Патни Мэри Джо. Безумный, безнравственный и опасный

   Кейна не удивило, что шериф не узнал цитату. Симмз был не из тех людей, кто тратит свободное время на чтение Диккенса. Приговоренный устало растянулся на узкой бугристой койке и сложил руки под головой.
   Рисунок из трещин на потолке почему-то напомнил ему, как рассыпались по плечам волосы Лайзы. Впрочем, о ней напоминало все вокруг. Слегка улыбаясь, Кейн принялся вспоминать каждое из тех мгновений, что они провели вдвоем, начиная с той самой минуты, когда она выскочила из гостиницы, чтобы прекратить его избиение, до прощального взгляда огромных серых глаз. Тогда от их выражения у него едва не остановилось сердце.
   Пожалуй, лучшего способа скоротать последние четыре дня жизни он не мог бы придумать.
   Тюрьма Прерия-Сити оставалась скучным, но мирным местом до следующего утра, когда дверь из приемной шерифа резко распахнулась и грохнула о стену. Крупный мужчина шагнул через порог и прорычал:
   — Так вот этот сукин сын, который застрелил моего мальчика!
   Оторванный от своих грез, Кейн мгновенно проснулся и сел. Большой Билл был широкоплеч, словно шкаф. Его маленькие глазки гневно сверкали, а лицо выдавало человека, который считал, что исполнение его желаний — это и есть проявление божественной воли. Кейн даже испугался за Лайзу, зная, что она три года прожила в доме этого господина и, возможно, останется там пожизненно.
   Эта мысль его разозлила. Решив не подниматься, Кейн остался на своей лежанке в прежней вальяжной позе.
   — Ну да, это я, — произнес он вызывающим тоном. — Ублюдок заслужил это. А тебе, папаша, следовало получше воспитывать сынка, чтобы не пугал беззащитных женщин. А еще лучше было предупредить его, что если он собирается стрелять в мужчин без всякого повода, то надо выбирать таких, которые не выстрелят в ответ.
   — Ты заплатишь за это! — взревел Холден с яростью, от которой Кейна невольно передернуло. Хорошо еще, что их разделяли стальные прутья решетки.
   Видя, что Холден потянулся к своему «кольту», Кейн сказал совершенно искренне и невозмутимо:
   — Давай, стреляй. Добрые жители Прерия-Сити лишатся долгожданного зрелища, да и меня ты избавишь от трех лишних дней тюремной жратвы. А я потом буду глядеть с облачка и радостно потирать руки, когда тебя обвинят в убийстве безоружного человека.
   После минутного колебания Большой Билл оставил в покое свой револьвер и, тяжело дыша, прохрипел:
   — Не могу дождаться, когда ты повиснешь на веревке!
   — Боюсь, тебе придется потерпеть, зато уж когда этот светлый час настанет, я постараюсь оправдать все твои ожидания. А пока… — Кейн достал свою черную шляпу из-под койки и лениво прикрыл себе лицо, — убирайся к черту. Смотреть на тебя тошно.
   Еще немного порычав и погрозив, Большой Билл возмущенно вылетел прочь.
   Кейн медленно вздохнул и сплел пальцы на животе. Он и сам не знал, радоваться или сожалеть, что Холден не пристрелил его прямо сейчас. Это была бы быстрая смерть — все лучше, чем болтаться на виселице. Но так неестественно желать себе смерти, даже если нет никакой надежды в конце концов выжить.
   До сих пор ему удавалось сохранять хладнокровие. Эндрю даже думал порой, что те Кейны, чьи портреты красовались в фамильной галерее, гордились бы им.
 
   Когда они добрались до ранчо Холденов, Лайза так устала, что не осталось сил даже на уныние. По крайней мере тут ее ждала чистая покойная постель.
   Спешившись с помощью Джексона, она поднялась по широкой лестнице. Холден-старший любил похвастать, что его дом — самый большой от Сент-Луиса до Денвера. Возможно, он и был самым большим, но, уж конечно, самым крикливым. Войдя внутрь, она сняла пропыленную шляпку и потерла ноющие виски. Странно было теперь вспоминать, что, выходя замуж за Билли, она с радостным волнением представляла себе, как они станут жить в таком прекрасном месте.
