Страница:
Настал день, когда было решено откладывать деньги на строительство ограды, которая смогла бы воспрепятствовать нападениям львов. Иными словами, хищников следовало запереть в заповеднике. Примерно в то же самое время еще одна тройка зверей вышла за его пределы и стала резать коров почти ежедневно. За короткий срок эти львы, которых пытались настичь смотрители из Совета по управлению парками, покрыли большое расстояние и уничтожили более тридцати голов крупного рогатого скота. Львы были словно заколдованы и неизменно сбивали с толку людей, пытавшихся выследить их. В конце концов звери обосновались в верховьях реки Мсундузи, в холмистой местности Эбомболо. Смотрители продолжали преследовать их и в один прекрасный день увидели вдали городок Нонгома. Оказалось, что львы, уходя от охотников и петляя на своем пути, покрыли более двухсот километров. В конце концов их все же удалось повернуть назад, и двух зверей все же настигли пули фермеров недалеко от деревни Мкузи.
Однако во время этой охоты на львов случилось худшее из того, что только мог представить себе Ник Стили. Лев покалечил одного из своих обидчиков, и спустя несколько дней газеты вышли с кричащими заголовками: «Лев-убийца искалечил директора школы». Произошло как раз то, чего Стили все это время более всего боялся. Еще через несколько дней он получил инструкцию от своего начальника, в которой говорилось, что все львы, оказавшиеся на территории заповедников к северу от дороги в Хлабису, должны быть отстреляны. Это значило, что речь идет о всем племени львов Хлухлуве и о части незаповедных земель, отделяющих этот заповедник от Умфолози. Тем временем львы продолжали свои вылазки из Умфолози, и дальность этих экскурсий достигла критической точки. Как-то вечером обходчик Гордон Бейли позвонил Стили и сообщил, что прайд из пятнадцати львов находится почти рядом с зулусской деревней в местности Мона, северо-западнее заповедника. О душевном состоянии Стили в тот момент говорит следующая выдержка из его книги:
«Я расспросил Гордона о подробностях происходящего и в отчаянии опустился в кресло в своем кабинете. Как могли мы справиться с этой ситуацией? Несколько смотрителей дичи уже после наступления темноты подъехали на лендровере к месту событий и пришли в ужас от увиденного: туша коровы была буквально облеплена львами самых разных размеров…»
Тут же, всего в каких-нибудь ста шагах, собралась большая компания зулусов – мужчины, женщины и дети. Один из объездчиков застрелил льва, и прайд разбежался в разные стороны.
Расплата пришла в 1973 году, когда Стили получил приказ сократить популяцию львов заповедника, уничтожив сорок животных. Он попытался возразить, что эта мера не отвечает задачам охраны природы, поскольку образ жизни львов никто не изучал, и в данный момент неизвестно, какое влияние они оказывают на численность своих естественных жертв. И в самом деле, было неразумно требовать такого отстрела, пока роль львов в заповеднике оставалась неизученной. Стили утверждал также, что уничтожение сорока зверей может сказаться на всех остальных, так что есть опасность распада прайда и массового ухода львов из Зулуленда. Это означало крушение всего того, что было сделано ранее. К счастью, благодаря нажиму сторонников сохранения львов, Совет отменил свое распоряжение.
Сам Стили таким образом подытожил суть всех этих пертурбаций:
«Забавно было то, что столкновение интересов коренилось в самой организации. Ни зулусы, которые страдали от львов более всех других, ни белые владельцы ранчо никогда не ратовали за полное уничтожение львов. Они требовали только, чтобы был установлен контроль за хищниками, нападающими на скот».
Стили и его помощники работали не покладая рук, и им удалось устоять против мощного давления своих противников. Стили получал выговор за выговором от Совета попечителей, и, как мог, пытался выйти из порочного круга неразрешимых, на первый взгляд, проблем. Судьба львов была в его руках, и он всячески сопротивлялся угрозе их истребления.
После множества инспекций, предпринятых Советом, львы были временно «оправданы». В натальской «Дейли ньюс» эту новость обнародовали кричащим заголовком: «Львы Наталя будут сохранены». Совет управления парками Наталя принял решение поддерживать жизнеспособную популяцию львов в заповедниках Умфолози и Хлухлуве. Та же газета вышла 2 апреля 1974 года с передовой статьей «Прайд Наталя».
Я закончу повествование о борьбе за выживание зулусских львов следующими словами Ника Стили:
«Это историческое, хотя и несколько запоздалое решение было встречено с восторгом сторонниками охраны природы по всей стране. Что касается меня, я впервые вздохнул с облегчением. Случившееся, однако, не означало для меня, что пришел конец изнурительной работе по контролю за бродячими львами. Однако политическая борьба по вопросу о сохранении зверя была на этом завершена».
Исколесив Хлухлуве вдоль и поперек и вдоволь вкусив очарование этой местности, мы направились в Умфолози. Мне хотелось сравнить два соседних заповедника и поговорить с их директорами – Германом Бентли и Симоном Пиллингером.
Готовясь к встрече с ними, мы сделали остановку на реке Умфолози, где нашим глазам предстали последствия разрушительного воздействия природной катастрофы, не исходившей на этот раз от человека. В начале 1984 года над Южной Африкой пронесся циклон Демоина, бушевавший в течение пяти дней и нанесший существенный урон южному Мозамбику, северному Наталю и Свазиленду. Река, на берегу которой мы стояли сейчас, в те дни поднялась более чем на восемнадцать метров выше обычного уровня. Несущаяся вода вырывала с корнем вековые деревья, и роскошная приречная растительность была почти полностью смыта разбушевавшимся потоком. Наводнение уничтожило 96 процентов долинных лесов: гигантские фиговые деревья, могучие, покрытые темной корой скотий, – все это подверглось страшному разрушению. Под напором разбушевавшейся стихии погибло целое растительное царство, дотоле дававшее приют таким редким видам животных, как черный носорог, антилопа бушбок, буроголовый длиннокрылый попугай.
