Паскаль Фрэнсин. Муки выбора

   Кен быстро выдернул свою руку из руки Элизабет.
   – Похоже, вы друг без друга и двух минут прожить не можете? «Сладкая парочка»! – Брюс толкнул локтем стоящего рядом парнишку и глупо захихикал.
   – О Господи, когда ты наконец повзрослеешь, Брюс! – зло выдохнула Элизабет. – Что за дурная привычка появляться там, где ты совсем не нужен! Не смешно!
   Подняв обе руки вверх: «сдаюсь!», Брюс изобразил удивление.
   – Да я вовсе не стараюсь острить, Элизабет. Просто смотреть на вас приятно, такая вы парочка отличная. Вот и все, – он подмигнул своему дружку, оба расхохотались и со смехом ушли прочь.
   – Этот олух сведет меня с ума, – бросил Кен вслед Брюсу, со злостью захлопывая дверцу своего шкафчика.
   – Да ты что, Кен, не относись к этому серьезно! – Элизабет была удивлена, что Кен принимает все так близко к сердцу. – Не обращай на него внимания. Мало ли что болтает этот дурак. Никому до него дела нет.
   – Тебе, может, и нет. А мне есть, – с выражением страдания на лице обернулся к ней Кен. – Ты не думаешь о том, что уже в полдень вся школа будет дразнить нас женихом и невестой или еще что похлеще болтать. Ведь у Брюса рот до ушей и язык без костей.
   – Да перестань ты, Кен. Брюс не может думать долго об одном и том же. Его даже и на сплетню-то не хватит…
 
   Но Элизабет была не права. Ох, как не права! К концу дня она заметила, что одноклассницы толкают друг друга в бок и кивают в ее сторону. В пятом классе средней школы Ласковой Долины еще никто не ходил на свидания, и поэтому сообщение об Элизабет и Кене всех буквально поразило. Кое-кто считал, что это Шутка Года, а кто-то – что это вовсе не смешно и просто неприлично. Когда же Джессика прослышала про Кена и свою сестру, она пришла в ярость: как могла Элизабет поставить ее в такое дурацкое положение!
   В довершение всего про Кена и Элизабет узнали Лила и другие Единороги, и потому за ленчем они были с Джессикой холоднее обычного. И после урока бальных танцев она решила поговорить с сестрой прямо, без обиняков.
   – Ты что же, не понимаешь, чем это все может кончиться для меня?! – шипела она, загоняя Элизабет в угол танцкласса.
   Та покачала головой:
   – Что с тобой, Джес… Мы же с Кеном просто друзья.
   – Именно это они и болтают, – окончательно разозлилась Джессика. Она глубоко вздохнула и откинула назад волосы. – Послушай, держись подальше от Кена, Лиззи. Иначе ты можешь испортить мою репутацию.
   Сестра вытаращилась на нее в изумлении:
   – Но, Джессика, ведь это слухи про меня, а не про тебя!
   – Ну, знаешь, Элизабет. Если б такое болтали про меня, я бы повесилась. Но когда говорят, что моя родная сестра встречается с этим карликом, это касается меня, хочу я или нет. Поэтому, ради меня, если это правда, порви с ним. А если неправда, скажи об этом всем, я тебя умоляю! Хотя бы раз в жизни подумай обо мне!
   Элизабет сжала зубы. Ей было смешно и досадно. Неужели все могли поверить глупой басне Брюса Пэтмена? Но вообще-то она не собиралась ни с кем обсуждать это. Она была убеждена, что на самом деле никто не поверил Брюсу, просто «ушки навострили», как Джессика, и теперь будут наблюдать за ними. Но Элизабет было наплевать на всякие слухи. Она и Кен знают, что они просто друзья, а что подумают другие – это их, этих других, проблемы. Пусть себе думают, что хотят.
   Как-то после школы Элизабет догнала Эми Саттон.
   – Пойдем домой вместе, хочешь? – предложила она, задыхаясь от бега, когда поравнялась с подружкой.
   – А где Джессика? – спросила Эми.
   – Она встречается сегодня с Единорогами в «Дэйри Берджер».
