Гарет Паттерсон
Там, где бродили львы
Охрана природы… становится делом
этики, от которого зависит все будущее
человечества. Это своего рода религия,
основывающаяся на моральных,
эстетических и практических ценностях,
для которой не существует какого-либо
объекта почитания; но она тем не менее
взывает к святым сущностям, к духовному
единству всего живого.
Джордж Б. Шаллер
ВВЕДЕНИЕ. Золотые тени и летящие копыта
Меня мучает страх. Я очень обеспокоен происходящим в Африке. В глубинах моего сознания таится ужасное предчувствие — предчувствие, которое, хочется верить, не сбудется. Африка — это моя любовь, моя страсть — африканские львы, и я страшусь того, что лев как вид прекратит свое существование в вихре коренных изменений, охвативших весь африканский континент.
То, чего я так боюсь, уже случилось в Азии. Туда я приглашаю вас для начала, чтобы показать, какого рода опасность подстерегает Африку и ее львов.
Близ селения Сасан-Гир, где делает остановку поезд, следующий на северо-запад Индии, еще живут последние в Азии львы. Сасан-Гир — это процветающий многолюдный поселок, численность населения которого выросла в три раза с начала нашего века. Знаменитый Лес Гир, где путешественник только и может увидеть сегодня азиатского льва, представляет собой восемьсот квадратных километров разреженных, низкорослых насаждений тикового леса, остатки ранее существовавших здесь девственных лесов. Некогда предки местных львов населяли все пространство от Греции до западных пределов Центральной Азии. Сегодня они выжили на маленьком клочке земли, бывшем в прежние времена охотничьими угодьями мусульманского правителя. Здесь львы нашли временное убежище под защитой правительства Индии. Эти две сотни зверей — все, что осталось от библейского льва, того льва Иудеи, что символизировал собой храбрость и величие сильного, что делил свое жилище с Даниилом и согласился служить ему.
Львы Леса Гир лишились ныне прежнего положения, более того, утратили возможность охотиться на свою природную дичь — на пятнистых оленей. Хищники существуют теперь за счет буйволов, разводимых местными жителями. Эти люди бедны, все, что они имеют, — это молоко буйволов, из которого здесь изготовляют своеобразное сливочное масло. Местные индусы не сеют хлеб. Один буйвол, убитый львом, порой приравнивается по стоимости к трети годового заработка его хозяина. Буйволы — единственная ценность крестьянина. Поэтому не будет пощады азиатским львам в их вековом конфликте с человеком.
В начале семидесятых годов местность, где расположен Лес Гир, подверглась засухе, сильнейшей с начала нашего века. Чтобы помочь бедствующим крестьянам, индийское правительство пренебрегло статусом Леса Гир как охраняемой законом территории, и вскоре эти места заполонили свыше пятидесяти тысяч голов скота, пригнанного из обширных соседних областей пришлыми скотоводами и их семьями. Результат этого нашествия оказался поистине разрушительным. Когда вся трава и кусты были съедены скотом, крестьяне начали обрубать ветви деревьев, чтобы сохранившимися на них листьями кормить своих голодающих коров. Корень за корнем, ветка за веткой — так они уничтожили все, оставив после себя буквально камни.
Вполне очевидно, что ни буйволы, ни львы не могли уже нормально существовать в этом разоренном и опустошенном крае. Пришла новая засуха, и то испытание, которое опять выпало на долю злосчастной земли, не успевшей оправиться от предыдущего насилия, оказалось еще более разрушительным. Как писал один из очевидцев, «люди и их скот разделили свою печальную участь со львами в умирающем лесу».
Когда я вспоминаю об этом кошмаре, свидетелями которого мы совсем недавно были в Азии, меня страшит возможность повторения того же самого с африканскими львами. Нечто подобное уже произошло со многими крупными животными, населяющими африканский континент. Дурные предчувствия не отпускают меня, ибо в эту самую минуту Африка теряет свой единственный невозобновимый естественный ресурс — дикую природу и неповторимый животный мир.
Так, менее чем за тридцать лет черный носорог — этот гигант, пришедший к нам из доисторических времен, — потерял почти все после появления на сцене человека, чей возраст как вида — в сравнении с эволюционным возрастом зверя — может быть определен лишь как младенческий. В шестидесятые годы примерно 100 000 черных носорогов населяли просторы Восточной, Центральной и Южной Африки. Сейчас их осталось менее 3 500, и численность вида стремительно сокращается. Еще совсем недавно, в восьмидесятых годах, в Замбии насчитывалось 2 750 животных, сегодня же их количество не превышает 95 особей. Носорогов преследуют ради их высоко ценимого рога, так что мы становимся очевидцами вымирания этих зверей исключительно из-за человеческой корысти.
Африканский слон тоже на пороге исчезновения. В Центральноафриканской Республике прекрасно вооруженные банды уменьшили численность местной популяции с 11 000 до 3 000 особей. В Чаде, где всего лишь шесть лет тому назад бродили 15 000 слонов, сейчас их осталось меньше чем 2 500. За время кровавого режима Иди Амина в Уганде было уничтожено 20 000 этих животных. Судан недосчитывается сегодня девяти десятых своих слоновьих стад. Слоны Заира потеряли 60 процентов своего первоначального состава. Исчезли 80 процентов слонов Кении. Вероятно, наиболее многочисленная популяция слонов обитала сравнительно недавно в труднодоступном заповеднике Силоуса в Танзании. Пока мир не ведал, что творится в Африке, массовое уничтожение постигло целые большие стада слонов. Ян Дуглас-Гамильтон, знаток этих животных и соавтор прекрасной книги «Среди слонов», писал недавно: «Сейчас существует опасность уничтожения 95 процентов мировой популяции африканских слонов. И это не пустые слова. Если так будет продолжаться, мы будем иметь несколько редких популяций, состоящих из молодых животных, панически боящихся человека».
