Страница:
– Хорошо, Повелитель, – сказал глава Доцланда. – Я знаю, кого на тебя натравить.
Глава 7. В логове Белоснежки, или Слухами земля полнится
Глава 8. Подлинная Белоснежка, или Dozland ьber alles
[24]
Глава 7. В логове Белоснежки, или Слухами земля полнится
Утро следующего дня выдалось отчаянно морозным. Лавочкин долго не мог заставить себя вылезти из нагретой постели в прохладу мраморного особняка. В итоге Коля заключил сделку с совестью, прикинувшись задумавшимся.
Вчера рядовой наконец-то выторговал себе настоящее дело. Всезнайгели вернулись из дворца Герхарда довольными. Пьяница монарх принял предложение монархов Вальденрайха и Наменлоса и обещал быть на исторической встрече. По пути к Рамштайнту братьям удалось договориться о том, что Иоганн и барон Николас совершат вылазку в тыл врага, а Тилль продолжит заниматься дипломатией. Присоединившись к королю преступности и Коле за ужином, Всезнайгели изложили свой план. Рамштайнт смотрел на Иоганна с неодобрением, но молчал. Он уважал чужие решения, какими бы глупыми они ни были.
Справившись с боязнью холода, рядовой выскочил из-под одеяла и, стуча зубами, оделся.
– Вот буду большим, толстым и богатым, куплю хорошо отапливаемые хоромы, – пообещал он себе.
Выйдя из спальни, Коля прошел по коридору, безвкусно уставленному роскошными вазами всевозможных размеров и стилей, и попал в гостиную. Хозяин особняка завтракал.
У Лавочкина глаза разбежались от обилия еды.
– Рафделите фо мной эфоф фкрофный жафтрак, барон, – прочавкал Рамштайнт.
Парень сел за стол.
Чуть позже в гостиной появился Тилль, за ним Иоганн.
Колдуны и солдат плотно перекусили, а король преступности съел больше их троих, вместе взятых, да еще и залил в себя такое количество вина, что другой давно бы храпел под столом.
– Я вот еще подумал, – сказал, довольно отдуваясь, Рамштайнт. – Возьму-ка я с собой на переговоры Барабан Власти. Пусть дворянские сморчки видят, в чьих руках власть-то.
– Правильно сделаете, – кивнул Всезнайгель-старший. – И короли языки прикусят, и вещь будет под присмотром.
– Тогда давайте выпьем, – предложил хозяин, и слуга разлил рубиновое вино по фужерам. – За успех нашего союза!
Рамштайнт с удивительной проворностью встал и сорвал покрывало с Барабана Власти. До этого Коля и не догадывался, что находилось под покрывалом.
Древний магический инструмент, созданный гениальным мастером из бивня гигантского праморжа и шкуры волшебного кита, выглядел как новенький.
– За успех! – повторил преступный король и нежно щелкнул по рабочей поверхности.
Раздался громоподобный звук. Коля оглох, а фужер в руках Тилля лопнул, заливая стол вином.
– Никогда не любил этот сервиз, – брюзгливо проговорил Рамштайнт, возвращаясь на место. – Обожаю чудодейственный предмет, господа. Простите минутную слабость.
– Я привык! – неестественно громко сказал солдат.
А Всезнайгели, к его удивлению, и не поморщились. Колдуны.
Спустя полчаса Тилль провожал брата и рядового. Коля и Иоганн надели тулупы, парень закинул за плечо походный мешок. Младший Всезнайгель накинул шубу. Все трое вышли на крыльцо.
– А где ковер? – поинтересовался Лавочкин.
– Я на тряпках не летаю, – высокомерно произнес Иоганн.
Тилль улыбнулся:
– Он летает на деревяшках.
Несколько мужиков вытолкали к фасаду особняка карету без оглоблей.
– Это… оно?! – Парень решил, что его разыгрывают.
– Не нравится – иди пешком, – грубо рубанул Иоганн.
Услышав знакомую фразу, Коля вспомнил рязанские троллейбусы. Ах, эти родные до боли в ступнях и боках ноги и локти земляков! Ах, возгласы кондуктора: «Что у вас там?» и «Оплачивайте за проезд!». Именно «за». А попробуй-ка возмутиться толкотней – и вот оно: «Не нравится – ходи пешком!»
– Николас! – Тилль дотронулся до плеча солдата. – Вам нехорошо?
– А?! Нет, все нормально. Просто чертовски домой захотелось.
– Понимаю…
– Ну, ты, барон, садись в бричку, а я брату пару слов скажу, – неловко попросил Иоганн.
– Удачи вам, Тилль.
– И вам того же, барон.
Всезнайгель-младший грустно кивнул. Лавочкин забрался в карету.
– Ты знаешь, на что идешь, – промолвил Тилль, глядя в лицо брата. – Выдержишь?
– Делай все, как мы договорились, и все будет в порядке, – проворчал Иоганн.
Они коротко обнялись.
Старший залез к солдату, закрыл дверцу:
– Поехали?
«Гагарин, блин», – хмыкнул Коля.
Колдун этот смешок истолковал по-своему:
– Зато не дует.
Он кинул на соседнее сиденье «талисман-обогреватель». Несколько секунд ушло на произнесение заклинания полета, и вот карета покатилась вперед, колеса оторвались от мерзлой земли – действительно «поехали».
Стартовав на юг, Иоганн и Коля за три часа достигли границы Дриттенкенихрайха. В карете было хорошо – и ветер не дул, и виды в окнах открывались замечательные. Парень успел засечь крышу домика Красной Шапочки, стоявшего в лесу. Из трубы валил дым – похоже, хозяйка, по обыкновению, пекла пирожки.
Впереди уже маячил обрыв. Внизу зеленела Драконья долина.
Лавочкин присвистнул. Кругом лежал снег, а у драконов царило вечное лето.
Когда путешественники миновали кромку плато, на котором лежал Дриттенкенихрайх, холод сменился теплом. Везнайгель-старший «выключил» талисман, обеспечивавший комфорт. Колдун и рядовой сняли тулупы.
– Почему здесь, в низине, жара? – спросил солдат.
– Древняя магия драконов, – ответил Иоганн. – Они хранят этот секрет, опасаясь, что мы используем его в военных целях.
– И они правы, – признал Коля.
Колдун выполнил маневр снижения, прижал летательный аппарат к верхушкам деревьев и взял чуть восточнее.
На пересечение долины ушло примерно полтора часа. Достигнув ее южного предела, карета набрала высоту.
– Вон там, где забор, справа – Черное королевство, – сказал колдун.
– Разве мы летим мимо?
– Если пересечем границу, нас моментально засекут. Предпримем магический штурм. Младший объяснил, как найти убежище Белоснежки. Там и заночуем. А утром доберемся до спуска в здешнюю синюю комнатку.
