Патни Мэри Джо. Розы любви

   Стрэтмор колебался, но Никлас разрешил его сомнения. — Не трать попусту время, Люс. Клер способна поддерживать железный порядок среди двух десятков ребятишек, так что справиться с любым из нас для нее просто плевое дело.
   Клер подумала, что он гораздо меньше обеспокоен предстоящим поединком, чем все остальные, — по крайней мере внешне. Она видела искусство Никласа в обращении с кнутом и знала, что он сумеет постоять за себя, однако поведение лорда Майкла сильно ее встревожило Он явно был одержимым, и если ему не удастся убить Никласа на дуэли, один Бог знает, что он способен сделать, чтобы добиться своего.
   Они спустились по узкой задней лестнице и вышли в сад Клер вздохнула, почувствовав прохладу апрельской ночи Никлас снял фрак и накинул его ей на плечи.
   — Вот, наденьте его. Мне он не понадобится.
   Клер кивнула и плотно закуталась в теплую шерстяную ткань. Даже представить невозможно, что всего каких-нибудь полчаса назад она беззаботно веселилась, получая искреннее удовольствие от чудесного бала, грустно подумала девушка.
   Для лондонского особняка сад был огромен, и в его дальнем конце звуки бала были почти не слышны. За искусственными руинами находился дворик, предназначенный для летних танцев на открытом воздухе. Вокруг дворика стояли подставки для факелов, и Рэйф с Люсьеном, захватившие из конюшен целую охапку, принялись зажигать их и устанавливать в гнезда. Ветер развевал языки пламени, отчего по саду бешено плясали тени.
   Теперь, когда до поединка оставались считанные минуты, майор казался несколько спокойнее. Как и Никлас, он снял с себя фрак и галстук. Никлас пошел еще дальше, сбросив жилет, башмаки и чулки и оставшись босиком.
   Рэйф и Люсьен со всей тщательностью осмотрели принесенные ими кучерские кнуты и пришли к выводу, что те равноценны. Когда сие оружие было предложено дуэлянтам, Никлас взял кнут, который был к нему ближе, щелкнул им для пробы затем кивнул. Майкл сделал то же самое, его глаза сверкали от радостного предвкушения.
   — Для дуэли на кнутах не существует писаных правил, поэтому мы установим их сейчас, — сказал герцог — Встаньте спина к спине, по моей команде сделайте по восемь шагов, а затем повернитесь друг к другу. Я брошу носовой платок. Как только он упадет на землю, можете хлестать друг друга куда угодно. — Он сурово посмотрел на участников дуэли, и его взгляд задержался на майоре — Поединок закончится тогда, когда лорд Стрэтмор и я согласимся, что он закончен. Если один из вас не остановится, когда я скажу, то, клянусь Богом, мы сами вас остановим. Вам все ясно?
   — Предельно ясно, — сказал Никлас. Его противник не снизошел до ответа.
   Люсьен направился к Клер и отвел ее назад, к краю дворика.
   — Вам лучше постоять здесь, — тихо сказал он. — Кучерский кнут длинный и достает далеко.
   Она молча кивнула, стараясь не думать о том, что может произойти. Хотя кнут и не был смертоносным оружием, его удар мог в один миг уничтожить человеческий глаз. Клер сомневалась, что Никлас способен намеренно изувечить своего противника, однако Майкл вполне мог решить, что ослепление врага явится достойным возмездием за нанесенную обиду.
   Дуэлянты проделали все, что предписал герцог стали спина к спине, затем — после того как он закричал «Время!» — начали расходиться.
   Когда они повернулись лицом друг к другу, Рэйф поднял вверх носовой платок, а потом бросил его. Клер, словно загипнотизированная, смотрела, как легкий муслиновый квадратик летит вниз. Платок почти коснулся земли, но тут порыв ветра вдруг подхватил его и понес над каменными плитами, которыми был вымощен двор.
