– Он быстро понял, что белесый колосс – это не просто экзотический коктейль хорошо известных нам физических свойств. Когда на «Титан-главный» пришло сообщение о результате обследования «норы», он заподозрил, что мы имеем дело с четко локализованным объемом какого-то видоизмененного Пространства-Времени. Март был по горло занят отправкой к Япету спецлюггера «Вомбат» с очередной группой десантников, но ухитрился подготовить к экстренному заседанию ученого совета небольшой доклад или, как он сам говорил, «записку». В этой «записке» феноменальное явление на Япете впервые было названо «спиральной структурой дальнодействия темпор-пространственного прогиба», а белесая поверхность Пятна – «оптической границей темпор-прогиба местного выреза». С тех пор в научных кругах за гурм-феноменом закрепилось название «темпор-объект», а «Запиской Фролова-Тобольского» пользуются вместо введения в «Общую темпорологию».
   – При чем здесь моя фамилия? – спросил Андрей.
   – Не столько ваша фамилия, сколько ваши наблюдения, – возразила Светлана. – Они помогли Марту обосновать и отстоять на ученом совете очень нужную в те первые сутки рабочую гипотезу. Математическое обоснование своей гипотезы Март сделал за полтора часа до истечения срока действия визы, но это обоснование считают теперь классикой темпорологии... На том же заседании, кстати, ученый совет потребовал от УОКСа немедленной передачи «Байкала» под орбитальную базу для разведчиков темпор-объекта. Уже тогда было ясно, что исследовательской группе предстоит количественно расти.
   – Накал страстей тут, видать, был нешуточный.
   Светлана кивнула:
   – Да, бурное было время... Но как-то все утряслось. Колония у Япета постепенно стабилизировалась. Март привык руководить работой исследователей темпор-объекта «дистанционно», как он сам выражается. Впрочем, дистанционный стиль руководства тяготит его, и раз в полугодие он неизменно подает заявление о пересмотре запрета на визу. И каждый раз УОКС аккуратно ему-отвечает стандартно-вежливым отказом.
   – А чего другого он ждете!
   – Видите ли... Март всегда был почему-то уверен, что вы не погибли и обязательно вернетесь. «Такой человек не затеряется даже в складках темпор-прогиба», – говорил он о вас. На сеансах телесвиданий он не однажды пытался объяснить с помощью математических выкладок мне и другим, что какая-то формула предсказывает на конец девятого года резкое сокращение границы темпор-прогиба местного выреза и что у вас есть шанс дотянуть до этого момента. В доводах его математической логики я ничего не понимала, да мне этот и не нужно было. Я и так знала, что вы вернетесь. Я чувствовала: вы должны вернуться несколько раньше, чем обещали формулы Марта... Струился во мне странный ток постоянного ожидания.
   «Япет-орбитальный», это действительно не «Байкал», – мелькнула мысль у Андрея. – Орбитальная психолечебница".
   Светлана окатила собеседника завораживающим взглядом широко открытых серых глаз, и Андрей почувствовал, как у него шевельнулись и невольно затрепетали веки.
   – Не беспокойтесь, – сказала она, – я действительно не умею читать ваши мысли.
   – Но вы умеете угадывать мое настроение, а это почтя то же самое, – возразил он.
   – Как медиколог я обязана угадывать настроение. Вас, по-видимому, смущает повышенный, как выражается Март, потенциал моих к вам сопереживаний...
   – Да, в определенные моменты нашего разговора я начинаю почему-то ощущать себя чуть ли не вашим родственником. Но с Мартом мы хотя бы заочно знакомы!..
   – Не могу еще раз не похвалить вашу уже хваленую вами цепкую память, – сказала она насмешливо и печально. – Я надеялась, очное наше знакомство будет более долговечным...
   – Простите, – перебил он, – не будем ходить вокруг да около. Ну что делать, я действительно не помню, где это мы с вами успели...
   – Здесь, – проговорила она.
   – Это где, значит? В Сатурн-системе? Или в Дальнем Внеземелье вообще?
   – Это значит – на борту «Байкала». В кабинете-приемной Грижаса, то есть в соседнем помещения. Когда? Восемь с половиной лет назад. Впрочем, по вашей шкале времени – совсем недавно... Каких-нибудь два месяца миновало.
