Палмер Диана. Мое сердце — твое, любимый!

   Рамон нахмурился: наверное, она еще не пришла в себя после наркоза. Он обожает животных, только никогда не мог позволить себе завести кого-нибудь — не хотел привязываться, да и квартира не слишком удобна для кошек и собак.
   — Боль прошла? — он решил переменить тему.
   — Я в порядке, — снова произнесла Норин. Району не хотелось уходить, но разговор не клеился, и Норин упорно избегала смотреть на него. Найдя повод остаться, он решил проверить трубки капельницы и взял Норин за запястье.
   — Ты постоянно пользуешься кремом, да? — заметил он, проводя по ее руке большим пальцем. — Такая мягкая кожа…
   Не поднимая глаз, Норин выдернула руку.
   — Я не белоручка, я привыкла работать.
   — Знаю, Норин.
   Рамон редко обращался к ней по имени — всегда старался этого избегать. Ему, вероятно, не приходит в голову, как он ее мучает! Норин закрыла глаза, моля Бога, чтобы он наконец ушел, оставил ее в покое.
   — Я загляну к тебе попозже.
   — Спасибо, но нет необходимости. Мисс Плимм хорошо справляется.
   Держит дистанцию! — разозлился Рамон.
   — Может, мне лучше препоручить тебя Джону? — спросил он, упоминая своего помощника.
   — Да, лучше… Если, конечно, ты не против. — В ее голосе звучали ледяные нотки.
   В ответ он в бешенстве хлопнул дверью и ушел.
   Норин с облегчением вздохнула. Еще несколько дней — и ее выпишут. Она устроится на работу в какую-нибудь больницу в пригороде, где Рамона и в помине не будет, и заживет на полную катушку. У нее будет новая работа, новая одежда, новая квартира — одним словом, новая жизнь. Она теперь сильная и здоровая и может смело строить планы на будущее!
   Ничего не подозревая о дальнейших планах Норин, Рамон вернулся с работы домой чернее тучи. Он никак не мог смириться с тем, что Норин не нуждается в нем, в его визитах, в его заботе. Он спас ей жизнь — а она…
   Он плеснул себе виски и плюхнулся в кресло. Котенок, как всегда, крутился у ног.
   — Ну, хоть ты рад меня видеть, — Рамон задумчиво гладил его по спинке.
   Его единственный собеседник по вечерам, котенок заставлял задуматься об упущенных возможностях, о потерях. Теперь после работы он возвращается в пустую квартиру, где царит гробовая тишина. А при жизни Изадоры их дом был полон людей, шума и веселья — она любила вечеринки и с удовольствием их устраивала. Каждая минута покоя и тишины казалась тогда роскошью — Изадора терпеть не могла, когда он читал. Ему вдруг пришло в голову, что она собирала вокруг себя так много народа, чтобы скрыть пустоту их совместной жизни. Изадора не любила животных, не любила детей. И он, боготворя жену, отказался от своей мечты о большой семье.
   Изадора терпеть не могла Норин, которую все признали виновной в ее смерти. И только теперь Рамон почувствовал, что он близок к тому, чтобы принять правду. Виновато трагическое стечение обстоятельств. У Норин случился сердечный приступ, а ни он, ни Кенсингтоны не дали ей ни слова произнести в свое оправдание. Они так легко во всем ее обвинили, выбросили из своего круга и два долгих года наказывали за то, в чем не было ее вины. Не удивительно, что теперь она не нуждается в их помощи.
   Из его груди вырвался громкий стон. Да как он мог быть таким бессердечным?! Как мог счесть ее хладнокровной убийцей?! Он виноват не меньше Норин. Даже больше. Он бросил Изадору, считая, что в ее состоянии противопоказаны перелеты, но лишь сейчас он честно себе признался, что просто не хотел брать жену с собой.
   Их сказочный брак пошел прахом. Они с Изадорой только и делали, что ругались, особенно в день его отъезда. Его отсутствие еще больше, чем отсутствие Норин, послужило причиной смерти Изадоры.
