Shake it, baby. Shake it, baby.
Еще разик, еще раз…
Потом вновь скачки на конях, и – столица. Д’артаньянки на всем скаку ворвался во дворец и лично нацепил Нелюдовику его подтяжки. Подтяжки засияли стразами, король расплылся в довольной улыбке, а квартирал Порешилье удавился с досады.
Но где Инстанция?
Отравлена! О том и послала весть королева…
Разбилось горячее сердце молодого мушкетера. А ведь встреча с любовью – не чета простой удаче. Была любовь, и было все иначе. И Д’артаньянки высох, как в пустыне. И что ему осталось ныне? Только имя, да и то он с горя забыл.
– Квитанция! – кричал юноша. – Конституция! Приватизация! Подстанция! Ах, да, Инстанция!..
Перехлюзд стоял перед черной дверью. Сегодня колдун чувствовал неимоверный жар, бьющий в лицо и грудь тугим потоком. Лицо и тело мага мгновенно покрылись потом, воздух обжигал нос и легкие.
Дверь медленно отворилась, жар усилился. На пороге возникла сотканная из тьмы фигура Злодия Худича.
– Мы не одержали победу, но война не проиграна, – сказал повелитель Пекла. – Ты справился со своей задачей. Не все получилось… у других.
– Придворный волшебник сильнее, – потупился Перехлюзд.
– Не в нем дело.
– Что теперь, хозяин? – прошептал Перехлюзд.
– Теперь мне очевидно, что пришельцев из другого мира надо уничтожить. И ты это сделаешь, притом срочно.
Тут дверь резко захлопнулась, и колдун подумал: «Будь у повелителя нос, удар был бы сумасшедший».
Проснувшись с этой глупой мыслью, маг долго жмурился, потому что каждый раз после сна с черной-черной комнатой любой свет буквально взрывал глаза Перехлюзда. Наконец он привык и, утерев слезы, стал собираться в дорогу.
Глава вторая
В коей близнецы не только геройствуют, но и думают, а Заруба Лютозар знакомится с суровым законом Легендограда
Добро должно быть с кулаками,
Чтоб злу по морде сразу хрясь!
Потом ногами, блин, ногами,
Чтоб уничтожить эту мразь!
А. И. Брехунов
– Понравился рассказ? – спросил Пьер де Монокль близнецов.
– Да, – соврал зевающий Иван.
– Вы не расстраивайтесь, потом у Д’артаньянки все налажилось… то есть, наладилось. Сложный у вас язык!.. Он стал капитаном королевских мушкетеров. А отравителей Инстанции приговорили к умерщвлению через убийство путем отнятия жизни.
– Жестоко, – хмыкнул Егор.
– Но справедливо. – Посол пожал плечами. – Милосердие иногда должно выпускать когти, знаете ли.
Возражений не нашлось, все замолкли и как-то сомлели, укачанные мягкими рессорами. Меж тем солнце постепенно закатилось, и кортеж остановился, свернув с дороги на симпатичную поляну.
– Не могу жить в ваших гостиницах, – пожаловался шевалье. – Обслуга наглая, питание ужасное, соседи буйные, а насекомые голодные. Посему заночуем в шатре.
Слуги-охранники быстро возвели большую палатку, похожую на цирк-шапито. Де Монокль полагал, что героям статуса близнецов Емельяновых полагается оказывать самый роскошный прием, и пригласил их разделить кров. Братья, чтя старинную мудрость «Дают – бери, бьют – беги», согласились.
Ночь прошла спокойно, правда, перед рассветом Ивана разбудил Егор. Младший отчаянно метался и стонал во сне:
– Нет! Не хочу! Не надо!
Старшой растормошил его:
– Ты чего, братишка?
– Приснится же такое, – просипел ефрейтор. – Прикинь, будто бы я на концерте каких-то слащавых пацанов, а они поют и поют одни и те же слова: «Хочешь, я тебе… Хочешь я тебе спою?.. Хочешь, я тебе… Хочешь, я тебе спою?» Кошмар.
