988 гг. (см. рис. 3.1).
Вместе с тем нельзя не отметить и некоторые положительные моменты, одни из которых были плодом усилий правительства по модернизации экономических структур, другие – результатом изменений конъюнктуры на мировом рынке сельскохозяйственной продукции в благоприятном для Буэнос-Айреса направлении. Например, ощутимых успехов удалось добиться в ряде новых для Аргентины отраслей, в частности в информатике и биотехнологии. В первом случае речь шла о вводе в строй в марте 1988 г. в провинции Кордова предприятия компании ИДАТ («Индустриа де альта текнолохиа С.А.»), выпускавшего микропроцессоры, миникомпьютеры и другую электронную технику. Во втором – о выходе на мировой рынок аргентинской биотехнологической продукции. Так, компания «Милар» – ведущее предприятие отрасли – начала осуществлять поставки своих товаров в страны Латинской Америки (Бразилия, Мексика, Чили, Уругвай), США, Южноафриканскую Республику, Новую Зеландию130. Разумеется, на первых порах объемы экспорта были не слишком большие, но сам тренд имел для инновационного будущего аргентинской экономики принципиальное значение.
Источник. Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 450.
Усиливалась роль национальной территории Огненная Земля как центра электронной промышленности Аргентины. Благодаря налоговым льготам здесь в середине 1980-х гг. обосновались 23 фабрики (в 1980 г. было только три), принадлежавшие транснациональным компаниям – обладателям известных мировых марок: «Касио», «Дево», «Филипс», «Саньо», «Шарп», «Джи-ви-си», «Фишер», «Телефункен». На их долю приходилось 90 % выпуска в стране теле– и радиоаппаратуры, видеомагнитофонов, другой электронной техники. Иностранные корпорации вложили в производство на Огненной Земле свыше 150 млн дол., вызвав своего рода локальный инвестиционный и экономический бум, особенно заметный на фоне общего хозяйственного застоя131.
«Помощь» аргентинской экономике оказала засуха, поразившая в 1988 г. ряд основных аграрных районов США. В результате на мировом рынке произошел существенный рост спроса на сельскохозяйственную продукцию и соответственно цен на нее. Так, с конца 1987 до середины 1988 г. цены на пшеницу возросли со 127 дол. за тонну до 157 дол., на сою – с 225 до 386 дол., на кукурузу – с 83 до 141 дол.132 По оценкам, в 1988 г. экспорт продукции сельского хозяйства мог достичь 5 млрд, а в 1989 г. – 7 млрд дол., что должно было обеспечить повышение стоимости всех экспортных товаров до 11,2 млрд дол. (на 2 млрд больше, чем в 1988 г.)133. В том случае, если бы приведенный прогноз сбылся, правительство Р. Альфонсина накануне президентских выборов 1989 г. могло получить уникальный шанс улучшить экономическое положение страны, ослабить давление многочисленных негативных факторов и тем самым несколько укрепить свои политические и электоральные позиции.
Этого, однако, не произошло. Цены на сельскохозяйственную продукцию на мировых рынках пошли вниз, что больно отразилось на состоянии аргентинской экономики (прежде всего на финансовом положении) и потребовало от Розового дома новых усилий по решению проблемы внешней задолженности. Буэнос-Айрес активизировал переговоры с МВФ и банками-кредиторами об условиях выплаты процентов по внешнему долгу, целью которых было добиться рефинансирования, получения новых кредитов и займов («свежих денег»), пересмотра – в сторону уменьшения – размеров взимаемых процентов и отсрочки платежей. Параллельно происходил (правда, медленно и в скромных масштабах) процесс капитализации части внешней задолженности134. Учитывая серьезные финансовые трудности, правительство радикалов на международных переговорах указывало на необходимость политического решения проблемы задолженности, последовательно выступало в пользу согласованных действий стран-должников, поднимало вопрос о моратории на платежи по обслуживанию долга (хотя бы частичном, временном, по договоренности с кредиторами).
Откровенно политический характер носило заявление по вопросам внешней задолженности, сделанное Р. Альфонсином в ООН 1 июня 1988 г. Его призыв вдвое сократить международную ставку банковского процента (с 8 до 4 %) не встретил понимания у мировых финансовых кругов, но был использован аргентинской делегацией на переговорах с МВФ в качестве одного из доказательств неспособности страны самостоятельно, без новых зарубежных кредитов и займов, обслуживать накопившийся внешний долг. Кроме того, заявление Р. Альфонсина явилось своего рода пробным камнем реакции со стороны других развивающихся государств, и, как показали дальнейшие события, аргентинский демарш не получил сколько-нибудь серьезной международной поддержки. Аргентина продолжала оставаться с иностранными кредиторами один на один.