   – Ох уж эти Единороги, – с кривой усмешкой протянула Эми. – Кошки дикие – вот они кто!
   – Только не Джессика! – горячо возразила Элизабет. – Она не такая, как другие.
   – Вот именно, о том и речь… – она замолчала, уставившись в землю.
   – Что? О чем речь? – Элизабет неодобрительно глянула на свою подругу и перевела взгляд туда, куда смотрела Эми.
   Прямо на дорожке у них под ногами было нарисовано красным мелом сердце, пронзенное стрелой. А внутри него – инициалы «Э.У.» и «К.М.»
   – О Господи! Не может быть! – сердито воскликнула Элизабет. – Какой дурак до этого додумался?! – Она усмехнулась, но усмешка тут же испарилась, когда она заметила, как смутилась Эми… – Эми! Послушай, но это же неправда, – схватив подругу за руку, Элизабет заглянула ей в глаза. – Мы же с Кеном просто друзья. Один раз он зашел к нам в дом – и значит, мы теперь Ромео и Джульетта? Это же глупая сплетня, которую назло Кену распустил Брюс. – Она укоризненно покачала головой, словно ей никак не верилось, что все зашло так далеко. – Можно подумать, что вся школа видела нас вместе в задних комнатах ресторана Гвидо или где-то еще… Просто смешно!
   Эми с облегчением взглянула на подругу, и тут же ею овладел приступ ярости.
   – Ах этот мерзкий Брюс Пэтмен! Клянусь, если он мне под руку попадется, я выбью ему куриные мозги из его дурной башки!
   Да, Эми к пятому классу еще не потеряла свои качества отчаянного сорванца…
   Потом она в недоумении обернулась к Элизабет:
   – Но почему ты не попыталась опровергнуть все это? Ведь тогда слухи не расползлись бы…
   – Как знать? – Элизабет стерла ногой злополучное сердце. – А кроме того, мне неважно, что думают другие. Главное, я знаю, как все на самом деле, и Кен тоже знает это. А теперь и ты, Эми, знаешь, – засмеялась она.
   – Угу-у! – протянул чей-то голос позади них. – Я тоже видел это глупое сердце.
   Девочки обернулись. Кен Мэтьюз с застенчивой улыбкой на лице стоял рядом.
   – Запутанное дельце, а? – он перебрасывал с руки на руку свой портфель. – Что будем делать?
   – Да ничего, – сказала Элизабет, и они втроем пошли дальше. – Абсолютно ничего. Как правило, сплетники всегда сами же и остаются в дураках.
   – Отчего это Брюс так взъелся на тебя? – спросила Эми у Кена.
   – Да он не хочет, чтобы я играл в их баскетбольной команде, – ответил Кен, слегка покраснев. – Он считает, что я ростом не вышел…
   – Но это вовсе не так, – запротестовала Эми.
   – Ну, ему не запугать меня больше, – уверенно сказал Кен. – Я-то теперь знаю, что смогу играть в баскет!
   – Вот и прекрасно, Кен! – воскликнула Элизабет.
   Дойдя до угла, компания остановилась.
   – Я думаю, ты ведешь себя правильно, – заявила Эми. – Нельзя разрешать кому попало отговаривать себя от того, что ты сам решил сделать. Да еще потому, что им, видите ли, в тебе что-то не нравится. Подумаешь!
   Элизабет заметила, что Кен посмотрел на Эми с восхищением.
   – Ну, ладно, – продолжала Эми. – Мне надо идти. До завтра. И поверь мне, Кен. Если я смогу справиться с Единорогами, которые не хотят меня в свою команду, то ты уж точно справишься с этим балбесом Брюсом Пэтменом.

6

   Элизабет пыталась сосредоточиться на статье об отборочных соревнованиях, но никак не могла. Из соседней комнаты, от Джессики, гремели пульсирующие ритмы последнего хита Джонни Бакса «Бакс останавливается здесь».
   Со вздохом Элизабет закрыла блокнот и постучала в соседнюю дверь.
   – Джес, ты не могла бы сделать потише. Ну, пожалуйста!
