Миссис Генри вздохнула.
   – Хорошо бы, чтобы было так же легко заставить тебя и внутри чувствовать себя столь же прекрасно, – сказала она. – Что касается внешнего вида, то ты другой человек! Но… – сделала она многозначительную паузу, – ощущаешь ли ты себя лучше изнутри? Знаешь, это ведь самое главное.
   – Я знаю, – серьезно ответила Линн, высоко подняв голову, чтобы рассмотреть в зеркале, как лежит косметика. – Честно говоря, мам, я пока просто не знаю. Но я знаю, что хочу попробовать, – добавила она. – Ведь это уже что-то, не правда ли?
   Мать неожиданно обняла ее.
   – Это и есть самое главное.
   Линн еще раз украдкой взглянула на себя. Мама была права – она выглядела другим человеком. На ней было красное хлопчатобумажное платье с белым поясом. Платье доходило ей до колен – по мнению миссис Генри, это как раз подходило для ее роста. Линн должна была признать – и в целом она выглядела великолепно. В ярком и мягком платье она казалась более фигуристой, чем обычно. В нем было так же удобно, как и в ее старом свитере и джинсах, но выглядела она очень красиво и элегантно! Волосы нежно обрамляли лицо, а глаза, с учетом косметики и без очков, казались огромными. Выглядела она – как ни трудно ей было это признать, – очень неплохо. Не красавица, но девушка интересная. Хотя и не лицо для обложки пластинки…
   Тем не менее одно дело быть высокого мнения о себе в пустынном салоне, рядом с матерью, и совсем другое дело – встретиться завтра с ребятами в школе в таком виде. Линн сразу начинала волноваться, когда думала о том, чтобы признать авторство песни «Глядя извне». Почему-то она совсем не могла этого представить. Эта песня написана прежней Линн Генри. Так почему бы не оставить тайну нераскрытой? Через несколько недель или месяцев она напишет новую песню, уже под своим именем…
   Она до сих пор не была готова признать авторство песни, которая завоевала сердце Гая Чесни.
   Когда Линн думала о Гае, сердце ее начинало биться быстрее. Как он отнесется к ее новому виду? Не посмеется ли над ней за попытку лучше выглядеть? Она не могла представить, что он поведет себя не по-доброму, но все равно волновалась.
   А на следующий день, с тревогой вспомнила она, «Друиды» собираются объявить победителя песенного конкурса. Будет ли ее песне дано право участвовать, если она не признает авторства, или же песня будет снята?
   Даже не желая соблюдать все правила, Линн тем не менее очень хотела, чтобы песня ее выиграла. «Глядя извне» действительно ей нравилась. Она всегда останется для Линн особенной. И ей хотелось, чтобы «Друиды» относились к ее песне так же.
   – Эй, – миссис Генри посмотрела на нее вопросительно, – я тебя спрашиваю, не хочешь ли остановиться по дороге домой и купить салат или что-то еще на ужин? Ты хочешь есть?
   Линн с трудом выдавила из себя улыбку.
   – Мама, огромное спасибо за все, – сказала она, подскочив и крепко обняв мать. – Я настолько лучше выгляжу. Это просто словно ожившая мечта! И я с удовольствием куплю что-нибудь к ужину, – закончила она, с благодарностью глядя на мать.
   Линн не могла оставить мать одну во время еды. Она не могла сказать ей, что вовсе не голодна и что живот у нее крутило. У Линн было такое чувство, что, пока она не увидит снова Гая Чесни, эти проказы желудка не прекратятся.
   В понедельник утром, когда Линн уже собиралась выходить из дому, зазвонил телефон.
   – Черт побери, – сказала она вслух.
