Страница:
Прозвучали переливы красивых, нежных созвучий. Постепенно стихли… Это был конец какой-то мелодии. Крики, аплодисменты публики – шквал восторженного одобрения; летящие со всех сторон цветы, широко распахнутые от возбуждения голубовато-серые глаза, улыбка на знакомом лице той, которую он вовремя ухватил над откосом, поднятые для приветствия очень знакомые изящные руки. Голос комментатора, пронизанный нотками удивления и растерянности, извивался в этом шуме ужом. Путаясь в междометиях и эпитетах и словно бы не доверяя самому себе, комментатор вынужденно признал, что борьба за высшую награду фестиваля «Гении Большой Луны» неожиданно обострилась. Из комментария, столь же обтекаемого, сколь и витиеватого, нетрудно было сделать вывод, что певица с необычными, неизвестными ранее в мире эстрадной песни голосовыми данными явно превзошла вокальным мастерством бесспорного, казалось бы, фестивального лидера Винату Эспартеро и что золотой венец Поющей Королевы этого года, очевидно, украсит белокурую голову Сибирского Соловья. «Но… дамы и господа, разумеется, вы понимаете: последнее слово за уважаемым нашим жюри. Ему предстоит завтра выдержать трудный экзамен на беспристрастность, и все мы будем надеяться, что этот экзамен оно выдержит с достоинством и благородством. Лично я в этом не сомневаюсь».
«Я – тоже», – подумал Кир-Кор. Вздохнул. Он вознамерился было посмотреть пропущенный репортаж с фестиваля в видеозаписи. Однако решил, что сделать это сможет и позже. Неторопливо, со вкусом. Впереди длинная ночь. Одна и та же для всех…
В рубрике «Потепление климата продолжается» прошел впечатляющий видеорепортаж о прорыве береговой дамбы в Северной Франции. Наводнение было чудовищным. За короткое время морская вода оккупировала шесть тысяч квадратных километров плодородных угодий. Образовался обширный залив… Дамбостроители медленно, но верно уступали напору морской стихии, проигрывали войну с ней как на севере Европы, так и на юге. Проигрывали по всей планете. Меры, принятые для режимной стабилизации ледового антарктического щита, оказались малоэффективными, уровень мирового океана повышался из года в год, и люди зачастую не успевали укрепить даже самые уязвимые места в ареалах своего обитания на побережьях. Морская вода вторгалась в дельты рек, размывала долины, образовывала на континентах новые острова, топила древние архипелаги в южных морях… Предвыборные речи политиков всех мастей непременно содержали в себе обещания разобраться с проблемами наводнений. Те из политиканов, кто обманывал надежды избирателей, получали многозначительную кличку «Водолей», и это было началом конца их карьеры. Нью-водолеи сменяли водолеев-банкротов, цикл политического театра повторялся; все здравомысленное, все, что мешало пустопорожнему циклу, властолюбцами и борцами за власть безжалостно подавлялось. А тем временем на планете продолжали катастрофически убывать запасы векового льда, суша медленно, но неотвратимо сдавала позиции океану, уходила под воду; земная цивилизация с комфортом тонула, подобно «Титанику», защитные дамбы уже не всегда могли защитить. Небрежение к проблемам льда в океане погубило когда-то навигаторов и пассажиров «Титаника». То же самое грозит теперь всему населению земного шара…
В рубрике «Ароматы возможных сенсаций» проскользнуло сообщение о более чем странном поведении гроссмейстера ордена пейсмейкеров Каганберьи, внезапно покинувшего Коллегиальный Собор на Камчатке для участия в каком-то тайном совещании философов на Луне после весьма загадочной и, к счастью, неудавшейся диверсии на базе динаклазерной батареи в Заливе Радуг. Все попытки получить хотя бы минимальный объем информации об экстренном перемещении верховного пейсмейкера с Земли на небеса – в Приземелье – пока не принесли успеха. Однако было твердо обещано, что ухватистые функционеры пера и объектива приложат максимум своего профессионального умения, с тем чтобы к завтрашнему утру добыть для уважаемых зрителей достоверные сведения. А пока пусть уважаемые зрители не забывают следить за эфиром, ибо многоопытный глава информационного агентства «Храм» Александр Александров дал понять, что ароматы назревающей сенсации кажутся ему достаточно острыми, причем преобладает здесь пряный запах Новастры…
«Многоопытный Александр Александров завтра и сам удивится, насколько сегодня был близок к истине», – подумал Кир-Кор и велел автоматике выключить олифектор.
Ледогоров снова оказался прав. На петропавловском берегу лучше было не появляться. «Во всяком случае, – думал Кир-Кор, – ноги мне придется уносить отсюда раньше, чем я это себе воображал».
Он смежил веки и вспомнил, что сегодняшняя ночь по новастринскому календарю – ночь белой совы. Едва он вспомнил про это – под веками закрытых глаз взмахнула бесшумными крыльями большая белая птица… Женщина-птица… Как в том полусне, который случился в салоне мистической Академии… Что было там? Видение в полусне? Астральная явь? Или просто отражение смутного желания в зеркале слегка затуманенного сознания?.. А Чаша Времени? Это ведь не плод воображения, не призрак. Ледогоров тоже успел подержать колдовскую чашу в руках, пока она не сошла на нет истончением стенок с рядами загадочных углублений. Что имел в виду Агафон, когда сказал, что чаша на финише своего существования напомнила ему эколат? Только ли то, что ряды углублений на стенках чаши ассоциировались у него с рядами атриев золотого колосса?.. Может быть, Ледогоров почуял нечто особенное, но не смог этого объяснить? Или не захотел? Не захотел напрямую увязывать факт странного появления чаши с не менее странным освобождением из ледового плена легендарных богов?..