   Джессика вытанцовывала перед зеркалом, распевая в такт музыке свои куплетики-речевки.
   – Что? О, это ты, проходи, – сказала она сестре, не оборачиваясь.
   Элизабет подошла к музыкальному центру и улыбнулась, заметив на одном из микрофонов полосатую кепку. Она медленно сняла ее и повертела в руках. Никто бы никогда не догадался, что эта немудреная кепка – самая дорогая реликвия для Джессики.
   Когда в их городе был концерт Джонни Бакса, она и Джессика оказались в толпе у выхода, чтобы получить его автограф. Элизабет была очень взволнована, когда поймала кепку, которую Джонни бросил в толпу. Однако Джессика настаивала на том, что он бросил кепку именно ей, Джессике, что он смотрел прямо на нее, когда бросал. Элизабет не стала спорить и отдала кепку сестре. Она поняла, что для Джессики это куда важнее, чем для нее самой.
   Элизабет пожала плечами и примерила свой трофей. Нет, никакая кепка никакой напыщенной рок-звезды не стоила того, чтобы ссориться из-за нее с сестрой. Кроме того, Джессика с ума сходила по Джонни Баксу. Главным украшением ее бело-розовой комнаты была его афиша в полный рост. В зеркале едва можно было увидеть себя, потому что все оно было облеплено вырезками из журналов и газет с фотографиями и статьями об ее идоле, Джонни Баксе…
   Джессика отвернулась от зеркала и изящным движением выбросила вперед правую ногу.
   – Извини, что так громко. Но ведь это же самая его потрясающая песня. Правда же?
   – Не знаю, – пожала плечами Элизабет. – Наверное, ничего, неплохо.
   – Как «ничего»?! Как «неплохо»?! – Джессика подбежала к афише Джонни Бакса и закрыла ему уши руками. – Не слушай ее! Ты – великий певец! И это – великая песня!!! – она погрозила сестре указательным пальчиком и ослепительно улыбнулась. – Тебе нужно взять урок хорошего вкуса.
   Элизабет засмеялась:
   – Да, мне об этом многие говорят!
   Улыбка мгновенно сошла с лица Джессики.
   – Кстати о хорошем вкусе, Элизабет… – Она сняла иглу с пластинки. – Прекратишь ты наконец мотаться везде с Кеном? Это же унизительно!
   – О чем это ты? – Элизабет снова засмеялась.
   Она как бы отказывалась принимать все это всерьез.
   – Я сама видела, что сегодня из школы вы шли вместе. Ты не станешь отрицать этого!
   – Не стану и не хочу. Зачем? Ты, Джессика, не волнуйся, никто не подумает, что это была ты. Ведь с нами еще шла Эми Саттон, а все знают, что ты ее недолюбливаешь.
   Джессика прикрыла глаза.
   – Не в этом же дело, Элизабет! – Она нервно потирала руки. – «Почему Элизабет не может понять? Это же унижает ее, Джессику, в глазах Единорогов. Еще бы! Родная сестра дружит с самым последним коротышкой в их классе». – Послушай, – елейным голоском продолжила она, – если неправда то, что болтают, почему ты не можешь сказать это всем? Хотя бы ради меня! Ну, пожалуйста…
   На какое-то мгновение Элизабет была тронута умильной просьбой сестры. Она понимала ее, хотя Джессика вряд ли поверила бы в это. Но ведь Элизабет решила раз и навсегда, что не будет защищать себя от всяких сплетен. Ей ничего и никому не нужно доказывать.
   – Извини, Джес. Я не могу этого сделать.
   – Но почему? Почему ты не можешь, Лиззи? Я этого не понимаю! – разгневанно проговорила Джессика.
   Элизабет машинально опять взяла кепку и села на кровать Джессики. Она вертела в руках кепку, пытаясь найти нужные слова. Ей не хотелось делать больно Джессике. Она отдала бы все на свете, чтобы только защитить свою сестру от неприятностей. Но в этом вопросе никак не могла уступить.
