Страница:
– Мы все еще в одной упряжке, – подтвердил Дэвид.
– Отлично. Тогда начнем с твоей краткой биографии. Предположим, что я ничего не знаю.
В этот момент живой, невысокого роста мужчина с веснушками и седеющими рыжими волосами подлетел к ним и оперся о стол. На нем был запачканный передник с большой зеленой звездой Давида. Со своим провинциальным акцентом он произносил слова нараспев.
– Бенджи, старина. Я вижу, ты расширил свой офис опять.
– Привет, Пэдди. Давненько не виделись. – Бен пожал ему руку. – Ты процветаешь. Слушай, это мой друг, Дэвид. Он хирург, так что передай своим ребятам, чтобы не шумели, пока мы работаем, а то я заставлю его повесить твои драгоценные органы на мишень для игры в дартс[1].
Пэдди О'Брайэн расхохотался и хлопнул Дэвида по спине. – Я не прочь, если от этого они заработают лучше. Бенджи – наш самый лучший адвокат, но может улизнуть не заплатив по счету, так что смотри в оба. Вы, парни, можете говорить спокойно о своих делах. Я сейчас пришлю две пинты... от меня лично.
– Пожалуйста, одну, Пэдди, – сказал Бен. Его глаза встретились с глазами Дэвида. – Для меня.
– Есть, одна пинта и кока-кола, – не моргнув глазом, сказал коротышка.
– Значит, ты ничего не знаешь, так? – улыбаясь, спросил Дэвид.
– Утром я опоздал, так как имел разговор с Джоном Докерти, – пояснил Бен. – Я пробыл с ним недостаточно долго, чтобы узнать побольше о тебе, но уверяю тебя, он не собирается откладывать твое дело в долгий ящик. Можешь, иронизировать и говорить, что я ничего не знаю, если тебе так хочется. Идет?
– Идет. Откуда начинать?
– С твоей биографии.
– Моя биография... – задумчиво повторил Дэвид, вспоминая разрозненные события, лица людей, самые яркие впечатления... – Начало довольно невинное. Два старших брата. Приличные, любящие родители. Дом с белым частоколом. Все, как полагается. Когда мне исполнилось четырнадцать, все пошло наперекосяк. У матери обнаружили рак. Он возник в голове, и никто о нем не догадывался. Но и после обнаружения она прожила почти восемь месяцев. У моего отца был небольшой магазин. Электроприборы. Он продал его, чтобы ухаживать за матерью... между периодами госпитализации, то есть. Вскоре после ее смерти он заболел коронаротромбозом. Умер, даже не успев упасть на пол. Не знаю почему, но с того времени мне захотелось стать врачом. Точнее, хирургом. Уже тогда.
Прошло немало лет с тех пор, как он вот так сидел и размышлял над прошлым. К своему удивлению, он обнаружил, как легко и свободно льются его слова.
– Ты хочешь знать о такого рода вещах? – спросил он Бена. Тот кивнул.
– До колледжа обо мне заботились тетя с дядей, затем в основном всего добивался сам. Гением я не был, зато твердо знал, чего хочу и, стиснув зубы, карабкался наверх. Учась в медицинской школе, получал стипендию и одновременно подрабатывал. Бывало трудно, но все преодолевал и шел дальше. На второй год интернатуры пришли первые, успехи. В госпитале я был своего рода вундеркиндом, а за его пределами жизнь летела к черту. Курил слишком много сигарет, не спал ночами, депрессия не хотела отступать. С проблемой я боролся единственно известным мне способом – еще больше погружался в работу. Оглядываясь назад, я верю, что если бы не тот дорожный знак, который украли мальчишки, я бы кончил плохо.
Бен испуганно вскинул голову, потом улыбнулся:
– Женщина?
– Джинни. Ее машина столкнулась с моей на перекрестке. На ее стороне отсутствовал дорожный знак. Ирония ситуации до сих пор мучает меня. Я познакомился с ней благодаря несчастному случаю и... – впервые ему стало трудно говорить.
– Дэвид, – движением руки остановил его Бен, – если тебе сейчас тяжело говорить, мы потом к этому можем вернуться. Рано или поздно, но мне нужно будет знать такие вещи.
Дэвид поиграл стаканом и сказал:
– Нет, я готов рассказывать дальше. Только останови меня, если я впаду в излишнюю сентиментальность... или тебе это наскучит. – Бен усмехнулся и махнул рукой в знак отрицания. – Мы поженились через шесть месяцев. Она работала дизайнером. Редкий и мягкий человек. Моя жизнь совершенно изменилась. В последующие четыре года все шло как нельзя лучше. Начальник хирургического отделения в Белом мемориале попросил меня остаться старшим стажером еще на один год. Иначе туда не попасть. Таким образом, все складывалось чудесно. По крайней мере, некоторое время... У нас была маленькая девочка, Бекки. Я закончил стажировку и начал практиковать. Потом случилась эта авария. Когда я вел машину... Я... Наверное, детали не важны. Бекки и Джинни умерли. Вот так. Я отделался царапинами и ушибами... ничего серьезного. За исключением того, что по-своему я тоже умер. По-настоящему к работе я так и не вернулся. Потянулся к рюмке... начал сильно закладывать и превратился почти в алкоголика. Пил запоем. Но слава Богу, у меня хватило ума держаться подальше от операционной.
– В кабинете я, однако, продолжал прием легких больных. Тогда-то я пристрастился к транквилизаторам. Своего рода заколдованный круг. Сначала, чтобы подняться, затем, чтобы уснуть. Известная история. Сперва коллеги относились ко мне терпимо. Даже пытались помочь. По-хамски одного за другим я всех оттолкнул от себя. Так продолжалось с год. В конце концов из больницы меня вышвырнули. Я даже не подозревал об этом, поскольку ушел в очередной запой.
– Чертовски трудно вырваться из этого цикла, – заметил Бен.
– В одиночку – да. Это уж точно. Короче говоря, в одно прекрасное утро я проснулся в клетке. Мой последний друг не мог больше мириться с этим и поместил меня в лечебницу. Слышал о заведении Бриггса? – Бен кивнул, давая понять, что оно ему знакомо. – Оно-то и нужно было мне, но на первых порах... Без ручек на дверях. На окнах решетка. Полная картина... Ты еще не заснул?
– Я кое-что успел узнать о тебе от Лорен и Докерти, – улыбаясь, ответил Бен, – но вовсе не это. Просидеть всю эту ночь взаперти...