   Если бы теперь можно было что-либо изменить! Например, немного облегчить жизнь Норин. Он поговорит с Кенсингтонами, они тоже причинили ей столько зла. Необходимо это исправить. Пока не поздно.
   На следующий день Норин уже три раза прошла по коридору отделения, опираясь на руку Брэда и смеясь над своей слабостью и головокружением. Она не сомневалась, что ей осталось провести в больнице лишь несколько дней — и эта радостная мысль отражалась у нее на лице.
   Так продолжалось, пока они не встретили вышедшего на дежурство Рамона. Улыбка Норин сразу же поблекла, взгляд погрустнел, и она, сосредоточенно разглядывая паркет, еще крепче схватила Брэда за руку.
   — Отлично, — произнес Рамон, не обращая внимания на ее реакцию. — Ходить очень полезно, и чем чаще, тем лучше. Так ты быстрее поправишься.
   — Сегодня мы уже гуляем, — похвастался Брэд. — Ей намного лучше.
   — Да, вижу.
   — Пойдем дальше, — попросила Норин своего спутника. — Мне трудно стоять.
   — Брэд, тебя ждут в триста десятой палате, — раздался голос санитарки. — Мистер Шарп жалуется на работу дыхательного аппарата.
   — Я сменю тебя, — предложил Рамон, делая шаг вперед. — Проведай своего пациента.
   — Да, сэр. — И Брэд виновато посмотрел на Норин, которая выглядела так, будто ей предстоял путь на гильотину.
   — Ты не умрешь, если дотронешься до меня, — саркастически заметил Рамон, протягивая девушке руку. — Давай, пойдем.
   И они не спеша продолжили путь до палаты. Потом он помог ей снять тапочки и лечь в постель.
   — А ты еще не спросила, как дела у твоей киски.
   — Она в порядке?
   — Все отлично. И я к ней уже привык.
   — В мире много бездомных котят, — буркнула Норин сухо.
   — А я-то надеялся, что у меня будет возможность ее навещать.
   Норин подняла глаза — холодный, отсутствующий, ничего не выражающий взгляд.
   — Вряд ли.
   — И теперь всегда так будет? — спросил он шепотом.
   — Не понимаю, о чем ты.
   — Понимаешь, — так же тихо раздался его голос. — Господи, да неужели тебе никогда не приходило в голову, что я выясню, что произошло на самом деле? Я пережил шок, когда узнал, что с тобой случился сердечный приступ и только из-за этого Изадора осталась одна…
   — Мне-то приходило в голову, но ты не хотел выслушать меня. Никто не позволил мне и слова сказать. Два долгих года ко мне относились как к убийце. Думаешь, это легко забыть?
   — Нет, — отчеканил Рамон. — Прости меня, — добавил он тихо. — Конечно, произошло слишком многое, чтобы только извинением стереть из памяти последние два года, но мне действительно жаль. Если это поможет.
   Норин устало закрыла глаза, по щекам у нее текли слезы.
   — Ты не знал, — глухо произнесла она. — И никто не знал. Да какая теперь разница! — вырвалось у нее вдруг. — Изадора умерла! И все по моей вине! Я должна была постараться убедить врачей, что мне нужно домой!
   Каждое слово, будто стальное лезвие кинжала, вонзалось в сердце Рамона.
   — Норин! — воскликнул он. — Зачем ты так говоришь?
   В этот момент распахнулась дверь, и на пороге возник Брэд, одарив Рамона обвиняющим взглядом.
   — Пора перестать ее мучить, с нее достаточно!
   — Да, — засуетился Рамон. — Я велю принести обезболивающее. Уговори ее поесть. — И с этими словами он вышел.
   Брэд молча протянул Норин носовой платок.
   Рамон брел по коридору словно в тумане. Слезы Норин… Тот факт, что она плачет по его вине, причинял ему нестерпимую боль. Кажется, только сейчас он понял, какой длинный путь ему предстоит — путь к ее доверию.
 
   На следующее утро Норин тактично отказалась от помощи мисс Плимм. Она не собирается быть в чем-либо обязанной Рамону.
