Страница:
Глядя на происходящее, Матиасу подумалось, что Люфтваффе и артиллерия сделают за пехотинцев всю работу. Штурмовым группам останется только перебраться на вражеский берег, произвести зачистку да обезвредить отдельные огневые точки. ДОТов на границе находилось немало, но, как показала разведка, большинство из них либо пустовало, либо было еще не достроено.
Безумие продолжалось около пятнадцати минут. Грохот артобстрела начал постепенно смещаться в глубь советской территории, когда Матиас услышал зычный рев лейтенанта Пабста:
– Впере-е-ед!!!
Глава 3
Глава 4
Безумие продолжалось около пятнадцати минут. Грохот артобстрела начал постепенно смещаться в глубь советской территории, когда Матиас услышал зычный рев лейтенанта Пабста:
– Впере-е-ед!!!
Глава 3
При первых же взрывах казарму тряхнуло так, что, казалось, она подскочила на месте. Сильный грохот разорвал тишину. Дверь сорвало с петель, с хрустом переломило пополам, и она полетела по коридору. Кожевникова отбросило внутрь, он проскользил несколько метров по мокрому кафелю вдоль раковин к окну и крепко ударился затылком о батарею. Помещение заволокло известковой пылью и дымом, запахло гарью. В казарме слышались истошные крики.
Старшина попытался подняться, но волна следующего мощного взрыва снова швырнула его на пол. Кожевников зажал уши ладонями. Стены сотрясались, кафель разлетался мелкими кусочками. Оконная рама с силой захлопнулась, и на Кожевникова посыпался град осколков.
Он с трудом встал, осторожно потрогал ноющий затылок, ощущая ладонью теплую липкую жидкость. Поднес руку к глазам – она была залита кровью. Кожевников, пошатываясь, подошел к ближайшему крану и повернул вентиль. Кран чихнул, выплюнул несколько капель воды в жестяную раковину и зашипел вырывающимся воздухом. Старшина перепробовал все краны, но тщетно. Воды не было.
Теперь оглушительные взрывы раздавались повсюду, пол под ногами ходил ходуном. Старшина выглянул в разбитое окно. Рассвело, но небо затянул густой черный дым. Рядом с казармой что-то горело – ввысь рвались огненные всполохи, слышался треск пожираемой пламенем древесины.
Из расположения доносились истошные крики раненых, и Кожевников хотел поскорее попасть к своим солдатам. Держась за стену, старшина выбрался в задымленный коридор, на ощупь пошел по нему, то и дело спотыкаясь об обломки досок и кирпича. Запах гари был невыносимым, приходилось закрывать нос ладонью, что мало помогало.
Несмотря на массированный артобстрел, прямых попаданий в казарму пока больше не было. Дым постепенно рассеивался, пыль оседала. Посередине коридора путь в расположение преграждал поваленный шкаф с шинелями, на который сверху упала здоровенная потолочная балка и осыпались обломки кирпичей. Вся эта груда поделила коридор пополам. Снизу, из-под завала, пробивался тонкий подрагивающий лучик света. Кожевников нагнулся, вглядываясь сквозь витавшую в воздухе пелену пыли, и в щель между изломанными досками шкафа с трудом рассмотрел фонарик, зажатый в руке дневального.
– Мамочкин! – крикнул он. Голос сорвался на хрип, в горле нестерпимо першило. – Мамочкин!
– Тута я, товарищ старшина, – послышался из недр завала сдавленный шепот. – Пришибило меня малость.
– Сейчас, Мамочкин… сейчас… потерпи…
Кожевников немедля принялся разгребать завал. Сбивая в кровь руки, он остервенело отбрасывал обломки кирпичей и доски. В пальцы впивались щепки и занозы, но он не замечал боли. Взрывы не прекращались, за стенами гулко ухало. Наконец показалась перепачканная сажей голова дневального.
– Давай, помогай мне! – Старшина схватил дневального за руку и потянул. Еще немного усилий, и паренек оказался на свободе. Он сел и принялся кашлять.
– Ты цел? – озабоченно спросил его Кожевников.
– Вроде, – оглядел себя Мамочкин, потирая ногу. – Только коленка вот болит.
– Ничего, Мамочкин, до свадьбы заживет. Хорошо, что балка чуть в стороне от тебя упала, иначе тебе бы точно крындец настал.
– Что ж энто происходит такое, товарищ старшина? – Дневальный снова закашлялся, наглотавшись дыма и пыли.
– Хватит ртом щелкать, давай разгребай живо.
Ошеломленный солдат немного помедлил, но, видя, что старшина принялся расчищать проход, раскидывая доски и кирпичи, кинулся ему помогать.
Пока по казарме не стреляли, медлить было нельзя. В том, что началась война, Кожевников уже не сомневался. Ему, опытному бойцу, все стало ясно после первых минут интенсивного артобстрела. И теперь он действовал четко и осознанно. Сначала следовало расчистить проход к своим солдатам. Слышно было, как там стонут и кричат раненые. Оружейная комната и выход из казармы находились со стороны Кожевникова. Необходимо срочно пробраться к солдатам, оказать первую медицинскую помощь раненым, вооружить подразделение и подготовиться к бою.
С противоположной стороны завала послышалась какая-то возня, и старшина понял, что с того края ему помогают. Работа пошла быстрее. Еще немного усилий, и они совместными стараниями сдвинули балку. Открылся небольшой проход. Кожевников тут же протиснулся в него, и от увиденного зрелища старшину охватил ужас.
В подразделении творился полнейший кошмар. Большинство коек взрывом разметало по углам. Кровать Кожевникова была смята, искорежена, а на месте, где она еще недавно стояла, валялась груда кирпичей. В потолке зияла огромная дыра, но из-за гари видимость все равно была плохой. Около дюжины пограничников было убито, многие ранены и контужены, а те, кто оставался в силах передвигаться, задыхаясь от едкого дыма, метались в одном белье от окна к окну, пытаясь выбить решетки и выбраться. Они пребывали в полнейшей панике.
Кожевников громко крикнул, но солдаты не услышали его, продолжая бороться с решетками.
– Слушай мою команду! – гаркнул он еще раз, и несколько человек обернулись. – Все бегом, расчищать проход. Где дежурный по роте?!
– Убило дежурного, – хмуро отозвался один из солдат, помогавших с этой стороны старшине раскидывать завал.