Буроголовый попугай сегодня местами действительно вымер, но перспективы восстановления растительности выглядят обнадеживающе, хотя, возможно, пройдут века, прежде чем вернется прежнее великолепие. Уже появились молодые фиговые деревья, новая поросль укоренилась на принесенной наводнением почве, и вылизанные могучим потоком берега вновь оделись густым ковром травы и низкорослых пока кустарников. Мы нашли Бентли и Пиллингера в лагере Мпила в центре заповедника Умфолози. Я полагал, что оба они как никто другой знают природу Умфолози и Хлухлуве, и хотел узнать у них о современном состоянии популяции местных львов, чтобы из первых рук получить последнюю информацию о передвижении зверей и о применяемых здесь мерах контроля за ними. Хотя я никогда не встречался с Бентли и Пиллингером раньше, мы, как это обычно бывает у зоологов, быстро нашли общих знакомых и стали вспоминать места, где бывали в прошлые времена. Завязался оживленный разговор.
Один из первых моих вопросов, который я задал, расположившись в кабинете Бентли, касался того, удается ли удержать в границах заповедника львов, склонных посещать земли местных племен. Бентли ответил, что первоначально заповедник покидали только молодые самцы, вытесняемые из прайда в результате конкуренции со старшими. Но позже заметили, что самки, взрослые самцы и даже целые группы львов могут на время уходить из заповедника, а затем возвращаются сюда вновь. Известен даже случай, когда львица родила детенышей – за пределами охраняемой зоны, а один крупный самец ушел на север, в Свазиленд, и не вернулся. Впрочем, по словам Бентли, проблема бродячих львов перестала в последние годы быть столь острой, как прежде, поскольку их численность установилась на некоем постоянном уровне – как по естественным причинам, так и благодаря тому, что заповедник обнесли более надежной оградой. Кроме того, если лев все же покидает заповедник, за ним тут же организуют погоню, и зверя отстреливают, чтобы избежать возобновления острых конфликтов прошлых лет. «Если прайд начинает доставлять нам неприятности, мы пытаемся управлять им; когда же это не помогает, мы изымаем возмутителя спокойствия из прайда, чтобы он не смог передать свой скверный характер потенциальным потомкам», – без обиняков признался Бентли.
Я спросил также, не угрожает ли местным львам обеднение генофонда, коль скоро все они произошли всего от трех производителей. Не приводит ли это к мутациям – таким, например, как отсутствие у самцов гривы? В ответ мне было сказано, что ничего такого здесь не наблюдали. Пиллингер добавил, что «вселение первых львов осуществлялось как тайная операция». Очевидно, мой собеседник имел в виду возможность негласного ввоза других львов – помимо тех трех, о которых сообщалось, но, это не сочли нужным предавать огласке. Если все было действительно так, я узнал то, что и требовалось: генофонд был не столь уж бедным, так что всех связанных с этим проблем просто не существовало. Мы оставили эту интересную тему и обратились к вопросу о львах – убийцах скота. Оказывается, руководство по управлению парками иногда выплачивало компенсацию хозяину коровы, зарезанной львом. Бентли добавил, что зулусы, в целом, настроены доброжелательно: они отдают себе отчет в целях и задачах заповедника, так что, несмотря на выходки львов, между заповедником и аборигенами сохраняются добрососедские отношения. Зулусы стали понимать, что заповедник охраняет не что иное, как исконную сокровищницу их народа. Подобное взаимопонимание может быть, в принципе, достигнуто повсюду на континенте при определенной настойчивости. Оно должно сыграть главную роль в преодолении широко распространенного мнения, что заповедники – это ничем не оправданная причуда для развлечения белых ценой лишения коренных жителей принадлежащих им земель.
Продолжая свой рассказ, Бентли поведал нам, что изучение львов всячески поощряется. Сейчас осуществляется серьезное трехмесячное исследование численности львов и структуры их прайдов в Зулуленде. Эта работа чрезвычайно важна, поскольку она позволит выработать стратегию охраны львов, направленную на безопасность их будущего.
Итак, в Зулуленде возвращение львов в природу свершилось. Животное, которое было истреблено человеком, его же настойчивостью восстановлено в своих правах. Отныне жизнеспособная популяция будет поддерживаться здесь вопреки жестокому противодействию животноводов и недальновидных политиков. Столь давнее предубеждение против хищников удалось во многом преодолеть в Зулуленде. Львы вновь вернули себе исконное право осуществлять важнейшую экологическую роль в природе Африки.
Восстановление львов в Зулуленде было достигнуто усилиями горстки благородных, просвещенных людей. Я очень надеюсь, что со временем нечто подобное произойдет и в других частях континента, где львы были истреблены и уничтожены. Если это стало возможным в Зулуленде, почему бы не повторить то же самое повсюду в других местах? Все зависит лишь от умонастроения населения и от настойчивости тех, в чьих руках находится дело охраны природы.
Глава вторая
Мы вынуждены были временно прервать наше путешествие и на неделю вернуться в Йоханнесбург. Здесь мне предстояло утрясти кое-какие последние приготовления к выходу моей первой книги «Плач по львам». Несколько взволнованный этим важным для меня событием, я вздохнул свободно, когда все благополучно закончилось, и лишь с нетерпением ждал очередного бегства в просторы дикой Африки.