   С таким настроением она ждала дня выписки. Каково же было ее удивление, когда при выходе из отделения она столкнулась с Кенсинггонами. Норин холодно взглянула на них, даже не пытаясь изобразить на лице радость от встречи.
   — Рамон сказал, что тебя сегодня выписывают… — начал Хол.
   — Да, я возвращаюсь домой, — бросила она сухо. — Зачем вы здесь?
   Дядя, кажется, удивился вопросу.
   — Ты ведь перенесла серьезную операцию.
   — Мы были в отъезде, — подключилась к разговору Мэри. — И вернулись только сегодня. Если бы мы знали, мы бы…
   — Зачем притворяться? — зло произнесла Норин. — Вы просто отдали визит вежливости. Никто не будет шептаться у вас за спиной. А теперь, если вы не против, я поеду домой, а то я себя еще не очень хорошо чувствую.
   — Ты можешь пожить в своей старой комнате, — предложила Мэри. — Мы наймем сиделку…
   — Я возвращаюсь к себе.
   — Но ты же живешь одна, — возразил Хол. — Ты не можешь быть предоставленной самой себе.
   — Я годами была предоставлена самой себе. — Несмотря на удивление на их лицах, ни голос, ни взгляд Норин ничего не выражали, только полное безразличие и холодность. — И мне так лучше. — Она кивнула сопровождавшему ее санитару, и они направились к лифту. — Спасибо, что приехали сюда, — добавила Норин, даже не взглянув в сторону Кенсингтонов.
   Обиженные и не ожидавшие такого приема, они стояли не шевелясь. Мэри и Хол рассчитывали, что Норин с радостью примет их заботу, но их встретила не та тихая, покорная, стеснительная девочка, которую много лет назад они привели в свой дом.
   — Рамон предупреждал, что она изменилась, — сказала Мэри мужу. — Наверное, всему виной боль и обида. Мы относились к ней очень плохо.
   — Все трое, — согласился тот тихо. — Если бы мы только выслушали, когда она хотела все объяснить… У меня ужасное чувство — Норин могла умереть, а мы бы и не знали.
   — Она вернется к нам.
   Хол лишь сухо усмехнулся в ответ и сунул руки в карманы.
   — Ты уверена? Ладно, пойдем перекусим что-нибудь.
   Мэри взяла мужа под руку, и они направились к лифту. Лишь двери закрылись за Норин, навстречу им из служебного отделения, одетый в дорогой костюм, выскочил Рамон.
   — Где она? — бросил он на бегу.
   — Уехала вниз, к такси, — хмуро пояснил Хол. — Даже не стала с нами разговаривать.
   — Такси? — не произнеся больше ни слова, Рамон на ходу впрыгнул в лифт. Внизу он крикнул санитару: — Джек, забудь про такси, я сам отвезу ее домой.
   — Да, сэр. — И санитар помог усадить раздраженную, сопротивляющуюся Норин в машину Рамона.
   — Я хочу ехать на такси! — возмущалась она.
   — Поедешь туда, куда скажут! — рявкнул он в ответ и направил машину за больничные ворота по переулку, ведущему к шоссе.
   — Но не с тобой!
   — Держи себя в руках, — прошептал Рамон, — злость не пойдет тебе на пользу.
   Норин была в бешенстве. Она прислонилась к спинке сиденья, закрыв глаза и стараясь побороть приступ головокружения и гнева. Ну и утро выдалось!
   — Это ты их прислал? — нарушила она молчание, когда машина неслась по шоссе.
   — Кенсингтонов? Нет. Я знал, что они возвращаются сегодня, и позвонил им, рассказав об операции. Они были в шоке.
   — Да что ты?
   Он внимательнее посмотрел на нее.
   — Ты казалась здоровой, когда жила дома.
   — Дома у меня там никогда не было. — Норин смотрела в окно.
   — Просто ты всегда сливалась там с мебелью…
   — Конечно, — девушка тихо вздохнула. — Я и была частью интерьера. Одним словом, прожила в тени. Но теперь этому пришел конец. Когда поправлюсь, уеду работать за границу. Начну новую жизнь.