– Где он?
– Там! – солдат кивком указал на труп у стены.
Дежурный лежал лицом вниз, на полу рядом с ним расплывалась большая темная лужица.
– Возьми у него ключи! – приказал старшина.
Солдат на негнущихся ногах подошел к телу и осторожно забрал из окоченевших рук мертвеца связку ключей.
– Где сержант Пахомов? – взяв перепачканные в крови ключи, спросил старшина.
– Я! – отозвался крепкий высокий парень.
– Срочно добраться до оружейной комнаты и каптерки, – скомандовал Кожевников, бросая сержанту ключи. – Вооружить подразделение и достать перевязочные средства. Казарму без приказа не покидать!
– Ох, бяда! – вдруг истерично воскликнул кто-то за его спиной.
Кожевников обернулся. Мамочкин застыл с открытым ртом и вытаращенными глазами.
– Все нормально, сынок, – успокаивающе похлопал его по плечу старшина. – Это просто провокация. Обычная провокация.
Кожевников вышел на середину и во весь голос зычно закричал пограничникам:
– Всем соблюдать спокойствие! Действовать организованно и слаженно! Это всего лишь провокация. Не паниковать!
Дым понемногу рассеивался через разбитые окна. На улице по-прежнему громыхало. Когда снаряды взрывались вблизи казармы, с потолка сыпалась кирпичная крошка и остатки побелки, и пограничники инстинктивно приседали, закрывая голову руками. Первый шок прошел, к тому же в старшине они видели командира, который знал, что необходимо делать.
Пока пограничники во главе с сержантом Пахомовым разбирали проход, старшина осматривал раненых. Один из них, совсем мальчишка, лежал на спине, схватившись за живот, из которого торчал длинный металлический штырь. На белой ткани его нательной рубахи проступало красное пятно. Парень удивленно смотрел на склонившегося над ним Кожевникова и часто дышал, как рыба, выброшенная на берег. Выдергивать штырь не имело смысла – только причинит бедняге дополнительную боль и усилит кровотечение. Кожевников ничем не мог ему помочь, мальчишке оставалось жить пару минут.
Другому пограничнику раздробило руку, она посинела и чудовищно опухла, а из прорванной кожи выступал острый осколок кости. Парень надрывно охал и стонал. У нескольких ребят оказались пробиты головы при падении с кроватей, и они сидели отрешенно, с залитыми кровью лицами. Кожевников велел двум солдатам порвать простыни на бинты и перевязать раненых.
Теперь следовало организовать оборону до подхода частей Красной Армии. Он выпрямился, резко повернулся и тут же на секунду замер. Голова закружилась, ушибленный затылок давал о себе знать. Кожевникову показалось, что земля уходит из-под ног, в полузабытье он оперся о стену. Не хватало еще рухнуть здесь перед солдатами.
«Держись, – сжав зубы, приказал он себе. – Держись и подавай мальчишкам пример. У них, кроме тебя, никого теперь нет».
Кто-то тронул его за плечо, и старшина обернулся. Перед глазами снова все поплыло.
– Ваше задание выполнено, – докладывал запыхавшийся Пахомов. – Проход расчищен, «оружейку» вскрыли.
– Отлично, – выдавил старшина, стараясь не показать вида, что едва держится на ногах. Солдаты должны думать, что с ним все в полном порядке.
– Только выход из казармы наглухо завалило, не выбраться, – растерянно пробурчал сержант.
– Ч-черт! – выругался Кожевников. – Раздать оружие и патроны личному составу, расставить стрелков у окон по периметру казармы. Пулеметчиков по возможности на крышу.
– Слушаюсь! – отчеканил сержант и убежал выполнять распоряжение.
Кожевников попытался сделать шаг, но силы оставили его. Голова кружилась, перед глазами плыло, словно в тумане, а стены и люди раскачивались из стороны в сторону. Старшина опустился на пол, прислонился спиной к выщербленной стене.
«Война… война…» – осознание ужаса происходящего колокольным звоном било в его мозгу.
Но еще сильнее пронзала мысль о дочери, находившейся на Центральном острове у лейтенанта Сомова. Как она там? Что с ней? В той стороне сейчас особенно сильно гремело. Враги переместили удар своих пушек в глубь крепости, и теперь сотни снарядов рвались там, превращая все в руины. Здесь же, на Западном острове, расположенном на самой границе, взрывов стало значительно меньше, а это означало только одно – сейчас сюда будет брошена вражеская пехота, чтобы добить тех, кто пережил артобстрел, и занять позицию.
Кожевников рывком поднялся, но снова рухнул. Подоспевший Мамочкин подхватил его и принялся наскоро перевязывать голову.
– Пусти! – попытался вырваться старшина. – Нашел время!
Но вечно робкий солдат на этот раз проявил удивительную настойчивость, продолжая наматывать бинт, и Кожевников перестал сопротивляться. Он вдруг обмяк и затих. Его сознание на мгновение поглотил мрак.
Сколько времени он находился без сознания, старшина не знал. Но, судя по всему, недолго. Несколько раз моргнув, он попытался сфокусировать взгляд, начал подниматься с пола. Мамочкин бережно поддерживал его за локоть.
– Связь есть? – спросил он у стоящего рядом с винтовкой наперевес Пахомова.
– Нет, – виновато ответил сержант.
Кожевников посмотрел на часы – три часа двадцать минут. Канонада постепенно стихала, слышались отдаленные взрывы, но по Западному острову бить уже перестали. Старшина окинул взглядом столпившихся вокруг него притихших солдат. Явно напуганные и растерянные, они взирали на старшину с надеждой в глазах.
– Слушай мою команду! – обратился он к бойцам. – Приказываю занять круговую оборону. Раненых отнести в каптерку. Выполнять!
Пахомов передал старшине винтовку и патроны к ней. Кожевников проверил магазин, распихал патроны по карманам брюк и, пошатываясь, направился к выходившему на запад окну.
– Кто-нибудь, эй, Мамочкин! – окликнул он, обернувшись. – Найди мне бинокль. В каптерке должен быть.
Он выглянул в окно. По двору метались полуодетые солдаты. Густые клубы дыма, горящие постройки и покореженные взрывами автомобили транспортной роты 17-го погранотряда заслоняли обзор.
Артобстрел заканчивался, сейчас начнется наступление и появится немецкая пехота. Такую тактику он уже повидал на своем веку.