Следующим пунктом нашей программы была Ботсвана. Эта страна – мой второй дом, и я никогда не изменю такого отношения к ней. За время моей работы в Тули в течение трех с половиной лет я сросся душой с этой жаркой землей и с ее уравновешенными, полными спокойного достоинства людьми. Ботсвана имеет примерно такую же площадь, как и Франция, хотя природа здесь, скорее, негостеприимна. Это страна пустынь и знаменитых болот Окаванго. Богатейшие запасы алмазов сделали Ботсвану одним из передовых государств Африки. Ее потенциал огромен, учитывая изобилие минеральных ресурсов, сравнительно скромное население численностью около миллиона человек и отсутствие межнациональных конфликтов. Западные страны с симпатией относятся к Ботсване и, осуществляя различные проекты благоустройства страны, вкладывают миллионы долларов в ее экономику. Но самое большое богатство Ботсваны – ее природа, отличающаяся разнообразием ландшафтов и населяющих их животных.
Мы уезжали из города с более легкой душой, чем в предыдущий раз, когда направлялись в вельды Трансвааля. Меня беспокоило лишь одно – справится ли наш автомобиль с трудностями предстоящей дороги. Мы вынуждены были везти с собой запасы горючего и воды, поскольку нас ожидали места, где единственным питьем будет вода из наших канистр. Я знал, что наш «жучок» перегружен, и не был вполне уверен в его способности выполнить столь трудную задачу.
Выехали мы очень рано, в предрассветной прохладе, и были уже далеко от города, когда восходящее солнце внезапно озарило небосвод. Мы ехали на северо-запад, по направлению к провинции Ватерберг, где места стали заметно живописнее на подъезде к городку Нилстроом. Территории Ватерберга, Блауберга и Саутпансберга простираются с запада на восток северного Трансвааля – земли, некогда славившейся изобилием крупных животных. Я знал эти места и сейчас, убаюканный ездой, начал возвращаться в своих мыслях к главной цели нашего путешествия – ко львам. В дни моей работы в Ботсване мне несколько раз приходилось сотрудничать с властями соседней Южной Африки по вопросам борьбы с браконьерством на границе этих двух государств. Как-то раз мне удалось услышать здесь любопытную историю, передававшуюся местными жителями из уст в уста. В горах севернее дороги, по которой мы сейчас ехали, в недавние времена существовала замкнутая компания львов – вероятно, единственная, которой удалось выжить в ЮАР вне пределов охраняемых законом резерватов.
В самом начале XIX века местные львы, подобно большинству других диких животных, без разбору уничтожались охотниками, фермерами и спортсменами в таких масштабах, что со временем звери перестали попадаться на глаза. Было решено, что их выбили окончательно. Оказалось, однако, что немногочисленным потомкам огромных кошек, некогда населявших все эти земли, удалось все же уцелеть. Вероятно, не более трех-четырех львов живут сегодня в непроходимых зарослях колючих кустарников и деревьев по крутым склонам хребта Саутпансберг. У подножия скалистой горной гряды раскинулись скотоводческие земли, где на просторах вельда пасутся тысячные стада коров. Хозяева этих стад – богатые люди, считающие свое живое состояние не на единицы, а на сотни голов.
Время от времени чрезвычайно скрытно живущие местные львы загрызают отбившуюся от стада корову и пируют много дней, прежде чем пастух набредет на ее останки. Но в это время львы успевают уже уйти высоко в горы. Все, что предстает перед глазами человека, – это раздробленные кости и неясные отпечатки мягких лап на почве – следы призрака в облике льва. В силу их немногочисленности и необычайной скрытности эти львы не вызывают особых пересудов у местных жителей. Ущерб, наносимый ими, ничтожен, и можно полагать, что количество зверей медленно увеличивается. Итак, где-то там, на севере, бродят последние представители уничтоженного здесь вида, нашедшие прибежище в совершенно несвойственных львам местах – на склонах гор.
В той же самой гористой местности некогда нашли убежище бушмены, которые в дальнейшем были вытеснены и отсюда белыми поселенцами. Племена бушменов ушли тогда на запад, в районы, куда мы теперь направляли свой путь – в Калахари, эту Пустыню Великой Жажды.
Миновав перевал через горную гряду, мы покатили вниз по ровной дороге, ведущей в сторону древней долины Лимпопо. Следующая остановка была в городке Эллисрас, который еще совсем недавно находился под страхом местных террористов с их разрушительными бомбами. Городок жил своей жизнью, его обитатели выглядели беззаботными, и это представляло странный контраст с их прошлым, когда они на каждом шагу подвергались опасности встретиться со смертью – например, возвращаясь домой после утомительного трудового дня. Бомба действует столь же неразборчиво, как и петля браконьера. Каждый, наехавший на мину, будет убит либо изувечен. Поэтому в Эллисрасе все легковые машины и грузовики предусмотрительно укреплены крепкими стальными листами, а смотровое окно для водителя уменьшено до узкой щели. Этакие жуткие семейные танки, на которых мамаши везут детей из школы домой, а дамы отправляются на досуге посетить выставку цветов. Покинув Эллисрас, мы свернули с убаюкивающего асфальтового шоссе и поехали по грязному проселку – этому излюбленному полигону террористов. Здесь каждый почти инстинктивно избегает даже картонной коробочки, да и любого другого предмета, ибо никогда не известно, что кроется внутри, – разумеется, до того момента, когда станет уже слишком поздно. Мне удалось отделаться от всех этих неприятных мыслей и вздохнуть с облегчением, когда мы наконец достигли долины Лимпопо, отделяющей ЮАР от Ботсваны.
Когда мы переезжали мост через «великую реку крокодилов» близ Паррс-Халт, я почувствовал себя так, словно никогда и не покидал Ботсвану. Мы находились в пути уже более восьми часов, и хотя был всего лишь час пополудни, я решил подыскать место для лагеря, где можно было бы провести ночь. Хотелось вновь побыть наедине с природой.
Та часть Ботсваны, так называемый Рубеж Тули, очень много значила для меня, ибо именно на северо-западном ее участке, на расстоянии двухсот пятидесяти километров отсюда, я изучал львов в заповеднике Северного Тули.