   Сердце Рамона упало в пятки. Он и представить не мог, что она уедет из города. Этого ему никак не хотелось.
   — Никуда ты не денешься в ближайшие три месяца, — произнес он спокойно. — Я приложил немало усилий, чтобы поставить тебя на ноги, и не позволю все испортить.
   — Три месяца я буду делать то, что мне скажут, а потом — то, что захочу.
   — Тебе нужны регулярные осмотры, — продолжал он приводить аргументы. — Придется принимать лекарства для разжижения крови, следить за сердечной деятельностью. Лечение нужно держать под контролем.
   — Я найду хорошего врача. Воцарилось молчание.
   Несколько минут спустя Рамон затормозил около своего дома, сигналя швейцару, чтобы тот открыл дверь. Выйдя из машины, он, не произнеся ни единого слова, подхватил на руки Норин, ее сумочку и вошел внутрь.
   — Что… что… ты делаешь? — вскрикнула она, вырываясь.
   — Успокойся. — Он продолжал идти, на ходу поясняя швейцару: — Мою кузину только что выписали после операции на сердце, она поживет у меня, пока не будет в состоянии заботиться о себе сама.
   — Правильное решение, сэр, — улыбнулся швейцар и нажал кнопку. Двери лифта открылись, и они зашли в него.
   Норин с трудом сдерживала слезы. Беспомощная, она повисла на руках у Рамона, чувствуя пряный аромат его дорогого одеколона. Девушке хотелось верить, что происходящее не имеет к ней никакого отношения.
   Когда они вошли в квартиру, Рамон отнес ее в комнату для гостей и аккуратно опустил на кровать.
   — Полежи пока. — Он поправил подушки. И исчез за дверью, вернувшись через секунду с графином сока, стаканом, ее лекарствами и котенком, который тут же взгромоздился Норин на колени и довольно замурлыкал.
   — Маленькая моя киса, — сквозь слезы бормотала Норин, поглаживая мягкую шерстку.
   — Она не даст тебе скучать, пока я не вернусь. У меня еще обход, но я буду дома, как только смогу. А так, если что, вот телефон. Срочно позвони вниз. И еще я постараюсь поскорее вызвать мисс Плимм, — добавил он.
   — Я тут не останусь.
   — Но ты же не можешь находиться одна, — возразил Рамон. — Я рассчитывал, что ты отправишься к Кенсингтонам.
   — Я не согласилась, а теперь получилось еще хуже!.. — Слезы все сильнее и сильнее жгли ей глаза, из горла рвались рыдания. — Господи, ну почему… почему я не могла поехать домой?!
   Обходы, пациенты, дежурства — все ушло на второй план. Рамон опустился на кровать и, нежно обняв, прижимал Норин к себе, пока она плакала.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   — Я вовсе не хотел, чтобы ты решила, будто ты обуза, — шептал он ей в ухо и нежно убирал рукой пряди волос с ее бледного лица.
   — Не хочу тут оставаться, — прижавшись к его груди, всхлипывала Норин. — Пожалуйста… — твердила она сквозь рыдания, — Брэд присмотрит за мной.
   — Ты не можешь находиться одна, а Брэд должен работать, — кратко произнес Рамон. — Было бы несправедливо взваливать на него еще и заботу о тебе.
   Норин подняла на него припухшие, заплаканные глаза — в этом взгляде, кажется, отразились все ее муки. Рамон еще острее ощутил желание защитить ее.
   — Я позабочусь о тебе, — произнес он мягко. — Постарайся заснуть. — И совершенно неожиданно коснулся губами ее губ. — Сейчас мне нужно уйти, но я вернусь, как только смогу. Тебе нужно что-нибудь, пока я не ушел?
   Норин молча покачала головой, перебирая пальцами шерстку котенка и пытаясь понять, чем вызвана такая внезапная нежность. Рамон тоже не удержался и погладил котенка.