Кожевников оглядел солдат. Они прижались к окнам, крепко держа оружие. Даже новички вели себя достойно. Они уже совладали с первым испугом и теперь были полны решимости встретиться с врагами лицом к лицу.
Мамочкин наконец принес бинокль, и старшина прильнул к линзам, настраивая резкость. Сквозь дым и туман сперва было видно только размытые пятна вдали, но вскоре он уловил смутное движение. Кожевников попытался поймать фокус, всматриваясь внимательнее. Расплывчатые тени стали более отчетливыми.
– Огонь по противнику открывать только по моей команде! – выкрикнул он нарочито бодро. – Пулеметным расчетам бить короткими очередями, патроны беречь! Держать оборону, пока не подойдут основные силы и не сломают немчурам хребтину!
И тут он ясно увидел десятки темных фигур в немецких касках. Они были совсем близко. Кожевников даже разглядел лицо одного из них. Обыкновенный худощавый парень в толстенных очках. Немцы двигались быстро, слаженно и не особо таясь. Конечно, после того ада, что устроили здесь их пушкари, едва ли можно было рассчитывать на сопротивление.
Но они ошиблись.
– Огонь!!! – что есть силы закричал старшина, и внутри казармы раздались первые выстрелы.
Старшина попытался подняться, но волна следующего мощного взрыва снова швырнула его на пол. Кожевников зажал уши ладонями. Стены сотрясались, кафель разлетался мелкими кусочками. Оконная рама с силой захлопнулась, и на Кожевникова посыпался град осколков.
Он с трудом встал, осторожно потрогал ноющий затылок, ощущая ладонью теплую липкую жидкость. Поднес руку к глазам – она была залита кровью. Кожевников, пошатываясь, подошел к ближайшему крану и повернул вентиль. Кран чихнул, выплюнул несколько капель воды в жестяную раковину и зашипел вырывающимся воздухом. Старшина перепробовал все краны, но тщетно. Воды не было.
Теперь оглушительные взрывы раздавались повсюду, пол под ногами ходил ходуном. Старшина выглянул в разбитое окно. Рассвело, но небо затянул густой черный дым. Рядом с казармой что-то горело – ввысь рвались огненные всполохи, слышался треск пожираемой пламенем древесины.
Из расположения доносились истошные крики раненых, и Кожевников хотел поскорее попасть к своим солдатам. Держась за стену, старшина выбрался в задымленный коридор, на ощупь пошел по нему, то и дело спотыкаясь об обломки досок и кирпича. Запах гари был невыносимым, приходилось закрывать нос ладонью, что мало помогало.
Несмотря на массированный артобстрел, прямых попаданий в казарму пока больше не было. Дым постепенно рассеивался, пыль оседала. Посередине коридора путь в расположение преграждал поваленный шкаф с шинелями, на который сверху упала здоровенная потолочная балка и осыпались обломки кирпичей. Вся эта груда поделила коридор пополам. Снизу, из-под завала, пробивался тонкий подрагивающий лучик света. Кожевников нагнулся, вглядываясь сквозь витавшую в воздухе пелену пыли, и в щель между изломанными досками шкафа с трудом рассмотрел фонарик, зажатый в руке дневального.
– Мамочкин! – крикнул он. Голос сорвался на хрип, в горле нестерпимо першило. – Мамочкин!
– Тута я, товарищ старшина, – послышался из недр завала сдавленный шепот. – Пришибило меня малость.
– Сейчас, Мамочкин… сейчас… потерпи…
Кожевников немедля принялся разгребать завал. Сбивая в кровь руки, он остервенело отбрасывал обломки кирпичей и доски. В пальцы впивались щепки и занозы, но он не замечал боли. Взрывы не прекращались, за стенами гулко ухало. Наконец показалась перепачканная сажей голова дневального.
– Давай, помогай мне! – Старшина схватил дневального за руку и потянул. Еще немного усилий, и паренек оказался на свободе. Он сел и принялся кашлять.
– Ты цел? – озабоченно спросил его Кожевников.
– Вроде, – оглядел себя Мамочкин, потирая ногу. – Только коленка вот болит.
– Ничего, Мамочкин, до свадьбы заживет. Хорошо, что балка чуть в стороне от тебя упала, иначе тебе бы точно крындец настал.
– Что ж энто происходит такое, товарищ старшина? – Дневальный снова закашлялся, наглотавшись дыма и пыли.
– Хватит ртом щелкать, давай разгребай живо.
Ошеломленный солдат немного помедлил, но, видя, что старшина принялся расчищать проход, раскидывая доски и кирпичи, кинулся ему помогать.
Пока по казарме не стреляли, медлить было нельзя. В том, что началась война, Кожевников уже не сомневался. Ему, опытному бойцу, все стало ясно после первых минут интенсивного артобстрела. И теперь он действовал четко и осознанно. Сначала следовало расчистить проход к своим солдатам. Слышно было, как там стонут и кричат раненые. Оружейная комната и выход из казармы находились со стороны Кожевникова. Необходимо срочно пробраться к солдатам, оказать первую медицинскую помощь раненым, вооружить подразделение и подготовиться к бою.
С противоположной стороны завала послышалась какая-то возня, и старшина понял, что с того края ему помогают. Работа пошла быстрее. Еще немного усилий, и они совместными стараниями сдвинули балку. Открылся небольшой проход. Кожевников тут же протиснулся в него, и от увиденного зрелища старшину охватил ужас.
В подразделении творился полнейший кошмар. Большинство коек взрывом разметало по углам. Кровать Кожевникова была смята, искорежена, а на месте, где она еще недавно стояла, валялась груда кирпичей. В потолке зияла огромная дыра, но из-за гари видимость все равно была плохой. Около дюжины пограничников было убито, многие ранены и контужены, а те, кто оставался в силах передвигаться, задыхаясь от едкого дыма, метались в одном белье от окна к окну, пытаясь выбить решетки и выбраться. Они пребывали в полнейшей панике.
Кожевников громко крикнул, но солдаты не услышали его, продолжая бороться с решетками.
– Слушай мою команду! – гаркнул он еще раз, и несколько человек обернулись. – Все бегом, расчищать проход. Где дежурный по роте?!
– Убило дежурного, – хмуро отозвался один из солдат, помогавших с этой стороны старшине раскидывать завал.