Теперь солдат понял, зачем они предприняли столь длинный перелет, а не воспользовались шестистенным порталом в Наменлосе. Колдун хотел посмотреть на гнездышко блудной дочери.
В Труппенплаце, разумеется, была зима. Всезнайгель и Лавочкин вновь оделись.
Они подлетели к подземелью Марлен задолго до заката. Иоганн аккуратно посадил летательный аппарат прямо у входа.
Пещера располагалась под холмом. Путники протиснулись в узкий лаз и очутились в большом зале, освещенном магическими лампадами. Здесь царил бардак, оставшийся после боя с Дункельонкелем. Фигуры застывших людей валялись бесформенными кучами. Столы были опрокинуты. В углу стояло разбитое зеркало. Лавочкин непроизвольно потянулся к лицу: почесать заросшие царапины, оставленные осколками.
На стенах чернели следы волшебных огненных валов. На гладком полу стояли лужи. Одни часы шли так же размеренно и четко, как и до сражения.
– Значит, это ее лаборатория, – пробормотал Иоганн. – Хорошее место, грамотно выбранное. Только… не ее стиль.
Его глаза сузились, плечи опустились. Он снял тулуп, повесил на плечи не упавшего в заварушке бородатого мужика.
«Как живой, – подумал солдат. – Хотя Тилль говорил, что он и есть живой».
Всезнайгель-старший побрел по залу, внимательно разглядывая каждый предмет, каждого застывшего пленника.
– Николас, можешь раздеться, здесь не холодно, – сказал Иоганн, не оборачиваясь. – Глубоко под холмом источник тепла. Сюда провели туннель.
Лавочкин последовал совету колдуна.
Волшебник присел на корточки перед лежащим на боку остекленевшим псом. На задних лапах кобелька были щегольские башмаки. Жалостливая морда выражала крайнее разочарование.
– Негодяй Шлюпфриг, – прошептал Всезнайгель.
Парень подошел к волшебнику:
– А, ну да! Шванценмайстер [21]. Шкодливый песик.
– Шкодливый, говоришь? – процедил колдун.
Его тон не обещал ничего хорошего. Маг положил ладонь на собачий бок, замер.
– Да, все сделала, как учил… Пробудить его или бросить?
Коля мгновенно смекнул: «Иоганн превратил пацана в оборотня-дворнягу из-за того, что тот завел шуры-муры с Марлен. Если пес начнет трепаться, то может выдать наши с Марлен, хм, близкие отношения. Папаша взбесится… Оно мне надо?»
– Знаете, Всезнайгель, – осторожно начал солдат, – я бы на вашем месте не стал его оживлять. Вы его не любите; он вас, я знаю, боится и ненавидит. Короче, нужно ли изводить себя лишний раз?
– Логично, – кивнул колдун. – Как-нибудь позже.
Лавочкин едва сдержал вздох облегчения.
Маг продолжил осмотр. Он подбирал с пола какие-то книги, листал их, бросал обратно в лужи. Несколько фолиантов Иоганн бережно положил на столик, который Коля поднял и поставил на ножки. К отобранным книгам добавился ворох свитков. Еще пяток вещиц, которые солдат условно назвал талисманами, Всезнайгель собрал в центре стола и накрыл тряпицей.
От нечего делать Коля принялся поднимать зачарованных людей и расставлять их рядами. В одной из ниш он обнаружил большую кровать. Здесь Марлен-Белоснежка спала.
– Ну и мы тут подрыхнем, – обрадовался Лавочкин.
Он бросил вещмешок на маленький комод, приютившийся у изголовья кровати, разулся и плюхнулся на покрывало. Мягко, удобно, замечательно…
Глаза сами собой закрылись, солдат заснул.
Разбудил его Всезнайгель.
– Это правда? – орал колдун. – Отвечай!
Коля спросонья не сразу понял, с какой стати маг так кипятится.
Проморгавшись, парень увидел прячущего лицо Шлюпфрига, только не в образе пса, а в облике юноши. Человеческая стадия Шванценмайстера проявлялась по ночам, днем он существовал в собачьей.
Значит, разболтал.
– Чего вы хотите, Иоганн? – Лавочкин постарался говорить как можно спокойнее.
Тихий вопрос слегка усмирил гнев колдуна.
– Ты целовал мою дочь.
– Во-первых, не я ее, а она меня, – медленно сказал рядовой. – Марлен хотела досадить вон тому фрукту.
– Это так? – спросил Всезнайгель Шванценмайстера.
– Я думаю… По-моему… Вероятно… Да, – вибрирующим фальцетом ответил юнец.
Иоганн переключился на Колю:
– А во-вторых?
– Во-вторых, такое в нашем возрасте случается, – развел руками солдат. – Марлен нравится целоваться.
– Ты хочешь сказать, она тебя спровоцировала? – угрожающе прорычал колдун.
– Спровоцировала?! На что? – Лавочкин понизил голос почти до шепота.
Он впервые столкнулся с феноменом под названием «чересчур ревнивый отец». Было страшно и – интересно.
Всезнайгель буквально исполосовал парня гневным взглядом. Потом потер ладонью лицо, отвернулся.
Постояв около минуты, Иоганн отмер:
– Тебе, кобелина, прощено.
Шлюпфрига перекорежило. По его телу пробежали судороги, юнец упал, задергал руками и ногами, выгнулся коромыслом, обмяк… Затих.
– Ох… – просипел наконец он. – Ох…
– Маркиз фон Шванценмайстер Шлюпфриг собственной персоной, – едко прокомментировал колдун. – Как низко ты пал, маркиз. Встань.
Коля сидел на постели и тупо смотрел, как Шлюпфриг поднимается с пола.
Облик маркиза претерпел изменения. Юнец стал старше, возмужал, прибавил в росте. Встав на ноги, бывший Пес в сапогах принялся озираться.
– Зеркало ищем? – усмехнулся Иоганн. – Боюсь, единственное разбил твой друг.
– Как я выгляжу, Николас? – спросил Шлюпфриг.
– Псом ты мне больше нравился, – оценил солдат.
Всезнайгель ткнул пальцем в грудь экс-пса:
– С рассветом мы уйдем. А ты можешь оставаться здесь или валить отсюда на все четыре стороны. Главное, никогда отныне не попадайся мне на глаза.
– Но…
– Ни слова. Иначе, сам понимаешь, собачья шкура, башмаки, а по ночам – вид сосунка.
Шлюпфриг непроизвольно отстранился.
Иоганн пошел обратно, к столу:
– Кстати, Николас, пока ты спал, я обнаружил любопытный предмет. Хочешь полюбопытствовать?
Рядовой слез с кровати, обулся, поплелся за Всезнайгелем-старшим. Проходя мимо Шванценмайстера, сказал:
– Я тут пошарился перед сном… В общем, хочешь есть – ищи в противоположной части зала. Там неплохой продовольственный склад.