А была ли чаша в натуре? Что, если все это просто наша с Агафоном общая галлюцинация – чаша, напиток?..
«А был ли гроссмейстер Великого Ордена? – съязвил внутренний голос. – А была ли Луна? А был ли недоуменный запрос из Лунного экзархата?»
Кир-Кор с места рывком вскинул тело вверх ногами, сделал стойку на голове. Заглушив внутренний голос, плавно сложился и опять лег с раскинутыми руками. Под веками закрытых глаз снова бесшумные взмахи крыльев большой белой птицы… Теперь он не стал отвлекаться и проследил за полетом. Он уже заподозрил, что образ крылатого омена возник перед внутренним взором не зря.
Словно бы вечер… и белое оперение птицы отражается на глянцево-темной воде. И словно бы из глубины… сквозь эту темную, но прозрачную воду всплывает фигура купальщицы… Синяя шапочка, синий с белым полузакрытый купальник, серо-зеленые открытые в воде глаза. Марсана!.. Неужели Марсана?.. Сильным гребком она поднимает себя над водой, тянет руки – так люди в безмолвной мольбе просят помощи! О небо!.. В глаза ударила бело-зеленая вспышка – он потерял Марсану в разливе сполохов зеленого и голубого сияний, вскинулся с места, непонятно как взвился вверх в буйном ветроподобном порыве, ухватил ее, прижал к себе сумасшедшим рывком и, задохнувшись в синем пламени медленного, тягучего взрыва, долго летел обратно – в глянцево-темную пропасть. Он готов был поклясться, что руки его успели коснуться Тела любимой!
Удар спиной о пружинное ложе. Подброшенный, он перевернулся в воздухе, упал грудью на изголовье – колени стукнулись о ковровый настил на полу серебристо-бело-золотистой спальни. Он застонал от отчаянной пронзительно-острой тоски, сгреб пальцами простыню. Поднял голову и… встретил взгляд расширенных в изумлении серо-зеленых глаз!
Он вскочил – Марсана отпрянула, инстинктивно прикрывая руками голую грудь. Она, как и он только что, стояла на коленях, но по другую сторону квадратного ложа.
– Не бойся, маленькая, это я… – хрипло произнес Кир-Кор и протянул к ней руку успокоительным жестом.
Марсана, не сводя с него взгляда непонимающе-испуганных глаз, бессознательно тянула простыню на себя – старалась закрыть голую грудь и плечо.
– Наверное, я тебе сделал больно, любимая… прости!
Она медленно встала с колен и какое-то время стояла недвижно, с простыней, переброшенной через плечо. Как античная римлянка в тоге. Кончики ее золотистых волос были влажными и свисали коричневыми косицами.
Ошеломление и испуг Марсаны мало-помалу уступали место тревожно-недоверчивому осознанию обстоятельств: она повела глазами вправо, влево, метнула взгляд за окно. Вид освещенной бухты ее, должно быть, несколько успокоил.
– Где я, Кирилл? – тихо спросила она. – Где мы с тобой?
Он с трудом разлепил одеревеневшие губы:
– В гостиничном апартаменте. Город Петропавловск, Камчатский полуостров. Камчатка, знаешь ли… Как ты? В порядке?
Похоже, она пропустила все это мимо ушей. Диковато оглянулась, огладила горло под подбородком (руки заметно дрожали). Быстро заговорила:
– Они преследовали меня. Сначала следили… Едва ты улетел – я потеряла покой. Боялась ходить на пляж. Замечала их везде. Куда не взглянешь… Потом появились еще эти двое!..
– Кто? – попытался уточнить Кир-Кор.
– Не знаю. Двое пожилых мужчин. Никогда бы не подумала… Впервые я увидела их сквозь витрину магазина морских сувениров. И вот теперь – на территории муниципального бассейна, у игровых автоматов. Я и они – больше никого здесь… там не было. Они зачем-то стали приближаться ко мне. Сначала я не обратила на это внимания. Потом почуяла неладное – от них исходила угроза. Я испугалась, отступила к трапу трамплина. Взобралась на самый верх, прыгнула и только после этого поняла, что мне от них не уйти. Они были вооружены. Тонкие такие стволы… Кажется – парализаторы.
«Мерзавцы, – подумал Кир-Кор. – Использовали ту же маскировку, что и Мокрец с компанией. Обвели вокруг пальца парней из МАКОДа!..»
– Успокойся, – сказал он. – Ты в безопасности. Они – там, ты – здесь. Никто тебя больше не тронет, я с тобой.
– Почему я голая? Где мой купальник?
– Купальник остался в бассейне. Он не прошел.
– Тут есть что-нибудь… ну хотя бы халат? – Она провела ладонью по глазам – точно пыталась избавиться от наваждения.
– Там есть все что угодно. – Он кивнул в сторону шкафа, предупредительно отвернулся.
Марсана облачилась в пушистый халат с широкими рукавами, зябко поежилась, как от озноба. Спросила:
– Мне это снится?
Кир-Кор тоже надел пушистый халат. Ему стало жарко, как в Африке. Он обнял Марсану:
– Если это наш сон – пусть продолжается.
Она прижалась к нему, закрыла глаза.
– Значит, Камчатка?..
– Да. Но ты не волнуйся. Чуть севернее Финшел… и только.
– И гораздо восточное.
– География, видишь ли…
– Понимаю… Но как?
– Переход через топологически видоизмененный участок пространства. Все это как-то связано с уплотнением времени… Как именно, я не знаю.
– Гиперпространство? Как через пампагнер на тораде или фазерете?
