Страница:
– Знаю. Агнес занималась этим вопросом перед смертью, и я тоже.
– Ее секретарша, Алисия Варгас, прислала мне ее личные бумаги. Все, что было написано от руки и не относилось к делам компании. Я просмотрела их. Особенно ее последнюю записную книжку. Она хранила их – как Джонатан Эдварде или Пруст.
Филлис встала и направилась к кофейному столику, где между книгами я увидела несколько тетрадей – в таких мы когда-то записывали лекции. Я подумала, что они принадлежат Филлис.
Она взяла верхнюю тетрадь, быстро пролистала ее, перегнула и показала мне страницу. Размашистый почерк Агнес с трудом поддавался расшифровке. Запись гласила: «1/12» и далее: «Р. Ф.», «Аякс». Понять это было нетрудно. Она впервые разговаривала с Феррантом об «Аяксе» 12 января. Остальные сокращения на той неделе, по-видимому, относились ко всяким делам, над которыми она работала или о которых думала. Одно из сокращений, например: пойти на лекцию Филлис о поэзии. Затем восемнадцатого – тот день, когда она умерла, – была сделана жирно обведенная запись: «12 миллионов долларов», «К. К.» для «Вуд-Сейдж».
Филлис пристально смотрела на меня.
– Понимаешь, сами по себе слова «Вуд-Сейдж» для меня ничего не значили. Но после того как я прочла сегодня в газете... И еще «К. К.»... Агнес рассказывала мне о «Корпусе Кристи».
Я не могла не подумать...
– И я тоже. Где, черт возьми, она достала эту информацию? Филлис пожала плечами:
– Она знала многих брокеров и юристов.
– Можно воспользоваться твоим телефоном? – резко спросила я.
Она подвела меня к телефону – фарфоровая копия первых аппаратов, инкрустирована золотом. Я набрала номер Пасиореков. Подошла Барбара. Она рада слышать меня и с удовольствием поговорит с Филлис. Да, мама дома. Через несколько секунд она вернулась и с очевидным смущением сказала, что миссис Пасиорек отказалась со мной разговаривать.
– Передай ей, я позвонила, чтобы сказать: на следующей неделе в «Геральд стар» появится статья о том, что «Корпус Кристи» является собственником «Вуд-Сейдж».
– Корпус Кристи? – переспросила она.
– Именно.
Прошло пять минут. Я прочитала в «Тайме» статью об «Аяксе» – слов больше, а сказано меньше, чем в чикагских газетах. Пробежала глазами болтовню о судебном процессе над компанией «Эй-Ти энд Ти». Заглянула в раздел: «Требуются». Возможно, найду себе работу получше. «У сезонных рабочих нет проблем». Это означает, что кто-то будет усердно работать за низкую плату. Ты-то какое отношение имеешь к сезонным рабочим?
Наконец миссис Пасиорек соизволила взять трубку.
– Барбара передала мне какое-то странное сообщение, – сдержанно сказала она.
– А сообщение вот какое, миссис Пасиорек: Комиссии по ценным бумагам известно, конечно, что «Вуд-Сейдж» приобрела пять процентов акций «Аякса». А вот чего она не знает, так это того, что большинство денег поступило от «Корпуса Кристи», а большинство денег «Корпуса Кристи» получено от вас. Вы передали им состояние Сэвиджей. Законодательство по ценным бумагам не моя специальность, но если «Корпус Кристи» вложил деньги в «Вуд-Сейдж», чтобы скупить акции «Аякса», комиссия, я думаю, не обрадуется, узнав, что вы это скрыли в своем отчете.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Вам придется хорошенько продумать свои ответы. Газетчиков на мякине не проведешь.
– Может, какая-то организация под названием «Корпус Кристи» и скупает акции «Аякса», мне об этом ничего не известно.
– Допустим, – заметила я, – но после смерти Агнес – вашей дочери, понимаете? – остались записи, касающиеся связи «Корпуса Кристи» с «Вуд-Сейдж». Если ФБР, с моей подачи, обратится к вашим адвокатам, уверена, оно может раскопать имя брокера, который управляет портфелем ценных бумаг «Корпуса Кристи». Очевидно, отсюда Агнес и получила свою информацию. Вдобавок – так, между прочим, – ФБР, вероятно, заинтересуется и ролью Престона Тилфорда в этой истории.
На другом конце воцарилась тишина – миссис Пасиорек? выстраивала линию защиты. Бесполезно рассчитывать на то, что такая волевая женщина от страха сболтнет, что-нибудь лишнее. Наконец она сказала:
– Я не сомневаюсь, что мои адвокаты сумеют отмести любые обвинения, даже самые чудовищные. Меня это не касается.
– Посмотрим. Не исключено также, что полиция захочет задать несколько вопросов и вам. Возможно, они захотят узнать, как далеко вы могли бы зайти, чтобы помешать Агнес обнародовать свою информацию насчет попытки «Корпуса Кристи» завладеть компанией «Аякс».
После долгой паузы она ответила:
– Виктория, ты, очевидно, не в себе. Но если ты думаешь, что знаешь что-то о смерти моей дочери, я, возможно, повидаюсь с тобой.
Я начала было что-то говорить, но потом задумалась. Она хочет поговорить со мной? Хорошо. Пока что больше мне от нее ничего не нужно. Сегодня она занята, но может встретиться со мной у себя дома завтра в восемь вечера.
Мои нервы опять взбунтовались, и мне не захотелось возвращаться в Беллерофон. Я рассказала Филлис о пожаре и моих трудностях, и она тут же предложила мне свою пустующую спальню. Потом она отвезла меня к дяде Стефану, который чувствовал себя настолько хорошо, что уже заскучал в больнице. К моему облегчению, доктора решили подержать его еще несколько дней – дома за ним некому присматривать.
Когда мы приехали, с ним был Роберт Стритер, младший брат. Он рассказал, что около полуночи кто-то пытался проникнуть в палату. Джим, бывший в это время на посту благоразумно не преследовал этого типа, так как тогда пришлось бы оставить дядю Стефана одного. К тому времени, когда он поднял больничную охрану, преступник успел скрыться.
Я беспомощно покачала головой. Еще одна проблема, с которой я не могу справиться. Когда мы уезжали, приехала Лотти. При виде Филлис ее густые темные брови поползли вверх.
– Вот как! Вик и тебя втянула в свою игру?
– Лотти, нам надо поговорить! – резко сказала я. Она оценивающе посмотрела на меня.
– Не возражаю... Вся эта канитель с охраной – твоя или его идея?
– Позвони, когда придешь в себя! – бросила я и вышла.
Филлис была слишком воспитанна, чтобы поинтересоваться, в чем дело. Мы говорили мало, но прежде, чем вернуться на Честнат-стрит, неплохо поужинали в маленьком ресторанчике на Ирвинг-парк-роуд.