– Я не страдаю классической клаустрофобией, – вздрогнув, продолжал Дэвид. – По крайней мере, я так считаю. Просто порой, после первых недель, проведенных у Бриггса, мысль быть запертым или загнанным на ограниченное пространство вызывает у меня ужасное ощущение в животе, а иногда накатывает холод, который... – Он замолчал, силясь улыбнуться. – Хотя по правде говоря, это смахивает на самую настоящую клаустрофобию, не так ли?
– Я не люблю ярлыков, – ответил Бен.
– Ну да неважно. – Дэвид проглотил сухой комок, застрявший в горле, и выпил полстакана воды. – Что же еще... Осталось немного рассказывать. Несколько месяцев нахождения у Бриггса не пропали даром, и я смог вернуться к медицине. Но не к хирургии. Я провел почти три года, занимаясь общей практикой в одной из клиник в центре города, затем вернулся назад и два года проработал хирургом-стажером. Вот уже два года как я состою в штате Бостонской больницы. Хотя было нелегко, но понемногу жизнь стала налаживаться. А на прошлой неделе опять начались неприятности...
– Дэвид, ты рассказал гораздо больше, чем я думал, – признался Бен. – Я благодарен тебе за это. Мне теперь гораздо легче будет работать.
Дэвид с любопытством посмотрел на него и спросил:
– Интересно, почему ты не спросил, виновен я или нет?
Бен усмехнулся, подперев голову руками:
– Я спрашивал, друг мой. С десяток раз, и каждый раз по-новому. Ты настрадался достаточно, и я готов перевернуть все вверх дном, чтобы это не повторилось.
– Спасибо, – прошептал Дэвид. – Бен, когда ты говорил с Лорен, она?.. Я хочу сказать, что мы разругались и...
– Дэвид, я не хочу влезать в ваши отношения, и вот что скажу тебе. Я давно знаю Лорен Николс. Она яркая, невероятно красивая женщина, которой волей обстоятельств не пришлось в жизни слишком часто сталкиваться с несчастьями. Она... хм... просила передать тебе вот это. – Он вытащил розовый конверт, один из тех, какими обычно пользовалась Лорен, и отдал его Дэвиду.
– Нетрудно догадаться, что там. Как ты думаешь? – Дэвид сложил конверт и сунул его в карман.
– Я так не думаю, – мягко ответил Бен. – Ты дойдешь сам до дома? Если тебе негде переночевать...
– Спасибо, Бен, я в порядке. Правда, на самом деле.
– Я позвоню завтра, – сказал Бен.
– До завтра.
Постепенно улица заполнялась людьми, спешащими домой. Вымотанные бизнесмены, смеющиеся группы секретарш, строго одетые деловые женщины – все шли через зеленый парк, закончив свои дневные дела и готовясь взяться за вечерние. Какое-то время Дэвид развлекался тем, что пытался установить зрительный контакт с каждым прохожим, двигавшимся ему навстречу. После двадцати пяти или тридцати попыток результат оказался нулевым. Дэвид опустил голову, пытаясь понять, что же он упустил из виду. Наконец сам с собой заключил пари, что если произойдет хотя бы один абсолютно неоспоримый зрительный контакт до того, как он дойдет до дома, кошмар, связанный со смертью Шарлотты Томас, скоро прекратится.
Когда он достиг Коммонуэлс-авеню, начал снова накрапывать дождь. Прищурившись, он посмотрел на небо и ускорил шаги.
Возле его дома пожилой сухопарый джентльмен сидел на скамье, читая вечерний выпуск "Бостон глоб". Он вытянул руку и понял, что капли мелки и редки и у него есть время, чтобы дочитать последние параграфы статьи про убийство из сострадания в Бостонской больнице.
На третьей странице две колонки были отведены подробному описанию ареста и предварительного слушания дела Дэвида. Не найдя вовремя его фотографии, репортер, ведущий криминальную хронику, выудил из газетного архива фотографию Бена Гласса и тиснул ее в газету.
Сухопарый старик закончил читать статью, сунул газету подмышку и пошел домой. Погруженный в размышления о только что прочитанном, мужчина не заметил попытки Дэвида установить с ним контакт.
Глава XVI
– Отлично. Тогда начнем с твоей краткой биографии. Предположим, что я ничего не знаю.
В этот момент живой, невысокого роста мужчина с веснушками и седеющими рыжими волосами подлетел к ним и оперся о стол. На нем был запачканный передник с большой зеленой звездой Давида. Со своим провинциальным акцентом он произносил слова нараспев.
– Бенджи, старина. Я вижу, ты расширил свой офис опять.
– Привет, Пэдди. Давненько не виделись. – Бен пожал ему руку. – Ты процветаешь. Слушай, это мой друг, Дэвид. Он хирург, так что передай своим ребятам, чтобы не шумели, пока мы работаем, а то я заставлю его повесить твои драгоценные органы на мишень для игры в дартс[1].
Пэдди О'Брайэн расхохотался и хлопнул Дэвида по спине. – Я не прочь, если от этого они заработают лучше. Бенджи – наш самый лучший адвокат, но может улизнуть не заплатив по счету, так что смотри в оба. Вы, парни, можете говорить спокойно о своих делах. Я сейчас пришлю две пинты... от меня лично.
– Пожалуйста, одну, Пэдди, – сказал Бен. Его глаза встретились с глазами Дэвида. – Для меня.
– Есть, одна пинта и кока-кола, – не моргнув глазом, сказал коротышка.
– Значит, ты ничего не знаешь, так? – улыбаясь, спросил Дэвид.
– Утром я опоздал, так как имел разговор с Джоном Докерти, – пояснил Бен. – Я пробыл с ним недостаточно долго, чтобы узнать побольше о тебе, но уверяю тебя, он не собирается откладывать твое дело в долгий ящик. Можешь, иронизировать и говорить, что я ничего не знаю, если тебе так хочется. Идет?
– Идет. Откуда начинать?
– С твоей биографии.
– Моя биография... – задумчиво повторил Дэвид, вспоминая разрозненные события, лица людей, самые яркие впечатления... – Начало довольно невинное. Два старших брата. Приличные, любящие родители. Дом с белым частоколом. Все, как полагается. Когда мне исполнилось четырнадцать, все пошло наперекосяк. У матери обнаружили рак. Он возник в голове, и никто о нем не догадывался. Но и после обнаружения она прожила почти восемь месяцев. У моего отца был небольшой магазин. Электроприборы. Он продал его, чтобы ухаживать за матерью... между периодами госпитализации, то есть. Вскоре после ее смерти он заболел коронаротромбозом. Умер, даже не успев упасть на пол. Не знаю почему, но с того времени мне захотелось стать врачом. Точнее, хирургом. Уже тогда.
