Я перевёл часы на три часа назад, и всё равно было после полуночи.
   У выхода стоял представитель авиакомпании и парень из сил специальной охраны, который сказал, что, эй, твоя электробритва задержала твой багаж в Даллсе. Парень из сил специальной охраны назвал багажных носильщиков Швырялами. Затем он назвал их Каталами. Чтобы показать, что могло быть и хуже, парень сказал мне, что по крайней мере это был не вибратор. А потом, может быть потому, что я мужчина и он мужчина, и что сейчас час ночи, может быть чтобы рассмешить меня, парень сказал, что на лётном жаргоне стюардесс называют Звёздными Официантками. Или Воздушными Матрацами. Парень был одет во что-то вроде лётной униформы, белая рубашка с маленькими эполетами и голубой галстук. Мой багаж проверен, сказал он, и прибудет завтра утром.
   Парень из охраны спросил моё имя, адрес, номер телефона, а затем спросил меня, в чём разница между презервативом и кабиной пилота.
   — В презерватив ты можешь засунуть только один хрен, — сказал он.
   Я взял такси домой на последние десять баксов.
   Местная полиция тоже задавала много вопросов.
   Моя электробритва, которая не была бомбой, была всё ещё на расстоянии трёх временных зон от меня.
   А вот что-то, что было бомбой, здоровенной бомбой, разорвало мой интеллектуальный кофейный столик «Ньюрунда» в форме лимонно-зелёного Инь и оранжевого Ян, переплетающихся вместе, образуя круг. Что ж, теперь всё это было осколками.
   Моя диванная группа «Хапаранда» с оранжевыми покрытиями, работы Эрики Пеккари, она тоже теперь стала мусором.
   И ведь я был не единственным рабом своего гнёздышка. Мои знакомые, которые раньше, бывало, сидели в туалете с порнографическим журнальчиком, теперь сидели в туалете с мебельным каталогом «Айкиа».
   У всех у нас одинаковые кресла «Йоханшев» в тонкую зелёную полоску. Моё пылая пролетело пятнадцать этажей и упало в фонтан.
   У всех у нас одинаковые бумажные абажуры «Рислампа/Хар», сделанные из проволоки и экологически чистой неотбеленной бумаги. Мои превратились в конфетти.
   Все эти сиденья для унитаза.
   Кухонные комбайны «Элль». Нержавеющая сталь. Безопасные посудомойщики.
   Настенные часы «Вилд», сделанные из гальванизированной стали, о-о, я должен был их иметь.
   Мебельная стенка «Клипск», о-о, да!
   Полочка для шляп «Хэмлиг». Да.
   Снаружи мой небоскрёб казался набитым и посыпанным сверху всем этим.
   Набор ватных ковров «Маммала». Работы Томаса Харилы и доступные в следующих видах: Орхидея.
   Фушия.
   Кобальт.
   Эбеновое дерево.
   Чёрный янтарь.
   Яичная скорлупа или вереск.
   Вся моя жизнь ушла на покупку этих вещей.
   Не требующее ухода покрытие чайных столиков «Каликс».
   Мои гнездовые столики «Стег».
   Ты покупаешь мебель. Ты говоришь себе: «Это последний диван, который понадобился мне в жизни». Купи себе диван, и на два года ты полностью удовлетворён, не важно, что идёт не так, по крайней мере ты решил вопрос с диваном. Затем подходящий набор тарелок. Затем идеальная постель. Шторы. Плед.
   А затем ты просто заперт в своём любимом гнёздышке, и вещи, которыми ты по идее должен владеть, теперь владеют тобой.
   Пока я не приехал домой из аэропорта.
   Швейцар вышел из тени, чтобы сказать: «тут случилась неприятность. Полиция была здесь и задавала много вопросов».
   Полиция думает, что наверное это был газ. Может быть на плите погас предохранительный огонёк или конфорка осталась открытой, выпуская газ, и газ поднимался до потолка, и газ заполнил всю квартиру от пола до потолка в каждой комнате. В квартире было семнадцать тысяч квадратных футов площади и высокие потолки, так что газ медленно утекал день за днём, пока вся квартира не была заполнена. Когда комнаты заполнились до самого пола, сработал компрессор холодильника.
   Детонация.
   И огромные окна от пола до потолка в их алюминиевых рамах вылетели, и диваны, и лампы, и тарелки, и набор постельного белья в языках пламени, и аттестаты средней школы, и дипломы, и телефон. Всё вылетело на землю с пятнадцатого этажа в чём-то вроде солнечного протуберанца.
   О-о, только не мой холодильник. Я коллекционировал подставочки с разнообразными горчицами, некоторые из минералов, некоторые в стиле английского паба. Там было четырнадцать разновидностей обезжиренных салатов и семь сортов каперса.
   Я знаю, я знаю, в доме полно полуфабрикатов, и нет настоящей еды.
   Швейцар высморкался и что-то смачно плюхнулось в его носовой платок со звуком, который издаёт мячик, попадая в перчатку кэтчера.
   «Вы можете подняться на пянадцатый этаж, — сказал швейцар, — но всё равно никого не пускают в квартиру. Полицейский приказ». Полиция интересовалась, нет ли у меня старой подруги, которая могла хотеть чего-то подобного, и нет ли у меня врагов среди людей, имеющих доступ к динамиту.