Табачный дым пропитал постельное белье. Этот запах да еще нервное напряжение полностью лишили меня сна. В три я встала и начала читать, а потом обнаружила, что Филлис сидит в гостиной с биографией Маргарет Фуллер [15] в руках. Мы дружески проболтали несколько часов, после чего я заснула и спала до тех пор, пока не вошла Филлис, чтобы попрощаться со мной, – она отправлялась на занятия к половине девятого. Филлис пригласила меня снова остаться на ночь. Несмотря на спертый воздух, я с благодарностью согласилась.
Я подумала, что безопаснее будет взять машину напрокат, так как моя уже известна каждому чикагскому бандиту. По пути к полицейскому участку я заехала в прокат машин, где мне дали «тойоту», которой пользовалась, наверное, американская команда тяжелоатлетов при подготовке к Олимпийским играм. Мне сказали, что ничего более подходящего по размеру у них нет и потому либо я беру эту, либо оставляю их в покое. Я, ворча, согласилась – у меня не было времени возиться с машинами.
Когда я приехала на Рузвельт-роуд, лейтенанта Мэллори на месте не оказалось. Я сделала свое заявление детективу Финчли. Не обремененный, в отличие от Бобби, никакой предысторией наших отношений, он спокойно записал все, что я сообщила, и вернул револьвер. Фримэн Картер, сопровождавший меня, сказал, что официальное слушание дела состоится сегодня утром и что моя характеристика безупречна – ни одного акта насилия за последние три года.
В поддень я добралась до древнего портного на Монтроуз. Он закончил мое одеяние. Сидело оно великолепно: нормальные рукава, не жмет в плечах. Я горячо поблагодарила его, но он только проворчал что-то насчет молодых леди, которые ничего не могут планировать заранее, – из-за меня он работал все воскресенье.
Потом мне пришлось заехать в Беллерофон, чтобы забрать остальные аксессуары. Миссис Климзэк, задыхаясь, появилась из-за конторки с моими туфлями. Она бы никогда не взяла их, если бы знала, что ей придется нести за них ответственность в течение целых двух дней. И если я и дальше буду столь же безответственной, она не уверена, долго ли сможет терпеть мое присутствие. И уж конечно, она не позволит мне развлекать по ночам мужчин.
Я было повернулась, чтобы идти наверх, но последнее обвинение носило весьма конкретный характер и потому заинтересовало меня.
– Каких еще мужчин?
– О, не пытайтесь изобразить невинность, мисс Варшавски. Соседи услышали шум и позвонили ночному дежурному. Он вызвал полицию, и ваш приятель ушел. Не притворяйтесь, что не помните этого.
Не дослушав ее, я галопом понеслась вверх по лестнице. У меня еще не было времени привести в беспорядок мою маленькую обшарпанную квартиру. Кто-то сделал это за меня. К счастью, разбрасывать было особенно нечего. Никаких книг, кроме Библии. Никакой еды. Только одежда, спальный матрас «Мерфи» и кастрюли на кухне. У меня перехватило дыхание, когда я бросилась к венецианским бокалам. Но кто бы здесь ни побывал, он не был законченным вандалом! Бокалы стояли нетронутые на маленьком столике.
– О черт! – закричала я. – Оставьте меня, наконец, в покое!
Я кое-как привела в порядок свои вещи. И если говорить честно, дело не только в том, что у меня не было времени – просто мне не хотелось убираться. Что мне действительно хотелось, так это на неделю улечься в постель. Хотя постели у меня тоже не было, по крайней мере – своей.
Я втащила тяжелый матрас обратно на кровать и улеглась на него. Трещины на потолке образовывали сложные переплетения, точь-в-точь мои бессвязные мысли. С четверть часа я мрачно смотрела вверх, пытаясь справиться с жалостью к себе и обрести способность думать. Вероятнее всего искали документы, подтверждающие то, что я сказала вчера Кэтрин Пасиорек. Неудивительно, что она не хотела встретиться со мной в тот же день. Она приказала кому-то выследить меня и найти те бумаги, которые оставила Агнес. Очень хорошо. Это поможет мне заставить ее разговориться, когда я увижусь с ней сегодня вечером.
Я перестала думать о Кэтрин и обыске. Теперь, когда я снова начала мыслить, мне это удалось. Переодевшись в джинсы и ботинки, я положила свое одеяние в пакет с остальными маскарадными принадлежностями, которые обнаружила в разных углах комнаты.
Я засунула кобуру под ящик в платяном шкафу и теперь никак не могла отыскать ее. На это ушло чуть ли не полчаса. Я нервно поглядывала на часы, не зная точно, сколько времени мне отпущено, и боясь, что осталось его очень немного. А мне еще надо остановиться, чтобы купить патроны – в моем положении, вещь совершенно необходимая. Пока все эти неприятности не рассосутся, я даже в ванную не войду без оружия.
Глава 22
– Ее секретарша, Алисия Варгас, прислала мне ее личные бумаги. Все, что было написано от руки и не относилось к делам компании. Я просмотрела их. Особенно ее последнюю записную книжку. Она хранила их – как Джонатан Эдварде или Пруст.
Филлис встала и направилась к кофейному столику, где между книгами я увидела несколько тетрадей – в таких мы когда-то записывали лекции. Я подумала, что они принадлежат Филлис.
Она взяла верхнюю тетрадь, быстро пролистала ее, перегнула и показала мне страницу. Размашистый почерк Агнес с трудом поддавался расшифровке. Запись гласила: «1/12» и далее: «Р. Ф.», «Аякс». Понять это было нетрудно. Она впервые разговаривала с Феррантом об «Аяксе» 12 января. Остальные сокращения на той неделе, по-видимому, относились ко всяким делам, над которыми она работала или о которых думала. Одно из сокращений, например: пойти на лекцию Филлис о поэзии. Затем восемнадцатого – тот день, когда она умерла, – была сделана жирно обведенная запись: «12 миллионов долларов», «К. К.» для «Вуд-Сейдж».
Филлис пристально смотрела на меня.
– Понимаешь, сами по себе слова «Вуд-Сейдж» для меня ничего не значили. Но после того как я прочла сегодня в газете... И еще «К. К.»... Агнес рассказывала мне о «Корпусе Кристи».
Я не могла не подумать...
– И я тоже. Где, черт возьми, она достала эту информацию? Филлис пожала плечами:
– Она знала многих брокеров и юристов.
– Можно воспользоваться твоим телефоном? – резко спросила я.
Она подвела меня к телефону – фарфоровая копия первых аппаратов, инкрустирована золотом. Я набрала номер Пасиореков. Подошла Барбара. Она рада слышать меня и с удовольствием поговорит с Филлис. Да, мама дома. Через несколько секунд она вернулась и с очевидным смущением сказала, что миссис Пасиорек отказалась со мной разговаривать.