   Аделаида, предупрежденная экономкой, вышла встретить свою сноху. Лицо пожилой женщины сохранило следы былой красоты. Еще бы! Разве Большой Билл женился бы на серенькой мышке?
   — Уж пора тебе было вернуться. — Оценивающие глаза Аделаиды окинули Лайзу с головы до ног. — Ты берегла себя?
   Лайзу не удивило, что она не слышит ни вопросов, ни соболезнований касательно смерти ее отца.
   — Да, мэм. Мы ехали очень медленно. Мистер Джексон был крайне предупредителен.
   — Тебе нужно выпить чаю, чтобы подкрепиться, — заявила свекровь.
   — Больше всего мне нужно выспаться, — устало промолвила Лайза. — С вашего позволения…
   Аделаида подняла руку, чтобы остановить сноху.
   — Очень хорошо, но прежде чем ты пойдешь к себе, я должна сообщить хорошие новости. Убийца твоего мужа уже пойман и осужден. Мистер Холден позаботился о том, чтобы это отвратительное создание публично повесили в нашем городе, во вторник.
   Не в силах преодолеть горечь, Лайза сказала:
   — Разве новая смерть — это хорошие новости? Ведь Билли все равно не вернешь.
   — Но кто-то должен заплатить за гибель моего сына, — неумолимо молвила Аделаида. — Даже в Библии сказано: «Око за око».
   Лайза насторожилась:
   — Надеюсь, вы не думаете, что я пойду на это смотреть.
   — Разумеется, нет, — ответила пораженная Аделаида. — Ведь у ребенка может остаться пятно на всю жизнь!
   Похоже, за ней прочно закрепилось положение племенной кобылы. Подумав об этом, Лайза извинилась и отправилась в спальню, которую еще недавно делила с мужем. Но, несмотря на усталость, остановилась на пороге — все так и сжалось внутри. Она, конечно, не ждала, что миссис Холден уберет вещи Билли, но все они нарочно были оставлены на самых видных местах, словно он вот-вот мог вернуться. Похоже, свекровь решила превратить эту комнату в храм своего покойного сына.
   Лайза печально прислонилась к дверному косяку, вспоминая очаровательного молодого человека, который некогда ухаживал за нею. Увы, обаяние оказалось ничтожной частью характера Билли, но ведь оно действительно было в нем, и именно этим он покорил ее сердце. Куда же все подевалось? Наверное, если бы она больше старалась… Но тут голос Дрю отчетливо прозвучал в ее голове: «Не надо винить себя. Мужчина, который так обращается со своей супругой, либо ненормальный, либо развратник».
   От этих слов чувство вины мгновенно улетучилось — так холодная вода гасит тлеющие угли. Распрямив плечи, Лайза повернула обратно. Не было никакого смысла терзать себя. Уж лучше считать Билли безумцем, чем развратником. Но как бы то ни было, тут нет ее вины. И вообще, она не собиралась больше спать в этой комнате.
 
   Утренние лучи медленно озарили камеру. Кейн не хотел просыпаться, предпочитая досматривать сон, в котором нежная, любящая женщина уютно лежала в его объятиях. Пшеничные волосы, решительный взгляд серых глаз, восхитительные формы… Он с удовольствием представлял себе, будто снимает с нее одежду, вещь за вещью, и постепенно его взору открывается все то, что было спрятано прежде. Ах, как бы ему хотелось пробудиться в собственной кровати в «Лэйзи Кей», рядом с ней! Какое счастье, должно быть, сидеть вместе у камина, когда с гор дует ветер, а снег засыпает всю усадьбу…
   Вздохнув, Эндрю отбросил одеяло и сел, пригладив волосы пальцами. Сколько же еще, черт возьми, на свете приятных дел, которые он так и не успеет переделать! Он всегда полагал, что рано или поздно остепенится, женится и заведет семью. Почему же до сих пор не сделал этого? Да потому, что не встретил такую девушку, как Лайза. Такую, которая могла быть и другом, и любовницей одновременно. Но… слишком поздно.
