Страница:
– Да, кажется, кто-то «прогнул» сеть ментасвязи… Я слишком был увлечен эколатом.
– Добавь сюда пси-кинетический феномен. Раньше ни коммуникатор, ни региарх не могли приподнять над ладонями и пушинки. Что теперь – ты сам видел.
– Да. Теперь они пси-кинетические тяжелоатлеты. Но, может, только они?.. Скажи мне откровенно, Агафон, ты чувствуешь себя инициированным?
Кир-Кор ожидал, что экзарх на какое-то время уйдет в себя, взвешивая и выверяя малейшие нюансы своих ощущений. Ничего подобного!
– Не чувствую, – ответил тот, не задумываясь. – Ощущаю бодрость – действительно особенную, совсем не вечернюю. Но ведь это другое.
– И даже никакого усиления пси-кинетических способностей?
– Не знаю. Я не проверял.
– Отчего же?! – удивился Кир-Кор.
– Повода не было.
Помолчали. Кир-Кор прочел в глазах Агафона понимание, мягкий упрек и сочувствие. «Он либо действительно гений-провидец, – подумал Кир-Кор в замешательстве, – либо гениальный фанатик!.. Фанат-ампарид». Эта мысль посещала его не впервые.
– Я вижу, ты в смущении, сударь, – мягко сказал Ледогоров. – Должно быть, намерен задать мне вопрос деликатного свойства?
– Да, – признался Кир-Кор. – Из тех, которые нельзя адресовать фундаторам, но можно – старым друзьям.
Старый друг посмотрел на него пристально, с интересом:
– Не могу лишить тебя удовольствия знать.
– Спасибо. Я собирался спросить вот о чем… Мы с тобой пока не знаем точно, сколько эвархов инициировано на самом деле. Двое? Десять? Шестнадцать?.. А если вдруг обнаружится, что инициированы все, кроме тебя, ты будешь очень разочарован?
Агафон не промедлил с ответом:
– Будет, наверное, грустно, если мне отказано быть вместе с единомышленниками. Но… гм… медаль сопричастности имеет и обратную сторону. Инициация или посвящение… как ни называй ее, это все-таки оружие. Оружие очень серьезное, грозное и вдобавок слитое с личностью своего владельца. Надолго слитое, если не навсегда… Такое оружие нельзя отложить, разрядить или хотя бы поставить на предохранитель. Легко ли обретаться в обществе с вмонтированным где-то под ребрами лучеметом?..
«Лучеметом, – подумал Кир-Кор. – Почему не пришла ему в голову мысль хотя бы о динаклазерах?.»
– Боюсь, Агафон, реверс медали еще непригляднее, чем мы себе представляем. Как я понимаю, наше дело дрянь. Потому дрянь, что в нас внедрили оружие гнева.
– Нет! – протестующе поднял руку экзарх. – Извини, Кирилл, я с тобой не согласен. Я понимаю это иначе.
– Тогда поделись пониманием, Агафон. Совершенно ясно, что мой разум не подготовлен к взаимодействию с великим разумом Ампары.
– Вот с этого нам с тобой и надо начинать. – Экзарх успокоился. – Ну сам подумай, разве большой разум может позволить себе дать во владение малому Оружие Гнева?! Ты дал бы оленю гранатомет для брачного поединка?
– Оленю для брачного поединка я дал бы что-нибудь другое, не уводи нашу тему с фронта на фланги. Я не тянул тебя за язык – инициацию ты сам назвал оружием и со свойственной тебе меткостью попал в точку. Но если это не оружие гнева, то сделай милость, назови его по-своему. Я буду ждать с нетерпением, настолько мне любопытно.
– Охотно отвечу, – сказал Ледогоров. – Только что на Большой Экседре философы назвали его Оружием Возмущения Духа. Я разделяю мнение двухсот своих коллег.
– В массе своей коллеги твои разбежались, едва учуяв мое приближение, – заметил Кир-Кор.
– Не осуждай их за это – к условиям новой ситуации людям надо привыкнуть. И все-таки они поняли главное: скрытая в тебе неизвестная нам звездная сила была приведена в действие не гневом, но возмущением духа.
– Иносказание иноимени. – Кир-Кор сунул руки в карманы.
– О нет, разница тут есть! И довольно существенная… Исполни, пожалуйста, две мои просьбы.
– Охотно. Первая?
– Поскольку наша беседа приобрела философский оттенок, мы с тобой обязаны руки держать на виду.
– О, моветон, конечно, ты уж меня извини!..
Кир-Кор вынул руки из карманов. (И обнаружил вскоре, что найти рукам применение в условиях аскезы этой философской цитадели решительно невозможно.)
– Спасибо. – Ледогоров благодарно кивнул. (Лично у него никаких проблем с карманами не было – латиклавия не имела их вообще.) – И вторая просьба: по старой дружбе выслушай без обиды одно мое критическое замечание.
– Ну… если только одно.
– Я уже давно заметил, Кирилл… тебе свойственно путать близкие по эмоциональной окраске, но разные по смыслу понятия. Ты почему-то легко уравниваешь между собой гнев и возмущение духа, хотя знака равенства между ними нет.
Гнев отрицателен – он выжигает дыры на теле цивилизации. Возмущение духа созидательно, ибо восстанавливает попранную справедливость. Усиливать чем-нибудь гнев – преступно. Усиливать возмущение духа – значит усиливать созидание. По-моему, усвоить это нетрудно.
Кир-Кор развел свободными от карманов руками:
– Как тут у вас говорят – из уст фундатора!..
– Удовлетворен?
– Нет, погоди. Вот сказано тобой: «Усиливать возмущение духа – значит усиливать созидание». А что значит – усиливать созидание? По-твоему, кентаврированный возмущением моего духа Студент-Академик, остеклененные громилы Мокрец и Гурман и эруптированный на соседнее небесное тело пейсмейкер – все это мой скромный вклад в благое дело всеобщего созидания?
– Несомненно, Кирилл. Потому что лечение больной цивилизации можно и нужно считать созиданием. Уже завтра каждый мерзавец на этой планете будет знать, что Возмездие найдет его еще при жизни. И ни одному крупному негодяю уже не поможет паутина ханжеских заверений, что действовал он будто бы в интересах ближних своих или даже в интересах всего человечества.
«Да что же это за феномен такой – человечество?! – подумал Кир-Кор. – Оно что, совсем не видит своих интересов? В конце концов, ведь не все здесь слепцы!..»