Другое направление экономической политики радикалов – курс на приватизацию части государственных компаний, а также повышение эффективности тех предприятий, которые оставались в госсекторе135. Процесс этот протекал тяжело, поскольку во многих случаях наталкивался на твердое сопротивление профсоюзов, считавших, что приватизация приведет к массовым увольнениям. В связи с этим отрицательно относились к идее демонтажа госсектора (а точнее – сокращения прямой предпринимательской деятельности государства) многие ведущие деятели перонизма. Возникали и другие препятствия. Так, правительством была подготовлена частичная передача частному капиталу ведущей авиатранспортной компании «Аэролинеас архентинас». По плану ответственного за госсектор министра Р. Терраньи, 40 % ее акций должна была приобрести скандинавская авиакомпания САС, и переговоры по этому поводу уже близились к завершению, когда аргентинская частно-предпринимательская группа «Пескармона» (одна из крупнейших в стране) неожиданно выступила с альтернативным предложением: вместе с европейскими фирмами «Алиталиа» и «Свиссэйр» купить 55 % акций «Аэролинеас»136. Тем самым развернулась реальная межмонопо-листическая борьба за получение наиболее «лакомых кусков» в ходе процесса приватизации.
Новым элементом стали планы приватизации ряда предприятий, находившихся в сфере интересов министерства обороны, в том числе семи нефтехимических фирм («Полисур», «Петропол», «Индуклор», «Мономерос виниликос», «Атанор», «Рио-Терсеро», «Карбокимика») и металлургической компании «Форха». Министр обороны Орасио Хаунарена заявил, что правительство рассчитывает получить 100 млн дол. в результате этой операции и что Всемирный банк обещал предоставить специальный кредит возможным частным покупателям137.
Еще одно профилирующее направление хозяйственной политики радикалов – развитие внешнеэкономических и внешнеторговых связей, расширение их географии и придание им новых форм. В этом контексте во второй половине 1980-х гг. особое внимание было уделено налаживанию сотрудничества с западноевропейскими странами, в первую очередь с Испанией и Италией.
4 августа 1988 г. сенат Национального конгресса одобрил подписанный Р. Альфонсином 10 декабря 1987 г. в Риме Договор об особых отношениях ассоциации между Аргентиной и Италией, в соответствии с которым в аргентинскую экономику в период 1988–1992 гг. предполагалось инвестировать 5 млрд дол. итальянских капиталов как в виде прямых вложений, так и в форме кредитов. Причем кредиты должны были предоставляться сроком на 20 лет с пятилетним льготным периодом (в течение которого не производятся платежи погашения) из расчета 1,75 % годовых и адресовываться в первую очередь средним и малым частным компаниям138.
В официальных кругах Аргентины придавали соглашению с Италией исключительное значение по ряду соображений. Во-первых, инвестиции столь крупного масштаба могли способствовать оживлению аргентинской экономики, укреплению позиций национального малого и среднего производителя, остававшегося самым слабым звеном хозяйственной системы страны. Во-вторых, реализация достигнутых договоренностей должна была означать важный шаг в восстановлении и расширении экономических связей Аргентины с Западной Европой, серьезно подорванных в годы военного режима, особенно в период Мальвинской войны. В-третьих, в правящих сферах Буэнос-Айреса ожидали, что договор с Италией послужит своего рода моделью для похожих соглашений с другими высокоразвитыми индустриальными странами. В частности, аргентинский МИД направлял усилия на достижение аналогичных договоренностей с Японией и ФРГ, рассчитывая в каждом случае добиться соглашений об инвестициях и кредитах как минимум на 1 млрд дол.139 Большие надежды в Розовом доме связывали и с реализацией подписанного Р. Альфонсином 3 июня 1988 г. в Мадриде Договора о дружбе и сотрудничестве с Испанией. Финансовая часть этого межгосударственного соглашения предусматривала на пятилетний период испанские капиталовложения в Аргентине общим объемом 3 млрд дол., из которых 1 млрд – государственные кредиты на сравнительно льготных условиях, а 2 млрд дол. – частные инвестиции с целью создания смешанных испанско-аргентинских компаний. По мнению экспертов, договор, кроме того, открывал путь к капитализации аргентинского долга Испании, составлявшего 640 млн дол.140