– Ладно, братишка, это просто сон, – успокоил Иван.
Прохладное утро порадовало легким ветерком и свежим солнышком. Прав был классик: есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора…
– Пора! – провозгласил Пьер, и посольский кортеж двинулся дальше.
Жеребцы Емельяновых, которых парижуйцы обеспечили уходом, бодро побежали за каретой.
Увы, дорожной идиллии не суждено было длиться бесконечно. На то она и феодальная раздробленность, чтобы охрана не дремала. На особо глухом участке пути, где колея ныряла в большую низину, сразу после крутого поворота перед кортежем возникло поваленное дерево. На нем сидел крупный ворон и будто бы предупреждающе каркал.
Возница натянул поводья, смиряя бег коней. Стражники-провожатые рассыпались перед неожиданной преградой, и мгновенно со всех сторон раздались улюлюканье и хриплые боевые кличи. Ворон вспорхнул и был таков.
Из кустов к карете устремились кое-как одетые оборванцы, ведь красавцы-разбойники встречаются только в сказках.
Ошарашенные охранники приготовились дать голодранцам бой, только, на их беду, схватка уже началась. Нескольких всадников, не успевших обнажить мечи, разбойники подстрелили из луков. К остальным бежала голодная и злая пехота.
При торможении экипажа шевалье Пьер врезался в задремавшего было Егора. Близнецы отстранили перепуганного де Монокля и выскочили из кареты.
На восьмерых стражей, облаченных в пижонские доспехи, насело по двое-трое лиходеев.
– Отрыв башки, – пролопотал Емельянов-младший и взревел: – Мочи козлов!!!
С этим устрашающим девизом он и кинулся на разбойников. Иван приглядел потерянный охранником меч. Старшой в отличие от брата не собирался лезть на рожон, но головорезы сами двинулись к карете, и пришлось сражаться.
Парижуйские воины, воспитанные на кодексе рыцарства, явно проигрывали висельникам из Эрэфии, зато Егор стал для лихих людей сущим демоном. Пудовый кулак методично находил вихрастые бородатые головы, хоть злодеи и отмахивались дубьем да вшивенькими сабельками.
Удалой ефрейтор оборзел до такой степени, что ломал дубины на лету, а удары клинков принимал на предплечье, защищенное чудесной формой рядового вооруженных сил России.
Иван отбивался от пары разбойников, рвущихся в карету. Очухавшийся посол, высунувшись в окно, громко и восторженно сопереживал подвигам Емельянова-младшего. Разбойники тоже приметили таланты Егора. Пришлось отступать. Мужики бросились в кусты, прихватывая снятые с поверженных парижуйцев доспехи и оружие. Кое-кто покинул место сражения на трофейных конях. Жеребцы близнецов остались нетронутыми.
– Это есть импоссибль! Колоссаль! Манифик! – Пьер де Монокль хлопал в ладоши, восхищенно глядя на ефрейтора.
Герой стоял, окруженный небольшой кучкой тел, и улыбался:
– Слабоватые у них дыни, братишка!
– Смотри, как бы лучники не пальнули, – предупредил осторожный Иван, но висельники, вероятно, удовлетворились результатами набега и сбежали.
Из всего посольского кортежа остались лишь четверо стражников и возница. Шевалье Пьер покинул карету, брезгливо прошелся к поваленному дереву.
– Как быть?
– Оттащим, – заверил Егор.
Он прошагал к кроне, ухватился за ствол и развернул дерево, словно калитку открыл.
Застонал один из поверженных ефрейтором мужичков.
– О, надо добить вероломного преступника! – взвизгнул де Монокль и взялся за жиденький ус.
– За что? – встрепенулся Иван. – Бой закончен. Если хочешь, тащи раненых до селения и отдавай под суд. А казнить наших людей иностранцу нельзя.
– Вот именно, – насупился Егор.
Ему было не по себе от мысли, что сейчас лягушатники умертвят выживших босяков, хотя бандиты кортеж нисколько не пожалели. Дембель, кстати, и дрался-то вполсилы, стараясь не убивать слабых соперников. Ведь не от хорошей жизни они в ушкуйники подались.