   Не заметив, что платок еще не упал на землю, или же просто не желая дольше ждать, лорд Майкл взмахнул кнутом. Застигнутый врасплох Никлас вскинул левую руку, чтобы защитить лицо. С отвратительным хлопком кнут обвился вокруг его предплечья, разорвав ткань рубашки и кожу под ней. На рукаве Никласа появилось алое пятно.
   — Вот и первая кровь, — злорадно возгласил майор.
   — В следующий раз, когда мне придется драться таким же образом, я тоже буду помнить, что начинать надо раньше.
   С этими словами Никлас взмахнул кнутом. Раздался свист — и щеку и подбородок лорда Майкла пересекла ярко-красная полоса. Майор охнул от боли, но тут же попытался нанести удар снова — на этот раз по ногам противника. Однако Никлас подпрыгнул, как танцор, и кожаный кнут прошел под ним. Еще до того, как ноги Никласа коснулись земли, его собственный кнут снова щелкнул, и на рубашке Майкла появилась длинная прореха с рваными краями, которые тут же окрасились кровью. Это не остановило майора — он тотчас же хлестнул опять. Никлас резко повернулся, удар пришелся ему по плечу. Клер прижала кулак ко рту, чтобы не закричать. Ей доводилось видеть драки между школьниками и один раз между пьяными шахтерами, но в том, что она наблюдала сейчас, чувствовалась та первобытная ярость, которая проявляется только па войне.
   — Я столько лет ждал этого, ублюдок! — прорычал Майкл.
   Никлас сделал легкое движение запястьем, и его кнут остановил кнут противника. Когда кожаные ремни сплелись воедино, он бросил:
   — Тогда тебе придется подождать еще.
   Пытаясь обезоружить майора, он резко дернул кнут на себя. От этого рывка Майкл упал на колени, однако своего оружия не выпустил. Почти минуту дуэлянты старались одолеть друг друга, изо всех сил напрягая мышцы. Затем ременные концы внезапно разъединились, и оба противника едва не упали назад.
   Вместо того чтобы сразу же нанести новый удар, Никлас слегка присел, как делают борцы, и стал двигаться боком, держа кнут наготове. Майкл сделал то же самое, и они, сохраняя на лицах свирепую сосредоточенность, принялись ходить по кругу, один напротив другого, плавно и осторожно.
   Даже в неверном свете факелов их невозможно было спутать. Цыган Никлас, легконогий и проворный, все время па шаг опережающий стремительные удары противника, и воин Майкл, агрессивный и полный решимости любой ценой уничтожить врага. Было тихо; безмолвие нарушал лишь скрип сапог майора на каменных плитах дворика.
   Когда Никлас успешно увернулся от очередного удара, Майкл, задыхаясь, прохрипел:
   — Ты хорошо умеешь убегать, грязный цыган.
   — Я не стыжусь своего происхождения, Майкл. — Ловко шевельнув запястьем, он проделал еще одну дыру в рубашке майора. — Интересно, можешь ли ты то же самое сказать о себе?
   Его насмешка оказалась искрой, которая заставила майора взорваться. Майкл бросился в атаку и, непрерывно взмахивая кнутом, обрушил на Никласа град ударов. Клер хотелось выть от отчаяния. Почему Никлас не уворачивается, как раньше, почему терпит это истязание, всего-навсего подняв руку, чтобы защитить голову? Почему?
   Она поняла это, только когда Майкл шагнул вперед и для большего замаха перенес основную часть своего веса па одну ногу. Видимо, Никлас и выжидал именно такого случая. Он тут же молниеносно взмахнул кнутом, и тот, свистнув в воздухе, обвился точно вокруг затянутой в сапог щиколотки Майкла.
   Такой удар сам по себе едва ли мог нанести майору чувствительный урон, но тут Никлас обеими руками резко дернул кнут на себя, и его противник, которому принятая поза мешала удержать равновесие, тяжело рухнул на спину; при этом голова его гулко стукнулась о каменную плиту.