   Ей не хотелось опаздывать, но она так долго одевалась, что уже на пять минут выбилась из графика. Хотя, несомненно, результат заслуживал этого. На ней были узкие черные джинсы, белая футболка и яркий хлопчатобумажный жилет. Костюм дополняли черные туфли на плоской подошве, которые нисколько не добавляли ей росту. Впервые в жизни Линн одевалась с удовольствием. Последние штрихи – черные серьги и совсем немного косметики – заняли столько же времени, сколько завтрак. Но это было здорово! И она знала, что выглядит хорошо.
   – Линн, ты возьмешь трубку? – спросила мама со второго этажа.
   – Конечно! – ответила Линн, подбегая к телефону.
   Она взяла трубку после четвертого звонка.
   – Здравствуйте, – произнес негромко знакомый голос на другом конце провода. – Можно поговорить с Линн?
   – Это я, – ответила она, про себя думая:
   «Кто же это может быть?»
   – Линн, это Гай Чесни.
   Линн чуть не обронила трубку. Но «новая» Линн сумела быстро взять себя в руки.
   – О, здравствуй, – произнесла она, выдержав правильное сочетание удивления и нормального интереса в голосе. – Что случилось? Я как раз собиралась выходить.
   – Я потому и звоню, – ответил Гай. – Я тоже выхожу и подумал, что, может быть, мы пойдем вместе?
   Линн показалось, что сердце ее сейчас остановится. Она не верила своим ушам. Гай Чесни звонит ей, чтобы спросить, не хочет ли она пойти вместе с ним! Прежняя Линн Генри чуть не упала в обморок от неожиданности и восторга. Но, слава богу, новая Линн Генри ответила с абсолютным хладнокровием:
   – Это было бы прекрасно. Давай через несколько минут встретимся на углу?
   – Отлично! – ответил Гай.
   Перед тем как повесить трубку, Линн долго смотрела на нее. Она не могла в это поверить. Возможно ли, что Гаю Чесни действительно нравится быть с ней? Что он хочет быть с ней?
   «Не теряй голову, – предупредила прежняя Линн Генри. – Он просто хочет вместе с тобой идти в школу. Это еще не свидание!»
   Линн выпятила упрямый подбородок. Но это все-таки начало. Она прямо летела к назначенному углу улицы, не в силах подавить наполнявшее ее радостное чувство. Когда она дошла до угла, Гай уже стоял там.
   – Привет, – сказал он, изучающе разглядывая ее, словно пытаясь понять, что в ней изменилось. – Слушай, ты превосходно выглядишь! – воскликнул он. – Я не знал, что за твоими очками прячутся такие красивые глаза.
   Линн улыбнулась не в силах ответить.
   Некоторое время они шли молча – это было легкое, приятное молчание, периодически оттеняемое веселым насвистыванием Гая.
   – Ты сегодня явно в настроении, – заметила Линн, внимательно глядя на него. – Что произошло?
   – Ну, знаешь ведь, «Друиды» сегодня во время обеда объявят победителя песенного конкурса, – напомнил он. – Я просто очень рад, что мы нашли такую замечательную песню. Будет чрезвычайно приятно объявить победителя.
   – Да? – У Линн пересохло в горле. – Ну и кто победитель? – спросила она, пытаясь не выдать волнения.
   – Строго говоря, это было ясно с самого начала, – ответил Гай с улыбкой. – То есть с самого начала для нас было ясно, что у нас появилась песня, которая намного лучше всего того, что кто-то еще в нашем возрасте мог бы сочинить. Мне она настолько понравилась, что я написал к ней аранжировку, и мы исполнили песню на танцах в субботу – хотя, конечно, мы не объявили ее как песню-победительницу.
   – А что это за песня? – опять тихо спросила Линн.
   – Конечно же, «Глядя извне», – укоризненно ответил Гай. – Помнишь, ты слушала ее на моем плеере?
   – Да, – прошептала Линн.
   – Ну? – спросил Гай. – Разве она не великолепна? Ты можешь предложить лучшего соискателя?
   С минуту Линн ничего не отвечала.
   – Но ты не знаешь, кто автор песни, – сказала она, хотя сердце ее тяжело колотилось. – Как ты собираешься решить эту проблему?