– Позвольте, разве не должно телам негодяев украсить придорожные деревья в назидание прочим подлецам? – Де Монокль прищурился. – Неужели в землях Эрэфии принято сносить оскорбление благородному шевалье, тем паче послу? Уж не заодно ли вы с сиими лиходеями?
– Братка, он чего, обидеть нас хочет? – Кулачищи Егора невольно сжались добела.
– Нет, он просто ошибается, – вздохнул Старшой, которому и гостеприимство парижуйское понравилось, и своих жалко было, хотя какие они свои?..
Уцелевшие стражи потянулись к оружию, но ефрейтор покачал головой, и охранники сникли.
Близнецы отвязали коней, растолкали и прогнали нескольких висельников, затем сухо попрощались с шевалье Пьером и поехали дальше. Посол остался хоронить половину своей бравой гвардии.
День назад, когда Емельяновы отъезжали от дома Бояндекса, следивший за ними Заруба Лютозар понял, что, не имея коня, он отпускает витязей слишком далеко. Хорошо, хоть услышал, в какую сторону они отправились. Однако отставать не хотелось.
Накануне преступник, издеваясь над охраной, пробрался во дворец и усвоил разговоры обслуги насчет событий памятной ночи. Как и предполагал Заруба, основная битва произошла внутри, а разухабистый поединок черного колдуна и начальника магического сыска был лишь отвлекающим маневром. Висельник проникся симпатией к ребятам-богатырям. Лютозар не хотел, чтобы молодцы встретились с ночным волшебником без его призора.
Теперь разбойник направился в конюшни Легендограда. Он спешил и расталкивал плечом встречных шалопаев, отгоняя недоброе предчувствие слежки. Не сказать, чтобы он отчетливо ощутил чье-то внимание, но сердце опытного лазутчика екнуло.
Пришлось отмотать события назад. Вот простившийся с близнецами Радогаст Федорин еле заметно кивнул некоему бедняку, околачивавшемуся на набережной, и энергично зашагал в сторону дворца. Заруба вычеркнул фигуру сыскаря из списка тех, кого следует брать в расчет… Так кивнул или нет? А если и да, то мало ли? Знакомый-осведомитель?..
Тут Лютозар и заметил дружинников, двигающихся к нему сквозь толпу. В первые мгновения преступник засек пятерых, но потом количество ловцов удвоилось. Выпасали явно его, Зарубу.
«Где коренится ошибка?» – промелькнула мысль, и разбойник живо ее отбросил как несвоевременную. Нырнув в поток гуляющих по ярмарке людей, Лютозар выхватил из сумы легкую накидку и прикрыл серую рубаху синим атласом. Разумеется, головорез не ходил днем в своем «рабочем» черном комбинезоне.
Сменив направление, Заруба протопал мимо одного из бойцов, незаметно хватая с прилавка яблоко. Медленно обернувшись, преступник наметил жертву и метнул сворованный плод в голову одного из соседей ловца, которого миновал. Началась толкотня, посыпалась брань, дружинники растерялись, и Лютозар, получив фору, стал неторопливо пробираться к ближайшей подворотне.
К его удивлению, там околачивалась еще пара бойцов. У других выходов с ярмарки также мялись охранники. Возле широкого тракта, куда бы и пошел при таких раскладах Заруба, маячил Радогаст. Отдав должное уму сыскаря, тянитолкаевский разбойник нагло попер в переулок. Молодцы, следившие за людом, не сразу обратили внимание на Лютозара, и он атаковал практически врасплох, целя одному в лицо, а другому по ноге. Получивший по носу дружинник завалился навзничь, а вот со вторым получилось не очень удачно – надкостницу защитил высокий сапог. Парняга рыкнул и сгреб огромной лапищей плечо лазутчика, срывая синюю накидку. Тот лишь усмехнулся.
Дружинник так и не понял, сколько мелких ударов и куда именно нанес невысокий кряжистый мужик, только могучая рука повисла плетью, а в следующий миг адская боль обожгла то место, куда настоящие мужчины давным-давно договорились не бить.