   Так, внезапно, все закончилось. Майкл лежал неподвижно, словно мертвый; в гробовой тишине слышалось только тяжелое дыхание Никласа.
   Кратко возблагодарив Бога за то, что Никлас победил, Клер со всех ног бросилась через дворик и опустилась на колени возле лорда Майкла, осторожно ощупывая его окровавленную голову. В школе ей часто приходилось заниматься разбитыми носами, коленками и головами, и теперь этот опыт сослужил ей хорошую службу.
   Никлас присел рядом. Его рубашка была изорвана в клочья, из дюжины рубцов сочилась кровь, но Клер было достаточно беглого взгляда, чтобы убедиться, что все эти шрамы неглубокие. Сам он, казалось, не замечал их, все его внимание было приковано к лежащему в беспамятстве Майклу.
   — Он серьезно ранен? — дрожащим голосом спросил Никлас.
   Клер ответила лишь после того, как внимательно осмотрела голову Майкла и проверила его пульс и дыхание.
   — Не думаю. У него, конечно, контузия, но, по-моему, череп цел. Раны на голове всегда обильно кровоточат, поэтому и выглядят так скверно. У кого-нибудь из вас есть носовой платок?
   Ей тут же был подан платок с изящно вышитой на нем буквой "К", и Клер крепко прижала сложенную ткань к ране.
   — Слава Богу, что все не кончилось хуже, — пробормотал Никлас. — Я вовсе не хотел убивать Майкла — в мои намерения входило всего лишь обезвредить его.
   — Тебе не в чем себя винить, — спокойно сказал Люсьен. — Он сам навязал эту ссору. Если б ты выбрал шпаги или пистолеты, то сейчас один из вас лежал бы мертвый.
   — С моей стороны вообще было непростительной глупостью позволить втянуть себя в драку, — произнес Никлас, явно недовольный собой. — Вы все были свидетелями весьма буйного поведения Майкла. Как вы думаете, я дал ему достаточное удовлетворение? Он успокоится на этом? Ответом Никласу было красноречивое молчание. Когда первый платок пропитался кровью, Клер попросила следующий — на сей раз он принадлежал герцогу Стрэтмору, и на нем была вышита буква "С". К счастью, кровотечение уже почти прекратилось. Никлас снял свой галстук, и Клер использовала его в качестве повязки, удерживающей на месте тампон, сделанный из платка.
   — Его следует тревожить как можно меньше. Он может остаться у вас, ваша светлость? — подняв голову, спросила она.
   — Само собой. — С насмешливым восхищением в глазах герцог добавил: — Поскольку вы так хорошо вписались в нашу разбойничью шайку, лучше называйте меня Рэйфом.
   — Не знаю, смогу ли я обращаться к герцогу по имени.
   — А вы думайте обо мне не как о герцоге, а как о том недотепе, который, несмотря на все старания Никласа, так и не смог научиться ловить форель руками.
   Клер улыбнулась, понимая, что его юмор — это признак облегчения от того, что не случилось ничего непоправимого.
   — Хорошо, я согласна, Рэйф. Герцог между тем продолжал:
   — Как ты думаешь, Люс, мы вдвоем сможем втащить его в дом? Я бы не хотел вмешивать в это дело слуг.
   — Справимся, — коротко ответил лорд Стрэтмор. — Он весит по крайней мере на тридцать фунтов меньше, чем следовало бы при его росте и сложении.
   Когда двое мужчин осторожно подняли Майкла с каменных плит дворика, его изорванная рубашка распахнулась и стала видна жуткая мозаика шрамов, покрывающая тело от талии до левого плеча. Все потрясенно уставились на них, а Никлас тихо выругался.
   — Его ранило шрапнелью в битве при Саламанке, — мрачно заметил Рэйф — Как видно, ему досталось куда крепче, чем он говорил.