Несомненно, именно рост народонаселения определит судьбу природы в Африке. Численность людей увеличивается с устрашающей скоростью, и за пределами охраняемых законом заповедников дикие животные будут очень скоро обречены на исчезновение. Люди и принадлежащий им скот расширяют сферу своей жизнедеятельности в борьбе за пропитание. Никто не вправе упрекать крестьянина за его недовольство, когда он натыкается на ограждение заповедника и не имеет возможности позволить своему голодающему стаду миновать преграду и пройти на тучное пастбище. Следовательно, давление на администрацию будет неизбежно усиливаться, и последнее слово окажется за реальными нуждами людей.
Это — мрачные пророчества, и картина будущего африканской природы выглядит угнетающе. Многие старейшины из числа защитников диких животных уже ушли от нас, и немало молодых специалистов покинули континент. Джой Адамсон, которая своей книгой «Рожденная свободной»и лекциями, прочитанными по всему свету, сделала так много для ознакомления людей с девственной жизнью Африки, убита жуликом, работавшим до этого у нее. Самоотверженная Диана Фосси, отдавшая четырнадцать лет делу защиты самых крупных человекообразных обезьян — горных горилл, — была избита до смерти теми же людьми, которые зверски убили ее любимую Дигит — гориллу, которая в семидесятых покорила сердца любителей животных во всем мире. Основатель Серенгети, Бернгард Гржимек, тоже умер, и его пепел, согласно последнему желанию натуралиста, развеян над равнинами, которые он так любил и сделал столь известными.
Меня страшит также, что чрезмерная нагрузка на сохранившиеся еще островки дикой природы может привести к их разрушению. Туризм — это деньги. Он увеличивает число рабочих мест, что оздоравливает экономику и способствует росту жизненного уровня. Дикая природа оправдывает свое существование, вознаграждая общество тем, что открывает возможности развития экономики. Однако природные «зоопарки» могут быть задушены туристами и сооружениями, воздвигаемыми для них, — роскошными гостиницами и кемпингами, учреждениями для проведения экскурсий и смотровыми площадками, рассчитанными на массовую эксплуатацию. Огромный наплыв визитеров и их непомерные запросы угрожают затруднить нормальную жизнь открытых для туризма парковых территорий. Не будет большой фантазией представить себе, как микроавтобусы и автомобили снуют туда и сюда по равнине, проделывая в сезон дождей глубокие колеи и вызывая образование оврагов и дальнейшую эрозию почвы в местах, где ранее не ступала нога человека. Уже сегодня в некоторых заповедниках Восточной Африки нередко можно увидеть одновременно до шестидесяти автомашин, из которых туристы глазеют на единственного отдыхающего гепарда.
Гепарды оказались одними из первых, кто пострадал от такого чрезмерного внимания приезжих в парках Восточной Африки. Автомобили окружают зверя в ранние утренние часы и по вечерам, когда тот при нормальных условиях существования должен охотой добывать свое пропитание. Хищники даже приспособились к этому, выходя на охоту днем, чтобы не пересекаться с туристами. В это время их толпы покидают равнины, поднимая целые завесы клубящейся пыли: настало время ленча, и все устремляются в лагерь. Но даже эти вновь приобретенные повадки не спасают гепардов полностью. В дневные часы зоркие грифы, парящие в вышине, камнем падают на тушу задранной гепардом антилопы. Таким образом, гепард, охотящийся в несвойственное ему время, волей-неволей уступает часть добычи своим естественным конкурентам. Борьба гепардов за выживание оказывается явно неравной. Опыт туристских поездок «на природу» может сыграть скверную шутку. Если такие поездки поощряются фирмами материально, чтобы привлечь как можно больше народу, даже тот, кто, в общем, не склонен к участию в сафари, соблазнится просто потому, что ему предлагают выгодную сделку. И заповедник может превратиться в огромный балаган, где туристы играют роль зевак. Чем больше толпа, тем больше мусора. Так что в недалеком будущем визитерам придется фотографировать гиен, вылизывающих консервные банки, и шакалов, обнюхивающих коробки от сигарет.
Если эта мрачная картина станет реальностью — а я боюсь, что так может случиться, — то орды туристов начнут доводить до бешенства гидов, которые в результате перестанут относиться к своему делу с прежней ответственностью. Печально, но, с точки зрения гида, клиент всегда прав, пока он платит. И гиды начнут отступать от принципов своей работы, думая лишь о том, чтобы получить вознаграждение, небрежно брошенное клиентом в конце сафари. Благополучие животных перестанет быть главным в работе проводника. Природа окажется купленной за пачку банкнот, протянутых праздным туристом.
И тогда нашествие схлынет так же быстро, как началось. Гостиницы и кемпинги не смогут больше окупать свое существование. Начнется сокращение штатов, и снижение уровня обслуживания с последующей за этим социальной нестабильностью сделают туры непривлекательными для путешественников. Невежественные туристы во всем мире решат, что эти поездки — пустая трата времени, что они уже «посмотрели» Африку, — ажиотаж спадет. Теперь их толпы заполонят Азию, Австралию и Южную Америку, оставляя позади себя хаос и опустошение. Над измученной землей вновь воцарится тишина, туристские лагеря опустеют, бизнесу придет конец, безработица станет расти. Шум и гам в парках уляжется. И я уже вижу львят, резвящихся среди старых полиэтиленовых пакетов, гонимых ветром по опустевшим равнинам. Люди в машинах покинули эти места, но вместе с ними ушли и доллары.
Снова начнется разгул браконьерства. Обыватель немедленно воспользуется ситуацией, и слоновая кость станет распространяться из заповедников и экспортироваться на Восток. Беспомощное правительство не в силах будет предпринять какие-либо меры, ибо нищета не позволит идти навстречу очередным «причудам белых». Население, выросшее за предыдущие годы процветания, потребует из-за наступившего экономического кризиса больше земли, чтобы прокормить себя и скот. И в самом деле, ранее, когда экономика была сильна, достать продукты не составляло труда, ибо немало их импортировалось из-за границы; но теперь настало время использовать внутренние ресурсы, и дельцы обратят жадные взгляды на островки дикой природы, которые еще не приносят доходов. Когда начнется голод, внешний мир предоставит помощь в виде зерна, которое решат посеять на пустующих, еще не освоенных землях. С уменьшением площади девственных пространств фермеры начнут самовольно расширять свои владения, а бизнесмены и чиновники кинутся делить между собой новоиспеченный пирог прибылей. А природа тем временем будет безропотно гибнуть, как раненый бездомный лев на раскаленном песке пустыни.