В истории Ботсваны эти места были зоной длительных конфликтов, а сам Рубеж представлял собой не что иное, как союз фермерских хозяйств на границе с Южной Африкой. Оскудение природы района и ее животного мира произошло сравнительно недавно: первый слон был убит здесь португальцами-исследователями в первом десятилетии прошлого века. Охотники за слонами из Южной Африки продолжали истреблять этих животных, и уже в семидесятых годах прошлого века стали продвигаться далее к северу в поисках лучшей слоновой кости. Через двадцать лет после этого слоны здесь полностью исчезли.
Там же находился центр конфликта между двумя местными владыками – Великим Кхамой, властелином Бамангвата, и Лобенгулой, вождем племени Матабеле. Несмотря на то, что реально Тули входило в территорию Бамангвата, Лобенгула рассматривал этот район как место своей королевской охоты. К 1895 году англичане провозгласили его частью владений Кхамы, а мудрый старый вождь подарил Тули королеве Виктории, надеясь, что здесь возникнет буферная зона между его страной и чрезмерно агрессивной Республикой Трансвааль. Англоязычные поселенцы начали осваивать эти места, получившие, таким образом, название Рубеж Тули.
Формирование поселений и развитие сельского хозяйства, как и следовало, пагубно сказались на популяции местных львов. На месте нынешнего заповедника Тули только в пятидесятые годы нашего века было отстреляно сто пятьдесят особей этих зверей.
Хотя местная история казалась цепью вражды и печальных недоразумений, да я и сам был свидетелем многих трагедий в жизни ее исконных обитателей – животных, я, оказавшись так близко ко всем этим событиям, остро переживал происходящее и всей душой отдался многострадальной земле. Здесь присутствовало особое настроение, и со временем я глубоко проникся им. Оказавшись в Тули снова, я почувствовал, что, несмотря на свое долгое отсутствие, мне удалось сохранить многое, пережитое в этой знойной стране, внутри себя.
Мы успели проехать всего лишь тридцать километров по территории Тули, когда я заметил прекрасное место для лагеря в ста метрах от грязной разбитой дороги. Съехав на обочину, я заглушил мотор под огромной бледной акацией, крона которой бросала обширную круглую тень на иссохшую землю.
С наступлением сумерек я по своей старой привычке начал, подражать мелодичному голосу жемчужного воробьиного сыча. Я надеялся услышать ответный сигнал, но в этот момент совершенно другая птица – траурный дронго – опустилась в крону над нами. Совка не ответила мне, зато ее постоянный преследователь, смелый пересмешник дронго, тут же примчался на мой зов и теперь подозрительно рассматривал нас, сидя на нижней ветви дерева. Недоумевая, почему здесь оказались эти существа вместо маленькой крикливой совки, дронго поглядывал на нас рубиново-красными глазами, сиявшими, словно маленькие драгоценные камни, на фоне его иссиня-черного оперения. Когда же сумерки сгустились, птица улетела, хлопая крыльями, и ее черный силуэт растворился во мраке умирающего дня. Этой ночью мы не видели ни огонька, не слышали никаких посторонних звуков востро ощущали, что мы единственные человеческие существа на много километров вокруг. Звезды казались сверкающими бриллиантами на чернильно-синем небе, а затем полная луна показалась над горизонтом и залила округу мягким голубоватым светом. Мы приготовили ужин на углях, оставшихся после сгорания скрюченных сухих веток акации, этого благородного дерева, дающего своеобразный ароматный дым. Дрова горели ровно и жарко, и лишь временами сноп искр вырывался наружу при воспламенении особого смолистого вещества, пропитавшего хворост.
Ни разу за предыдущие недели странствий по просторам Африки мы не испытывали того восхитительного чувства, что посетило нас этой ночью в стране зарослей мопаны на просторах Тули. Мы вновь были в истинной Африке, в Африке прошлых веков, все еще находящейся во власти древнего духа этой земли.
Утро пришло вместе с отдаленным лаем шакалов, и солнце еще только вставало над горизонтом, когда мы свернули лагерь, уничтожили все следы своего пребывания и выехали на дорогу, ведущую во Францистаун, центральный город восточной Ботсваны. Нам предстояло преодолеть двести пятьдесят километров пути, чтобы затем отправиться на некогда великое африканское озеро Макгадикгади.
Следующую ночь мы намеревались провести в кемпинге неподалеку от Францистауна. Разумеется, контраст с нашей предыдущей ночевкой оказался не в пользу нынешней. Мотель расположен в искусственно созданном оазисе на берегу реки Тати. Коттеджи построены здесь из местного тикового дерева, известного среди туземцев под названием «муква». Вокруг зеленеют свежие газоны. Кемпинг был полон народу. Один из грузовиков следовал из Найроби, ему оставалось проделать последний отрезок пути до Йоханнесбурга. Шум и гам, суета людей и лай собак, плач детей и звуки музыки слегка раздражали и заставили с тоской вспомнить чудесные мирные часы, которыми мы наслаждались не далее как прошлой ночью.
Отдохнув и пообедав, мы, чувствуя себя не в своей тарелке, направились к сверкающему синевой плавательному бассейну. Мы шли мимо людей, загорающих на солнце, закусывающих и выпивающих, и остановились посмотреть на происходящее вокруг нас. Черные и белые детишки играли вместе, что было особенно приятно видеть, вспоминая о существовании совершенно иного мира всего в каких-нибудь двухстах двадцати километрах к югу, за границей ЮАР. Чернокожие семьи расположились рядом с «цветными», а те непринужденно переговаривались с людьми европейской внешности. За стойкой бара восседали двое буров-африкандеров, которые явно чувствовали себя неуютно, хотя и по совсем иной причине, нежели я. Они выглядели угрюмыми и настороженными, с особым вниманием просматривая поданный им счет. Внимательно наблюдали за суетившимся барменом, когда тот наливал двойную порцию водки из сахарного тростника в их бокалы и добавлял туда же апельсиновый сок. Явно чувствовалось, что этим двоим не по себе среди дружелюбной многонациональной толпы, и они жались в тень, словно не доверяя своему росту и физической силе. Они довольно быстро ушли, став, несомненно, много разговорчивее наедине друг с другом и возмущаясь на все лады сценой, свидетелями которой оказались.