– Не совсем. Другого типа… Ты ощутила момент перехода?
– Еще бы! Странное ощущение… Я бросилась в воду с трамплина в отвратительном настроении, потому что мне предстояло вынырнуть под прицелами парализаторов. В воде я сразу открыла глаза и вместо привычных бело-зеленых узоров на дне бассейна увидела… сама не знаю что. Это было похоже на подводный фейерверк – пучки длинных блестящих искр. Потом все вокруг вскипело светящейся голубой плазмой, а прямо перед моими глазами вздулось нечто вроде зеркального пузыря, и на его поверхности я увидела отражение. Нет, не мое… Я узнала тебя – твои руки, лицо… ты летел мне навстречу. И… мимо меня словно бы пронеслась какая-то жуткая тяжесть. Мне показалось, будто сердце мое совершенно остановилось. Перед смертью я успела подумать: «Где ты, Кирилл?!» – меня опрокинуло синим вязким взрывом, швырнуло куда-то… Как теперь выяснилось – прямо тебе на голову… на изголовье твоего ложа.
– Это замечательно! – вырвалось у Кир-Кора. – Просто чудесно!
– Чему ты радуешься?
– Говоришь, мимо пронеслась какая-то тяжесть? Хороший признак… Теперь я за тебя спокоен.
– В другой раз может и не мимо? – спросила она.
– Я не знаю, что и как будет в другой раз. Но оставим это на время. Главное – ты здесь. У меня чудесный праздник!
– У тебя? Понимаю… Томление плоти и… все такое. – Она помрачнела, слегка отстранилась. – Особых усилий для тебя не требуется, верно? Пожелал – и женщина падает к тебе в постель, в готовом виде – раздевать не надо. А то, что эта несчастная женщина двое суток ждала хотя бы двух слов привета с Камчатки, тебя не трогает.
– Трогает, – ответил он. – И даже очень. Но с какой стати несчастная женщина вообразила, будто я способен по своему капризу обеспечивать себе желаемое немедленной доставкой на дом?
– Догадки на этот счет у меня появились, когда я узнала, что тигр, который был на пляже нашей любви, не имел отношения к Театральному. С помощью каких-то новастринских штучек ты извлек его из столичного зоопарка так же, как теперь выловил и меня.
– Так же, да не так… – уклончиво возразил Кир-Кор. – Однако не могу не сделать тебе комплимент, любовь моя, ты обладаешь изумительной интуицией.
– На этот раз, друг мой ясноглазый, тебе приходится иметь дело не с интеллектом певицы, а с понимательно-мыслительными способностями молодого ученого.
– Ух ты-ы!.. – Кир-Кор подхватил молодого ученого на руки, покачал как ребенка. – Я и твой отец – мы оба будем гордиться тобой.
– Ты знаешь моего отца?..
– Думаю – да. Если мои предположения верны, твой отец Пан-Гай из Эпидавра. Скоро ты с ним познакомишься. Очень скоро, если захочешь. Он – член коллегии новастринской Академии Естества Живого, тоже молодой ученый.
– Молодой? Мой отец молод?
– Конечно. Молодой академик. Если окажется вдруг, что это не он, найдем настоящего. Без отца я тебя не оставлю. Мы оба будем носить тебя на руках!
Бережно прижимая Марсану к груди, Кир-Кор сделал круг в тесной спальне, устремился в гостиную.
– Что с тобой, милый?
– Учусь носить тебя на руках.
– Уж лучше учись общаться со мной без излишнего высокомерия. А для начала дай мне просто прийти в себя…
– Понимаю.
Он посадил ее на стол – возле вазы с цветами.
– Розы… Мой цветок. – Улыбка преобразила ее лицо – с него исчезло выражение настороженности. – Какой красивый букет… Мне?
– Тебе, – подтвердил он, ощущая, как прилив ошеломительно глубокой нежности к этой золотоволосой прелестной длинноногой женщине заполняет все его существо от пят до макушки. – Правда, я не слишком надеялся именно сегодня положить букет к твоим ногам. Но запах роз напомнил мне твои губы. На меня это сильно подействовало. Не веришь?
– Верю.
– Тогда прими мое присутствие в своей жизни.
– Поцелуй меня, – сказала она.
Первый поцелуй благоухал розами и был неожиданно целомудрен, как поцелуй звезд.
Потом он целовал ее, изнемогая от страсти, в счастливом головокружении. Целовал губы, лицо, руки, шею, голые плечи, целовал упругую, твердеющую под поцелуями грудь.
– Кирилл!.. – простонала Марсана.
– Что, милая?
– Люблю тебя. Люблю больше собственной жизни…
– Молчи. Не говори ничего.
Внезапно он ощутил какое-то странное беспокойство и, еще не осознав этого в полной мере, приспустил с ее плеч мешающий ему пушистый халатик. Одним движением сбросил свой халат и, опьяненный, склонился над ней. Вдруг заметил, что Марсана, загадочно присмирев, смотрит поверх его плеча в сторону лоджии… Он пришел в себя, обернулся. И невольно шагнул к приоткрытому для сквозного ветра проему.
Над сопками Белобережья висел в ночном небе, слабо мерцая, золотой призрак перевернутой кверху дном Чаши Времени.
Призрак был испещрен ровными рядами квадратных углублений… Одного взгляда на это небесное чудо Кир-Кору было достаточно, чтобы понять, что имел в виду Агафон, когда признался: «Ряды углублений почему-то напомнили мне эколат».
Золотой призрак медленно опускался. Как исполинская люстра…
Подошла, кутаясь в халатик, Марсана, прижалась к плечу. Он машинально обнял ее левой рукой. Несколько минут они стояли под ударами ветра, плотно прижавшись друг к другу, – наблюдали эволюцию дивного миража.