– Где он?
– Там! – солдат кивком указал на труп у стены.
Дежурный лежал лицом вниз, на полу рядом с ним расплывалась большая темная лужица.
– Возьми у него ключи! – приказал старшина.
Солдат на негнущихся ногах подошел к телу и осторожно забрал из окоченевших рук мертвеца связку ключей.
– Где сержант Пахомов? – взяв перепачканные в крови ключи, спросил старшина.
– Я! – отозвался крепкий высокий парень.
– Срочно добраться до оружейной комнаты и каптерки, – скомандовал Кожевников, бросая сержанту ключи. – Вооружить подразделение и достать перевязочные средства. Казарму без приказа не покидать!
– Ох, бяда! – вдруг истерично воскликнул кто-то за его спиной.
Кожевников обернулся. Мамочкин застыл с открытым ртом и вытаращенными глазами.
– Все нормально, сынок, – успокаивающе похлопал его по плечу старшина. – Это просто провокация. Обычная провокация.
Кожевников вышел на середину и во весь голос зычно закричал пограничникам:
– Всем соблюдать спокойствие! Действовать организованно и слаженно! Это всего лишь провокация. Не паниковать!
Дым понемногу рассеивался через разбитые окна. На улице по-прежнему громыхало. Когда снаряды взрывались вблизи казармы, с потолка сыпалась кирпичная крошка и остатки побелки, и пограничники инстинктивно приседали, закрывая голову руками. Первый шок прошел, к тому же в старшине они видели командира, который знал, что необходимо делать.
Пока пограничники во главе с сержантом Пахомовым разбирали проход, старшина осматривал раненых. Один из них, совсем мальчишка, лежал на спине, схватившись за живот, из которого торчал длинный металлический штырь. На белой ткани его нательной рубахи проступало красное пятно. Парень удивленно смотрел на склонившегося над ним Кожевникова и часто дышал, как рыба, выброшенная на берег. Выдергивать штырь не имело смысла – только причинит бедняге дополнительную боль и усилит кровотечение. Кожевников ничем не мог ему помочь, мальчишке оставалось жить пару минут.
Другому пограничнику раздробило руку, она посинела и чудовищно опухла, а из прорванной кожи выступал острый осколок кости. Парень надрывно охал и стонал. У нескольких ребят оказались пробиты головы при падении с кроватей, и они сидели отрешенно, с залитыми кровью лицами. Кожевников велел двум солдатам порвать простыни на бинты и перевязать раненых.
Теперь следовало организовать оборону до подхода частей Красной Армии. Он выпрямился, резко повернулся и тут же на секунду замер. Голова закружилась, ушибленный затылок давал о себе знать. Кожевникову показалось, что земля уходит из-под ног, в полузабытье он оперся о стену. Не хватало еще рухнуть здесь перед солдатами.
«Держись, – сжав зубы, приказал он себе. – Держись и подавай мальчишкам пример. У них, кроме тебя, никого теперь нет».
Кто-то тронул его за плечо, и старшина обернулся. Перед глазами снова все поплыло.
– Ваше задание выполнено, – докладывал запыхавшийся Пахомов. – Проход расчищен, «оружейку» вскрыли.
– Отлично, – выдавил старшина, стараясь не показать вида, что едва держится на ногах. Солдаты должны думать, что с ним все в полном порядке.
– Только выход из казармы наглухо завалило, не выбраться, – растерянно пробурчал сержант.
– Ч-черт! – выругался Кожевников. – Раздать оружие и патроны личному составу, расставить стрелков у окон по периметру казармы. Пулеметчиков по возможности на крышу.
– Слушаюсь! – отчеканил сержант и убежал выполнять распоряжение.
Кожевников попытался сделать шаг, но силы оставили его. Голова кружилась, перед глазами плыло, словно в тумане, а стены и люди раскачивались из стороны в сторону. Старшина опустился на пол, прислонился спиной к выщербленной стене.
«Война… война…» – осознание ужаса происходящего колокольным звоном било в его мозгу.
Но еще сильнее пронзала мысль о дочери, находившейся на Центральном острове у лейтенанта Сомова. Как она там? Что с ней? В той стороне сейчас особенно сильно гремело. Враги переместили удар своих пушек в глубь крепости, и теперь сотни снарядов рвались там, превращая все в руины. Здесь же, на Западном острове, расположенном на самой границе, взрывов стало значительно меньше, а это означало только одно – сейчас сюда будет брошена вражеская пехота, чтобы добить тех, кто пережил артобстрел, и занять позицию.
Кожевников рывком поднялся, но снова рухнул. Подоспевший Мамочкин подхватил его и принялся наскоро перевязывать голову.
– Пусти! – попытался вырваться старшина. – Нашел время!
Но вечно робкий солдат на этот раз проявил удивительную настойчивость, продолжая наматывать бинт, и Кожевников перестал сопротивляться. Он вдруг обмяк и затих. Его сознание на мгновение поглотил мрак.
Сколько времени он находился без сознания, старшина не знал. Но, судя по всему, недолго. Несколько раз моргнув, он попытался сфокусировать взгляд, начал подниматься с пола. Мамочкин бережно поддерживал его за локоть.
– Связь есть? – спросил он у стоящего рядом с винтовкой наперевес Пахомова.
– Нет, – виновато ответил сержант.
Кожевников посмотрел на часы – три часа двадцать минут. Канонада постепенно стихала, слышались отдаленные взрывы, но по Западному острову бить уже перестали. Старшина окинул взглядом столпившихся вокруг него притихших солдат. Явно напуганные и растерянные, они взирали на старшину с надеждой в глазах.
– Слушай мою команду! – обратился он к бойцам. – Приказываю занять круговую оборону. Раненых отнести в каптерку. Выполнять!
Пахомов передал старшине винтовку и патроны к ней. Кожевников проверил магазин, распихал патроны по карманам брюк и, пошатываясь, направился к выходившему на запад окну.
– Кто-нибудь, эй, Мамочкин! – окликнул он, обернувшись. – Найди мне бинокль. В каптерке должен быть.
Он выглянул в окно. По двору метались полуодетые солдаты. Густые клубы дыма, горящие постройки и покореженные взрывами автомобили транспортной роты 17-го погранотряда заслоняли обзор.