Прошло немало лет с тех пор, как он вот так сидел и размышлял над прошлым. К своему удивлению, он обнаружил, как легко и свободно льются его слова.
– Ты хочешь знать о такого рода вещах? – спросил он Бена. Тот кивнул.
– До колледжа обо мне заботились тетя с дядей, затем в основном всего добивался сам. Гением я не был, зато твердо знал, чего хочу и, стиснув зубы, карабкался наверх. Учась в медицинской школе, получал стипендию и одновременно подрабатывал. Бывало трудно, но все преодолевал и шел дальше. На второй год интернатуры пришли первые, успехи. В госпитале я был своего рода вундеркиндом, а за его пределами жизнь летела к черту. Курил слишком много сигарет, не спал ночами, депрессия не хотела отступать. С проблемой я боролся единственно известным мне способом – еще больше погружался в работу. Оглядываясь назад, я верю, что если бы не тот дорожный знак, который украли мальчишки, я бы кончил плохо.
Бен испуганно вскинул голову, потом улыбнулся:
– Женщина?
– Джинни. Ее машина столкнулась с моей на перекрестке. На ее стороне отсутствовал дорожный знак. Ирония ситуации до сих пор мучает меня. Я познакомился с ней благодаря несчастному случаю и... – впервые ему стало трудно говорить.
– Дэвид, – движением руки остановил его Бен, – если тебе сейчас тяжело говорить, мы потом к этому можем вернуться. Рано или поздно, но мне нужно будет знать такие вещи.
Дэвид поиграл стаканом и сказал:
– Нет, я готов рассказывать дальше. Только останови меня, если я впаду в излишнюю сентиментальность... или тебе это наскучит. – Бен усмехнулся и махнул рукой в знак отрицания. – Мы поженились через шесть месяцев. Она работала дизайнером. Редкий и мягкий человек. Моя жизнь совершенно изменилась. В последующие четыре года все шло как нельзя лучше. Начальник хирургического отделения в Белом мемориале попросил меня остаться старшим стажером еще на один год. Иначе туда не попасть. Таким образом, все складывалось чудесно. По крайней мере, некоторое время... У нас была маленькая девочка, Бекки. Я закончил стажировку и начал практиковать. Потом случилась эта авария. Когда я вел машину... Я... Наверное, детали не важны. Бекки и Джинни умерли. Вот так. Я отделался царапинами и ушибами... ничего серьезного. За исключением того, что по-своему я тоже умер. По-настоящему к работе я так и не вернулся. Потянулся к рюмке... начал сильно закладывать и превратился почти в алкоголика. Пил запоем. Но слава Богу, у меня хватило ума держаться подальше от операционной.
– В кабинете я, однако, продолжал прием легких больных. Тогда-то я пристрастился к транквилизаторам. Своего рода заколдованный круг. Сначала, чтобы подняться, затем, чтобы уснуть. Известная история. Сперва коллеги относились ко мне терпимо. Даже пытались помочь. По-хамски одного за другим я всех оттолкнул от себя. Так продолжалось с год. В конце концов из больницы меня вышвырнули. Я даже не подозревал об этом, поскольку ушел в очередной запой.
– Чертовски трудно вырваться из этого цикла, – заметил Бен.
– В одиночку – да. Это уж точно. Короче говоря, в одно прекрасное утро я проснулся в клетке. Мой последний друг не мог больше мириться с этим и поместил меня в лечебницу. Слышал о заведении Бриггса? – Бен кивнул, давая понять, что оно ему знакомо. – Оно-то и нужно было мне, но на первых порах... Без ручек на дверях. На окнах решетка. Полная картина... Ты еще не заснул?
– Я кое-что успел узнать о тебе от Лорен и Докерти, – улыбаясь, ответил Бен, – но вовсе не это. Просидеть всю эту ночь взаперти...
– Я не страдаю классической клаустрофобией, – вздрогнув, продолжал Дэвид. – По крайней мере, я так считаю. Просто порой, после первых недель, проведенных у Бриггса, мысль быть запертым или загнанным на ограниченное пространство вызывает у меня ужасное ощущение в животе, а иногда накатывает холод, который... – Он замолчал, силясь улыбнуться. – Хотя по правде говоря, это смахивает на самую настоящую клаустрофобию, не так ли?
– Я не люблю ярлыков, – ответил Бен.
– Ну да неважно. – Дэвид проглотил сухой комок, застрявший в горле, и выпил полстакана воды. – Что же еще... Осталось немного рассказывать. Несколько месяцев нахождения у Бриггса не пропали даром, и я смог вернуться к медицине. Но не к хирургии. Я провел почти три года, занимаясь общей практикой в одной из клиник в центре города, затем вернулся назад и два года проработал хирургом-стажером. Вот уже два года как я состою в штате Бостонской больницы. Хотя было нелегко, но понемногу жизнь стала налаживаться. А на прошлой неделе опять начались неприятности...
– Дэвид, ты рассказал гораздо больше, чем я думал, – признался Бен. – Я благодарен тебе за это. Мне теперь гораздо легче будет работать.
Дэвид с любопытством посмотрел на него и спросил:
– Интересно, почему ты не спросил, виновен я или нет?
Бен усмехнулся, подперев голову руками:
– Я спрашивал, друг мой. С десяток раз, и каждый раз по-новому. Ты настрадался достаточно, и я готов перевернуть все вверх дном, чтобы это не повторилось.
– Спасибо, – прошептал Дэвид. – Бен, когда ты говорил с Лорен, она?.. Я хочу сказать, что мы разругались и...
– Дэвид, я не хочу влезать в ваши отношения, и вот что скажу тебе. Я давно знаю Лорен Николс. Она яркая, невероятно красивая женщина, которой волей обстоятельств не пришлось в жизни слишком часто сталкиваться с несчастьями. Она... хм... просила передать тебе вот это. – Он вытащил розовый конверт, один из тех, какими обычно пользовалась Лорен, и отдал его Дэвиду.
– Нетрудно догадаться, что там. Как ты думаешь? – Дэвид сложил конверт и сунул его в карман.
– Я так не думаю, – мягко ответил Бен. – Ты дойдешь сам до дома? Если тебе негде переночевать...
– Спасибо, Бен, я в порядке. Правда, на самом деле.
– Я позвоню завтра, – сказал Бен.
– До завтра.