– Какая-нибудь новая флаинг-машина? – спросила Марсана неуверенно.
– Слишком крупная штука для флаинг-машины, – отозвался Кир-Кор. – Скорее это мираж… Омен, как сказал бы фундатор-провидец и экзарх здешних мест Агафон Ледогоров.
Где-то кричали. Возбужденные крики доносились снизу – со смотровой площадки на крыше вестибюля гостиницы – и из соседних лоджий.
Опускаясь над Белобережьем, золотой призрак заметно уменьшался в размерах. «Становится четче по контуру, ярче… материальное, что ли, – отметил Кир-Кор. – Ну и дела!..»
– Не мираж, – сказала Марсана. – При спуске оно уменьшается и, на глаз, соответственно уплотняется. Миражи так себя не ведут. Спуск равномерный… Эта штука собирается сделать посадку строго по вертикали, Кирилл!..
– Похоже, – согласился Кир-Кор. – И я, кажется, знаю где.
В надежде, что на территории экзархата уже спохватились и оттуда идет прямая трансляция неординарного события, он приказал бытавтоматике включить олифектор, но так, чтобы остался только верхний ракурс изображения.
На миг погрузившись в молочную белизну, гостиная снова вынырнула в прежнем своем объеме. Правда – без потолка. Надежда оправдалась: изображение небесного феномена над экзархатом транслировали попеременно с двух позиций – вблизи зеркального здания АИЛАМ и с крыши «Каравеллы». Теперь им с Марсаной феномен превосходно был виден и со стороны, и непосредственно с места предстоящей посадки.
В том, что эта штука собиралась сесть прямо на купол ретрита, сомнений почти уже не было. Как, впрочем, и в том, что пылающий золотистым светом феномен, снижаясь и уменьшаясь в размерах, приобретал статус материального тела.
Золотое, опоясанное ровными рядами квадратной перфорации и полое внутри, как пустая чаша, сооружение уменьшилось наконец до размеров верхнего сегмента Академии. Ниже, ниже… Зависло над зеркальным зданием, точно чашевидная плюска над желудем… «Будем надеяться, что экзарх ушел из ретрита», – думал Кир-Кор, стараясь заглушить тревогу.
Мгновенная ослепительно голубая вспышка. Как при аннигиляции… За неуловимое это мгновение светящийся небесный пришелец успел плотно слиться с ретритным сегментом – зеркальное здание обзавелось изумительным по красоте дырчато-золотым куполом. От купола отделилось полупрозрачное кольцо искристо-оранжевого сияния и, расширяясь, стремительно унеслось куда-то в лунное небо; наступила странная тишина… «Кричать перестали, – машинально отметил Кир-Кор. – Значит – финал?..»
– Невероятно!.. – прошептала Марсана. – Что это было? Ты мог бы мне объяснить, что здесь, собственно, произошло?
Нет, это был еще не финал. Из новоприобретенного купола Академии веерными фонтанами исторгались, закручиваясь, спиралевидные крылья импульсного разноцветного свечения – над Белобережьем кружилась светоносная метель радужных бликов.
– Вернулась Чаша Времени, – объяснил Кир-Кор. – Проявилась на территории экзархата в каком-то ином своем качестве.
Взглянув на него снизу вверх, Марсана сказала:
– Это не объяснение, милый.
– Согласен, любимая, – сказал Кир-Кор. – Строго говоря, этого не сможет объяснить никто…
И подумал: «Странно и жутко. Только два существа на этой планете могут хотя бы догадываться, что сейчас происходит. Один – на том берегу, другой – на этом».
– Я могу лишь поделиться догадкой, – добавил он. – И то с чужих слов. Чаша Времени – это начало прямого контакта между нашими Будущим, Прошлым и Настоящим. Шанс на спасение цивилизации…
– Время Ампары? Кирилл, ты веришь, что это возможно? Думаешь, это не просто философская абстракция?.. Да оросит нас всех свет великой Ампары!..
– Раньше не верил.
– А теперь?
Кир-Кор молча кивнул в сторону Белобережья, развел руками. Подумал:
«Да оросит тебя свет великой Ампары, Земля!»