   Сознание частично вернулось к Майклу, так что когда Рэйф и Люсьен положили его руки себе на плечи, он не повис на них мертвым грузом, а смог слегка опереться на ноги.
   Никлас надел чулки и башмаки, затем поднял с земли кнуты. Когда он и Клер направились вслед за остальными к дому, она мысленно поблагодарила Бога за то, что дуэль не закончилась ничьей смертью. Однако большого облегчения она не испытывала, ибо опасалась, что Рэйф и Люсьен правы: сегодняшний поединок не охладит ярости лорда Майкла.

Глава 18

   Никлас отказался от предложенных повязок и мазей, однако согласился взять у Рэйфа свободный плащ, так как о том, чтобы вновь облачиться в сшитый точно по фигуре фрак, не могло быть и речи. Через несколько минут он и Клер уже ехали в карете домой. Собравшиеся на балу гости все еще были так заняты празднованием победы над Наполеоном, что никто и не посмотрел в их сторону, когда они выходили из особняка.
   Пока карета громыхала по улицам Мэйфера, они не разговаривали. Никлас сидел на противоположной от Клер стороне, на краю сиденья, чтобы не прислоняться к его спинке. Помогая девушке сойти у дверей Эбердэр-Хауса, он двигался скованно и неловко.
   — Прежде чем вы ляжете в постель, я хочу промыть и перевязать ваши раны, — сказала Клер, когда они вошли в дом, и посмотрела на Никласа строгим учительским взглядом. — Я знаю, что вы любите играть роль стоика, но всему есть предел.
   Он криво усмехнулся.
   — Согласен, я действительно на пределе. Где вы хотите устроить врачебный кабинет?
   — Думаю, лучше всего подойдет ваша комната. Я переоденусь и приду, когда Полли принесет бинты и необходимые снадобья.
   Клер отправилась в свою комнату, где нашла прикорнувшую в кресле горничную. Та немедленно проснулась, помогла Клер раздеться и пошла за лекарствами и бинтами.
   Синее шелковое платье оказалось безнадежно испорчено — оно было перепачкано землей и покрыто пятнами крови Майкла Клер надела свою практичную фланелевую ночную рубашку и красивый красный бархатный халат, сшитый для нее в Лондоне. Расчесав волосы щеткой и заплетя их в нетугую косу, она стала ждать возвращения Полли.
   Нервное напряжение, которое помогало девушке держаться во время дуэли и потом, во время поездки домой, спало, и она вдруг почувствовала себя совершенно обессилевшей. Клер откинулась на спинку кресла с подголовником и прижала руки к вискам. Ее сотрясала дрожь, разом навалились воспоминания обо всем, пережитом этой ночью. Наверное, ни один удар кнута, нанесенный во время дуэли, никогда не изгладится из се памяти. А если бы лорд Майкл настоял на своем и они с Никласом дрались бы на шпагах или пистолетах?.. Клер еще раз содрогнулась и попыталась повернуть свои мысли в другое русло.
   Хотя вначале, когда Майкл у нее на глазах напал на Никласа, она готова была убить его, теперь, когда дуэль закончилась, ей стало до боли жаль майора. Пусть его нелепые обвинения в адрес Никласа, упоминание о якобы нанесенном ему, Майклу, страшном оскорблении — всего лишь плод больного ума, сам он, очевидно, искренне в них верил, ибо мука, написанная на его лице, была неподдельной. Клер вздохнула. Майкл был не первым солдатом, рассудок которого повредила война, и — увы — не последним.
   Возможно, со временем его помутившийся разум прояснится, во всяком случае, она на это сильно надеялась.
   Но до того, как сие случится, Майкл остается очень опасным. Хотя Никлас не считал своего старого друга способным на хладнокровное убийство, Клер не была в этом так уверена. Пожалуй, пора бы уже им возвращаться домой, в Уэльс. В одной из своих язвительных реплик Майкл намекнул, что не стал бы специально разыскивать Никласа; если повезет, то все получится точно по поговорке: с глаз долой — из сердца вон.