   — Я называю ее Мушка — всегда увивается рядом, но ты лучше придумай ей настоящее имя.
   С этими словами он повернулся и вышел.
   Неожиданно для самого себя Рамон разозлился, увидев в субботу на пороге своей квартиры Брэда с букетом цветов. Однако позволил ему войти и препоручил заботам мисс Плимм, которая уже приступила к исполнению своих обязанностей по уходу за Норин.
   Сам он сразу же вернулся в кабинет и плотно закрыл дверь. Личная жизнь Норин его не касается. Хотя ее радость, теплая улыбка, ласковый взгляд, обращенный к другому мужчине, совершенно вывели его из себя. А вот он ее совсем не интересует! Да и с какой стати ей, собственно, питать к нему теплые чувства — он-то постарался, чтобы этого никогда не произошло: отпускал ядовитые замечания, когда был женат, и изливал на нее свою ненависть после гибели Изадоры. Одним словом, сделал все, чтобы быть Норин чужим.
   Рамон плеснул в стакан немного виски, что мог позволить себе только в выходной, и устроился в кресле. Через мгновение котенок вскарабкался к нему на колени и замурлыкал. Он перебирал пальцами его шерстку, чувствуя на себе проницательный взгляд изумрудно-зеленых глаз. Хоть кто-то в этом доме его любит…
   Мисс Плимм заглянула в кабинет и, кивнув головой в сторону — комнаты, наполненной радостным смехом, спросила:
   — Может, стоит перенести ужин на полчаса позже, сэр?
   — Да, наверное, — вздохнул Рамон. — Думаю, им нужно о многом поговорить.
   — Вы устали, сэр? Я могу вам что-нибудь предложить?
   Рамон поднял стакан:
   — У меня есть все, что нужно.
   Мисс Плимм снова кивнула в сторону комнаты, где разговаривали Брэд и Норин.
   — Столько цветов, а ее только что выписали из больницы. Еще начнется аллергия на пыльцу…
   Тяжело вздохнув, женщина ушла к себе, а Рамон продолжал неподвижно сидеть в кресле. Странно, но даже мысль о любовнике Изадоры не задевала его так, как этот друг Норин… Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
   Час спустя мисс Плимм осторожно трясла его за плечо.
   — Телефон? — Рамон быстро пришел в себя.
   — Нет, сэр. Ужин. Мистер Дональдсон уже ушел.
   — А-а…
   В руках она держала букет цветов.
   — Я поставлю их в гостиной.
   — А Норин не против? — поинтересовался он сухо.
   Мисс Плимм нахмурилась и, уходя, бросила:
   — Я не спрашивала.
   Рамон решил зайти в комнату Норин, но увидел ее в дверях ванной. Она стояла пошатываясь.
   — Ты что, не могла обратиться за помощью? — буркнул он и, прежде чем девушка успела ответить, легко подхватил ее на руки и понес к кровати.
   Он чувствовал ее смущение.
   — Ты боишься, — произнес он вдруг. — Почему?
   Норин облизнула губы.
   — Отпусти меня.
   Однако Рамон не услышал ее просьбы, мысли и воспоминания снова поглотили его.
   — Бесформенная одежда, — шептал он, — никакой косметики, всегда на втором плане. Почему?
   — Ты не имеешь права… — начала она, но он не дал ей даже закончить фразы.
   — Объясни мне все!
   — Да с какой стати!
   Он присел на краешек постели и силой усадил Норин к себе на колени. Одной рукой он прижал ее к своему плечу, а другой нащупал шелк рубашки.
   Ее пальцы схватили его за запястье, попытались оттащить его руку, но — безрезультатно: рука нежно и плавно скользнула вверх. Задыхаясь, она чувствовала, как его палец коснулся набухшего соска ее груди, посылая дрожь по всему телу. Пальцы девушки разжались, отпустили его руку, и она обессиленно застонала.
   — О, Норин, — выдохнул он и, забыв о том, где они находятся, забыв об открытой двери, о прошлом, стащил с ее плеч рубашку и коснулся губами нежной кожи ее груди, которая и разожгла в нем этот огонь.