   Кейна терзала пронизывающая грусть. Ах, эта самоуверенная молодость! Ему всегда казалось, что со временем он обязательно всего добьется. И вдруг время истекло…
   Он натянул сапоги со странным ощущением нереальности происходящего. В глубине души Эндрю никак не мог поверить, что не доживет до заката. Он сам себе казался слишком живым, слишком полным сил.
   А ведь требуется лишь мгновение, чтобы человека не стало…
   Кейн поглядел на свои руки и с удовольствием обнаружил, что они не дрожат. Оставалось надеяться, что не задрожат они и днем, когда его поведут на эшафот.
   Вошел шериф Симмз.
   — Что-нибудь особенное подать напоследок?
   Кейн издевательски приподнял бровь:
   — Неужели приговоренный по-прежнему имеет право на последнее желание?
   — Если оно выполнимо. Так чего ты хочешь?
   — Женщину.
   Ореховые глаза шерифа лукаво заблестели.
   — В Прерия-Сити последняя воля касается только еды, парень. Добропорядочные горожанки не одобрили бы такого безобразия в тюрьмах.
   Кейн пожал плечами. Он и не ждал иного ответа. Да это и не важно, ведь единственной женщиной, которую он хотел, была Лайза Холден. Однако зачем отказываться от последнего желания? Эндрю задумался. Каким-то непостижимым образом память вернула его к последнему завтраку на охоте в Уилтшире.
   — Копчушку, — заявил он. — Хочу копчушку.
   Симмз недоуменно заморгал:
   — Что еще за копчушка, черт побери?
   — Селедка. Соленая и копченая сельдь, — пояснил Кейн. — Очень вкусно.
   — Может, удастся раздобыть копченой трески, — с сомнением проговорил шериф.
   — Уж постарайся. — И Кейн снова улегся на свою койку. — Только не забудь, чтобы в придачу была бутылка виски.
   Когда Симмз ушел, Кейн уставился в потолок ничего не выражающим взглядом. Еще три часа.
 
   Превозмогая дурноту, Лайза спустила ноги с кровати. Когда она вставала, резкая боль где-то в глубине живота заставила ее согнуться. Боль быстро прошла, осталась только сильная дрожь. Наверное, это все от нервов. Она так надеялась на чудо, но вот день казни настал, и ничего не изменилось. Должно быть, Джимми не повезло. «Дрю, я сделала все, что могла. Горе, какое горе!»
   После завтрака Большой Билл и Аделаида отправились в город. Лица их при этом выражали одинаково мерзкое самодовольство. Лайза осталась дома со своей шестнадцатилетней золовкой. Дженни всю жизнь оставалась на вторых ролях в этой семье, где превозносили и баловали только ее брата, поэтому невестка сразу стала ее союзницей и подругой.
   Утро тянулось медленно, мучительно. Лайза и Дженни сидели в гостиной и вышивали на пяльцах, изредка обмениваясь пустыми замечаниями и ни словом не упоминая о том, что на самом деле занимало их мысли.
   Когда время приблизилось к полудню, Дженни отложила рукоделие и, не в силах больше ждать, поднялась.
   — Я рада, что ты не захотела смотреть на эту казнь, Лайза, — призналась она. — Дала мне повод тоже остаться. Не знаю, действительно ли этот Кейн убил Билли, только я бы не смогла смотреть, как он умирает.
   Лайза невидящими глазами глядела на свою работу.
   — По пути из Ивовой Рощи я узнала, что Кейн убил Билли, защищаясь.
   Дженни резко повернулась и растерянно поглядела на невестку. Девушка была так же красива, как ее мать, но намного добрее.
   — Святые небеса, какой ужас, если это так! — Голосок ее дрогнул. — А ведь Билли есть Билли, это вполне может быть правдой, как ты думаешь?
   — Конечно.