Идеалы рыцарства были чужды Зарубе, поэтому он уже несся под темными сводами старых домов, пересекал захламленные дворы, перепрыгивая случайные препятствия. Лютозар решил, что коль скоро его обкладывают настолько основательно, то вырваться из города до наступления темноты будет невозможно. Сзади и справа разносились крики и топот. «Пора», – скомандовал себе разбойник и нырнул в приоткрытую дверь подъезда. Совсем скоро мимо процокали набойками сапоги дружинников.
Осторожно выглянув в подворотню, Заруба пошел обратно к ярмарке. Смешавшись с толпой, он без помех добрел до постоялого двора, где ночевал. Наблюдения за гостиницей засады не выявили. Лютозар проник в свою комнату через окно и принялся собирать немногочисленный скарб.
Вдруг ставни сами собой захлопнулись, каморка погрузилась в темноту, и спустя считанные мгновения распахнулась дверь, ослепляя разбойника. Умелый Заруба успел прищуриться и даже выхватить метательные ножи, но дальше дело не продвинулось, потому что в коридоре стоял начальник магического сыска. Незримые путы сковали движения Лютозара, и волшебник вошел, помахивая синей накидкой.
– Ваша вещица, – промолвил он, бросая кусок ткани на лежак. – Вы располагайтесь.
Лютозар помимо воли плюхнулся на скамью, Еруслан сел рядом с накидкой.
– Вчера вы пробрались во дворец, – негромко сказал глава сыска. – Впечатляющие способности. Однако дворец не овин, смею вас уверить, вам позволили туда залезть.
На слово «позволили» волшебник сделал особый упор. Заруба живо вспомнил случай из прошлой, еще тыпонской жизни, когда он, сопливый ученик, рвался помочь своему сэнсэю расправиться с ненавистным кланом Покеда. Старик покачал пепельноволосой головой: «Не твоя это месть, маленький бледнорожий варвар. Оскорбление нанесено именно мне». Глава клана Покеда прочистил нос в сторону додзе учителя. За такое в Тыпонии принято лишать жизни. Неугомонный Лютозар ночью отправился вершить суд, но в темном дворе его ждал мудрый сэнсэй: «Остановись». Заруба попробовал обежать старика, и тот продемонстрировал упрямцу тайный прием с поэтическим названием «Ногучи нагината». Когда к пареньку вернулась способность слышать, учитель веско промолвил: «Имей в виду, я позволил тебе выжить». Кстати, клану Покеда старик такого милосердия не оказал.
Тем временем Еруслан продолжил:
– Я знаю, кто вы. Примерно знаю, каковы ваши цели. Люди вашего ремесла никогда не вызывали у меня доверия, тем не менее я прошу вас оказать нам всем услугу. Витязи, о которых вы справлялись во дворце, слишком легкомысленны и не следят за собственными спинами. Утройте усилия по защите этих ребят. Богатыри народ наивный.
Волшебник-сыскарь протянул длань к Зарубе, и разбойник увидел, как его рука тянется навстречу магу. Еруслан ловко нацепил на запястье преступника браслет из темного прохладного камня. Лютозар почувствовал, как стягивается, будто ссыхается, браслет. Потом кожу защипало, и к плечу побежало покалывание, словно колдовское кольцо пустило длинные корни прямо в плоть лиходея. Неприятное ощущение стремительно охватило все тело и исчезло, оставив головокружение и тошноту.
– Это залог того, что вы добросовестно отнесетесь к моей просьбе, – пояснил Еруслан. – Попробуете снять – смерть. Покуситесь на Егора и Ивана – смерть. Да и просто, умрут богатыри – и вы вместе с ними. Внизу вас ждет конь. Счастливого пути.