   – Тайна разгадана, – легко произнес Гай с таким видом, как будто он получает большое удовольствие от происходящего.
   Линн посмотрела на него:
   – Что ты имеешь в виду?
   – Ну хорошо, – ответил он. – У отца есть друг – великолепный художник – его зовут Чарли Портер. Он работает для полиции. Он рисует портреты, которые вывешивают в полицейских участках и показывают в новостях. Понимаешь, портреты, которые рисуют по словесному описанию.
   Линн почувствовала волну облегчения. В какой-то момент она испугалась, что Элизабет выдала ее. Но, похоже, Гай ни о чем не знал.
   – Короче, – продолжал он, – вчера вечером я проиграл Чарли запись песни. Сам я столько раз ее слышал и так много думал об этой певице, что смог идеально ее описать. Все в деталях – волосы, глаза…
   – А можно взглянуть на портрет? – спросила Линн, почувствовав ком в горле.
   Она понимала, что это глупо, но уже начала ревновать к этой анонимной певице. Гай влюблен в призрак! Ах, если бы он знал…
   – Нет, – ответил Гай, нежно глядя на нее. – Это будет сюрпризом. Элизабет Уэйкфилд помогает мне размножить листовку, которую мы раздадим сегодня во время обеденного перерыва. Там будет эксклюзивный рассказ о моей таинственной песеннице и рядом с рассказом будет портрет. Тогда и посмотришь, – завершил он, явно довольный собственным планом.
   Линн ощутила большое любопытство.
   – Ты явно без ума от этой певицы, не правда ли? – осторожно спросила она, поражаясь собственной смелости.
   Гай посмотрел ей в глаза, лицо его неожиданно стало серьезным.
   – Да, – произнес он, глубоко вздохнув. – Думаю, я влюбился в нее. Тебе это кажется ненормальным?
   – Нет, – скучно ответила Линн.
   Это не казалось ей ненормальным. Не более ненормальным, чем все остальное.
   Она не могла этому поверить. И ведь сама виновата! Хватило бы у нее мужества подписать кассету своим собственным именем, и этого никогда бы не произошло. Теперь у нее тайная соперница, которой на самом деле не существует!
   Линн была убеждена, что во время обеденного перерыва будет подвергнута унижению. Конечно же, Гай описал художнику девушку своей мечты. Знойную, прекрасную, недосягаемо идеальную – кого-то, очень похожего на Линду Ронстадт.
   И портрет этой прекрасной девушки будет напечатан над словами ее песни.
   Линн не могла поверить, что утро наконец закончилось. Казалось, несколько дней прошло с того момента, как она распрощалась с Гаем у питьевого фонтанчика в главном фойе перед началом часа самостоятельных занятий. Уроки тянулись невыносимо медленно. Думать она могла только об обеденном перерыве и листовках с портретом вымышленной девушки. Более того, все, с кем она встречалась в этот день, комментировали ее «новый» вид. Сознание того, что все обращают внимание на ее внешность, наполняло Линн страхом и неуверенностью.
   Итак, обеденный перерыв наступил. Линн радовалась тому, что все наконец закончится. Она совершила ошибку, с самого начала не признавшись в авторстве своей работы, и теперь платила за нее, платила всякий раз, когда видела выражение лица Гая и понимала, что он на самом деле влюблен в несуществующую девушку. Но она усвоила этот урок.
   – Линн! – раздался рядом с ней негромкий голос.
   Это была Элизабет Уэйкфилд, лицо которой выражало одновременно любопытство и сочувствие.
   – Привет, Лиз, – сказала Линн, дрожащими пальцами отпирая свой ящик в раздевалке. – Говорят, ты будешь в обед раздавать листовки с портретом загадочной певицы?
   – Да, – ответила Элизабет. – Но откуда…
   – Лиз! – позвал Гай из другого конца фойе. – Иди сюда! Ты должна мне помочь раздавать эти штуки.