– Передай ей, я позвонила, чтобы сказать: на следующей неделе в «Геральд стар» появится статья о том, что «Корпус Кристи» является собственником «Вуд-Сейдж».
– Корпус Кристи? – переспросила она.
– Именно.
Прошло пять минут. Я прочитала в «Тайме» статью об «Аяксе» – слов больше, а сказано меньше, чем в чикагских газетах. Пробежала глазами болтовню о судебном процессе над компанией «Эй-Ти энд Ти». Заглянула в раздел: «Требуются». Возможно, найду себе работу получше. «У сезонных рабочих нет проблем». Это означает, что кто-то будет усердно работать за низкую плату. Ты-то какое отношение имеешь к сезонным рабочим?
Наконец миссис Пасиорек соизволила взять трубку.
– Барбара передала мне какое-то странное сообщение, – сдержанно сказала она.
– А сообщение вот какое, миссис Пасиорек: Комиссии по ценным бумагам известно, конечно, что «Вуд-Сейдж» приобрела пять процентов акций «Аякса». А вот чего она не знает, так это того, что большинство денег поступило от «Корпуса Кристи», а большинство денег «Корпуса Кристи» получено от вас. Вы передали им состояние Сэвиджей. Законодательство по ценным бумагам не моя специальность, но если «Корпус Кристи» вложил деньги в «Вуд-Сейдж», чтобы скупить акции «Аякса», комиссия, я думаю, не обрадуется, узнав, что вы это скрыли в своем отчете.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Вам придется хорошенько продумать свои ответы. Газетчиков на мякине не проведешь.
– Может, какая-то организация под названием «Корпус Кристи» и скупает акции «Аякса», мне об этом ничего не известно.
– Допустим, – заметила я, – но после смерти Агнес – вашей дочери, понимаете? – остались записи, касающиеся связи «Корпуса Кристи» с «Вуд-Сейдж». Если ФБР, с моей подачи, обратится к вашим адвокатам, уверена, оно может раскопать имя брокера, который управляет портфелем ценных бумаг «Корпуса Кристи». Очевидно, отсюда Агнес и получила свою информацию. Вдобавок – так, между прочим, – ФБР, вероятно, заинтересуется и ролью Престона Тилфорда в этой истории.
На другом конце воцарилась тишина – миссис Пасиорек? выстраивала линию защиты. Бесполезно рассчитывать на то, что такая волевая женщина от страха сболтнет, что-нибудь лишнее. Наконец она сказала:
– Я не сомневаюсь, что мои адвокаты сумеют отмести любые обвинения, даже самые чудовищные. Меня это не касается.
– Посмотрим. Не исключено также, что полиция захочет задать несколько вопросов и вам. Возможно, они захотят узнать, как далеко вы могли бы зайти, чтобы помешать Агнес обнародовать свою информацию насчет попытки «Корпуса Кристи» завладеть компанией «Аякс».
После долгой паузы она ответила:
– Виктория, ты, очевидно, не в себе. Но если ты думаешь, что знаешь что-то о смерти моей дочери, я, возможно, повидаюсь с тобой.
Я начала было что-то говорить, но потом задумалась. Она хочет поговорить со мной? Хорошо. Пока что больше мне от нее ничего не нужно. Сегодня она занята, но может встретиться со мной у себя дома завтра в восемь вечера.
Мои нервы опять взбунтовались, и мне не захотелось возвращаться в Беллерофон. Я рассказала Филлис о пожаре и моих трудностях, и она тут же предложила мне свою пустующую спальню. Потом она отвезла меня к дяде Стефану, который чувствовал себя настолько хорошо, что уже заскучал в больнице. К моему облегчению, доктора решили подержать его еще несколько дней – дома за ним некому присматривать.
Когда мы приехали, с ним был Роберт Стритер, младший брат. Он рассказал, что около полуночи кто-то пытался проникнуть в палату. Джим, бывший в это время на посту благоразумно не преследовал этого типа, так как тогда пришлось бы оставить дядю Стефана одного. К тому времени, когда он поднял больничную охрану, преступник успел скрыться.
Я беспомощно покачала головой. Еще одна проблема, с которой я не могу справиться. Когда мы уезжали, приехала Лотти. При виде Филлис ее густые темные брови поползли вверх.
– Вот как! Вик и тебя втянула в свою игру?
– Лотти, нам надо поговорить! – резко сказала я. Она оценивающе посмотрела на меня.
– Не возражаю... Вся эта канитель с охраной – твоя или его идея?
– Позвони, когда придешь в себя! – бросила я и вышла.
Филлис была слишком воспитанна, чтобы поинтересоваться, в чем дело. Мы говорили мало, но прежде, чем вернуться на Честнат-стрит, неплохо поужинали в маленьком ресторанчике на Ирвинг-парк-роуд.
Табачный дым пропитал постельное белье. Этот запах да еще нервное напряжение полностью лишили меня сна. В три я встала и начала читать, а потом обнаружила, что Филлис сидит в гостиной с биографией Маргарет Фуллер [15] в руках. Мы дружески проболтали несколько часов, после чего я заснула и спала до тех пор, пока не вошла Филлис, чтобы попрощаться со мной, – она отправлялась на занятия к половине девятого. Филлис пригласила меня снова остаться на ночь. Несмотря на спертый воздух, я с благодарностью согласилась.
Я подумала, что безопаснее будет взять машину напрокат, так как моя уже известна каждому чикагскому бандиту. По пути к полицейскому участку я заехала в прокат машин, где мне дали «тойоту», которой пользовалась, наверное, американская команда тяжелоатлетов при подготовке к Олимпийским играм. Мне сказали, что ничего более подходящего по размеру у них нет и потому либо я беру эту, либо оставляю их в покое. Я, ворча, согласилась – у меня не было времени возиться с машинами.
Когда я приехала на Рузвельт-роуд, лейтенанта Мэллори на месте не оказалось. Я сделала свое заявление детективу Финчли. Не обремененный, в отличие от Бобби, никакой предысторией наших отношений, он спокойно записал все, что я сообщила, и вернул револьвер. Фримэн Картер, сопровождавший меня, сказал, что официальное слушание дела состоится сегодня утром и что моя характеристика безупречна – ни одного акта насилия за последние три года.
В поддень я добралась до древнего портного на Монтроуз. Он закончил мое одеяние. Сидело оно великолепно: нормальные рукава, не жмет в плечах. Я горячо поблагодарила его, но он только проворчал что-то насчет молодых леди, которые ничего не могут планировать заранее, – из-за меня он работал все воскресенье.