   — О Господи… Рамон… нет… не надо! — шептала она. Ее разум умолял прекратить, а тело, подчиняясь только своей воле, предательски выгибалось, подставляя себя его теплым губам и дрожа от его ласки.
   Она чувствовала его руки, нежно опускающие ее на постель, на подушку, чувствовала прикосновения его губ. Он слышал ее дыхание, биение ее сердца. Быстрее, быстрее, быстрее… Она была так близко, что кровь кипела, и все его тело от макушки до пяток пронизывал огонь желания.
   Звук расставляемой посуды вернул Рамона к реальности. Он поднял голову, не отводя взгляда от Норин, от груди, которой еще секунду назад касались его губы, от маленького красного шрама, от огромных, испуганных глаз.
   Она схватила край своей рубашки, но его рука не позволила ей пошевелиться. Он снова взглянул на ее грудь, зачарованный ее округлой правильной формой, нежным цветом кожи.
   — Стол накрыт, доктор! — крикнула мисс Плимм из гостиной.
   Рамон никак не мог прийти в себя, не мог отвести взгляд от Норин. Сделав над собой усилие, он накрыл ее одеялом и встал, повернувшись к кровати спиной.
   Шаги раздавались все ближе.
   — Доктор? — позвала мисс Плимм.
   — Иду, — откликнулся он.
   — Да, сэр. Вам что-нибудь принести, мисс Кенсингтон?
   — Нет, спасибо, — выдавила из себя Норин.
   — Ну, если что-то понадобится, позовите.
   — Хорошо. — Каждая клеточка ее тела ныла и, казалось, горела стыдом.
   Через мгновение Рамон вернулся, и его глаза пугающе горели желанием.
   Девушка вцепилась в пододеяльник, причинив себе боль резким движением. Не произнося ни слова, Рамон открыл пузырек с обезболивающим, взял ее за руку и вытряхнул на ладонь две капсулы. Когда она положила лекарство в рот, он протянул стакан с водой и поправил одеяло. А потом запечатлел поцелуй у нее на лбу.
   Норин пыталась что-либо сказать, но его сильные пальцы коснулись ее губ, удерживая слова.
   — В жизни бывают такие прекрасные мгновения, когда слова не нужны, — прошептал он и вышел.
   Она упрямо делала вид, что ничего не произошло. Однако Рамон уже выяснил все, что должен был: Норин скрывала свои чувства к нему. В ту секунду, когда он дотронулся до нее, ее тело сказало ему это. Теперь его взгляд был полон гордой уверенности, что еще чуть-чуть — и она станет его собственностью.
   Норин же боялась его следующего шага. Она не доверяла Рамону. Конечно, теперь он, может, и сожалел, что несправедливо обвинил ее в гибели Изадоры, но горе от потери жены было неподдельным, и Норин, что бы ни случилось, несла за это ответственность — ведь Изадору не следовало оставлять одну. Рамон действительно боготворил жену, его скорбь и злость не растворятся в воздухе лишь из-за того, что Норин перенесла операцию. Сейчас, можно сказать, установилось затишье перед бурей. Она не сомневалась в том, что, как только поправится, Рамон снова станет прежним — холодным, желчным. Ей все-таки следует держать дистанцию.
   Во время краткого перерыва между операциями Рамон маленькими глотками потягивал кофе и думал о Норин. Смерть Изадоры открыла ему глаза, насколько пустым и бесплодным был их брак. Обвинить Норин в невнимательности и халатности было легче всего, , а его собственная вина? В его адрес тоже можно высказать достаточно упреков. Кенсингтоны, по всей видимости, тоже мучались от раскаяния. Хол даже как-то позвонил ему на работу. После возвращения Норин из больницы дядя с тетей хотели ее навестить, но в ответ получили отказ, резкий, без объяснений. Они, как и Рамон, хотели, по-видимому, начать все сначала, однако Норин подобного желания не испытывала.