   Элизабет вздохнула.
   – Поговорим потом, – извиняющимся тоном сказала она, отходя в сторону. – Но откуда он узнал? – спросила она с удивлением.
   «Откуда он… – Линн посмотрела ей вслед. – Откуда он узнал – что? Что Лиз имеет в виду?»
   С опущенной головой Линн последовала в направлении кафетерия. Она совсем позабыла про свой новый облик. Прежняя Линн завладела ситуацией. Она чувствовала себя неловкой, огромной, неуклюжей – и очень одинокой.
   Пересчитывая в руке мелочь, она, не глядя по сторонам и не замечая, что происходит, встала в очередь. В следующее мгновение вокруг нее собралась толпа, все наперебой поздравляли ее, спрашивали: «Как у тебя это получилось?» и «Давно ты начала писать такие песни?»
   Она не могла поверить собственным ушам.
   – О чем вы говорите? – воскликнула она, когда Кэролайн Пирс похлопывала ее по спине. – Какая песня? О чем вы говорите?
   – Смотри сюда! – Уинстон протянул ей лист бумаги.
   У Линн перехватило дыхание. Заголовок гласил: «Таинственная песенница – победитель конкурса!» А ниже, над прекрасно отпечатанным текстом песни, было помещено нарисованное художником ее лицо.
   Отрицать было бесполезно. Гай описал певицу во всех деталях – мягкие, слегка непослушные волосы; большие глаза в форме миндаля; упрямый подбородок; лицо, выражающее что-то среднее между задумчивостью и смехом. Это было ее лицо. Не лицо прежней Линн Генри, а то лицо, которое она представляла себе, когда закрывала глаза и пыталась создать для себя свой образ.
   Неожиданно она почувствовала головокружение. Она даже не могла задуматься над тем, как это Гай догадался, что это она написала песню. Ее слишком отвлекали возгласы одноклассников. Толпа была настолько активной, что Линн не могла продолжать стоять в очереди.
   – Линн! Линн! – скандировали все, как будто она была какой-то звездой.
   Как будто она была Кем-то.
   Внезапно Линн остановила взгляд на одном из лиц. Это был Гай, и он смотрел на нее, как будто…
   Она вдруг вспомнила его слова:
   «Я думаю, что влюбился в нее».
   А он ведь знал, что это ее песня! Неужали он говорил правду? Неужели правда, что он мог влюбиться в нее?
   – Линн! – голосом, прерывающимся от волнения, окликнул ее Гай.
   Через минуту он пробрался через толпу и схватил ее за руки.
   – «Друиды» хотели бы знать, не споешь ли ты прямо сейчас свою песню. Администрация разрешила нам включить магнитофон, а я буду аккомпанировать тебе на гитаре.
   С глазами, полными слез, Линн смотрела на него.
   – Откуда ты узнал? – спросила она негромко.
   – Потом расскажу, – ответил он, улыбнувшись.
   Внезапно он погладил ее ладонь.
   – Так ты споешь для нас? Ну ответь же «да», Линн, пожалуйста!
   – Хорошо, – ответила Линн, глядя ему в глаза.
   Через несколько минут она уже стояла с микрофоном в руках рядом с Гаем перед собравшимися в кафетерии. Дана Ларсон представила ее, и все, кто находились в столовой, закричали и зааплодировали.
   Линн набрала в грудь побольше воздуха и повернулась, чтобы посмотреть на Гая. Все, что ей было нужно, – это его ободряющая улыбка. Она чувствовала, что споет лучше, чем когда-либо в жизни.
   – «День за днем я чувствую себя одинокой», – запела она чистым и сильным голосом.
   В толпе собравшихся она увидела Элизабет Уэйкфилд, которая с гордостью улыбалась ей, а в глубине зала стоял и слушал, удивленно улыбаясь, мистер Коллинз. Линн знала, что поет хорошо. В глазах ее стояли слезы – ведь это была ее песня для Гая, и он знал об этом. Каждое слово было рождено ее сердцем.