* * *
Свинцовые тучи угрожающе обложили небо, но дождь, шедший три дня подряд, прекратился. От Пэдди О'Брайэна до дома было около двух миль, и Дэвид не спеша отправился пешком, остановившись только раз, чтобы побродить по старому кладбищу, где был похоронен известный ювелир и патриот Америки Пол Ревере. Ему пришло в голову, что кладбище – подходящее место для чтения письма Лорен. Потом он решил, что зря драматизирует их разрыв. Записка, как он и ожидал, полуофициальная, на одну треть состояла из "благодарю тебя за все", и на две трети – "кажется, у нас ничего не получилось". – Выходит, она была обо мне более высокого мнения, – вслух сказал Дэвид, разрывая записку на кусочки и аккуратно бросая розовые лепестки на старую могилу. Удивительно, но ему почти не было больно. Возможно, это произошло потому, что их разрыв оказался еще одним кирпичом в стене, которая ограждала его от жизни. Направляясь в сторону Бостон-коммон, он понял, что очень редко чувствовал себя раскованно рядом с Лорен. Это была его ошибка. Он сам старался втиснуть ее в пространство, которое в его жизни занимала Джинни. Еще до того, как у них все началось, его надежды были обречены.Постепенно улица заполнялась людьми, спешащими домой. Вымотанные бизнесмены, смеющиеся группы секретарш, строго одетые деловые женщины – все шли через зеленый парк, закончив свои дневные дела и готовясь взяться за вечерние. Какое-то время Дэвид развлекался тем, что пытался установить зрительный контакт с каждым прохожим, двигавшимся ему навстречу. После двадцати пяти или тридцати попыток результат оказался нулевым. Дэвид опустил голову, пытаясь понять, что же он упустил из виду. Наконец сам с собой заключил пари, что если произойдет хотя бы один абсолютно неоспоримый зрительный контакт до того, как он дойдет до дома, кошмар, связанный со смертью Шарлотты Томас, скоро прекратится.
Когда он достиг Коммонуэлс-авеню, начал снова накрапывать дождь. Прищурившись, он посмотрел на небо и ускорил шаги.
Возле его дома пожилой сухопарый джентльмен сидел на скамье, читая вечерний выпуск "Бостон глоб". Он вытянул руку и понял, что капли мелки и редки и у него есть время, чтобы дочитать последние параграфы статьи про убийство из сострадания в Бостонской больнице.
На третьей странице две колонки были отведены подробному описанию ареста и предварительного слушания дела Дэвида. Не найдя вовремя его фотографии, репортер, ведущий криминальную хронику, выудил из газетного архива фотографию Бена Гласса и тиснул ее в газету.
Сухопарый старик закончил читать статью, сунул газету подмышку и пошел домой. Погруженный в размышления о только что прочитанном, мужчина не заметил попытки Дэвида установить с ним контакт.
Глава XVI
– Крисси, проверь ванну. Она в порядке? – крикнула Лайза, натягивая юбку и застегивая на боку молнию.
– Лайза, ванна в ажуре. Я уже говорила тебе, там все в порядке. В запасе еще час до ее прихода. – Кристина положила граммофонную пластинку в футляр и поставила его на полку, затем поправила стопку альбомов. Она была раздражена и напугана недавним звонком Дотти Дельримпл и сейчас желала одного – чтобы ее подруги поскорее отправились на свидание и у нее было немного времени до того, как прибудет эта женщина.
Старшая медсестра и намеком не обмолвилась, почему она вздумала к ней зайти, но Кристина была почти уверена, что визит связан со смертью Шарлотты Томас. Она хотела было позвонить в региональный контрольный комитет и спросить у него совета, но потом решила, что это глупо, когда даже не знаешь, в чем, собственно, заключается дело.
В комнату влетела Лайза, голая по пояс.
– Кэрол, для этого парня с лифчиком или без?
– Ты его не знаешь, Лайза, – послышалось из комнаты Кэрол. – Не позволяй ему прикасаться к себе, и он не поймет, что ты без лифчика.
– Что ты думаешь, Крисси? С лифчиком или без?
Кристина задумалась на минуту и сказала:
– Сезон выдался скучным. Я думаю, сойдет и так. – Ее голос прозвучал не так весело, как ей хотелось бы.
– Ты надута, как барабан, – проворчала Лайза, натягивая блузку. – Может, что-то хочешь сказать?
– Поверь, – возразила Кристина, – если бы было о чем говорить, я бы сама сказала. До сих пор мисс Дельримпл ни разу не приходила ко мне, вот и все. Она может предложить мне повышение, а может и уволить меня. Почем я знаю. Слушай, желаю вам хорошо провести время. Надеюсь, тебе повезет с парнем. И спасибо, что помогли убраться.
– О, подожди! – Лайза щелкнула пальцами и бросилась к себе в комнату, говоря на ходу. – Они прибыли совсем недавно. Когда тебя не было. – Она вернулась с вазой цветов. – Вот здесь у окна они будут идеально смотреться... Нет, на столе... хотя, я думаю, их лучше поставить...
– Лайза, какие милые! Кто их прислал?
– На камине. Да? Им место там.
– Лайза, кто?
– О, это от Арнольда. Арнольда Рингера, моего поклонника в офисе. Дурак считает, что они – прямой путь к моему телу. Ну, что скажете?
– Он прав, – в один голос сказали девушки и рассмеялись.
Кристина убирала кухню, когда зазвенел колокольчик над дверью. Кэрол с Лайзой попрощались, и она осталась одна.
Она только успела глубоко вздохнуть, выйти в общую комнату и вернуться, как ее одиночество было нарушено. Раздался символический стук в заднюю дверь, и в комнату скользнула Айда Файн. Под рукой у нее торчал сложенный вдвое экземпляр вечерней "Глоб". Она начала говорить прежде, чем Кристина успела сказать, что та явилась совсем некстати.
– А где мои девочки? Ушли на ночь глядя? А что же ты? – Айда редко задавала вопросы без того, чтобы не ответить на них самой, или они следовали один за другим и часто оказывались не связанными между собой.
– У них свидание, Айда, – сказала Кристина, надеясь, что металл, прозвучавший в ее голосе, отвадит визитершу от дальнейших расспросов, но не обидит.
– А у тебя, самой чистой из всех трех, нет никого? Тебе нездоровится, признайся? Ты себя плохо чувствуешь? У меня остался суп. Я знаю, что медсестры слишком ученые, чтобы верить в такого рода вещи, но...
– Нет, Айда, я чувствую себя хорошо. – Эту женщину можно остановить только лобовой атакой. – Просто этим вечером я занята. Ко мне скоро придет моя начальница, так что я должна подготовиться. Может быть завтра или попозже мы сможем поговорить, хорошо?
Айда бросила газету на стол.
– Я уверена, что это из-за доктора, который убил женщину в вашей больнице, – сказала она. – Это надо же – доктор! Моя мать мечтала выдать меня за доктора, но нет, я оказалась такой глупой, что вышла замуж за моего супруга, мир праху его и...