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
1. КУМУЛЯТИВНЫЙ УТИЛЬ
«Я – тоже», – подумал Кир-Кор. Вздохнул. Он вознамерился было посмотреть пропущенный репортаж с фестиваля в видеозаписи. Однако решил, что сделать это сможет и позже. Неторопливо, со вкусом. Впереди длинная ночь. Одна и та же для всех…
В рубрике «Потепление климата продолжается» прошел впечатляющий видеорепортаж о прорыве береговой дамбы в Северной Франции. Наводнение было чудовищным. За короткое время морская вода оккупировала шесть тысяч квадратных километров плодородных угодий. Образовался обширный залив… Дамбостроители медленно, но верно уступали напору морской стихии, проигрывали войну с ней как на севере Европы, так и на юге. Проигрывали по всей планете. Меры, принятые для режимной стабилизации ледового антарктического щита, оказались малоэффективными, уровень мирового океана повышался из года в год, и люди зачастую не успевали укрепить даже самые уязвимые места в ареалах своего обитания на побережьях. Морская вода вторгалась в дельты рек, размывала долины, образовывала на континентах новые острова, топила древние архипелаги в южных морях… Предвыборные речи политиков всех мастей непременно содержали в себе обещания разобраться с проблемами наводнений. Те из политиканов, кто обманывал надежды избирателей, получали многозначительную кличку «Водолей», и это было началом конца их карьеры. Нью-водолеи сменяли водолеев-банкротов, цикл политического театра повторялся; все здравомысленное, все, что мешало пустопорожнему циклу, властолюбцами и борцами за власть безжалостно подавлялось. А тем временем на планете продолжали катастрофически убывать запасы векового льда, суша медленно, но неотвратимо сдавала позиции океану, уходила под воду; земная цивилизация с комфортом тонула, подобно «Титанику», защитные дамбы уже не всегда могли защитить. Небрежение к проблемам льда в океане погубило когда-то навигаторов и пассажиров «Титаника». То же самое грозит теперь всему населению земного шара…
В рубрике «Ароматы возможных сенсаций» проскользнуло сообщение о более чем странном поведении гроссмейстера ордена пейсмейкеров Каганберьи, внезапно покинувшего Коллегиальный Собор на Камчатке для участия в каком-то тайном совещании философов на Луне после весьма загадочной и, к счастью, неудавшейся диверсии на базе динаклазерной батареи в Заливе Радуг. Все попытки получить хотя бы минимальный объем информации об экстренном перемещении верховного пейсмейкера с Земли на небеса – в Приземелье – пока не принесли успеха. Однако было твердо обещано, что ухватистые функционеры пера и объектива приложат максимум своего профессионального умения, с тем чтобы к завтрашнему утру добыть для уважаемых зрителей достоверные сведения. А пока пусть уважаемые зрители не забывают следить за эфиром, ибо многоопытный глава информационного агентства «Храм» Александр Александров дал понять, что ароматы назревающей сенсации кажутся ему достаточно острыми, причем преобладает здесь пряный запах Новастры…
«Многоопытный Александр Александров завтра и сам удивится, насколько сегодня был близок к истине», – подумал Кир-Кор и велел автоматике выключить олифектор.
Ледогоров снова оказался прав. На петропавловском берегу лучше было не появляться. «Во всяком случае, – думал Кир-Кор, – ноги мне придется уносить отсюда раньше, чем я это себе воображал».
Он смежил веки и вспомнил, что сегодняшняя ночь по новастринскому календарю – ночь белой совы. Едва он вспомнил про это – под веками закрытых глаз взмахнула бесшумными крыльями большая белая птица… Женщина-птица… Как в том полусне, который случился в салоне мистической Академии… Что было там? Видение в полусне? Астральная явь? Или просто отражение смутного желания в зеркале слегка затуманенного сознания?.. А Чаша Времени? Это ведь не плод воображения, не призрак. Ледогоров тоже успел подержать колдовскую чашу в руках, пока она не сошла на нет истончением стенок с рядами загадочных углублений. Что имел в виду Агафон, когда сказал, что чаша на финише своего существования напомнила ему эколат? Только ли то, что ряды углублений на стенках чаши ассоциировались у него с рядами атриев золотого колосса?.. Может быть, Ледогоров почуял нечто особенное, но не смог этого объяснить? Или не захотел? Не захотел напрямую увязывать факт странного появления чаши с не менее странным освобождением из ледового плена легендарных богов?..
А была ли чаша в натуре? Что, если все это просто наша с Агафоном общая галлюцинация – чаша, напиток?..
«А был ли гроссмейстер Великого Ордена? – съязвил внутренний голос. – А была ли Луна? А был ли недоуменный запрос из Лунного экзархата?»
Кир-Кор с места рывком вскинул тело вверх ногами, сделал стойку на голове. Заглушив внутренний голос, плавно сложился и опять лег с раскинутыми руками. Под веками закрытых глаз снова бесшумные взмахи крыльев большой белой птицы… Теперь он не стал отвлекаться и проследил за полетом. Он уже заподозрил, что образ крылатого омена возник перед внутренним взором не зря.
Словно бы вечер… и белое оперение птицы отражается на глянцево-темной воде. И словно бы из глубины… сквозь эту темную, но прозрачную воду всплывает фигура купальщицы… Синяя шапочка, синий с белым полузакрытый купальник, серо-зеленые открытые в воде глаза. Марсана!.. Неужели Марсана?.. Сильным гребком она поднимает себя над водой, тянет руки – так люди в безмолвной мольбе просят помощи! О небо!.. В глаза ударила бело-зеленая вспышка – он потерял Марсану в разливе сполохов зеленого и голубого сияний, вскинулся с места, непонятно как взвился вверх в буйном ветроподобном порыве, ухватил ее, прижал к себе сумасшедшим рывком и, задохнувшись в синем пламени медленного, тягучего взрыва, долго летел обратно – в глянцево-темную пропасть. Он готов был поклясться, что руки его успели коснуться Тела любимой!
Удар спиной о пружинное ложе. Подброшенный, он перевернулся в воздухе, упал грудью на изголовье – колени стукнулись о ковровый настил на полу серебристо-бело-золотистой спальни. Он застонал от отчаянной пронзительно-острой тоски, сгреб пальцами простыню. Поднял голову и… встретил взгляд расширенных в изумлении серо-зеленых глаз!
Он вскочил – Марсана отпрянула, инстинктивно прикрывая руками голую грудь. Она, как и он только что, стояла на коленях, но по другую сторону квадратного ложа.
– Не бойся, маленькая, это я… – хрипло произнес Кир-Кор и протянул к ней руку успокоительным жестом.
Марсана, не сводя с него взгляда непонимающе-испуганных глаз, бессознательно тянула простыню на себя – старалась закрыть голую грудь и плечо.
– Наверное, я тебе сделал больно, любимая… прости!
Она медленно встала с колен и какое-то время стояла недвижно, с простыней, переброшенной через плечо. Как античная римлянка в тоге. Кончики ее золотистых волос были влажными и свисали коричневыми косицами.
