Страница:
– Взгляните сами, – Гога показал язык.
– Я не специалист, меня вполне устроила бы более популярная форма ответа.
– Минуту назад мсье Дюринг осмотрел эту деталь моего ротового отверстия и весьма остроумно заметил, что молодцы, подобные мне, в прошлом предпочитали службу в лейб-гвардии. Что такое лейб-гвардия, шеф?
– Кажется, род опереточных войск. Ты не в духе сегодня?
– Нет, у меня все нормально... – Гога показал глазами на Глеба. – А вот ему плохо. Очень плохо, шеф...
Глеб уловил, что разговор о нем, бросил ветку акации в кресло и, упрятав кулаки в карманы, побрел к выходу. На лице Калантарова проступило выражение озабоченности.
Астра внезапно утратила к беседе всякий интерес. Чернобородый Казура подобную перемену не мог не заметить и, как это иногда случается с застенчивыми людьми, обиделся и перестал смущаться. Квета слушала его с возрастающим удивлением и симпатией. Федот Казура был действительно великолепен и поражал воображение. Гога чувствовал себя несчастным.
Калантаров подошел к Туманову и тихо сказал:
– Давайте сверим часы... Совпадает? Отлично. Ровно через час проведемэр-позитацию на малой тяге. Я, вероятно, буду отсутствовать.
Глава 6
Глава 7
– Я не специалист, меня вполне устроила бы более популярная форма ответа.
– Минуту назад мсье Дюринг осмотрел эту деталь моего ротового отверстия и весьма остроумно заметил, что молодцы, подобные мне, в прошлом предпочитали службу в лейб-гвардии. Что такое лейб-гвардия, шеф?
– Кажется, род опереточных войск. Ты не в духе сегодня?
– Нет, у меня все нормально... – Гога показал глазами на Глеба. – А вот ему плохо. Очень плохо, шеф...
Глеб уловил, что разговор о нем, бросил ветку акации в кресло и, упрятав кулаки в карманы, побрел к выходу. На лице Калантарова проступило выражение озабоченности.
Астра внезапно утратила к беседе всякий интерес. Чернобородый Казура подобную перемену не мог не заметить и, как это иногда случается с застенчивыми людьми, обиделся и перестал смущаться. Квета слушала его с возрастающим удивлением и симпатией. Федот Казура был действительно великолепен и поражал воображение. Гога чувствовал себя несчастным.
Калантаров подошел к Туманову и тихо сказал:
– Давайте сверим часы... Совпадает? Отлично. Ровно через час проведемэр-позитацию на малой тяге. Я, вероятно, буду отсутствовать.
Глава 6
Кольцевой туннель вокруг диспетчерской был довольно просторен и хорошо освещен, а там, где он соприкасался с куполом диспетчерской, по бесконечному кольцу тянулась черная стена из литого альфа-стекла. Это черное зеркало придавало туннелю странное своеобразие, которым даже пользовались, но каждый по-своему. Гога, бывало, надолго останавливался у стены, глубокомысленно разглядывая собственное отражение, слегка растянутое по горизонтали. Ваал любил, раскинув руки, прижаться затылком к скользкой поверхности и шлепать ладонями. Калантаров, когда проходил вдоль туннеля, то и дело касался пальцем стены, будто смахивал несуществующую пыль, а потом этот палец долго разглядывал. Похоже вела себя Квета, с той только разницей, что пальцем она выводила узоры. Туманов, казалось, этой стены совершенно не замечал. Однако, забывшись, иногда выстукивал стену костяшками кулака, как заправский кладоискатель. Но лучше всех знал эту стену Глеб. Стена обладала многими любопытными свойствами: она загадочно опалесцировала радужными овалами, если вприпрыжку бежать вдоль туннеля; тихонько звенела, если прижаться к ее поверхности ухом; возвращала дрожащее эхо, если как следует стукнуть в нее кулаком. А главное – она помогала думать... Когда у них что-то не ладилось, то, прежде чем разбрестись по каютам, по залам счетных машин, кинотек и салонов, они, бывало, часами ходили, стояли, сидели вдоль черной стены и думали. И обычно всегда у кого-нибудь возникала идея!.. Идеям, казалось, не будет конца, как нет конца у кольцевого туннеля.
И вот все кончилось. Круг завершен...
Глеб, как слепой, едва не налетел на Дюринга, обошел его и, не оглядываясь, побрел вдоль туннеля.
– Одну минуту, молодой человек, – мягко окликнул Дюринг. – Можно?
Глеб задержался, с неудовольствием окинул толстяка вопросительным взглядом.
– Вы мне нужны буквально на одну минуту, – сказал Дюринг. – Если это вас не затруднит. – Его румяное лицо излучало доброжелательность.
– А подите вы... – прошипел Глеб.
– Не надо, – приятно улыбаясь, сказал Дюринг.
Он поднял руку и чуть пошевелил короткими пальцами. Глеб невольно смотрел, привлеченный странной жестикуляцией.
– Забавно, не правда ли? – спросил Дюринг. – Кажется, будто пальцев больше пяти.
– Да... – Глеб замер. – Как вы это делаете?
– Очень просто. Вот смотрите еще... И еще... Это очень полезно, мозг отдыхает. Чем больше вы смотрите, тем глубже мозг отдыхает... Ну вот, а теперь нужно немного расслабиться... та-ак... Мышцы тоже должны отдыхать. Мышцы горла и рук можно расслабить совсем... Хорошо. Дышится свободнее, правда? Глубже, глубже дышите... та-ак... а живот можно слегка подтянуть. Полный вдох, свободный выдох... Раз и два, раз и два, в таком вот ритме... Великолепно! Теперь я буду очень медленно и осторожно касаться вас пальцами, а вы представьте себе, что там, где я касаюсь, ощущается слабый укол... Ничего, сначала это немного трудно, потом появится опыт... Вот видите, это даже приятно. Здесь... Здесь... И здесь... Ну и, пожалуй, достаточно.
Глеб открыл глаза.
– Я спал? – спросил он.
– Не думаю. – У Дюринга было измученное, мокрое от пота лицо. – Как самочувствие?
– Не знаю... – Глеб подвигал плечами. – Наверное, все в порядке.
– Плохо ощущаете пластику мышц? Это ненадолго, пройдет. – Врач выхватил из кармана салфетку, промокнул лицо. – Сделайте несколько легких гимнастических движений. Любых, какие вам больше нравятся. Та-ак... Теперь хорошо?
– Хорошо, – ответил Глеб. – Легко и приятно... Будто гора с плеч. Как вам это удается?
– Я ведь не спрашиваю, как вы за десять секунд ухитряетесь... фюйть... на орбиту Сатурна!
