Страница:
– То есть он не сможет прибыть на призывной пункт? – спустя пять секунд спросил капитан.
Ага. Как в том анекдоте: «А Колю можно? – Коля умер… – Оп-па, это что значит… Он на рыбалку не поедет, что ли?»
– Очень сомневаюсь.
Еще секунд десять мозги капитана скрипели как ржавые танковые траки.
– Когда заканчивается его служба? – упорству Министерства обороны России можно было позавидовать, но тон изменился. Десанту был отдан приказ окапываться и выдвинуть вперед разведку, хотя было очевидно, что операция провалена.
– В 2012 году.
– А справку сможете нам предоставить?
– Справку… о чем? – не понял Павел.
– О том, что ваш брат… ну-у-у… служит… в… э-э-э… армии… э-э-э… США…
– Такую справку, я полагаю, могут дать в Пентагоне, товарищ капитан. Вы уж с Пентагоном сами разбирайтесь, пожалуйста…
Перспектива разборок с Пентагоном капитана явно не привлекала. Он как-то неуверенно помял в руках свою папку, поправил фуражку и проверил чистоту собственных ботинок. Войскам было приказано отойти на ранее занимаемые рубежи. Парламентеры – на выход!
– Мы, наверное, пойдем, – подал голос сержант и махнул рукой.
– Всего доброго, – попрощался было Павел, намереваясь закрыть дверь.
– Так, ты иди, я тебя сейчас догоню, – отдал неформальный приказ капитан своему спутнику. Сержант стал спускаться по лестнице. Когда за ним хлопнула дверь парадной, капитан снял фуражку и почесал затылок.
– Слушай, парень, – капитан подвинулся на пол шага ближе и понизил голос, – ты же вроде знаешь, я смотрю… В курсе, так сказать… Как у них там, в армии?
Весь последующий день Павел со смехом вспоминал утреннюю встречу с военкоматовским капитаном. Сон, конечно, был перебит и Павел решил устроиться на кухне с ноутбуком, написать письмо родителям и брату, описав в красках утреннее «происшествие». То и дело похрюкивая от подступавшего смеха, Павел стучал по клавишам. После того, как письмо было дописано, он открыл папку, в которой складировал все фотографии и ролики, что Родион присылал с мест службы. Папка «весила» уже за три сотни мегабайтов и продолжала наполняться. Письма приходили если не регулярно, то периодически и всегда к описанию новостей, к рассказам о ежедневных делах, Родька прицеплял десяток-другой фотографий. Фотоаппарат он таскал с собой везде и при случае нажимал на кнопочку. Вот Форт Беннинг, «учебка»… Новенькая форма, сгоревшая на солнце физиономия брата, обалдевший вид… А вот уже Форт Полк… Казарма. Что наш санаторий, е-мое… Зеленые газоны, дорожки… Красота. А вот Багдад. Фотографий из Ирака больше всего. Чумазые багдадские дети, бегущие за «Хаммером», унылые улицы, заваленные мусором, сгоревшие остовы машин, разрушенные дома, паутина проводов над улицами, худющие коровы, что-то обреченно жующие посреди живописных мусорных куч… Попадались фотографии солдатского быта – тесные комнатушки с двухъярусными кроватями, но всегда с кондиционером, интернетом и прочими удобствами, скрашивающими нехитрый солдатский быт. Улыбку вызывали снимки других бойцов Родькиного взвода – молодые парни дурачились, корчили рожи в объектив, принимали героические позы и фотографировались в обнимку с оружием. Для таких фотографий оружие выбиралось самое большое – как правило пулеметы. Если же снимки делались после выездов, то лица бойцов были серыми от пыли, уставшими, а в глазах без труда угадывалась глубокая печаль и в то же время – нескрываемое облегчение от того, что они все живыми вернулись на базу. Периодически случалось так, что писем из Ирака не было по нескольку дней. Потом брат объяснял, что интернет им вырубают, если часть несет потери. Родственники должны узнать о том, что их сын или муж не вернется домой живым из официальных источников, из сообщения командования, а не из случайных упоминаний в блогах, которые ведут многие солдаты или из неосторожного письма сослуживца… Иногда к письмам прицеплялись ролики, снятые братом или его товарищами. Вот эти самые ролики, снятые на телефон, с помощью фотоаппарата или же на специальную камеру, которая крепится на каску (эти были самые качественные), Павел любил смотреть по нескольку раз. Глядя на мельтешение картинок, он представлял себе, что находится там, рядом с Родионом, в его «Хаммере» или бредет неспешным шагом по улице, вдоль кривых стен и заборов, осаждаемый вопящей ребятней и крутит головой, сосредоточенно выискивая признаки угрозы, которая могла материализоваться в любую секунду в виде выстрела или взрыва…
– Ага, опять про войну свою смотришь, – на кухню зашла жена и заглянула в экран, – точно…
На экране качался пыльный горизонт. «Хаммер» перевалился через небольшой холм и покатился вслед за ведущим броневиком в сторону заката. Бойцы ехали домой.
– Смотрю.
– Не надоело?
– Не, там же Родька. Интересно.
Ш-ш-шип! Спичка прочертила едва заметную белую полоску на матово-коричневом боку спичечного коробка, и ее кончик окутал вертлявый язычок пламени. Ира зажгла газ и поставила чайник.
– Страшно же.
– Страшно. Страшно интересно.
– Все бы вам в войну играть…
– Это точно. Я бы с удовольствием поиграл бы.
– Ты что говоришь-то такое… А я, а Катька?
– Вот ради вас и поиграл бы. И денег бы заработал.
– Какая же это работа, Паш?
– Вообще, Ир, да, ты права. Это не работа. Это – приключение.
– И ты бы поехал?
– Поехал бы. Это же круто! Родька мне обещал оттуда какой-нибудь сувенир привезти.
– Сам бы вернулся.
– Это само собой, конечно. Привез бы он оттуда пулемет… – Павел мечтательно закрыл глаза, – Ух я бы…
– И что бы ты с ним делал, с пулеметом-то, – Ира вернула его с небес на землю.
Чайник на плите фыркнул. Он тоже не понимал всей прелести обладания пулеметом.