   Когда Полли вернулась с подносом, на котором лежали бинты, лекарства и стояла миска с теплой водой. Клер с трудом заставила себя подняться с кресла. Взяв у Полли поднос, она отослала служанку спать, а сама отправилась по коридору к спальне Никласа. Дверь была слегка приоткрыта, поэтому девушка без стука отворила ее и вошла.
   Никлас стоял на коленях возле камина и подбрасывал в огонь уголь. Увидев его. Клер едва не выронила поднос — ей показалось, что он совершенно голый. Но, присмотревшись, она заметила на нем что-то вроде набедренной повязки из полотенца — абсолютный минимум, требуемый приличиями, но явно недостаточный для ее душевного равновесия.
   Видеть вблизи это красивое мускулистое тело, которым она, стыдясь, исподтишка любовалась, когда он плавал вместе с пингвинами, — от этого ей стало не по себе. Но еще больше Клер обеспокоил вид кровавых следов от кнута. Несколько запоздало она поняла, что Никлас разделся лишь для того, чтобы она могла обработать его раны. Эта мысль придала ей спокойствия: она здесь в качестве сиделки, а не любовницы.
   Граф закончил подкладывать уголь в огонь, поставил каминный экран на место, поднялся и взял со стола бокал.
   — Не желаете ли бренди? Сейчас, пожалуй, самый подходящий момент для того, чтобы на время отодвинуть я сторону ваши возражения против крепких напитков.
   — Наш методистский принцип состоит в том, что человек должен принимать решения в соответствии с велениями своего сердца, а мое сердце говорит, что хорошо бы выпить чего-нибудь успокаивающего, — после короткого раздумья ответила Клер.
   Он налил немного бренди и протянул ей бокал.
   — Пейте осторожно. Это намного крепче хереса.
   — Разве вам не полагается склонять меня к неумеренному потреблению спиртного? Я считала, что довести женщину до опьянения — стандартный прием соблазнителя.
   — Я об этом думал, но поступить подобным образом было бы неспортивно, — сказал он с насмешкой — Нет уж, я соблазню вас честно.
   — Нет, не соблазните, ни честно, ни бесчестно, — тут же отпарировала Клер. Хотя от жгучего вкуса бренди она поперхнулась, напиток действительно несколько успокоил ее расходившиеся нервы.
   Потягивая бренди, она следила глазами за Никласом, который, держа в руке бокал, беспокойно мерил шагами комнату. Пытаясь подавить невольное смятение, охватившее се при виде его полуобнаженного тела, Клер приказала себе смотреть на Никласа только бесстрастным взглядом врача. Она заметила, что багровые полосы от кнута покрывают лишь его руки и верхнюю часть груди и спины, ноги же ничуть не пострадали.
   «Клинический взгляд, Клер! Помни: надо сохранять чисто клинический взгляд». Поставив бокал на стол, она решительно сказала:
   — Пора приниматься за дело. Сядьте, пожалуйста, на эту табуретку.
   Он. молча подчинился. Клер осторожно промыла теплой водой раны, в которые попала грязь и волокна одежды. Никлас сидел, уставясь на противоположную стену и время от времени отхлебывая бренди. Клер сделала над собою усилие, чтобы не обращать внимания на игру его тугих мускулов, когда он менял позу. Но все ее плотские мысли вмиг исчезли, когда Никлас слегка застонал и невольно поморщился — очевидно, боль стала нестерпимой даже для его стоицизма.
   — На вид эти раны ужасны и, должно быть, адски болят, но они неглубоки и ни одна из них больше не кровоточит, — тихо сказала Клер, присыпая следы от ударов кнута порошком базилика. — Я думала, что будет хуже.