Славно искупавшись, я уселся в шезлонг и стал наблюдать за этим разношерстным сообществом, проводящим пикник на окраине городка, еще совсем недавно бывшего заброшенной деревушкой. Свесив ноги в бассейн, массивного сложения англичанин болтал с молоденькой француженкой; его тон казался сдержанным, и он неторопливо отвечал на игривую речь собеседницы, которая явно флиртовала с ним, бегло касаясь его колена и жалуясь на то, как трудно было отделаться от замбийской валюты. Было ясно, что девушка рассчитывает на помощь англичанина.
Однако во время этой охоты на львов случилось худшее из того, что только мог представить себе Ник Стили. Лев покалечил одного из своих обидчиков, и спустя несколько дней газеты вышли с кричащими заголовками: «Лев-убийца искалечил директора школы». Произошло как раз то, чего Стили все это время более всего боялся. Еще через несколько дней он получил инструкцию от своего начальника, в которой говорилось, что все львы, оказавшиеся на территории заповедников к северу от дороги в Хлабису, должны быть отстреляны. Это значило, что речь идет о всем племени львов Хлухлуве и о части незаповедных земель, отделяющих этот заповедник от Умфолози. Тем временем львы продолжали свои вылазки из Умфолози, и дальность этих экскурсий достигла критической точки. Как-то вечером обходчик Гордон Бейли позвонил Стили и сообщил, что прайд из пятнадцати львов находится почти рядом с зулусской деревней в местности Мона, северо-западнее заповедника. О душевном состоянии Стили в тот момент говорит следующая выдержка из его книги:
«Я расспросил Гордона о подробностях происходящего и в отчаянии опустился в кресло в своем кабинете. Как могли мы справиться с этой ситуацией? Несколько смотрителей дичи уже после наступления темноты подъехали на лендровере к месту событий и пришли в ужас от увиденного: туша коровы была буквально облеплена львами самых разных размеров…»
Расплата пришла в 1973 году, когда Стили получил приказ сократить популяцию львов заповедника, уничтожив сорок животных. Он попытался возразить, что эта мера не отвечает задачам охраны природы, поскольку образ жизни львов никто не изучал, и в данный момент неизвестно, какое влияние они оказывают на численность своих естественных жертв. И в самом деле, было неразумно требовать такого отстрела, пока роль львов в заповеднике оставалась неизученной. Стили утверждал также, что уничтожение сорока зверей может сказаться на всех остальных, так что есть опасность распада прайда и массового ухода львов из Зулуленда. Это означало крушение всего того, что было сделано ранее. К счастью, благодаря нажиму сторонников сохранения львов, Совет отменил свое распоряжение.
Сам Стили таким образом подытожил суть всех этих пертурбаций:
«Забавно было то, что столкновение интересов коренилось в самой организации. Ни зулусы, которые страдали от львов более всех других, ни белые владельцы ранчо никогда не ратовали за полное уничтожение львов. Они требовали только, чтобы был установлен контроль за хищниками, нападающими на скот».
Стили и его помощники работали не покладая рук, и им удалось устоять против мощного давления своих противников. Стили получал выговор за выговором от Совета попечителей, и, как мог, пытался выйти из порочного круга неразрешимых, на первый взгляд, проблем. Судьба львов была в его руках, и он всячески сопротивлялся угрозе их истребления.
После множества инспекций, предпринятых Советом, львы были временно «оправданы». В натальской «Дейли ньюс» эту новость обнародовали кричащим заголовком: «Львы Наталя будут сохранены». Совет управления парками Наталя принял решение поддерживать жизнеспособную популяцию львов в заповедниках Умфолози и Хлухлуве. Та же газета вышла 2 апреля 1974 года с передовой статьей «Прайд Наталя».
Я закончу повествование о борьбе за выживание зулусских львов следующими словами Ника Стили:
«Это историческое, хотя и несколько запоздалое решение было встречено с восторгом сторонниками охраны природы по всей стране. Что касается меня, я впервые вздохнул с облегчением. Случившееся, однако, не означало для меня, что пришел конец изнурительной работе по контролю за бродячими львами. Однако политическая борьба по вопросу о сохранении зверя была на этом завершена».
Исколесив Хлухлуве вдоль и поперек и вдоволь вкусив очарование этой местности, мы направились в Умфолози. Мне хотелось сравнить два соседних заповедника и поговорить с их директорами – Германом Бентли и Симоном Пиллингером.
Готовясь к встрече с ними, мы сделали остановку на реке Умфолози, где нашим глазам предстали последствия разрушительного воздействия природной катастрофы, не исходившей на этот раз от человека. В начале 1984 года над Южной Африкой пронесся циклон Демоина, бушевавший в течение пяти дней и нанесший существенный урон южному Мозамбику, северному Наталю и Свазиленду. Река, на берегу которой мы стояли сейчас, в те дни поднялась более чем на восемнадцать метров выше обычного уровня. Несущаяся вода вырывала с корнем вековые деревья, и роскошная приречная растительность была почти полностью смыта разбушевавшимся потоком. Наводнение уничтожило 96 процентов долинных лесов: гигантские фиговые деревья, могучие, покрытые темной корой скотий, – все это подверглось страшному разрушению. Под напором разбушевавшейся стихии погибло целое растительное царство, дотоле дававшее приют таким редким видам животных, как черный носорог, антилопа бушбок, буроголовый длиннокрылый попугай.