Артобстрел заканчивался, сейчас начнется наступление и появится немецкая пехота. Такую тактику он уже повидал на своем веку.
Кожевников оглядел солдат. Они прижались к окнам, крепко держа оружие. Даже новички вели себя достойно. Они уже совладали с первым испугом и теперь были полны решимости встретиться с врагами лицом к лицу.
Мамочкин наконец принес бинокль, и старшина прильнул к линзам, настраивая резкость. Сквозь дым и туман сперва было видно только размытые пятна вдали, но вскоре он уловил смутное движение. Кожевников попытался поймать фокус, всматриваясь внимательнее. Расплывчатые тени стали более отчетливыми.
– Огонь по противнику открывать только по моей команде! – выкрикнул он нарочито бодро. – Пулеметным расчетам бить короткими очередями, патроны беречь! Держать оборону, пока не подойдут основные силы и не сломают немчурам хребтину!
И тут он ясно увидел десятки темных фигур в немецких касках. Они были совсем близко. Кожевников даже разглядел лицо одного из них. Обыкновенный худощавый парень в толстенных очках. Немцы двигались быстро, слаженно и не особо таясь. Конечно, после того ада, что устроили здесь их пушкари, едва ли можно было рассчитывать на сопротивление.
Но они ошиблись.
– Огонь!!! – что есть силы закричал старшина, и внутри казармы раздались первые выстрелы.
Глава 4
Матиас до последнего момента не верил, что они вторгнутся на территорию Советского Союза, ведь был подписан пакт о ненападении и русские были их добрыми соседями. Ходили слухи, что войска тут, на границе, держат в ожидании, когда русские откроют им коридор для отправки в Египет. О войне с Советами никто даже не помышлял. И вот на тебе! Вчера лейтенант Пабст вдруг зачитал приказ Фюрера.
Судя по волнению в его голосе, лейтенант и сам был шокирован данным обстоятельством. Честно говоря, солдаты Глыбу таким растерянным еще никогда не видели. После прочтения приказа лейтенант сказал, что для Германии настал великий исторический момент и каждый доблестный солдат Третьего рейха должен гордиться выказанной ему честью оказаться на острие удара цивилизации по вертепу жидо-большевистских варваров.
Не то чтобы Матиас гордился, но некоторый трепет испытывал. Риммер же радовался, как малое дитя.
– Вот теперь надерем коммунякам задницы, – потирал ладони он, улыбаясь.
Карл всегда был любителем подраться. Еще в учебном центре он постоянно получал наряды и частенько сидел в холодном карцере за различные потасовки.
Солдаты быстро спускались к реке, подгоняемые офицерами. Матиас изо всех сил старался не свалиться, соскальзывая вниз по мокрой траве. Лямки натирали плечи, ранец тянул к земле, Хорн быстро перебирал ногами, внимательно глядя перед собой. Вот и все! Он ступил сапогами на песчаный берег и осмотрелся. Некоторым солдатам не повезло. Поскользнувшись, они сползали на задницах с крутого берега, сбивая с ног и увлекая за собой идущих впереди солдат. Получилась небольшая свалка внизу. Они перемазались в грязи и вполголоса чертыхались. Все это происходило под зловещий грохот орудий, который, казалось, никогда не смолкнет.
– Быстрее, вперед! – командовали, подталкивая солдат, офицеры.
У берега уже колыхались на воде резиновые лодки, крепкие на вид деревянные плоты, массивные понтоны. Матиас заскочил в одну из лодок и попытался устроиться поудобнее, что оказалось делом весьма сложным. Плавсредство не производило впечатления судна, способного перевезти солдат на другой берег, да и под тяжестью пехотинцев сразу сильно просело. Днище лодки по щиколотку уже было заполнено водой, и Хорн боязливо приподнял ноги.
– Домчит посудина до того берега? – вопрошал рассевшихся в лодке солдат Риммер, пытаясь перекричать канонаду.
– Есть только один способ проверить, – ответил угрюмый унтер-офицер, управляющий лодкой. – Взял весло и греби. Мне еще много вас таких сегодня переправлять. Живее!
Лодка отчалила, и Матиас крепко вцепился в борта, молясь, чтобы им удалось добраться до русского берега. Да, со стороны переправа казалась более легким занятием.
Хорн огляделся. Десятки лодок, под завязку заполненных пехотинцами, отплывали от берега и, разгоняя туман, скользили по воде. Впереди их ждала густая завеса дыма. Казалось, что Западный остров погрузился в жерло вулкана – дым, гарь, жадные языки огня. Артиллерия била по берегу, перемалывая деревья в щепки и уничтожая русские погранзаставы.
Совсем рядом с лодкой взметнулся ввысь фонтан воды, разлетелся на брызги, окатывая солдат холодной водой. Лодка опасно накренилась, готовая вот-вот перевернуться, но на плаву удержалась.
– Твою мать! Наши бьют! – заорал Глыба. – Свиньи слепые!
Словно в подтверждение его слов снаряд с треском ударил в большой деревянный плот, на котором находилась 37-мм пушка с расчетом. Щепки и тела немецких солдат полетели в разные стороны. Матиас, насколько мог, сполз на дно лодки и вжал голову в плечи. Страх сковал его, лоб покрылся испариной. Он своими глазами видел, как плот разлетелся на куски, а мощный взрыв разорвал тела несчастных солдат. Это были первые потери на войне, и что самое страшное – люди погибали от рук своих же товарищей.
Матиас вымок до нитки, когда нос лодки с шуршанием уткнулся в рыхлый песок. Подгоняемые криками Глыбы, пехотинцы выгрузились и принялись подниматься по пологому берегу.
Матиас уже ничего не соображал. Он бежал, сжав в руках ставший непривычно тяжелым карабин. Лейтенант Пабст продвигался впереди, чуть пригнувшись, внимательно осматривая в бинокль русский берег.
– Мы на месте! – хлопнул по плечу Хорна Карл Риммер.
Он по-прежнему не терял бодрости духа – прямо бравый солдат с агитационного плаката. Матиас даже позавидовал ему. После принятия «водных процедур» у него зуб на зуб не попадал, его била дрожь, и никакого восторга он не испытывал.
Лодки все прибывали. Солдаты быстро выбирались на сушу, перетаскивали боеприпасы, передавая их по цепочке, собирались в группы и уходили в сторону русских позиций. Немецкая артиллерия в настоящий момент била далеко впереди, обстреливая Центральный остров, и теперь пехотинцы не опасались попасть под свои снаряды.