– Спасибо, Николас, – прошептал маркиз.
За несколько часов Иоганн натаскал на стол много всякого скарба. Все было разложено по кучкам: книги к книгам, свитки к свиткам, амулеты к амулетам.
С краю была расчищена небольшая площадка, в центре которой покоился талисман – маленький флакончик на шнурке.
– Точно такой же всегда носит Марлен, – промолвил солдат.
– Ты уверен? – с тревогой спросил Всезнайгель.
– Да. Правда, у нее, кажется, на цепочке.
– Это плохо и хорошо одновременно, – загадочно проговорил колдун и зашептал что-то над талисманом.
Лавочкин пожал плечами, стал рассматривать другие предметы.
– Ты сказал, никогда не снимает?
– Никогда.
– Даже когда голая?
– Даже когда… Нет, ну а я откуда знаю?! – спохватился рядовой. – Что вы меня все проверяете?
Коля надеялся: уши не покраснели. Когда он врал, они обычно выдавали ложь. Уж он-то не раз любовался раздетой Марлен…
Всезнайгель снова вперился во флакончик:
– Эльфийская гадость! Из-за его магии я не мог найти дочь, барон. Кулон делает хозяина невидимым для волшебного поиска.
– Как синяя комната?
– В яблочко, юноша. Но это не единственное свойство талисмана. Дункельонкелю нельзя отказать в таланте. Более того, я чувствую, над кулоном потрудился не он один. Знакомый способ строить заклинания… Кто-то из ближайших соратников черного колдуна. Неважно.
– А что он еще может? – поинтересовался Лавочкин.
– Служить как переговорное устройство. Я скажу – кто-то с таким же талисманом услышит. Он ответит – услышу я. Воистину новинка в мире магии. И заклинание сплетено изящно.
– Как вы во всем этом разобрались?
– Хм, считай, у меня есть зрение, которого ты напрочь лишен.
«Да, умеет старший братец приласкать», – подумал солдат.
– Нам пора, – произнес Всезнайгель, сметая со стола в мешок несколько амулетов.
Кроме того, он кинул туда пару свитков и загрузил толстенный истрепавшийся томик. Последним туда угодил кулон-пузырек.
Коля вернулся к кровати за вещмешком. Шванценмайстер спал, свернувшись на постели калачиком. Его руки и ноги ритмично подергивались. Наверняка снилась некая собачья погоня.
– Не скоро теперь отвыкнешь, – пробормотал рядовой, топая к выходу.
Заря только занималась. Над холмом было сумеречно. Мороз стоял неслабый, ветер хлестал неистово. Солдат нахохлился, как воробей. Кожа мгновенно замерзла, а лицо занемело.
За ночь намело снега, и карета стояла в сугробе по самые оси. Нисколько не смущаясь, Иоганн пробрался к двери, распахнул ее и влез в «кабину». Лавочкин последовал за колдуном.
В воздух поднялись, как на вертолете, – без разгона, просто вверх. Двигались быстро: Всезнайгель явно знал, куда править. Менее чем через час прибыли на место.
Спуск в комнатку маленького народца был обложен камнем на манер колодца. Коля поразился, насколько в Труппенплаце чтят порядок. Даже неизвестного назначения дырку оформили аккуратненько.
Путники оставили карету возле «колодца». Первым спустился колдун. Он воспользовался магией и быстро слетел вниз. Лавочкин спускался старым проверенным способом – по металлическим скобам.
– Чего ты копаешься? – раздраженно спросил волшебник, когда солдат достиг песчаного дна.
Коля вспылил:
– Елки-ковырялки, Иоганн, вы добрый колдун или злой?
– Добрый, – ухмыльнулся тот. – Такой добрый, аж зло берет.
Пока рядовой препирался с Всезнайгелем-старшим, в королевствах протекали разные процессы и совершались всякие поступки.
Неуклонно росла народная любовь к барону Лавочкину. В Вальденрайхе о его возвращении в строй героев знала каждая собака. Бой с Дункельонкелем оброс самыми невероятными подробностями. Случись на самом деле то, что передавалось из уст в уста, – Вселенная бы лопнула! Спасителю Барабана Власти прочили титул Героя-из-Героев. «Теперь-то мы это Черное королевство в бараний рог согнем!» – уверяли друг друга простолюдины, воины, мелкие дворяне и даже кое-кто из высшего командного состава.
В Наменлосе к списку заслуг барона Николаса добавилось чудесное разоблачение «зеркального заговора». И хоть зеркала успели расколотить почти все, паника исчезла, боязни отражающих поверхностей почти не осталось. Надежда на Николаса Могучего была крепка. За его правым плечом стоял непобедимый Тилль Всезнайгель. Слева рвался в битву укрощенный бароном Повелитель Тьмы. А уж если сама Тьма делегировала представителя в помощь Николасу, то трепещи, Дункельонкель!
В общем, тайные проводники нужной информации потрудились на славу.
На славу барона Николаса Могучего.
А с запада, из Дробенланда, летела никем специально не подогреваемая весть о вундерваффе [22]генерала Пауля. Чем ярче деяние, тем сильнее приукрасят. Народ повысил прапорщика в звании, объявил автомат Калашникова чудесным оружием. Впрочем, и в нашем мире специалисты до сих пор считают этот автомат чудесным. Стало быть, тут люди не соврали.
Слава о Повелителе Тьмы, уложившем целую армию гомункулусов, охватывала все новые территории. На улицах Наменлоса уже пересказывали эпизоды сражения, смеясь над войском каких-то там двух не то баронов, не то герцогов и уважительно понижая голос, когда речь заходила о Пауле, пригоршнями посылавшем врагу быструю смерть.
На фоне последних новостей, разумеется, забыли о старых героях. Например, о Четырех всадниках.
Их звали Мор, Брань, Глад и Смерть.
Молва частенько приписывает преступнику благородные поступки. Тогда он остается в людской памяти великим борцом за справедливость, а отвратительные деяния вроде грабежей, убийств и насилия списываются, дабы не портить портрет рыцаря.
Четыре всадника были наемными убийцами. И при такой узкой специализации имели славу самых благородных преступников современности. Народу нравился тот факт, что Мор, Брань, Глад и Смерть расправлялись исключительно с негодяями. Да, за деньги, да, чаще всего по заказу других негодяев. Главное – результат.
Их никто не знал в лицо, кроме заказчиков и жертв. Но заказчики давали клятву молчания, а жертвы были слишком мертвы, чтобы откровенничать.
Нынче великолепная четверка как раз справилась с очередным заданием. Оно оказалось нетрудным. Ростовщик, обманывавший клиентов. Он дошел до того, что стал просто отбирать деньги и прогонять несостоявшихся клиентов. По неосторожности жадный делец объегорил родственника одного из дробенландских герцогов. А тот не поскупился на четыре килограмма золота.