   — Наибольший ущерб кнут причиняет в том случае, когда жертва не может увернуться от удара, как, например, солдат, которого порют, привязав к столбу, — рассеянно заметил Никлас. — Движущаяся мишень несет куда меньший урон.
   Клер перенесла внимание на его левую руку, на которой было несколько ссадин и кровоподтеков. Его пальцы крепко стиснули бокал, когда она начала вычищать засохшую кровь из раны на запястье.
   — Странно, что пострадала только верхняя часть вашего тела. У лорда Майкла нет никакой фантазии — он продолжал наносить удары по одному и тому же участку.
   Никлас взял графин и налил себе еще бренди.
   — Все объясняется очень просто: он пытался сломать мне шею. Если бы Майкл сумел затянуть кнут на моем горле, а потом резко дернуть, то есть сделать с моей шеей то, что я проделал с его лодыжкой, — у него была бы неплохая возможность отправить меня на тот свет.
   Клер замерла, потрясенная.
   — Вы хотите сказать, что он намеревался с помощью этого трюка убить пас? Никлас поднял брови.
   — Ну, разумеется. Ведь Майкл сказал, что хочет моей смерти, а он никогда не бросал слов на ветер.
   У Клер затряслись руки. Бросив взгляд на ее лицо, Никлас тут же встал и проводил девушку к ближайшему креслу. Она закрыла лицо ладонями, не в силах прогнать из своего воображения ужасную картину того, что случилось бы, если б майору удалось захлестнуть кнут на шее Никласа.
   — Простите: мне не следовало вам об этом говорить, — сказал Никлас, вновь садясь на свой табурет. — К тому же у него не было ни единого шанса на победу. Пару раз я наблюдал подобные схватки среди цыган, так что мне известны основные приемы боя на кнутах.
   С трудом подавив подступающую истерику. Клер подняла взгляд.
   — Вы были нравы, когда сказали, что он сумасшедший. Но почему он обратил свое безумие именно против вас, а не против кого-то другого? У вас есть предположения на этот счет?
   — Я бы на вашем месте задал другой вопрос: прав ли был Майкл, когда обвинил меня в убийстве моей жены и деда?
   Клер сделала нетерпеливое движение рукой.
   — Я думаю, он просто хотел сказать что-нибудь шокирующее и факт их внезапной смерти подошел как нельзя лучше. К тому же, вряд ли лорда Майкла интересовала моя реакция на его слова. Он преследовал иную цель — как можно больше разозлить вас и вбить клин между вами и вашими друзьями.
   Никлас встал и снова начал ходить из угла в угол.
   — Вы такая невозмутимая… И все же вам наверняка приходило в голову, что я могу быть убийцей.
   — Разумеется, когда четыре года назад умер ваш дед и погибла жена, я рассматривала такую возможность. — Она сложила руки на коленях и сплела пальцы, стараясь соответствовать образцу невозмутимости, каковым он ее считал. — Однако, хотя по временам вы и вспыхиваете как порох, я не думаю, что вы способны на насилие подобного рода.
   Он накрутил шнур от звонка на столбик спинки кровати.
   — Так вы считаете, что насилие бывает разных видов?
   — Безусловно, — ответила она. — На мой взгляд, очевидно, что лорд Майкл вполне способен на умышленное убийство. Думаю, Люсьен, окажись он в крайних обстоятельствах, тоже на него пойдет — в случае необходимости он наверняка может быть безжалостным. Что же касается вас, то хотя вы и бываете иногда весьма опасны, что и доказали нынче вечером, вы бы предпочли обратить неприятную ситуацию в шутку или же просто как-то обойти ее. Я не могу себе представить, как вы убиваете человека, — разве что только защищая свою жизнь, да и то если этого совсем уж невозможно избежать.
   Его губы искривились в усмешке.
   — Сегодня вечером я чуть было не убил Майкла.