Буроголовый попугай сегодня местами действительно вымер, но перспективы восстановления растительности выглядят обнадеживающе, хотя, возможно, пройдут века, прежде чем вернется прежнее великолепие. Уже появились молодые фиговые деревья, новая поросль укоренилась на принесенной наводнением почве, и вылизанные могучим потоком берега вновь оделись густым ковром травы и низкорослых пока кустарников. Мы нашли Бентли и Пиллингера в лагере Мпила в центре заповедника Умфолози. Я полагал, что оба они как никто другой знают природу Умфолози и Хлухлуве, и хотел узнать у них о современном состоянии популяции местных львов, чтобы из первых рук получить последнюю информацию о передвижении зверей и о применяемых здесь мерах контроля за ними. Хотя я никогда не встречался с Бентли и Пиллингером раньше, мы, как это обычно бывает у зоологов, быстро нашли общих знакомых и стали вспоминать места, где бывали в прошлые времена. Завязался оживленный разговор.
Один из первых моих вопросов, который я задал, расположившись в кабинете Бентли, касался того, удается ли удержать в границах заповедника львов, склонных посещать земли местных племен. Бентли ответил, что первоначально заповедник покидали только молодые самцы, вытесняемые из прайда в результате конкуренции со старшими. Но позже заметили, что самки, взрослые самцы и даже целые группы львов могут на время уходить из заповедника, а затем возвращаются сюда вновь. Известен даже случай, когда львица родила детенышей – за пределами охраняемой зоны, а один крупный самец ушел на север, в Свазиленд, и не вернулся. Впрочем, по словам Бентли, проблема бродячих львов перестала в последние годы быть столь острой, как прежде, поскольку их численность установилась на некоем постоянном уровне – как по естественным причинам, так и благодаря тому, что заповедник обнесли более надежной оградой. Кроме того, если лев все же покидает заповедник, за ним тут же организуют погоню, и зверя отстреливают, чтобы избежать возобновления острых конфликтов прошлых лет. «Если прайд начинает доставлять нам неприятности, мы пытаемся управлять им; когда же это не помогает, мы изымаем возмутителя спокойствия из прайда, чтобы он не смог передать свой скверный характер потенциальным потомкам», – без обиняков признался Бентли.
Я спросил также, не угрожает ли местным львам обеднение генофонда, коль скоро все они произошли всего от трех производителей. Не приводит ли это к мутациям – таким, например, как отсутствие у самцов гривы? В ответ мне было сказано, что ничего такого здесь не наблюдали. Пиллингер добавил, что «вселение первых львов осуществлялось как тайная операция». Очевидно, мой собеседник имел в виду возможность негласного ввоза других львов – помимо тех трех, о которых сообщалось, но, это не сочли нужным предавать огласке. Если все было действительно так, я узнал то, что и требовалось: генофонд был не столь уж бедным, так что всех связанных с этим проблем просто не существовало. Мы оставили эту интересную тему и обратились к вопросу о львах – убийцах скота. Оказывается, руководство по управлению парками иногда выплачивало компенсацию хозяину коровы, зарезанной львом. Бентли добавил, что зулусы, в целом, настроены доброжелательно: они отдают себе отчет в целях и задачах заповедника, так что, несмотря на выходки львов, между заповедником и аборигенами сохраняются добрососедские отношения. Зулусы стали понимать, что заповедник охраняет не что иное, как исконную сокровищницу их народа. Подобное взаимопонимание может быть, в принципе, достигнуто повсюду на континенте при определенной настойчивости. Оно должно сыграть главную роль в преодолении широко распространенного мнения, что заповедники – это ничем не оправданная причуда для развлечения белых ценой лишения коренных жителей принадлежащих им земель.
Продолжая свой рассказ, Бентли поведал нам, что изучение львов всячески поощряется. Сейчас осуществляется серьезное трехмесячное исследование численности львов и структуры их прайдов в Зулуленде. Эта работа чрезвычайно важна, поскольку она позволит выработать стратегию охраны львов, направленную на безопасность их будущего.
Итак, в Зулуленде возвращение львов в природу свершилось. Животное, которое было истреблено человеком, его же настойчивостью восстановлено в своих правах. Отныне жизнеспособная популяция будет поддерживаться здесь вопреки жестокому противодействию животноводов и недальновидных политиков. Столь давнее предубеждение против хищников удалось во многом преодолеть в Зулуленде. Львы вновь вернули себе исконное право осуществлять важнейшую экологическую роль в природе Африки.
Глава вторая
Ботсвана: просторы пустынь и дельта Окаванго
… лев тоже ищет смысл сущего, без чего ему не выжить.
Лоуренс ван дер Пост. «Сердце охотника»
Мы вынуждены были временно прервать наше путешествие и на неделю вернуться в Йоханнесбург. Здесь мне предстояло утрясти кое-какие последние приготовления к выходу моей первой книги «Плач по львам». Несколько взволнованный этим важным для меня событием, я вздохнул свободно, когда все благополучно закончилось, и лишь с нетерпением ждал очередного бегства в просторы дикой Африки.
Следующим пунктом нашей программы была Ботсвана. Эта страна – мой второй дом, и я никогда не изменю такого отношения к ней. За время моей работы в Тули в течение трех с половиной лет я сросся душой с этой жаркой землей и с ее уравновешенными, полными спокойного достоинства людьми. Ботсвана имеет примерно такую же площадь, как и Франция, хотя природа здесь, скорее, негостеприимна. Это страна пустынь и знаменитых болот Окаванго. Богатейшие запасы алмазов сделали Ботсвану одним из передовых государств Африки. Ее потенциал огромен, учитывая изобилие минеральных ресурсов, сравнительно скромное население численностью около миллиона человек и отсутствие межнациональных конфликтов. Западные страны с симпатией относятся к Ботсване и, осуществляя различные проекты благоустройства страны, вкладывают миллионы долларов в ее экономику. Но самое большое богатство Ботсваны – ее природа, отличающаяся разнообразием ландшафтов и населяющих их животных.