– Пулемет, Ирка, в наше непростое время вещь крайне нужная. Я бы сказал – необходимая! Вот, например, идешь ты в ЖЭК…
Юго-восточные районы Багдада. 5 июня 2006 года
Санкт-Петербург. 6 июня 2006 года
Ага. Как в том анекдоте: «А Колю можно? – Коля умер… – Оп-па, это что значит… Он на рыбалку не поедет, что ли?»
– Очень сомневаюсь.
Еще секунд десять мозги капитана скрипели как ржавые танковые траки.
– Когда заканчивается его служба? – упорству Министерства обороны России можно было позавидовать, но тон изменился. Десанту был отдан приказ окапываться и выдвинуть вперед разведку, хотя было очевидно, что операция провалена.
– В 2012 году.
– А справку сможете нам предоставить?
– Справку… о чем? – не понял Павел.
– О том, что ваш брат… ну-у-у… служит… в… э-э-э… армии… э-э-э… США…
– Такую справку, я полагаю, могут дать в Пентагоне, товарищ капитан. Вы уж с Пентагоном сами разбирайтесь, пожалуйста…
Перспектива разборок с Пентагоном капитана явно не привлекала. Он как-то неуверенно помял в руках свою папку, поправил фуражку и проверил чистоту собственных ботинок. Войскам было приказано отойти на ранее занимаемые рубежи. Парламентеры – на выход!
– Мы, наверное, пойдем, – подал голос сержант и махнул рукой.
– Всего доброго, – попрощался было Павел, намереваясь закрыть дверь.
– Так, ты иди, я тебя сейчас догоню, – отдал неформальный приказ капитан своему спутнику. Сержант стал спускаться по лестнице. Когда за ним хлопнула дверь парадной, капитан снял фуражку и почесал затылок.
– Слушай, парень, – капитан подвинулся на пол шага ближе и понизил голос, – ты же вроде знаешь, я смотрю… В курсе, так сказать… Как у них там, в армии?
Весь последующий день Павел со смехом вспоминал утреннюю встречу с военкоматовским капитаном. Сон, конечно, был перебит и Павел решил устроиться на кухне с ноутбуком, написать письмо родителям и брату, описав в красках утреннее «происшествие». То и дело похрюкивая от подступавшего смеха, Павел стучал по клавишам. После того, как письмо было дописано, он открыл папку, в которой складировал все фотографии и ролики, что Родион присылал с мест службы. Папка «весила» уже за три сотни мегабайтов и продолжала наполняться. Письма приходили если не регулярно, то периодически и всегда к описанию новостей, к рассказам о ежедневных делах, Родька прицеплял десяток-другой фотографий. Фотоаппарат он таскал с собой везде и при случае нажимал на кнопочку. Вот Форт Беннинг, «учебка»… Новенькая форма, сгоревшая на солнце физиономия брата, обалдевший вид… А вот уже Форт Полк… Казарма. Что наш санаторий, е-мое… Зеленые газоны, дорожки… Красота. А вот Багдад. Фотографий из Ирака больше всего. Чумазые багдадские дети, бегущие за «Хаммером», унылые улицы, заваленные мусором, сгоревшие остовы машин, разрушенные дома, паутина проводов над улицами, худющие коровы, что-то обреченно жующие посреди живописных мусорных куч… Попадались фотографии солдатского быта – тесные комнатушки с двухъярусными кроватями, но всегда с кондиционером, интернетом и прочими удобствами, скрашивающими нехитрый солдатский быт. Улыбку вызывали снимки других бойцов Родькиного взвода – молодые парни дурачились, корчили рожи в объектив, принимали героические позы и фотографировались в обнимку с оружием. Для таких фотографий оружие выбиралось самое большое – как правило пулеметы. Если же снимки делались после выездов, то лица бойцов были серыми от пыли, уставшими, а в глазах без труда угадывалась глубокая печаль и в то же время – нескрываемое облегчение от того, что они все живыми вернулись на базу. Периодически случалось так, что писем из Ирака не было по нескольку дней. Потом брат объяснял, что интернет им вырубают, если часть несет потери. Родственники должны узнать о том, что их сын или муж не вернется домой живым из официальных источников, из сообщения командования, а не из случайных упоминаний в блогах, которые ведут многие солдаты или из неосторожного письма сослуживца… Иногда к письмам прицеплялись ролики, снятые братом или его товарищами. Вот эти самые ролики, снятые на телефон, с помощью фотоаппарата или же на специальную камеру, которая крепится на каску (эти были самые качественные), Павел любил смотреть по нескольку раз. Глядя на мельтешение картинок, он представлял себе, что находится там, рядом с Родионом, в его «Хаммере» или бредет неспешным шагом по улице, вдоль кривых стен и заборов, осаждаемый вопящей ребятней и крутит головой, сосредоточенно выискивая признаки угрозы, которая могла материализоваться в любую секунду в виде выстрела или взрыва…
– Ага, опять про войну свою смотришь, – на кухню зашла жена и заглянула в экран, – точно…
На экране качался пыльный горизонт. «Хаммер» перевалился через небольшой холм и покатился вслед за ведущим броневиком в сторону заката. Бойцы ехали домой.
– Смотрю.
– Не надоело?
– Не, там же Родька. Интересно.
Ш-ш-шип! Спичка прочертила едва заметную белую полоску на матово-коричневом боку спичечного коробка, и ее кончик окутал вертлявый язычок пламени. Ира зажгла газ и поставила чайник.
– Страшно же.
– Страшно. Страшно интересно.
– Все бы вам в войну играть…
– Это точно. Я бы с удовольствием поиграл бы.
– Ты что говоришь-то такое… А я, а Катька?
– Вот ради вас и поиграл бы. И денег бы заработал.
– Какая же это работа, Паш?
– Вообще, Ир, да, ты права. Это не работа. Это – приключение.
– И ты бы поехал?
– Поехал бы. Это же круто! Родька мне обещал оттуда какой-нибудь сувенир привезти.
– Сам бы вернулся.
– Это само собой, конечно. Привез бы он оттуда пулемет… – Павел мечтательно закрыл глаза, – Ух я бы…
– И что бы ты с ним делал, с пулеметом-то, – Ира вернула его с небес на землю.
Чайник на плите фыркнул. Он тоже не понимал всей прелести обладания пулеметом.