   – Так вот вы кто!.. – Андрей с облегчением рассмеялся. Он сразу вспомнил корабельный чемпионат, вторую свою победу подряд не по очкам, а нокаутом, ироническое поздравление Грижаса, осматривающего в приемной поврежденный в жестком бою нос победителя; за пультом отвратительно шипящего физиотерапевтического агрегата Грижасу ассистировала длинноногая, от бедер до бровей закутанная в белое девица, которую Грижас по своему обыкновению весьма церемонно представил: «Вы, кажется, еще не знакомы? Сейчас мы это мигом исправим. Мой молодой коллега, медиколог-стажер Светлана. Коллега временно – до прихода в систему Сатурна – исполняет очень ответственные и, скажем прямо, очень почетные обязанности рейсового медиколога в секторе П. Но, поскольку в пассажирском секторе поводов демонстрировать свое медицинское мастерство едва ли не меньше, чем в пашем, мы с коллегой поровну делим добычу, которая нам в обоях секторах перепадает. Сегодня нам повезло – в наши руки попал самый крупный из альбатросов Дальнего Внеземелья... Видите повреждение хрящевого основания носа? Что будем делать, коллега?.. Верно, маску Румкойля... Вы слышали, Андрей Васильевич? Коллега предлагает радикальный способ лечения и через десять минут вас можно будет поздравить не только с победой, но и с выздоровлением. Вот вы я познакомились. Прошу друг друга любить и, не побоюсь этого слова, жаловать. Маска не жмет?» У Грижаса было хорошее настроение. Не исключено, что хорошее настроение было и у его коллеги, но девица очень смущалась.
   У пациента тоже было хорошее настроение – он отпустил из-под маски Румкойля какой-то подобающий случаю комплимент. Не в чей-то конкретный адрес, а медицине вообще. Однако что-то не получилось с коэффициентом рассеивания и весь комплиментарный заряд целиком пришелся на беззащитные центры эмоций молодого, неопытного медстажера. Этого следовало ожидать; с одной стороны – довольно известный первый пилот единственной в мире «сверхлюстры», зрелый мужчина приятной наружности, в роскошной форме – альбатрос и золотая лилия на груди, с другой – юная пичуга, впервые в жизни выпорхнувшая в Дальнее Внеземелье. Он понял это, но поздно. Пытаясь взглянуть на нее из-под неудобной маски, он только усугубил ситуацию: над пультом ему удалось-таки высмотреть краем глаза что-то пунцовое на белом фоне. Он никогда не думал, что нормальная человеческая кожа может краснеть до такой степени.
   И если бы Светлана об этом не заговорила, он ни за что бы не догадался, что та длинноногая, постоянно красневшая без особого повода, нескладная девица с порывистыми движениями, и эта уже весьма уверенная в себе, хотя на вид еще и очень молодая женщина с прелестным профилем и плавными жестами – один и тот же человек!
   Честно объяснив собеседнице свой нечаянный всплеск веселья, Андрей извинился и выразил убеждение, что уж теперь-то общаться им, старым знакомым – почти друзьям, будет намного проще. Светлана, видно, поняла это по-своему.
   – Да, теперь мы с вами почти ровесники, – проговорила она. Бесцельно собирая в пригоршню свисающий край белой шаля, тихо добавила: – Я очень вас ждала... Очень. Все эти восемь лет я ловила ка себе сочувственные взгляды... разные взгляды я ловила на себе, но верила, что вы вернетесь. Знала...
   – Почему? – сорвался у него с языка совершенно неуместный, глупый вопрос, я он вдруг ощутил себя дурак дураком.
   – Потому что я... люблю вас, – просто сказала она. – И это началось у меня гораздо раньше, чем вы думаете.
   На этот раз он промолчал. Неторопливым, мягким движением она высвободила из кресла свои длинные, замечательно стройные ноги, плавно встала. Спохватившись, он тоже вскочил и невольно подтянулся, расправил плечи, полностью выпрямился. Рост Светланы его поразил. Было видно, конечно, что уютно расположившаяся в кресле женщина – довольно рослая особа, но Андрею как-то и в голову не приходило, что она может быть ростом почти с него.
   – Не знаю... видимо, и так бывает: избалованный вниманием герой с приятной внешностью, известный пилот в красивой форме, лилия на груди, – продолжала Светлана. – Да, наверняка так бывает. Но у меня было все по-другому. Испуг, когда вы, проломив перила, сверзились в сугроб с высокого крыльца нашего домика на гималайской турбазе «Гулливер». Еще больший испуг, когда я близко увидела вашу залитую заледенелой кровью куртку-штормовку, окровавленное лицо, лоскуты биопластыря на небритой щеке. Мне было очень страшно, когда вы, преодолевая слабость, с трудом подняли голову, одеревенелой рукой запихнули в рот горсть снега и, улыбаясь здоровой щекой, спросили одну из глазевших на вас девчонок, не найдется ли в нашем бунгало телефона, свежего биопластыря и чего-нибудь съедобнее перепуганных школьниц. Потом мы всей группой ходили смотреть, откуда вы «спрыгнули» в нашу долину. Тот, кто нам показывал это место, наверное, ошибся, потому что слететь оттуда живой могла только птица...