Мы уезжали из города с более легкой душой, чем в предыдущий раз, когда направлялись в вельды Трансвааля. Меня беспокоило лишь одно – справится ли наш автомобиль с трудностями предстоящей дороги. Мы вынуждены были везти с собой запасы горючего и воды, поскольку нас ожидали места, где единственным питьем будет вода из наших канистр. Я знал, что наш «жучок» перегружен, и не был вполне уверен в его способности выполнить столь трудную задачу.
Выехали мы очень рано, в предрассветной прохладе, и были уже далеко от города, когда восходящее солнце внезапно озарило небосвод. Мы ехали на северо-запад, по направлению к провинции Ватерберг, где места стали заметно живописнее на подъезде к городку Нилстроом. Территории Ватерберга, Блауберга и Саутпансберга простираются с запада на восток северного Трансвааля – земли, некогда славившейся изобилием крупных животных. Я знал эти места и сейчас, убаюканный ездой, начал возвращаться в своих мыслях к главной цели нашего путешествия – ко львам. В дни моей работы в Ботсване мне несколько раз приходилось сотрудничать с властями соседней Южной Африки по вопросам борьбы с браконьерством на границе этих двух государств. Как-то раз мне удалось услышать здесь любопытную историю, передававшуюся местными жителями из уст в уста. В горах севернее дороги, по которой мы сейчас ехали, в недавние времена существовала замкнутая компания львов – вероятно, единственная, которой удалось выжить в ЮАР вне пределов охраняемых законом резерватов.
Время от времени чрезвычайно скрытно живущие местные львы загрызают отбившуюся от стада корову и пируют много дней, прежде чем пастух набредет на ее останки. Но в это время львы успевают уже уйти высоко в горы. Все, что предстает перед глазами человека, – это раздробленные кости и неясные отпечатки мягких лап на почве – следы призрака в облике льва. В силу их немногочисленности и необычайной скрытности эти львы не вызывают особых пересудов у местных жителей. Ущерб, наносимый ими, ничтожен, и можно полагать, что количество зверей медленно увеличивается. Итак, где-то там, на севере, бродят последние представители уничтоженного здесь вида, нашедшие прибежище в совершенно несвойственных львам местах – на склонах гор.
В той же самой гористой местности некогда нашли убежище бушмены, которые в дальнейшем были вытеснены и отсюда белыми поселенцами. Племена бушменов ушли тогда на запад, в районы, куда мы теперь направляли свой путь – в Калахари, эту Пустыню Великой Жажды.
Миновав перевал через горную гряду, мы покатили вниз по ровной дороге, ведущей в сторону древней долины Лимпопо. Следующая остановка была в городке Эллисрас, который еще совсем недавно находился под страхом местных террористов с их разрушительными бомбами. Городок жил своей жизнью, его обитатели выглядели беззаботными, и это представляло странный контраст с их прошлым, когда они на каждом шагу подвергались опасности встретиться со смертью – например, возвращаясь домой после утомительного трудового дня. Бомба действует столь же неразборчиво, как и петля браконьера. Каждый, наехавший на мину, будет убит либо изувечен. Поэтому в Эллисрасе все легковые машины и грузовики предусмотрительно укреплены крепкими стальными листами, а смотровое окно для водителя уменьшено до узкой щели. Этакие жуткие семейные танки, на которых мамаши везут детей из школы домой, а дамы отправляются на досуге посетить выставку цветов. Покинув Эллисрас, мы свернули с убаюкивающего асфальтового шоссе и поехали по грязному проселку – этому излюбленному полигону террористов. Здесь каждый почти инстинктивно избегает даже картонной коробочки, да и любого другого предмета, ибо никогда не известно, что кроется внутри, – разумеется, до того момента, когда станет уже слишком поздно. Мне удалось отделаться от всех этих неприятных мыслей и вздохнуть с облегчением, когда мы наконец достигли долины Лимпопо, отделяющей ЮАР от Ботсваны.
Когда мы переезжали мост через «великую реку крокодилов» близ Паррс-Халт, я почувствовал себя так, словно никогда и не покидал Ботсвану. Мы находились в пути уже более восьми часов, и хотя был всего лишь час пополудни, я решил подыскать место для лагеря, где можно было бы провести ночь. Хотелось вновь побыть наедине с природой.
Та часть Ботсваны, так называемый Рубеж Тули, очень много значила для меня, ибо именно на северо-западном ее участке, на расстоянии двухсот пятидесяти километров отсюда, я изучал львов в заповеднике Северного Тули.
В истории Ботсваны эти места были зоной длительных конфликтов, а сам Рубеж представлял собой не что иное, как союз фермерских хозяйств на границе с Южной Африкой. Оскудение природы района и ее животного мира произошло сравнительно недавно: первый слон был убит здесь португальцами-исследователями в первом десятилетии прошлого века. Охотники за слонами из Южной Африки продолжали истреблять этих животных, и уже в семидесятых годах прошлого века стали продвигаться далее к северу в поисках лучшей слоновой кости. Через двадцать лет после этого слоны здесь полностью исчезли.
Там же находился центр конфликта между двумя местными владыками – Великим Кхамой, властелином Бамангвата, и Лобенгулой, вождем племени Матабеле. Несмотря на то, что реально Тули входило в территорию Бамангвата, Лобенгула рассматривал этот район как место своей королевской охоты. К 1895 году англичане провозгласили его частью владений Кхамы, а мудрый старый вождь подарил Тули королеве Виктории, надеясь, что здесь возникнет буферная зона между его страной и чрезмерно агрессивной Республикой Трансвааль. Англоязычные поселенцы начали осваивать эти места, получившие, таким образом, название Рубеж Тули.