У нас мало, возможно, слишком мало времени, чтобы разрешить далеко зашедший конфликт между человечеством и еще сохранившимися островками девственной природы. Политиканство, алчность и коррупция словно объединились, чтобы привести к дальнейшему упадку умирающую природу континента. Когда времени в обрез, уже не место для сентиментальных размышлений и для скрупулезных подсчетов тех выгод, что может дать нам здоровая окружающая среда. Стрелки часов движутся слишком быстро, отсчитывая последние часы умирания африканской природы.
Чтобы читателю стало понятно, ради чего я затеял путешествие в замечательные уголки дикой Африки в поисках львов, я должен сказать несколько слов о себе и своем прошлом.
Я дитя Африки, потомок завербовавшихся на работу англичан, которые в начале шестидесятых привезли меня и моего младшего брата в Нигерию, на западные берега Африки. Я вырос в Африке, играя с африканскими детьми. Я плавал в прозрачных водоемах и видел бескрайние девственные земли, которые — увы! — быстро сокращались по воле человека.
Я вырос в Африке, и я — дитя Африки. Мной овладела непреодолимая, всепоглощающая любовь к этой земле и к ее необыкновенной природе. Я уже не мог не думать о местах, где я провел детство, как об истинном своем доме. В те годы родителям и в голову не могло прийти, что один из их сыновей станет настолько предан новой родине, что будет мечтать прожить здесь до конца своих дней. Можно ли сравнивать ощущения человека, выросшего в Африке, и другого, приехавшего сюда жить, уже будучи взрослым? Едва ли. Вероятно, во многих семьях завербованных их выросшие дети приводят в изумление своих отцов и матерей, заявляя им, что не собираются возвращаться «домой»и навсегда остаются в Африке. Для меня это было самоочевидно, и я был бы счастлив никогда не покидать гостеприимный континент.
Это обычная история, что контрактники не приживаются в Африке, не поддаются ее прелести, а замыкаются на короткое время контракта в узкой среде близких и знакомых. Многие из них — не самые выдающиеся специалисты или чуть способнее других в своем деле (чаще, скорее, наоборот). Они едут на работу за границей, привлеченные значительным вознаграждением за сравнительно недолгий период неудобств и «страданий». Я помню, что ребенком, играя с черными сверстниками, я нередко слышал, как друзья родителей жаловались на туземцев и на их леность. Многие приезжие цепляются за свое привычное окружение, даже не помышляя о том, чтобы ближе познакомиться со страной, ее народом, культурой и традициями. Они предпочитают держаться предвзятых мнений по поводу туземцев и их страны. Эти люди продолжают грезить о «родине»— там царит комфорт, там цивилизация — не то что временное место жительства с его жарой, пылью и угрюмыми черными лицами аборигенов.
Но мне повезло. Я не перенял от окружающих их настроения. Я чувствовал себя хорошо и привольно в окружении коренных жителей этой земли. Ребенком я побывал вместе с родителями в Кении и Танзании, да еще в том возрасте, когда впечатлительность столь развита; я стал свидетелем миграций огромных стад гну в Серенгети, побывал в величественном кратере Нгоронгоро и наблюдал за львами, дремлющими на ветвях высоких деревьев близ озера Манньяра. Я рос среди дикой природы и дышал ее воздухом. Позже мы переехали в Малави — поистине удивительную страну в самом центре Африки. С порога нашего дома открывался вид на торный хребет Мичиру, и там я проводил все свое свободное время, выслеживая скачущих антилоп, взбиравшихся на почти вертикальные скалы, и сопровождая стада желтых павианов. Однако, чтобы я мог успешно закончить школьное образование, меня оторвали от Мичиру и отправили в Англию. Мама и отчим поступили, как им казалось, самым разумным образом, но через полтора года пребывания в холоде и вечной сырости я лучше, чем когда-либо раньше, начал понимать, где мое настоящее призвание.
Кое-как окончив среднюю школу, я словно на крыльях Вернулся домой и в свои восемнадцать лет начал стажироваться в качестве объездчика в заповеднике Саби-Сенд, примыкавшего к национальному парку Крюгера в ЮАР. Отсюда я переехал в Наталь, где в Дракенсберге прошел обучение в школе проводников для детей-натуралистов. Спустя полтора года я был уже в Ботсване, и здесь мое увлечение львами переросло во всепоглощающую страсть. В качестве объездчика я провел четыре года в заповеднике Северного Тули на юго-западе Ботсваны. Эта суровая, иссушенная солнцем страна в изобилии населена слонами, львами, леопардами, гепардами и множеством других крупных животных. Именно в это время мне предложили приступить к серьезному изучению состояния львов в заповеднике, о чем в то время почти ничего не было известно. На первых порах звери были пугливыми и скрытными, наученные предыдущим горьким опытом общения с охотниками. Но со временем они перестали бояться меня и моего автомобиля. Результатом моих исследований стала книга «Плач по львам»— рассказ о жестокости браконьеров и о том вреде, который они нанесли львам Тули.
За время моей работы численность львов в заповеднике сократилась с пятидесяти пяти до двадцати девяти особей, причем основной причиной этих потерь оказался отлов львов браконьерскими петлями. Обдумывая раскрывшиеся передо мной проблемы и воюя с браконьерами, я неожиданно понял, насколько уязвимой может оказаться популяция диких животных даже на охраняемых законом землях. Боль, которую я испытывал при гибели каждого льва, которого я знал иногда с самого его рождения, привела меня к мысли сделать все возможное для того, чтобы предотвратить их полное вымирание. Я надеюсь, что моя настойчивость, многочисленные отчеты о проделанной работе и опубликованная книга принесли значительную пользу для сохранения львов заповедника Тули.
Жалкое состояние популяции львов в этом заповеднике открыло мне глаза на общую проблему угрожающих перемен во флоре и фауне континента. Именно поэтому я поставил своей целью выяснить, что происходит со львами в сегодняшней Африке, и изложить все, что мне удастся узнать о жизни и трагедии этих животных, символизирующих собой девственную природу материка.