   Светлана отошла к «окну». Повинуясь малозаметному ее жесту, хорошо запрограммированная бытавтоматика заменила куцый пейзаж тусклого зимнего вечера безбрежностью звездной ночи. И опять Андрей невольно обратил внимание на осанку своей собеседницы. Грациозное изящество плавных движений... Такое впечатление, будто она давно не бывала на Земле я тело ее уже привыкло жить исключительно в условиях пониженной гравитации. Но давно не бывать на Земле тоже можно только при обстоятельствах исключительных. Скажем – если УОКС упразднил отделы ОТ и О3 (отделы Охраны Труда и Охраны Здоровья). Он смотрел на нее и чувствовал себя несчастным. Он все уже понял я почти не слушал ее То, что она говорила, уже не имело значения. Его, во всяком случае, это не должно трогать.
   – Пилот с приятной внешностью, – говорила Светлана, – появился в моей жизни тоже гораздо раньше чем вы успели заслужить золотую лилию. В одном на выпусков новостей агентства Информвнезем я увидела ваше лицо я узнала, что вы – второй пилот балкера «Фомальгаут». Это меня взволновало – я места себе не находила. Долго не могла понять почему... Заказала видеокопию этого выпуска новостей, я с той поры стереопортрет второго пилота балкера «Фомальгаут» был со мной постоянно. И вдруг – о, волшебство случая! – вы и я на одном корабле! Могу видеть вас почти каждый день, видеть близко, иногда разговаривать с вами! А бывают моменты, когда могу наяву прикоснуться к герою девичьих моих сновидений!.. И знаете, я была счастлива. Такое счастье вам, наверное, трудно понять, однако поверьте мне, я была счастлива. Внезапно вы ушли в разведку – и случилось... то, что случилось. Правдами и неправдами мне удалось улететь к Япету помощником медиколога группы десантников на люггере «Вомбат». Не однажды я пыталась взять приступом непроницаемо-вязкие стены белесого исполина и от бессилия плакала под аккомпанемент его эхокашлей. Потом, когда во время телесвиданий Март с великим трудом объяснил мне физический смысл идеи темпор-прогиба и посоветовал обратить внимание на скорость погружения зондов, я поняла, что грубой силой туда не проникнешь. Надо было как-то по-другому. Но как?.. «Если темпор-прогиб, – думала я, – результат деятельности неземного Разума, то неужели этот Разум меня не поймет?!» Я часами простаивала у стен инозвездной крепости, однако так и не довелось мне увидеть хотя бы что-нибудь похожее на вход. Белесое чудище проявило полное равнодушие к моим слезам и мольбам... Стоя у его стен, я находила созвездие Девы, подолгу смотрела на Спину – ее лучи казались мне струнами, на которых звучала завораживающая мелодия... В конце концов, все это спокойно можно было отнести на счет моего воспаленного воображения, но едва только я проговорилась Марту о «звонкострунной» Спике – он окатил меня несвойственным ему рассеянным взглядом и прервал связь. Неделю они с Калантаровым что-то вычисляли, подняли на ноги весь институт, а потом Март с удивлением и восторгом сообщил мне, что моя «звонкострунная» лучше всех других звезд этого класса удовлетворяет условиям существования вектора дальнодействия темпор-прогиба. Честно говоря, я так и не поняла, что представляет собой «вектор дальнодействия» в ракурсе теоретической темпорологии, но у меня был свой ракурс. Просто я хорошо ощущала: Спика звучит в моем воображении струной потому, что вы движетесь где-то в том направлении... Ну, вот и все... Остальное вы знаете.
   Она оборвала себя так, будто вдруг спохватилась и пожалела, что дала волю словам и чувствам. Андрей ожидал этого. Он был готов к тому, что Светлана сообразит наконец: она – это она, а он – экзот, и этим все сказано. Не надо ложных ситуаций. Ложные ситуации – это как раз то, из-за чего все пошло наперекос у них с Валентиной.