– Пулемет, Ирка, в наше непростое время вещь крайне нужная. Я бы сказал – необходимая! Вот, например, идешь ты в ЖЭК…
Юго-восточные районы Багдада. 5 июня 2006 года
Темный профиль недосторенного двухэтажного дома вырисовывался на фоне более светлого неба. Зажатый между широкой сточной канавой и старым зданием школы, он казался пустым и безжизненным. В его очертаниях, присмотревшись внимательнее, можно было разглядеть балки, поддерживающие потолок, битые кирпичи, какие-то бочки в глубине двора, мелкий сор… Заброшенное здание было похоже на объеденную рыбами тушу кита, выброшенную на сушу – торчали остатки скелета, вывалившиеся кишки… И надо заметить, что запах, витавший вокруг здания, мало отличался от запаха, который источала бы туша морского гиганта, гниющая на солнце. Но основным доказательством того, что здание «жило», было короткое жало пулемета, торчавшее из отверстия в щербатой стене второго этажа. Человек за пулеметом лежал неподвижно, рассматривая пустырь, находящийся через дорогу, с помощью прибора ночного видения. Второй боец, вооруженный винтовкой, через окно просматривал перекресток, лежащий южнее.
– Поскорее бы приехали… – сказал по-русски парень с винтовкой.
– Зак, – пулеметчик вопросительно посмотрел на товарища, – ты, похоже, забыл, что я ни хрена не понимаю, что ты говоришь.
– Я говорю – скорее бы приехали. Солнце поднимется – мы тут сваримся… Да и воняет тут, как будто кто-то сдох!
– Это точно. Может быть и сдох…
Солдат с винтовокой был русским и прозвище Зак было сокращением от фамилии Захаров. Фамилия оказалась довольно заковыристой для английского языка и звучала как Заккароф с ударением на первое «а» и быстро сократилось до короткого Зак, против чего он абсолютно не возражал.
В эти предрассветные часы было холодно, наверное не больше пяти градусов, но адреналин ожидания заставлял забыть о холоде и острой каменной крошке, мусоре и пыли, устилавшей голый бетонный пол.
– Слышь, Зак… А вчера был хороший день.
– Согласен. Хороший…
Фраза про «хороший день» стала у парней их взвода ритуальной с первого же дня пребывания в Ираке.
– Фары! – шепотом произнес Зак, наблюдая за перекрестком, и поднял винтовку, положив большой палец на селектор. Пулеметчик напрягся, уперев приклад в плечо.
Свет от фар метнулся влево и растворился в темноте.
– «Дельта-лидер», ответьте «42-Дельта»…
– На приеме, «Дельта-лидер», – отозвался старший группы.
– Грузовик. Проследовал в восточном направлении, – с некоторой досадой в голосе отрапортовал Родион и продолжил всматриваться в темноту.
Предыдущие два месяца парни подыхали со скуки на одном из объектов, который был выделен их подразделению для работы. Ха! Работа… Сидеть с пулеметом в обнимку несколько часов на крыше какого-то старого трехэтажного дома, выбранного в качестве опорной точки? Таращиться в глухие заборы по ту сторону дороги и провожать дулом редкие легковушки? А потом с другим пулеметом, тоже в обнимку, в турели «Хаммера», стоящего у ворот того же дома? Это работа? Единственное развлечение – поездки за провиантом и банный день на основной базе… Ну, или если вдруг начальству приспичит прокатиться по подведомственной территории и выслушать не отличающиеся разнообразием жалобы местного населения, да раздать дюжину футбольных мячиков и десяток-другой шоколадных плиток вечно чумазой, орущей иракской ребятне… «Миста, миста, гив ми чоколад, миста!»
Через неделю им уже все осточертело. Когда они только прибыли в Ирак, происходящее в стране воспринималось невероятно остро, из всех щелей пер адреналин и жутко хотелось повоевать. Но со временем, по причине ежедневной рутины, чувства притупились. День за днем происходило одно и то же. «День иракского сурка»… Ну разве что однажды Вильямсон, возвращаясь из патруля, умудрился на своем «Хаммере» съехать с небольшого моста в канал. Канал был неглубок, но жутко вонюч, так как «проходил по канализационному ведомству». Инцидент вспоминали долго и со смехом. Мост, естественно, тут же был торжественно наречен «Вильямсон Бридж»… Потом еще кто-то «удачно» снес бампером столб, оборвав провода и лишив десяток домов электричества на пару дней.
Вездесущий песок. Всепроникающая пыль. Отупляющая духота. Если днем. Ночью тот же песок с пылью плюс холод и зеленый мир в окуляре ПНВ[5]… Вот и весь их мир. И война.
Война напоминала о себе на брифингах, которые регулярно устраивались на основной базе, ФОБ[6], получившей название «Рустамия» по наименованию района, где была расположена.
Новостные видеосюжеты, поздравления с днем рождения и другими светлыми событиями, присвоения очередных званий… И сообщения о потерях. Имя… Звание… Подразделение… И как ЭТО случилось. Вот к этому привыкнуть было невозможно. Как и к кадрам, которые показывали не только им, бойцам 4-й бригады 10-й горной дивизии, но и всем, кто служил в Ираке, чтобы они не забывали, что они на ВОЙНЕ. Впрочем, кадры жестоких атак боевиков на патрули коалиционных войск и армейские конвои, репортажи с места боев правительственных войск с партизанами благодаря вездесущему Интернету уже давно были доступны всем, кого так или иначе интересовало происходящее на улицах Багдада и других иракских городов. Сюжеты не отличались разнообразием – улица, дорога, конвой… Взрыв. Бегущие люди, пыль, выстрелы, кровь, крики, снова взрывы, боевая техника на улицах… Различались настроения в подаче материала – в зависимости от авторства и реакций, появлявшихся в длинном шлейфе комментариев. Комментарии, как рыбы-прилипалы за акулами, неотступно следовали за видеороликами – от искренне патриотичных и печально-сочувствующих до параноидально-радостных.
Иногда диаметрально противоположные высказывания приводили к словесным баталиям не менее горячим, чем те, что с дьявольской регулярностью происходили на улицах Багдада, Фаллуджи и Мосула. Война напоминала о себе звуками перестрелки, когда далекой, когда близкой, гулкими взрывами, смоляными клубами пожаров, поднимающимися над городом, горячим воздухом, дрожащим не то от страха, не то от одуряющей дневной жары… Или танком, неожиданно выехавшим из угла.