Потом мне пришлось заехать в Беллерофон, чтобы забрать остальные аксессуары. Миссис Климзэк, задыхаясь, появилась из-за конторки с моими туфлями. Она бы никогда не взяла их, если бы знала, что ей придется нести за них ответственность в течение целых двух дней. И если я и дальше буду столь же безответственной, она не уверена, долго ли сможет терпеть мое присутствие. И уж конечно, она не позволит мне развлекать по ночам мужчин.
Я было повернулась, чтобы идти наверх, но последнее обвинение носило весьма конкретный характер и потому заинтересовало меня.
– Каких еще мужчин?
– О, не пытайтесь изобразить невинность, мисс Варшавски. Соседи услышали шум и позвонили ночному дежурному. Он вызвал полицию, и ваш приятель ушел. Не притворяйтесь, что не помните этого.
Не дослушав ее, я галопом понеслась вверх по лестнице. У меня еще не было времени привести в беспорядок мою маленькую обшарпанную квартиру. Кто-то сделал это за меня. К счастью, разбрасывать было особенно нечего. Никаких книг, кроме Библии. Никакой еды. Только одежда, спальный матрас «Мерфи» и кастрюли на кухне. У меня перехватило дыхание, когда я бросилась к венецианским бокалам. Но кто бы здесь ни побывал, он не был законченным вандалом! Бокалы стояли нетронутые на маленьком столике.
– О черт! – закричала я. – Оставьте меня, наконец, в покое!
Я кое-как привела в порядок свои вещи. И если говорить честно, дело не только в том, что у меня не было времени – просто мне не хотелось убираться. Что мне действительно хотелось, так это на неделю улечься в постель. Хотя постели у меня тоже не было, по крайней мере – своей.
Я втащила тяжелый матрас обратно на кровать и улеглась на него. Трещины на потолке образовывали сложные переплетения, точь-в-точь мои бессвязные мысли. С четверть часа я мрачно смотрела вверх, пытаясь справиться с жалостью к себе и обрести способность думать. Вероятнее всего искали документы, подтверждающие то, что я сказала вчера Кэтрин Пасиорек. Неудивительно, что она не хотела встретиться со мной в тот же день. Она приказала кому-то выследить меня и найти те бумаги, которые оставила Агнес. Очень хорошо. Это поможет мне заставить ее разговориться, когда я увижусь с ней сегодня вечером.
Я перестала думать о Кэтрин и обыске. Теперь, когда я снова начала мыслить, мне это удалось. Переодевшись в джинсы и ботинки, я положила свое одеяние в пакет с остальными маскарадными принадлежностями, которые обнаружила в разных углах комнаты.
Я засунула кобуру под ящик в платяном шкафу и теперь никак не могла отыскать ее. На это ушло чуть ли не полчаса. Я нервно поглядывала на часы, не зная точно, сколько времени мне отпущено, и боясь, что осталось его очень немного. А мне еще надо остановиться, чтобы купить патроны – в моем положении, вещь совершенно необходимая. Пока все эти неприятности не рассосутся, я даже в ванную не войду без оружия.
Глава 22
Странствующий монах
В магазине на Линкольнсвуд мне продали три дюжины патронов за двадцать пять долларов. Что бы ни думали противники оружия, не так уж дешево убивать людей. Кроме того, это отнимает еще и уйму времени. Было почти три. На ленч времени не оставалось, если я намеревалась попасть в монастырь к началу службы. Притормозив у овощного магазинчика на углу, я купила яблоко и съела его за рулем.
Яркое зимнее солнце, отражаясь от снежной поверхности, разбивалось на тысячи многоцветных бриллиантов, слепящих глаза. Мои темные очки, неожиданно вспомнила я, остались в ящике платяного шкафа на старой квартире. Без сомнения, они превратились в комок пластмассы. Я постаралась прикрыть глаза солнцезащитным щитком и левой рукой.
Оказавшись в Мелроуз-парке, я ездила по улицам, ища, куда бы приткнуться. Наконец, свернув с основной дороги, я остановилась, сняла куртку и прямо поверх джинсов и рубашки напялила белую мантию, стянув ее посередине черным кожаным поясом. Справа прикрепила к поясу четки. Вид не очень-то естественный, но в полумраке церкви сойдет.
К тому времени, когда я подъехала к монастырю и припарковала машину позади основного здания, было почти половина пятого, время вечерних молитв и мессы. Я подождала до тридцати пяти минут пятого и вошла в холл.
Аскетичный молодой человек был погружен в свое обычное занятие. Он бросил на меня быстрый взгляд, а когда я направилась к лестнице вместо часовни, заметил:
– Ты опаздываешь на вечерню, брат мой, – и снова углубился в чтение.
Сердце неистово билось, когда я добралась до широкой площадки, откуда мраморная лестница вела в личные покои монахов. Здесь уже начиналась территория, закрытая для посторонних, и у меня появилось такое чувство, будто я совершаю святотатство.
Я рисовала в воображении длинное открытое помещение, словно в больницах девятнадцатого века. А вместо этого попала в тихий коридор с дверями по обеим сторонам, совсем как в гостинице. Двери были закрыты, но не заперты. Рядом с каждой дверью – маленькая табличка с аккуратно напечатанным именем, что значительно облегчало мою задачу. У каждого монаха была своя комната.
Просматривая по очереди все таблички, я натолкнулась на одну, где имени не было. Осторожно постучала и открыла дверь. В комнате была лишь узкая кровать и распятие. В дальнем конце коридора я нашла еще одну безымянную комнату и тоже обследовала ее. Это было временное пристанище О'Фаолина.
Кроме кровати и распятия, в комнате был небольшой туалетный столик и письменный стол с ящиком посредине. В нем лежал панамский паспорт О'Фаолина и билет на самолет: на среду, на десять вечера, рейс «Алиталия». Итак, сорок восемь часов. Но до чего?
В ящиках туалетного стола лежали стопки прекрасного льняного белья, сшитые на заказ рубашки и великолепный набор шелковых носков. Хоть Ватикан и беден, его слуги живут отнюдь не в нищете.
Наконец я нашла под кроватью запертый дипломат. Жаль, что у меня нет отмычек. Используя дуло револьвера, я взломала замки. Очень грубая работа, но ничего не поделаешь. Время у меня ограничено.
Кейс был забит бумагами, в основном на итальянском, иногда на испанском языках. Я посмотрела на часы. Пять. Еще полчаса. Я стала рыться в дипломате. Несколько документов с печатью Ватикана – вот они, ключи к власти! – касались поездки О'Фаолина в Америку для сбора пожертвований. И вдруг мне на глаза попалось слово «Аякс», я стала медленно просматривать все документы, пока не нашла еще три-четыре бумаги, относящиеся к этой страховой компании. Я читаю по-итальянски не так быстро, как по-английски, но, судя по всему, это были чисто технические документы: из финансового комитета касательно собственности компании, внешней задолженности, числа акций, а также имена членов правления совета директоров и сроки истечения их полномочий.