Когда я начинал свою работу в Тули, никому и в голову не проходило, что львы этого заповедника находятся под потенциальной угрозой исчезновения, — но лишь потому, что не было никаких реальных сведений об их точном количестве и о структуре их прайдовnote 1. Путешествие, которое я собираюсь описать в этой книге, — естественное продолжение моих прежних исследований. Я намеревался выяснить для себя, каким образом вторжение человека в природу, его деятельность и общественное законодательство влияют на благополучие львов, ибо когда я пишу о львах, я пишу о жизни девственных островков Африки в целом.
Львы нуждаются в обширных пространствах нетронутой земли, в животных, которыми они питаются, и в источниках воды, хотя последний фактор кажется наименее значимым. Главное, что нужно льву — его пространство, а оно-то как раз и становится дефицитом в меняющейся и развивающейся Африке. Мне хотелось посетить, по крайней мере, часть из тех мест, где львы еще сохранились, чтобы своими глазами увидеть, каково состояние этих земель, и прочесть написанный невидимыми письменами их рассказ о своем прошлом, настоящем и будущем.
Места обитания львов не всегда были ограничены только Африкой и Азией. Еще в исторические времена они населяли Балканский полуостров. По подсчетам ученых, львы вымерли в Греции между 80 и 100 годами нашей эры. Широко распространен был лев и в Азии, и последние следы его пребывания здесь сохранились ныне лишь в истерзанном Лесу Гир в Индии.
Лев более ста тридцати раз упоминается в Библии. Особенно многочисленна была популяция львов в Ливане и в долине реки Иордан. Ко времени крестовых походов львы здесь вымерли окончательно. Это произошло по многим причинам — совсем иным, чем те, что ставят под удар африканские популяции львов. Между тем Южная Африка дает, бесспорно, наиболее пугающий пример сокращения численности львов в самые последние годы.
Основатель Кейптауна Ян ван Рибек положил начало конфронтации человека со львами уже в самые первые годы колонизации Южной Африки. Прогуливаясь 16 июня 1659 года в своем саду, вокруг которого позже разросся нынешний Кейптаун, он увидел льва, внезапно появившегося перед ним и тут же обратившегося в бегство. В те дни голодные львы нередко нападали на лошадей и скот первых колонистов, которые вынуждены были по ночам жечь огромные костры в расположении своих гарнизонов.
Один из людей ван Рибека подвергся жестокому нападению льва во время экспедиции колонистов к северу. Зверь ворвался в лагерь и, повалив путешественника, прижал его к земле. Попутчик пострадавшего не растерялся, схватил пищаль и убил хищника. Во время другой экспедиции врач отряда, по имени Миллер, отправившись на охоту, увидел «живого монстра с тремя кошачьими головами и тремя длинными хвостами». Миллер был потрясен до глубины души, но видел-то он наверняка трех львов, шествующих в низовьях реки.
Львы были вполне обычны в Капской провинции еще в 1707 году, и их видели в Кару в 1801 году. Но, по мере того как колонизация продолжалась, нашествие поселенцев, охотников и исследователей природы стало причиной стремительного сокращения численности львов. Сначала постепенно, а затем все быстрее львы начали вымирать.
В конце 1830 — х годов началось движение буров на повозках, запряженных волами, по направлению к северу, через реку Оранжевую, в нетронутые еще, девственные местности. На своем пути первопроходцы убили свыше трехсот львов. В те дни многие охотники считали честью уничтожить как можно больше львов, создавая себе тем самым славу храбрецов. Бур по имени Кота Дафел застрелил более ста львов — поистине редкое достижение, принимая во внимание несовершенство оружия в те времена. Другой известный охотник на львов, Петрус Якопс, также знаменит тем, что за время своих странствий оборвал жизнь более чем ста львов. В преклонном возрасте, семидесяти трех лет от роду, он подвергся нападению раненого зверя и был жестоко искалечен им. Спасла старика его собака, которая бросилась на льва и заставила его отступить. Пострадавший получил одиннадцать сильнейших укусов в бедра, были страшно изодраны зубами льва и его руки. Но все это ничему не научило охотника: уже через два месяца старый крепкий бур снова был в седле, вознамерившись отомстить своему обидчику.
Европейские «спортсмены», наводнившие Южную Африку, также отняли жизни у сотен львов, хотя основной целью их притязаний были слоны. В числе наиболее известных из этих искателей приключений можно назвать Гордона Каммингса, шведа Чарлза Джона Андерссона, Уильяма Чарлза Болдуина и Уильяма Каттана Освелла. Все эти люди охотились во многих районах Южной Африки и оставили после себя интереснейшие очерки о тех местах, где они побывали и где сегодня уже нет никакой достойной дичи.
Одним из наиболее знаменитых охотников того времени был Фредерик Картни Силоус, приехавший в Южную Африку в 1871 году. Силоус добыл тридцать львов, но в число его трофеев входило также множество других самых разнообразных животных. Некоторые добытые им экземпляры по сей день украшают витрины Британского музея и музеев Южной Африки. Силоус во многих отношениях отличался от большинства спортсменов-охотников своего времени. Он с научной тщательностью вел наблюдения за животными, не упускал из внимания особенности мест их обитания и методически записывал все интересное в отношении флоры и фауны тех мест, которые посещал. Вот какие советы Силоус адресовал другим охотникам за львами: «Выследив льва, вам следует стрелять с небольшого расстояния, и выстрел должен быть расчетливым и метким, чтобы уложить зверя с первого раза. Не пытайтесь стрелять навскидку или палить наугад, ибо вы, в лучшем случае, только раните льва, и разгневанный хищник уже не подпустит вас близко, чтобы добить его». Не все в дальнейшем пользовались этим полезным советом, и многие пострадали из-за своего легкомыслия.