Ошеломление и испуг Марсаны мало-помалу уступали место тревожно-недоверчивому осознанию обстоятельств: она повела глазами вправо, влево, метнула взгляд за окно. Вид освещенной бухты ее, должно быть, несколько успокоил.
– Где я, Кирилл? – тихо спросила она. – Где мы с тобой?
Он с трудом разлепил одеревеневшие губы:
– В гостиничном апартаменте. Город Петропавловск, Камчатский полуостров. Камчатка, знаешь ли… Как ты? В порядке?
Похоже, она пропустила все это мимо ушей. Диковато оглянулась, огладила горло под подбородком (руки заметно дрожали). Быстро заговорила:
– Они преследовали меня. Сначала следили… Едва ты улетел – я потеряла покой. Боялась ходить на пляж. Замечала их везде. Куда не взглянешь… Потом появились еще эти двое!..
– Кто? – попытался уточнить Кир-Кор.
– Не знаю. Двое пожилых мужчин. Никогда бы не подумала… Впервые я увидела их сквозь витрину магазина морских сувениров. И вот теперь – на территории муниципального бассейна, у игровых автоматов. Я и они – больше никого здесь… там не было. Они зачем-то стали приближаться ко мне. Сначала я не обратила на это внимания. Потом почуяла неладное – от них исходила угроза. Я испугалась, отступила к трапу трамплина. Взобралась на самый верх, прыгнула и только после этого поняла, что мне от них не уйти. Они были вооружены. Тонкие такие стволы… Кажется – парализаторы.
«Мерзавцы, – подумал Кир-Кор. – Использовали ту же маскировку, что и Мокрец с компанией. Обвели вокруг пальца парней из МАКОДа!..»
– Успокойся, – сказал он. – Ты в безопасности. Они – там, ты – здесь. Никто тебя больше не тронет, я с тобой.
– Почему я голая? Где мой купальник?
– Купальник остался в бассейне. Он не прошел.
– Тут есть что-нибудь… ну хотя бы халат? – Она провела ладонью по глазам – точно пыталась избавиться от наваждения.
– Там есть все что угодно. – Он кивнул в сторону шкафа, предупредительно отвернулся.
Марсана облачилась в пушистый халат с широкими рукавами, зябко поежилась, как от озноба. Спросила:
– Мне это снится?
Кир-Кор тоже надел пушистый халат. Ему стало жарко, как в Африке. Он обнял Марсану:
– Если это наш сон – пусть продолжается.
Она прижалась к нему, закрыла глаза.
– Значит, Камчатка?..
– Да. Но ты не волнуйся. Чуть севернее Финшел… и только.
– И гораздо восточное.
– География, видишь ли…
– Понимаю… Но как?
– Переход через топологически видоизмененный участок пространства. Все это как-то связано с уплотнением времени… Как именно, я не знаю.
– Гиперпространство? Как через пампагнер на тораде или фазерете?
– Не совсем. Другого типа… Ты ощутила момент перехода?
– Еще бы! Странное ощущение… Я бросилась в воду с трамплина в отвратительном настроении, потому что мне предстояло вынырнуть под прицелами парализаторов. В воде я сразу открыла глаза и вместо привычных бело-зеленых узоров на дне бассейна увидела… сама не знаю что. Это было похоже на подводный фейерверк – пучки длинных блестящих искр. Потом все вокруг вскипело светящейся голубой плазмой, а прямо перед моими глазами вздулось нечто вроде зеркального пузыря, и на его поверхности я увидела отражение. Нет, не мое… Я узнала тебя – твои руки, лицо… ты летел мне навстречу. И… мимо меня словно бы пронеслась какая-то жуткая тяжесть. Мне показалось, будто сердце мое совершенно остановилось. Перед смертью я успела подумать: «Где ты, Кирилл?!» – меня опрокинуло синим вязким взрывом, швырнуло куда-то… Как теперь выяснилось – прямо тебе на голову… на изголовье твоего ложа.
– Это замечательно! – вырвалось у Кир-Кора. – Просто чудесно!
– Чему ты радуешься?
– Говоришь, мимо пронеслась какая-то тяжесть? Хороший признак… Теперь я за тебя спокоен.
– В другой раз может и не мимо? – спросила она.
– Я не знаю, что и как будет в другой раз. Но оставим это на время. Главное – ты здесь. У меня чудесный праздник!
– У тебя? Понимаю… Томление плоти и… все такое. – Она помрачнела, слегка отстранилась. – Особых усилий для тебя не требуется, верно? Пожелал – и женщина падает к тебе в постель, в готовом виде – раздевать не надо. А то, что эта несчастная женщина двое суток ждала хотя бы двух слов привета с Камчатки, тебя не трогает.
– Трогает, – ответил он. – И даже очень. Но с какой стати несчастная женщина вообразила, будто я способен по своему капризу обеспечивать себе желаемое немедленной доставкой на дом?
– Догадки на этот счет у меня появились, когда я узнала, что тигр, который был на пляже нашей любви, не имел отношения к Театральному. С помощью каких-то новастринских штучек ты извлек его из столичного зоопарка так же, как теперь выловил и меня.
– Так же, да не так… – уклончиво возразил Кир-Кор. – Однако не могу не сделать тебе комплимент, любовь моя, ты обладаешь изумительной интуицией.
– На этот раз, друг мой ясноглазый, тебе приходится иметь дело не с интеллектом певицы, а с понимательно-мыслительными способностями молодого ученого.
– Ух ты-ы!.. – Кир-Кор подхватил молодого ученого на руки, покачал как ребенка. – Я и твой отец – мы оба будем гордиться тобой.
– Ты знаешь моего отца?..
– Думаю – да. Если мои предположения верны, твой отец Пан-Гай из Эпидавра. Скоро ты с ним познакомишься. Очень скоро, если захочешь. Он – член коллегии новастринской Академии Естества Живого, тоже молодой ученый.
– Молодой? Мой отец молод?
– Конечно. Молодой академик. Если окажется вдруг, что это не он, найдем настоящего. Без отца я тебя не оставлю. Мы оба будем носить тебя на руках!
Бережно прижимая Марсану к груди, Кир-Кор сделал круг в тесной спальне, устремился в гостиную.
– Что с тобой, милый?
– Учусь носить тебя на руках.
– Уж лучше учись общаться со мной без излишнего высокомерия. А для начала дай мне просто прийти в себя…
– Понимаю.
Он посадил ее на стол – возле вазы с цветами.
– Розы… Мой цветок. – Улыбка преобразила ее лицо – с него исчезло выражение настороженности. – Какой красивый букет… Мне?
– Тебе, – подтвердил он, ощущая, как прилив ошеломительно глубокой нежности к этой золотоволосой прелестной длинноногой женщине заполняет все его существо от пят до макушки. – Правда, я не слишком надеялся именно сегодня положить букет к твоим ногам. Но запах роз напомнил мне твои губы. На меня это сильно подействовало. Не веришь?
– Верю.
– Тогда прими мое присутствие в своей жизни.
– Поцелуй меня, – сказала она.
Первый поцелуй благоухал розами и был неожиданно целомудрен, как поцелуй звезд.
Потом он целовал ее, изнемогая от страсти, в счастливом головокружении. Целовал губы, лицо, руки, шею, голые плечи, целовал упругую, твердеющую под поцелуями грудь.
– Кирилл!.. – простонала Марсана.
– Что, милая?
– Люблю тебя. Люблю больше собственной жизни…
– Молчи. Не говори ничего.
Внезапно он ощутил какое-то странное беспокойство и, еще не осознав этого в полной мере, приспустил с ее плеч мешающий ему пушистый халатик. Одним движением сбросил свой халат и, опьяненный, склонился над ней. Вдруг заметил, что Марсана, загадочно присмирев, смотрит поверх его плеча в сторону лоджии… Он пришел в себя, обернулся. И невольно шагнул к приоткрытому для сквозного ветра проему.
Над сопками Белобережья висел в ночном небе, слабо мерцая, золотой призрак перевернутой кверху дном Чаши Времени.
Призрак был испещрен ровными рядами квадратных углублений… Одного взгляда на это небесное чудо Кир-Кору было достаточно, чтобы понять, что имел в виду Агафон, когда признался: «Ряды углублений почему-то напомнили мне эколат».
Золотой призрак медленно опускался. Как исполинская люстра…
Подошла, кутаясь в халатик, Марсана, прижалась к плечу. Он машинально обнял ее левой рукой. Несколько минут они стояли под ударами ветра, плотно прижавшись друг к другу, – наблюдали эволюцию дивного миража.
– Какая-нибудь новая флаинг-машина? – спросила Марсана неуверенно.
– Слишком крупная штука для флаинг-машины, – отозвался Кир-Кор. – Скорее это мираж… Омен, как сказал бы фундатор-провидец и экзарх здешних мест Агафон Ледогоров.
Где-то кричали. Возбужденные крики доносились снизу – со смотровой площадки на крыше вестибюля гостиницы – и из соседних лоджий.
Опускаясь над Белобережьем, золотой призрак заметно уменьшался в размерах. «Становится четче по контуру, ярче… материальное, что ли, – отметил Кир-Кор. – Ну и дела!..»
– Не мираж, – сказала Марсана. – При спуске оно уменьшается и, на глаз, соответственно уплотняется. Миражи так себя не ведут. Спуск равномерный… Эта штука собирается сделать посадку строго по вертикали, Кирилл!..
– Похоже, – согласился Кир-Кор. – И я, кажется, знаю где.
В надежде, что на территории экзархата уже спохватились и оттуда идет прямая трансляция неординарного события, он приказал бытавтоматике включить олифектор, но так, чтобы остался только верхний ракурс изображения.
На миг погрузившись в молочную белизну, гостиная снова вынырнула в прежнем своем объеме. Правда – без потолка. Надежда оправдалась: изображение небесного феномена над экзархатом транслировали попеременно с двух позиций – вблизи зеркального здания АИЛАМ и с крыши «Каравеллы». Теперь им с Марсаной феномен превосходно был виден и со стороны, и непосредственно с места предстоящей посадки.
В том, что эта штука собиралась сесть прямо на купол ретрита, сомнений почти уже не было. Как, впрочем, и в том, что пылающий золотистым светом феномен, снижаясь и уменьшаясь в размерах, приобретал статус материального тела.
Золотое, опоясанное ровными рядами квадратной перфорации и полое внутри, как пустая чаша, сооружение уменьшилось наконец до размеров верхнего сегмента Академии. Ниже, ниже… Зависло над зеркальным зданием, точно чашевидная плюска над желудем… «Будем надеяться, что экзарх ушел из ретрита», – думал Кир-Кор, стараясь заглушить тревогу.
Мгновенная ослепительно голубая вспышка. Как при аннигиляции… За неуловимое это мгновение светящийся небесный пришелец успел плотно слиться с ретритным сегментом – зеркальное здание обзавелось изумительным по красоте дырчато-золотым куполом. От купола отделилось полупрозрачное кольцо искристо-оранжевого сияния и, расширяясь, стремительно унеслось куда-то в лунное небо; наступила странная тишина… «Кричать перестали, – машинально отметил Кир-Кор. – Значит – финал?..»