   – Джес, ты помнишь, когда мы были маленькие, и Стивен разбил ту китайскую вазу? – Джессика кивнула. – Так вот, он сказал маме, что это я ее разбила, и мама меня наказала, – вздохнув, Элизабет положила кепку и встала с кровати. – А так как я молчала, то Стивен сам во всем признался, – продолжала она. – И сейчас, я думаю, то же самое. Понимаешь, Джессика, я считаю очень скверным делом, когда люди врут и сплетничают. Они и сами, в конце концов, всегда об этом жалеют, думают, лучше бы не делали так, – Элизабет направилась к двери. – Мне незачем отрицать, что мы с Кеном друзья. А вот Брюс сильно пожалеет, что не держал закрытым свой огромный рот и распускал длинный язык! Спорим!
 
   Кен сидел на краю кровати, положив локти на колени, и перекидывал теннисный мячик с руки на руку. Потом встал и начал стучать мячом об пол, на который бросил коврик. И хотя Кен сконцентрировал все внимание на ярко-желтом мячике, он продолжал мысленно прокручивать свой разговор с Эми Саттон.
   «Нельзя разрешать кому попало отговаривать тебя от того, что ты сам решил сделать», – повторял он ее слова.
   Эми была права, и Кен знал это. Если он недостаточно хорош в игре, его не примут в команду. Но пусть это решает судья, а не Брюс Пэтмен.
   Кен усмехнулся и качнул головой.
   – Ты, Эми, права, – произнес он вслух, довольный выводом.
   И вновь занялся прыгающим теннисным мячом. С тех пор, как Элизабет надоумила его заняться этим, он упражнялся каждый день. И у него уже не было сомнений в том, что дела его пошли на лад. Он просто чувствовал, что это так. Теперь он не сводил глаз с мяча, никогда не бросал и не пасовал вслепую, как раньше. И неважно, что теннисный мяч намного меньше баскетбольного. Кен был уверен, что сумеет стать таким же собранным и на баскетбольной площадке. Через несколько мгновений Кен оторвался от своего занятия и вслушался в тишину дома. День склонялся к вечеру, и теплые лучи закатного солнца пронизывали его комнату.
   «Пора», – сказал он себе.
   Кен шел по лестнице с решительным видом. Он зажег свет в полуподвальном этаже и спустился туда. Достал с полки отцовский баскетбольный мяч. Стукнул им для пробы несколько раз о цементный пол. Раздался гулкий звук, эхом прокатившийся вдоль стен. На минуту Кена словно парализовало от этого неожиданно громкого эха. Он опять занервничал. Но, преодолевая себя, глубоко вздохнул и начал кидать баскетбольный мяч в том же ритме, в каком проделывал это с теннисным…
   Сначала совсем медленно, но затем постепенно набирая скорость и уверенность в себе, Кен гонял баскетбольный мяч по кругу самодельного спортивного зала в полуподвале своего дома.
   Он вел мяч малыми кругами, то передавая его позади себя, то пропуская между ног, поддерживал в сантиметре от пола и тут же выводил вперед, подкинув высоко, и ловил на поднятые руки. Он принимал мяч на себя, когда тот рикошетом отскакивал от цементных стен. А потом без всякого колебания послал мяч в огромный мусорный бак, который стоял в нескольких метрах от него, в другом конце полуподвала.
   С легким скрипом металлический ящик для мусора отъехал назад. Мяч угодил точно в цель.
   – Гол! – закричал Кен, выбрасывая вверх руку с двумя растопыренными пальцами – знак, что счет открыт.
   Минуту он стоял, победно улыбаясь и переводя дыхание.
   «Отлично, Мэтьюз. Итак, вы открыли счет! Вот здорово! Продолжайте в том же духе!»
 
   – Раз, два, три, четыре, – шептала Эми, выбрасывая левую ногу в такт крутящемуся жезлу.
   «Раз, два, вверх, лови, крути, крути, три, четыре».
   Она бросала жезл снова и снова, повторяя сложные движения, стараясь силой и ловкостью возместить недостаток природной грации.
   Уже близился вечер, а Эми все продолжала упражнения, то и дело отбрасывая волосы со лба нетерпеливым жестом.
   – Собери все внимание! Собери все внимание! – повторяла она себе.