Больше всего Матиаса на русской земле поразил масштаб разрушений. Деревья выкорчеваны с корнями, земля перепахана, повсюду огромные дымящиеся воронки. В одном месте они обнаружили разбитый русский пограничный «секрет». Два изувеченных тела валялись в неестественных позах. У одного красноармейца был раскроен череп и вывернута нога в колене. Труп второго был почти полностью засыпан песком, и только рука со скрюченными пальцами торчала, будто вырастая из земли. Рядом, стволом вниз, лежал раскуроченный пулемет «максим». Вокруг поблескивали россыпи гильз. Матиаса при виде мертвецов замутило, голова закружилась.
Он вдруг подумал, что русские могут спешно готовить линию обороны и перебрасывать к Бресту войска. Тогда побоище будет еще более кровавым, и полностью захватить крепость и город к полудню, как планировалось, окажется не так легко.
Но их никто не встретил. Пехотинцы вермахта стремительно продвигались вперед, уверенно захватывала рубежи. Пару раз они натыкались на пустующие ДОТы. Для спокойствия в амбразуры одного сооружения накидали гранат, внутри его гулко ухнуло, и черный дым повалил из бойниц. Второй спалили огнеметами. Струи пламени врывались в темноту амбразур, выжигая там все дотла. Кустарник около ДОТа занялся огнем.
– Быстрее, не терять времени! – орал Пабст, торопя солдат.
Они огибали Западный остров по окраине. Земля по-прежнему сотрясалась от взрывов. Но они упорно двигались вперед. Уже показались заграждения из «колючки», заборы, здания казарм, но из-за густого дыма видимость была плохой. Пока эффект неожиданности играл вермахту на руку. Передовые подразделения уже ввязались в бой.
– Вон они! – радостно выкрикнул Риммер, указав рукой направление.
Дым понемногу рассеивался, и Хорн увидел фигуры русских солдат. Одеты они были кое-как: кто в белье, кто в одном сапоге. Один русский бежал полностью обнаженный, но в руках крепко сжимал винтовку. Враги вели себя по-разному. Некоторые замирали, поднимали руки и испуганно озирались, но основная часть бежала сломя голову к укреплениям. Те немногие, у кого было в руках оружие, отчаянно отстреливались.
– Господи!.. – уже в сотый раз за последнюю пару часов повторил Матиас.
Он попытался представить себя на их месте, он видел, как они, словно загнанные в ловушку звери, метались по острову, ища спасения. Как бы он поступил на их месте? Сдался бы на волю победителя или попытался прорваться с боем? Хорн не знал и знать не хотел. Ему и на его месте было сейчас крайне неуютно. Его бил озноб, члены парализовал страх, а сердце от творящегося вокруг безумия готово было выпрыгнуть из груди.
– Быстрее, раззява, вперед! – Пабст толкнул в спину зазевавшегося Хорна и заорал остальным: – Пока основные силы берут цитадель, мы здесь зачищаем недобитков!
Неподалеку горело деревянное здание конюшни. Ворота были закрыты, и лошади, задыхающиеся в едком дыму пламени, метались внутри. Сердце щемило от их жалобного, душераздирающего ржания. Матиас заметил, как к конюшне зигзагами побежал безоружный русский солдат. Вместо того чтобы спасаться самому, он рисковал жизнью ради несчастных животных. Пехотинцы открыли по нему огонь, но русский не остановился. Действо превратилось в некое соревнование – удастся ли ему добраться до цели или его прибьет к земле немецкая пуля. Матиас поймал себя на мысли, что переживает за отважного бойца.
Красноармейцу удалось добежать до ворот конюшни. Одной рукой он дергал задвижку, другой заслонялся от жара, вздрагивая каждый раз, когда рядом с ним в дерево врезалась очередная пуля. Русскому, несомненно, было страшно, но он не отступался.
Матиас завороженно смотрел за действиями солдата. Наконец задвижка поддалась, и ворота распахнулись. Русский отскочил в сторону, и табун вырвался на волю. Его худощавая фигура затерялась среди проносящихся лошадей.
Хорн с облегчением вздохнул и тут же устыдился. Как он может сопереживать врагу?! Ведь именно этого солдата и еще тысячи других вермахт должен смести со своего пути, уничтожить!
– Посторонись, приятель, – услышал он хриплый голос Риммера.
Карл вскинул карабин и, неторопливо поводя им, начал выискивать русского. Когда среди лошадей буквально на секунду показалась белесая голова, Карл плавно нажал на спусковой крючок. Русский дернулся и тут же был сбит с ног обезумевшим табуном.
– Вот так-то! – удовлетворенно сказал Карл.
Табун рассеивался, и Матиас увидел, как под копытами лошадей катается в пыли, словно тряпичная кукла, тело мертвого русского смельчака. Оно так и осталось лежать на земле у горящей конюшни, напоминая о последнем подвиге безымянного солдата.
Бойцы вермахта рассредоточились на Западном острове и добивали последние очаги сопротивления. Слева от Матиаса готовился к стрельбе минометный расчет. Парни деловито установили опорную плиту, закрепили ствол на треноге и приготовились к стрельбе. Действовали они слаженно и четко. Секунда, и заряжающий опускал цилиндрик мины в ствол, расчет затыкал уши, раздавался звонкий хлопок, и бац! – Матиас перевел взгляд на ближайшую казарму – от стены отлетели куски кирпича. Бум! – одно из окон заволокло дымом.
На душе Хорна стало чуть спокойнее. Он в очередной раз поразился мощи германской армии. Никто перед ней не устоит, никто!
Мост, ведущий к Тереспольским воротам, был уже захвачен. Русские, не ожидавшие столь стремительного нападения, укрылись за толстыми стенами крепости, не успев подорвать мост или хотя бы устроить тут сильную огневую точку. Значит, путь в цитадель свободен! Главное теперь было очистить Западный остров от русских и дать возможность основным силам проникнуть в крепость.
– Не отставай, Матиас, – по-приятельски подбадривал Хорна Карл.
Риммер чувствовал себя прекрасно – для него происходящее было скорее забавой, чем опасным предприятием.
– Предельная осторожность! – отдавал на ходу распоряжения Глыба. – Особое внимание к окнам, там могут быть снайперы. Не терять темпа! Живее!