   Он допил кофе и потянулся. Ему вдруг стало интересно, что чувствует Норин к Брэду, который сидит у нее часами. Самому ему Дональдсон не нравился, причем он не смог бы даже объяснить почему. Признать, что причина в ревности, Рамон был еще не готов.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   Воплотить в жизнь мечту об улучшении отношений с Норин оказалось задачей не из легких. После того как Рамон поцеловал ее, девушка отгородилась от него совершенно непроницаемой стеной. Даже мисс Плимм заметила это, и однажды вечером она сказала Рамону:
   — При вашем появлении, сэр, мисс Кенсингтон становится только хуже.
   Тот устало откинулся на спинку глубокого кожаного кресла.
   — Да, я тоже это заметил, — тихо согласился он и жестом предложил ей сесть на кожаную кушетку. — Вы слыхали, что в прошлом у нас с Норин было много трудностей?
   — Она говорила.
   — В этом только моя вина. Я, да и ее тетя с дядей слишком во многом были не правы и не отрицаем этого. Но сейчас Норин так отдалилась от нас, что наладить отношения не представляется возможным. Мы зашли в тупик. Норин не дает нам ни единого шанса.
   — Она еще не пришла в себя после операции. Ей нужно время. Наберитесь пока терпения.
   — Боюсь, что терпением я могу похвастаться только на работе. — Рамон кисло улыбнулся. — Но я постараюсь.
   Мисс Плимм поднялась.
   — Да, и еще я попросила мистера Дональдсона больше не приносить цветов. Это не идет на пользу, особенно после операции. Ему следовало бы знать.
   Рамон прищурился:
   — И часто он сюда наведывается?
   — Каждый день, — ответила она. — Я думала, вы в курсе.
   Оставшись один, Рамон напряженно смотрел на орнамент на обоях. Нет, этот Дональдсон выводит его из себя! Что ему здесь надо? По-видимому, не обойтись без объяснений.
   В очередной визит Брэда Рамон остановил его прямо на пороге и заяви.!? ему, что Норин еще недостаточно окрепла для столь частых посещений.
   — Почему? — кратко спросил гость.
   Рамон никак не. мог придумать разумного объяснения. Устало прислонившись к дверному косяку, он произнес:
   — Она идет на поправку не так быстро, как я рассчитывал. Плохо спит по ночам, несмотря на обезболивающие, да и вообще ей практически не удается расслабиться.
   Дональдсон вызывающе вскинул голову.
   — Может, это из-за обстановки? Норин все время на нервах.
   Рамон едва сдержался, чтобы не нагрубить ему, и отошел в сторону, пропуская гостя.
   — Спросите у Норин, хочет ли она вернуться в свою квартиру, — сказал он внезапно. — Мисс Плимм переедет вместе с ней, и в остальном тоже будет обеспечена помощь.
   — Мило с вашей стороны, — произнес Брэд. Темные брови хозяина выразительно поползли вверх.
   — Что, не ожидали? Тот нервно поежился.
   — Все знают, что вы терпеть Норин не можете. Рамон не нашелся, что сказать в ответ, и скрылся в своем кабинете. Однако сосредоточиться на работе не получалось: в голову лезли разные мысли.
   Распахнув дверь, Брэд широко улыбнулся Норин, которая в свою очередь ответила ему вялой улыбкой.
   — Опять киснешь? — пошутил он, закрывая дверь и садясь на край кровати. — Доктор Кортеро сказал, что, если хочешь, можешь вернуться к себе. Он отправит с тобой мисс Плимм, и ты получишь всю необходимую помощь.
   Ее сердце учащенно забилось. Какое облегчение! Находиться рядом с Рамоном было сущей пыткой.
   — Когда? — спросила она, оживившись.
   — Похоже, когда захочешь. Он просил сообщить тебе. — Брэд нежно коснулся ее волос. — Тебе ведь тут не очень нравится, да?
   Она покачала головой и опустила взгляд.
   — Он очень мил, но так хочется домой, где все родное. Уверена, я мешаю ему, даже если он старается этого не показывать. Он даже не может приводить к себе… людей… пока я тут валяюсь.