– Зрячих много, – печально проговорил Ледогоров. – Но толпы слепцов выбирают себе в поводыри не тех, кто зовет на прием к окулистам, а тех, кто сладкими голосами приглашает в сторону пропасти. Мы сто с лишним лет делали все возможное, чтобы усилить энергию зрячих и ослабить энергию сладкоголосых лжецов, весело увлекающих цивилизацию к суициду note 26. Силы были неравны, ты сам это видел. Понятно, чем бы все кончилось, если бы не спасительный акт доброй воли Ампары…
– То бишь – Оружие Возмущения Духа.
– Да. Ты первый получил его, поскольку первый достиг зоны локона возвратного времени. То есть – зоны соприкосновения нашего Настоящего с миром нашего Будущего – миром Ампары.
– Первым был Олу Фад, – дал Кир-Кор приоритетную справку.
– Похоже, твой погибший товарищ нашел только зародыш… или один из зародышей зоны Локона, – возразил Ледогоров. – Приоритет открытия локона Ампары принадлежит тебе. Хотя, как ты знаешь, моих коллег одолевали кое-какие сомнения относительно твоей инициации и ее природы. Лишь после того, как все увидели Аксиор, пробивший крест-накрест кавасу в колонне цирхауза, факт благоволения Ампары стал очевидным.
– Аксиор?
– Зеленый меч, которым ты бескровно победил зомбированного магистра.
– Зеленый меч оказался у меня в руке чисто случайно – я выдернул из ячеи кассетника первое, что попалось под руку.
– Странный меч, правда? Цветом сталь напоминает малахит, но остра, как легендарный орихалк атлантов. Никто не знает, откуда в коллекции Григория Квашнина появился уникальный клинок. Каких времен, каких племен?.. О нем ничего не известно, кроме собственного имени. Аксиор значит «Достойный». Кто и когда дал мечу это имя – тоже никому не известно. Из тысяч единиц оружия для рукопашного боя под руку тебе попался именно Аксиор. Или лучше сказать – твой омен, знак того, что Оружие Возмущения Духа дано во владение Достойному.
«В цирхаузе под руку мне попадался не только мой омен», – подумал Кир-Кор тайком от экзарха.
«Но победа все же застала тебя с Аксиором в руке, – резонно заметил внутренний голос. – Приглуши свой сарказм, ибо слишком уж часто поток происходящих с тобой событий впадает в русло ожиданий философов школы Ампары».
Фундатор добавил:
– Меч – оружие витязей. Оружие Возмущения Духа должно быть оружием мудрецов.
Последняя фраза Ледогорова показалась Кир-Кору проблеском надежды. Он ухватился за мысль фундатора:
– Очень логично! По-видимому, мне случилось стать лишь передаточным звеном в деле довооружения мудрецов!
– Алчешь свободы…
– Ты ободрил меня, Агафон, обнадежил. Если верна твоя мысль – я свою миссию выполнил! Посредством инициации я передал вам, мудрецам, серьезное оружие из рук в руки. С искренним сочувствием вашему делу желаю вам и вашей мудрости на вашей планете серьезных успехов.
Грустная усмешка тронула губы экзарха…
– Я понимаю твою внезапную эйфорию, – проговорил он, – однако…
– Однако?..
– Пожалуй, она преждевременна.
– Неужели?
– Думаю, да.
– Это меня огорчает, – признал Кир-Кор. – А почему ты так думаешь? Разве я не свободен в своем выборе?
– Ты не свободен от собственной мудрости.
– Моя мудрость!.. Это внове для меня.
Ледогоров остановил взгляд на переносице собеседника:
– Тогда ответь мне – что для тебя мудрость?
– «Что он Гекубе, что ему Гекуба?..» note 27 – пробормотал Кир-Кор, скрывая легкое замешательство. – Мудрость – это прежде всего богатство жизненного опыта.
– Любой мерзавец вполне может иметь богатый жизненный опыт, – заметил фундатор.
– Пардон, я забыл добавить сюда многознание! Атрибутика мудрости – ученость в сочетании с богатым жизненным опытом.
– Мудрым может быть и малограмотный старик пастух, – не согласился фундатор. – Мудрым может быть даже отрок.
«Ну почему я раньше так мало размышлял над простыми вещами!» – сам себе удивился Кир-Кор.
– Всех обладателей мудрости объединяет общая черта натуры, – подсказал Ледогоров. Однако этой «общей черты» не назвал.
– Совесть! – понял Кир-Кор.
– Конечно, – подтвердил экзарх с глубоким спокойствием в голосе, будто речь шла о чем-то совершенно очевидном. – Мудрость – это ум, воспитанный Совестью. И ничто другое.
Кир-Кор ощутил неловкость перед философом. Неловкость, переходящую во что-то очень похожее на облегчение.
– Извини меня, Агафон, наговорил я здесь несуразностей про миссию, передаточное звено, свободу… Теперь я вижу, что ломился в незапертую дверь. Мне совестно, что… «перед нею я совершенный был дурак со всей премудростью моею» note 28.
– Не огорчайся. Это лишний раз напомнит тебе, Кирилл: ни одна дверь в нашем экзархате перед тобой не заперта.
– Спасибо, фундатор.
«Бим-бам, пи-пью-фьюить», – прозвучали сигналы. Звук исходил от столешницы инкрустированного перламутром стола.
– У кого-то ко мне неотложное дело, – предположил экзарх. – Извини, я ненадолго…
Ледогоров пересек ретрит по радиусу, опустился в ближайшее из двенадцати синих кресел и, приподняв подлокотник, исчез под вращающимся радужным пузырем – коконом видеома.
Гость деликатно отвернулся. От нечего делать стал разглядывать далекие и близкие огни сквозь керамлитовый купол. Словно сквозь блистер просторной пилотской рубки. Прямо по курсу – пространство Авачинской бухты, накрытое колоссальным бликом от ночесветного орбитального зеркала. Бухта казалась погруженной в светящуюся разреженную дымку, голубовато-призрачное марево которой пронизывали огни кораблей и каскады иллюминации межсопочных ярусов Петропавловска. Ближе – в окрестностях Академии – мягко переливались розовато-золотистые узоры изящного люминастрия экзархаторского гидропарка. Цветные полосы светопластики тянулись вдоль берегов центрального канала… Отсюда было хорошо видно, что канал соединяется с морским заливчиком, стиснутым двумя сторожевыми островками. Посреди бухты медленно разворачивалось в сторону океана крупное судно с хорошо освещенной овальной палубой. Это снимался с рейдовой стоянки туристический декамаран. Кир-Кор невесело усмехнулся.