Вскоре, после пары месяцев относительного безделья парням выпал шанс продемонстрировать, наконец, свою выучку. Это стало возможным благодаря двум обстоятельствам. Первое – их взвод сняли с объекта и перевели на основную базу. Их подразделению и еще трем взводам, прошедшим аналогичную ротацию, поручили охрану периметра ФОБ и оказание помощи патрулям в составе групп быстрого реагирования, если возникнет необходимость огневой поддержки. И второе – в течение последних трех недель, с периодичностью в два-три дня, ночью или ранним утром, территорию базы обстреливали из минометов боевики.
Стрелять прицельно по базе было невозможно. Военные сразу же отгородили территории всех баз высокой, в пять с лишним метров, стеной из тяжелых бетонных блоков. Можно было бы просто кинуть через забор гранату или две, но к забору еще нужно было подойти, не привлекая внимания солдат, неусыпно охраняющих периметр. А успеешь ли дернуть чеку и замахнуться? Охрана бдительная. У охраны пулеметы. Пятидесятый калибр, это, знаете, не шутка… Рвет на части в миг… Буквально. Одна нога здесь, другая там… А остальное вообще неизвестно где. Оставалось одно – палить навесным огнем из минометов, причем быстро, особо не целясь. Выпустят такие «стрелки» пару-тройку мин и деру, пока ГБР не примчалась… Промахи при такой стрельбе иногда были катастрофические, до трехсот метров, и от мин боевиков гибли свои же, то есть мирные иракцы. Что пуля, что мина – она же дура, не разбирает, куда летит… Но террористов это, откровенно признаться, волновало меньше всего. В общем, большое беспокойство было по этому поводу. Благодаря системе предупреждения, включающей в себя разнообразные датчики, в великом множестве размещенные на крышах зданий ФОБ, и анализирующую аппаратуру, минометные выстрелы и ракетные залпы выявлялись за пару секунд, а сирена на территории базы предупреждала персонал о возможных попаданиях секунд за пятнадцать-двадцать до первого взрыва. Это позволяло всем, кто оказался вне помещений, быстро скрыться в специальных бункерах. Это были простые, но эффективные конструкции, составленные из железобетонных блоков и плотно обложенных с внешних сторон мешками с песком. Но реальный риск потерь среди личного состава и уничтожения техники, равно как спасительный, но надоевший до чертиков, вой сирен, беготня и вынужденная игра в прятки, потребовали серьезной реакции со стороны командования, которая не замедлила себя ждать. В воздух был поднят беспилотник и запущены несколько стационарных аэростатов, на которых были установлены камеры слежения. Несколько дней и ночей наблюдения, изучение прилегающей к ФОБ местности и анализ деталей прошлых обстрелов позволили установить несколько участков на территории, окружающей базу, откуда, с большой уверенностью, могли вестись обстрелы. Правда предсказать, с какой именно точки будет вестись обстрел, было невозможно. Осложняло ситуацию и то, что боевики использовали простейшие минометы кустарного производства с таймерами, позволяющими выстрелить в сторону базы с замедлением от десяти до тридцати минут. Подобные таймеры, изготовленные из электронных часов и даже механических будильников, находили на местах установки минометов в ходе ответных рейдов. Но сами боевики пока оставались неуловимыми. Надежда на помощь местных жителей была довольно призрачной. Местное население, если и не поддерживало боевиков открыто, но и не препятствовало им, предпочитая не встревать. Кроме того, существовало опасение, что национальные силы правопорядка, спешно сформированные на фоне царящего в стране хаоса из бывших же саддамовских военных и полицейских, могли оказывать поддержку силам сопротивления, сводя на нет потуги сил коалиции.
Вечером был объявлен неожиданный сбор личного состава двух групп быстрого реагирования. В зале, где собрались солдаты, работал кондиционер и стояла приятная прохлада. Офицер в чине капитана, по фамилии Майкман, обрисовал боевую задачу.
– Через 30 минут вам предстоит выдвинуться на четырех автомобилях в точку, обозначенную на этой карте, – капитан стоял перед бойцами, рассевшимися на складных стульях вокруг импровизированной сцены, на которой был установлен экран.
Местность была знакомой. В левом нижнем углу без труда угадывался косой пятиугольник самой ФОБ, зажатый с трех сторон двумя шоссе и проспектом. Фотография была сделана одним из нескольких десятков, если не сотен БПЛА, тихо стрекотавших над Багдадом круглые сутки с момента вторжения и внимательно смотревших на древний город и его жителей своими электронными глазами.
Цель, обведенная красным маркером, представляла собой пустырь среди одноэтажных городских кварталов не очень далеко от базы.
– Вам предстоит выдвинуться в этот район и занять позиции вокруг этого пустыря.
Офицер нажал кнопку пульта управления проектором. Масштаб карты увеличился, стали видны все мелкие детали пустыря и ближайших переулков, включая мусор и трех бродячих собак, растянувшихся в пыли.
– Можно вопрос, сэр? – один из солдат поднял руку.
– Слушаю, рядовой.
– Мы будем ловить минометчиков, сэр?
– Именно. Этот снимок сделан три часа назад. Базу не обстреливали уже три дня и велика вероятность того, что это произойдет ранним утром завтра. Ваше подразделение максимально скрытно занимает позиции для наблюдения. В случае появления подозрительных людей и получения достоверной информации об их намерениях – постараться провести захват и доставить на базу для дальнейшей работы. Детали операции вам доведет сержант Харрисон. Сержант…
Легким кивком головы Майкман передал бразды правления подчиненному.
– Сэр.
Харрисон стремительно поднялся со своего стула и, заняв место капитана, взял в руки указку и обвел взглядом своих солдат.