   – Значит, говорите, Спика... – произнес он, чтобы снять неловкость молчания. – Что ж, похоже. Так и передайте Марту во время следующего телесвидания.
   – Обсуждать с Мартом подробности вашей разведки теперь уж придется вам самому. Через полтора часа – пятидесятиминутный сеанс связи непосредственно с институтом Пространства-времени.
   – Да, пора мне познакомиться с вашим братом, – согласился Андрей. Деловито спросил: – Кто будет первый?
   – О чем вы? – не сразу поняла Светлана.
   – Об очередности сеансов, естественно. Или на свой вопрос брату «Как поживаешь?» вы два часа терпеливо ждете ответа? [информационные сигналы любого вида электромагнитной связи способны преодолеть расстояние между Землей я Сатурном не менее чем за один час даже при наиболее благоприятном расположении этих планет относительно друг друга]
   – Представьте себе, у нас уже больше трех лет в обиходе живая двусторонняя связь.
   – То есть.. как это?
   – То есть приблизительно со скоростью видеотекторной связи между Москвой и, скажем, Ангарском, – пояснила она. – Не смотрите на меня так недоверчиво, я вас не обманываю. Сверхбыстрая двусторонняя связь между Землей и системой Сатурна – первый практический результат многолетнего изучения темпор-объекта. Дорого, но удобно.
   – Во время Т-сеанса я постараюсь не допускать длительных пауз, – рассеянно пошутил Андрей.
   – Но никто в целом мире вас не осудит, если следующие пятьдесят минут двусторонней Т-связи регламент пауз вы совершенно не будете соблюдать.
   Андрей уловил многозначительность интонации и понял, на что намекала Светлана. Едва шевеля вдруг одеревеневшими губами, спросил:
   – Лилия будет... одна?
   – Видите ли, Андрей...
   – Достаточно. Не продолжайте.
   – Но вам необходимо знать! – резко произнесла (почти выкрикнула) Светлана. – Когда всем стало ясно, что вы не эфемер, администрация пыталась вызвать на связь вашу – простите, буду говорить прямо – бывшую жену. Валентина Николаевна Поляковская не смогла найти в себе...
   – Поляковская? – перебил Андрей. – Я правильно расслышал ее теперешнюю фамилию?
   – Да.
   – Ну что ж... это последнее из того, что я хотел узнать о Валентине Николаевне. – Андрей взглянул на часы. – Скоро первый сеанс Т-связи?
   – Минут через сорок. После двухчасового перерыва – второй. Затем, если вы, конечно, не против, на первом ярусе вам предстоит свидание с Аверьяном...
   – Копаев?! Он здесь?!
   – Здесь многие из тех, кого вы знаете.
   – Скажите, Светлана, а где сейчас находятся Кизимов, Йонге, Нортон, Лорэ? Я ведь почему спрашиваю... Не из пустого любопытства. Хочется мне этого или нет, но эти четверо, надо полагать, теперь моя компания...
   – Я понимаю вашу озабоченность. – Светлана покивала. – Все экзоты находятся здесь – в этом, как выражаются десантники, «придавленном регионе». Кизимов командует штурм-группой южного лагеря, Нортон – северного. Йонге решает проблемы десантно-технического обеспечения обоих штурм-лагерей. А вот Лорэ неожиданно для всех увлекся темпорологией непосредственно и, говорят, делает научные успехи. По крайней мере я сама слышала, как Март в беседах с местными темпорологами не раз ссылался на аффект «периферийной Т-дивергенции», впервые описанный Жаном Лорэ. Кстати, именно эффект Лорэ лежит в основе расчетов темпор-вектора для Т-связи... Я все это веду к тому, Андрей, чтобы убедить вас: жизнь экзота вовсе не так ужасна, как вы сгоряча себе ее представляете.
   – Спасибо вам, Светлана, за моральную поддержку, но не надо меня успокаивать. Направляясь сюда, на свидание с вами, я, чтобы сразу не очень пугать медикологов, снял чужеродный заряд прикосновением обеих ладоней к экрану в гардеробной моего бытотсека. Много ли в этом проку? Ведь все равно я ни на мгновение не забываю про свой «черный след» у себя за спиной. Слушая вас, я не могу не учитывать, что вы по инерции все еще видите во мне человека и все еще ставите меня в один ряд с собой. Но едва чужеродный заряд опять начнет проявляться, вы отшатнетесь. Ведь я экзот, Светлана! Другими словами, я – монстр среди вас, нормальных людей!..
   – Здесь нет людей, – тихо проговорила Светлана. – Здесь только экзоты.
   – Как?! И вы?..
   – И я. И Круглов. И Копаев... Короче – все.
   – Что... все шестьсот пятьдесят шесть – экзоты?!
   – Шестьсот пятьдесят семь, – поправила Светлана. – Здесь только экзоты...

Вместо эпилога. «Великий предок»

   После прекрасно организованного специалистами Т-связи телесвидания с дочерью Андрей покинул спортзал не переодевшись, как был – в бело-алом тренировочном костюме; взгляды встречных прохожих заставили его обратить внимание на свой вид и вернуться. Возвращался другим путем – через ветротоннель, прямо в спортгардеробную, – не хотелось снова через опустелое и словно бы вылинявшее после земных сочных красок слишком просторное помещение. В голове тоже было как-то слишком просторно и пусто... Он принял душ, натянул на себя непривычную форму десантника. Проделал это автоматически, бездумно. К нему еще не вернулась способность анализировать свое состояние, размышлять. Странное такое спокойствие, граничащее с оглушенностью. Перед глазами – куда ни посмотришь – блестел свежей зеленью хорошо знакомый им с Лилией уголок дендрария, а посредине аллеи, в жарком пятне солнечного света – незнакомая девчушка-подросток, ужасно нескладная, угловатая, с испуганным лицом, голенастая, как олененок. Минуту они разглядывали друг друга. Потом он что-то спросил – она не ответила. Молчала, некрасиво щурясь от солнца. С бестолковостью взрослого, обеспокоенного упрямством ребенка, он пытался разговорить Лилию вопросами – стена отчуждения казалась непробиваемой. Выручил мяч. Он подбросил в руке тренировочный мяч, несколько раз стукнул об пол я постарался придать голосу беззаботные интонации: «Мой веселый, звонкий мяч, ты куда помчался вскачь?..» Стена рухнула: Лилия подбежала вплотную к натянутым поперек аллеи рядам красных ленточек (граница действия стереоэффекта); он вглядывался в незнакомое лицо дочери и не мог заставить себя говорить. Что-то случилось у него с губами – он не мог произнести ни слова. Так ничего толком они друг другу и не сказали. Права была Светлана: пятьдесят минут самой дорогостоящей связи состояли в основном из расточительно длинных пауз. Двенадцатилетняя Лилия заметно изменилась. Сейчас она напоминала ему двоюродную сестру Ольгу. И Валентину одновременно. Взрывоопасная смесь... Он почему-то ощутил себя подавленным, разочарованным. За пятьдесят минут телесвидания с Мартом Фроловым он принял от ведущего темпоролога чудовищный (иначе не скажешь) груз тяжеленной, как ледяная гора, информации, но, угнетаемый этой тяжестью, все же почувствовал в себе желание думать, действовать, хотя взваленный на его плечи груз был сродни печальной ноше легендарного Мессии, влекомой им по пыльной дороге на хорошо известную всему цивилизованному миру ближневосточную возвышенность. А после телесвидания с дочерью было такое чувство, будто ее и его искусно, изобретательно обманули: ему подсунули не его дочь, ей – не ее отца... Сыновья и дочери человеческие давно уже совершенно беззастенчиво пользуются результатами своего умения лихо преодолевать довольно крупные куски Пространства, а вот с результатами преодоления Времени дела обстоят намного хуже.
   Как и договаривались, Копаев ждал его у центрального входа в Форум. Еще когда Светлана сказала, что Аверьян предлагает встретиться в Форуме, он удивился, но уточнять не стал. Мало ли по каким причинам функционер МУКБОПа... бывший функционер МУКБОПа считает удобными рандеву под необъятным куполом самого большого зала бывшего корабля. Поздоровались сдержанно, без особых эмоций – будто расстались только вчера; Копаев театрально-торжественным взмахом руки скомандовал автоматике распахнуть створки широченной двери и пригласил его войти первым. Он посмотрел в зал – сердце невольно забилось сильнее. Можно было подумать, что центральный вход Форума вел в одну из центральных полостей гурм-феномена..
   – Откуда видеозапись? – спросил он Копаева.
   Тот молча повел его в глубину зала – вдоль закругленного ряда подсвеченных зеленым сиянием «Снегирей»-исполинов; ряд живописно топорщился пальцами обтянутых металлизированными перчатками великаньих рук, знакомо отведенных чуть назад и в сторону. Андрей шагал за Копаевым и думал, что каждая встреча с бронзовоухим блондином неизменно сопровождалась какой-нибудь неожиданностью.
   Середина зала, двухместный диван с подлокотниками. Сели.
   – Откуда это у вас здесь? – Андрей обвел глазами великаний ряд «Снегирей».
   – Содержимое твоего видеомонитора, – сказал Аверьян. – Неужели не узнаешь?
   – Узнаю. Но видеомонитор я потерял.
   – В твиндеке, – пояснил Аверьян. – Примерз к грузофиксаторам, едва отодрали.
   – Понятно... Никогда бы не подумал, что бытовой видеомонитор способен дать такое высокое качество изображения в широкоугольном режиме работы.
   – Это не он способен, – возразил Аверьян. – Это я способен. Не без помощи, правда, видеокорректорных устройств. Пришлось повозиться, но зато – результат! И тебе будет легче.
   – В каком смысле?
   – Но ведь все это нам объяснять собираешься? Или нет?
   – А что я должен объяснять? Все это мои глаза видели там совершенно так же, как теперь здесь видят твои.
   – Мои глаза видят толпу твоих эфемеров, – заметил Копаев, – и мне интересно было бы знать, как тебе удалось такую массу их наплодить!
   – Это мои эфемеры?.. Ты уверен?
   – Великое Внеземелье! Ну не мои же! У каждого – индекс и номер твоего скафандра: АН-12 ДКС N_1. Отсюда видно.
   – А как быть с названием корабля? Почему «Лунная радуга»?
   – О «Лунной радуге» там, наверное, думал?
   – О «Лунной радуге» невозможно не думать. Особенно там. – Андрей перевел взгляд на светло-зеленую башню двадцатипятиметрового гиганта. – Аверьян, ты лучше меня разбираешься в генеалогии эфемеров...
   – Хочешь спросить, чей облик был скрыт под стеклом гермошлема?
   – Да.
   – Расскажи, при каких обстоятельствах поднялась на врага эта грозная рать.
   Андрей рассказал.
   – Ясно... – протянул Копаев. Но тут же сам себя поправил: – Ясно только одно: твой единственный нормальный эфемер – назовем его Н-эфемером – попал в какую-то воспроизводящую среду, которая сыграла роль множительного агрегата. В результате – армия производных. Назовем их П-зфемерами.
   – Ты же ответил на мой вопрос.
   – Тут возможны два варианта: в скафандре могла быть либо копия Николая Асеева, либо – твоя. Неужели имеет большое значение – кто?
   – Не имеет, – сухо произнес Андрей.
   – Ты слишком многого от меня хочешь, – проговорил Аверьян. – Лично я склонен отдать предпочтение второму варианту. Иначе с чего бы это чужое пространство, не стесняясь, громко, на всю Галактику, можно сказать, обсуждало интимные факты твоей биографии? Убедительно?
   – Нет. Почему источником интимных фактов обязательно должна быть копия? Почему не оригинал? Побывать в чужом пространстве довелось, как ты теперь знаешь, и мне самому.
   – Ты слишком многого от меня хочешь – повторил Аверьян.
   Андрей посмотрел на него. За восемь с половиной лет Копаев внешне как будто не изменился, и трудно было сразу определить, чего недоставало теперешнему Аверьяну по сравнению с тем, прошлым, который там, на парапете бассейна, с ловкостью дельфина умел обойти любой логический риф... Но чего-то явно недоставало.
   – Теряешь гибкость функционера МУКБОПа, – вслух подумал Андрей. – Теряешь форму.
   – К МУКБОПу я давно никакого отношения не имея.
   – За что же это тебя?.. – Андрей ладонью о ладонь звучно сымитировал шлепок.
   – За то же, за что теперь и тебя... – Копаев щелчком сбил с ладони воображаемую пушинку и дунул ей вслед. – Подальше от пилот-ложемента. Категорически и навсегда.
   – Здесь вы очень интересно заблуждаетесь, молодой человек... простите, экзот. Но я не стану вас разочаровывать.
   Глаза Копаева настороженно сузились. «А ведь сразу учуял, – подумал Андрей. – С чутьем у него по-прежнему все в порядке».
   Стереоизображение плотного строя эфемеров-богатырей внезапно сменилось стереоизображением грандиозной спирали узорчато-фонарного сооружения – границы зала словно раздвинулись куда-то в залитую голубым сиянием бесконечность.
   – Громадина, – с уважением глядя на УФС, сказал Аверьян. – Просто не верится, что состоит она из одних... Кстати, там, на месте, тебе удалось разглядеть, из чего она состоит?