Начальник сыска удалился, а Заруба некоторое время сидел, прикрыв глаза. Разбойник мысленно читал мантру, позволяющую привести дух в равновесие и избавиться от гнева: «Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…»
После заварушки с разбойниками и размолвки с послом Иван да Егор долго молчали и хмурились. Не по-человечески как-то все получилось. Погода будто услышала их невеселые мысли, и набежали облака, спрыснули землю мелким, почти незаметным дождичком. Ветер стал прохладней, а тут и лес кончился, уступив место полям. Вдалеке виднелся холм с рощей.
Дело шло к вечеру, поэтому близнецы решили заночевать в первой же деревеньке.
– Знаешь, братан, – разоткровенничался Старшой, – я вот, когда мы были в Легендограде, ощущал, будто на дворе век этак семнадцатый. До этого, в Тянитолкаеве, как бы тринадцатый. Чисто как на уроке истории учили про ранний феодализм. И вот снова… Неровно получается, согласись.
Емельянов-младший пожал плечами:
– Если тебе будет легче, то согласен. Я вот ни фига не парюсь, и мне спокойно. Наша задача, типа, домой попасть.
– Это ты верно говоришь, – вздохнул Иван, но мыслей о странном устройстве этого мира не оставил.
Нет, как бы ни походил Легендоград на Санкт-Петербург, все же он был диким и неразвитым по сравнению со столицей России образца семнадцатого-восемнадцатого веков. Контраст с Тянитолкаевым, вот что удивляло. Какая-то неправильность маячила перед разумом Старшого, только он, сколько ни силился, не мог ее распознать. У Ивана возникло всем известное чувство, дескать, еще секундочка, и откроется истина. И, по обыкновению, в следующий миг правда ускользнула.
Меж тем жеребцы вынесли Емельяновых к уютной деревеньке, прятавшейся за холмом. Подъехав к первому же двору, близнецы увидели там немолодого бондаря, возившегося с новенькой кадкой прямо на крыльце.
– Здравствуй, хозяин! – обратился к крепышу-мужику Старшой.
– И вам не хворать, – степенно ответил бондарь.
– Где тут у вас можно переночевать?
Мужик внимательно осмотрел дембелей, счел их вполне добрыми молодцами и промолвил:
– Пустил бы к себе с радостью, токмо тошно у меня вам будет.
– Да ладно, – усмехнулся Иван. – Ты же не кожи дубишь, кажись.
– Я не в смысле запаха. Донимают меня злыдни всякие. Житья нет. Всю ночь куролесят. Я и гонять пробовал, и мышеловки на них ставить… Ничего не пособляет.
– А ты это… – встрял Егор. – Сильно пьешь, наверное…
Старшой тоже успел подумать о белой горячке, но тут брат опередил. Редкий случай.
Бондарь сплюнул, едва не попав в новую кадку, и сказал:
– Случается, и пью. Как тут не запьешь, когда кругом шуликуны.
Ефрейтор вопросительно поглядел на близнеца. Тот пожал плечами.
– Я понимаю, вы сейчас кумекаете, мол, про шуликунов он с дуру ума говорит. Ведь любому мальцу ясно, шуликун – создание зимнее. А тут в любое время года, да… Вот такусенькие. – Мужик сжал руку в кулак. – Огнем пышут, черти. Хороводы водят. Бузят. Спать мешают, но я уже привычный.
Близнецы попрощались и ушли. От сумасшедшего всякого можно ожидать, не останавливаться же у такого на постой. Дверь второй избы открыла зрелая дородная баба. Она сразу отказала:
– Простите, молодцы, мне своих-то класть некуда.
– А сосед-то ваш что, спятил?
– Борай-бочар? Нет, несчастный он. Донимает его нечисть всякая. Что ни делает – все плохо.
– Братка, а давай поможем этому Бораю! – вдруг оживился Егор, когда дембеля покинули двор женщины.
– Ты что, великий экзорцист современности? – выдавил Иван, которому не улыбалось иметь дело с дурачком или, еще хуже, с волшебными злобными существами.
– Эхзор… ктост? – засопел Емельянов-младший.
– Не важно. Зачем туда лезть?
– Ну, не поверишь, – замялся ефрейтор. – Как услышал про шуликунов этих, так будто в голове щелкнуло. Типа предчувствие. Нам просто необходимо там быть!