Кристина широко открытыми глазами уставилась на Аиду, которую, казалось, невозможно было остановить... – не то, чтобы Харри был плохим человеком. Напротив, он был очень хорошим, но порой...
– Айда, ты о чем?
– Об убийстве. Там написано о каком-то Дэвиде. Должно быть, еврей. Нет, он не может быть евреем. Еврейский мальчик, убивающий больного? Просто не...
– Айда, прошу тебя! – от крика Кристины женщина сразу умолкла. – Ради Бога, о чем ты?
– Да тут все сказано. В "Глоб". Я думала, ты знаешь. Да, оставь газету себе. Только отдай мне телевизионную программу. Я забыла ее купить, когда ходила на рынок и...
Кристина уже не слышала ее. Газета зашуршала в ее руках, когда она расправила страницу, на которой крупными буквами было набрано: "Хирург, обвиняемый в убийстве из милосердия, отпущен на свободу под залог".
Кровь ударила ей в лицо.
– О, Господи, – прошептала она, читая отчет об аресте и заключении под стражу Дэвида. – О, Господи...
Словоизвержение Айды продолжалось еще с минуту, потом пошло на убыль и, наконец, совсем прекратилось. Кристина от слова до слова прочитала всю статью, не замечая, что хозяйка внимательно смотрела на нее.
Айда принесла с кухни стул, и Кристина машинально опустилась на него, дочитывая последние строчки.
"Надежный информатор «Глоб» сообщает, что Шелтон прописал большое количество морфина в день смерти миссис Шарлотты. Адвокат Гласс отказался давать какие-либо комментарии, но твердо заявил, что его клиент ни в чем не виноват.
– Когда будут рассмотрены все обстоятельства, – сказал он, – я уверен, что правда восторжествует, и мой клиент будет реабилитирован.
Доктор Шелтон был освобожден под залог в 100000 долларов. Дата судебного заседания пока не назначена".
Айда побежала к раковине, намочила полотенце и приложила холодный компресс к голове Кристины. Целую минуту Кристина не пыталась помешать ей, но потом осторожно отвела ее руку в сторону.
– Я думала, ты в курсе, – удивилась Айда. – Тебе известен этот Дэвид? – Удивительно, но она остановилась на двух вопросах.
– Да. Я... знаю его, – произнесла Кристина. Она все время вспоминала Дэвида Шелтона с того самого дня, как впервые познакомилась с ним. Не то, чтобы он занимал все ее мысли... нет, ничего такого определенного. Но тем не менее. Расследование Докерти дало ей предлог говорить о нем с другими сестрами, не выдавая себя.
Айда Файн озабоченно потерла руками.
– Крисси, ты белая, как полотно. Может, помочь тебе лечь в кровать или вызвать доктора?
– Айда, со мной все в порядке. Правда. Но я хотела бы побыть одна. Пожалуйста.
– Ладно, ладно, ухожу, – по привычке недовольно проворчала женщина. – В случае чего я у себя наверху. А также еда, если захочешь есть... Оставь себе газету, – продолжая говорить и пятясь спиной, она скрылась за дверью.
Кристина перечитала статью, затем из адресной книги выписала имя и фамилию Бена Гласса и название юридической фирмы, в которой тот работал. Зачем Дэвиду понадобилось так много морфина? И именно в день смерти Шарлотты? Совпадение? Возможно, но согласиться с ним довольно трудно. Может быть, слухи, циркулирующие в больнице, на сей раз оправданы. Может быть, он все-таки принимает наркотики. Или торгует ими. А может быть, й то, и другое вместе. Но ее чувство к этому мужчине, пусть и неопределенное, отвергало эти предположения.
Она сжала пальцами виски, ощущая, как с каждым ударом сердца усиливается тупая пульсирующая боль. В конце концов не имеет значения, решила она, почему Дэвид купил этот морфин. Она прекрасно помнила, что избавилась от ампул, предоставленных ей Союзом, и из-за нее он, следовательно, не мог пострадать. Все было продумано так хорошо. И исполнено, черт возьми, тоже хорошо. Так захотела Шарлотта. Комитет одобрил это решение. Она не действовала в одиночку. Кристина закрыла глаза от боли, которая становилась нестерпимой. Малейшее движение головой причиняло еще большее мучение.
"Ляг, – сказала она сама себе. – Найди аспирин или валий – что-нибудь... И ляг". Она зажмурилась от лампочки на кухне, которая вдруг превратилась в яркое солнце, и заставила себя встать. В этот момент в дверь позвонили.
Она неуклюже двинулась к плите. Чай, надо приготовить чай, подумала Кристина. Звонок повторился. Уже более настойчиво.
Со стоном Кристина повернулась и побежала в коридор открывать дверь.
Дотти Дельримпл в пурпурном плаще выглядела еще импозантнее. Она тепло улыбнулась из-под красной шляпы с большими полями и вошла в квартиру.
– Льет, как из ведра, – сказала она, держа черный зонт как дирижерскую палочку. – Куда его поставить? – спросила она по-хозяйски.
Стук в висках у Кристины начал стихать, когда она положила зонт у двери и повесила на вешалку плащ размером с тент.
– Чай? – предложила она, забыв пригласить гостью войти. – Вы хотите чаю?
– Он будет как нельзя кстати, Кристина, – широко улыбнулась Дельримпл, делая два шага по коридору. – Сюда?
Кристина заметно успокоилась и сказала:
– О, извините, мисс Дельримпл. Так невежливо с моей стороны. Проходите. Я... извините за беспорядок, но...
– Ерунда, – прервала ее старшая медсестра. – Чудесная квартирка. Не нервничай, Кристина, прошу тебя. Обещаю тебе, что не буду кусаться. – Она окинула взглядом комнату, выбрала стул, обитый материей, который стоял напротив дивана, и уселась на него. – Ты что-то говорила о чае?
– О да, чайник на плите. Он сейчас нагреется.
– Мне, пожалуйста, с лимоном, – крикнула вслед Кристине Дельримпл. – Без сахара.
– Минуточку, – ответила Кристина, суетясь на кухне. Она надкусила печенье из единственной коробки, которую смогла отыскать. – Черт, – прошипела она, выплевывая залежалый бисквит в корзину.
За то короткое время, что Кристина разливала чай и резала лимонные дольки на подносе, она ухитрилась обжечь руку и порезать большой палец. Войдя в комнату, она замерла на месте, едва не уронив поднос. Дотти Дельримпл держала в руках вечерний "Глоб".