Они бежали к казарме, откуда русские вели усиленный огонь по дороге, задерживая продвижение войск. Минометные расчеты постепенно превращали полуразрушенное здание в руины.
Хорн неожиданно вспомнил, как побывавшие во Франции бойцы сравнивали захват территории лягушатников с туристическим путешествием в другую страну – немного риска и море впечатлений. Наслушавшись подобных россказней, он прежде стремился оказаться в боевых частях, но теперь, увидев убитых и с той и с другой стороны, начинал понимать, что война не есть веселое путешествие в чужую страну. Из такого круиза можно и не вернуться домой. За последний час он насмотрелся достаточно отвратительных картин: обезображенные трупы красноармейцев и солдат вермахта, застывшие на земле, как опрокинутые скульптуры, валялись вперемешку. Смерть не делала между ними различий.
Судя по волнению в его голосе, лейтенант и сам был шокирован данным обстоятельством. Честно говоря, солдаты Глыбу таким растерянным еще никогда не видели. После прочтения приказа лейтенант сказал, что для Германии настал великий исторический момент и каждый доблестный солдат Третьего рейха должен гордиться выказанной ему честью оказаться на острие удара цивилизации по вертепу жидо-большевистских варваров.
Не то чтобы Матиас гордился, но некоторый трепет испытывал. Риммер же радовался, как малое дитя.
– Вот теперь надерем коммунякам задницы, – потирал ладони он, улыбаясь.
Карл всегда был любителем подраться. Еще в учебном центре он постоянно получал наряды и частенько сидел в холодном карцере за различные потасовки.
Солдаты быстро спускались к реке, подгоняемые офицерами. Матиас изо всех сил старался не свалиться, соскальзывая вниз по мокрой траве. Лямки натирали плечи, ранец тянул к земле, Хорн быстро перебирал ногами, внимательно глядя перед собой. Вот и все! Он ступил сапогами на песчаный берег и осмотрелся. Некоторым солдатам не повезло. Поскользнувшись, они сползали на задницах с крутого берега, сбивая с ног и увлекая за собой идущих впереди солдат. Получилась небольшая свалка внизу. Они перемазались в грязи и вполголоса чертыхались. Все это происходило под зловещий грохот орудий, который, казалось, никогда не смолкнет.
– Быстрее, вперед! – командовали, подталкивая солдат, офицеры.
У берега уже колыхались на воде резиновые лодки, крепкие на вид деревянные плоты, массивные понтоны. Матиас заскочил в одну из лодок и попытался устроиться поудобнее, что оказалось делом весьма сложным. Плавсредство не производило впечатления судна, способного перевезти солдат на другой берег, да и под тяжестью пехотинцев сразу сильно просело. Днище лодки по щиколотку уже было заполнено водой, и Хорн боязливо приподнял ноги.
– Домчит посудина до того берега? – вопрошал рассевшихся в лодке солдат Риммер, пытаясь перекричать канонаду.
– Есть только один способ проверить, – ответил угрюмый унтер-офицер, управляющий лодкой. – Взял весло и греби. Мне еще много вас таких сегодня переправлять. Живее!
Лодка отчалила, и Матиас крепко вцепился в борта, молясь, чтобы им удалось добраться до русского берега. Да, со стороны переправа казалась более легким занятием.
Хорн огляделся. Десятки лодок, под завязку заполненных пехотинцами, отплывали от берега и, разгоняя туман, скользили по воде. Впереди их ждала густая завеса дыма. Казалось, что Западный остров погрузился в жерло вулкана – дым, гарь, жадные языки огня. Артиллерия била по берегу, перемалывая деревья в щепки и уничтожая русские погранзаставы.
Совсем рядом с лодкой взметнулся ввысь фонтан воды, разлетелся на брызги, окатывая солдат холодной водой. Лодка опасно накренилась, готовая вот-вот перевернуться, но на плаву удержалась.
– Твою мать! Наши бьют! – заорал Глыба. – Свиньи слепые!
Словно в подтверждение его слов снаряд с треском ударил в большой деревянный плот, на котором находилась 37-мм пушка с расчетом. Щепки и тела немецких солдат полетели в разные стороны. Матиас, насколько мог, сполз на дно лодки и вжал голову в плечи. Страх сковал его, лоб покрылся испариной. Он своими глазами видел, как плот разлетелся на куски, а мощный взрыв разорвал тела несчастных солдат. Это были первые потери на войне, и что самое страшное – люди погибали от рук своих же товарищей.
Матиас вымок до нитки, когда нос лодки с шуршанием уткнулся в рыхлый песок. Подгоняемые криками Глыбы, пехотинцы выгрузились и принялись подниматься по пологому берегу.
Матиас уже ничего не соображал. Он бежал, сжав в руках ставший непривычно тяжелым карабин. Лейтенант Пабст продвигался впереди, чуть пригнувшись, внимательно осматривая в бинокль русский берег.
– Мы на месте! – хлопнул по плечу Хорна Карл Риммер.
Он по-прежнему не терял бодрости духа – прямо бравый солдат с агитационного плаката. Матиас даже позавидовал ему. После принятия «водных процедур» у него зуб на зуб не попадал, его била дрожь, и никакого восторга он не испытывал.
Лодки все прибывали. Солдаты быстро выбирались на сушу, перетаскивали боеприпасы, передавая их по цепочке, собирались в группы и уходили в сторону русских позиций. Немецкая артиллерия в настоящий момент била далеко впереди, обстреливая Центральный остров, и теперь пехотинцы не опасались попасть под свои снаряды.
Больше всего Матиаса на русской земле поразил масштаб разрушений. Деревья выкорчеваны с корнями, земля перепахана, повсюду огромные дымящиеся воронки. В одном месте они обнаружили разбитый русский пограничный «секрет». Два изувеченных тела валялись в неестественных позах. У одного красноармейца был раскроен череп и вывернута нога в колене. Труп второго был почти полностью засыпан песком, и только рука со скрюченными пальцами торчала, будто вырастая из земли. Рядом, стволом вниз, лежал раскуроченный пулемет «максим». Вокруг поблескивали россыпи гильз. Матиаса при виде мертвецов замутило, голова закружилась.