   Она почти не слышала грома аплодисментов, которым и были встречены последние слова песни. Гай схватил ее за руку.
   – Давай уйдем отсюда, – сказал он хрипло, и она проследовала за ним через входную дверь на лужайку, обычно заполненную в это время обедающими школьниками.
   Сегодня, однако, все набились внутрь, чтобы услышать песню, и лужайка была пуста. Линн вспомнила, как не раз представляла себе этот момент. И вот она здесь, ее рука в его руке…
   В следующее мгновение Гай обнял ее и так поцеловал, как будто надеялся, что этот миг продлится вечно.
   – Ах, Гай! – вырвалось из уст Линн, с изумлением глядящей на него.
   Все было так же, как и в ее волшебных мечтах. Ей так хотелось найти способ рассказать ему, насколько это здорово, когда реальная жизнь оказывается еще лучше, чем мечта. Но, судя по его глазам, она чувствовала, что объяснять ничего не нужно.
   – Я люблю тебя, – завороженно произнес Гай, тронув ее за подбородок.
   И она знала, что он в этот момент чувствует то же, что и она. Они оба очнулись от сна. И каждый из них обнаружил, что именно здесь начинается настоящее счастье – прямо здесь, в реальном мире, в объятиях друг друга.

12

   – Подвинься, Лила! – воскликнула Джессика, резким движением развернув и расстилая рядом с подругой свое огромное пляжное полотенце.
   Группа школьников решила днем после школы отправиться на пляж, и Джессика пыталась так расстелить свое полотенце, чтобы ее тело получило как можно больше солнца.
   – Я почти сплю, – простонала Лила. – Если я подвинусь, то проснусь от бесподобного сна.
   – Тогда просыпайся, – ответила Джессика. – Ты своей тушей занимаешь лучшую часть пляжа.
   Лила села и театральным жестом закрыла себе лицо:
   – Джессика, ты ведешь себя как ребенок. Как может одна часть пляжа быть лучше…
   – Расскажи мне свой сон, – прервала ее Джессика, падая на полотенце и протягивая руку за маслом для загара.
   – Таинственный нефтяной магнат на борту собственного самолета делал мне предложение, – сказала Лила. – В руках он держал бриллиант размером с куриное яйцо.
   Джессика рассмеялась:
   – Лила, по мне это больше похоже на ночной кошмар. Я буду лучше мечтать о твоем двоюродном брате Кристофере. Когда он приезжает?
   – Не знаю, – ответила Лила, оттянув ткань купальника на сантиметр от кожи и разглядывая линию загара. – В отличие от других людей Кристофер не придерживается четких дат. – Она посмотрела на Джессику с таким видом, как будто нет ничего страшнее на свете, чем придерживаться дат.
   – А-а, – протянула не вполне согласная с этим Джессика.
   – Но это наверняка произойдет на следующей неделе или через одну. И уж когда он приедет, я устрою самую грандиозную гулянку за всю историю школы Ласковой Долины.
   Джессика рассмеялась.
   – В этом я не сомневаюсь, – заметила она, потеряв интерес к теме.
   Она увидела парочку, прогуливающуюся по пляжу, держащуюся за руки.
   – Что ты думаешь о Линн Генри и Гае Чесни? – спросила она. – Похоже, с помощью своей песни Линн выиграла нечто большее, чем первое место на конкурсе!
   Лила искоса взглянула на пляж.
   – Должна признать, что теперь она выглядит намного лучше. Может быть, любовь красит ее.
   – Может быть, – задумчиво сказала Джессика. – А Гай симпатичный, не правда ли?
   Лила вздохнула:
   – Подожди, когда увидишь Кристофера. После того как ты с ним встретишься, никто здесь не покажется тебе симпатичным!
   Джессика уже хотела заявить, что Кристофера она, может быть, никогда и не увидит, как вдруг их окружила толпа девочек из «Пи Бета Альфа» – клуба, к которому принадлежали и Лила с Джессикой. Ясное дело, с беседой на личные темы придется обождать. Джессика являлась президентом этого элитарного клуба, к которому Элизабет принадлежала лишь формально.
   – Эстафета, которую вы устроили в субботу, была потрясающим успехом! – воскликнула Лиса Рид.
   Джессика с благодарностью посмотрела на нее. Лиса, чернокожая девушка с короткими курчавыми волосами и потрясающей фигурой, училась в старшем классе.
   – Да, это было здорово, – согласилась она. – И мы собрали столько денег! У нас их больше чем достаточно, чтобы купить новую форму для всей команды.
   – Не забывай, – заметила Лила, приподняв бровь, – что тебе еще предстоит собрать обещанные деньги. Ты об этом помнишь?
   Джессика передернула плечами:
   – Ну, это будет легко. Не порть нам настроение, Лила.
   – Это кто кому портит настроение? – спросила подошедшая к группе Инид Роллинз с пляжным полотенцем на руке. – Джес, ты нигде не видела Лиз? Мы с ней должны были здесь встретиться в три тридцать.
   Джессика покачала головой:
   – Мне она сказала, что должна что-то занести домой, перед тем как прийти сюда. Может, она где-то застряла?
   Инид нахмурилась:
   – А что касается формы, то мы или должны объявить просмотр кандидатур на замещение места Элен Брэдли, или нам придется покупать на один комплект формы меньше, – заметила Кара.
   – Я не вынесу новых просмотров, это будет ужасно! – простонала Джессика.
   – Да ладно, Джес, – упрекнула ее Кара. – Это необходимо сделать. И лучше не откладывать. Насколько я слышала, Брэдли, возможно, уже нашли покупателя для своего дома. Это означает, что они могут уехать в любой день.
   – Хорошо-хорошо, – согласилась Джессика, наблюдая, как Инид расстилает рядом свое полотенце.
   Следующие несколько минут беседа шла на разные темы – потрясающий успех субботней эстафеты «Качаемся без перерыва»; новая форма для команды болельщиц; двоюродный брат Лилы Кристофер и предстоящая вечеринка. Наконец Лиса упомянула Линн Генри, и тут начались серьезные сплетни.
   – Говорят, она, возможно, будет проходить прослушивание в известной рок-группе в Лос-Анджелесе, – сказала Кэролайн Пирс, пересыпая горстью песок.
   – А я слышала, что мать записала ее на шестимесячный курс преображения в салоне «Серебряная дверь», – добавила Лила Фаулер.
   – Да ладно вам злословить, – заметила со своего места сидящая поодаль Инид. – Я думаю, что она так хорошо выглядит потому, что счастлива. И она наконец получила признание за то единственное, что она любит больше всего на свете – ее музыку!
   – А по-моему, больше всего на свете она любит Гая Чесни, – сказала Робин Уилсон и рассмеялась.
   Но смех ее был добрым. Робин, которая была вторым капитаном команды болельщиц, знала, что это означает – превратиться из гадкого утенка в лебедя. Чтобы ее приняли в команду, Робин сбросила лишний вес – и обрела порядком самоуважения. Она сердцем сочувствовала Линн, и было очевидно, что она симпатизирует ей и гордится ею.
   – Ну, я думаю, это настоящее чудо, – радостно сказала Лиса Рид. – Как в сказке. Надеюсь, что когда-нибудь и я найду своего принца, так же, как Линн Генри!
   Все рассмеялись.
   – Смотрите, вот и Лиз, – внезапно сказала Инид, прикрыв рукой глаза от солнца. – Странно, почему она не в купальнике?
   Все посмотрели в сторону Элизабет, которая бежала в их направлении, все еще в телесного цвета шортах и майке, которые были на ней в школе.
   – Слушайте… – Она задыхалась на бегу.
   Рухнув на песок, она помахала каким-то листком бумага и лишь потом заговорила:
   – Вы в жизни не поверите, что я только что узнала!
   – Что такое? – спросила Джессика. – Все ли в порядке?
   – Да, в порядке, – заверила ее Элизабет. – Лучше, чем в порядке! Я сейчас только получила отличную новость.
   – Какую новость? – с любопытством спросила Кара.
   Элизабет взглянула на свою одежду и прищелкнула языком.
   – Я так спешила вам это рассказать, что даже не переоделась. – Она тряхнула волосами. – Да, наверное, лучше я начну сначала. Кто-нибудь из вас помнит Эми Саттон?
   Некоторые девочки недоуменно взглянули в ответ, однако Кара, Лила, Кэролайн и другие вспомнили ее сразу.
   – Ты имеешь в виду ту девочку из пятого класса? – спросила Кэролайн.
   Элизабет кивнула:
   – Помните, в пятом классе она была моей лучшей подругой?
   – Правильно! – щелкнула пальцами Лила. – Вы вдвоем были, как бы это выразиться, – как хлеб и масло.
   – Как ореховое масло и джем, – сказала Джессика.
   – Девчонки! – протестуя шутливо, воскликнула Элизабет. – Это серьезное дело! Короче, помните, Эми переехала в Коннектикут? Ее матери предложили великолепную работу, и они не могли отказаться.
   – Верно, – сказала Джессика. – Я помню, как вы обе тогда расстроились. Казалось, что Коннектикут находится на другом конце света.
   – Ну, вообще-то он далеко, – заметила Элизабет. – Короче, с тех пор, как они переехали, мы почти не виделись. Я раз ездила в Коннектикут, она приезжала сюда раз или два, но через пару лет у нас появились новые друзья.
   Лила нахмурилась.
   – Ну и что теперь? Где Эми сейчас?
   Элизабет помахала письмом, ее возбуждение вновь вернулось.
   – А вот и чудесная новость. Вы знаете, что мать у нее спортивный комментатор. Станция, на которой она работает в Коннектикуте, довольно маленькая. Зато теперь ей предложили хорошее место на станции Дабл-ю-экс-эй-эн!
   – Ты хочешь сказать, что семья их возвращается в Калифорнию? – спросила Джессика, хлопнув в ладоши. – Лиз, это замечательно!
   – Более того, они возвращаются в Ласковую Долину. И самое смешное то, что они купили дом Брэдли, – сообщила Элизабет. – До сих пор не могу в это поверить, – добавила она, качая головой. – Я все пытаюсь себя ущипнуть. Не могу поверить, что она снова возвращается!
   – Когда они переезжают? – спросила Инид упавшим голосом.
   – На следующей неделе, – ответила Элизабет, улыбаясь ей. – Инид, я жду не дождусь, чтобы познакомить тебя с Эми! Вы друг другу понравитесь.
   Инид на это не ответила.
   – А вы все это время общались друг с другом? – спросила Кара. – Письма друг другу писали?
   Элизабет покачала головой.
   – Да нет, не часто. На Рождество и на дни рождения, в общем, это и все. Поэтому я так удивилась сегодня, увидев ее почерк на конверте.
   Лила улыбнулась:
   – Ну, с учетом возвращения Эми в Ласковую Долину и приезда моего двоюродного брата Кристофера теперь уже в любой день, похоже, что предстоящие недели будут очень интересными.
   Элизабет обняла себя за плечи. Она была так рада приезду Эми! Она не могла представить для себя лучшей новости. Ей так хотелось, чтобы дни до ее возвращения пролетели как можно быстрее.
   Она была так возбуждена, что не замечала грусти на лице Инид Роллинз.
   Инид была лучшей подругой Элизабет очень-очень давно. Но, очевидно, не так давно, как Эми Саттон!
   И Инид все время задавала себе вопрос:
   «А останется ли у Элизабет время на меня, когда на следующей неделе в дом Брэдли въедет ее бывшая лучшая подруга?»