– В прошлый раз, когда тебя посетило великое озарение, мы чуть не попали на учет в детской комнате милиции, – припомнил Старшой давний случай.
Пятый класс. Вечер. Егор увидел подозрительного мужичка, лезущего в продовольственный магазин с черного хода… В общем, юный боксер и пловец-футболист скрутили ночного сторожа.
– Нет, Вань, это другое, – настойчиво произнес ефрейтор.
Емельянов-старший отлично знал «везунчика»-брата. Увы, Егор уперся рогом в стену. «Бык. Ярый тур, язви его», – мысленно выругался Иван и побрел к жилищу бондаря Борая.
Мужик даже обрадовался:
– Неужто нынче не одному мучиться? Проходите, гостюшки!
Законченная кадка аккуратно встала в сенях, а хозяин провел близнецов в горницу. Здесь было почти чисто, как случается в домах бережливых и прилежных холостяков.
Нашлось и угощение. Скромное, но сытное. Кое-чего вынули из сумок и братья-дембеля. После ужина разговорились, и беседа плавно свернула на Тридевяцкое княжество.
– Наше село пограничное, – чинно вещал Борай. – Здесь кончается легендоградская землица и начинается тридевяцкая. Подадитесь восточнее – через день очутитесь на Тянитолкаевщине, а еще спустя два – в Задолье.
– А что ты можешь рассказать про Тридевяцкое княжество? – поинтересовался Иван.
– Княжество большое. Степь да степь кругом, а вместе целых две. Я-то сам не певец, не летописец, но пацаненком бабке прилежно внимал. Больно по нраву слог древний да деяния великия. – Жилистый бондарь приосанился, затуманил взор колючих черных глаз. – В давние времена здесь шумели пышные леса и пышнели шумные рощи. Тогда соседствовали тут два бравых и развеселых народа – куряне и выпиване. Но они постепенно повымерли от курева и выпивки. А кто жив остался, того угнали в полон неразумные биохазары. Уже точно никто не поручится, только ходят предания, мол, имел место страшный взрыв. Неведомые ученые люди, маги и многознатцы, получили какой-то новый алимент – пассионарий. Он и шибанул в районе Двадцатисемипалатинска.
– Какой элемент? – переспросил ошалевший Старшой.
– Пассионарий, кажись. Так бабка рассказывала, – извиняющимся тоном ответил бондарь. – И всему пришел полный этот… нагинез. Да-да, именно «этот нагинез». Биохазары распались, и долог их распад был равен примерно двум полураспадам, а в степь нонешнего Тридевяцкого княжества пожаловали южные роды древних рассеян.
Егор вяло кивал в такт словам Борая и млел, потому что не выносил умных речей, длящихся дольше двух минут. Иван же, наоборот, насторожился:
похожие речи слышал от колобка, там тоже был намек на радиацию и современные технологии. Может быть, не так уж и нелепо предположение, что близнецы угодили в будущее, и россказни гадалки Скипидарьи о параллельных мирах – глупость?
– А давно был взрыв? – Емельянов-старший прищурился.
– В незапамятные времена, – авторитетно заявил хозяин.
– Потрясающая точность, – прошептал Иван.
Незаметно стемнело. Стоило солнечному свету окончательно уступить позиции ночи, как в углах да за печью раздались шорох, треск да злобное ворчание.
– Это они, шуликуны, – с грустью обреченного на муки молвил Борай.
Братья и хозяин сидели у зажженной лучины и не видели копошения во тьме, но постепенно разгорелись красные огоньки, и перед глазами изумленных воронежцев предстали маленькие, действительно не больше кулака, огнедышащие чертенята.
Мохнатые рыжие с подпалинами малявки ехидно улыбались, щеря желтые зубки. В воздухе запахло серой и отчего-то сероводородом.
– Ш-ш-што, Борай, подмогу привел? – издевательски спросил самый наглый и крупный бесенок.
Бондарь сразу завял, втянул лохматую голову в плечи, уставился в пол.