Он вдруг подумал, что русские могут спешно готовить линию обороны и перебрасывать к Бресту войска. Тогда побоище будет еще более кровавым, и полностью захватить крепость и город к полудню, как планировалось, окажется не так легко.
Но их никто не встретил. Пехотинцы вермахта стремительно продвигались вперед, уверенно захватывала рубежи. Пару раз они натыкались на пустующие ДОТы. Для спокойствия в амбразуры одного сооружения накидали гранат, внутри его гулко ухнуло, и черный дым повалил из бойниц. Второй спалили огнеметами. Струи пламени врывались в темноту амбразур, выжигая там все дотла. Кустарник около ДОТа занялся огнем.
– Быстрее, не терять времени! – орал Пабст, торопя солдат.
Они огибали Западный остров по окраине. Земля по-прежнему сотрясалась от взрывов. Но они упорно двигались вперед. Уже показались заграждения из «колючки», заборы, здания казарм, но из-за густого дыма видимость была плохой. Пока эффект неожиданности играл вермахту на руку. Передовые подразделения уже ввязались в бой.
– Вон они! – радостно выкрикнул Риммер, указав рукой направление.
Дым понемногу рассеивался, и Хорн увидел фигуры русских солдат. Одеты они были кое-как: кто в белье, кто в одном сапоге. Один русский бежал полностью обнаженный, но в руках крепко сжимал винтовку. Враги вели себя по-разному. Некоторые замирали, поднимали руки и испуганно озирались, но основная часть бежала сломя голову к укреплениям. Те немногие, у кого было в руках оружие, отчаянно отстреливались.
– Господи!.. – уже в сотый раз за последнюю пару часов повторил Матиас.
Он попытался представить себя на их месте, он видел, как они, словно загнанные в ловушку звери, метались по острову, ища спасения. Как бы он поступил на их месте? Сдался бы на волю победителя или попытался прорваться с боем? Хорн не знал и знать не хотел. Ему и на его месте было сейчас крайне неуютно. Его бил озноб, члены парализовал страх, а сердце от творящегося вокруг безумия готово было выпрыгнуть из груди.
– Быстрее, раззява, вперед! – Пабст толкнул в спину зазевавшегося Хорна и заорал остальным: – Пока основные силы берут цитадель, мы здесь зачищаем недобитков!
Неподалеку горело деревянное здание конюшни. Ворота были закрыты, и лошади, задыхающиеся в едком дыму пламени, метались внутри. Сердце щемило от их жалобного, душераздирающего ржания. Матиас заметил, как к конюшне зигзагами побежал безоружный русский солдат. Вместо того чтобы спасаться самому, он рисковал жизнью ради несчастных животных. Пехотинцы открыли по нему огонь, но русский не остановился. Действо превратилось в некое соревнование – удастся ли ему добраться до цели или его прибьет к земле немецкая пуля. Матиас поймал себя на мысли, что переживает за отважного бойца.
Красноармейцу удалось добежать до ворот конюшни. Одной рукой он дергал задвижку, другой заслонялся от жара, вздрагивая каждый раз, когда рядом с ним в дерево врезалась очередная пуля. Русскому, несомненно, было страшно, но он не отступался.
Матиас завороженно смотрел за действиями солдата. Наконец задвижка поддалась, и ворота распахнулись. Русский отскочил в сторону, и табун вырвался на волю. Его худощавая фигура затерялась среди проносящихся лошадей.
Хорн с облегчением вздохнул и тут же устыдился. Как он может сопереживать врагу?! Ведь именно этого солдата и еще тысячи других вермахт должен смести со своего пути, уничтожить!
– Посторонись, приятель, – услышал он хриплый голос Риммера.
Карл вскинул карабин и, неторопливо поводя им, начал выискивать русского. Когда среди лошадей буквально на секунду показалась белесая голова, Карл плавно нажал на спусковой крючок. Русский дернулся и тут же был сбит с ног обезумевшим табуном.
– Вот так-то! – удовлетворенно сказал Карл.
Табун рассеивался, и Матиас увидел, как под копытами лошадей катается в пыли, словно тряпичная кукла, тело мертвого русского смельчака. Оно так и осталось лежать на земле у горящей конюшни, напоминая о последнем подвиге безымянного солдата.
Бойцы вермахта рассредоточились на Западном острове и добивали последние очаги сопротивления. Слева от Матиаса готовился к стрельбе минометный расчет. Парни деловито установили опорную плиту, закрепили ствол на треноге и приготовились к стрельбе. Действовали они слаженно и четко. Секунда, и заряжающий опускал цилиндрик мины в ствол, расчет затыкал уши, раздавался звонкий хлопок, и бац! – Матиас перевел взгляд на ближайшую казарму – от стены отлетели куски кирпича. Бум! – одно из окон заволокло дымом.
На душе Хорна стало чуть спокойнее. Он в очередной раз поразился мощи германской армии. Никто перед ней не устоит, никто!
Мост, ведущий к Тереспольским воротам, был уже захвачен. Русские, не ожидавшие столь стремительного нападения, укрылись за толстыми стенами крепости, не успев подорвать мост или хотя бы устроить тут сильную огневую точку. Значит, путь в цитадель свободен! Главное теперь было очистить Западный остров от русских и дать возможность основным силам проникнуть в крепость.
– Не отставай, Матиас, – по-приятельски подбадривал Хорна Карл.
Риммер чувствовал себя прекрасно – для него происходящее было скорее забавой, чем опасным предприятием.
– Предельная осторожность! – отдавал на ходу распоряжения Глыба. – Особое внимание к окнам, там могут быть снайперы. Не терять темпа! Живее!
Они бежали к казарме, откуда русские вели усиленный огонь по дороге, задерживая продвижение войск. Минометные расчеты постепенно превращали полуразрушенное здание в руины.
Хорн неожиданно вспомнил, как побывавшие во Франции бойцы сравнивали захват территории лягушатников с туристическим путешествием в другую страну – немного риска и море впечатлений. Наслушавшись подобных россказней, он прежде стремился оказаться в боевых частях, но теперь, увидев убитых и с той и с другой стороны, начинал понимать, что война не есть веселое путешествие в чужую страну. Из такого круиза можно и не вернуться домой. За последний час он насмотрелся достаточно отвратительных картин: обезображенные трупы красноармейцев и солдат вермахта, застывшие на земле, как опрокинутые скульптуры, валялись вперемешку. Смерть не делала между ними различий.