Аристократы легко расстаются с деньгами, когда речь заходит об оскорблениях. Вызвать бы лжеца на дуэль – только не пристало дворянину пачкать меч о ростовщика.
Четыре всадника выполнили заказ, почти не напрягаясь. Охрана зарвавшегося процентщика была организована из рук вон плохо. Главное внимание уделялось воротам, а стены патрулировали сонные юнцы с кривыми пиками. Часа в три ночи, когда любой человек мечтает о подушке и одеяле, Брань навеяла на дозорных чары сна, Мор забрался по стене во двор, проник в спальню ростовщика и уколол его особой иглой.
Процентщик пополнил список счастливчиков, отдавших концы во сне.
Мор выскользнул из дома, перемахнул через стену, на том задание и закончилось. Ни погони, ни трудностей во дворе.
С одной стороны, убийцы были рады легкому делу. С другой – всем было понятно: им просто подфартило. Глад и Смерть почти поправились, но их не покидала слабость.
– Если наметится серьезная миссия, нам придется туго, – хмуро проговорил Мор, обводя товарищей тяжелым взглядом.
Они сидели за столом в поселковой таверне. Эль здесь подавали отвратительный. Впрочем, иного ждать от поселка Швайнфест [23]не приходилось.
– Убогое место, – невпопад сказал Глад.
Его тяготила беспомощность, он чувствовал себя чуть ли не дезертиром. Накопленное раздражение Глад благоразумно сбрасывал не на друзей.
– Не лучше и не хуже других. – Смерть пожала плечами. – Завтра мы все равно отсюда уберемся.
– Похоже, нам предстоит встреча со связным, – пробурчал Мор, кидая на стол камешек.
Небольшой полудрагоценный камешек светился алым. Это был сигнал, который Четыре всадника получали от своих хозяев – людей Дункельонкеля. Алый цвет означал, что посыльный близко.
– Неужели им так нужно золото? – задалась вопросом Брань. – Раньше гонец прилетал не так часто.
– Думаю, у Дункельонкеля есть какое-то дело, – вымолвила Смерть.
У нее иногда проявлялся талант прорицательницы. Она редко делилась увиденным, поэтому друзья напряженно прислушались.
– Я чувствую некое устремление темного колдуна, – продолжила Смерть, – но неясно, чего он хочет.
– Хорошего не жди, – буркнул Глад.
– Верно, – вздохнул Мор. – Поехали на встречу.
Четыре всадника вышли из таверны, забрали у мальчонки-слуги коней и отправились к южной околице поселка.
Мороз щекотал щеки и носы. Солнце белым неярким плафоном светило сквозь тонкую облачную дымку. Смерть и Брань закутались в теплые платки, мужчины подняли воротники.
За Швайнфестом их ждал широкоплечий колдун огромного роста. Он сурово наблюдал за тем, как подъезжают убийцы.
Мор остановил коня, не спешиваясь, вынул из седельной сумки четыре килограммовых слитка, бросил под ноги шкафоподобного посыльного.
Тот только хмыкнул.
Всадники ждали.
– У хозяина есть для вас задание, – снизошел до разговора чернявый здоровяк.
– И сколько он заплатит? – насмешливо спросила Брань.
– Он освободит ваших детей.
– Не шути с этим, Адольф, – угрожающе прорычал Мор, сжимая кулаки.
Посыльный, не отводя взгляда от прищурившегося убийцы, как бы невзначай отставил левую ногу назад, прижал ладонь к груди.
– Я не шучу, – осторожно сказал он.
– Что нужно сделать?
– Убейте Рамштайнта.
– И все? – нетерпеливо выпалила Смерть.
– Да.
Черный человек дал магическую команду ковру, тот поднялся над снежным полем.
– Сроки? – бросил Мор с нескрываемым презрением.
– Чем раньше, тем вам же лучше. – Здоровяк гаденько улыбнулся.
– А если мы откажемся? – вдруг спросила Брань.
Шкафоподобный растерялся. Дункельонкель не дал на этот счет никаких инструкций.
– Ну, сами подумайте, – наконец нашелся он и направил ковер-самолет прочь, в сторону Доцланда.
Всадники молча развернули коней. Ехали, сохраняя тишину. Им нужно было принять важное решение. Каждый из них ждал, ежедневно представлял встречу с детьми. И все понимали, что Дункельонкель, скорее всего, их обманул.
А если нет?
Тогда возникала проблема другого свойства: Четыре всадника относились к Рамштайнту с определенным уважением. Бывали моменты, когда они исполняли заказы для него, а случалось, он оказывал услуги им. Этика, однако.
Но самое главное – Рамштайнта не так легко было убить.
Вчера рядовой наконец-то выторговал себе настоящее дело. Всезнайгели вернулись из дворца Герхарда довольными. Пьяница монарх принял предложение монархов Вальденрайха и Наменлоса и обещал быть на исторической встрече. По пути к Рамштайнту братьям удалось договориться о том, что Иоганн и барон Николас совершат вылазку в тыл врага, а Тилль продолжит заниматься дипломатией. Присоединившись к королю преступности и Коле за ужином, Всезнайгели изложили свой план. Рамштайнт смотрел на Иоганна с неодобрением, но молчал. Он уважал чужие решения, какими бы глупыми они ни были.
Справившись с боязнью холода, рядовой выскочил из-под одеяла и, стуча зубами, оделся.
– Вот буду большим, толстым и богатым, куплю хорошо отапливаемые хоромы, – пообещал он себе.
Выйдя из спальни, Коля прошел по коридору, безвкусно уставленному роскошными вазами всевозможных размеров и стилей, и попал в гостиную. Хозяин особняка завтракал.
У Лавочкина глаза разбежались от обилия еды.
– Рафделите фо мной эфоф фкрофный жафтрак, барон, – прочавкал Рамштайнт.
Парень сел за стол.
Чуть позже в гостиной появился Тилль, за ним Иоганн.
Колдуны и солдат плотно перекусили, а король преступности съел больше их троих, вместе взятых, да еще и залил в себя такое количество вина, что другой давно бы храпел под столом.
– Я вот еще подумал, – сказал, довольно отдуваясь, Рамштайнт. – Возьму-ка я с собой на переговоры Барабан Власти. Пусть дворянские сморчки видят, в чьих руках власть-то.
– Правильно сделаете, – кивнул Всезнайгель-старший. – И короли языки прикусят, и вещь будет под присмотром.
– Тогда давайте выпьем, – предложил хозяин, и слуга разлил рубиновое вино по фужерам. – За успех нашего союза!
Рамштайнт с удивительной проворностью встал и сорвал покрывало с Барабана Власти. До этого Коля и не догадывался, что находилось под покрывалом.