   Когда Лайза втыкала иголку в ткань, у нее вдруг закружилась голова, и она уколола палец. Она растерянно смотрела, как алое пятнышко крови расползается по белоснежной салфетке. Надо же, как много крови…
   — Что с тобой, Лайза? — спохватилась Дженни. Молодая женщина подняла голову и хотела успокоить золовку, но голос не повиновался.
   Каминные часы пробили с глубоким, меланхолическим звуком. Ровно полдень. Как раз в эту минуту Эндрю Кейн погибал в агонии. Когда последний удар отзвучал и замер, она закрыла глаза и содрогнулась. Все было кончено. Дрю мертв.
   Понимая, что ей нужно лечь, Лайза попыталась подняться, но ноги не повиновались. Она рухнула на пол, и жестокая боль сдавила ее чрево.
   Голос Дженни, отчаянно звавший на помощь экономку, донесся откуда-то издали. Проваливаясь сквозь адскую боль во мрак, Лайза успела подумать: «Vaya con Dios, Дрю… Надеюсь, ты умер, как хотел. Упокой, Господи, твою душу».
   Симмз так и не нашел соленой рыбы, так что последняя трапеза Кейна состояла из огромного сочного бифштекса с кровью и целой сковороды картошки и жареного лука в качестве гарнира. Это было куда вкуснее, чем пресловутая копчушка. Бутылка виски была как минимум месячной выдержки — самое лучшее виски по местным стандартам. Но Дрю сделал лишь пару глотков. Хотя ему приходило в голову, что можно напиться до беспамятства, он решил, что будет очень глупо провести последние минуты жизни в забытьи. И потом, будучи сильно пьян, он мог вконец потерять самообладание и опозориться.
   Шум на улице свидетельствовал о том, что толпа собралась немалая. Там был даже духовой оркестр. Играли музыканты плохо. Дрю занялся тем, что стал вылавливать фальшивые ноты, чтобы только не думать о казни.
   Казалось, Симмз и охранник с ружьем появились слишком рано. Шериф вставил ключ в замок решетки:
   — Пора.
   Дрю встал и надел шляпу, слегка сдвинув ее на лоб, словно садился играть в покер с незнакомцем и хотел показаться ему невозмутимым. Потом он вышел из-за решетки, остановился. Симмз связал ему руки за спиной, угрюмо буркнул:
   — Прости.
   — Ты лишь исполняешь свой долг.
   Выйдя на яростное полуденное солнце, Кейн обнаружил перед собой коридор, образованный двумя шеренгами караула. Поглазеть на предстоящее зрелище собралось несколько сотен человек, и крики толпы подействовали на смертника, точно удары хлыста. Следуя по расчищенному для него коридору, Дрю внимательно всматривался в лица. На одних было написано предвкушение зрелища и жестокость, на других — любопытство, и лишь единицы сочувствовали ему.
   Потом он заметил Большого Билла Холдена. Вместе с Мэттом Слоуном мужчины стояли прямо напротив виселицы, а между ними — нарядная дама с лицом разъяренной амазонки. Несомненно, это была миссис Холден. Кроме нее, на казнь явилось всего несколько особ слабого пола.
   Дрю с насмешливой вежливостью склонил голову перед матерью мерзавца Билли — ужасно хотелось увидеть в ее глазах вспыхнувшую с новой силой ярость. Но, уже поднимаясь по ступеням эшафота, он подумал, что не прав. Возможно, она и впрямь мегера, но ведь эта женщина только что потеряла родного сына. Ее боль была ничуть не слабее, чем страдания любой матери. Он надеялся только, что она будет добра к Лайзе и ее ребенку.
   Грубые доски помоста скрипнули под ногами, и смерть, в которую Эндрю Кейн никак не мог поверить, вдруг стала ужасающе реальной. Страх пронзил все его существо, заставив сердце стучать тяжело и громко, точно молот по наковальне. Дыхание стало тяжелым и хриплым. Пока страх не перерос в настоящую панику, он призвал на помощь образ Лайзы — спокойный и смелый взгляд чистых серых глаз, который внушал мужчине такое мужество. Черт побери, он вовсе не собирался умирать так, чтобы она могла устыдиться всего, что сделала для него.