   Мерцающий серебряный жезл, взлетая над головой девочки, ловил и отражал последние лучи заходящего солнца. Эми подкинула его еще раз и поймала с завидной легкостью.
   – Неплохо, – сказала она себе, и усмешка осветила ее раскрасневшееся личико. – Пожалуй, это сгодится даже для команды болельщиц.
   – Эми! Иди в дом! Уже темнеет, – в дверях виднелся силуэт миссис Саттон.
   – Да, да, мама! Уже иду! – Эми скользнула в дом через боковую дверь.
   Она улыбнулась матери, и та ласково обняла ее.
   – Не думаю, что моя сестра знала, что делает, когда научила тебя крутить эту палку, – поддразнила миссис Саттон. – Она, попросту говоря, сотворила заводилу-монстра.
   – Ну, для этого прежде всего я должна пройти конкурс. Там будет видно, кто станет заводилой, – засмеялась Эми и отправилась за «кока-колой».
   В это время зазвонил телефон. Она взяла трубку.
   – Алло, Эми, это ты? – в трубке послышался незнакомый голос.
   – Да, кто говорит?
   – Это Лила Фаулер.
   – И Эллен, – добавила Эллен Райтман, наверное в параллельную трубку.
   Эми поставила банку с «кока-колой», под ложечкой у нее засосало от страха и недоумения. Непохоже, чтобы эти двое Единорогов звонили с добрыми намерениями.
   – Послушай, Эми, – начала Лила, – мы считаем, что тебе лучше не участвовать в конкурсе. Так много девочек лучше тебя…
   У Эми сердце упало. Зачем они звонят и говорят гадости?!
   – Вы что же, делаете отбор еще до начала конкурса? – спросила она, изо всех сил стараясь голосом не выдать волнения.
   На другом конце провода повисла пауза, потом Эллен заговорила слащавым тоном:
   – Ну нет же, конечно же, нет, Эми. Мы просто подумали… Ну, знаешь… Мы просто хотели уберечь тебя… помочь избежать конфуза, который тебя ждет…
   – Вот именно, – вклинилась в разговор Лила. – Может, лучше оставить эту затею, Эми? Не теряй зря времени. Держу пари, у тебя полно работы в нашей газете.
   Эми проглотила слюну.
   – А мисс Ландберг знает об этих ваших штучках?
   На другом конце снова пауза. И голос Лилы:
   – Нет, конечно, она не знает. Это между нами. Это мы, тебе желая добра… одолжение делаем.
   – Что?! – вырвалось у Эми вместе с громким хохотом. Но она быстро овладела собой. – Вот что, девчонки, не знаю, как вы понимаете слово «одолжение». Я лично его понимаю совсем по-другому! – и она поспешила высказать то, что хотела, чтобы ее не смогли прервать: – Я ни за что не откажусь от участия в конкурсе. Если вы собираетесь исключить меня после первой репетиции, давайте, валяйте. Но вам меня не запугать.
   И снова зазвучал голос Лилы. Мягко, вкрадчиво и… угрожающе:
   – Эми, ты совершаешь большую ошибку. Откажись от этой затеи. По-доброму тебе советую.
   – Нет! – и Эми шлепнула трубку на рычаг, не дав Лиле и Эллен сказать еще что-нибудь.
   Целую минуту она стояла у телефона почти бездыханная и дрожащая.
   – Ну уж нет, – прошептала она, качая головой. – Ни за что!

7

   – Опять эта пицца! Клянусь, я скоро объявлю голодовку! – Джессика поставила поднос на стол, за которым обедали Единороги, и уселась на стул рядом с Лилой.
   Лила хмыкнула. Она хрустела морковкой и подозрительно разглядывала содержимое тарелки Джессики.
   – Тебе не следует увлекаться такими блюдами, – сказала она, вытаскивая из пакета еще одну морковку, – а то растолстеешь.
   Джессика покраснела, взглянула на свой поднос… и аппетита как не бывало! Лиле такое иногда удавалось.
   – А мне и вовсе есть не хочется, – заявила Джессика с нервным смешком.