Декамаран напомнил ему прерванный рейс на «Цунами». Он всегда чуть ли не со стыдом вспоминал, как бездарно потратил часть драгоценного времени своего отпуска в недрах этого любимого детища местной индустрии отдыха. Трех суток хода «Цунами» на юг было достаточно, чтобы он успел влюбиться по уши в Элиазеллу, длинноволосую брюнетку с темными, золотисто-жгучими, как обсидиан, глазами. На четвертые сутки она уже казалась ему королевой экватора и обоих тропиков сразу. Увы… любовный роман с Злиазеллой не получился. По причине, с какой он никогда раньше не сталкивался. Он был разочарован и озадачен, когда обсидиановоглазая красотка отвергла все его попытки сближения одну за другой. Наконец она просто призналась, что путешествует с группой сексуального меньшинства и всецело принадлежит только ей, этой группе. Что и говорить – эмоциональная встряска была основательной, пришлось срочно выдергивать стрелы Амура из обоих бесполезно пробитых сердец. Кое-как опомнясь после мучительной операции, он вдруг обнаружил, что сам стал объектом назойливого интереса двух других групп сексуальных меньшинств. Совершенно естественно, он встал на защиту самого себя, и на борту «Цунами» вспыхнула настоящая партизанская война. Помогало то, что обе группы почему-то не ладили между собой, но с другой стороны, фанатичная агрессивность обеих групп грозила вывести ситуацию из-под контроля. Дюжина вывихнутых рук, десяток свернутых набок челюстей и носов, множество синих рубцов на мускулистых шеях так и не смогли поспособствовать охлаждению кипящих страстей; похоже, за двое суток он приобрел больше опасных врагов, чем за время всех предыдущих своих отпусков. Наверное, это и была «кошара враскид», обещанная приятелем еще на причале. Потом, когда в ход пошли ножи, кастеты и лучеметы, стало действительно «весело до синего хипежа». Ждать, когда это все «устаканится», не было никакого желания, дальнейшее продвижение к югу по водам теряло культурно-географический познавательно-эротический смысл. Он отправился в административный сектор декамарана, разыскал эмиссара МАКОДа по дигейским делам, показал ему два лучевых ожога на левом боку и сделал официальное заявление, что с этой минуты не может брать на себя ответственность за жизнь своих неутомимых преследователей. Эмиссар был слегка пьян, однако ожоги от лучемета и следы от кастета на теле грагала отрезвили его моментально. Обрюзгший от постоянного отвращения ко всему окружающему рот эмиссара почти без запинки отчеканил в афтер минифона устный приказ: «Срочно включить в список для эвакуации на континент утренним мариплейном очередную дигейскую жертву сексуальных маньяков… чтоб они все передохли, сексопаты проклятые, гвоздь им в глотку… жить спокойно здесь никому не дают!» Погода была чудесная, утренний мариплейн без труда причалил к декамарану, и «дигейскую жертву» в числе двухсот других разочарованных пассажиров без происшествий доставили в Фучжоу. Потом прошла информация, что на обратном пути «Цунами» из Австралии эмиссар покончил с собой при загадочных обстоятельствах. Имела место и версия о замаскированном убийстве…
Ледогоров дал отбой абонентам до следующего сеанса связи, погасил видеококон. Заметив готовый к отплытию декамаран, рассеянно произнес:
– Вспоминаешь свой неудачный круиз?..
– Нет худа без добра – теперь я довольно уверенно отличаю сексуальные меньшинства от большинства. Знания добывал в трудной борьбе. В битвах, можно сказать, не греша против истины.
– Н-да, отдыхают там очень… гм… целенаправленно.
– Знаешь, о чем я думал сейчас, Агафон?..
– Догадаться нетрудно. Думал о том, как могла бы сложиться ситуация на «Цунами», обладай ты тогда Оружием Возмущения Духа.
– Верно. В самом деле – как?
– Об этом – чуть позже, – ответил экзарх. – Но в следующий раз выбирай туристский маршрут перпендикулярного или даже противоположного маршруту «Цунами» направления. Жаль эмиссара… Он был достаточно честным человеком, полезным делу МАКОДа. В таких круизах гибнут, как правило, честные люди. Мерзавцы – практически никогда… Теперь, однако, положение начнет меняться. Хвала Ампаре, дожили мы до этого дня!
«Дожили мы до желанного чуда, вынул епископ добро из-под спуда» note 29, – подумал Кир-Кор памятными с детства строками. Повернулся лицом к собеседнику. В настроении Ледогорова он улавливал какую-то очень тонкую перемену, но пока не мог ее себе объяснить. Перемена обозначилась после общения Агафона с пузырем видеома.
– Говоришь ты уверенно, фундатор, с несокрушимой убежденностью, однако вид у тебя не слишком радостный.
– Не до веселья, – проговорил экзарх. – Наступает новое время – нас ожидают новые сложности. Нам теперь понадобятся сила воли, сила духа и строжайшая самодисциплина, ибо с завтрашнего дня физическое и душевное напряжение усилится…
«А для кого-то, – подумал Кир-Кор, – усилилось уже сегодня».
Он проникся сочувствием к Агафону. И подумал, что несгибаемый этот экзарх-ампарид просто создан для нелегкой доли фундатора, призван владеть авторитетом фундатора. Ясно теперь, почему голубоглазый сообразительный юноша с нежным именем Лирий и мирной фамилией Голубь толком не мог объяснить, что же такое «фундатор». Потому что «фундатор» – это бессонная ночь, полная тревог за воспитанника и гостя-грагала, осмотр вагона, наполненного тошнотворными «ароматами» газа, рвоты и крови, организация следствия, полупобеда-полупоражение на философской экседре, осторожная, невидимая для других борьба с интригами мрачного ордена, укрощение паники, осмысление нового поворота времен. Поспать удается только под действием обезболивающего бинарка, с прибитыми к длинному брусу руками… и снова – в бой за консенсус весьма недоверчивых, насквозь пропитанных скепсисом коллег-мудрецов.
– Напряжение и без того доведено до предела, – заметил Кир-Кор. – Дальше вроде бы некуда.
– Напряжение усилится, – повторил Агафон. – Через видеом я получил контрольный пакет новостей. Из госпиталя Лунного экзархата только что сообщили: кроме глубокой амнезии у гроссмейстера обнаружена ненормальность в работе органов пищеварения. Искусственного питания его организм не принимает, зато начинает потихоньку переваривать сам себя. Медленно, но верно идут процессы самопереваривания и самопожирания… Уж очень, знаешь ли, символическое возмездие!..
«То же грозит, очевидно, и статс-комиссарам», – подумалось оцепенелому Кир-Кору.
– Это все просто ужасно!.. – признал он.
Экзарх покивал:
– Конечно, ужасно, что уж тут говорить… Однако с Другой стороны, когда жестокость, коварство, насилие, подлость начинают пожирать сами себя, ужасов на Земле поубавится. Разве не так? Оружием Возмущения Духа настигает мерзавцев Возмездие!
– Наверное, так, – согласился Кир-Кор без особого энтузиазма.