Наиболее интересным документом в этой коллекции оказалось письмо, подколотое к конверту, содержащему годовой отчет «Аякса» за 1983 год. Оно было написано на испанском и адресовано О'Фаолину кем-то по имени Рауль Диас Фигуэредо. В самом верху страницы, украшенной какой-то замысловатой надписью, Фигуэредо значился как президент итало-панамской экспортно-импортной компании. Испанский довольно похож на итальянский, поэтому я смогла уловить суть дела: оценив финансовое состояние многих американских компаний, Фигуэредо обращал внимание О'Фаолина на фирму «Аякс». Самый легкий объект – или цель? – для приобретения. Фонды банка Амброзиано спокойно – нет, надежно – хранятся в панамских и багамских банках. И все-таки было бы разумнее, как правильно заметил его святейшество, пустить их в оборот.
Я сидела на корточках и вдумчиво изучала документ. Вот оно, объяснение того, что происходит с «Аяксом». Но как «Вуд-Сейдж» связана с «Корпусом Кристи»? Я нервно взглянула на часы. Время еще есть. Я открепила письмо и сунула его в карман джинсов под мантию. Сложив бумаги как можно аккуратнее, прикрыла кейс и засунула обратно под кровать.
В коридоре было пустынно. Придется сделать еще одну остановку. Ради письма Фигуэредо стоит рискнуть.
Комната отца Пелли располагалась в другом конце коридора, – рядом с лестницей. Я навострила уши. Внизу было тихо. Должно быть, служба еще не кончилась. Я отворила дверь.
Комната, такая же скромная, как и другие, носила отпечаток л'ичности того человека, который долго в ней жил. На письменном столе стояли фотографии родственников, книжный шкаф был забит книгами.
То, что я искала, обнаружилось в нижнем ящике платяного шкафа. Список членов «Корпуса Кристи» чикагского отделения с адресами и телефонами. Я быстро пробежала лист глазами, нервно прислушиваясь к звукам в коридоре. На худой конец можно удрать через окно. Комната находится всего лишь на втором этаже. Окно хоть и узкое, но протиснуться через него можно.
В списке была Сесилия Пасиорек-Глизон и, конечно, Кэтрин Пасиорек. И почти в конце – Роза Вигнелли. Дона Паскуале в списке не было. Похоже, ему достаточно одной тайной организации.
Я засунула список обратно в ящик и собралась уходить, когда в коридоре послышались голоса и кто-то взялся за ручку двери. Через окно уже не уйти. В отчаянии оглядываясь по сторонам, я бросилась под кровать, четки стукнули об пол, когда я подбирала под себя мантию.
Сердце билось так сильно, что мое тело вибрировало. Стараясь унять дрожь, я сделала глубокий медленный вдох. Перед моим левым глазом появились черные ботинки. Затем Пелли сбросил их и лег на кровать. Матрас и пружины были старые, прогнувшись под его весом, пружины почти коснулись моего носа.
Мы пролежали таким образом с четверть часа, я с трудом сдерживалась, чтобы не чихнуть, Пелли чуть слышно дышал надо мной. Потом кто-то постучал в дверь. Пелли поднялся:
– Войдите.
– Гас, кто-то был в моей комнате и взломал дипломат. О'Фаолин. Его голос я буду помнить до конца моей жизни.
Молчание. Затем голос Пелли:
– Когда вы в последний раз заглядывали туда?
– Сегодня утром. Мне понадобился адрес, чтобы написать письмо. Трудно поверить, что на такое мог решиться кто-то из ваших братьев. Но тогда кто же? Не исключено, что это Вашавски.
(Конечно, не исключено, подумала я.).
Пелли встревоженно спросил, не пропало ли что-нибудь.
– Как будто нет. Да там и не было ничего компрометирующего. Вот только письмо Фигуэредо, адресованное мне.
– Если это дело рук Варшавски... – начал Пелли.
– Если это дело рук Варшавски, то тогда это не имеет значения, – перебил О'Фаолин. – После сегодняшнего вечера она уже не проблема. Но если она успела показать кому-то письмо, придется начинать все сначала. Не нужно мне было взваливать все дело на тебя одного. Сначала эта безумная идея с подделкой акций, а вот теперь... – Он осекся. – Ладно, сделанного не воротишь. Давай лучше посмотрим, действительно ли письмо пропало.
Он быстро повернулся и вышел. Пелли надел ботинки и последовал за ним. Не теряя времени, я вылезла из-под кровати, как можно глубже надвинула капюшон и приоткрыла дверь, чтобы проверить, вошел ли Пелли в комнату О'Фаолина. Затем, стараясь сохранять спокойствие, спустилась вниз, втянув голову в плечи. По пути пара братьев поздоровались со мной, я пробормотала что-то в ответ. Внизу Кэрролл сказал мне: «Добрый вечер». Я промямлила ответное приветствие и направилась к входной двери. Кэрролл строго окликнул меня:
– Брат! – Затем, обращаясь к кому-то, произнес: – Кто это? Я его не узнаю.
Снаружи я прибавила ходу и побежала к задней стороне здания, завела «тойоту» и рванула вперед, направляясь к центру Мелроуз-парка. Остановившись у химчистки, быстро сбросила мантию и сдала ее на имя Августина Пелли.
Усевшись в машину, я несколько минут хохотала, затем стала размышлять: что мне удалось найти и как это использовать?
Письмо Фигуэредо, похоже, означает, что они решили овладеть фирмой «Аякс», чтобы отмывать деньги банка Амброзиано. Идея весьма своеобразная. А может, и нет. Банк или страховая компания – хорошее прикрытие для того, чтобы пустить в оборот сомнительный капитал. Конечно, если удастся миновать множество проверяющих... Я вспомнила о Майкле Синдоне и Национальном банке Фрэнклина. Некоторые думали, что в эту историю был замешан Ватикан. Связь банка Фрэнклина с банком Амброзиано была доказана и вполне понятна: Ватикан был одним из владельцев панамского филиала банка Амброзиано. Так что же странного в том, что глава финансового управления Ватикана заинтересовался размещением активов банка Амброзиано?
О'Фаолин – старый друг Китти Пасиорёк. Огромное состояние миссис Пасиорек передано в «Корпус Кристи». Следовательно... Она ждет меня у себя дома через несколько часов. Есть все основания предполагать, что именно ей очень хотелось обыскать мою квартиру в Беллерофоне. Обыск напрямую связывает ее с «Вуд-Сейдж» и «Корпусом Кристи», но достаточно ли у меня доказательств, чтобы заставить ее заговорить?