   И тоже потянулась за морковкой, отодвинув нетронутую пиццу.
   – Тебе Эллен рассказала уже про наш вчерашний разговор с Эми? – спросила тихим голосом Лила.
   – Рассказала. Ну и ну! Даже не верится! Она что, в самом деле бросила трубку, даже не дослушав вас? – Джессика была в изумлении.
   Лила выдала ехидную улыбочку:
   – Не волнуйся. Когда придут Джанет и Эллен, мы придумаем, что с ней делать.
   – Ладно.
   – Да, кстати, – как бы невзначай бросила Лила, сдувая пушинку со своего свитера. – Угадай, кто приезжает в Ласковую Долину?
   Бирюзовые глаза Джессики загорелись от любопытства.
   – Кто? Ну кто же?
   Лицо Лилы расплылось в широкой улыбке.
   – Джонни Бакс!
   – О, неужели?! – От радости Джессика была словно в шоке.
   На минуту она застыла. Потом сразу загорелась нетерпением:
   – Когда будут продавать билеты? Я должна пойти! Сколько они будут стоить? Что же мне делать?
   Лила кивнула, улыбаясь.
   – Билеты, думаю, будут в продаже через пару дней. И стоят они двадцать пять долларов.
   – Каждый? – Джессике это казалось огромной суммой.
   Ведь ей еще надо будет купить себе что-нибудь новое (и совершенно сногсшибательное!) для выхода на такой концерт. Она быстро взглянула на Лилу. Лила Фаулер никогда не волновалась по поводу денег. Ее отец был очень богат, и его не особенно занимало, как дочь тратит деньги.
   К Джессике вернулась улыбка. «Сколько бы ни стоило, все равно пойду», – решила она.
   Но тут же другая мысль обеспокоила ее еще больше, и она уныло заявила:
   – Я лишь надеюсь, что смогу пойти.
   – А что же может помешать тебе? – спросила Лила, широко раскрыв глаза от удивления.
   Джессика нахмурилась.
   – Никогда не знаешь, что придет в голову родителям. Когда в тот раз Джонни был в нашем городке, родичи решили, что я еще слишком мала. Можешь в это поверить? Но я что-нибудь придумаю! – произнесла она с ожесточением. – Скорее умру, чем пропущу его концерт!..
   – С этой надо что-то делать!
   Испуганная столь агрессивным тоном, Джессика посмотрела на Эллен и Джанет, севших рядом. Не задавая вопросов, она поняла, к кому относились слова Джанет. Та провожала злобным взглядом Эми Саттон, которая проходила мимо них. И Джессика с Лилой сразу позабыли свои волнения по поводу концерта Джонни Бака. Джессика знала, что должна занять твердую позицию и доказать подругам, что она стопроцентно на их стороне.
   – Ты имеешь в виду – с Эми? – спросила она неуверенно.
   Джанет кивнула, открывая пакетик с сырыми овощами.
   – Ага, – она откусила веточку сельдерея и пережевывая ее, продолжала: – Похоже, эта красотка слишком задается. Мы должны преподать ей урок и уже знаем как. Ты поможешь нам, Джессика.
   Джессика колебалась. А что, если их план затронет Элизабет? Ведь Эми подруга Элизабет, и план Единорогов мог и ее коснуться. Эта мысль ей была очень не по душе. Джессика хотела бы убедиться, что Элизабет не будет втянута в эту историю и никогда ничего не узнает об их плане.
   Ну да что говорить? Каков бы ни был этот план, Джессика являлась одной из Единорогов и знала точно, что должна делать то, чего желают другие Единороги. Она глубоко вздохнула:
   – Ладно. Так что надо делать?
   Эллен и Джанет обменялись понимающими взглядами и захихикали. Джанет кивнула.
   – Мы собираемся послать Эми очень веселенькое письмишко.
   Вполне уместная улыбка озарила лицо Джессики. Это было неплохо для начала. К ней вернулась вся ее уверенность. Ведь, в конце концов, Элизабет сама во всем разберется…
   – Можете объяснить подробнее? – она взяла еще одну морковку.
   Эллен придвинулась поближе. Ее голубые глазки хищно сверкали.