Последний лев был убит в Калекой провинции в 1850 году, а в 1865 — м закончилось уничтожение львов в тогдашней колонии Наталь. Менее чем за двести лет эти крупные кошки были полностью истреблены на большей части первоначальной области своего распространения в Южной Африке. По мере того, как безжалостное преследование львов продолжалось, а пригодные для них места обитания менялись к худшему, чудом уцелевшие, разобщенные популяции оказались словно запертыми в тех немногих местностях, где они сохранились по сию пору. В наши дни на территории Южной Африки львы живут в относительной безопасности только в национальном парке Крюгера и прилежащих к нему частных заповедниках, в природоохранном комплексе Умфолози — Хлухлуве в Зулуленде и в национальном парке Калахари-Хемсбокnote 2 в ЮАР.
То, чего я так боюсь, уже случилось в Азии. Туда я приглашаю вас для начала, чтобы показать, какого рода опасность подстерегает Африку и ее львов.
Близ селения Сасан-Гир, где делает остановку поезд, следующий на северо-запад Индии, еще живут последние в Азии львы. Сасан-Гир — это процветающий многолюдный поселок, численность населения которого выросла в три раза с начала нашего века. Знаменитый Лес Гир, где путешественник только и может увидеть сегодня азиатского льва, представляет собой восемьсот квадратных километров разреженных, низкорослых насаждений тикового леса, остатки ранее существовавших здесь девственных лесов. Некогда предки местных львов населяли все пространство от Греции до западных пределов Центральной Азии. Сегодня они выжили на маленьком клочке земли, бывшем в прежние времена охотничьими угодьями мусульманского правителя. Здесь львы нашли временное убежище под защитой правительства Индии. Эти две сотни зверей — все, что осталось от библейского льва, того льва Иудеи, что символизировал собой храбрость и величие сильного, что делил свое жилище с Даниилом и согласился служить ему.
Львы Леса Гир лишились ныне прежнего положения, более того, утратили возможность охотиться на свою природную дичь — на пятнистых оленей. Хищники существуют теперь за счет буйволов, разводимых местными жителями. Эти люди бедны, все, что они имеют, — это молоко буйволов, из которого здесь изготовляют своеобразное сливочное масло. Местные индусы не сеют хлеб. Один буйвол, убитый львом, порой приравнивается по стоимости к трети годового заработка его хозяина. Буйволы — единственная ценность крестьянина. Поэтому не будет пощады азиатским львам в их вековом конфликте с человеком.
В начале семидесятых годов местность, где расположен Лес Гир, подверглась засухе, сильнейшей с начала нашего века. Чтобы помочь бедствующим крестьянам, индийское правительство пренебрегло статусом Леса Гир как охраняемой законом территории, и вскоре эти места заполонили свыше пятидесяти тысяч голов скота, пригнанного из обширных соседних областей пришлыми скотоводами и их семьями. Результат этого нашествия оказался поистине разрушительным. Когда вся трава и кусты были съедены скотом, крестьяне начали обрубать ветви деревьев, чтобы сохранившимися на них листьями кормить своих голодающих коров. Корень за корнем, ветка за веткой — так они уничтожили все, оставив после себя буквально камни.
Вполне очевидно, что ни буйволы, ни львы не могли уже нормально существовать в этом разоренном и опустошенном крае. Пришла новая засуха, и то испытание, которое опять выпало на долю злосчастной земли, не успевшей оправиться от предыдущего насилия, оказалось еще более разрушительным. Как писал один из очевидцев, «люди и их скот разделили свою печальную участь со львами в умирающем лесу».
Когда я вспоминаю об этом кошмаре, свидетелями которого мы совсем недавно были в Азии, меня страшит возможность повторения того же самого с африканскими львами. Нечто подобное уже произошло со многими крупными животными, населяющими африканский континент. Дурные предчувствия не отпускают меня, ибо в эту самую минуту Африка теряет свой единственный невозобновимый естественный ресурс — дикую природу и неповторимый животный мир.
Так, менее чем за тридцать лет черный носорог — этот гигант, пришедший к нам из доисторических времен, — потерял почти все после появления на сцене человека, чей возраст как вида — в сравнении с эволюционным возрастом зверя — может быть определен лишь как младенческий. В шестидесятые годы примерно 100 000 черных носорогов населяли просторы Восточной, Центральной и Южной Африки. Сейчас их осталось менее 3 500, и численность вида стремительно сокращается. Еще совсем недавно, в восьмидесятых годах, в Замбии насчитывалось 2 750 животных, сегодня же их количество не превышает 95 особей. Носорогов преследуют ради их высоко ценимого рога, так что мы становимся очевидцами вымирания этих зверей исключительно из-за человеческой корысти.
Африканский слон тоже на пороге исчезновения. В Центральноафриканской Республике прекрасно вооруженные банды уменьшили численность местной популяции с 11 000 до 3 000 особей. В Чаде, где всего лишь шесть лет тому назад бродили 15 000 слонов, сейчас их осталось меньше чем 2 500. За время кровавого режима Иди Амина в Уганде было уничтожено 20 000 этих животных. Судан недосчитывается сегодня девяти десятых своих слоновьих стад. Слоны Заира потеряли 60 процентов своего первоначального состава. Исчезли 80 процентов слонов Кении. Вероятно, наиболее многочисленная популяция слонов обитала сравнительно недавно в труднодоступном заповеднике Силоуса в Танзании. Пока мир не ведал, что творится в Африке, массовое уничтожение постигло целые большие стада слонов. Ян Дуглас-Гамильтон, знаток этих животных и соавтор прекрасной книги «Среди слонов», писал недавно: «Сейчас существует опасность уничтожения 95 процентов мировой популяции африканских слонов. И это не пустые слова. Если так будет продолжаться, мы будем иметь несколько редких популяций, состоящих из молодых животных, панически боящихся человека».
Несомненно, именно рост народонаселения определит судьбу природы в Африке. Численность людей увеличивается с устрашающей скоростью, и за пределами охраняемых законом заповедников дикие животные будут очень скоро обречены на исчезновение. Люди и принадлежащий им скот расширяют сферу своей жизнедеятельности в борьбе за пропитание. Никто не вправе упрекать крестьянина за его недовольство, когда он натыкается на ограждение заповедника и не имеет возможности позволить своему голодающему стаду миновать преграду и пройти на тучное пастбище. Следовательно, давление на администрацию будет неизбежно усиливаться, и последнее слово окажется за реальными нуждами людей.