Древний магический инструмент, созданный гениальным мастером из бивня гигантского праморжа и шкуры волшебного кита, выглядел как новенький.
– За успех! – повторил преступный король и нежно щелкнул по рабочей поверхности.
Раздался громоподобный звук. Коля оглох, а фужер в руках Тилля лопнул, заливая стол вином.
– Никогда не любил этот сервиз, – брюзгливо проговорил Рамштайнт, возвращаясь на место. – Обожаю чудодейственный предмет, господа. Простите минутную слабость.
– Я привык! – неестественно громко сказал солдат.
А Всезнайгели, к его удивлению, и не поморщились. Колдуны.
Спустя полчаса Тилль провожал брата и рядового. Коля и Иоганн надели тулупы, парень закинул за плечо походный мешок. Младший Всезнайгель накинул шубу. Все трое вышли на крыльцо.
– А где ковер? – поинтересовался Лавочкин.
– Я на тряпках не летаю, – высокомерно произнес Иоганн.
Тилль улыбнулся:
– Он летает на деревяшках.
Несколько мужиков вытолкали к фасаду особняка карету без оглоблей.
– Это… оно?! – Парень решил, что его разыгрывают.
– Не нравится – иди пешком, – грубо рубанул Иоганн.
Услышав знакомую фразу, Коля вспомнил рязанские троллейбусы. Ах, эти родные до боли в ступнях и боках ноги и локти земляков! Ах, возгласы кондуктора: «Что у вас там?» и «Оплачивайте за проезд!». Именно «за». А попробуй-ка возмутиться толкотней – и вот оно: «Не нравится – ходи пешком!»
– Николас! – Тилль дотронулся до плеча солдата. – Вам нехорошо?
– А?! Нет, все нормально. Просто чертовски домой захотелось.
– Понимаю…
– Ну, ты, барон, садись в бричку, а я брату пару слов скажу, – неловко попросил Иоганн.
– Удачи вам, Тилль.
– И вам того же, барон.
Всезнайгель-младший грустно кивнул. Лавочкин забрался в карету.
– Ты знаешь, на что идешь, – промолвил Тилль, глядя в лицо брата. – Выдержишь?
– Делай все, как мы договорились, и все будет в порядке, – проворчал Иоганн.
Они коротко обнялись.
Старший залез к солдату, закрыл дверцу:
– Поехали?
«Гагарин, блин», – хмыкнул Коля.
Колдун этот смешок истолковал по-своему:
– Зато не дует.
Он кинул на соседнее сиденье «талисман-обогреватель». Несколько секунд ушло на произнесение заклинания полета, и вот карета покатилась вперед, колеса оторвались от мерзлой земли – действительно «поехали».
Стартовав на юг, Иоганн и Коля за три часа достигли границы Дриттенкенихрайха. В карете было хорошо – и ветер не дул, и виды в окнах открывались замечательные. Парень успел засечь крышу домика Красной Шапочки, стоявшего в лесу. Из трубы валил дым – похоже, хозяйка, по обыкновению, пекла пирожки.
Впереди уже маячил обрыв. Внизу зеленела Драконья долина.
Лавочкин присвистнул. Кругом лежал снег, а у драконов царило вечное лето.
Когда путешественники миновали кромку плато, на котором лежал Дриттенкенихрайх, холод сменился теплом. Везнайгель-старший «выключил» талисман, обеспечивавший комфорт. Колдун и рядовой сняли тулупы.
– Почему здесь, в низине, жара? – спросил солдат.
– Древняя магия драконов, – ответил Иоганн. – Они хранят этот секрет, опасаясь, что мы используем его в военных целях.
– И они правы, – признал Коля.
Колдун выполнил маневр снижения, прижал летательный аппарат к верхушкам деревьев и взял чуть восточнее.
На пересечение долины ушло примерно полтора часа. Достигнув ее южного предела, карета набрала высоту.
– Вон там, где забор, справа – Черное королевство, – сказал колдун.
– Разве мы летим мимо?
– Если пересечем границу, нас моментально засекут. Предпримем магический штурм. Младший объяснил, как найти убежище Белоснежки. Там и заночуем. А утром доберемся до спуска в здешнюю синюю комнатку.
Теперь солдат понял, зачем они предприняли столь длинный перелет, а не воспользовались шестистенным порталом в Наменлосе. Колдун хотел посмотреть на гнездышко блудной дочери.
В Труппенплаце, разумеется, была зима. Всезнайгель и Лавочкин вновь оделись.
Они подлетели к подземелью Марлен задолго до заката. Иоганн аккуратно посадил летательный аппарат прямо у входа.
Пещера располагалась под холмом. Путники протиснулись в узкий лаз и очутились в большом зале, освещенном магическими лампадами. Здесь царил бардак, оставшийся после боя с Дункельонкелем. Фигуры застывших людей валялись бесформенными кучами. Столы были опрокинуты. В углу стояло разбитое зеркало. Лавочкин непроизвольно потянулся к лицу: почесать заросшие царапины, оставленные осколками.
На стенах чернели следы волшебных огненных валов. На гладком полу стояли лужи. Одни часы шли так же размеренно и четко, как и до сражения.
– Значит, это ее лаборатория, – пробормотал Иоганн. – Хорошее место, грамотно выбранное. Только… не ее стиль.
Его глаза сузились, плечи опустились. Он снял тулуп, повесил на плечи не упавшего в заварушке бородатого мужика.
«Как живой, – подумал солдат. – Хотя Тилль говорил, что он и есть живой».
Всезнайгель-старший побрел по залу, внимательно разглядывая каждый предмет, каждого застывшего пленника.
– Николас, можешь раздеться, здесь не холодно, – сказал Иоганн, не оборачиваясь. – Глубоко под холмом источник тепла. Сюда провели туннель.
Лавочкин последовал совету колдуна.
Волшебник присел на корточки перед лежащим на боку остекленевшим псом. На задних лапах кобелька были щегольские башмаки. Жалостливая морда выражала крайнее разочарование.
– Негодяй Шлюпфриг, – прошептал Всезнайгель.
Парень подошел к волшебнику:
– А, ну да! Шванценмайстер [21]. Шкодливый песик.
– Шкодливый, говоришь? – процедил колдун.
Его тон не обещал ничего хорошего. Маг положил ладонь на собачий бок, замер.
– Да, все сделала, как учил… Пробудить его или бросить?
Коля мгновенно смекнул: «Иоганн превратил пацана в оборотня-дворнягу из-за того, что тот завел шуры-муры с Марлен. Если пес начнет трепаться, то может выдать наши с Марлен, хм, близкие отношения. Папаша взбесится… Оно мне надо?»
– Знаете, Всезнайгель, – осторожно начал солдат, – я бы на вашем месте не стал его оживлять. Вы его не любите; он вас, я знаю, боится и ненавидит. Короче, нужно ли изводить себя лишний раз?