   – Видишь ли, мы собираемся написать письмо Эми от имени Кена Мэтьюза.
   – Да вы что?! – Джессика была шокирована и вместе с тем испытала чувство восторга.
   Мысли торопливо забегали, обгоняя одна другую, когда она начала думать о всех возможных последствиях этого плана. Прежде всего он никак не вредил Элизабет. Это будет личным делом Кена и Эми. И только!
   Все больше загораясь этой идеей, Джессика вытащила из сумки блокнот, нашла в нем чистый лист. Одна бровь у нее поднялась:
   – Ну что? Как начнем?
   – Пиши ты, Джессика, – усмехнулась Джанет, откинувшись назад.
   Джессика улыбнулась и склонилась над блокнотом. Ее перо быстро побежало по бумаге.
   – Вот то, что нужно! Это взболтает ее мозги!
 
    «Дорогая Эми!
    Я наблюдал за тобой во время репетиции. Мне трудно говорить об этом, но другие девчонки делают все намного лучше тебя, и я думаю, тебе следует отказаться от участия в конкурсе. Я говорю это потому, что ты мне очень нравишься, и я не хочу, чтобы у тебя осталась горечь на душе. Они же тебя все равно не возьмут. Когда оказываешься лицом к лицу с такими противниками, как Единороги, лучше и не трепыхаться. Даже Элизабет согласна со мной.
    Может, сядем вместе за обедом?
    Кен».
 
   Единороги по очереди прочитали эту записку и, довольные, улыбались. Но в голове Джессики уже появилась другая идея. Если бы ей удалось сделать так, чтобы Элизабет, Эми и Кен вообще раздружились, она была бы совсем счастлива.
   – А что, если еще одно? – проговорила она медленно, а план уже формировался в ее головке. – Давайте напишем еще одно маленькое любовное письмецо – Кену от имени Эми.
   Эллен нахмурилась:
   – Не понимаю…
   – Зато я понимаю, – вмешалась Лила, одобрительно улыбаясь Джессике. – Это для пущей уверенности.
   Остальные Единороги кивали, потому как тоже уразумели, что собиралась сделать Джессика.
   – А как оно будет начинаться? – спросила сидевшая тут же шестиклассница Мэри Джаччо, облизывая губы.
   Улыбка Лилы стала лукавой.
   – Ну, для начинающих, я думаю, можно «Дорогой Кен».
   – Нет, – прервала Джанет. Глаза ее сверкали. – «Мой дорогой Кен» – лучше.
   – Пожалуй, – поддержала Мэри. – Это должно быть потоком чувств, чтобы Кен просто помер от смущения.
   Лила кивнула:
   – Ты права. Мы так напишем, что он в жизни больше и полслова не скажет с ней или с Элизабет.
   Джессика задумчиво жевала кончик карандаша. Постепенно улыбка все больше озаряла ее лицо: значит, к ней приходили новые идеи. Она поглядывала на Лилу с победным блеском в глазах.
   – Ну вот, нашла! Сейчас!
   Единороги перегнулись через стол и внимательно следили за ней. Каждую секунду у кого-то из них вырывался смешок. Джессика так старалась, что даже кончик языка высунула. Наконец письмо было готово.
 
    «Мой самый дорогой Кен!
    Прошедшая неделя была ужасной. То есть я хочу сказать прекрасной. Отныне я все время думаю только о тебе. Каждый раз, когда я тебя вижу в коридоре, я хочу идти рядом с тобой. Ты мне даже ночью снишься. И это прекрасно! Мне совсем неважно, что ты ниже меня ростом. Я люблю тебя, Кен! Такого, какой ты есть.
    Я поговорила об этом с Элизабет, и она посоветовала мне напрямик сказать тебе обо всем. Она всегда говорит: «честность – лучшая политика», и она права. Но я очень стесняюсь сказать это тебе. Поэтому, когда ты меня увидишь, улыбнись, и я пойму, что ты чувствуешь то же самое, что и я.
    О, Кен! Так трудно прожить еще хотя бы один день, не зная, любишь ты меня или нет.
    Я люблю тебя.