   — Это был несчастный случай, — с жаром возразила Клер. — Вы думали, я не заметила, как вы его щадили? Он умеет ловко обращаться с кнутом, но вы куда проворнее. Вы могли бы изрезать Майкла на лоскутки, если бы захотели. Но вместо этого, выжидая случая вывести его из строя, позволили ему исполосовать вас куда сильнее, чем было необходимо.
   — Вы многое замечаете. — Он подошел к ореховому туалетному столику и принялся складывать на нем столбики монет по размерам. — Пожалуй, даже слишком многое.
   «Я замечаю все, что связано с тобой, Никлас». Она еще крепче сцепила пальцы.
   — Характер работы моего отца был таков, что к нам домой приходили люди самого разного рода, так что я просто не могла не узнать кое-что о человеческой природе.
   — Вы очень точно проанализировали характеры Майкла, Люсьена и мой — в том, что касается нашей склонности к насилию, — заметил Никлас, не отрывая взгляда от монет. — А что вы думаете о Рэйфе?
   Клер на мгновение задумалась.
   — Я его почти не знаю, но полагаю, что он похож на вас — не станет зря лезть в драку, но если ее не избежать, то сумеет за себя постоять.
   — Вы даже опаснее, чем я считал, — сказал Никлас, слегка улыбнувшись. — Вы были совершенно правы, когда сказали, что я предпочитаю обходить неприятные ситуации, — полагаю, таков врожденный инстинкт всех цыган. Нас всегда гнали и преследовали, и, чтобы выжить, моему народу пришлось научиться сворачивать шатры и тихонько уходить прочь вместо того, чтобы оставаться на месте и ждать, когда их перережут. — Никлас, видимо, потеряв интерес к монетам, начал вертеть в руках серебряную коробочку для карт. — Вы спрашивали, почему Майкл обратил свое безумие против меня. Единственный ответ на этот вопрос, который приходит мне в голову, состоит в том, что Майкл, должно быть, зол на меня из-за старого графа. Хотя со своим собственным отцом, герцогом Эшбертоном, он был в довольно холодных отношениях, с моим дедом Майкл почему-то подружился. Старый граф, ничуть не стесняясь, говаривал, что предпочел бы иметь наследником Майкла, а не меня.
   Никлас вынул из коробочки игральные карты и расположил их веером между большим и указательным пальцами.
   — Мой дед был здоровым, крепким мужчиной вплоть до той ночи, когда скоропостижно умер. Возможно, Майкл действительно верит, что я угробил старика с помощью какого-то хитрого цыганского яда или колдовского наговора.
   Отметив про себя, что Никлас подчеркнуто бесстрастно говорит о том, что в свое время должно было глубоко его ранить, Клер спросила:
   — Вы завидовали Майклу из-за того, что он так хорошо ладил с вашим дедом?
   Он со щелчком сложил карты в колоду и положил их обратно в коробочку.
   — Будь я помоложе, меня это, возможно, и задевало бы, но к тому времени, когда Майкл поселился в Пенрите, мне уже было все равно. Если им обоим нравилось играть в деда и внука, что ж, пожалуйста, меня это нисколько не волновало. Большую часть своего времени я проводил в других местах.
   Интересно, подумала Клер, старый граф нарочно противопоставлял Майкла Никласу, чтобы причинить боль своему внуку? Неужели покойный граф Эбердэр был так коварен и так жесток? Если да, то на том свете ему есть за что ответить. И так же как Эмили, Клер понадеялась, что он отвечает за свои грехи в очень жарком месте.
   Решив, что пора закончить врачевание и наконец пойти к себе и повалиться на кровать. Клер взяла баночку мази из трав, прижала Никласа к туалетному столику и начала накладывать снадобье на самые легкие раны, где кожа была повреждена, но не кровоточила.
   Он с шумом втянул в себя воздух, когда она коснулась особенно болезненного места на спине, но не шевельнулся.
   — А как насчет вашей собственной способности к насилию, Клер? Ни за что не поверю, что вы тихая, безропотная мисс, которая и мухи не обидит.