– Логично, – кивнул колдун. – Как-нибудь позже.
Лавочкин едва сдержал вздох облегчения.
Маг продолжил осмотр. Он подбирал с пола какие-то книги, листал их, бросал обратно в лужи. Несколько фолиантов Иоганн бережно положил на столик, который Коля поднял и поставил на ножки. К отобранным книгам добавился ворох свитков. Еще пяток вещиц, которые солдат условно назвал талисманами, Всезнайгель собрал в центре стола и накрыл тряпицей.
От нечего делать Коля принялся поднимать зачарованных людей и расставлять их рядами. В одной из ниш он обнаружил большую кровать. Здесь Марлен-Белоснежка спала.
– Ну и мы тут подрыхнем, – обрадовался Лавочкин.
Он бросил вещмешок на маленький комод, приютившийся у изголовья кровати, разулся и плюхнулся на покрывало. Мягко, удобно, замечательно…
Глаза сами собой закрылись, солдат заснул.
Разбудил его Всезнайгель.
– Это правда? – орал колдун. – Отвечай!
Коля спросонья не сразу понял, с какой стати маг так кипятится.
Проморгавшись, парень увидел прячущего лицо Шлюпфрига, только не в образе пса, а в облике юноши. Человеческая стадия Шванценмайстера проявлялась по ночам, днем он существовал в собачьей.
Значит, разболтал.
– Чего вы хотите, Иоганн? – Лавочкин постарался говорить как можно спокойнее.
Тихий вопрос слегка усмирил гнев колдуна.
– Ты целовал мою дочь.
– Во-первых, не я ее, а она меня, – медленно сказал рядовой. – Марлен хотела досадить вон тому фрукту.
– Это так? – спросил Всезнайгель Шванценмайстера.
– Я думаю… По-моему… Вероятно… Да, – вибрирующим фальцетом ответил юнец.
Иоганн переключился на Колю:
– А во-вторых?
– Во-вторых, такое в нашем возрасте случается, – развел руками солдат. – Марлен нравится целоваться.
– Ты хочешь сказать, она тебя спровоцировала? – угрожающе прорычал колдун.
– Спровоцировала?! На что? – Лавочкин понизил голос почти до шепота.
Он впервые столкнулся с феноменом под названием «чересчур ревнивый отец». Было страшно и – интересно.
Всезнайгель буквально исполосовал парня гневным взглядом. Потом потер ладонью лицо, отвернулся.
Постояв около минуты, Иоганн отмер:
– Тебе, кобелина, прощено.
Шлюпфрига перекорежило. По его телу пробежали судороги, юнец упал, задергал руками и ногами, выгнулся коромыслом, обмяк… Затих.
– Ох… – просипел наконец он. – Ох…
– Маркиз фон Шванценмайстер Шлюпфриг собственной персоной, – едко прокомментировал колдун. – Как низко ты пал, маркиз. Встань.
Коля сидел на постели и тупо смотрел, как Шлюпфриг поднимается с пола.
Облик маркиза претерпел изменения. Юнец стал старше, возмужал, прибавил в росте. Встав на ноги, бывший Пес в сапогах принялся озираться.
– Зеркало ищем? – усмехнулся Иоганн. – Боюсь, единственное разбил твой друг.
– Как я выгляжу, Николас? – спросил Шлюпфриг.
– Псом ты мне больше нравился, – оценил солдат.
Всезнайгель ткнул пальцем в грудь экс-пса:
– С рассветом мы уйдем. А ты можешь оставаться здесь или валить отсюда на все четыре стороны. Главное, никогда отныне не попадайся мне на глаза.
– Но…
– Ни слова. Иначе, сам понимаешь, собачья шкура, башмаки, а по ночам – вид сосунка.
Шлюпфриг непроизвольно отстранился.
Иоганн пошел обратно, к столу:
– Кстати, Николас, пока ты спал, я обнаружил любопытный предмет. Хочешь полюбопытствовать?
Рядовой слез с кровати, обулся, поплелся за Всезнайгелем-старшим. Проходя мимо Шванценмайстера, сказал:
– Я тут пошарился перед сном… В общем, хочешь есть – ищи в противоположной части зала. Там неплохой продовольственный склад.
– Спасибо, Николас, – прошептал маркиз.
За несколько часов Иоганн натаскал на стол много всякого скарба. Все было разложено по кучкам: книги к книгам, свитки к свиткам, амулеты к амулетам.
С краю была расчищена небольшая площадка, в центре которой покоился талисман – маленький флакончик на шнурке.
– Точно такой же всегда носит Марлен, – промолвил солдат.
– Ты уверен? – с тревогой спросил Всезнайгель.
– Да. Правда, у нее, кажется, на цепочке.
– Это плохо и хорошо одновременно, – загадочно проговорил колдун и зашептал что-то над талисманом.
Лавочкин пожал плечами, стал рассматривать другие предметы.
– Ты сказал, никогда не снимает?
– Никогда.
– Даже когда голая?
– Даже когда… Нет, ну а я откуда знаю?! – спохватился рядовой. – Что вы меня все проверяете?
Коля надеялся: уши не покраснели. Когда он врал, они обычно выдавали ложь. Уж он-то не раз любовался раздетой Марлен…
Всезнайгель снова вперился во флакончик:
– Эльфийская гадость! Из-за его магии я не мог найти дочь, барон. Кулон делает хозяина невидимым для волшебного поиска.
– Как синяя комната?
– В яблочко, юноша. Но это не единственное свойство талисмана. Дункельонкелю нельзя отказать в таланте. Более того, я чувствую, над кулоном потрудился не он один. Знакомый способ строить заклинания… Кто-то из ближайших соратников черного колдуна. Неважно.
– А что он еще может? – поинтересовался Лавочкин.
– Служить как переговорное устройство. Я скажу – кто-то с таким же талисманом услышит. Он ответит – услышу я. Воистину новинка в мире магии. И заклинание сплетено изящно.
– Как вы во всем этом разобрались?
– Хм, считай, у меня есть зрение, которого ты напрочь лишен.
«Да, умеет старший братец приласкать», – подумал солдат.
– Нам пора, – произнес Всезнайгель, сметая со стола в мешок несколько амулетов.
Кроме того, он кинул туда пару свитков и загрузил толстенный истрепавшийся томик. Последним туда угодил кулон-пузырек.
Коля вернулся к кровати за вещмешком. Шванценмайстер спал, свернувшись на постели калачиком. Его руки и ноги ритмично подергивались. Наверняка снилась некая собачья погоня.
– Не скоро теперь отвыкнешь, – пробормотал рядовой, топая к выходу.
Заря только занималась. Над холмом было сумеречно. Мороз стоял неслабый, ветер хлестал неистово. Солдат нахохлился, как воробей. Кожа мгновенно замерзла, а лицо занемело.