   Толпа шумела, так что палач вынужден был кричать, обращаясь к смертнику:
   — Хотите последнее слово, мистер Кейн?
   Переведя дух, он отозвался:
   — Слишком сильно кричат, чтобы меня расслышать. Не хочу умирать с сорванным горлом.
   Палач снял с него шляпу и набросил на шею петлю. Веревка царапнула по горлу, когда палач подтянул узел, сдвинув его под левое ухо Кейна. Сколько еще осталось? Меньше минуты. Прощай, Лайза. Если есть справедливость в мире, может, мы еще встретимся там, где время не имеет значения.
   Кейн глубоко вздохнул, стараясь занять мысли чем-нибудь очень далеким. Благодарение Богу, его родители никогда не узнают о том, как он умер.
   Когда палач уже готовился открыть люк, толпа загомонила сильнее, предвкушая кульминацию. Но тут раздался выстрел, прорезая шум, словно нож масло. И в наступившем молчании прозвучал гневный голос:
   — Остановитесь! Нельзя казнить этого человека!
   Толпа снова взволнованно загомонила, повторяя какое-то имя. Паркер?.. Он не расслышал. Не смея надеяться, Кейн устремил глаза в ту сторону, где среди массы народа угадывалось некое суетливое движение — какой-то человек пытался протолкаться к виселице.
   Добравшись наконец до помоста, незнакомец взбежал по ступеням, шагая через одну. Это был невысокий коренастый мужчина, одетый скромно, как священник, но излучавший такую силу и авторитет, что ему не нужна была винтовка, которую он нес в руке. Повернувшись лицом к толпе, пришедший поднял обе руки, и шум моментально стих.
   — Я — судья Бейкер, — прогремел он так, что мог бы заглушить самое сильное возмущение в зале суда. — Мне были представлены доказательства того, что этого человека осудили не праведно… Он убил Билли Холдена в целях самозащиты. Я здесь для того, чтобы отправить его обратно в Солончак и устроить повторное разбирательство.
   — Нет! — Большой Билл в ярости добрался до ступней и полез на эшафот. — Кейн — убийца. Мерзавца необходимо повесить немедленно!
   Даже не думая уступать натиску Холдена, хотя и был на полголовы ниже его, судья ответил:
   — Послушай ты, сукин сын, я здесь законная власть! И я не стану смотреть, как ты вешаешь невиновного человека!
   Большой Билл сразу же потянулся за «кольтом». Увидев это, шериф Симмз тоже взобрался по ступеням и протянул неторопливо:
   — Я не стал бы этого делать, мистер Холден. Закон есть закон. Если Кейн виновен, правосудие должно свершиться в Солончаке. — Тут он поглядел на Дрю и подмигнул ему.
   Холден сразу поник, а судья воспользовался затишьем, чтобы ослабить петлю на шее Кейна, а потом и снять ее.
   — Пора собираться в путь, молодой человек.
   Ошеломленный случившимся, Кейн все же соображал достаточно хорошо. Вслед за Бейкером он поторопился сойти с эшафота и углубиться в толпу. Прокладывая себе дорогу, судья вел за собой висельника. И как бы ни хотелось некоторым разочарованным гражданам закончить то, что было уже начато, никто не посмел перечить представителю власти. Никто, пока, уже выйдя из плотной толпы, они не очутились лицом к лицу с Биффом Бернсом.
   С каким-то звериным рычанием Бифф набросился на своего недавнего пленника. Не в состоянии как следует защищаться связанными руками, Кейн резко увернулся от него и едва удержался на ногах.
   — Бифф! — рявкнул он. — Я только одно хочу тебе сказать.
   — Да-а? — снова бросаясь к нему, насмешливо фыркнул толстяк. — И что же это такое?
   Кейн ловко крутанулся на левом каблуке, резко взмахнув правой ногой — жестокий удар пришелся в самое уязвимое место любого мужчины. Нападавший никак не ожидал этого. Он взвизгнул и согнулся пополам, а Кейн продолжал с прохладцей:
   — В другой раз, когда будешь доставлять кого-нибудь в тюрьму, веди себя приличнее.