– Итак, парни… Слушаем внимательно и запоминаем все с первого раза…
Тихий шорох песка и скрип мелких камешков под ботинками. Зеленый мир в окуляре. Солдаты идут двумя группами – по обеим сторонам улицы, один за одним, след в след, внимательно смотря за происходящим вокруг, вглядываясь в темные оконные проемы домов, черные провалы тупичков, останавливаясь на секунду и снова продолжая движение. Из мерцающей темноты возникают очертания очередного перекрестка. Ведущий отдает тихую команду по рации и поднимает руку, сжатую в кулак – приказ остановиться. Бойцы замирают на месте, а замыкающие групп моментально поворачиваются назад и встают на колено, нацеливая оружие в ту сторону, откуда они только что пришли, готовые в любой момент открыть огонь. Внимательно изучив обстановку (кто его знает, вдруг за углом справа или слева так же бесшумно движутся боевики?) и так же, жестом «чисто» показав, что путь свободен, ведущий ныряет в зеленую темень правого проулка. За ним следуют остальные и через пять секунд улица пустеет. Двигающимся по ночному Багдаду парням из взвода «Дельта» было не видно и не слышно – над ними, на высоте полутора километров тихим шмелем жужжал беспилотник, передавая контрастную черно-белую картинку на экран офицера группы боевого управления. Несмотря на то что командир группы получал с базы данные о происходящем вокруг и знал, что улицы, по которым они сейчас двигаются, пусты, он руководствовался поговоркой «На „Predator“[7] надейся, а сам не плошай».
Операция проходила по намеченному сценарию, но офицера, отслеживающего ход операции, беспокоил ветер, довольно сильно сносивший беспилотник в сторону. Да и морось несколько ухудшила качество картинки… Для коррекции своего положения над районом проведения рейда пришлось поставить крылатого робота «по ветру» и увеличить скорость, чтобы оставаться на маршруте. Пока все шло успешно, но повышенный расход топлива не позволял роботу летать над районом так долго, как планировалось. Будь он заправлен «с нуля», не было бы проблем, «птичка» могла висеть в небе почти сутки, но БПЛА перенаправили на поддержку парней из «Рустамии» с другой операции и баки беспилотника были не то чтобы совсем пусты, но…
Часы показывали 05:30. Два часа назад они покинули ворота базы, чтобы добраться до пустыря, который им предстояло обложить. Расстояние было небольшим, где-то около километра, но это если по прямой, которая, как известно, является кратчайшим путем из точки А в точку Б… На деле все обстояло несколько иначе. Бойцам, нагруженным оружием и боеприпасами, предстояло максимально скрытно пройти километра четыре, петляя в темном лабиринте багдадских улиц и переулков, чтобы без помех занять точки, заранее определенные для каждого из них. Все, в конечном итоге, получилось, но они чуть не разбудили половину города, когда по самодельной приставной лестнице забирались на второй этаж то ли недостроенного, то ли полуразрушенного дома. Напарник Зака, пулеметчик Реяс, двигавшийся следом, едва не уронил коробки с патронами.
По плану операции, первый взвод под командованием сержанта Портнова сидел в машинах у бункера и в случае необходимости мог подоспеть на подмогу. Сержант Портнов, кстати, оказался большим сюрпризом для Родиона. Это был второй русский в подразделении. Родом Портнов был из Москвы, но уже пятнадцать лет жил в США. Когда в бригаде появился Родион, чаще стали звучать шутки о том, что «Русские идут!».
Легкий ветерок гулял по пустым помещениям заброшенного дома и с шорохом гонял сухой мусор вперемешку с песком и пылью.
Реяс зевнул и перевел взгляд на разбитую грунтовку, идущую от шоссе к их пустырю. Сейчас дорога была пуста, если не считать собаки-инвалида, нелепо подпрыгивающей на трех лапах.
– Чего-то я не пойму, Зак… Странное какое-то ощущение… Ты не чувствуешь?
Реяс покрутил головой, размяв затекшую шею и глянул на Родиона, который рассматривал в оптику трехногую собаку.
– Ага. Очень тихо. Как-то даже чересчур…
– Слушай, а ведь точно. Тихо. Я такой тишины тут еще не слышал никогда… – Реяс на пару секунд замолчал, а потом дотянулся до загубника «кемелбека»[8], снял резиновую заглушку и сделал глоток.
– Черт, проклятый песок, ненавижу… – Бенджамин отплевывался с полминуты, – даже в загубник набился! Эй, Зак, – сослуживец легонько толкнул Родиона локтем, – а у тебя подружка есть?
– Не-а.
– А чего так?
– Ну а где мне тут подружку взять, а? Ну, не то, чтобы совсем нет… – Родион улыбнулся, – есть одна знакомая…
– А чего одна-то?
– Ну хорошо, две.
Над городом проявилась светлая полоска, начинался рассвет. Новый день обещал быть таким же жарким, как и все предыдущие и, скорее всего, последующие тоже. Зак бросил взгляд на пустырь. Трехногая собака куда-то пропала, но его внимание привлекло другое: в призрачном свете, в осевшей за ночь пыли пустыря стали различимы довольно глубокие следы автомобиля.
– Смотри-ка… Похоже, наши минометчики уже были тут этой ночью, – Зак показал на увиденные им борозды. Палец вдавил тангету.
– «Дельта-лидер», вызывает «42-Дельта», прием…
– На связи.
– Наблюдаю на пустыре следы автомобиля. Ширина колеи около двух метров, длина, судя по радиусу разворота, около трех с половиной… Микроавтобус или пикап. Был тут часа за три – три с половиной до нашего появления.
– Принято, «42-Дельта», продолжайте наблюдение.
Наушник тихонько пшикнул в ухо.
– Ну, раз они тут были, то, наверное, уже не появятся, – прокомментировал радиообмен Реяс. – Зря валяемся… Они симпатичные?
– Кто? Минометчики?
– Девушки, болван…
– А то!
– А они в России или в Штатах?
– В Штатах.
– Познакомишь?
– Разбежался…
– Да ладно тебе! – Реяс снова пихнул Зака локтем.
– Посмотрим на твое поведение! – Родион пихнул товарища в ответ.
Небо продолжало светлеть. Через полчаса можно будет отказаться от ПНВ.
– Хотя бы согреемся, – оценив ситуацию, пробормотал Реяс. – А эти уроды точно сегодня не приедут… Эх… Опять не постреляем…
– А тебе бы только стрелять…
– Не, русский, ну а как ты хотел? приехать на войну и ни разу…
– А вам только бы палить, американские ковбои! – беззлобно отрегировал на «русского» Родион.
– Всем внимание! – из наушника раздался голос сержанта, – наша «птичка» засекла подозрительный пикап красного цвета. Направляется в нашу сторону с запада. Торопится.
Приклад «М249» моментально занял привычное положение, уютно прижавшись к плечу Реяса. Зак поудобнее ухватил свою винтовку и положил палец на предохранитель.
– Хорошая «птичка», – пробормотал Родион.
– Вот он…
– Поскорее бы приехали… – сказал по-русски парень с винтовкой.