Формирование поселений и развитие сельского хозяйства, как и следовало, пагубно сказались на популяции местных львов. На месте нынешнего заповедника Тули только в пятидесятые годы нашего века было отстреляно сто пятьдесят особей этих зверей.
Хотя местная история казалась цепью вражды и печальных недоразумений, да я и сам был свидетелем многих трагедий в жизни ее исконных обитателей – животных, я, оказавшись так близко ко всем этим событиям, остро переживал происходящее и всей душой отдался многострадальной земле. Здесь присутствовало особое настроение, и со временем я глубоко проникся им. Оказавшись в Тули снова, я почувствовал, что, несмотря на свое долгое отсутствие, мне удалось сохранить многое, пережитое в этой знойной стране, внутри себя.
Мы успели проехать всего лишь тридцать километров по территории Тули, когда я заметил прекрасное место для лагеря в ста метрах от грязной разбитой дороги. Съехав на обочину, я заглушил мотор под огромной бледной акацией, крона которой бросала обширную круглую тень на иссохшую землю.
С наступлением сумерек я по своей старой привычке начал, подражать мелодичному голосу жемчужного воробьиного сыча. Я надеялся услышать ответный сигнал, но в этот момент совершенно другая птица – траурный дронго – опустилась в крону над нами. Совка не ответила мне, зато ее постоянный преследователь, смелый пересмешник дронго, тут же примчался на мой зов и теперь подозрительно рассматривал нас, сидя на нижней ветви дерева. Недоумевая, почему здесь оказались эти существа вместо маленькой крикливой совки, дронго поглядывал на нас рубиново-красными глазами, сиявшими, словно маленькие драгоценные камни, на фоне его иссиня-черного оперения. Когда же сумерки сгустились, птица улетела, хлопая крыльями, и ее черный силуэт растворился во мраке умирающего дня. Этой ночью мы не видели ни огонька, не слышали никаких посторонних звуков востро ощущали, что мы единственные человеческие существа на много километров вокруг. Звезды казались сверкающими бриллиантами на чернильно-синем небе, а затем полная луна показалась над горизонтом и залила округу мягким голубоватым светом. Мы приготовили ужин на углях, оставшихся после сгорания скрюченных сухих веток акации, этого благородного дерева, дающего своеобразный ароматный дым. Дрова горели ровно и жарко, и лишь временами сноп искр вырывался наружу при воспламенении особого смолистого вещества, пропитавшего хворост.
Ни разу за предыдущие недели странствий по просторам Африки мы не испытывали того восхитительного чувства, что посетило нас этой ночью в стране зарослей мопаны на просторах Тули. Мы вновь были в истинной Африке, в Африке прошлых веков, все еще находящейся во власти древнего духа этой земли.
Утро пришло вместе с отдаленным лаем шакалов, и солнце еще только вставало над горизонтом, когда мы свернули лагерь, уничтожили все следы своего пребывания и выехали на дорогу, ведущую во Францистаун, центральный город восточной Ботсваны. Нам предстояло преодолеть двести пятьдесят километров пути, чтобы затем отправиться на некогда великое африканское озеро Макгадикгади.
Следующую ночь мы намеревались провести в кемпинге неподалеку от Францистауна. Разумеется, контраст с нашей предыдущей ночевкой оказался не в пользу нынешней. Мотель расположен в искусственно созданном оазисе на берегу реки Тати. Коттеджи построены здесь из местного тикового дерева, известного среди туземцев под названием «муква». Вокруг зеленеют свежие газоны. Кемпинг был полон народу. Один из грузовиков следовал из Найроби, ему оставалось проделать последний отрезок пути до Йоханнесбурга. Шум и гам, суета людей и лай собак, плач детей и звуки музыки слегка раздражали и заставили с тоской вспомнить чудесные мирные часы, которыми мы наслаждались не далее как прошлой ночью.
Отдохнув и пообедав, мы, чувствуя себя не в своей тарелке, направились к сверкающему синевой плавательному бассейну. Мы шли мимо людей, загорающих на солнце, закусывающих и выпивающих, и остановились посмотреть на происходящее вокруг нас. Черные и белые детишки играли вместе, что было особенно приятно видеть, вспоминая о существовании совершенно иного мира всего в каких-нибудь двухстах двадцати километрах к югу, за границей ЮАР. Чернокожие семьи расположились рядом с «цветными», а те непринужденно переговаривались с людьми европейской внешности. За стойкой бара восседали двое буров-африкандеров, которые явно чувствовали себя неуютно, хотя и по совсем иной причине, нежели я. Они выглядели угрюмыми и настороженными, с особым вниманием просматривая поданный им счет. Внимательно наблюдали за суетившимся барменом, когда тот наливал двойную порцию водки из сахарного тростника в их бокалы и добавлял туда же апельсиновый сок. Явно чувствовалось, что этим двоим не по себе среди дружелюбной многонациональной толпы, и они жались в тень, словно не доверяя своему росту и физической силе. Они довольно быстро ушли, став, несомненно, много разговорчивее наедине друг с другом и возмущаясь на все лады сценой, свидетелями которой оказались.
Славно искупавшись, я уселся в шезлонг и стал наблюдать за этим разношерстным сообществом, проводящим пикник на окраине городка, еще совсем недавно бывшего заброшенной деревушкой. Свесив ноги в бассейн, массивного сложения англичанин болтал с молоденькой француженкой; его тон казался сдержанным, и он неторопливо отвечал на игривую речь собеседницы, которая явно флиртовала с ним, бегло касаясь его колена и жалуясь на то, как трудно было отделаться от замбийской валюты. Было ясно, что девушка рассчитывает на помощь англичанина.