Глеб рассмеялся:
– Понятно!.. Гипностатический психомассаж?
– Я рад, что ваше самочувствие улучшилось. – Дюринг вежливо улыбался.
– Но все равно мне нужен отпуск, – сказал Глеб.
– Море?
– Да, в частности, море. Земля.
– Понимаю. Запахи леса, ветры, шорох листвы...
– Нет. Берег тихой лагуны и много песка. Безлюдье и дюны. И чтобы теплая звездная ночь...
– И жалобный вой за этими дюнами...
Глеб вздрогнул.
– Да... Или звуки фортепиано.
– В миноре, – добавил Дюринг, засовывая салфетку в карман. – Между прочим, меня наградили прозвищем Фортепиано только за это... – Он поднял руку и шевельнул пальцами. Глебу снова показалось, будто пальцев больше пяти.
– Вы обиделись?
– Ну что вы, как можно! И потом, в отношении прозвищ я убежденный фаталист. – Дюринг заторопился: – Приятно было побеседовать... К сожалению, мне пора.
– Спасибо... – пробормотал Глеб. Он посмотрел Дюрингу вслед. И увидел шефа.
Калантаров посторонился, пропуская Дюринга в дверь, внимательно взглянул на Глеба и тихо спросил:
– Как дела, оператор?
– Дела, как у бабушки, шеф, которая села в экспресс-вертолет, да не тот.
Шеф растерянно поморгал. Нервически дернул щекой и медленно пошел навстречу.
– Притчами заговорил, мальчишка...
Глеб устало сказал:
– Шеф, давайте в открытую?
– Давно пора! То, что ты разобрался в теоретических выкладках Топаллера, весьма похвально. А вот то, что ты раскис по этому поводу...
– Нет, шеф, не по этому... Дело в другом. Я теряю веру в вашу гениальность.
– Гм... Ты отстал от жизни на тридцать веков. Ибо чуть позже мир изобрел для себя отличную заповедь: не создавать кумира.
Глеб покачал головой.
– Моим кумиром были не вы, простите. Моим кумиром были идеи, которые вы умели выращивать в наших преданных вам головах. А после трех-четырех уравнений Топаллера вы растерялись.
– Очень заметно?
– Не надо, шеф. Ведь мы договорились в открытую.
Калантаров задумался.
– Ладно, – сказал он. – Какие у тебя ко мне претензии?
– Претензии?.. Да никаких. Просто я хотел вам напомнить, что с некоторых пор вы, мягко выражаясь, отдаете предпочтение Меркурию.
– Чушь. Меркурианские базы располагают более мощной вычислительной техникой, только и всего.
– Топаллер неуязвим. И никакая техника здесь не поможет.
– Ну хорошо, – Калантаров вздохнул. – Давай закончим этот разговор на языке тебе и мне любезной ТР-физики... Что такое гиперпространство?
– Я не знаю, что такое гиперпространство. И вы не знаете.
– И Топаллер не знает. Вся его теория построена на результатах наших экспериментов.
– Да? А я до сих пор полагал, что это надежный фундамент.
– В пределах Солнечной системы – конечно.
– Гиперпространственные свойства Вселенной представлялись мне одинаковыми во всех ее точках. Впрочем, это второй постулат теории Калантарова. Вашей теории, шеф. Скажите откровенно, что вы собираетесь делать?
– Работать. Разве не ясно?
– Ясно. Но как?
– Головой, разумеется.
«Ему зачем-то очень нужно вывести меня из равновесия», – подумал Глеб. Спросил:
– Что имеете вы предложить нам в качестве выхода из теперешней ситуации?
– Есть предложение закругляться.
– То есть... как закругляться?
– Согласно Топаллеру, – Калантаров пожал плечами. – Других возможностей его теорема просто не предусматривает. Сегодня мы проведем последний ТР-запуск по программе «Сатурн». Впрочем, этот запуск правильнее будет понимать как демонстрирование наших достижений – ведь ничего принципиально нового мы от него не ожидаем. Один человек или два – какая разница?
– Понятно... – Глеб похолодел. – Так этот, с бородкой...
– Да. Представитель техбюро. Уполномочен дать официальный отзыв об эксплуатационных качествах нашей установки. И, надо ожидать, недельки через две сюда нагрянет армия экспертов и проектантов. Первую установку типа «Зенит» – правда, повышенной мощности – предполагают строить на Луне. А затем... Я точно не помню измененной очередности строительства, но, кажется, в таком порядке: Марс, Нереида, Титания, Феба, Плутон, Диона и Ганимед. Тем самым, видимо, будет подписан смертный приговор ракетным кораблям. Не всем, наверное, но дальнорейсовым трампам и лайнерам непременно...
– Простите, шеф! – перебил Глеб. – Миллион извинений, но я не спрашивал вас о перспективах транспортного перевооружения системы. Я, грешным делом, спрашивал вас о перспективах нашей с вами дальнейшей работы.
– Сначала нам предстоит поработать в качестве консультантов, – деловито стал объяснять Калантаров. – Ну и затем, с пуском новых ТР-установок, естественно, возникнет острая нужда в специалистах нашего профиля. Транспозитация грузов и...
Калантаров умолк. Продолжать не было смысла. То, чего он намеренно добивался, свершилось: зеленоватые глаза лучшего оператора экспериментальной станции «Зенит» помутнели от бешенства.
– Вот что, – задыхаясь, произнес Глеб. – Я пришел сюда работать ради звезд. И мне, в конце концов, наплевать, кто там будет у вас транспозитировать грузы!.. Кстати, кто сейчас командир «Миража»? Мсье Антуан-Рене Бессон? Я полагаю, мой бывший шеф не забудет дать Антуану-Рене соответствующие распоряжения. В связи с моим намерением покинуть «Зенит». Орэвуар!
Отчаянно взмахнув рукой, Глеб зашагал вдоль туннеля.
– Что ж, дело твое, – сказал ему вслед Калантаров. И вдруг, словно вспомнив о чем-то, воскликнул: – Да, кстати!..
Глеб повернулся к шефу вполоборота. Спросил:
– Ну?
– Понимаешь ли... – Калантаров взглянул на часы. – Твой знаменитый эр-эффект кажется мне весьма любопытным. И пока не поздно, хотелось бы выяснить, что по этому поводу думает сам открыватель эффекта – Глеб Неделин. Если, конечно, он думал.
– Думал, – глухо ответил Глеб.
– И каков результат?
– Потрясающий. Но вряд ли покажется вам интересным.
– К примеру?
– Стала сниться всякая белиберда. К примеру: безлюдный «Зенит», монополярные выверты. Часы такие... с гирями, стрелками и кукушками.
– Гм, действительно...
Помолчали, Калантаров еще раз взглянул на часы и сказал:
– На Меркурии я в основном занимался твоим эр-эффектом. Точнее, эр-феноменом – впредь так и будем его называть.
Глеб понимающе кивнул:
– Странное явление, верно? Три очень заметные полосы размыва пульсации поля... А затем, будто бы эхо, девять более узких полос. Трижды аукнется, трижды откликнется. Пока аукается и откликается, куда-то лавинообразно уходит энергия, словно в бездонную пропасть. В результате я получаю пинок от начальства и репутацию скверного оператора. Знать бы за что?
– Страдалец, – посочувствовал Калантаров. – Ты искал причину перерасхода энергии только поэтому?
– Нет, скорее из спортивного интереса. Таким уж, простите, мама меня родила. До неприличия любопытным.
Калантаров приблизился к Глебу и взял его под руку.
– Нетерпелив ты до неприличия, вот что... – Он оглядел потолок. – Где-то здесь должны быть вентиляционные отверстия.
– Это немного дальше. Но там сквозняк.
– Ничего, – возразил Калантаров, увлекая Глеба за собой. – Нам вовсе не мешает проветриться.
Идти куда-то принимать воздушные ванны – такой потребности Глеб вовсене ощущал, но сопротивляться было бы еще глупее.Тем более что Калантаровявно спешил и вид имел весьма озабоченный.
И вот все кончилось. Круг завершен...
Глеб, как слепой, едва не налетел на Дюринга, обошел его и, не оглядываясь, побрел вдоль туннеля.
– Одну минуту, молодой человек, – мягко окликнул Дюринг. – Можно?
Глеб задержался, с неудовольствием окинул толстяка вопросительным взглядом.
– Вы мне нужны буквально на одну минуту, – сказал Дюринг. – Если это вас не затруднит. – Его румяное лицо излучало доброжелательность.
– А подите вы... – прошипел Глеб.
– Не надо, – приятно улыбаясь, сказал Дюринг.
Он поднял руку и чуть пошевелил короткими пальцами. Глеб невольно смотрел, привлеченный странной жестикуляцией.
– Забавно, не правда ли? – спросил Дюринг. – Кажется, будто пальцев больше пяти.
– Да... – Глеб замер. – Как вы это делаете?
– Очень просто. Вот смотрите еще... И еще... Это очень полезно, мозг отдыхает. Чем больше вы смотрите, тем глубже мозг отдыхает... Ну вот, а теперь нужно немного расслабиться... та-ак... Мышцы тоже должны отдыхать. Мышцы горла и рук можно расслабить совсем... Хорошо. Дышится свободнее, правда? Глубже, глубже дышите... та-ак... а живот можно слегка подтянуть. Полный вдох, свободный выдох... Раз и два, раз и два, в таком вот ритме... Великолепно! Теперь я буду очень медленно и осторожно касаться вас пальцами, а вы представьте себе, что там, где я касаюсь, ощущается слабый укол... Ничего, сначала это немного трудно, потом появится опыт... Вот видите, это даже приятно. Здесь... Здесь... И здесь... Ну и, пожалуй, достаточно.
Глеб открыл глаза.
– Я спал? – спросил он.
– Не думаю. – У Дюринга было измученное, мокрое от пота лицо. – Как самочувствие?
– Не знаю... – Глеб подвигал плечами. – Наверное, все в порядке.
– Плохо ощущаете пластику мышц? Это ненадолго, пройдет. – Врач выхватил из кармана салфетку, промокнул лицо. – Сделайте несколько легких гимнастических движений. Любых, какие вам больше нравятся. Та-ак... Теперь хорошо?
– Хорошо, – ответил Глеб. – Легко и приятно... Будто гора с плеч. Как вам это удается?
– Я ведь не спрашиваю, как вы за десять секунд ухитряетесь... фюйть... на орбиту Сатурна!
Глеб рассмеялся:
– Понятно!.. Гипностатический психомассаж?
– Я рад, что ваше самочувствие улучшилось. – Дюринг вежливо улыбался.
– Но все равно мне нужен отпуск, – сказал Глеб.
– Море?
– Да, в частности, море. Земля.
– Понимаю. Запахи леса, ветры, шорох листвы...
– Нет. Берег тихой лагуны и много песка. Безлюдье и дюны. И чтобы теплая звездная ночь...
– И жалобный вой за этими дюнами...
Глеб вздрогнул.
– Да... Или звуки фортепиано.
– В миноре, – добавил Дюринг, засовывая салфетку в карман. – Между прочим, меня наградили прозвищем Фортепиано только за это... – Он поднял руку и шевельнул пальцами. Глебу снова показалось, будто пальцев больше пяти.
– Вы обиделись?
– Ну что вы, как можно! И потом, в отношении прозвищ я убежденный фаталист. – Дюринг заторопился: – Приятно было побеседовать... К сожалению, мне пора.
– Спасибо... – пробормотал Глеб. Он посмотрел Дюрингу вслед. И увидел шефа.
Калантаров посторонился, пропуская Дюринга в дверь, внимательно взглянул на Глеба и тихо спросил:
– Как дела, оператор?
– Дела, как у бабушки, шеф, которая села в экспресс-вертолет, да не тот.
Шеф растерянно поморгал. Нервически дернул щекой и медленно пошел навстречу.
– Притчами заговорил, мальчишка...
Глеб устало сказал:
– Шеф, давайте в открытую?
– Давно пора! То, что ты разобрался в теоретических выкладках Топаллера, весьма похвально. А вот то, что ты раскис по этому поводу...
– Нет, шеф, не по этому... Дело в другом. Я теряю веру в вашу гениальность.
– Гм... Ты отстал от жизни на тридцать веков. Ибо чуть позже мир изобрел для себя отличную заповедь: не создавать кумира.
Глеб покачал головой.
– Моим кумиром были не вы, простите. Моим кумиром были идеи, которые вы умели выращивать в наших преданных вам головах. А после трех-четырех уравнений Топаллера вы растерялись.
– Очень заметно?
– Не надо, шеф. Ведь мы договорились в открытую.
Калантаров задумался.
– Ладно, – сказал он. – Какие у тебя ко мне претензии?
– Претензии?.. Да никаких. Просто я хотел вам напомнить, что с некоторых пор вы, мягко выражаясь, отдаете предпочтение Меркурию.
– Чушь. Меркурианские базы располагают более мощной вычислительной техникой, только и всего.
– Топаллер неуязвим. И никакая техника здесь не поможет.
– Ну хорошо, – Калантаров вздохнул. – Давай закончим этот разговор на языке тебе и мне любезной ТР-физики... Что такое гиперпространство?
– Я не знаю, что такое гиперпространство. И вы не знаете.
– И Топаллер не знает. Вся его теория построена на результатах наших экспериментов.
– Да? А я до сих пор полагал, что это надежный фундамент.
– В пределах Солнечной системы – конечно.
– Гиперпространственные свойства Вселенной представлялись мне одинаковыми во всех ее точках. Впрочем, это второй постулат теории Калантарова. Вашей теории, шеф. Скажите откровенно, что вы собираетесь делать?
– Работать. Разве не ясно?
– Ясно. Но как?
– Головой, разумеется.
«Ему зачем-то очень нужно вывести меня из равновесия», – подумал Глеб. Спросил:
– Что имеете вы предложить нам в качестве выхода из теперешней ситуации?
– Есть предложение закругляться.
– То есть... как закругляться?
– Согласно Топаллеру, – Калантаров пожал плечами. – Других возможностей его теорема просто не предусматривает. Сегодня мы проведем последний ТР-запуск по программе «Сатурн». Впрочем, этот запуск правильнее будет понимать как демонстрирование наших достижений – ведь ничего принципиально нового мы от него не ожидаем. Один человек или два – какая разница?
– Понятно... – Глеб похолодел. – Так этот, с бородкой...
– Да. Представитель техбюро. Уполномочен дать официальный отзыв об эксплуатационных качествах нашей установки. И, надо ожидать, недельки через две сюда нагрянет армия экспертов и проектантов. Первую установку типа «Зенит» – правда, повышенной мощности – предполагают строить на Луне. А затем... Я точно не помню измененной очередности строительства, но, кажется, в таком порядке: Марс, Нереида, Титания, Феба, Плутон, Диона и Ганимед. Тем самым, видимо, будет подписан смертный приговор ракетным кораблям. Не всем, наверное, но дальнорейсовым трампам и лайнерам непременно...
– Простите, шеф! – перебил Глеб. – Миллион извинений, но я не спрашивал вас о перспективах транспортного перевооружения системы. Я, грешным делом, спрашивал вас о перспективах нашей с вами дальнейшей работы.
– Сначала нам предстоит поработать в качестве консультантов, – деловито стал объяснять Калантаров. – Ну и затем, с пуском новых ТР-установок, естественно, возникнет острая нужда в специалистах нашего профиля. Транспозитация грузов и...
Калантаров умолк. Продолжать не было смысла. То, чего он намеренно добивался, свершилось: зеленоватые глаза лучшего оператора экспериментальной станции «Зенит» помутнели от бешенства.
– Вот что, – задыхаясь, произнес Глеб. – Я пришел сюда работать ради звезд. И мне, в конце концов, наплевать, кто там будет у вас транспозитировать грузы!.. Кстати, кто сейчас командир «Миража»? Мсье Антуан-Рене Бессон? Я полагаю, мой бывший шеф не забудет дать Антуану-Рене соответствующие распоряжения. В связи с моим намерением покинуть «Зенит». Орэвуар!
Отчаянно взмахнув рукой, Глеб зашагал вдоль туннеля.
– Что ж, дело твое, – сказал ему вслед Калантаров. И вдруг, словно вспомнив о чем-то, воскликнул: – Да, кстати!..
Глеб повернулся к шефу вполоборота. Спросил:
– Ну?
– Понимаешь ли... – Калантаров взглянул на часы. – Твой знаменитый эр-эффект кажется мне весьма любопытным. И пока не поздно, хотелось бы выяснить, что по этому поводу думает сам открыватель эффекта – Глеб Неделин. Если, конечно, он думал.
– Думал, – глухо ответил Глеб.
– И каков результат?
– Потрясающий. Но вряд ли покажется вам интересным.
– К примеру?
– Стала сниться всякая белиберда. К примеру: безлюдный «Зенит», монополярные выверты. Часы такие... с гирями, стрелками и кукушками.
– Гм, действительно...
Помолчали, Калантаров еще раз взглянул на часы и сказал:
– На Меркурии я в основном занимался твоим эр-эффектом. Точнее, эр-феноменом – впредь так и будем его называть.
Глеб понимающе кивнул:
– Странное явление, верно? Три очень заметные полосы размыва пульсации поля... А затем, будто бы эхо, девять более узких полос. Трижды аукнется, трижды откликнется. Пока аукается и откликается, куда-то лавинообразно уходит энергия, словно в бездонную пропасть. В результате я получаю пинок от начальства и репутацию скверного оператора. Знать бы за что?
– Страдалец, – посочувствовал Калантаров. – Ты искал причину перерасхода энергии только поэтому?
– Нет, скорее из спортивного интереса. Таким уж, простите, мама меня родила. До неприличия любопытным.
Калантаров приблизился к Глебу и взял его под руку.
– Нетерпелив ты до неприличия, вот что... – Он оглядел потолок. – Где-то здесь должны быть вентиляционные отверстия.
– Это немного дальше. Но там сквозняк.
– Ничего, – возразил Калантаров, увлекая Глеба за собой. – Нам вовсе не мешает проветриться.
Идти куда-то принимать воздушные ванны – такой потребности Глеб вовсене ощущал, но сопротивляться было бы еще глупее.Тем более что Калантаровявно спешил и вид имел весьма озабоченный.
Глава 7
Они шли по кольцу вдоль туннеля, и Калантаров на ходу внимательно разглядывал стены, пол, потолок, будто впервые все это видел.
– Вот, – сказал Глеб, – здесь находится одна из вентиляционных дыр. Две другие...
– Нет, нет, – перебил Калантаров. – Именно эта. Лифтовый люк мы миновали, а впереди – вход в информаторий... Все правильно.
– И что же дальше? – осведомился Глеб.
– Проведем вертикаль от вентиляционной решетки до подножия стены. – Калантаров присел, ткнул пальцем туда, где кончилась воображаемая вертикаль. – Отсюда нужно отмерить ровно три метра влево.
Глеб, не вынимая рук из карманов, отмерил три шага в указанном направлении.
– Готово, – сказал он. – Мой шаг точно равен метру, это проверено. Где заступ?
– Какой еще заступ? – не понял шеф.
– Которым копать. Во всех приключенческих книжках клады копают именно заступом. Вот, к примеру, клад знаменитого Кидда...
– Любопытно, – сказал Калантаров. – Но Кидд подождет. Место, на котором ты стоишь, отметь чем-нибудь.
Глеб вынул из кармана носовой платок и бросил под ноги. Калантаров поднялся и отряхнул ладони.
– Шеф, – сказал Глеб. – Я понимаю, у вас сегодня игривое настроение. Однако при чем здесь я?
– Да, при чем здесь ты? Вернее, при чем здесь твой эр-феномен, вот в чем вопрос...
Глеб насторожился:
– А несколько популярнее можно?
Калантаров, казалось, не слышал. Он завороженно смотрел на черную альфа-защитную стену. Потом провел по ней пальцем и стал изучать этот палец с большим интересом.
Глеб тоже посмотрел на стену. Стена как стена. Впрочем... Здесь она выглядела менее блестящей, чем по соседству – в обе стороны своего продолжения. Словно бы глянцевая поверхность слегка запотела. «Ток увлажненного воздуха от вентиляции? – подумал Глеб. – Но тогда почему стена запотела не против решетки, почему далеко в стороне?..» По примеру шефа Глеб провел по стене пальцем. На пальце остался тонкий налет черного порошка.
– Понял? – спросил Калантаров.
– Понял. Процесс шелушения... Но самое удивительное...
– М-да... – Шеф помолчал. – Но самое удивительное... Ну ладно, время у нас еще есть, и теперь ты можешь мне рассказать о кладах злополучного Кидда.
– Нет, не ладно! – Глеб побледнел. – Вы забыли мне объяснить, зачем вам то и дело нужно было поминать мой эр-феномен?
– Ах да!.. Сущая безделица. Я не был уверен, что это мое объяснение разбудит в тебе любопытство.
Глеб сжал зубы до боли в скулах и тяжело задышал через нос.
– Вот так-то лучше, – сурово сказал Калантаров, – когда без этих штучек типа «орэвуар!» и прочих аксессуаров воинствующего малодушия. Говорят, дурной пример заразителен, но это смотря чей пример и смотря для кого. Да, Халифман ушел. Он ушел потому, что почувствовал слабость в коленках, и я его не обвиняю. Он понял, что сделал для ТР-физики все, что мог, и честно ушел, потому что знал, что больше ничего сделать не сможет. Это было еще до Топаллера. Я не буду слишком удивлен, если по той же причине, но после Топаллера, уйдет Туманов. Он перестал волноваться и думать, а это значит – перестал понимать. Ушел Захаров – его тоже не обвиняю. Во-первых, он стар, во-вторых, он свою миссию выполнил – добился реализации ТР-перелетов в пределах Солнечной системы. А на звезды ему было всегда наплевать... Да, после Топаллера поредели наши ряды на «Аркаде», «Зените», «Дипстаре», в институте Пространства. Ушли в основном те, кто не был подготовлен для ТР-физики по-настоящему. Но посмотри, кто остался, не говоря уже о нашей группе! Шубин остался, Майкл, Нейдл, Сикорский, Крамер, Бютуар! Ядро, вокруг которого постепенно соберется зубастая молодежь. Зело труден орешек межзвездной транспозитации, и для его счастливого разгрызения нужно будет много и, главное, оригинально шевелить мозгами. Такая перспектива тебя устраивает?
– От работы я никогда не отказывался, – хмуро напомнил Глеб. – Я полон нетерпения оригинально шевелить мозгами. Может, сразу начнем? Проведем ученый совет, представителя техбюро вышвырнем из диспетчерской и, помолясь на созвездие Кассиопеи, начнем исторический штурм Вселенной?
– Ты опоздал, – возразил Калантаров.
– В каком это смысле?..
– В смысле молитвы. Поскольку штурм ты уже начал. И даже раньше меня. Начал в тот день, когда впервые задумался над причинами появления эр-феномена.
Глеб тревожно задумался над сообщением шефа.
– Ладно, – сказал он. Вскинул руки над головой. – Вам удалось загнать меня в угол, сдаюсь!.. Я давно заподозрил, что эр-феномен – явление гораздо более сложного порядка, чем принято было считать. И прежде всего меня насторожил его спорадизм. Признаюсь: в поисках причины перерасхода энергии на малой тяге я составил занятное уравнение. Правда, практической пользы от него было столько же, сколько от зайца перьев – просто математический опус...
– Неправда, – сказал Калантаров. – Понятие о линзовидных уплотнениях эр-поля за пределами альфа-экранного контура не есть математический опус. Это физический смысл твоего уравнения. Дальше?
– Что дальше?! – зло удивился Глеб. – Я уже поднял руки перед вашей проницательностью, что вам еще нужно?
– Перья от зайца, – спокойно ответил шеф. И вдруг, багровея на глазах собеседника, захрипел, потрясая кулаками: – М-мальчишка! Щенок! Сумел найти уравнение поля с-самостоятельно, но ухитрился ничего не понять! Он, видите ли, работает здесь ради великой идеи межзвездной транспозитации! Он ходит, видите ли, руки в брюки, рычит на каждого встречного и упрямо не желает замечать, что ключи от хранилища этой идеи давным-давно звенят у него в кармане! Самонадеянно полагает, что мне зачем-то понадобилось загонять его в угол!..
Глеб смотрел на Калантарова с настороженным любопытством.
Шеф взял себя в руки, довольно быстро успокоился.
– Посмотри, что получается! Я на Меркурии, ты на «Зените» независимо друг от друга рожаем некую общую мысль и облекаем ее в математическую формулу. Я узнаю об этом минуту назад и то совершенно случайно. Математический, видите ли, опус! Уравнение показало, что перерасход энергии может быть объяснен за счет появления линзы эр-уплотнения за пределами альфа-экрана. Одна линза? Или?..
– Или количество, кратное трем.
– Верно. Даже это тебе удалось... Эх ты, заячий хвост! Ты заложил руки в карманы и прошел мимо открытия. А все почему? Потому что согласно теории Калантарова эр-поле не может возникнуть вне условий альфа-экранировки. Калантаров, понимаете ли, когда-то сказал!.. Да, когда-то я об этом говорил. Говорил, основываясь на результатах первых экспериментов. Теперь же мы наблюдаем нечто другое...
– Простите, – перебил Глеб. – Маленькая поправка: пока мы ничего не наблюдаем.
Калантаров взял Глеба за руку, выбрал его указательный палец, провел по стене и молча сунул испачканный палец оппоненту под нос.
– Ну и что? – спросил Глеб, задумчиво разглядывая черный порошок и словно бы что-то припоминая.
– А то, что я не постеснялся вычислить возможные координаты этой самой гипотетической линзы эр-уплотнения. Потом взял подробную схему планировки верхнего яруса станции и нашел, что сей «математический опус» должен находиться в трех метрах от вентиляционного отверстия, которое возле входа в информаторий.
– Черная пыль!.. – пробормотал Глеб. И вдруг оживился: – Шеф, вчера ко мне подходил какой-то букварь... кажется, кто-то из лаборантов биологического сектора и что-то звонко чирикал про черную пыль...
– Кто-то и что-то... – Калантаров поморщился. – Конкретнее можно?
– Да, вспомнил! Это тот самый букварь, у которого сегодня сбежала горилла. Они там одели гориллу в скафандр, но им никто не сказал, что триста девятый эпсилон-шесть отменяется. Горилла, говорят, слегка порезвилась, кажется, в вакуум-створе или на продовольственных складах.
– Странно. Никто мне не докладывал...
– Боялись пробудить администраторский гнев. Или оставили на десерт. Но дело не в этом... Черная пыль якобы появлялась в каюте после эр-позитации на малой тяге.
– В каюте этого... м-м... букваря? На малой тяге?
– Вот именно! Поэтому я пропустил его сообщение мимо ушей. Ведь в прошлую ночь автоматы гоняли ТР-установку на малой тяге.
– Это, пожалуй, самое любопытное... Надо будет сегодня же поговорить с... м-м... лаборантом.
– Может, прямо сейчас?
– Одну минуту! – Калантаров взглянул на часы. – Я дал Туманову указание провести цикл эр-позитации на малой тяге. Сейчас будет пуск – понаблюдаем визуально... Потом разделаемся с транспозитацией Алексеенко и Ротановой на «Дипстар», проводим восвояси представителя техбюро и немедленно займемся разработкой методики новых экспериментов.
– Предстоит порядочная возня... – Глеб вздохнул, прикидывая, сколько времени уйдет на монтаж регистраторов и прочей контрольной аппаратуры вокруг этого участка туннеля и в каюте чудака-лаборанта, если, конечно, легенда про черную пыль подтвердится.
Неприятно, завыла сирена. Шеф показал на стену и крикнул:
– Я наблюдаю за ней, а ты – вокруг и в общем. Понял?
Неожиданно потемнело. Глеб почти ничего не успел заметить: в одно мгновение вокруг образовалось что-то вроде темного сфероида, изрезанного по меридианам узкими полосами света. Появилось странное ощущение, будто сфероид медленно и тяжело поворачивается вокруг невидимой оси, и будто сквозь тело прошла волна раскаленного воздуха...
Толчка не было. Вернее, не было такого мягкого толчка, какой ожидался. Было нечто, очень похожее на оплеуху. Затем молниеносное исчезновение сфероида и... ощущение падения. Падать было невысоко, но, как и при всяком падении, больно. Глеб испытал двойной удар – снизу и сверху. Он крякнул, перевернулся на бок и сел. Рядом крякнул и сел Калантаров.
– Ушиблись? – спросил кто-то участливым голосом.
Глеб осмотрелся, дико вращая глазами, и сначала ничего не понял. Он находился в огромном зале, похожем на зал третьей секции вакуум-створа... Да, это был вакуум-створ. Вне всяких сомнений. Настоящий вакуум-створ с его погрузочно-разгрузочными механизмами и широкими патернами, распахнутыми на причальную площадку. По ту сторону патерн ярко светились трюмы космического корабля – сквозь гул, металлический лязг, жужжание, звонки доносились команды: «Мираж», пятый трюм, подавайте контейнер!» – «Сурия, подключили насос?.. Хорошо. Начинайте слив малого танка!» Глеб ошалело встряхнул головой.
– В себя приходит, бедняга... – сказал участливый голос. – И чего это к нам вдруг повалили? Утром, как снег на голову, сюда свалилась мартышка ростом с нашего Карлсона, теперь вот двое человекообразных пожаловали. Хи-хи...
– Помолчи, – оборвал его бас. – Это же сам Калантаров и один из физиков, которые на «чердаке»... Может, они эксперимент проводят, понял? А ты – «хи-хи». Соображать же надо!
– Да я разве против? – оправдывался первый голос. – Пусть себе проводят. Только зачем в нашей секции проводить? Карлсону вот ящиком в глаз залимонили, одного мальчонку из биологов чуть не сгубили. После ихних экспериментов в продовольственных складах нужно воскресники организовывать. Вот тут и начинаешь соображать.
Глеб переглянулся с Калантаровым. Физиономия шефа действительно выглядела очень забавной. Раньше Глеб никогда не видел его таким растерянным, изумленным, испуганным и смущенным одновременно.
– Эй, вам нужна наша помощь?
– Где разговаривают? – спросил Калантаров, озираясь по сторонам.
– Там, – кивнул Глеб, – наверху... На мостике дистанционного управления.
Он поднял глаза. С мостика, опасно перегнувшись через поручни, смотрели трое. Двоих Глеб узнал: старшего диспетчера Горелова и техника Карлсона, у которого правый глаз едва виднелся между нашлепками биомидного пластыря, занимавшими четверть лица.
– Почему вы молчите? – спросил Карлсон. – Вам нужна наша помощь?
– Нет, – отозвался Глеб, потирая ушибленный локоть. – Мы отдыхаем. Было бы кстати, если бы кто-нибудь принес сюда шахматы.
– Потрясающе!.. – произнес шеф. – Микродистанционный ТР-перелет!
– Нам просто повезло, – мрачно заметил Глеб. – Будь эта микродистанция чуточку подлиннее, нам с вами пришлось бы обмениваться впечатлениями в открытом пространстве. Бр-р-р... Причем вам повезло дважды. Вы очень удачно финишировали на моей спине. Как самочувствие? Серьезных ушибов нет?
Калантаров поднялся на ноги, крякнул, потер бедро.
– Порядок, – сказал он, странно улыбаясь. – Между прочим, я впервые побывал в гиперпространстве...
– Между прочим, я тоже, – сказал Глеб. – И знаете ли, меня это как-то не восхитило.
Он вскочил. Проверяя ноги, сделал несколько приседаний. Пощупал грудь, плечи и спину, решил, что с такими ушибами жить еще можно, крикнул наверх:
– Эй там, на мостике! Покажите нам место, где шлепнулась обезьяна.
– Примерно тут же, – пробасил Горелов.
– Нет! – спохватился Карлсон. – Я видел! Гораздо левее! – Он быстро спустился с мостика и показал где.
Глеб измерил расстояние шагами. Разница была солидная: между точками первого ТР-финиша и второго он насчитал пять с половиной шагов.
– Вот, – сказал Глеб, – здесь находится одна из вентиляционных дыр. Две другие...
– Нет, нет, – перебил Калантаров. – Именно эта. Лифтовый люк мы миновали, а впереди – вход в информаторий... Все правильно.
– И что же дальше? – осведомился Глеб.
– Проведем вертикаль от вентиляционной решетки до подножия стены. – Калантаров присел, ткнул пальцем туда, где кончилась воображаемая вертикаль. – Отсюда нужно отмерить ровно три метра влево.
Глеб, не вынимая рук из карманов, отмерил три шага в указанном направлении.
– Готово, – сказал он. – Мой шаг точно равен метру, это проверено. Где заступ?
– Какой еще заступ? – не понял шеф.
– Которым копать. Во всех приключенческих книжках клады копают именно заступом. Вот, к примеру, клад знаменитого Кидда...
– Любопытно, – сказал Калантаров. – Но Кидд подождет. Место, на котором ты стоишь, отметь чем-нибудь.
Глеб вынул из кармана носовой платок и бросил под ноги. Калантаров поднялся и отряхнул ладони.
– Шеф, – сказал Глеб. – Я понимаю, у вас сегодня игривое настроение. Однако при чем здесь я?
– Да, при чем здесь ты? Вернее, при чем здесь твой эр-феномен, вот в чем вопрос...
Глеб насторожился:
– А несколько популярнее можно?
Калантаров, казалось, не слышал. Он завороженно смотрел на черную альфа-защитную стену. Потом провел по ней пальцем и стал изучать этот палец с большим интересом.
Глеб тоже посмотрел на стену. Стена как стена. Впрочем... Здесь она выглядела менее блестящей, чем по соседству – в обе стороны своего продолжения. Словно бы глянцевая поверхность слегка запотела. «Ток увлажненного воздуха от вентиляции? – подумал Глеб. – Но тогда почему стена запотела не против решетки, почему далеко в стороне?..» По примеру шефа Глеб провел по стене пальцем. На пальце остался тонкий налет черного порошка.
– Понял? – спросил Калантаров.
– Понял. Процесс шелушения... Но самое удивительное...
– М-да... – Шеф помолчал. – Но самое удивительное... Ну ладно, время у нас еще есть, и теперь ты можешь мне рассказать о кладах злополучного Кидда.
– Нет, не ладно! – Глеб побледнел. – Вы забыли мне объяснить, зачем вам то и дело нужно было поминать мой эр-феномен?
– Ах да!.. Сущая безделица. Я не был уверен, что это мое объяснение разбудит в тебе любопытство.
Глеб сжал зубы до боли в скулах и тяжело задышал через нос.
– Вот так-то лучше, – сурово сказал Калантаров, – когда без этих штучек типа «орэвуар!» и прочих аксессуаров воинствующего малодушия. Говорят, дурной пример заразителен, но это смотря чей пример и смотря для кого. Да, Халифман ушел. Он ушел потому, что почувствовал слабость в коленках, и я его не обвиняю. Он понял, что сделал для ТР-физики все, что мог, и честно ушел, потому что знал, что больше ничего сделать не сможет. Это было еще до Топаллера. Я не буду слишком удивлен, если по той же причине, но после Топаллера, уйдет Туманов. Он перестал волноваться и думать, а это значит – перестал понимать. Ушел Захаров – его тоже не обвиняю. Во-первых, он стар, во-вторых, он свою миссию выполнил – добился реализации ТР-перелетов в пределах Солнечной системы. А на звезды ему было всегда наплевать... Да, после Топаллера поредели наши ряды на «Аркаде», «Зените», «Дипстаре», в институте Пространства. Ушли в основном те, кто не был подготовлен для ТР-физики по-настоящему. Но посмотри, кто остался, не говоря уже о нашей группе! Шубин остался, Майкл, Нейдл, Сикорский, Крамер, Бютуар! Ядро, вокруг которого постепенно соберется зубастая молодежь. Зело труден орешек межзвездной транспозитации, и для его счастливого разгрызения нужно будет много и, главное, оригинально шевелить мозгами. Такая перспектива тебя устраивает?
– От работы я никогда не отказывался, – хмуро напомнил Глеб. – Я полон нетерпения оригинально шевелить мозгами. Может, сразу начнем? Проведем ученый совет, представителя техбюро вышвырнем из диспетчерской и, помолясь на созвездие Кассиопеи, начнем исторический штурм Вселенной?
– Ты опоздал, – возразил Калантаров.
– В каком это смысле?..
– В смысле молитвы. Поскольку штурм ты уже начал. И даже раньше меня. Начал в тот день, когда впервые задумался над причинами появления эр-феномена.
Глеб тревожно задумался над сообщением шефа.
– Ладно, – сказал он. Вскинул руки над головой. – Вам удалось загнать меня в угол, сдаюсь!.. Я давно заподозрил, что эр-феномен – явление гораздо более сложного порядка, чем принято было считать. И прежде всего меня насторожил его спорадизм. Признаюсь: в поисках причины перерасхода энергии на малой тяге я составил занятное уравнение. Правда, практической пользы от него было столько же, сколько от зайца перьев – просто математический опус...
– Неправда, – сказал Калантаров. – Понятие о линзовидных уплотнениях эр-поля за пределами альфа-экранного контура не есть математический опус. Это физический смысл твоего уравнения. Дальше?
– Что дальше?! – зло удивился Глеб. – Я уже поднял руки перед вашей проницательностью, что вам еще нужно?
– Перья от зайца, – спокойно ответил шеф. И вдруг, багровея на глазах собеседника, захрипел, потрясая кулаками: – М-мальчишка! Щенок! Сумел найти уравнение поля с-самостоятельно, но ухитрился ничего не понять! Он, видите ли, работает здесь ради великой идеи межзвездной транспозитации! Он ходит, видите ли, руки в брюки, рычит на каждого встречного и упрямо не желает замечать, что ключи от хранилища этой идеи давным-давно звенят у него в кармане! Самонадеянно полагает, что мне зачем-то понадобилось загонять его в угол!..
Глеб смотрел на Калантарова с настороженным любопытством.
Шеф взял себя в руки, довольно быстро успокоился.
– Посмотри, что получается! Я на Меркурии, ты на «Зените» независимо друг от друга рожаем некую общую мысль и облекаем ее в математическую формулу. Я узнаю об этом минуту назад и то совершенно случайно. Математический, видите ли, опус! Уравнение показало, что перерасход энергии может быть объяснен за счет появления линзы эр-уплотнения за пределами альфа-экрана. Одна линза? Или?..
– Или количество, кратное трем.
– Верно. Даже это тебе удалось... Эх ты, заячий хвост! Ты заложил руки в карманы и прошел мимо открытия. А все почему? Потому что согласно теории Калантарова эр-поле не может возникнуть вне условий альфа-экранировки. Калантаров, понимаете ли, когда-то сказал!.. Да, когда-то я об этом говорил. Говорил, основываясь на результатах первых экспериментов. Теперь же мы наблюдаем нечто другое...
– Простите, – перебил Глеб. – Маленькая поправка: пока мы ничего не наблюдаем.
Калантаров взял Глеба за руку, выбрал его указательный палец, провел по стене и молча сунул испачканный палец оппоненту под нос.
– Ну и что? – спросил Глеб, задумчиво разглядывая черный порошок и словно бы что-то припоминая.
– А то, что я не постеснялся вычислить возможные координаты этой самой гипотетической линзы эр-уплотнения. Потом взял подробную схему планировки верхнего яруса станции и нашел, что сей «математический опус» должен находиться в трех метрах от вентиляционного отверстия, которое возле входа в информаторий.
– Черная пыль!.. – пробормотал Глеб. И вдруг оживился: – Шеф, вчера ко мне подходил какой-то букварь... кажется, кто-то из лаборантов биологического сектора и что-то звонко чирикал про черную пыль...
– Кто-то и что-то... – Калантаров поморщился. – Конкретнее можно?
– Да, вспомнил! Это тот самый букварь, у которого сегодня сбежала горилла. Они там одели гориллу в скафандр, но им никто не сказал, что триста девятый эпсилон-шесть отменяется. Горилла, говорят, слегка порезвилась, кажется, в вакуум-створе или на продовольственных складах.
– Странно. Никто мне не докладывал...
– Боялись пробудить администраторский гнев. Или оставили на десерт. Но дело не в этом... Черная пыль якобы появлялась в каюте после эр-позитации на малой тяге.
– В каюте этого... м-м... букваря? На малой тяге?
– Вот именно! Поэтому я пропустил его сообщение мимо ушей. Ведь в прошлую ночь автоматы гоняли ТР-установку на малой тяге.
– Это, пожалуй, самое любопытное... Надо будет сегодня же поговорить с... м-м... лаборантом.
– Может, прямо сейчас?
– Одну минуту! – Калантаров взглянул на часы. – Я дал Туманову указание провести цикл эр-позитации на малой тяге. Сейчас будет пуск – понаблюдаем визуально... Потом разделаемся с транспозитацией Алексеенко и Ротановой на «Дипстар», проводим восвояси представителя техбюро и немедленно займемся разработкой методики новых экспериментов.
– Предстоит порядочная возня... – Глеб вздохнул, прикидывая, сколько времени уйдет на монтаж регистраторов и прочей контрольной аппаратуры вокруг этого участка туннеля и в каюте чудака-лаборанта, если, конечно, легенда про черную пыль подтвердится.
Неприятно, завыла сирена. Шеф показал на стену и крикнул:
– Я наблюдаю за ней, а ты – вокруг и в общем. Понял?
Неожиданно потемнело. Глеб почти ничего не успел заметить: в одно мгновение вокруг образовалось что-то вроде темного сфероида, изрезанного по меридианам узкими полосами света. Появилось странное ощущение, будто сфероид медленно и тяжело поворачивается вокруг невидимой оси, и будто сквозь тело прошла волна раскаленного воздуха...
Толчка не было. Вернее, не было такого мягкого толчка, какой ожидался. Было нечто, очень похожее на оплеуху. Затем молниеносное исчезновение сфероида и... ощущение падения. Падать было невысоко, но, как и при всяком падении, больно. Глеб испытал двойной удар – снизу и сверху. Он крякнул, перевернулся на бок и сел. Рядом крякнул и сел Калантаров.
– Ушиблись? – спросил кто-то участливым голосом.
Глеб осмотрелся, дико вращая глазами, и сначала ничего не понял. Он находился в огромном зале, похожем на зал третьей секции вакуум-створа... Да, это был вакуум-створ. Вне всяких сомнений. Настоящий вакуум-створ с его погрузочно-разгрузочными механизмами и широкими патернами, распахнутыми на причальную площадку. По ту сторону патерн ярко светились трюмы космического корабля – сквозь гул, металлический лязг, жужжание, звонки доносились команды: «Мираж», пятый трюм, подавайте контейнер!» – «Сурия, подключили насос?.. Хорошо. Начинайте слив малого танка!» Глеб ошалело встряхнул головой.
– В себя приходит, бедняга... – сказал участливый голос. – И чего это к нам вдруг повалили? Утром, как снег на голову, сюда свалилась мартышка ростом с нашего Карлсона, теперь вот двое человекообразных пожаловали. Хи-хи...
– Помолчи, – оборвал его бас. – Это же сам Калантаров и один из физиков, которые на «чердаке»... Может, они эксперимент проводят, понял? А ты – «хи-хи». Соображать же надо!
– Да я разве против? – оправдывался первый голос. – Пусть себе проводят. Только зачем в нашей секции проводить? Карлсону вот ящиком в глаз залимонили, одного мальчонку из биологов чуть не сгубили. После ихних экспериментов в продовольственных складах нужно воскресники организовывать. Вот тут и начинаешь соображать.
Глеб переглянулся с Калантаровым. Физиономия шефа действительно выглядела очень забавной. Раньше Глеб никогда не видел его таким растерянным, изумленным, испуганным и смущенным одновременно.
– Эй, вам нужна наша помощь?
– Где разговаривают? – спросил Калантаров, озираясь по сторонам.
– Там, – кивнул Глеб, – наверху... На мостике дистанционного управления.
Он поднял глаза. С мостика, опасно перегнувшись через поручни, смотрели трое. Двоих Глеб узнал: старшего диспетчера Горелова и техника Карлсона, у которого правый глаз едва виднелся между нашлепками биомидного пластыря, занимавшими четверть лица.
– Почему вы молчите? – спросил Карлсон. – Вам нужна наша помощь?
– Нет, – отозвался Глеб, потирая ушибленный локоть. – Мы отдыхаем. Было бы кстати, если бы кто-нибудь принес сюда шахматы.
– Потрясающе!.. – произнес шеф. – Микродистанционный ТР-перелет!
– Нам просто повезло, – мрачно заметил Глеб. – Будь эта микродистанция чуточку подлиннее, нам с вами пришлось бы обмениваться впечатлениями в открытом пространстве. Бр-р-р... Причем вам повезло дважды. Вы очень удачно финишировали на моей спине. Как самочувствие? Серьезных ушибов нет?
Калантаров поднялся на ноги, крякнул, потер бедро.
– Порядок, – сказал он, странно улыбаясь. – Между прочим, я впервые побывал в гиперпространстве...
– Между прочим, я тоже, – сказал Глеб. – И знаете ли, меня это как-то не восхитило.
Он вскочил. Проверяя ноги, сделал несколько приседаний. Пощупал грудь, плечи и спину, решил, что с такими ушибами жить еще можно, крикнул наверх:
– Эй там, на мостике! Покажите нам место, где шлепнулась обезьяна.
– Примерно тут же, – пробасил Горелов.
– Нет! – спохватился Карлсон. – Я видел! Гораздо левее! – Он быстро спустился с мостика и показал где.
Глеб измерил расстояние шагами. Разница была солидная: между точками первого ТР-финиша и второго он насчитал пять с половиной шагов.