   — Оно не стоит того, чтобы подниматься, — сказал швейцар, — всё, что там осталось — это бетонная скорлупа.
   Полиция не нашла следов поджога. Никто не услышал запаха газа. Швейцар приподнял одну бровь. Парень провёл всю жизнь, флиртуя с горничными и медсёстрами, работающими в больших помещениях на вершине здания, в течении дня, и ожидая в кресле в вестибюле, когда они будут уходить с работы. Три года я живу здесь, и швейцар всё ещё читает свой журнал «Эллери Квин» каждую ночь, пока я перекладываю пакеты и сумки из руки в руку, чтобы открыть входные двери и ввалиться вовнутрь.
   Швейцар поднял одну бровь и сказал, что некоторые люди уезжают в далёкое путешествие и оставляют свечу, длинную, длинную свечу в огромной луже бензина. Люди с финансовыми затруднениями делают что-то в этом роде. Люди, желающие вылезти из грязи.
   Я попросил разрешить мне воспользоваться телефоном в вестибюле.
   — Многие молодые люди пытаются удивить мир, и покупают слишком много вещей, — сказал швейцар.
   Я звонил Тайлеру.
   В снимаемом Тайлером доме на Пэйпер Стрит зазвонил телефон.
   О-о, Тайлер, пожалуйста, избавь меня.
   И телефон зазвонил.
   Швейцар прильнул к моему плечу и сказал: — Многие молодые люди просто не знают, чего они хотят.
   О-о, Тайлер, пожалуйста, спаси меня.
   И телефон зазвонил.
   — Молодые люди, они думают, что хотят весь мир.
   Избавь меня от Шведской мебели.
   Избавь меня от интеллектуального искусства.
   И телефон зазвонил, и Тайлер ответил.
   — Если ты не знаешь, чего хочешь, — сказал швейцар, — ты в итоге останешься с тем, чего точно не хочешь.
   Могу ли я никогда не быть завершённым.
   Могу ли я никогда не быть содержательным.
   Могу ли я никогда не быть идеальным.
   Избавь меня, Тайлер, от необходимости быть идеальным и завершённым.
   Мы с Тайлером договорились встретиться в баре.
   Швейцар спросил номер телефона, по которому полиция сможет меня достать. Всё ещё шёл дождь. Мой «Ауди» всё ещё был припаркован на том же месте, но торшер «Дакапо» с лампой дневного света застрял в центре ветрового стекла.
   Мы с Тайлером встретились и выпили море пива, и Тайлер сказал, что да, я могу пойти к нему, но прежде я должен оказать ему одну услугу.
   На следующий день должен прибыть мой чемодан с джентльменским набором, шесть рубашек, шесть пар нижнего белья.
   И там, пьяный, в баре, где никто нас не видит и никому до нас нет дела, я спросил Тайлера, что он хочет, чтобы я сделал.
   И Тайлер сказал:
   — Я хочу, чтобы ты ударил меня так сильно, как только можешь.

6

   Два экрана отведено под мой ДЕМО для «Майкрософт», а я чувствую вкус крови и вынужден начать сглатывать. Мой шеф не знает материала, но он не позволит мне проводить презентацию с чёрным глазом и половиной лица, распухшей от рубцов на внутренней стороне щеки. Рубцы расходятся и я провожу по внутренней стороне щеки языком. Представьте себе спутанную рыболовную снасть на пляже. В моём воображении это чёрные шрамы на задрайке после того, как её закрепят, и я продолжаю сглатывать кровь. Шеф проводит презентацию с моей пояснительной записки, а я проигрываю слайды, так что я нахожусь на другой стороне комнаты, в темноте.
   Большая часть моих губ липкая от крови, которую я всё время пытаюсь слизать, и когда включится свет, я повернусь к консультантам, Эллен, и Уолтеру, и Норберту, и Линде из «Майкрософт» и скажу: «спасибо, что вы пришли», мой рот сияет кровью и кровь взбирается по промежуткам между моими зубами.
   Ты можешь проглотить примерно пинту крови перед тем, как почувствуешь себя больным.
   Бойцовский клуб завтра, и я не намерен пропускать бойцовский клуб.
   Перед презентацией Уолтер из «Майкрософт» выдал дежурную набриолиненную улыбку, словно рыночный инструмент, выкрашенный в цвет хорошего томатного соуса. Уолтер со своей печаткой на пальце пожимает мне руку, прикрывает рот рукой и говорит: — Не хотел бы я увидеть, как выглядит твой противник.
   Первое правило бойцовского клуба: «ты не говоришь о бойцовском клубе».
   Я сказал Уолтеру, что я упал.
   Я сам это с собой сделал.
   Перед презентацией, когда я сижу напротив моего шефа и показываю ему, какая реплика в пояснительной записке относится к какому слайду, когда я хочу включить проектор, мой шеф спрашивает: — Куда ты влазишь каждые выходные?
   «Я просто не хочу умереть без нескольких шрамов», — отвечаю я. Иметь прекрасное мощное тело уже больше ничего не значит. Вы видели эти машины, настоящие созревшие вишни, прямо из демонстрационного зала 1955 года; я всегда думал, что это мусор.
   Второе правило бойцовского клуба: «ты не говоришь о бойцовском клубе».
   Может быть во время обеда к твоему столику подойдёт
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента