Патерсон Кэтрин. Мост в Теравифию

   — Она не прекрасная, — вмешалась Мэй Белл. — Она ужасная. Гвозди в руки вбили, это ж подумать!
   — Мэй Белл права, — сказал Джесс, спускаясь в самую глубь своей души. — Иисус умер, потому что мы очень грешные.
   — Ты думаешь, это правда?
   Он был поражён.
   — Лесли, так в Библии написано!
   Она посмотрела на него, словно хотела поспорить, но передумала.
   — Очень странно, правда? — она покачала головой. — Тебе надо в это верить, и тебе это не нравится. Мне не надо, и мне это кажется прекрасным. — Она опять покачала головой. — Да, странно.
   Мэй Белл уставилась на Лесли, как на странного зверя.
   — В Библию надо верить, — сообщила она.
   — Почему?
   Вопрос был искренний, Лесли не смеялась.
   — А потому, — отвечала Мэй Белл, буквально вылупив глаза. — Если ты не веришь, Бог тебя загонит в ад.
   — Где она такое слышала? — спросила Лесли, словно обвиняла в чём-то Джесса. От голоса её и слов ему стало стыдно и жарко. Он опустил глаза и принялся теребить джутовые волокна мешка.
   — Правильно, да? — визгливо сказала Мэй Белл. — Загонит, если в Библию не веришь?
   Джесс отбросил волосы и пробормотал:
   — Да уж...
   — Не верю, — сказала Лесли. — Ты, наверное, и Библии не читал.
   — Не всю, но читал, — ответил он, всё ещё теребя мешок. — У нас, можно сказать, других книг и нет.
   Он посмотрел на Лесли и несмело улыбнулся.
   Улыбнулась и она.
   — Ладно. Я всё равно не думаю, что Бог загоняет в ад.
   Они улыбались друг другу, не обращая внимания на испуганный голосок.
   — Лесли! — не отставала Мэй Белл. — А если ты умрёшь? Что тогда будет?

Глава девятая
Злые чары

   В понедельник дождь заладил всерьёз, словно стихии сговорились уничтожить самые короткие каникулы. Джесс и Лесли сидели, скрестив ноги, на приступочке старого дома и смотрели, как проезжий грузовик поднимает фонтаны грязи.
   — Он и пятидесяти пяти миль не делает, — пробурчал Джесс.
   Вдруг что-то вылетело из окошка. Лесли вскочила и заорала вслед машине:
   — Мусор выбросил!
   Джесс тоже поднялся.
   — Чего ты хочешь?
   — Попасть в Теравифию, вот чего, — сказала она, печально глядя на дождь.
   — Ах ты! Ну что ж, пошли, — отвечал он.
   — Пошли, — оживилась она, взяла плащ, сапоги и осмотрела зонтик.
   — Как ты думаешь, зонтика хватит?
   Он покачал головой.
   — Не-а.
   — Давай зайдём к тебе и возьмём всякие вещи. Ну, сапоги там...
   Он пожал плечами.
   — У меня ничего нет. Я лучше так пойду.
   — Сейчас я дам тебе папин плащ. — Она пошла в дом. Тут появилась Джуди.
   — Что это вы затеяли?
   Точно то же самое могла сказать и его мать, но по-другому. Глядела Джуди неведомо куда, голос у неё был такой, словно где-то говорит радио.
   — Мы не хотели тебе мешать!
   — Ничего, я совсем замоталась. Пора и отдохнуть. Вы ели?
   — Да, Джуди. Мы и сами можем прокормиться.
   Джуди немного сосредоточилась.
   — А ты в сапогах.
   Лесли взглянула себе на ноги.
   — Да! — сказала она, словно только что это заметила. — Мы собирались пройтись.
   — Дождь опять идёт?
   — Ага.
   — Я любила гулять под дождём, — Джуди улыбнулась так, как улыбалась во сне Мэй Белл. — Что ж, если не боитесь...
   — Ну что ты!
   — А Билл вернулся?
   — Нет. Он сказал, что поздно придёт. Просил не беспокоиться.
   — Хорошо, — сказала она. — А, кстати! — глаза у неё расширились. — Да-да! — Она кинулась к себе, и тут же застрекотала машинка.
   — Размоталась, — сказала, улыбаясь, Лесли.
   Он попытался представить, что твоя собственная мать выдумывает всякие истории, а не смотрит целый день сериалы по телеку, и пошёл за Лесли в переднюю, где она вынимала из шкафа вещи. Ему она нашла бежевый плащ и смешную круглую шляпу, ворсистую и чёрную.
   — Сапог нет, — голос её заглушали висящие в шкафу пальто. — Клумпы не хочешь?
   — Что-что?
   Она высунула из шкафа голову.
   — Ну, сабо. Такие подошвы.
   Она их вынула. На вид они были как корабли.
   — Да я их утоплю, — сказал он. — Пойду босиком.
   — Ладно, — сказала она, вылезая из шкафа. — И я тоже, за компанию.
   Ногам было холодно, даже больно, и они бежали, шлёпая по грязи и лужам. Принц скакал впереди, словно рыба, перелетающая из одного бурого моря в другое, а иногда возвращался, чтобы гнать их побыстрее, покусывая за пятки и брызгая грязью на без того забрызганные джинсы.
   Когда они добрались до речки, они застыли на месте. Вид был просто поразительный, как в "Десяти заповедях" по телеку, когда Моисей проложил путь через море, а потом туда хлынула вода, чтобы смыть египтян. По старому высохшему руслу неслись бурные воды, вращая, как египетские колесницы, огромные сучья, брёвна, всякую дрянь. Ненасытный поток слизывал всё, а то и выплёскивался на берег, пытаясь его пожрать.
   — Вот это да! — почтительно сказала Лесли.
   — Ну-у! — Джесс посмотрел на верёвку, ещё прикрученную к ветке, и у него похолодело под ложечкой. — Может, сегодня не пойдём?
   — Пошли, Джесс. Мы переберёмся.
   Капюшон у неё упал, волосы прилипли ко лбу. Она потёрла щёки и глаза, потом раскрутила верёвку а левой рукой расстегнула верх плаща.
   — Сюда, — сказала она. — Сунь его ко мне за пазуху.
   — Он вывалится снизу, — сказал Джесс. Она нетерпеливо тряхнула головой, и, схватив щенка, Джесс сунул его задом в пещерку пазухи.
   — Держи его за попку левой рукой, а правой — качай. Ну, сама знаешь.
   — Знаю, знаю.
   Она отступила, чтобы взять старт.
   — Держись!
   — А ну тебя!
   Он замолчал. Он охотно закрыл бы глаза, но заставил себя смотреть, как она отбегает назад, бежит вперёд, к берегу, прыгает, летит и грациозно приземляется на той стороне.
   — Лови!
   Он протянул руку, но смотрел на Лесли со щенком, а не на верёвку, и не поймал её, она повисла довольно далеко. Однако он прыгнул, схватил её и, стараясь не слышать и не видеть потока, побежал сперва назад, потом — вперёд. Холодная вода ожгла ему пятки, но он тут же взвился в воздух и неуклюже плюхнулся на землю. Принц кинулся к нему, пятная лапами светлый плащ, и вылизал ему лицо шершавым, как наждак, языком. Лесли сияла.
   — Встань, — проговорила она, сдерживая смех, — встань, король Теравифии. Нас ждёт наше королевство.
   Король засопел и утёрся тыльной стороной руки.
   — Уберёшь эту собаку, встану, — с достоинством ответил он.
   Они побывали в Теравифии во вторник и в среду. Дождь всё лил, к пятнице поток дошёл до веток старой яблони, и, чтобы лететь в своё королевство, они бежали по щиколотку в воде. Джесс старался приземлиться не на задницу, а на ноги. Ходить целый час в холодных, мокрых штанах не так уж приятно даже в волшебной стране.
   Чем выше была вода, тем больше он боялся, но Лесли прыгала смело, и он не мог сдаться. Тело он прыгать вынуждал, а вот душа всё равно вцеплялась в яблоню, как Джойс Энн в мамину юбку.
   В пятницу, когда они сидели в замке, хлынул такой ливень, что ледяная вода проникла сквозь крышу. Джесс пытался увернуться от самых холодных струй, но это ему не удавалось.
   — Ведомо ли тебе, о чём я помышляю, король? — сказала Лесли, выплёскивая кофе из банки и ставя её под самую толстую струю.
   — Нет, не ведомо.
   — Быть может, наше королевство — под властью злых чар.
   — Наверное, бюро погоды напустило, — сказал он, но увидел в полумраке, что Лесли смотрит совсем по-королевски. Такое выражение лица она приберегала для сражённых врагов. Шутить она сейчас не хотела, и он мгновенно раскаялся.
   Она, однако, продолжала, как бы не слыша его слов:
   — Пойдём же в священную рощу, спросим духов, что это за чары и как победить их. Мнится мне, что не простой дождь льёт на наше королевство.
   — Верно, королева, — пробормотал Джесс и выполз из низких воротец.
   Под соснами не так лило, но и солнца не было, царил густой полумрак, а шум дождя в колючих ветках наполнял рощу странной, монотонной музыкой. У Джесса совсем свело желудок от страха, словно он наелся непропечённого теста.
   Лесли подняла лицо и руки к тёмно-зелёному навесу.
   — О, духи рощи! — торжественно сказала она. — Мы пришли к вам во имя нашего возлюбленного королевства, которое сковали неведомые чары. Молим вас, дайте нам мудрость, чтобы различить это зло, и силу, чтоб его одолеть!
   И она подтолкнула локтем Джесса.
   Он тоже поднял руки.
   — Это... ну... — локоть ткнул его снова. — Э... Да... Пожалуйста, духи! Что вам стоит?
   Лесли вроде бы это устроило; во всяком случае, она его больше не толкала, а просто стояла и тихо что-то слушала. Сам он дрожал то ли от холода, то ли от чего ещё и обрадовался, когда они пошли обратно. Думать он мог только о сухой одежде и о горячем кофе да, может, ещё о том, чтобы посидеть час-другой перед телеком. В короли Теравифии он, без сомнения, не годился. Ну какой король испугается тёмных деревьев и капельки воды?
   Через реку он перелетел настолько недовольный собой, что забыл о страхе. На полпути он взглянул вниз и показал потоку язык. "Нам не страшен серый волк, тра-ля-ля, тра-ля-ля!" — тихо пропел он и поскорей взглянул вверх, поближе к яблоне.
   Взбираясь по грязи и прибитой траве, он ступал как можно твёрже, диктуя ногам:
 

 
Топ-топ... где потоп?
Так-так, в речке рак,
Шаг-шаг... ещё шаг.
 

 
   Тут Лесли спросила:
   — Может, переоденемся и посмотрим у вас телевизор?
   Он чуть не обнял её и весело крикнул:
   — Я сварю кофе!
   — Ладно, — улыбнулась она и побежала к дому Перкинсов своим красивым, лёгким бегом, который не портили ни ливень, ни грязь.
 
   Вечером, когда Джесс ложился, ему казалось, что теперь он отдохнёт, всё исправится. Но посреди ночи он проснулся и с ужасом понял, что дождь ещё льёт. Это он должен был предложить ей, чтобы они пошли в Теравифию. В конце концов, она ему так сказала, когда работала с Биллом, и он ни о чём её не спросил. Нет, он не боялся открыть ей, что ему страшно, — он боялся испугаться, словно в нём недоставало какого-то куска, как в этой игре Мэй Белл, где всё сложишь, а глаза или челюсти нет. Да лучше без руки родиться, чем без храбрости! Он так и не уснул до утра. Лежал, слушал этот дождь и знал — сколько б там воды ни было, Лесли непременно захочет перелететь через речку.

Глава десятая
Самый лучший день

   Он услышал, что отец заводит пикап. Ехать было некуда, его сократили, но он всё-таки наведывался каждый день посмотреть, нет ли какой работы. Иногда он болтался с утра до вечера около бюро по найму, а если повезёт, его даже брали разгрузить мебель или убрать где-нибудь мусор.
   Сейчас Джесс не спал и мог бы встать. Он мог бы подоить Мисс Бесси и хоть с этим разделаться. Фуфайку и комбинезон он натянул прямо на бельё.
   — Ты куда?
   — Спи, Мэй Белл.
   — Не могу, дождь шумит.
   — Ну, тогда вставай.
   — Чего ты сердишься?
   — Да заткнись ты! Орёшь, всех перебудила.
   Тут Джойс Энн возопила бы, но сестра скорчила ей рожу.
   — Да ладно, — сказал Джесс. — Я иду доить Мисс Бесси. Может, посмотрим потом картинки, только тихо.
   Мэй Белл была такая же тощая, как Бренда — жирная. Она стояла посреди комнаты в одном белье — бледная гусиная кожа, заспанные глаза, серовато-русые волосы, словно беличье гнездо на зимней ветке. "Таких уродок поискать!" — подумал он, глядя на неё с искренней нежностью.
   Она швырнула в него свои джинсы.
   — А я маме скажу!
   Он швырнул их обратно.
   — Чего скажешь-то?
   — Как ты на меня глазеешь, когда я раздетая.
   О, Господи! Значит, вон ей что кажется...
   — Да уж, — сказал он, пробираясь к двери так, чтобы она ничем в него не бросила. — Что поделаешь, красотка! Никак не удержаться...
   Проходя через кухню, он слышал её хихиканье.
   В сарае стоял знакомый запах Мисс Бесси. Он ласково почмокал, потом поставил скамеечку к боку, ведро — под пятнистое вымя. По крыше бил дождь, по ведру, в другом ритме — струйки молока. Ох, только бы дождь кончился! Он прижался лбом к тёплому боку и подумал, боятся ли коровы всерьёз, по-настоящему. Да, Мисс Бесси убегает от Принца, но это не то. Щенок может укусить, а когда прямой опасности нет, корова спокойна, довольна, жуёт себе — и спасибо. Она не смотрит с тоской на старый дом Перкинсов, не встаёт на цыпочки, сгорая от тревоги.
   Он потёрся лбом о её бок и тихо вздохнул. Если летом в речке будет вода, он попросит Лесли, чтобы она поучила его плавать. Как же это плавают? — подумал он. Вот схвачу старый страх за шкирку и вытрясу из него душу. Может, научусь плавать с аквалангом. Он вздрогнул. Да, он родился не очень смелым, но умрёт храбрецом. Хорошо бы пойти в медицинский колледж и пересадить себе храбрость. Нет, доктор, сердце у меня хорошее, мне храбрость нужна. Надо будет рассказать Лесли, она любит такую чепуху. А вообще-то — он нарушил ритм молочных струек, отводя волосы со лба, — пересадить мне надо мозги. Лесли я знаю. Она не рассердится и не высмеет, если я скажу, что не буду летать через речку. Возьму и скажу: "Лесли, мне сегодня не хочется". Вот просто так. Куда уж легче! "А почему?" — "А потому"...
   — Я тебя три раза кричала!
   Мэй Белл удалось воссоздать самый мерзкий тон Элли.
   — Зачем?
   — Тебя какая-то тётка к телефону.
   Пришлось одеться.
   Ему никогда никто не звонил. Нет, Лесли один раз звонила, и Бренда долго изгалялась, что ему звонят барышни. Тогда, от греха подальше, они решили, что ей, то есть Лесли, проще к нему забежать, если что.
   — Вроде бы мисс Эдмундс.
   Это она и была.
   — Джесс? — потёк её голос по проводу. — Плохая погода, верно?
   — Да, мэм, — только и ответил он, боясь, чтобы она не заметила дрожи в голосе.
   — Я думала съездить в Вашингтон — может, зайти в музей и в галерею. Ты не составишь мне компанию?
   Его окатил холодный пот.
   — Джесс!
   Он облизал губы и смахнул со лба волосы.
   — Ты меня слышишь?
   — Да, мэм.
   Он набрал воздуху, чтобы говорить хоть как-то.
   — Хочешь со мной поехать?
   Ой, Господи!
   — Да, ммм...
   — Ты должен спросить разрешения?
   — Да... да-м... м... — ему удалось запутаться в проводе. — Сейчас, минутку.
   Он выпутался, тихо поставил телефон и пошёл на цыпочках к родителям. Из-за белой простыни казалось, что у матери горб. Он тронул её за плечо как мог осторожней и прошептал: "Мам!" Ему бы хотелось спросить её, но не будить. Если она толком подумает, она, скорей всего, не пустит.
   Она дёрнулась, но не совсем проснулась.
   — Учительница хочет взять меня в Вашингтон, — сказал он. — В Национальный музей.
   — Вашингтон, — пробормотала она.
   — Ага. Это для школы, — он погладил её по плечу. — Я не очень поздно вернусь. Можно?
   Она что-то проурчала.
   — Ты не волнуйся. Я Бесси подоил.
   Снова поурчав, она натянула простыню на ухо и перевернулась на живот. Джесс тихо пошёл к телефону.
   — Хорошо, мисс Эдмундс. Я поеду.
   — Прекрасно. Подхвачу тебя минут через двадцать. Как до вас добираются?
   Завидев её машину, он кинулся из кухни под дождь и встретил её на полпути. Мать сможет узнать всё подробней у Мэй Белл, когда он давно уедет. К счастью, Мэй Белл уткнулась в телек. Он не хотел, чтобы она кого-нибудь будила, пока он дома, и даже в машине боялся обернуться — а вдруг мать бежит за ним?
   Они уже проехали Миллсбург, когда ему пришло в голову, что можно было спросить, не взять ли ещё и Лесли. Однако, подумав об этом, он не смог подавить приятное, хоть и тайное чувство — они одни в уютной машине. Мисс Эдмундс ехала быстро, глядя вперёд, держа баранку обеими руками. Шины шуршали, ветровые стёкла дребезжали в радостном ритме. В машине было тепло и пахло духами. Джесс зажал между коленями руки, прочно пристегнувшись ремнём.
   — Ну и дождь! — сказала мисс Эдмундс. — Я чуть с ума не сошла.
   — Да... м... м... — в восторге выговорил он.
   — И ты тоже, да? — она ему быстро улыбнулась.
   У него голова кружилась, всё ж они сидели рядом, но он кивнул.
   — Ты был в Национальной галерее?
   — Нет, м'м.
   Он вообще не бывал в Вашингтоне, но надеялся, что она не спросит. Она опять улыбнулась.
   — И ни в каких музеях не был?
   — Нет, м'м.
   — Прекрасно, — сказала она. — Значит, не зря я живу.
   Он не понял, но не огорчился. Ей с ним хорошо — и ладно.
   Даже сквозь дождь он различал то, что видел в книгах — Арлингтон на высоком холме, мост, двойной разворот, так что он смог посмотреть, как Линкольн глядит на город, Белый дом, памятник Вашингтону, а там — и Капитолий. Лесли всё это видела тысячи раз. Она даже училась вместе с девочкой, у которой отец в Конгрессе. Надо будет сказать мисс Эдмундс, что Лесли хорошо знакома с конгрессменом. Лесли ей всегда нравилась.
   Музей был вроде сосновой рощи — высокие своды, прохлада воды, повсюду зелень. Двое детишек вырвались от матерей и носились, громко вопя. Джесс с трудом удержался от того, чтобы не схватить их и не сказать, как надо вести себя в святилище.
   Потом пошли картины, зал за залом. Его опьяняли цвета, и формы, и размеры, не говоря уж о голосе и запахе мисс Эдмундс, которая всё время шла рядом, то и дело склоняясь к его лицу, чтобы что-то спросить или объяснить. Чёрные волосы падали ей на плечи. Мужчины смотрели на неё, а не на картины и, наверное, ему завидовали.
   Перекусили они в кафе. Когда она предложила поесть, он испугался, у него ведь не было денег, и он не знал, как ей сказать, но всё обошлось. Раньше чем он хоть что-то придумал, она произнесла:
   — И никаких споров. Я приглашаю, я и плачу. Свободная женщина!
   Он не сумел выкрутиться и съел на целых три доллара, обещая себе, что завтра обсудит с Лесли, что надо было делать.
   Потом они пошли в Смитсоновский музей посмотреть динозавров и индейцев. Там был большой макет — индейцы в бизоньих шкурах гонят бизонов на утёс, за которым другие индейцы поджидают бедных зверей, чтобы убить и ободрать. Примерно то же самое рисовал он сам, но в трёх измерениях получалось уж очень страшно. Однако, содрогнувшись, он ощутил какое-то родство с этим ужасом.
   — Замечательно, да? — спросила мисс Эдмундс, задевая волосами его щёку.
   Он потрогал щёку, проурчал "Да, м'м", подумал про себя: "Нет, мне это не нравится", но оторвался с трудом.
   Когда они вышли, сияло и сверкало солнце. Джесс даже поморгал.
   — Какое чудо! — воскликнула мисс Эдмундс. — Солнце! А я ж думала, оно навсегда ушло в пещеру, как в японском мифе.
   Ему снова полегчало. Весь путь домой, в сиянии солнца, мисс Эдмундс очень смешно рассказывала, что она целый год ходила в школу в Японии. Мальчики там были мельче её, и она не знала, как пользоваться японским туалетом.
   Он совсем пришёл в себя. На завтра есть столько рассказов и вопросов для Лесли! Неважно, сердится ли мать, как-нибудь справится. Дело того стоит. Самый лучший день его жизни стоит чего угодно.
   Незадолго до Перкинсова дома он сказал:
   — Не сворачивайте, мисс Эдмундс, я выйду на шоссе. А то грязи много.
   — Хорошо, — согласилась она. — Спасибо тебе за прекрасный день.
   Заходящее солнце плясало на ветровом стекле, мешая смотреть. Он обернулся к мисс Эдмундс и взглянул ей прямо в лицо.
   — Не за что, мэм, — голос у него был чужой, писклявый. Он откашлялся. — Это вам спасибо. Я... — ему хотелось поблагодарить её как следует, но слова не шли. Уж точно придут потом, в постели или в замке! — Я... — он открыл дверцу и вышел. — До свиданья. До пятницы.
   Она улыбнулась и кивнула.
   — Пока.
   Он смотрел вслед машине, пока та не скрылась, потом со всех ног кинулся к дому, такой счастливый, что не удивился бы, если бы полетел, как во сне, и опустился на крышу.
   Уже у самой кухни он заметил непорядок. Отцовский пикап стоял у дверей, но он прошёл мимо и всполошился только тогда, когда увидел, что все собрались вместе, родители и младшие девочки — за кухонным столом, Элли с Брендой — на кушетке. Они не ели, на столе не было еды. Они не смотрели телевизор, он был выключен. Джесс постоял немного, глядя на них.
   Вдруг мать запричитала: "Господи, Господи!", уткнувшись головой в руки. Отец неуклюже обнял её, но не отвёл глаз от сына.
   — Говорила я, он куда-то пошёл! — упрямо и спокойно сказала Мэй Белл, словно и впрямь повторяла это много раз, а ей никто не верил.
   Он скосил взгляд, словно хотел заглянуть в тёмную трубу. Он даже не знал, о чём спросить их.
   — А что такое... — начал он.
   И тут раздался капризный голос Бренды:
   — Твоя девица умерла. Мама думала, ты тоже умер.

Глава одиннадцатая
Нет!

   В голове у него что-то завертелось. Он открыл рот, но во рту пересохло, и сказать ничего не удалось. Оглядывая лица, он просил у каждого помощи.
   Наконец заговорил отец, глядя на свою большую грубую руку, которой он гладил жену по голове:
   — Её сегодня утром нашли там, в речке.
   — Нет, — сказал Джесс, обретя голос. — Лесли утонуть не может. Она хорошо плавает.
   — Эта ваша верёвка оборвалась, — неумолимо и спокойно продолжал отец. — Должно быть, она разбила обо что-то голову.
   — Нет, — повторил Джесс. — Нет.
   Отец посмотрел на него.
   — Мне правда очень жаль, сынок.
   — Нет! — Джесс уже кричал. — Не верю! Ты врёшь!
   Он дико оглянулся, как бы ища подтверждения. Но все смотрели вниз, кроме Мэй Белл, у которой глаза вылезли от ужаса — вот Лесли и умерла!
   — Нет, — сказал он ей. — Это неправда. Лесли жива.
   И выбежал на улицу, громко хлопнув дверью. Он понёсся по гравию к шоссе, а там побежал на запад от Вашингтона и Миллсбурга... и Перкинсова дома. Машина, ехавшая навстречу, побибикала, вильнула, побибикала ещё, но он ничего не слышал.
   "Умерла"... "твоя девица"... "верёвка оборвалась"... "разбила голову"... Слова лопались в голове, как зёрна кукурузы. Он бежал, спотыкался, но не останавливался, чувствуя, что только этот бег как-то удерживает её от смерти. Всё зависит от него. Надо бежать.
   За ним тарахтел пикап, но обернуться он не мог. Когда он попробовал бежать быстрее, отец обогнал его, выскочил, кинулся к нему и подхватил его на руки, как ребёнка. Сперва он брыкался и лягался, потом затих в сильных руках и погрузился в отупение, которое гудело в голове, пытаясь вырваться наружу.
   Привалившись к дверце пикапа, он стукался виском о стекло. Отец вёл ровно и молчал, только один раз кашлянул, словно хотел что-то сказать, но только взглянул на сына.
   Когда они вернулись домой, отец не двинулся, и Джесс почувствовал, что он колеблется, так что сам распахнул дверцу, вылез и в оцепенении пошёл к себе, а там лёг на постель.
 
   Проснулся он внезапно, в тишине и темноте, напрягся, присел, весь дрожа, хотя был одет и обут. Видимо, ему что-то приснилось, но он забыл, что именно, помнил только ощущение страха. В окне без занавесок висела как-то боком луна, вокруг неё танцевали сотни звёзд.
   Он подумал, что кто-то сказал ему о смерти там, в страшном сне. Умереть она не могла, как и он. Однако слова неприятно шевелились в уме, как листья под холодным ветром. Если он встанет и постучится в тот дом, Лесли откроет, и Принц будет плясать вокруг её ног, как звёзды вокруг Луны. Ночь была хорошая, ясная. Может быть, — по холму, по полям — они побегут к речке и перелетят в Теравифию.
   Они не бывали там в темноте. Но сейчас, при луне, нетрудно добраться до замка, где он и расскажет про Вашингтон. Да, и попросит прощения. Так глупо, что он не предложил её взять! Втроём они провели бы замечательный день — не точно такой, конечно, но тоже очень хороший. Мисс Эдмундс и Лесли нравились друг другу. Хорошо бы взять Лесли! "Ты уж прости". Он снял куртку и туфли, залез под одеяло. "Очень глупо, что я про тебя не вспомнил".
   — Да ладно! — скажет она. — Я тысячи раз там бывала.
   — А видела охоту на бизонов?
   Окажется, что не видела, и он ей расскажет, как маленькие бизоны неслись к своей гибели.
   Вдруг у него похолодело под ложечкой. Это было связано с охотой, с падением, со смертью. И с тем, почему он забыл спросить Лесли, поедет ли она в столицу.
   — А знаешь, как странно?
   — Нет, не знаю.
   — Сегодня утром я боялся идти в Теравифию.
   Похолодело уже и в груди. Он перевернулся, лёг ничком. Наверное, лучше сейчас не думать о Лесли. Утром он сразу пойдёт к ней, первым делом, и всё объяснит. Когда светло, объяснять легче, уже кошмар не давит.
   Он постарался вспомнить поездку, подробности картин и статуй, голос мисс Эдмундс, его слова, её ответы. Вдруг краем разума он ощутил какое-то падение, но вытолкнул это чувство картиной или беседой. Завтра надо будет рассказать всё Лесли.
   Сразу вслед за этим он увидел, что в окно светит солнце. У девочек на постели лежали только смятые одеяльца; на кухне кто-то двигался и разговаривал.
   Ой, Господи! Бедная Мисс Бесси, совсем о ней забыл, а уже поздно. Он сунул ноги в кроссовки, не расправляя пяток и не зашнуровывая.
   Мать быстро подняла взгляд от плиты, что-то хотела спросить, но только кивнула.
   Его опять зазнобило.
   — Я забыл про Мисс Бесси.
   — Отец её доит.
   — И вечером тоже забыл.
   Она всё кивала.
   — Отец подоил, не беспокойся, — голос был мягкий, не упрёк. — Завтракать можешь?
   Наверное, поэтому подводит живот. Он не ел с тех пор, как в Миллсбурге, по дороге домой, мисс Эдмундс купила мороженое. Старшие девочки смотрели на него, сидя за столом. Младшие оторвались от мультиков и повернулись обратно. Он сел на скамейку. Мать поставила перед ним полную тарелку оладий. Он и не помнил, когда она последний раз их делала. Что ж, он полил их сиропом, начал есть. Красота, а не оладьи.
   — А тебе хоть бы что! — сказала Бренда через стол.
   Он удивлённо взглянул на неё, не переставая жевать.
   — Если бы умер Джимми Дикс, я б ни кусочка не съела.