«Но ведь именно я нажимаю этот ужасный курок! – думал он. – Не кто-нибудь – я! Остальные только подбадривают: инициация, инициация!.. Блеф. Вся логика их представлений о Возмездии висит на курке, который я время от времени нажимаю».
– Среди первостепенных новостей пакета есть еще одна, – в замедленном темпе, словно осмысливая полученную новость заново, проговорил Ледогоров. Рука его теребила бородку. – Кстати… с эвархом Тамбовского экзархата Сергеем Гладышевым ты знаком?
– Немного знаком. Как-то нам с ним случилось беседовать на одном из ведических праздников под Черниговом. А что?
– Он присутствовал сегодня на сеансе ретропиктургии.
– Я заметил. И что же?..
– Эта новость будет для тебя интересной. Хочешь, я передам тебе ее во всех подробностях?
– Изволь…
Фундатор оставил бородку в покое.
– Итак, – заговорил он, – Сергей Гладышев покинул академию одним из первых и направил реалет в сторону госпиталя – намерен был заступить на ночное дежурство у койки своего земляка, тяжело раненного в момент известной тебе катастрофы люфтшниппера. Госпитальная стоянка была забита флаинг-машинами – Гладышев с трудом нашел место для реалета. Приземлился, погасил фары, блистер поднял, но вышел не сразу. Очевидно, задумался. Уж, наверное, было о чем подумать эварху после ретропиктургических потрясений… А тем временем по аллее со стороны госпиталя подходила к стоянке медицинская сестра – наш будущий врач, весьма симпатичная девица, одна из самых, можно сказать, эффектных обитательниц Белобережья…
– Раиса Позываева? – предположил Кир-Кор.
– О! Ты с ней знаком?
– Сегодня имел удовольствие быть ей представленным, когда она прилетела менять повязку Михаилу Полуянову.
Ледогоров показал кружки биопластыря на своих ладонях:
– Результат ее милосердной заботы.
– Расторопная девушка. Надеюсь, с ней не случилось какой-нибудь неприятности?..
– Слушай дальше. Сопровождал ее к стоянке флаинг-машин дежурный охранник этого участка ефрейтор эсбеэсэс – некто Аракелян с инициалами, если я верно запомнил, Эль Ха. Гладышев проводил взглядом молодую пару до реалета, который оказался по соседству, и стал невольным свидетелем финальной сцены. Раиса поблагодарила услужливого спутника и, отклонив его навязчивые ухаживания, села в кабину. Аракелян, однако, не унимался. Пока эварх раздумывал, не подойти ли к ним, чтоб устыдить прилипчивого волокиту, этот Эль Ха внезапно нырнул в кабину вслед за Раисой и захлопнул блистер. Ефрейтор, по всему видно, был опытен в такого рода делах, но девушка успела закричать, и Гладышев, естественно, опрометью кинулся на помощь. Сейчас он, если можно так выразиться, «в растрепанных чувствах», поскольку не в состоянии уразуметь, как ему удалось безоружной рукой сорвать с пятиместной флаинг-машины гладкий со всех сторон блистер и за ухо выдернуть из кабины отнюдь не ягненка – опытного бойца Службы безопасности. На шум примчался объединенный патруль эсбеэсэс и МАКОДа. Командир патруля Иван Ермаков – из местных функционеров МАКОДа – не знал Гладышева в лицо и на всякий случай арестовал обоих. После вмешательства Михаила Полуянова возмутители спокойствия были препровождены в госпиталь на обследование, хотя из них двоих пострадал только ефрейтор. Ухо насильника, за которое ухватился эварх, несколько… гм… деформировалось. Мне показали картинку… На ефрейтора противно смотреть: ушная раковина болтается где-то на уровне подбородка. Причем болтается на вытянутом трубочкой отростке – упругом таком, как резиновый шланг. Медики установили: отросток – сильно растянутый хрящ основания ушной раковины. То есть с медицинской точки зрения это как бы и не особенно интересно: аномальное растяжение ушного хряща – вот и вся патология. Слуховой нерв не пострадал, да и все прочие нервные реакции в норме. Исключая, разумеется, нервную реакцию пациента на изменение своей внешности. Теперь ефрейтора ожидают пластическая операция и неприятности по службе. А возможно – и более крупные неприятности. Видеомонитор – из тех, что были тайно установлены функционерами МАКОДа на всех стоянках реалетов, – подробно зафиксировал развитие драматического инцидента, дело за правосудием. Такова вторая новость пакета. Опять скажешь, что все это просто ужасно?
– Нет, – сказал Кир-Кор. – На месте Гладышева я поступил бы так же.
– «Так о великих вещах помогают составить понятье малые вещи, пути намечая для их достиженья», – процитировал Ледогоров Лукреция. И добавил уже от себя: – Воля Ампары читается ясно… Для возмездия нет нужды устраивать всеобщие мировые потопы – отныне воздающий удар настигает только виновного. Гуманитарная сила обновленной формы возмездия в его избирательном действии. А избирательность здесь направляется возмущением духа совестливых людей. Совестливые призваны соучаствовать в ампарическом акте возмездия. С сегодняшнего дня земная цивилизация начинает жить в новых условиях.
Кир-Кор промолчал. Он не знал, что на это ответить. Он сознавал, что цивилизация действительно переступает порог чего-то весьма непривычного, нового, однако чувствовал себя подавленно. Ощутимая, хотя и сдержанная торжественность Агафона была ему не очень понятна. У Агафона, вероятно, было праздничное настроение. А в этот момент обескураженный своим «рукоделием» тамбовский эварх наверняка пытался заново переосмыслить недавний совет региарха «не делать резких движений»…
«Может быть, – думал Кир-Кор, – Ледогоров видит в окружающем мире нечто такое, чего мой глаз, мой ум не в состоянии воспринять?.. Духовный глаз Ледогорова зорче, ум изощреннее?..»
«Если экзарх не просто фанат-ампарид, а гений-провидец, тебе за ним не угнаться», – беспечно отметил внутренний голос.
«Смириться советуешь?»
«Да. Словно бы специально для этого случая, известный философ-пессимист Шопенгауэр когда-то доверил бумаге одно из ценнейших своих наблюдений: „Талант попадает в цель, в которую никто попасть не может. Гений попадает в цель, которую никто не видел“. Тебе это очень надо – высматривать до боли в глазах цели, которых не видит никто?»
«Ну уж конечно, жить без этого не могу».
Экзарх на особый манер поклацал языком – и ретрит внезапно преобразился: вокруг всего помещения проступили на куполе абрисы белых овалов, затем на очерченных овалами площадях вспыхнули многокрасочные светопластические витражи. Стало красиво, как в старинном храме. Витражи были с изображениями разнообразных символов современной философской школы и ее предтеч.