– По твоей реакции видно, что ты читала газеты, – сказала Дельримпл.
Кристина закрыла глаза и глубоко вздохнула. Если ее начальница пытается увязать ее имя с именем Шарлотты, то она очень ошибается. Кристина пожалела, что не позвонила в контрольный комитет Союза. – Я... моя хозяйка недавно показывала ее мне, – заикаясь ответила она. – Это ужасно.
– Ты хорошо знакома с доктором Шелтоном? – спросила Дельримпл, указывая рукой на диван.
– Да нет, не очень. Мы едва, знакомы. Я... я только познакомилась с ним на прошлой неделе. "Слишком много слов, – подумала она. – Чего она хочет?"
– Тебе известно, что он за человек?
Что он за человек? Вопрос застал Кристину врасплох. Почему Дельримпл спрашивает об этом? Не пытается ли она как-то выгородить ее? Кристина решила продолжать словесный поединок до тех пор, пока не выяснит цель прихода женщины.
– Что он за человек? Как вам сказать... Я знаю его только по сплетням в больнице.
– Этот мужчина – законченный наркоман и, скорее всего, алкоголик, – отрезала Дельримпл. – Тебе это известно? – Кристина была слишком шокирована утверждением старшей медсестры, чтобы отвечать. – Несколько лет назад, – продолжала женщина, – он был уволен из Белого мемориала. Его назначение в нашу больницу вызвало многочисленные протесты сотрудников. Дэвид Шелтон не делает чести своей профессии.
В воображении Кристины возникло лицо Дэвида – мягкое и сосредоточенное, с добрыми честными глазами. Слова Дельримпл никак не вязались с этим обликом. – Я... даже не знаю, что сказать.
Дельримпл наклонилась вперед и пристально посмотрела на нее.
– Нетрудно догадаться, что я неспроста говорю тебе все это. – Ее голос приобрел странный, мистический оттенок. – Кристина, мы с тобой обе сестры. Сестры! – Кристина изумленно вскрикнула. – Я хотела открыться тебе в тот день на Юге-4, но наши правила запрещают так поступать. Я состою в "Союзе" с первых дней работы медсестрой. Фактически я представляю Северо-восток в нашем совете директоров.
– Я никогда не могла подумать... То есть, я хочу сказать, я никогда не предполагала...
– Нас тысячи, Кристина, – рассмеялась Дельримпл. – По всей стране. Мы предлагаем самый лучший уход за больными. Объединены идеалами и клятвой отстаивать человеческое достоинство.
– Значит, вы все знаете о Шарлотте?
– Да, моя дорогая. Все руководители знают, контрольный комитет Новой Англии знает... И, конечно, Пегги знает. Я здесь представляю их всех. Моя обязанность здесь – помогать.
– И мне помогать?
– Да.
– А кто поможет доктору Шелтону? – угрюмо спросила Кристина.
– Моя дорогая, ты кажется, не понимаешь, о чем я говорю. – Дельримпл подалась вперед, придавая вес своим словам. – Этот человек...
Кристина остановила ее, приложив палец к губам и глядя за окно. Дельримпл недоуменно посмотрела на нее и повернула голову туда, куда смотрела Кристина.
– Я что-то слышала, – прошептала Кристина. – Вон там, за окном.
Дельримпл наклонила голову, вслушиваясь.
– Ничего, – тихо произнесла она.
Продолжая сомневаться, Кристина на цыпочках подошла к окну и принялась всматриваться в ночную мглу. Под окнами и на улице никого не было видно. Она прижалась к стене и так простояла минуты три, потом, видя, что ничего не происходит, опустила шторы и опять села на диван.
– Там был какой-то шум, – сказала она. – Похоже на глухой удар.
– Возможно, кошка, – предположила Дельримпл.
– Возможно, – неуверенно согласилась Кристина.
Дельримпл терпеливо потягивала чай, ожидая, когда Кристина сосредоточится на их разговоре.
– Я... извините, – наконец проговорила Кристина.
– Я понимаю, что тебе довелось пережить, дорогая, – улыбнулась пожилая женщина, – мы все проходили через это, хотя ситуация, подобная твоей, никогда прежде не возникала, и, вероятно, больше не возникнет. Наша задача не из легких. Идя избранной дорогой, мы вынуждены делать выбор, и редко он проходит безболезненно. – В ее голосе послышалась резкость, которая неприятно задела слух Кристины.
– Чего вы от меня хотите? – спросила она.
– О, ничего, дорогая, – ответила Дельримпл. – Совсем ничего.
– Мисс Дельримпл, – недоверчиво сказала Кристина, – я не допущу, чтобы этот человек страдал из-за меня. Я не переживу этого.
– Лайза, ванна в ажуре. Я уже говорила тебе, там все в порядке. В запасе еще час до ее прихода. – Кристина положила граммофонную пластинку в футляр и поставила его на полку, затем поправила стопку альбомов. Она была раздражена и напугана недавним звонком Дотти Дельримпл и сейчас желала одного – чтобы ее подруги поскорее отправились на свидание и у нее было немного времени до того, как прибудет эта женщина.
Старшая медсестра и намеком не обмолвилась, почему она вздумала к ней зайти, но Кристина была почти уверена, что визит связан со смертью Шарлотты Томас. Она хотела было позвонить в региональный контрольный комитет и спросить у него совета, но потом решила, что это глупо, когда даже не знаешь, в чем, собственно, заключается дело.
В комнату влетела Лайза, голая по пояс.
– Кэрол, для этого парня с лифчиком или без?
– Ты его не знаешь, Лайза, – послышалось из комнаты Кэрол. – Не позволяй ему прикасаться к себе, и он не поймет, что ты без лифчика.
– Что ты думаешь, Крисси? С лифчиком или без?
Кристина задумалась на минуту и сказала:
– Сезон выдался скучным. Я думаю, сойдет и так. – Ее голос прозвучал не так весело, как ей хотелось бы.
– Ты надута, как барабан, – проворчала Лайза, натягивая блузку. – Может, что-то хочешь сказать?
– Поверь, – возразила Кристина, – если бы было о чем говорить, я бы сама сказала. До сих пор мисс Дельримпл ни разу не приходила ко мне, вот и все. Она может предложить мне повышение, а может и уволить меня. Почем я знаю. Слушай, желаю вам хорошо провести время. Надеюсь, тебе повезет с парнем. И спасибо, что помогли убраться.
– О, подожди! – Лайза щелкнула пальцами и бросилась к себе в комнату, говоря на ходу. – Они прибыли совсем недавно. Когда тебя не было. – Она вернулась с вазой цветов. – Вот здесь у окна они будут идеально смотреться... Нет, на столе... хотя, я думаю, их лучше поставить...