За ночь намело снега, и карета стояла в сугробе по самые оси. Нисколько не смущаясь, Иоганн пробрался к двери, распахнул ее и влез в «кабину». Лавочкин последовал за колдуном.
В воздух поднялись, как на вертолете, – без разгона, просто вверх. Двигались быстро: Всезнайгель явно знал, куда править. Менее чем через час прибыли на место.
Спуск в комнатку маленького народца был обложен камнем на манер колодца. Коля поразился, насколько в Труппенплаце чтят порядок. Даже неизвестного назначения дырку оформили аккуратненько.
Путники оставили карету возле «колодца». Первым спустился колдун. Он воспользовался магией и быстро слетел вниз. Лавочкин спускался старым проверенным способом – по металлическим скобам.
– Чего ты копаешься? – раздраженно спросил волшебник, когда солдат достиг песчаного дна.
Коля вспылил:
– Елки-ковырялки, Иоганн, вы добрый колдун или злой?
– Добрый, – ухмыльнулся тот. – Такой добрый, аж зло берет.
Пока рядовой препирался с Всезнайгелем-старшим, в королевствах протекали разные процессы и совершались всякие поступки.
Неуклонно росла народная любовь к барону Лавочкину. В Вальденрайхе о его возвращении в строй героев знала каждая собака. Бой с Дункельонкелем оброс самыми невероятными подробностями. Случись на самом деле то, что передавалось из уст в уста, – Вселенная бы лопнула! Спасителю Барабана Власти прочили титул Героя-из-Героев. «Теперь-то мы это Черное королевство в бараний рог согнем!» – уверяли друг друга простолюдины, воины, мелкие дворяне и даже кое-кто из высшего командного состава.
В Наменлосе к списку заслуг барона Николаса добавилось чудесное разоблачение «зеркального заговора». И хоть зеркала успели расколотить почти все, паника исчезла, боязни отражающих поверхностей почти не осталось. Надежда на Николаса Могучего была крепка. За его правым плечом стоял непобедимый Тилль Всезнайгель. Слева рвался в битву укрощенный бароном Повелитель Тьмы. А уж если сама Тьма делегировала представителя в помощь Николасу, то трепещи, Дункельонкель!
В общем, тайные проводники нужной информации потрудились на славу.
На славу барона Николаса Могучего.
А с запада, из Дробенланда, летела никем специально не подогреваемая весть о вундерваффе [22]генерала Пауля. Чем ярче деяние, тем сильнее приукрасят. Народ повысил прапорщика в звании, объявил автомат Калашникова чудесным оружием. Впрочем, и в нашем мире специалисты до сих пор считают этот автомат чудесным. Стало быть, тут люди не соврали.
Слава о Повелителе Тьмы, уложившем целую армию гомункулусов, охватывала все новые территории. На улицах Наменлоса уже пересказывали эпизоды сражения, смеясь над войском каких-то там двух не то баронов, не то герцогов и уважительно понижая голос, когда речь заходила о Пауле, пригоршнями посылавшем врагу быструю смерть.
На фоне последних новостей, разумеется, забыли о старых героях. Например, о Четырех всадниках.
Их звали Мор, Брань, Глад и Смерть.
Молва частенько приписывает преступнику благородные поступки. Тогда он остается в людской памяти великим борцом за справедливость, а отвратительные деяния вроде грабежей, убийств и насилия списываются, дабы не портить портрет рыцаря.
Четыре всадника были наемными убийцами. И при такой узкой специализации имели славу самых благородных преступников современности. Народу нравился тот факт, что Мор, Брань, Глад и Смерть расправлялись исключительно с негодяями. Да, за деньги, да, чаще всего по заказу других негодяев. Главное – результат.
Их никто не знал в лицо, кроме заказчиков и жертв. Но заказчики давали клятву молчания, а жертвы были слишком мертвы, чтобы откровенничать.
Нынче великолепная четверка как раз справилась с очередным заданием. Оно оказалось нетрудным. Ростовщик, обманывавший клиентов. Он дошел до того, что стал просто отбирать деньги и прогонять несостоявшихся клиентов. По неосторожности жадный делец объегорил родственника одного из дробенландских герцогов. А тот не поскупился на четыре килограмма золота.
Аристократы легко расстаются с деньгами, когда речь заходит об оскорблениях. Вызвать бы лжеца на дуэль – только не пристало дворянину пачкать меч о ростовщика.
Четыре всадника выполнили заказ, почти не напрягаясь. Охрана зарвавшегося процентщика была организована из рук вон плохо. Главное внимание уделялось воротам, а стены патрулировали сонные юнцы с кривыми пиками. Часа в три ночи, когда любой человек мечтает о подушке и одеяле, Брань навеяла на дозорных чары сна, Мор забрался по стене во двор, проник в спальню ростовщика и уколол его особой иглой.
Процентщик пополнил список счастливчиков, отдавших концы во сне.
Мор выскользнул из дома, перемахнул через стену, на том задание и закончилось. Ни погони, ни трудностей во дворе.
С одной стороны, убийцы были рады легкому делу. С другой – всем было понятно: им просто подфартило. Глад и Смерть почти поправились, но их не покидала слабость.
– Если наметится серьезная миссия, нам придется туго, – хмуро проговорил Мор, обводя товарищей тяжелым взглядом.
Они сидели за столом в поселковой таверне. Эль здесь подавали отвратительный. Впрочем, иного ждать от поселка Швайнфест [23]не приходилось.
– Убогое место, – невпопад сказал Глад.
Его тяготила беспомощность, он чувствовал себя чуть ли не дезертиром. Накопленное раздражение Глад благоразумно сбрасывал не на друзей.
– Не лучше и не хуже других. – Смерть пожала плечами. – Завтра мы все равно отсюда уберемся.
– Похоже, нам предстоит встреча со связным, – пробурчал Мор, кидая на стол камешек.
Небольшой полудрагоценный камешек светился алым. Это был сигнал, который Четыре всадника получали от своих хозяев – людей Дункельонкеля. Алый цвет означал, что посыльный близко.
– Неужели им так нужно золото? – задалась вопросом Брань. – Раньше гонец прилетал не так часто.
– Думаю, у Дункельонкеля есть какое-то дело, – вымолвила Смерть.
У нее иногда проявлялся талант прорицательницы. Она редко делилась увиденным, поэтому друзья напряженно прислушались.
– Я чувствую некое устремление темного колдуна, – продолжила Смерть, – но неясно, чего он хочет.
– Хорошего не жди, – буркнул Глад.
– Верно, – вздохнул Мор. – Поехали на встречу.
Четыре всадника вышли из таверны, забрали у мальчонки-слуги коней и отправились к южной околице поселка.