   Судья Бейкер схватил Кейна за руку и поспешил с ним прочь.
   — А теперь, когда ты немного повеселился, парень, пора шевелить хвостом.
   Пару минут спустя они подошли к почтовой станции. Стройный чернокожий юноша ожидал у ворот с тремя лошадьми, одна из которых предназначалась Дрю. Ослепительно улыбнувшись, он сказал:
   — Кажется, судья прибыл вовремя, мистер Кейн?
   — Едва успел. — Бейкер вытащил острый охотничий нож из чехла, пристегнутого под камзолом. — Слушай, Кейн, ты уверен в своей невиновности? Можешь дать мне слово чести, что не попытаешься сбежать по дороге до Солончака?
   — Да, — не раздумывая ответил тот.
   — Так вот, лучше тебе сдержать обещание. Если попытаешься исчезнуть, поймаю и лично порву тебя в куски не хуже любого койота! — Судья обошел пленника сзади и принялся резать веревки на его руках. Это не заняло много времени. Вскоре Дрю был освобожден от пут. Пошевелив затекшими плечами, он вскочил на коня. Бейкер последовал его примеру.
   — А теперь, джентльмены, пора в путь, а не то Холден забудет, что он законопослушный гражданин.
   Они развернули коней и помчались прочь из города. Через несколько миль судья осадил лошадь до рыси:
   — Достаточно. Теперь им нас не догнать.
   Все еще не вполне веря в свое спасение, Эндрю сказал:
   — Не подумайте, что я неблагодарен, судья Бейкер, но как, черт возьми, вы узнали?
   — За это ты должен благодарить одну молодую леди. Вдова Билли Холдена отправила вот этого парня, Джимми, с письмом ко мне. Я понял, что если уж вдова убитого считает тебя невиновным, то дело стоит того, чтобы я вмешался.
   «Господи, это сделала Лайза!» — подумал изумленный Кейн. Эта женщина не только подарила ему самые счастливые часы в жизни, но и спасла саму жизнь. «О Лайза, милая Лайза, смогу ли я выручить тебя из твоего плена?» Эндрю подумал о том, что ей придется жить в одном доме с Большим Биллом и его мегерой, и нахмурился. Как только с него снимут обвинение в убийстве, он непременно займется этим делом. И если она пожелает сбежать, позаботится о ее безопасности. Пришпоривая лошадь, Кейн обратился к сопровождающим:
   — Итак, джентльмены, скорее в Солончак! Чем раньше мы покончим с этим, тем лучше.
 
   К счастью, Лайза помнила далеко не все привидевшиеся ей кошмары. Она знала, что порой с ней сидела Дженни, а порой — еще какие-то темные фигуры, но, окончательно придя в себя, увидела, что сиделка у ее постели — Аделаида.
   Едва слышным голосом Лайза спросила:
   — Тот человек, который убил Билли… Его повесили? Аделаида судорожно сглотнула. На лице ее появилось странное выражение, но она все же выдавила из себя краткое «Да».
   Лайза прикрыла глаза, слезы заструились из-под век.
   — Я… я потеряла ребенка, да?
   — Да, — спокойно повторила Аделаида. — Но доктор сказал, что тебе ничего не грозит, и ты сможешь иметь детей в будущем.
   — Мне очень жаль, — прошептала Лайза. Она чувствовала опустошение и холод — слишком сильные, чтобы оставалось место для скорби.
   — Мне тоже. — Аделаида поднялась и словно закрытыми глазами поглядела на невестку. — Надо было ему жениться на ком-нибудь посильнее.
   Ну вот, опять она виновата. Сдавленным голосом Лайза произнесла:
   — Я покину ранчо, как только смогу подняться.
   — Ты вдова Билли и можешь жить здесь, сколько захочешь. Аделаида привыкла всегда исполнять свой долг, как бы ей ни было противно.
   — Вы очень добры, — устало промолвила Лайза, — но я думаю, будет лучше для всех, если я уеду.