Мысли о миссис Пасиорёк напомнили мне о последнем замечании О'Фаолина: после сегодняшнего вечера я уже не проблема. Тошнота, которая в последнее время стала постоянным явлением, снова подкатила к горлу. Он, правда, мог иметь в виду, что к вечеру «Аякс» уже будет у них в руках. Но гораздо вероятнее другое: в Лейк-Форест меня поджидает Уолтер Новик. Миссис Пасиорёк без зазрения совести окажет такую услугу своему старому другу, хотя, возможно, и не решится убить меня на глазах мужа и Барбары. Что же меня ждет? Засада у входа?
Между Мелроуз-парк и Элмвуд-парк Северная авеню образует скопление закусочных, фабрик, стоянок для подержанных машин и дешевых маленьких магазинчиков. Я остановилась там И нашла телефон-автомат. Трубку взяла миссис Пасиорек. Гнусавя, как истинная жительница южного Чикаго, я попросила к телефону Барбару. Она уехала на вечеринку к друзьям, ответила миссис Пасиорёк и требовательно спросила, кто говорит.
– Люси ван Пелт. – И я бросила трубку.
Интересно, куда она отправила мужа и слуг?
На пересечении Джуел и Оско я воспользовалась услугами общественного ксерокса и сделала несколько серовато-грязных копий письма Фигуэредо к О'Фаолину. Купила в автомате пачку дешевых конвертов и марок и отправила оригинал в свой офис. Подумала минуту и нацарапала записку Мюррею, в которой просила его забрать почту из моего офиса, если меня выловят в озере Мичиган. Сложив эту записку втрое, я вложила ее в конверт, адресовав письмо в «Геральд стар». Что касается Лотти и Роджера, то, что я хотела им сказать, трудно было уместить в конверте.
Было почти семь, слишком мало времени для хорошего ужина. Яблоко я съела в три – единственное подкрепление после завтрака, а перед возможной схваткой с миссис Пасиорек следовало что-то бросить в желудок. Я купила на Джуел большую плитку шоколада «Херши» с миндалем, потом остановилась у «Венди» и купила салат. Не очень-то удобно есть салат и одновременно вести машину. Я поняла это, свернув на пригородное шоссе, когда салат заляпал мне рубашку. Если миссис Пасиорёк собирается натравить на меня немецких овчарок, им будет легко найти меня по запаху острого перца.
Выехав на Хаф-Дэй-роуд, я оказалась, насколько мне помнится, во владениях Пасиореков. Если на меня действительно организована засада, ее поставят либо у входной двери, либо у въезда в гараж. За домом лежали остатки сваленного леса. Иногда мы с Агнес брали с собой бутерброды, приходили туда и ели их, сидя на бревнах около воды и подкармливая озеро Мичиган.
Позади дома владения Пасиореков заканчивались за полмили, или около того, от довольно обрывистого берега озера. Летом при свете дня можно было бы залезть на этот обрыв, но сейчас, зимним вечером, об этом нечего и думать – внизу яростно ревели волны. Придется подбираться к дому с другой стороны – через соседские владения. И да пошлет мне судьба удачу.
Я остановила «тойоту» на боковой улице, примыкающей к Арбор-роуд. Лейк-Форест лежал в темноте. Уличных фонарей не было, фонарик я с собой не взяла. К счастью, ночь была довольно ясная – снегопад свел бы мои шансы на успех к нулю.
Низко пригнувшись, одетая в свою военно-морскую куртку, я тихонько кралась за домом, направляясь к углу здания. Толстый слой снега заглушал звук моих шагов, одновременно затрудняя движение. Достигнув ограды, отделявшей задний двор от соседнего владения, я услышала, как где-то слева залаяла собака. Вскоре к ней присоединились другие, мне показалось, что все собаки в округе разом почувствовали мое приближение. Я перелезла через ограду и двинулась восточнее, прочь от лая, надеясь, что смогу попасть в дом Пасиореков, обойдя его сзади.
Третье владение было по площади примерно таким же, как у Пасиореков. Когда я углубилась в лесистую часть участка, собаки наконец успокоились. Теперь я слышала перед собой зловещее бормотание озера Мичиган. Равномерные, сердитые удары волн о скалистый берег невольно заставляли меня ежиться от холода.
Не зная, куда идти, я двигалась наугад, наталкивалась на деревья, спотыкалась о гнилые бревна, то и дело попадая в какие-то ямы. Неожиданно я наткнулась на маленькую скамеечку и упала в снег. Пытаясь подняться, я упала снова и только тут поняла, что нахожусь недалеко от озера, на берегу, и если пойду прочь от ревущих волн, то окажусь, если повезет, у задней части дома Пасиореков.
Через несколько минут деревья кончились. Впереди, черной дырой в окружающем мраке, замаячил дом. Мы с Агнес обычно пробирались через кухню, которая располагалась в левом крыле вместе с комнатами для прислуги. Там не светилось ни одного огонька. Если слуги и находились в доме, они ничем не выдавали своего присутствия. Передо мной были французские окна, ведущие в оранжерейно-музыкально-библиотечную комнату.
Яркое зимнее солнце, отражаясь от снежной поверхности, разбивалось на тысячи многоцветных бриллиантов, слепящих глаза. Мои темные очки, неожиданно вспомнила я, остались в ящике платяного шкафа на старой квартире. Без сомнения, они превратились в комок пластмассы. Я постаралась прикрыть глаза солнцезащитным щитком и левой рукой.
Оказавшись в Мелроуз-парке, я ездила по улицам, ища, куда бы приткнуться. Наконец, свернув с основной дороги, я остановилась, сняла куртку и прямо поверх джинсов и рубашки напялила белую мантию, стянув ее посередине черным кожаным поясом. Справа прикрепила к поясу четки. Вид не очень-то естественный, но в полумраке церкви сойдет.
К тому времени, когда я подъехала к монастырю и припарковала машину позади основного здания, было почти половина пятого, время вечерних молитв и мессы. Я подождала до тридцати пяти минут пятого и вошла в холл.
Аскетичный молодой человек был погружен в свое обычное занятие. Он бросил на меня быстрый взгляд, а когда я направилась к лестнице вместо часовни, заметил:
– Ты опаздываешь на вечерню, брат мой, – и снова углубился в чтение.
Сердце неистово билось, когда я добралась до широкой площадки, откуда мраморная лестница вела в личные покои монахов. Здесь уже начиналась территория, закрытая для посторонних, и у меня появилось такое чувство, будто я совершаю святотатство.
Я рисовала в воображении длинное открытое помещение, словно в больницах девятнадцатого века. А вместо этого попала в тихий коридор с дверями по обеим сторонам, совсем как в гостинице. Двери были закрыты, но не заперты. Рядом с каждой дверью – маленькая табличка с аккуратно напечатанным именем, что значительно облегчало мою задачу. У каждого монаха была своя комната.