Это — мрачные пророчества, и картина будущего африканской природы выглядит угнетающе. Многие старейшины из числа защитников диких животных уже ушли от нас, и немало молодых специалистов покинули континент. Джой Адамсон, которая своей книгой «Рожденная свободной»и лекциями, прочитанными по всему свету, сделала так много для ознакомления людей с девственной жизнью Африки, убита жуликом, работавшим до этого у нее. Самоотверженная Диана Фосси, отдавшая четырнадцать лет делу защиты самых крупных человекообразных обезьян — горных горилл, — была избита до смерти теми же людьми, которые зверски убили ее любимую Дигит — гориллу, которая в семидесятых покорила сердца любителей животных во всем мире. Основатель Серенгети, Бернгард Гржимек, тоже умер, и его пепел, согласно последнему желанию натуралиста, развеян над равнинами, которые он так любил и сделал столь известными.
Меня страшит также, что чрезмерная нагрузка на сохранившиеся еще островки дикой природы может привести к их разрушению. Туризм — это деньги. Он увеличивает число рабочих мест, что оздоравливает экономику и способствует росту жизненного уровня. Дикая природа оправдывает свое существование, вознаграждая общество тем, что открывает возможности развития экономики. Однако природные «зоопарки» могут быть задушены туристами и сооружениями, воздвигаемыми для них, — роскошными гостиницами и кемпингами, учреждениями для проведения экскурсий и смотровыми площадками, рассчитанными на массовую эксплуатацию. Огромный наплыв визитеров и их непомерные запросы угрожают затруднить нормальную жизнь открытых для туризма парковых территорий. Не будет большой фантазией представить себе, как микроавтобусы и автомобили снуют туда и сюда по равнине, проделывая в сезон дождей глубокие колеи и вызывая образование оврагов и дальнейшую эрозию почвы в местах, где ранее не ступала нога человека. Уже сегодня в некоторых заповедниках Восточной Африки нередко можно увидеть одновременно до шестидесяти автомашин, из которых туристы глазеют на единственного отдыхающего гепарда.
Гепарды оказались одними из первых, кто пострадал от такого чрезмерного внимания приезжих в парках Восточной Африки. Автомобили окружают зверя в ранние утренние часы и по вечерам, когда тот при нормальных условиях существования должен охотой добывать свое пропитание. Хищники даже приспособились к этому, выходя на охоту днем, чтобы не пересекаться с туристами. В это время их толпы покидают равнины, поднимая целые завесы клубящейся пыли: настало время ленча, и все устремляются в лагерь. Но даже эти вновь приобретенные повадки не спасают гепардов полностью. В дневные часы зоркие грифы, парящие в вышине, камнем падают на тушу задранной гепардом антилопы. Таким образом, гепард, охотящийся в несвойственное ему время, волей-неволей уступает часть добычи своим естественным конкурентам. Борьба гепардов за выживание оказывается явно неравной. Опыт туристских поездок «на природу» может сыграть скверную шутку. Если такие поездки поощряются фирмами материально, чтобы привлечь как можно больше народу, даже тот, кто, в общем, не склонен к участию в сафари, соблазнится просто потому, что ему предлагают выгодную сделку. И заповедник может превратиться в огромный балаган, где туристы играют роль зевак. Чем больше толпа, тем больше мусора. Так что в недалеком будущем визитерам придется фотографировать гиен, вылизывающих консервные банки, и шакалов, обнюхивающих коробки от сигарет.
Если эта мрачная картина станет реальностью — а я боюсь, что так может случиться, — то орды туристов начнут доводить до бешенства гидов, которые в результате перестанут относиться к своему делу с прежней ответственностью. Печально, но, с точки зрения гида, клиент всегда прав, пока он платит. И гиды начнут отступать от принципов своей работы, думая лишь о том, чтобы получить вознаграждение, небрежно брошенное клиентом в конце сафари. Благополучие животных перестанет быть главным в работе проводника. Природа окажется купленной за пачку банкнот, протянутых праздным туристом.
И тогда нашествие схлынет так же быстро, как началось. Гостиницы и кемпинги не смогут больше окупать свое существование. Начнется сокращение штатов, и снижение уровня обслуживания с последующей за этим социальной нестабильностью сделают туры непривлекательными для путешественников. Невежественные туристы во всем мире решат, что эти поездки — пустая трата времени, что они уже «посмотрели» Африку, — ажиотаж спадет. Теперь их толпы заполонят Азию, Австралию и Южную Америку, оставляя позади себя хаос и опустошение. Над измученной землей вновь воцарится тишина, туристские лагеря опустеют, бизнесу придет конец, безработица станет расти. Шум и гам в парках уляжется. И я уже вижу львят, резвящихся среди старых полиэтиленовых пакетов, гонимых ветром по опустевшим равнинам. Люди в машинах покинули эти места, но вместе с ними ушли и доллары.
Снова начнется разгул браконьерства. Обыватель немедленно воспользуется ситуацией, и слоновая кость станет распространяться из заповедников и экспортироваться на Восток. Беспомощное правительство не в силах будет предпринять какие-либо меры, ибо нищета не позволит идти навстречу очередным «причудам белых». Население, выросшее за предыдущие годы процветания, потребует из-за наступившего экономического кризиса больше земли, чтобы прокормить себя и скот. И в самом деле, ранее, когда экономика была сильна, достать продукты не составляло труда, ибо немало их импортировалось из-за границы; но теперь настало время использовать внутренние ресурсы, и дельцы обратят жадные взгляды на островки дикой природы, которые еще не приносят доходов. Когда начнется голод, внешний мир предоставит помощь в виде зерна, которое решат посеять на пустующих, еще не освоенных землях. С уменьшением площади девственных пространств фермеры начнут самовольно расширять свои владения, а бизнесмены и чиновники кинутся делить между собой новоиспеченный пирог прибылей. А природа тем временем будет безропотно гибнуть, как раненый бездомный лев на раскаленном песке пустыни.
У нас мало, возможно, слишком мало времени, чтобы разрешить далеко зашедший конфликт между человечеством и еще сохранившимися островками девственной природы. Политиканство, алчность и коррупция словно объединились, чтобы привести к дальнейшему упадку умирающую природу континента. Когда времени в обрез, уже не место для сентиментальных размышлений и для скрупулезных подсчетов тех выгод, что может дать нам здоровая окружающая среда. Стрелки часов движутся слишком быстро, отсчитывая последние часы умирания африканской природы.