Егор встал и неспешно прошелся к хамоватому шуликуну. Наклонился. Показал кулак:
– Заткнулись и вымелись отсюда. Быстро.
– А-а-а! Сиротку выгоняя-а-ают!!! Мамка бросила, так теперь дядька гонит!!! – заверещал наглец.
Ефрейтор разогнулся и пнул гадкого крикуна со всей молодецкой силы. Шуликун впечатался в печь. Шлепок получился – заслушаться. Отлипнув от гладкого, выбеленного мелом печного бока, бесенок брякнулся на пол, потряс рогатой головкой, поднялся. И завопил втрое громче прежнего. Теперь к его воплю присоединились остальные прощелыги. Иван насчитал чертову дюжину.
– Нельзя их трогать, – жалобно проговорил хозяин дома. – Они причитать и визжать начинают, мочи нет.
– А что он про мамку врал? – подал голос Иван.
– Так шуликуны из младенцев, матерями брошенных, получаются, коли нечистые силы срасторопничают и душу невинную похитят, кусочком Пекла подменив, – сказал Борай.
Тем временем бесы перестали орать и теперь обступили Егора. Нудя и канюча, они дергали дембеля за штаны. Спокойный Емельянов-младший застыл, не зная, что предпринять, и лишь негромко обзывался на галдящих малявок жертвами аборта.
– Дядя, не бей! Дядя, не бей! – чуть ли не скандировали шуликуны, противненько растягивая слова.
Близнецы прониклись уважением к терпению хозяина дома. Хотя они бы давно сбежали от такой жизни.
Иван крепко задумался. Он, естественно, не был охотником за привидениями. Прикладные методы Егора не помогли. Что же делать? Навязчивые вопли мешали шевелить извилинами.
«Любопытно, почему шуликуны привязались именно к Бораю? – размышлял Старшой, наблюдая за бесчинствующими чертенятами. – Выявим причину, будет легче найти решение проблемы».
– Ты знаешь, отчего они до тебя домотались?
Бочар только руками развел.
«Тупичок, – резюмировал Иван. – Что у нас есть?.. Кста-а-ати!..» Он полез в карман за газетой.
– Читать собрался? – буркнул Егор.
– Ага. – Емельянов-старший рылся в потрепанных листах. – Не то… Не то… Вот!
Перед ним красовалась статья «Эрнест Чудаковашин в древней Шамбале!» Ниже курсивом дали подзаголовок: «Как изгнать нечисть из обоевогнутых пирамид?»
– Так-так-так, – забормотал Иван, скользя по строчкам пальцем. – «В конце прошлого года экспедиция нашего постоянного автора отправилась в Тибет на зебрах. По преданию, в Шамбалу – город, который выше добра и зла – нужно ехать на животных, олицетворяющих начала „кинь“ и „вянь“. Енот, коала и скунс не подошли по разным причинам, и Эрнест Арафатович избрал полосатых лошадок. Мы не будем описывать, какие препятствия было суждено преодолеть бесстрашным исследователям…» Все это интересно, но не информативно… «Господин Чудаковашин согласился на интервью…» Вот, ближе к делу! «Какого черта вы туда попер…» Чепуха…
Чем дольше читал Старшой, тем тише становилось в доме Борая. Даже визгливые шуликуны унялись и прислушались к газетной галиматье.
– «Дело в том, что под Тибетскими горами есть так называемые обратные пирамиды, то есть пирамидальные углубления, по величине сопоставимые с пирамидами ацтеков…» Во грузит академик, – усмехнулся Иван и продолжил изучение интервью: – «Правда ли, что вы встретили в обоевогнутой пирамиде древних духов?» – «Да, и мы погибли бы, если бы не проводник-индус, который знал заклинание, изгоняющее потустороннюю силу». – «Наверное, какой-то сложный ритуал?» – «Да нет, очень простая формула. Легко запомнить. Записывайте. Кыш, поганцы, со двора, вам давно уже пора». – «И все?!» – «Разумеется! Все гениальное просто».