– Лайза, какие милые! Кто их прислал?
– На камине. Да? Им место там.
– Лайза, кто?
– О, это от Арнольда. Арнольда Рингера, моего поклонника в офисе. Дурак считает, что они – прямой путь к моему телу. Ну, что скажете?
– Он прав, – в один голос сказали девушки и рассмеялись.
Кристина убирала кухню, когда зазвенел колокольчик над дверью. Кэрол с Лайзой попрощались, и она осталась одна.
Она только успела глубоко вздохнуть, выйти в общую комнату и вернуться, как ее одиночество было нарушено. Раздался символический стук в заднюю дверь, и в комнату скользнула Айда Файн. Под рукой у нее торчал сложенный вдвое экземпляр вечерней "Глоб". Она начала говорить прежде, чем Кристина успела сказать, что та явилась совсем некстати.
– А где мои девочки? Ушли на ночь глядя? А что же ты? – Айда редко задавала вопросы без того, чтобы не ответить на них самой, или они следовали один за другим и часто оказывались не связанными между собой.
– У них свидание, Айда, – сказала Кристина, надеясь, что металл, прозвучавший в ее голосе, отвадит визитершу от дальнейших расспросов, но не обидит.
– А у тебя, самой чистой из всех трех, нет никого? Тебе нездоровится, признайся? Ты себя плохо чувствуешь? У меня остался суп. Я знаю, что медсестры слишком ученые, чтобы верить в такого рода вещи, но...
– Нет, Айда, я чувствую себя хорошо. – Эту женщину можно остановить только лобовой атакой. – Просто этим вечером я занята. Ко мне скоро придет моя начальница, так что я должна подготовиться. Может быть завтра или попозже мы сможем поговорить, хорошо?
Айда бросила газету на стол.
– Я уверена, что это из-за доктора, который убил женщину в вашей больнице, – сказала она. – Это надо же – доктор! Моя мать мечтала выдать меня за доктора, но нет, я оказалась такой глупой, что вышла замуж за моего супруга, мир праху его и...
Кристина широко открытыми глазами уставилась на Аиду, которую, казалось, невозможно было остановить... – не то, чтобы Харри был плохим человеком. Напротив, он был очень хорошим, но порой...
– Айда, ты о чем?
– Об убийстве. Там написано о каком-то Дэвиде. Должно быть, еврей. Нет, он не может быть евреем. Еврейский мальчик, убивающий больного? Просто не...
– Айда, прошу тебя! – от крика Кристины женщина сразу умолкла. – Ради Бога, о чем ты?
– Да тут все сказано. В "Глоб". Я думала, ты знаешь. Да, оставь газету себе. Только отдай мне телевизионную программу. Я забыла ее купить, когда ходила на рынок и...
Кристина уже не слышала ее. Газета зашуршала в ее руках, когда она расправила страницу, на которой крупными буквами было набрано: "Хирург, обвиняемый в убийстве из милосердия, отпущен на свободу под залог".
Кровь ударила ей в лицо.
– О, Господи, – прошептала она, читая отчет об аресте и заключении под стражу Дэвида. – О, Господи...
Словоизвержение Айды продолжалось еще с минуту, потом пошло на убыль и, наконец, совсем прекратилось. Кристина от слова до слова прочитала всю статью, не замечая, что хозяйка внимательно смотрела на нее.
Айда принесла с кухни стул, и Кристина машинально опустилась на него, дочитывая последние строчки.
"Надежный информатор «Глоб» сообщает, что Шелтон прописал большое количество морфина в день смерти миссис Шарлотты. Адвокат Гласс отказался давать какие-либо комментарии, но твердо заявил, что его клиент ни в чем не виноват.
– Когда будут рассмотрены все обстоятельства, – сказал он, – я уверен, что правда восторжествует, и мой клиент будет реабилитирован.
Доктор Шелтон был освобожден под залог в 100000 долларов. Дата судебного заседания пока не назначена".
Айда побежала к раковине, намочила полотенце и приложила холодный компресс к голове Кристины. Целую минуту Кристина не пыталась помешать ей, но потом осторожно отвела ее руку в сторону.
– Я думала, ты в курсе, – удивилась Айда. – Тебе известен этот Дэвид? – Удивительно, но она остановилась на двух вопросах.
– Да. Я... знаю его, – произнесла Кристина. Она все время вспоминала Дэвида Шелтона с того самого дня, как впервые познакомилась с ним. Не то, чтобы он занимал все ее мысли... нет, ничего такого определенного. Но тем не менее. Расследование Докерти дало ей предлог говорить о нем с другими сестрами, не выдавая себя.
Айда Файн озабоченно потерла руками.
– Крисси, ты белая, как полотно. Может, помочь тебе лечь в кровать или вызвать доктора?
– Айда, со мной все в порядке. Правда. Но я хотела бы побыть одна. Пожалуйста.
– Ладно, ладно, ухожу, – по привычке недовольно проворчала женщина. – В случае чего я у себя наверху. А также еда, если захочешь есть... Оставь себе газету, – продолжая говорить и пятясь спиной, она скрылась за дверью.
Кристина перечитала статью, затем из адресной книги выписала имя и фамилию Бена Гласса и название юридической фирмы, в которой тот работал. Зачем Дэвиду понадобилось так много морфина? И именно в день смерти Шарлотты? Совпадение? Возможно, но согласиться с ним довольно трудно. Может быть, слухи, циркулирующие в больнице, на сей раз оправданы. Может быть, он все-таки принимает наркотики. Или торгует ими. А может быть, й то, и другое вместе. Но ее чувство к этому мужчине, пусть и неопределенное, отвергало эти предположения.
Она сжала пальцами виски, ощущая, как с каждым ударом сердца усиливается тупая пульсирующая боль. В конце концов не имеет значения, решила она, почему Дэвид купил этот морфин. Она прекрасно помнила, что избавилась от ампул, предоставленных ей Союзом, и из-за нее он, следовательно, не мог пострадать. Все было продумано так хорошо. И исполнено, черт возьми, тоже хорошо. Так захотела Шарлотта. Комитет одобрил это решение. Она не действовала в одиночку. Кристина закрыла глаза от боли, которая становилась нестерпимой. Малейшее движение головой причиняло еще большее мучение.
"Ляг, – сказала она сама себе. – Найди аспирин или валий – что-нибудь... И ляг". Она зажмурилась от лампочки на кухне, которая вдруг превратилась в яркое солнце, и заставила себя встать. В этот момент в дверь позвонили.