– Добавь сюда пси-кинетический феномен. Раньше ни коммуникатор, ни региарх не могли приподнять над ладонями и пушинки. Что теперь – ты сам видел.
– Да. Теперь они пси-кинетические тяжелоатлеты. Но, может, только они?.. Скажи мне откровенно, Агафон, ты чувствуешь себя инициированным?
Кир-Кор ожидал, что экзарх на какое-то время уйдет в себя, взвешивая и выверяя малейшие нюансы своих ощущений. Ничего подобного!
– Не чувствую, – ответил тот, не задумываясь. – Ощущаю бодрость – действительно особенную, совсем не вечернюю. Но ведь это другое.
– И даже никакого усиления пси-кинетических способностей?
– Не знаю. Я не проверял.
– Отчего же?! – удивился Кир-Кор.
– Повода не было.
Помолчали. Кир-Кор прочел в глазах Агафона понимание, мягкий упрек и сочувствие. «Он либо действительно гений-провидец, – подумал Кир-Кор в замешательстве, – либо гениальный фанатик!.. Фанат-ампарид». Эта мысль посещала его не впервые.
– Я вижу, ты в смущении, сударь, – мягко сказал Ледогоров. – Должно быть, намерен задать мне вопрос деликатного свойства?
– Да, – признался Кир-Кор. – Из тех, которые нельзя адресовать фундаторам, но можно – старым друзьям.
Старый друг посмотрел на него пристально, с интересом:
– Не могу лишить тебя удовольствия знать.
– Спасибо. Я собирался спросить вот о чем… Мы с тобой пока не знаем точно, сколько эвархов инициировано на самом деле. Двое? Десять? Шестнадцать?.. А если вдруг обнаружится, что инициированы все, кроме тебя, ты будешь очень разочарован?
Агафон не промедлил с ответом:
– Будет, наверное, грустно, если мне отказано быть вместе с единомышленниками. Но… гм… медаль сопричастности имеет и обратную сторону. Инициация или посвящение… как ни называй ее, это все-таки оружие. Оружие очень серьезное, грозное и вдобавок слитое с личностью своего владельца. Надолго слитое, если не навсегда… Такое оружие нельзя отложить, разрядить или хотя бы поставить на предохранитель. Легко ли обретаться в обществе с вмонтированным где-то под ребрами лучеметом?..
«Лучеметом, – подумал Кир-Кор. – Почему не пришла ему в голову мысль хотя бы о динаклазерах?.»
– Боюсь, Агафон, реверс медали еще непригляднее, чем мы себе представляем. Как я понимаю, наше дело дрянь. Потому дрянь, что в нас внедрили оружие гнева.
– Нет! – протестующе поднял руку экзарх. – Извини, Кирилл, я с тобой не согласен. Я понимаю это иначе.
– Тогда поделись пониманием, Агафон. Совершенно ясно, что мой разум не подготовлен к взаимодействию с великим разумом Ампары.
– Вот с этого нам с тобой и надо начинать. – Экзарх успокоился. – Ну сам подумай, разве большой разум может позволить себе дать во владение малому Оружие Гнева?! Ты дал бы оленю гранатомет для брачного поединка?
– Оленю для брачного поединка я дал бы что-нибудь другое, не уводи нашу тему с фронта на фланги. Я не тянул тебя за язык – инициацию ты сам назвал оружием и со свойственной тебе меткостью попал в точку. Но если это не оружие гнева, то сделай милость, назови его по-своему. Я буду ждать с нетерпением, настолько мне любопытно.
– Охотно отвечу, – сказал Ледогоров. – Только что на Большой Экседре философы назвали его Оружием Возмущения Духа. Я разделяю мнение двухсот своих коллег.
– В массе своей коллеги твои разбежались, едва учуяв мое приближение, – заметил Кир-Кор.
– Не осуждай их за это – к условиям новой ситуации людям надо привыкнуть. И все-таки они поняли главное: скрытая в тебе неизвестная нам звездная сила была приведена в действие не гневом, но возмущением духа.
– Иносказание иноимени. – Кир-Кор сунул руки в карманы.
– О нет, разница тут есть! И довольно существенная… Исполни, пожалуйста, две мои просьбы.
– Охотно. Первая?
– Поскольку наша беседа приобрела философский оттенок, мы с тобой обязаны руки держать на виду.
– О, моветон, конечно, ты уж меня извини!..
Кир-Кор вынул руки из карманов. (И обнаружил вскоре, что найти рукам применение в условиях аскезы этой философской цитадели решительно невозможно.)
– Спасибо. – Ледогоров благодарно кивнул. (Лично у него никаких проблем с карманами не было – латиклавия не имела их вообще.) – И вторая просьба: по старой дружбе выслушай без обиды одно мое критическое замечание.
– Ну… если только одно.
– Я уже давно заметил, Кирилл… тебе свойственно путать близкие по эмоциональной окраске, но разные по смыслу понятия. Ты почему-то легко уравниваешь между собой гнев и возмущение духа, хотя знака равенства между ними нет.
Гнев отрицателен – он выжигает дыры на теле цивилизации. Возмущение духа созидательно, ибо восстанавливает попранную справедливость. Усиливать чем-нибудь гнев – преступно. Усиливать возмущение духа – значит усиливать созидание. По-моему, усвоить это нетрудно.
Кир-Кор развел свободными от карманов руками:
– Как тут у вас говорят – из уст фундатора!..
– Удовлетворен?
– Нет, погоди. Вот сказано тобой: «Усиливать возмущение духа – значит усиливать созидание». А что значит – усиливать созидание? По-твоему, кентаврированный возмущением моего духа Студент-Академик, остеклененные громилы Мокрец и Гурман и эруптированный на соседнее небесное тело пейсмейкер – все это мой скромный вклад в благое дело всеобщего созидания?
– Несомненно, Кирилл. Потому что лечение больной цивилизации можно и нужно считать созиданием. Уже завтра каждый мерзавец на этой планете будет знать, что Возмездие найдет его еще при жизни. И ни одному крупному негодяю уже не поможет паутина ханжеских заверений, что действовал он будто бы в интересах ближних своих или даже в интересах всего человечества.
«Да что же это за феномен такой – человечество?! – подумал Кир-Кор. – Оно что, совсем не видит своих интересов? В конце концов, ведь не все здесь слепцы!..»
– Зрячих много, – печально проговорил Ледогоров. – Но толпы слепцов выбирают себе в поводыри не тех, кто зовет на прием к окулистам, а тех, кто сладкими голосами приглашает в сторону пропасти. Мы сто с лишним лет делали все возможное, чтобы усилить энергию зрячих и ослабить энергию сладкоголосых лжецов, весело увлекающих цивилизацию к суициду note 26. Силы были неравны, ты сам это видел. Понятно, чем бы все кончилось, если бы не спасительный акт доброй воли Ампары…
– То бишь – Оружие Возмущения Духа.