Мороз щекотал щеки и носы. Солнце белым неярким плафоном светило сквозь тонкую облачную дымку. Смерть и Брань закутались в теплые платки, мужчины подняли воротники.
За Швайнфестом их ждал широкоплечий колдун огромного роста. Он сурово наблюдал за тем, как подъезжают убийцы.
Мор остановил коня, не спешиваясь, вынул из седельной сумки четыре килограммовых слитка, бросил под ноги шкафоподобного посыльного.
Тот только хмыкнул.
Всадники ждали.
– У хозяина есть для вас задание, – снизошел до разговора чернявый здоровяк.
– И сколько он заплатит? – насмешливо спросила Брань.
– Он освободит ваших детей.
– Не шути с этим, Адольф, – угрожающе прорычал Мор, сжимая кулаки.
Посыльный, не отводя взгляда от прищурившегося убийцы, как бы невзначай отставил левую ногу назад, прижал ладонь к груди.
– Я не шучу, – осторожно сказал он.
– Что нужно сделать?
– Убейте Рамштайнта.
– И все? – нетерпеливо выпалила Смерть.
– Да.
Черный человек дал магическую команду ковру, тот поднялся над снежным полем.
– Сроки? – бросил Мор с нескрываемым презрением.
– Чем раньше, тем вам же лучше. – Здоровяк гаденько улыбнулся.
– А если мы откажемся? – вдруг спросила Брань.
Шкафоподобный растерялся. Дункельонкель не дал на этот счет никаких инструкций.
– Ну, сами подумайте, – наконец нашелся он и направил ковер-самолет прочь, в сторону Доцланда.
Всадники молча развернули коней. Ехали, сохраняя тишину. Им нужно было принять важное решение. Каждый из них ждал, ежедневно представлял встречу с детьми. И все понимали, что Дункельонкель, скорее всего, их обманул.
А если нет?
Тогда возникала проблема другого свойства: Четыре всадника относились к Рамштайнту с определенным уважением. Бывали моменты, когда они исполняли заказы для него, а случалось, он оказывал услуги им. Этика, однако.
Но самое главное – Рамштайнта не так легко было убить.
Глава 8. Подлинная Белоснежка, или Dozland ьber alles
[24]
Есть люди умные. Есть неумные. А бывают и полные кретины.
Павел Иванович Дубовых имел замечательное свойство свободно дрейфовать по всей шкале абстрактного «дуромера».
Если дело касалось спасения собственной шкуры или получения наживы, прапорщик соображал почти гениально. В житейских и бытовых вопросах он был крепким умником. На поле военной стратегии и межличностных отношений Палваныч уверенно занимал нишу кретинов. А по сумме слагаемых любой эксперт отнес бы его к неумным людям.
Итак, прапорщик Дубовых был вполне нормальным человеком, только не особо мудрым. Зато – сообразительным. Поэтому, отходя ко сну после долгого победного пира, он догадался вызвать Аршкопфа и поставить его на пост.
Застолье закончилось под утро. «Повелителю Тьмы и его очаровательной спутнице» отвели роскошную, но прохладную спальню. Палваныч и Хельга проспали почти до полуночи. За это время рогатый часовой отловил трех лазутчиков.
Двоих послал барон Лобенроген, который очень хотел заполучить волшебный артефакт, а третьего науськал Ференанд фон Косолаппен. Он желал, чтобы Пауль не проснулся.
Аршкопф проявил инициативу и отправил лазутчиков на жаркие курорты адского пекла.
Дубовых и Страхолюдлих встали бодрыми, словно не пили ужасного местного эля. Черт кратко отрапортовал о происшествиях.
– Молодец, рядовой Аршкопф! – похвалил пятачкастого часового Палваныч. – Объявляю тебе поощрение и присваиваю очередное звание – ефрейтора.
– Но, товарищ прапорщик! – пронзительно пропищал бесенок. – Я уже ефрейтор!
– Хм, а я помню, что как-то тебя разжаловал… А, Хейердал с тобой! Во избежание путаницы будешь сержантом. Вольно!
Черт испарился, оставив в комнате серный запах.
– Вот тебе, Хельгуленочек, и цена благодарности. Мы им тут всех врагов положили, а они на следующий же день норовят обобрать, прирезать и тому подобное!
– Увы, любовь моя, – патетически произнесла графиня. – Мелкие дворяне коварны. Еще недавно я осуществила бы над ними жесточайшее возмездие, и месть моя была бы благородна и очистительна. Но! С тех пор как я узнала тебя, я изменилась. Простить сих слабых червей будет значительно великодушнее, Пауль!
Павел Иванович Дубовых имел замечательное свойство свободно дрейфовать по всей шкале абстрактного «дуромера».
Если дело касалось спасения собственной шкуры или получения наживы, прапорщик соображал почти гениально. В житейских и бытовых вопросах он был крепким умником. На поле военной стратегии и межличностных отношений Палваныч уверенно занимал нишу кретинов. А по сумме слагаемых любой эксперт отнес бы его к неумным людям.
Итак, прапорщик Дубовых был вполне нормальным человеком, только не особо мудрым. Зато – сообразительным. Поэтому, отходя ко сну после долгого победного пира, он догадался вызвать Аршкопфа и поставить его на пост.
Застолье закончилось под утро. «Повелителю Тьмы и его очаровательной спутнице» отвели роскошную, но прохладную спальню. Палваныч и Хельга проспали почти до полуночи. За это время рогатый часовой отловил трех лазутчиков.
Двоих послал барон Лобенроген, который очень хотел заполучить волшебный артефакт, а третьего науськал Ференанд фон Косолаппен. Он желал, чтобы Пауль не проснулся.
Аршкопф проявил инициативу и отправил лазутчиков на жаркие курорты адского пекла.
Дубовых и Страхолюдлих встали бодрыми, словно не пили ужасного местного эля. Черт кратко отрапортовал о происшествиях.
– Молодец, рядовой Аршкопф! – похвалил пятачкастого часового Палваныч. – Объявляю тебе поощрение и присваиваю очередное звание – ефрейтора.
– Но, товарищ прапорщик! – пронзительно пропищал бесенок. – Я уже ефрейтор!
– Хм, а я помню, что как-то тебя разжаловал… А, Хейердал с тобой! Во избежание путаницы будешь сержантом. Вольно!
Черт испарился, оставив в комнате серный запах.
– Вот тебе, Хельгуленочек, и цена благодарности. Мы им тут всех врагов положили, а они на следующий же день норовят обобрать, прирезать и тому подобное!
– Увы, любовь моя, – патетически произнесла графиня. – Мелкие дворяне коварны. Еще недавно я осуществила бы над ними жесточайшее возмездие, и месть моя была бы благородна и очистительна. Но! С тех пор как я узнала тебя, я изменилась. Простить сих слабых червей будет значительно великодушнее, Пауль!