Она неуклюже двинулась к плите. Чай, надо приготовить чай, подумала Кристина. Звонок повторился. Уже более настойчиво.
Со стоном Кристина повернулась и побежала в коридор открывать дверь.
Дотти Дельримпл в пурпурном плаще выглядела еще импозантнее. Она тепло улыбнулась из-под красной шляпы с большими полями и вошла в квартиру.
– Льет, как из ведра, – сказала она, держа черный зонт как дирижерскую палочку. – Куда его поставить? – спросила она по-хозяйски.
Стук в висках у Кристины начал стихать, когда она положила зонт у двери и повесила на вешалку плащ размером с тент.
– Чай? – предложила она, забыв пригласить гостью войти. – Вы хотите чаю?
– Он будет как нельзя кстати, Кристина, – широко улыбнулась Дельримпл, делая два шага по коридору. – Сюда?
Кристина заметно успокоилась и сказала:
– О, извините, мисс Дельримпл. Так невежливо с моей стороны. Проходите. Я... извините за беспорядок, но...
– Ерунда, – прервала ее старшая медсестра. – Чудесная квартирка. Не нервничай, Кристина, прошу тебя. Обещаю тебе, что не буду кусаться. – Она окинула взглядом комнату, выбрала стул, обитый материей, который стоял напротив дивана, и уселась на него. – Ты что-то говорила о чае?
– О да, чайник на плите. Он сейчас нагреется.
– Мне, пожалуйста, с лимоном, – крикнула вслед Кристине Дельримпл. – Без сахара.
– Минуточку, – ответила Кристина, суетясь на кухне. Она надкусила печенье из единственной коробки, которую смогла отыскать. – Черт, – прошипела она, выплевывая залежалый бисквит в корзину.
За то короткое время, что Кристина разливала чай и резала лимонные дольки на подносе, она ухитрилась обжечь руку и порезать большой палец. Войдя в комнату, она замерла на месте, едва не уронив поднос. Дотти Дельримпл держала в руках вечерний "Глоб".
– По твоей реакции видно, что ты читала газеты, – сказала Дельримпл.
Кристина закрыла глаза и глубоко вздохнула. Если ее начальница пытается увязать ее имя с именем Шарлотты, то она очень ошибается. Кристина пожалела, что не позвонила в контрольный комитет Союза. – Я... моя хозяйка недавно показывала ее мне, – заикаясь ответила она. – Это ужасно.
– Ты хорошо знакома с доктором Шелтоном? – спросила Дельримпл, указывая рукой на диван.
– Да нет, не очень. Мы едва, знакомы. Я... я только познакомилась с ним на прошлой неделе. "Слишком много слов, – подумала она. – Чего она хочет?"
– Тебе известно, что он за человек?
Что он за человек? Вопрос застал Кристину врасплох. Почему Дельримпл спрашивает об этом? Не пытается ли она как-то выгородить ее? Кристина решила продолжать словесный поединок до тех пор, пока не выяснит цель прихода женщины.
– Что он за человек? Как вам сказать... Я знаю его только по сплетням в больнице.
– Этот мужчина – законченный наркоман и, скорее всего, алкоголик, – отрезала Дельримпл. – Тебе это известно? – Кристина была слишком шокирована утверждением старшей медсестры, чтобы отвечать. – Несколько лет назад, – продолжала женщина, – он был уволен из Белого мемориала. Его назначение в нашу больницу вызвало многочисленные протесты сотрудников. Дэвид Шелтон не делает чести своей профессии.
В воображении Кристины возникло лицо Дэвида – мягкое и сосредоточенное, с добрыми честными глазами. Слова Дельримпл никак не вязались с этим обликом. – Я... даже не знаю, что сказать.
Дельримпл наклонилась вперед и пристально посмотрела на нее.
– Нетрудно догадаться, что я неспроста говорю тебе все это. – Ее голос приобрел странный, мистический оттенок. – Кристина, мы с тобой обе сестры. Сестры! – Кристина изумленно вскрикнула. – Я хотела открыться тебе в тот день на Юге-4, но наши правила запрещают так поступать. Я состою в "Союзе" с первых дней работы медсестрой. Фактически я представляю Северо-восток в нашем совете директоров.
– Я никогда не могла подумать... То есть, я хочу сказать, я никогда не предполагала...
– Нас тысячи, Кристина, – рассмеялась Дельримпл. – По всей стране. Мы предлагаем самый лучший уход за больными. Объединены идеалами и клятвой отстаивать человеческое достоинство.
– Значит, вы все знаете о Шарлотте?
– Да, моя дорогая. Все руководители знают, контрольный комитет Новой Англии знает... И, конечно, Пегги знает. Я здесь представляю их всех. Моя обязанность здесь – помогать.
– И мне помогать?
– Да.
– А кто поможет доктору Шелтону? – угрюмо спросила Кристина.
– Моя дорогая, ты кажется, не понимаешь, о чем я говорю. – Дельримпл подалась вперед, придавая вес своим словам. – Этот человек...
Кристина остановила ее, приложив палец к губам и глядя за окно. Дельримпл недоуменно посмотрела на нее и повернула голову туда, куда смотрела Кристина.
– Я что-то слышала, – прошептала Кристина. – Вон там, за окном.
Дельримпл наклонила голову, вслушиваясь.
– Ничего, – тихо произнесла она.
Продолжая сомневаться, Кристина на цыпочках подошла к окну и принялась всматриваться в ночную мглу. Под окнами и на улице никого не было видно. Она прижалась к стене и так простояла минуты три, потом, видя, что ничего не происходит, опустила шторы и опять села на диван.
– Там был какой-то шум, – сказала она. – Похоже на глухой удар.
– Возможно, кошка, – предположила Дельримпл.
– Возможно, – неуверенно согласилась Кристина.
Дельримпл терпеливо потягивала чай, ожидая, когда Кристина сосредоточится на их разговоре.
– Я... извините, – наконец проговорила Кристина.
– Я понимаю, что тебе довелось пережить, дорогая, – улыбнулась пожилая женщина, – мы все проходили через это, хотя ситуация, подобная твоей, никогда прежде не возникала, и, вероятно, больше не возникнет. Наша задача не из легких. Идя избранной дорогой, мы вынуждены делать выбор, и редко он проходит безболезненно. – В ее голосе послышалась резкость, которая неприятно задела слух Кристины.
– Чего вы от меня хотите? – спросила она.
– О, ничего, дорогая, – ответила Дельримпл. – Совсем ничего.
– Мисс Дельримпл, – недоверчиво сказала Кристина, – я не допущу, чтобы этот человек страдал из-за меня. Я не переживу этого.