– Да. Ты первый получил его, поскольку первый достиг зоны локона возвратного времени. То есть – зоны соприкосновения нашего Настоящего с миром нашего Будущего – миром Ампары.
– Первым был Олу Фад, – дал Кир-Кор приоритетную справку.
– Похоже, твой погибший товарищ нашел только зародыш… или один из зародышей зоны Локона, – возразил Ледогоров. – Приоритет открытия локона Ампары принадлежит тебе. Хотя, как ты знаешь, моих коллег одолевали кое-какие сомнения относительно твоей инициации и ее природы. Лишь после того, как все увидели Аксиор, пробивший крест-накрест кавасу в колонне цирхауза, факт благоволения Ампары стал очевидным.
– Аксиор?
– Зеленый меч, которым ты бескровно победил зомбированного магистра.
– Зеленый меч оказался у меня в руке чисто случайно – я выдернул из ячеи кассетника первое, что попалось под руку.
– Странный меч, правда? Цветом сталь напоминает малахит, но остра, как легендарный орихалк атлантов. Никто не знает, откуда в коллекции Григория Квашнина появился уникальный клинок. Каких времен, каких племен?.. О нем ничего не известно, кроме собственного имени. Аксиор значит «Достойный». Кто и когда дал мечу это имя – тоже никому не известно. Из тысяч единиц оружия для рукопашного боя под руку тебе попался именно Аксиор. Или лучше сказать – твой омен, знак того, что Оружие Возмущения Духа дано во владение Достойному.
«В цирхаузе под руку мне попадался не только мой омен», – подумал Кир-Кор тайком от экзарха.
«Но победа все же застала тебя с Аксиором в руке, – резонно заметил внутренний голос. – Приглуши свой сарказм, ибо слишком уж часто поток происходящих с тобой событий впадает в русло ожиданий философов школы Ампары».
Фундатор добавил:
– Меч – оружие витязей. Оружие Возмущения Духа должно быть оружием мудрецов.
Последняя фраза Ледогорова показалась Кир-Кору проблеском надежды. Он ухватился за мысль фундатора:
– Очень логично! По-видимому, мне случилось стать лишь передаточным звеном в деле довооружения мудрецов!
– Алчешь свободы…
– Ты ободрил меня, Агафон, обнадежил. Если верна твоя мысль – я свою миссию выполнил! Посредством инициации я передал вам, мудрецам, серьезное оружие из рук в руки. С искренним сочувствием вашему делу желаю вам и вашей мудрости на вашей планете серьезных успехов.
Грустная усмешка тронула губы экзарха…
– Я понимаю твою внезапную эйфорию, – проговорил он, – однако…
– Однако?..
– Пожалуй, она преждевременна.
– Неужели?
– Думаю, да.
– Это меня огорчает, – признал Кир-Кор. – А почему ты так думаешь? Разве я не свободен в своем выборе?
– Ты не свободен от собственной мудрости.
– Моя мудрость!.. Это внове для меня.
Ледогоров остановил взгляд на переносице собеседника:
– Тогда ответь мне – что для тебя мудрость?
– «Что он Гекубе, что ему Гекуба?..» note 27 – пробормотал Кир-Кор, скрывая легкое замешательство. – Мудрость – это прежде всего богатство жизненного опыта.
– Любой мерзавец вполне может иметь богатый жизненный опыт, – заметил фундатор.
– Пардон, я забыл добавить сюда многознание! Атрибутика мудрости – ученость в сочетании с богатым жизненным опытом.
– Мудрым может быть и малограмотный старик пастух, – не согласился фундатор. – Мудрым может быть даже отрок.
«Ну почему я раньше так мало размышлял над простыми вещами!» – сам себе удивился Кир-Кор.
– Всех обладателей мудрости объединяет общая черта натуры, – подсказал Ледогоров. Однако этой «общей черты» не назвал.
– Совесть! – понял Кир-Кор.
– Конечно, – подтвердил экзарх с глубоким спокойствием в голосе, будто речь шла о чем-то совершенно очевидном. – Мудрость – это ум, воспитанный Совестью. И ничто другое.
Кир-Кор ощутил неловкость перед философом. Неловкость, переходящую во что-то очень похожее на облегчение.
– Извини меня, Агафон, наговорил я здесь несуразностей про миссию, передаточное звено, свободу… Теперь я вижу, что ломился в незапертую дверь. Мне совестно, что… «перед нею я совершенный был дурак со всей премудростью моею» note 28.
– Не огорчайся. Это лишний раз напомнит тебе, Кирилл: ни одна дверь в нашем экзархате перед тобой не заперта.
– Спасибо, фундатор.
«Бим-бам, пи-пью-фьюить», – прозвучали сигналы. Звук исходил от столешницы инкрустированного перламутром стола.
– У кого-то ко мне неотложное дело, – предположил экзарх. – Извини, я ненадолго…
Ледогоров пересек ретрит по радиусу, опустился в ближайшее из двенадцати синих кресел и, приподняв подлокотник, исчез под вращающимся радужным пузырем – коконом видеома.
Гость деликатно отвернулся. От нечего делать стал разглядывать далекие и близкие огни сквозь керамлитовый купол. Словно сквозь блистер просторной пилотской рубки. Прямо по курсу – пространство Авачинской бухты, накрытое колоссальным бликом от ночесветного орбитального зеркала. Бухта казалась погруженной в светящуюся разреженную дымку, голубовато-призрачное марево которой пронизывали огни кораблей и каскады иллюминации межсопочных ярусов Петропавловска. Ближе – в окрестностях Академии – мягко переливались розовато-золотистые узоры изящного люминастрия экзархаторского гидропарка. Цветные полосы светопластики тянулись вдоль берегов центрального канала… Отсюда было хорошо видно, что канал соединяется с морским заливчиком, стиснутым двумя сторожевыми островками. Посреди бухты медленно разворачивалось в сторону океана крупное судно с хорошо освещенной овальной палубой. Это снимался с рейдовой стоянки туристический декамаран. Кир-Кор невесело усмехнулся.