Просматривая по очереди все таблички, я натолкнулась на одну, где имени не было. Осторожно постучала и открыла дверь. В комнате была лишь узкая кровать и распятие. В дальнем конце коридора я нашла еще одну безымянную комнату и тоже обследовала ее. Это было временное пристанище О'Фаолина.
Кроме кровати и распятия, в комнате был небольшой туалетный столик и письменный стол с ящиком посредине. В нем лежал панамский паспорт О'Фаолина и билет на самолет: на среду, на десять вечера, рейс «Алиталия». Итак, сорок восемь часов. Но до чего?
В ящиках туалетного стола лежали стопки прекрасного льняного белья, сшитые на заказ рубашки и великолепный набор шелковых носков. Хоть Ватикан и беден, его слуги живут отнюдь не в нищете.
Наконец я нашла под кроватью запертый дипломат. Жаль, что у меня нет отмычек. Используя дуло револьвера, я взломала замки. Очень грубая работа, но ничего не поделаешь. Время у меня ограничено.
Кейс был забит бумагами, в основном на итальянском, иногда на испанском языках. Я посмотрела на часы. Пять. Еще полчаса. Я стала рыться в дипломате. Несколько документов с печатью Ватикана – вот они, ключи к власти! – касались поездки О'Фаолина в Америку для сбора пожертвований. И вдруг мне на глаза попалось слово «Аякс», я стала медленно просматривать все документы, пока не нашла еще три-четыре бумаги, относящиеся к этой страховой компании. Я читаю по-итальянски не так быстро, как по-английски, но, судя по всему, это были чисто технические документы: из финансового комитета касательно собственности компании, внешней задолженности, числа акций, а также имена членов правления совета директоров и сроки истечения их полномочий.
Наиболее интересным документом в этой коллекции оказалось письмо, подколотое к конверту, содержащему годовой отчет «Аякса» за 1983 год. Оно было написано на испанском и адресовано О'Фаолину кем-то по имени Рауль Диас Фигуэредо. В самом верху страницы, украшенной какой-то замысловатой надписью, Фигуэредо значился как президент итало-панамской экспортно-импортной компании. Испанский довольно похож на итальянский, поэтому я смогла уловить суть дела: оценив финансовое состояние многих американских компаний, Фигуэредо обращал внимание О'Фаолина на фирму «Аякс». Самый легкий объект – или цель? – для приобретения. Фонды банка Амброзиано спокойно – нет, надежно – хранятся в панамских и багамских банках. И все-таки было бы разумнее, как правильно заметил его святейшество, пустить их в оборот.
Я сидела на корточках и вдумчиво изучала документ. Вот оно, объяснение того, что происходит с «Аяксом». Но как «Вуд-Сейдж» связана с «Корпусом Кристи»? Я нервно взглянула на часы. Время еще есть. Я открепила письмо и сунула его в карман джинсов под мантию. Сложив бумаги как можно аккуратнее, прикрыла кейс и засунула обратно под кровать.
В коридоре было пустынно. Придется сделать еще одну остановку. Ради письма Фигуэредо стоит рискнуть.
Комната отца Пелли располагалась в другом конце коридора, – рядом с лестницей. Я навострила уши. Внизу было тихо. Должно быть, служба еще не кончилась. Я отворила дверь.
Комната, такая же скромная, как и другие, носила отпечаток л'ичности того человека, который долго в ней жил. На письменном столе стояли фотографии родственников, книжный шкаф был забит книгами.
То, что я искала, обнаружилось в нижнем ящике платяного шкафа. Список членов «Корпуса Кристи» чикагского отделения с адресами и телефонами. Я быстро пробежала лист глазами, нервно прислушиваясь к звукам в коридоре. На худой конец можно удрать через окно. Комната находится всего лишь на втором этаже. Окно хоть и узкое, но протиснуться через него можно.
В списке была Сесилия Пасиорек-Глизон и, конечно, Кэтрин Пасиорек. И почти в конце – Роза Вигнелли. Дона Паскуале в списке не было. Похоже, ему достаточно одной тайной организации.
Я засунула список обратно в ящик и собралась уходить, когда в коридоре послышались голоса и кто-то взялся за ручку двери. Через окно уже не уйти. В отчаянии оглядываясь по сторонам, я бросилась под кровать, четки стукнули об пол, когда я подбирала под себя мантию.
Сердце билось так сильно, что мое тело вибрировало. Стараясь унять дрожь, я сделала глубокий медленный вдох. Перед моим левым глазом появились черные ботинки. Затем Пелли сбросил их и лег на кровать. Матрас и пружины были старые, прогнувшись под его весом, пружины почти коснулись моего носа.
Мы пролежали таким образом с четверть часа, я с трудом сдерживалась, чтобы не чихнуть, Пелли чуть слышно дышал надо мной. Потом кто-то постучал в дверь. Пелли поднялся:
– Войдите.
– Гас, кто-то был в моей комнате и взломал дипломат. О'Фаолин. Его голос я буду помнить до конца моей жизни.
Молчание. Затем голос Пелли:
– Когда вы в последний раз заглядывали туда?
– Сегодня утром. Мне понадобился адрес, чтобы написать письмо. Трудно поверить, что на такое мог решиться кто-то из ваших братьев. Но тогда кто же? Не исключено, что это Вашавски.
(Конечно, не исключено, подумала я.).
Пелли встревоженно спросил, не пропало ли что-нибудь.
– Как будто нет. Да там и не было ничего компрометирующего. Вот только письмо Фигуэредо, адресованное мне.
– Если это дело рук Варшавски... – начал Пелли.
– Если это дело рук Варшавски, то тогда это не имеет значения, – перебил О'Фаолин. – После сегодняшнего вечера она уже не проблема. Но если она успела показать кому-то письмо, придется начинать все сначала. Не нужно мне было взваливать все дело на тебя одного. Сначала эта безумная идея с подделкой акций, а вот теперь... – Он осекся. – Ладно, сделанного не воротишь. Давай лучше посмотрим, действительно ли письмо пропало.
Он быстро повернулся и вышел. Пелли надел ботинки и последовал за ним. Не теряя времени, я вылезла из-под кровати, как можно глубже надвинула капюшон и приоткрыла дверь, чтобы проверить, вошел ли Пелли в комнату О'Фаолина. Затем, стараясь сохранять спокойствие, спустилась вниз, втянув голову в плечи. По пути пара братьев поздоровались со мной, я пробормотала что-то в ответ. Внизу Кэрролл сказал мне: «Добрый вечер». Я промямлила ответное приветствие и направилась к входной двери. Кэрролл строго окликнул меня:
– Брат! – Затем, обращаясь к кому-то, произнес: – Кто это? Я его не узнаю.