– Зак, – пулеметчик вопросительно посмотрел на товарища, – ты, похоже, забыл, что я ни хрена не понимаю, что ты говоришь.
– Я говорю – скорее бы приехали. Солнце поднимется – мы тут сваримся… Да и воняет тут, как будто кто-то сдох!
– Это точно. Может быть и сдох…
Солдат с винтовокой был русским и прозвище Зак было сокращением от фамилии Захаров. Фамилия оказалась довольно заковыристой для английского языка и звучала как Заккароф с ударением на первое «а» и быстро сократилось до короткого Зак, против чего он абсолютно не возражал.
В эти предрассветные часы было холодно, наверное не больше пяти градусов, но адреналин ожидания заставлял забыть о холоде и острой каменной крошке, мусоре и пыли, устилавшей голый бетонный пол.
– Слышь, Зак… А вчера был хороший день.
– Согласен. Хороший…
Фраза про «хороший день» стала у парней их взвода ритуальной с первого же дня пребывания в Ираке.
– Фары! – шепотом произнес Зак, наблюдая за перекрестком, и поднял винтовку, положив большой палец на селектор. Пулеметчик напрягся, уперев приклад в плечо.
Свет от фар метнулся влево и растворился в темноте.
– «Дельта-лидер», ответьте «42-Дельта»…
– На приеме, «Дельта-лидер», – отозвался старший группы.
– Грузовик. Проследовал в восточном направлении, – с некоторой досадой в голосе отрапортовал Родион и продолжил всматриваться в темноту.
Предыдущие два месяца парни подыхали со скуки на одном из объектов, который был выделен их подразделению для работы. Ха! Работа… Сидеть с пулеметом в обнимку несколько часов на крыше какого-то старого трехэтажного дома, выбранного в качестве опорной точки? Таращиться в глухие заборы по ту сторону дороги и провожать дулом редкие легковушки? А потом с другим пулеметом, тоже в обнимку, в турели «Хаммера», стоящего у ворот того же дома? Это работа? Единственное развлечение – поездки за провиантом и банный день на основной базе… Ну, или если вдруг начальству приспичит прокатиться по подведомственной территории и выслушать не отличающиеся разнообразием жалобы местного населения, да раздать дюжину футбольных мячиков и десяток-другой шоколадных плиток вечно чумазой, орущей иракской ребятне… «Миста, миста, гив ми чоколад, миста!»
Через неделю им уже все осточертело. Когда они только прибыли в Ирак, происходящее в стране воспринималось невероятно остро, из всех щелей пер адреналин и жутко хотелось повоевать. Но со временем, по причине ежедневной рутины, чувства притупились. День за днем происходило одно и то же. «День иракского сурка»… Ну разве что однажды Вильямсон, возвращаясь из патруля, умудрился на своем «Хаммере» съехать с небольшого моста в канал. Канал был неглубок, но жутко вонюч, так как «проходил по канализационному ведомству». Инцидент вспоминали долго и со смехом. Мост, естественно, тут же был торжественно наречен «Вильямсон Бридж»… Потом еще кто-то «удачно» снес бампером столб, оборвав провода и лишив десяток домов электричества на пару дней.
Вездесущий песок. Всепроникающая пыль. Отупляющая духота. Если днем. Ночью тот же песок с пылью плюс холод и зеленый мир в окуляре ПНВ[5]… Вот и весь их мир. И война.
Война напоминала о себе на брифингах, которые регулярно устраивались на основной базе, ФОБ[6], получившей название «Рустамия» по наименованию района, где была расположена.
Новостные видеосюжеты, поздравления с днем рождения и другими светлыми событиями, присвоения очередных званий… И сообщения о потерях. Имя… Звание… Подразделение… И как ЭТО случилось. Вот к этому привыкнуть было невозможно. Как и к кадрам, которые показывали не только им, бойцам 4-й бригады 10-й горной дивизии, но и всем, кто служил в Ираке, чтобы они не забывали, что они на ВОЙНЕ. Впрочем, кадры жестоких атак боевиков на патрули коалиционных войск и армейские конвои, репортажи с места боев правительственных войск с партизанами благодаря вездесущему Интернету уже давно были доступны всем, кого так или иначе интересовало происходящее на улицах Багдада и других иракских городов. Сюжеты не отличались разнообразием – улица, дорога, конвой… Взрыв. Бегущие люди, пыль, выстрелы, кровь, крики, снова взрывы, боевая техника на улицах… Различались настроения в подаче материала – в зависимости от авторства и реакций, появлявшихся в длинном шлейфе комментариев. Комментарии, как рыбы-прилипалы за акулами, неотступно следовали за видеороликами – от искренне патриотичных и печально-сочувствующих до параноидально-радостных.
Иногда диаметрально противоположные высказывания приводили к словесным баталиям не менее горячим, чем те, что с дьявольской регулярностью происходили на улицах Багдада, Фаллуджи и Мосула. Война напоминала о себе звуками перестрелки, когда далекой, когда близкой, гулкими взрывами, смоляными клубами пожаров, поднимающимися над городом, горячим воздухом, дрожащим не то от страха, не то от одуряющей дневной жары… Или танком, неожиданно выехавшим из угла.
Вскоре, после пары месяцев относительного безделья парням выпал шанс продемонстрировать, наконец, свою выучку. Это стало возможным благодаря двум обстоятельствам. Первое – их взвод сняли с объекта и перевели на основную базу. Их подразделению и еще трем взводам, прошедшим аналогичную ротацию, поручили охрану периметра ФОБ и оказание помощи патрулям в составе групп быстрого реагирования, если возникнет необходимость огневой поддержки. И второе – в течение последних трех недель, с периодичностью в два-три дня, ночью или ранним утром, территорию базы обстреливали из минометов боевики.