Декамаран напомнил ему прерванный рейс на «Цунами». Он всегда чуть ли не со стыдом вспоминал, как бездарно потратил часть драгоценного времени своего отпуска в недрах этого любимого детища местной индустрии отдыха. Трех суток хода «Цунами» на юг было достаточно, чтобы он успел влюбиться по уши в Элиазеллу, длинноволосую брюнетку с темными, золотисто-жгучими, как обсидиан, глазами. На четвертые сутки она уже казалась ему королевой экватора и обоих тропиков сразу. Увы… любовный роман с Злиазеллой не получился. По причине, с какой он никогда раньше не сталкивался. Он был разочарован и озадачен, когда обсидиановоглазая красотка отвергла все его попытки сближения одну за другой. Наконец она просто призналась, что путешествует с группой сексуального меньшинства и всецело принадлежит только ей, этой группе. Что и говорить – эмоциональная встряска была основательной, пришлось срочно выдергивать стрелы Амура из обоих бесполезно пробитых сердец. Кое-как опомнясь после мучительной операции, он вдруг обнаружил, что сам стал объектом назойливого интереса двух других групп сексуальных меньшинств. Совершенно естественно, он встал на защиту самого себя, и на борту «Цунами» вспыхнула настоящая партизанская война. Помогало то, что обе группы почему-то не ладили между собой, но с другой стороны, фанатичная агрессивность обеих групп грозила вывести ситуацию из-под контроля. Дюжина вывихнутых рук, десяток свернутых набок челюстей и носов, множество синих рубцов на мускулистых шеях так и не смогли поспособствовать охлаждению кипящих страстей; похоже, за двое суток он приобрел больше опасных врагов, чем за время всех предыдущих своих отпусков. Наверное, это и была «кошара враскид», обещанная приятелем еще на причале. Потом, когда в ход пошли ножи, кастеты и лучеметы, стало действительно «весело до синего хипежа». Ждать, когда это все «устаканится», не было никакого желания, дальнейшее продвижение к югу по водам теряло культурно-географический познавательно-эротический смысл. Он отправился в административный сектор декамарана, разыскал эмиссара МАКОДа по дигейским делам, показал ему два лучевых ожога на левом боку и сделал официальное заявление, что с этой минуты не может брать на себя ответственность за жизнь своих неутомимых преследователей. Эмиссар был слегка пьян, однако ожоги от лучемета и следы от кастета на теле грагала отрезвили его моментально. Обрюзгший от постоянного отвращения ко всему окружающему рот эмиссара почти без запинки отчеканил в афтер минифона устный приказ: «Срочно включить в список для эвакуации на континент утренним мариплейном очередную дигейскую жертву сексуальных маньяков… чтоб они все передохли, сексопаты проклятые, гвоздь им в глотку… жить спокойно здесь никому не дают!» Погода была чудесная, утренний мариплейн без труда причалил к декамарану, и «дигейскую жертву» в числе двухсот других разочарованных пассажиров без происшествий доставили в Фучжоу. Потом прошла информация, что на обратном пути «Цунами» из Австралии эмиссар покончил с собой при загадочных обстоятельствах. Имела место и версия о замаскированном убийстве…
Ледогоров дал отбой абонентам до следующего сеанса связи, погасил видеококон. Заметив готовый к отплытию декамаран, рассеянно произнес:
– Вспоминаешь свой неудачный круиз?..
– Нет худа без добра – теперь я довольно уверенно отличаю сексуальные меньшинства от большинства. Знания добывал в трудной борьбе. В битвах, можно сказать, не греша против истины.
– Н-да, отдыхают там очень… гм… целенаправленно.
– Знаешь, о чем я думал сейчас, Агафон?..
– Догадаться нетрудно. Думал о том, как могла бы сложиться ситуация на «Цунами», обладай ты тогда Оружием Возмущения Духа.
– Верно. В самом деле – как?
– Об этом – чуть позже, – ответил экзарх. – Но в следующий раз выбирай туристский маршрут перпендикулярного или даже противоположного маршруту «Цунами» направления. Жаль эмиссара… Он был достаточно честным человеком, полезным делу МАКОДа. В таких круизах гибнут, как правило, честные люди. Мерзавцы – практически никогда… Теперь, однако, положение начнет меняться. Хвала Ампаре, дожили мы до этого дня!
«Дожили мы до желанного чуда, вынул епископ добро из-под спуда» note 29, – подумал Кир-Кор памятными с детства строками. Повернулся лицом к собеседнику. В настроении Ледогорова он улавливал какую-то очень тонкую перемену, но пока не мог ее себе объяснить. Перемена обозначилась после общения Агафона с пузырем видеома.
– Говоришь ты уверенно, фундатор, с несокрушимой убежденностью, однако вид у тебя не слишком радостный.
– Не до веселья, – проговорил экзарх. – Наступает новое время – нас ожидают новые сложности. Нам теперь понадобятся сила воли, сила духа и строжайшая самодисциплина, ибо с завтрашнего дня физическое и душевное напряжение усилится…
«А для кого-то, – подумал Кир-Кор, – усилилось уже сегодня».
Он проникся сочувствием к Агафону. И подумал, что несгибаемый этот экзарх-ампарид просто создан для нелегкой доли фундатора, призван владеть авторитетом фундатора. Ясно теперь, почему голубоглазый сообразительный юноша с нежным именем Лирий и мирной фамилией Голубь толком не мог объяснить, что же такое «фундатор». Потому что «фундатор» – это бессонная ночь, полная тревог за воспитанника и гостя-грагала, осмотр вагона, наполненного тошнотворными «ароматами» газа, рвоты и крови, организация следствия, полупобеда-полупоражение на философской экседре, осторожная, невидимая для других борьба с интригами мрачного ордена, укрощение паники, осмысление нового поворота времен. Поспать удается только под действием обезболивающего бинарка, с прибитыми к длинному брусу руками… и снова – в бой за консенсус весьма недоверчивых, насквозь пропитанных скепсисом коллег-мудрецов.
– Напряжение и без того доведено до предела, – заметил Кир-Кор. – Дальше вроде бы некуда.
– Напряжение усилится, – повторил Агафон. – Через видеом я получил контрольный пакет новостей. Из госпиталя Лунного экзархата только что сообщили: кроме глубокой амнезии у гроссмейстера обнаружена ненормальность в работе органов пищеварения. Искусственного питания его организм не принимает, зато начинает потихоньку переваривать сам себя. Медленно, но верно идут процессы самопереваривания и самопожирания… Уж очень, знаешь ли, символическое возмездие!..
«То же грозит, очевидно, и статс-комиссарам», – подумалось оцепенелому Кир-Кору.
– Это все просто ужасно!.. – признал он.
Экзарх покивал:
– Конечно, ужасно, что уж тут говорить… Однако с Другой стороны, когда жестокость, коварство, насилие, подлость начинают пожирать сами себя, ужасов на Земле поубавится. Разве не так? Оружием Возмущения Духа настигает мерзавцев Возмездие!
– Наверное, так, – согласился Кир-Кор без особого энтузиазма.