   — Да, будет лучше.
   Когда свекровь повернулась, чтобы уйти, Лайза сказала:
   — Вы пережили две большие потери, и я искренне сочувствую вам. Но не забывайте, что у вас есть еще дочь и она нуждается в вас.
   Аделаида резко остановилась, несколько секунд постояла неподвижно, потом еле заметно кивнула и вышла прочь.
   Снова оставшись наедине с собой, Лайза уткнулась лицом в подушку и дала волю слезам. Вот она и получила столь желанную свободу, но какой ценой! Это была свобода полного одиночества. «Ах, Дрю, если бы ты мог очутиться рядом со мной хоть на пять минут! Ты обнял бы меня и сказал, что однажды все станет лучше, чем сейчас!»
   Она не могла больше встретиться с ним, но могла поселиться в том доме, который он любил. Возможно, там она сумеет найти хоть какое-то утешение?
 
   Наверное, Лайзе следовало хорошенько окрепнуть после пережитого потрясения, но обстановка на ранчо Холденов была невыносима. Так как больше она не была ни женой, ни матерью, ей не оставалось здесь места, поэтому она уехала, как только силы начали к ней возвращаться. Несмотря на то что на словах Аделаида не отказала невестке от дома, никто даже не попытался воспрепятствовать ее отъезду. Лишь Дженни прятала слезы.
   Перед отъездом Лайза попрощалась с Томом Джексоном. Ни один из них не заговорил о том, как они пытались спасти Эндрю Кейна. Она просто не вынесла бы этого разговора.
   Единственное имущество, которое Лайза получила в наследство от своего богатого мужа, — это прекрасная кобыла, которую Билли подарил ей на их первое Рождество, да кое-какая одежда, уместившаяся в седельных вьюках. Одетая в мужской костюм, Элизабет Холден, плохая жена, несостоявшаяся племенная кобыла и живое напоминание о горькой утрате, исчезла из Трипл-Эйч, словно нога ее никогда не ступала на это ранчо.
   Несмотря на усталость и пустоту в душе, Лайза постепенно приходила в себя, по мере того как лошадь уносила ее все дальше к северу И хотя она вовсе не была уверена в том, что имеет право принять ранчо Эндрю в качестве наследства, ей не терпелось увидеть его дом. Там она наконец напишет письмо его родителям, которое так долго откладывала.
   Мысленно Лайза не раз принималась сочинять его, и задача оказалась для нее не менее трудной, чем для самого Дрю. Как же начать? «Уважаемые сэр Джеффри и леди Кейн, ваш сын погиб. Он был игроком и, возможно, немного жульничал, но это был самый добрый человек из всех, кого я встречала. Он оставил после себя ранчо, которое очень любил. Оно по праву принадлежит вам, но, поскольку вы вряд ли переедете в Колорадо, то, может быть, я могла бы оставить его за собой и попытаться вести здесь хозяйство, как вел бы его он сам…»
   Вздыхая, Лайза отвергала один вариант за другим. Ну ничего, будет время заняться этим, когда она доберется до Колорадо.
 
   Хотя Лайза твердо верила, что резвая молодая кобыла может вынести ее из любых неприятностей, путешественнице, к счастью, не пришлось испытывать справедливость этих мыслей. Она одолела дальний путь небольшими отрезками, и, когда добралась до Пуэбло, почти пришла в себя, во всяком случае, физически. Расспросив людей в центральном магазине, она поняла, в каком направлении находится «Лэйзи Кей», и направилась в сторону холмов.
   Добравшись до гребня последнего хребта и взглянув сверху на долину, она поняла, что Дрю говорил правду: это действительно было красивейшее место на земле. Вокруг возвышались грандиозные горы, а быстрый ручей вился в зарослях зелени. Так вот то место, которое превратило Дрю из бродяги-игрока в почтенного землевладельца, какими были его чопорные предки! Лайза улыбнулась. А может, фамильные портреты были намного респектабельнее, чем некоторые из людей, изображенных на них? Ей хотелось бы так думать…