Чтобы читателю стало понятно, ради чего я затеял путешествие в замечательные уголки дикой Африки в поисках львов, я должен сказать несколько слов о себе и своем прошлом.
Я дитя Африки, потомок завербовавшихся на работу англичан, которые в начале шестидесятых привезли меня и моего младшего брата в Нигерию, на западные берега Африки. Я вырос в Африке, играя с африканскими детьми. Я плавал в прозрачных водоемах и видел бескрайние девственные земли, которые — увы! — быстро сокращались по воле человека.
Я вырос в Африке, и я — дитя Африки. Мной овладела непреодолимая, всепоглощающая любовь к этой земле и к ее необыкновенной природе. Я уже не мог не думать о местах, где я провел детство, как об истинном своем доме. В те годы родителям и в голову не могло прийти, что один из их сыновей станет настолько предан новой родине, что будет мечтать прожить здесь до конца своих дней. Можно ли сравнивать ощущения человека, выросшего в Африке, и другого, приехавшего сюда жить, уже будучи взрослым? Едва ли. Вероятно, во многих семьях завербованных их выросшие дети приводят в изумление своих отцов и матерей, заявляя им, что не собираются возвращаться «домой»и навсегда остаются в Африке. Для меня это было самоочевидно, и я был бы счастлив никогда не покидать гостеприимный континент.
Это обычная история, что контрактники не приживаются в Африке, не поддаются ее прелести, а замыкаются на короткое время контракта в узкой среде близких и знакомых. Многие из них — не самые выдающиеся специалисты или чуть способнее других в своем деле (чаще, скорее, наоборот). Они едут на работу за границей, привлеченные значительным вознаграждением за сравнительно недолгий период неудобств и «страданий». Я помню, что ребенком, играя с черными сверстниками, я нередко слышал, как друзья родителей жаловались на туземцев и на их леность. Многие приезжие цепляются за свое привычное окружение, даже не помышляя о том, чтобы ближе познакомиться со страной, ее народом, культурой и традициями. Они предпочитают держаться предвзятых мнений по поводу туземцев и их страны. Эти люди продолжают грезить о «родине»— там царит комфорт, там цивилизация — не то что временное место жительства с его жарой, пылью и угрюмыми черными лицами аборигенов.
Но мне повезло. Я не перенял от окружающих их настроения. Я чувствовал себя хорошо и привольно в окружении коренных жителей этой земли. Ребенком я побывал вместе с родителями в Кении и Танзании, да еще в том возрасте, когда впечатлительность столь развита; я стал свидетелем миграций огромных стад гну в Серенгети, побывал в величественном кратере Нгоронгоро и наблюдал за львами, дремлющими на ветвях высоких деревьев близ озера Манньяра. Я рос среди дикой природы и дышал ее воздухом. Позже мы переехали в Малави — поистине удивительную страну в самом центре Африки. С порога нашего дома открывался вид на торный хребет Мичиру, и там я проводил все свое свободное время, выслеживая скачущих антилоп, взбиравшихся на почти вертикальные скалы, и сопровождая стада желтых павианов. Однако, чтобы я мог успешно закончить школьное образование, меня оторвали от Мичиру и отправили в Англию. Мама и отчим поступили, как им казалось, самым разумным образом, но через полтора года пребывания в холоде и вечной сырости я лучше, чем когда-либо раньше, начал понимать, где мое настоящее призвание.
Кое-как окончив среднюю школу, я словно на крыльях Вернулся домой и в свои восемнадцать лет начал стажироваться в качестве объездчика в заповеднике Саби-Сенд, примыкавшего к национальному парку Крюгера в ЮАР. Отсюда я переехал в Наталь, где в Дракенсберге прошел обучение в школе проводников для детей-натуралистов. Спустя полтора года я был уже в Ботсване, и здесь мое увлечение львами переросло во всепоглощающую страсть. В качестве объездчика я провел четыре года в заповеднике Северного Тули на юго-западе Ботсваны. Эта суровая, иссушенная солнцем страна в изобилии населена слонами, львами, леопардами, гепардами и множеством других крупных животных. Именно в это время мне предложили приступить к серьезному изучению состояния львов в заповеднике, о чем в то время почти ничего не было известно. На первых порах звери были пугливыми и скрытными, наученные предыдущим горьким опытом общения с охотниками. Но со временем они перестали бояться меня и моего автомобиля. Результатом моих исследований стала книга «Плач по львам»— рассказ о жестокости браконьеров и о том вреде, который они нанесли львам Тули.
За время моей работы численность львов в заповеднике сократилась с пятидесяти пяти до двадцати девяти особей, причем основной причиной этих потерь оказался отлов львов браконьерскими петлями. Обдумывая раскрывшиеся передо мной проблемы и воюя с браконьерами, я неожиданно понял, насколько уязвимой может оказаться популяция диких животных даже на охраняемых законом землях. Боль, которую я испытывал при гибели каждого льва, которого я знал иногда с самого его рождения, привела меня к мысли сделать все возможное для того, чтобы предотвратить их полное вымирание. Я надеюсь, что моя настойчивость, многочисленные отчеты о проделанной работе и опубликованная книга принесли значительную пользу для сохранения львов заповедника Тули.
Жалкое состояние популяции львов в этом заповеднике открыло мне глаза на общую проблему угрожающих перемен во флоре и фауне континента. Именно поэтому я поставил своей целью выяснить, что происходит со львами в сегодняшней Африке, и изложить все, что мне удастся узнать о жизни и трагедии этих животных, символизирующих собой девственную природу материка.
Когда я начинал свою работу в Тули, никому и в голову не проходило, что львы этого заповедника находятся под потенциальной угрозой исчезновения, — но лишь потому, что не было никаких реальных сведений об их точном количестве и о структуре их прайдовnote 1. Путешествие, которое я собираюсь описать в этой книге, — естественное продолжение моих прежних исследований. Я намеревался выяснить для себя, каким образом вторжение человека в природу, его деятельность и общественное законодательство влияют на благополучие львов, ибо когда я пишу о львах, я пишу о жизни девственных островков Африки в целом.