Стрелять прицельно по базе было невозможно. Военные сразу же отгородили территории всех баз высокой, в пять с лишним метров, стеной из тяжелых бетонных блоков. Можно было бы просто кинуть через забор гранату или две, но к забору еще нужно было подойти, не привлекая внимания солдат, неусыпно охраняющих периметр. А успеешь ли дернуть чеку и замахнуться? Охрана бдительная. У охраны пулеметы. Пятидесятый калибр, это, знаете, не шутка… Рвет на части в миг… Буквально. Одна нога здесь, другая там… А остальное вообще неизвестно где. Оставалось одно – палить навесным огнем из минометов, причем быстро, особо не целясь. Выпустят такие «стрелки» пару-тройку мин и деру, пока ГБР не примчалась… Промахи при такой стрельбе иногда были катастрофические, до трехсот метров, и от мин боевиков гибли свои же, то есть мирные иракцы. Что пуля, что мина – она же дура, не разбирает, куда летит… Но террористов это, откровенно признаться, волновало меньше всего. В общем, большое беспокойство было по этому поводу. Благодаря системе предупреждения, включающей в себя разнообразные датчики, в великом множестве размещенные на крышах зданий ФОБ, и анализирующую аппаратуру, минометные выстрелы и ракетные залпы выявлялись за пару секунд, а сирена на территории базы предупреждала персонал о возможных попаданиях секунд за пятнадцать-двадцать до первого взрыва. Это позволяло всем, кто оказался вне помещений, быстро скрыться в специальных бункерах. Это были простые, но эффективные конструкции, составленные из железобетонных блоков и плотно обложенных с внешних сторон мешками с песком. Но реальный риск потерь среди личного состава и уничтожения техники, равно как спасительный, но надоевший до чертиков, вой сирен, беготня и вынужденная игра в прятки, потребовали серьезной реакции со стороны командования, которая не замедлила себя ждать. В воздух был поднят беспилотник и запущены несколько стационарных аэростатов, на которых были установлены камеры слежения. Несколько дней и ночей наблюдения, изучение прилегающей к ФОБ местности и анализ деталей прошлых обстрелов позволили установить несколько участков на территории, окружающей базу, откуда, с большой уверенностью, могли вестись обстрелы. Правда предсказать, с какой именно точки будет вестись обстрел, было невозможно. Осложняло ситуацию и то, что боевики использовали простейшие минометы кустарного производства с таймерами, позволяющими выстрелить в сторону базы с замедлением от десяти до тридцати минут. Подобные таймеры, изготовленные из электронных часов и даже механических будильников, находили на местах установки минометов в ходе ответных рейдов. Но сами боевики пока оставались неуловимыми. Надежда на помощь местных жителей была довольно призрачной. Местное население, если и не поддерживало боевиков открыто, но и не препятствовало им, предпочитая не встревать. Кроме того, существовало опасение, что национальные силы правопорядка, спешно сформированные на фоне царящего в стране хаоса из бывших же саддамовских военных и полицейских, могли оказывать поддержку силам сопротивления, сводя на нет потуги сил коалиции.
Вечером был объявлен неожиданный сбор личного состава двух групп быстрого реагирования. В зале, где собрались солдаты, работал кондиционер и стояла приятная прохлада. Офицер в чине капитана, по фамилии Майкман, обрисовал боевую задачу.
– Через 30 минут вам предстоит выдвинуться на четырех автомобилях в точку, обозначенную на этой карте, – капитан стоял перед бойцами, рассевшимися на складных стульях вокруг импровизированной сцены, на которой был установлен экран.
Местность была знакомой. В левом нижнем углу без труда угадывался косой пятиугольник самой ФОБ, зажатый с трех сторон двумя шоссе и проспектом. Фотография была сделана одним из нескольких десятков, если не сотен БПЛА, тихо стрекотавших над Багдадом круглые сутки с момента вторжения и внимательно смотревших на древний город и его жителей своими электронными глазами.
Цель, обведенная красным маркером, представляла собой пустырь среди одноэтажных городских кварталов не очень далеко от базы.
– Вам предстоит выдвинуться в этот район и занять позиции вокруг этого пустыря.
Офицер нажал кнопку пульта управления проектором. Масштаб карты увеличился, стали видны все мелкие детали пустыря и ближайших переулков, включая мусор и трех бродячих собак, растянувшихся в пыли.
– Можно вопрос, сэр? – один из солдат поднял руку.
– Слушаю, рядовой.
– Мы будем ловить минометчиков, сэр?
– Именно. Этот снимок сделан три часа назад. Базу не обстреливали уже три дня и велика вероятность того, что это произойдет ранним утром завтра. Ваше подразделение максимально скрытно занимает позиции для наблюдения. В случае появления подозрительных людей и получения достоверной информации об их намерениях – постараться провести захват и доставить на базу для дальнейшей работы. Детали операции вам доведет сержант Харрисон. Сержант…
Легким кивком головы Майкман передал бразды правления подчиненному.
– Сэр.
Харрисон стремительно поднялся со своего стула и, заняв место капитана, взял в руки указку и обвел взглядом своих солдат.
– Итак, парни… Слушаем внимательно и запоминаем все с первого раза…
Тихий шорох песка и скрип мелких камешков под ботинками. Зеленый мир в окуляре. Солдаты идут двумя группами – по обеим сторонам улицы, один за одним, след в след, внимательно смотря за происходящим вокруг, вглядываясь в темные оконные проемы домов, черные провалы тупичков, останавливаясь на секунду и снова продолжая движение. Из мерцающей темноты возникают очертания очередного перекрестка. Ведущий отдает тихую команду по рации и поднимает руку, сжатую в кулак – приказ остановиться. Бойцы замирают на месте, а замыкающие групп моментально поворачиваются назад и встают на колено, нацеливая оружие в ту сторону, откуда они только что пришли, готовые в любой момент открыть огонь. Внимательно изучив обстановку (кто его знает, вдруг за углом справа или слева так же бесшумно движутся боевики?) и так же, жестом «чисто» показав, что путь свободен, ведущий ныряет в зеленую темень правого проулка. За ним следуют остальные и через пять секунд улица пустеет. Двигающимся по ночному Багдаду парням из взвода «Дельта» было не видно и не слышно – над ними, на высоте полутора километров тихим шмелем жужжал беспилотник, передавая контрастную черно-белую картинку на экран офицера группы боевого управления. Несмотря на то что командир группы получал с базы данные о происходящем вокруг и знал, что улицы, по которым они сейчас двигаются, пусты, он руководствовался поговоркой «На „Predator“[7] надейся, а сам не плошай».
Операция проходила по намеченному сценарию, но офицера, отслеживающего ход операции, беспокоил ветер, довольно сильно сносивший беспилотник в сторону. Да и морось несколько ухудшила качество картинки… Для коррекции своего положения над районом проведения рейда пришлось поставить крылатого робота «по ветру» и увеличить скорость, чтобы оставаться на маршруте. Пока все шло успешно, но повышенный расход топлива не позволял роботу летать над районом так долго, как планировалось. Будь он заправлен «с нуля», не было бы проблем, «птичка» могла висеть в небе почти сутки, но БПЛА перенаправили на поддержку парней из «Рустамии» с другой операции и баки беспилотника были не то чтобы совсем пусты, но…
Часы показывали 05:30. Два часа назад они покинули ворота базы, чтобы добраться до пустыря, который им предстояло обложить. Расстояние было небольшим, где-то около километра, но это если по прямой, которая, как известно, является кратчайшим путем из точки А в точку Б… На деле все обстояло несколько иначе. Бойцам, нагруженным оружием и боеприпасами, предстояло максимально скрытно пройти километра четыре, петляя в темном лабиринте багдадских улиц и переулков, чтобы без помех занять точки, заранее определенные для каждого из них. Все, в конечном итоге, получилось, но они чуть не разбудили половину города, когда по самодельной приставной лестнице забирались на второй этаж то ли недостроенного, то ли полуразрушенного дома. Напарник Зака, пулеметчик Реяс, двигавшийся следом, едва не уронил коробки с патронами.
По плану операции, первый взвод под командованием сержанта Портнова сидел в машинах у бункера и в случае необходимости мог подоспеть на подмогу. Сержант Портнов, кстати, оказался большим сюрпризом для Родиона. Это был второй русский в подразделении. Родом Портнов был из Москвы, но уже пятнадцать лет жил в США. Когда в бригаде появился Родион, чаще стали звучать шутки о том, что «Русские идут!».
Легкий ветерок гулял по пустым помещениям заброшенного дома и с шорохом гонял сухой мусор вперемешку с песком и пылью.
Реяс зевнул и перевел взгляд на разбитую грунтовку, идущую от шоссе к их пустырю. Сейчас дорога была пуста, если не считать собаки-инвалида, нелепо подпрыгивающей на трех лапах.
– Чего-то я не пойму, Зак… Странное какое-то ощущение… Ты не чувствуешь?
Реяс покрутил головой, размяв затекшую шею и глянул на Родиона, который рассматривал в оптику трехногую собаку.
– Ага. Очень тихо. Как-то даже чересчур…
– Слушай, а ведь точно. Тихо. Я такой тишины тут еще не слышал никогда… – Реяс на пару секунд замолчал, а потом дотянулся до загубника «кемелбека»[8], снял резиновую заглушку и сделал глоток.
– Черт, проклятый песок, ненавижу… – Бенджамин отплевывался с полминуты, – даже в загубник набился! Эй, Зак, – сослуживец легонько толкнул Родиона локтем, – а у тебя подружка есть?
– Не-а.
– А чего так?
– Ну а где мне тут подружку взять, а? Ну, не то, чтобы совсем нет… – Родион улыбнулся, – есть одна знакомая…
– А чего одна-то?
– Ну хорошо, две.
Над городом проявилась светлая полоска, начинался рассвет. Новый день обещал быть таким же жарким, как и все предыдущие и, скорее всего, последующие тоже. Зак бросил взгляд на пустырь. Трехногая собака куда-то пропала, но его внимание привлекло другое: в призрачном свете, в осевшей за ночь пыли пустыря стали различимы довольно глубокие следы автомобиля.
– Смотри-ка… Похоже, наши минометчики уже были тут этой ночью, – Зак показал на увиденные им борозды. Палец вдавил тангету.
– «Дельта-лидер», вызывает «42-Дельта», прием…
– На связи.
– Наблюдаю на пустыре следы автомобиля. Ширина колеи около двух метров, длина, судя по радиусу разворота, около трех с половиной… Микроавтобус или пикап. Был тут часа за три – три с половиной до нашего появления.
– Принято, «42-Дельта», продолжайте наблюдение.
Наушник тихонько пшикнул в ухо.
– Ну, раз они тут были, то, наверное, уже не появятся, – прокомментировал радиообмен Реяс. – Зря валяемся… Они симпатичные?
– Кто? Минометчики?
– Девушки, болван…
– А то!
– А они в России или в Штатах?
– В Штатах.
– Познакомишь?
– Разбежался…
– Да ладно тебе! – Реяс снова пихнул Зака локтем.
– Посмотрим на твое поведение! – Родион пихнул товарища в ответ.
Небо продолжало светлеть. Через полчаса можно будет отказаться от ПНВ.
– Хотя бы согреемся, – оценив ситуацию, пробормотал Реяс. – А эти уроды точно сегодня не приедут… Эх… Опять не постреляем…
– А тебе бы только стрелять…
– Не, русский, ну а как ты хотел? приехать на войну и ни разу…
– А вам только бы палить, американские ковбои! – беззлобно отрегировал на «русского» Родион.
– Всем внимание! – из наушника раздался голос сержанта, – наша «птичка» засекла подозрительный пикап красного цвета. Направляется в нашу сторону с запада. Торопится.
Приклад «М249» моментально занял привычное положение, уютно прижавшись к плечу Реяса. Зак поудобнее ухватил свою винтовку и положил палец на предохранитель.
– Хорошая «птичка», – пробормотал Родион.
– Вот он…
Санкт-Петербург. 6 июня 2006 года
– Здравствуйте… Павел?
– Да, добрый день.
Голос был приятный, но… незнакомый, равно как и номер, который высветился на экране мобильника. Московский? Не, не понятно. С другой стороны – его назвали по имени, а это о чем-то, да говорит. Значит, не просто так звонят. Павел сидел на работе, в своем кабинете и лениво наблюдал в окно за пешеходами, небольшой, но яркою толпой стоявшими перед пешеходным переходом. Народу собралось много, но светофор взирал на людей строго и не торопился менять цвет своего настроения.
– Да, добрый день.
Голос был приятный, но… незнакомый, равно как и номер, который высветился на экране мобильника. Московский? Не, не понятно. С другой стороны – его назвали по имени, а это о чем-то, да говорит. Значит, не просто так звонят. Павел сидел на работе, в своем кабинете и лениво наблюдал в окно за пешеходами, небольшой, но яркою толпой стоявшими перед пешеходным переходом. Народу собралось много, но светофор взирал на людей строго и не торопился менять цвет своего настроения.