«Но ведь именно я нажимаю этот ужасный курок! – думал он. – Не кто-нибудь – я! Остальные только подбадривают: инициация, инициация!.. Блеф. Вся логика их представлений о Возмездии висит на курке, который я время от времени нажимаю».
– Среди первостепенных новостей пакета есть еще одна, – в замедленном темпе, словно осмысливая полученную новость заново, проговорил Ледогоров. Рука его теребила бородку. – Кстати… с эвархом Тамбовского экзархата Сергеем Гладышевым ты знаком?
– Немного знаком. Как-то нам с ним случилось беседовать на одном из ведических праздников под Черниговом. А что?
– Он присутствовал сегодня на сеансе ретропиктургии.
– Я заметил. И что же?..
– Эта новость будет для тебя интересной. Хочешь, я передам тебе ее во всех подробностях?
– Изволь…
Фундатор оставил бородку в покое.
– Итак, – заговорил он, – Сергей Гладышев покинул академию одним из первых и направил реалет в сторону госпиталя – намерен был заступить на ночное дежурство у койки своего земляка, тяжело раненного в момент известной тебе катастрофы люфтшниппера. Госпитальная стоянка была забита флаинг-машинами – Гладышев с трудом нашел место для реалета. Приземлился, погасил фары, блистер поднял, но вышел не сразу. Очевидно, задумался. Уж, наверное, было о чем подумать эварху после ретропиктургических потрясений… А тем временем по аллее со стороны госпиталя подходила к стоянке медицинская сестра – наш будущий врач, весьма симпатичная девица, одна из самых, можно сказать, эффектных обитательниц Белобережья…
– Раиса Позываева? – предположил Кир-Кор.
– О! Ты с ней знаком?
– Сегодня имел удовольствие быть ей представленным, когда она прилетела менять повязку Михаилу Полуянову.
Ледогоров показал кружки биопластыря на своих ладонях:
– Результат ее милосердной заботы.
– Расторопная девушка. Надеюсь, с ней не случилось какой-нибудь неприятности?..
– Слушай дальше. Сопровождал ее к стоянке флаинг-машин дежурный охранник этого участка ефрейтор эсбеэсэс – некто Аракелян с инициалами, если я верно запомнил, Эль Ха. Гладышев проводил взглядом молодую пару до реалета, который оказался по соседству, и стал невольным свидетелем финальной сцены. Раиса поблагодарила услужливого спутника и, отклонив его навязчивые ухаживания, села в кабину. Аракелян, однако, не унимался. Пока эварх раздумывал, не подойти ли к ним, чтоб устыдить прилипчивого волокиту, этот Эль Ха внезапно нырнул в кабину вслед за Раисой и захлопнул блистер. Ефрейтор, по всему видно, был опытен в такого рода делах, но девушка успела закричать, и Гладышев, естественно, опрометью кинулся на помощь. Сейчас он, если можно так выразиться, «в растрепанных чувствах», поскольку не в состоянии уразуметь, как ему удалось безоружной рукой сорвать с пятиместной флаинг-машины гладкий со всех сторон блистер и за ухо выдернуть из кабины отнюдь не ягненка – опытного бойца Службы безопасности. На шум примчался объединенный патруль эсбеэсэс и МАКОДа. Командир патруля Иван Ермаков – из местных функционеров МАКОДа – не знал Гладышева в лицо и на всякий случай арестовал обоих. После вмешательства Михаила Полуянова возмутители спокойствия были препровождены в госпиталь на обследование, хотя из них двоих пострадал только ефрейтор. Ухо насильника, за которое ухватился эварх, несколько… гм… деформировалось. Мне показали картинку… На ефрейтора противно смотреть: ушная раковина болтается где-то на уровне подбородка. Причем болтается на вытянутом трубочкой отростке – упругом таком, как резиновый шланг. Медики установили: отросток – сильно растянутый хрящ основания ушной раковины. То есть с медицинской точки зрения это как бы и не особенно интересно: аномальное растяжение ушного хряща – вот и вся патология. Слуховой нерв не пострадал, да и все прочие нервные реакции в норме. Исключая, разумеется, нервную реакцию пациента на изменение своей внешности. Теперь ефрейтора ожидают пластическая операция и неприятности по службе. А возможно – и более крупные неприятности. Видеомонитор – из тех, что были тайно установлены функционерами МАКОДа на всех стоянках реалетов, – подробно зафиксировал развитие драматического инцидента, дело за правосудием. Такова вторая новость пакета. Опять скажешь, что все это просто ужасно?
– Нет, – сказал Кир-Кор. – На месте Гладышева я поступил бы так же.
– «Так о великих вещах помогают составить понятье малые вещи, пути намечая для их достиженья», – процитировал Ледогоров Лукреция. И добавил уже от себя: – Воля Ампары читается ясно… Для возмездия нет нужды устраивать всеобщие мировые потопы – отныне воздающий удар настигает только виновного. Гуманитарная сила обновленной формы возмездия в его избирательном действии. А избирательность здесь направляется возмущением духа совестливых людей. Совестливые призваны соучаствовать в ампарическом акте возмездия. С сегодняшнего дня земная цивилизация начинает жить в новых условиях.
Кир-Кор промолчал. Он не знал, что на это ответить. Он сознавал, что цивилизация действительно переступает порог чего-то весьма непривычного, нового, однако чувствовал себя подавленно. Ощутимая, хотя и сдержанная торжественность Агафона была ему не очень понятна. У Агафона, вероятно, было праздничное настроение. А в этот момент обескураженный своим «рукоделием» тамбовский эварх наверняка пытался заново переосмыслить недавний совет региарха «не делать резких движений»…
«Может быть, – думал Кир-Кор, – Ледогоров видит в окружающем мире нечто такое, чего мой глаз, мой ум не в состоянии воспринять?.. Духовный глаз Ледогорова зорче, ум изощреннее?..»
«Если экзарх не просто фанат-ампарид, а гений-провидец, тебе за ним не угнаться», – беспечно отметил внутренний голос.
«Смириться советуешь?»
«Да. Словно бы специально для этого случая, известный философ-пессимист Шопенгауэр когда-то доверил бумаге одно из ценнейших своих наблюдений: „Талант попадает в цель, в которую никто попасть не может. Гений попадает в цель, которую никто не видел“. Тебе это очень надо – высматривать до боли в глазах цели, которых не видит никто?»
«Ну уж конечно, жить без этого не могу».
Экзарх на особый манер поклацал языком – и ретрит внезапно преобразился: вокруг всего помещения проступили на куполе абрисы белых овалов, затем на очерченных овалами площадях вспыхнули многокрасочные светопластические витражи. Стало красиво, как в старинном храме. Витражи были с изображениями разнообразных символов современной философской школы и ее предтеч.