Львы нуждаются в обширных пространствах нетронутой земли, в животных, которыми они питаются, и в источниках воды, хотя последний фактор кажется наименее значимым. Главное, что нужно льву — его пространство, а оно-то как раз и становится дефицитом в меняющейся и развивающейся Африке. Мне хотелось посетить, по крайней мере, часть из тех мест, где львы еще сохранились, чтобы своими глазами увидеть, каково состояние этих земель, и прочесть написанный невидимыми письменами их рассказ о своем прошлом, настоящем и будущем.
Места обитания львов не всегда были ограничены только Африкой и Азией. Еще в исторические времена они населяли Балканский полуостров. По подсчетам ученых, львы вымерли в Греции между 80 и 100 годами нашей эры. Широко распространен был лев и в Азии, и последние следы его пребывания здесь сохранились ныне лишь в истерзанном Лесу Гир в Индии.
Лев более ста тридцати раз упоминается в Библии. Особенно многочисленна была популяция львов в Ливане и в долине реки Иордан. Ко времени крестовых походов львы здесь вымерли окончательно. Это произошло по многим причинам — совсем иным, чем те, что ставят под удар африканские популяции львов. Между тем Южная Африка дает, бесспорно, наиболее пугающий пример сокращения численности львов в самые последние годы.
Основатель Кейптауна Ян ван Рибек положил начало конфронтации человека со львами уже в самые первые годы колонизации Южной Африки. Прогуливаясь 16 июня 1659 года в своем саду, вокруг которого позже разросся нынешний Кейптаун, он увидел льва, внезапно появившегося перед ним и тут же обратившегося в бегство. В те дни голодные львы нередко нападали на лошадей и скот первых колонистов, которые вынуждены были по ночам жечь огромные костры в расположении своих гарнизонов.
Один из людей ван Рибека подвергся жестокому нападению льва во время экспедиции колонистов к северу. Зверь ворвался в лагерь и, повалив путешественника, прижал его к земле. Попутчик пострадавшего не растерялся, схватил пищаль и убил хищника. Во время другой экспедиции врач отряда, по имени Миллер, отправившись на охоту, увидел «живого монстра с тремя кошачьими головами и тремя длинными хвостами». Миллер был потрясен до глубины души, но видел-то он наверняка трех львов, шествующих в низовьях реки.
Львы были вполне обычны в Капской провинции еще в 1707 году, и их видели в Кару в 1801 году. Но, по мере того как колонизация продолжалась, нашествие поселенцев, охотников и исследователей природы стало причиной стремительного сокращения численности львов. Сначала постепенно, а затем все быстрее львы начали вымирать.
В конце 1830 — х годов началось движение буров на повозках, запряженных волами, по направлению к северу, через реку Оранжевую, в нетронутые еще, девственные местности. На своем пути первопроходцы убили свыше трехсот львов. В те дни многие охотники считали честью уничтожить как можно больше львов, создавая себе тем самым славу храбрецов. Бур по имени Кота Дафел застрелил более ста львов — поистине редкое достижение, принимая во внимание несовершенство оружия в те времена. Другой известный охотник на львов, Петрус Якопс, также знаменит тем, что за время своих странствий оборвал жизнь более чем ста львов. В преклонном возрасте, семидесяти трех лет от роду, он подвергся нападению раненого зверя и был жестоко искалечен им. Спасла старика его собака, которая бросилась на льва и заставила его отступить. Пострадавший получил одиннадцать сильнейших укусов в бедра, были страшно изодраны зубами льва и его руки. Но все это ничему не научило охотника: уже через два месяца старый крепкий бур снова был в седле, вознамерившись отомстить своему обидчику.
Европейские «спортсмены», наводнившие Южную Африку, также отняли жизни у сотен львов, хотя основной целью их притязаний были слоны. В числе наиболее известных из этих искателей приключений можно назвать Гордона Каммингса, шведа Чарлза Джона Андерссона, Уильяма Чарлза Болдуина и Уильяма Каттана Освелла. Все эти люди охотились во многих районах Южной Африки и оставили после себя интереснейшие очерки о тех местах, где они побывали и где сегодня уже нет никакой достойной дичи.
Одним из наиболее знаменитых охотников того времени был Фредерик Картни Силоус, приехавший в Южную Африку в 1871 году. Силоус добыл тридцать львов, но в число его трофеев входило также множество других самых разнообразных животных. Некоторые добытые им экземпляры по сей день украшают витрины Британского музея и музеев Южной Африки. Силоус во многих отношениях отличался от большинства спортсменов-охотников своего времени. Он с научной тщательностью вел наблюдения за животными, не упускал из внимания особенности мест их обитания и методически записывал все интересное в отношении флоры и фауны тех мест, которые посещал. Вот какие советы Силоус адресовал другим охотникам за львами: «Выследив льва, вам следует стрелять с небольшого расстояния, и выстрел должен быть расчетливым и метким, чтобы уложить зверя с первого раза. Не пытайтесь стрелять навскидку или палить наугад, ибо вы, в лучшем случае, только раните льва, и разгневанный хищник уже не подпустит вас близко, чтобы добить его». Не все в дальнейшем пользовались этим полезным советом, и многие пострадали из-за своего легкомыслия.
Последний лев был убит в Калекой провинции в 1850 году, а в 1865 — м закончилось уничтожение львов в тогдашней колонии Наталь. Менее чем за двести лет эти крупные кошки были полностью истреблены на большей части первоначальной области своего распространения в Южной Африке. По мере того, как безжалостное преследование львов продолжалось, а пригодные для них места обитания менялись к худшему, чудом уцелевшие, разобщенные популяции оказались словно запертыми в тех немногих местностях, где они сохранились по сию пору. В наши дни на территории Южной Африки львы живут в относительной безопасности только в национальном парке Крюгера и прилежащих к нему частных заповедниках, в природоохранном комплексе Умфолози — Хлухлуве в Зулуленде и в национальном парке Калахари-Хемсбокnote 2 в ЮАР.