Снаружи я прибавила ходу и побежала к задней стороне здания, завела «тойоту» и рванула вперед, направляясь к центру Мелроуз-парка. Остановившись у химчистки, быстро сбросила мантию и сдала ее на имя Августина Пелли.
Усевшись в машину, я несколько минут хохотала, затем стала размышлять: что мне удалось найти и как это использовать?
Письмо Фигуэредо, похоже, означает, что они решили овладеть фирмой «Аякс», чтобы отмывать деньги банка Амброзиано. Идея весьма своеобразная. А может, и нет. Банк или страховая компания – хорошее прикрытие для того, чтобы пустить в оборот сомнительный капитал. Конечно, если удастся миновать множество проверяющих... Я вспомнила о Майкле Синдоне и Национальном банке Фрэнклина. Некоторые думали, что в эту историю был замешан Ватикан. Связь банка Фрэнклина с банком Амброзиано была доказана и вполне понятна: Ватикан был одним из владельцев панамского филиала банка Амброзиано. Так что же странного в том, что глава финансового управления Ватикана заинтересовался размещением активов банка Амброзиано?
О'Фаолин – старый друг Китти Пасиорёк. Огромное состояние миссис Пасиорек передано в «Корпус Кристи». Следовательно... Она ждет меня у себя дома через несколько часов. Есть все основания предполагать, что именно ей очень хотелось обыскать мою квартиру в Беллерофоне. Обыск напрямую связывает ее с «Вуд-Сейдж» и «Корпусом Кристи», но достаточно ли у меня доказательств, чтобы заставить ее заговорить?
Мысли о миссис Пасиорёк напомнили мне о последнем замечании О'Фаолина: после сегодняшнего вечера я уже не проблема. Тошнота, которая в последнее время стала постоянным явлением, снова подкатила к горлу. Он, правда, мог иметь в виду, что к вечеру «Аякс» уже будет у них в руках. Но гораздо вероятнее другое: в Лейк-Форест меня поджидает Уолтер Новик. Миссис Пасиорёк без зазрения совести окажет такую услугу своему старому другу, хотя, возможно, и не решится убить меня на глазах мужа и Барбары. Что же меня ждет? Засада у входа?
Между Мелроуз-парк и Элмвуд-парк Северная авеню образует скопление закусочных, фабрик, стоянок для подержанных машин и дешевых маленьких магазинчиков. Я остановилась там И нашла телефон-автомат. Трубку взяла миссис Пасиорек. Гнусавя, как истинная жительница южного Чикаго, я попросила к телефону Барбару. Она уехала на вечеринку к друзьям, ответила миссис Пасиорёк и требовательно спросила, кто говорит.
– Люси ван Пелт. – И я бросила трубку.
Интересно, куда она отправила мужа и слуг?
На пересечении Джуел и Оско я воспользовалась услугами общественного ксерокса и сделала несколько серовато-грязных копий письма Фигуэредо к О'Фаолину. Купила в автомате пачку дешевых конвертов и марок и отправила оригинал в свой офис. Подумала минуту и нацарапала записку Мюррею, в которой просила его забрать почту из моего офиса, если меня выловят в озере Мичиган. Сложив эту записку втрое, я вложила ее в конверт, адресовав письмо в «Геральд стар». Что касается Лотти и Роджера, то, что я хотела им сказать, трудно было уместить в конверте.
Было почти семь, слишком мало времени для хорошего ужина. Яблоко я съела в три – единственное подкрепление после завтрака, а перед возможной схваткой с миссис Пасиорек следовало что-то бросить в желудок. Я купила на Джуел большую плитку шоколада «Херши» с миндалем, потом остановилась у «Венди» и купила салат. Не очень-то удобно есть салат и одновременно вести машину. Я поняла это, свернув на пригородное шоссе, когда салат заляпал мне рубашку. Если миссис Пасиорёк собирается натравить на меня немецких овчарок, им будет легко найти меня по запаху острого перца.
Выехав на Хаф-Дэй-роуд, я оказалась, насколько мне помнится, во владениях Пасиореков. Если на меня действительно организована засада, ее поставят либо у входной двери, либо у въезда в гараж. За домом лежали остатки сваленного леса. Иногда мы с Агнес брали с собой бутерброды, приходили туда и ели их, сидя на бревнах около воды и подкармливая озеро Мичиган.
Позади дома владения Пасиореков заканчивались за полмили, или около того, от довольно обрывистого берега озера. Летом при свете дня можно было бы залезть на этот обрыв, но сейчас, зимним вечером, об этом нечего и думать – внизу яростно ревели волны. Придется подбираться к дому с другой стороны – через соседские владения. И да пошлет мне судьба удачу.
Я остановила «тойоту» на боковой улице, примыкающей к Арбор-роуд. Лейк-Форест лежал в темноте. Уличных фонарей не было, фонарик я с собой не взяла. К счастью, ночь была довольно ясная – снегопад свел бы мои шансы на успех к нулю.
Низко пригнувшись, одетая в свою военно-морскую куртку, я тихонько кралась за домом, направляясь к углу здания. Толстый слой снега заглушал звук моих шагов, одновременно затрудняя движение. Достигнув ограды, отделявшей задний двор от соседнего владения, я услышала, как где-то слева залаяла собака. Вскоре к ней присоединились другие, мне показалось, что все собаки в округе разом почувствовали мое приближение. Я перелезла через ограду и двинулась восточнее, прочь от лая, надеясь, что смогу попасть в дом Пасиореков, обойдя его сзади.
Третье владение было по площади примерно таким же, как у Пасиореков. Когда я углубилась в лесистую часть участка, собаки наконец успокоились. Теперь я слышала перед собой зловещее бормотание озера Мичиган. Равномерные, сердитые удары волн о скалистый берег невольно заставляли меня ежиться от холода.
Не зная, куда идти, я двигалась наугад, наталкивалась на деревья, спотыкалась о гнилые бревна, то и дело попадая в какие-то ямы. Неожиданно я наткнулась на маленькую скамеечку и упала в снег. Пытаясь подняться, я упала снова и только тут поняла, что нахожусь недалеко от озера, на берегу, и если пойду прочь от ревущих волн, то окажусь, если повезет, у задней части дома Пасиореков.
Через несколько минут деревья кончились. Впереди, черной дырой в окружающем мраке, замаячил дом. Мы с Агнес обычно пробирались через кухню, которая располагалась в левом крыле вместе с комнатами для прислуги. Там не светилось ни одного огонька. Если слуги и находились в доме, они ничем не выдавали своего присутствия. Передо мной были французские окна, ведущие в оранжерейно-музыкально-библиотечную комнату.