– Невероятно!.. – прошептала Марсана. – Что это было? Ты мог бы мне объяснить, что здесь, собственно, произошло?
Нет, это был еще не финал. Из новоприобретенного купола Академии веерными фонтанами исторгались, закручиваясь, спиралевидные крылья импульсного разноцветного свечения – над Белобережьем кружилась светоносная метель радужных бликов.
– Вернулась Чаша Времени, – объяснил Кир-Кор. – Проявилась на территории экзархата в каком-то ином своем качестве.
Взглянув на него снизу вверх, Марсана сказала:
– Это не объяснение, милый.
– Согласен, любимая, – сказал Кир-Кор. – Строго говоря, этого не сможет объяснить никто…
И подумал: «Странно и жутко. Только два существа на этой планете могут хотя бы догадываться, что сейчас происходит. Один – на том берегу, другой – на этом».
– Я могу лишь поделиться догадкой, – добавил он. – И то с чужих слов. Чаша Времени – это начало прямого контакта между нашими Будущим, Прошлым и Настоящим. Шанс на спасение цивилизации…
– Время Ампары? Кирилл, ты веришь, что это возможно? Думаешь, это не просто философская абстракция?.. Да оросит нас всех свет великой Ампары!..
– Раньше не верил.
– А теперь?
Кир-Кор молча кивнул в сторону Белобережья, развел руками. Подумал:
«Да оросит тебя свет великой Ампары, Земля!»
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
1. КУМУЛЯТИВНЫЙ УТИЛЬ
– Я с вами прощаюсь, – прогремел в экипировочной голос диспетчера. – Доброго пути вам, стартман. К ангару вас проводит офицер Службы безопасности майор Диомид Кержавин. Ваш ангар под номером восемьдесят. Конец связи.
Кир-Кор взглянул на Диомид а Кержавина. Диомид Кержавин взглянул на грагала. В светло-карих с малозаметным ироническим прищуром глазах офицера невозможно было прочесть ничего, кроме спокойного ожидания.
Грагал стянул рубаху через голову. С треском.
– Если экстендерман – последний, кого здесь всерьез волнует мой путь к ангару, я буду ужасно разочарован.
Офицер не ответил. Даже позу не изменил. Его осанистая фигура с хорошо сидящим на ней коричнево-золотым мундиром «скучала» у дверного прямоугольника; из-под локтя, как металлический нетопырь, свисал стволом вниз темно-серый миттхайзер.
Кир-Кор разделся совсем, сбросил одежду и обувь в утилизатор. Кутаться перед стартом в халат не хотелось, он поднял слегка разведенные в стороны руки и, не обращая внимания на майора, вызвал в себе специфическое ощущение тяжести вдоль позвоночника. Через минуту вокруг бедер образовался зеркально-блещущий слой в форме сублитакулума, а на ногах – нечто вроде сандалий и сверкающих поножей. После секундного колебания Кир-Кор украсил руки дюжиной блестящих, как ртуть, браслетов, соединенных между собой продольными полосами. Отпуск был прерван, экономить биоэнергию теперь не имело смысла.
Майор оценил метаморфозу с «переодеванием»:
– Здорово смахиваешь на древнеримского легионера. Тебе, Кирилл Всеволодович, еще бы кассис на голову, а в руки – скутум и гладиус.
Он так и сказал: «кассис, скутум, гладиус». Кир-Кор посмотрел на него с любопытством.
– А ты, Диомид Афанасьевич, смахиваешь больше на историка, чем на офицера эсбеэсэс. Образование получил в престижном гимнасии какого-нибудь кондового экзархата?
– В одной из захолустных общин Смоленской губернии, – был ответ.
– Ладно, не прибедняйся, некоторое представление о «захолустьях» у меня уже есть. Ну что ж, майор… к парадному выходу подшефный тебе стартман, как видишь, готов.
– Это уж точно. – Правая рука офицера взлетела к пилотке. В левой пискнул миниатюрный спукшайнер. Дверь открылась. Покидая экипировочную, Кир-Кор мимоходом взглянул на капитанский погон подтянутого майора, подумал: «Диомид взбирается по служебной лестнице до того быстро, что не успевает менять на мундире знаки отличия».
Два года назад Кержавин был в звании поручика. Пройти служебный путь от поручика до майора за такой короткий срок мудрено. Во всяком случае, табель о рангах явно здесь ни при чем. Здесь «явно при чем» какие-то особые заслуги. Может быть, боевые… «А собственно, что тебе до внутренних дел Службы безопасности?» – упрекнул хозяина внутренний голос. «Решительно ничего», – отмахнулся Кир-Кор.
Ему не хотелось думать о близком старте.
От старта, однако, не отмахнешься. Старт был неотвратим, как солнечное затмение. За дверью уже стояли два швебкарта – двухместные экипажи, забавно напоминающие стеклянные башмаки на очень толстых красных подошвах.
Сели. Поехали. Точнее – воспарили над металлическим полом (сила тяжести здесь составляла едва половину земной). Впереди, строго выдерживая дистанцию, летел вдоль розового и бугристого, как пищевод, коридора швебкарт, несущий на себе двух стрелков в мундирах эсбеэсэс. Опасливо ощетиненный стволами кернхайзеров авангард стартману не нравился.
– Я успел свыкнуться с мыслью, что ты охраняешь меня, – сказал он бывшему капитану. – А кого охраняют эти двое бывших сержантов?
– Бывает, – ответил майор невпопад, и собеседник понял, что голова офицера занята чем-то другим. Светло-карие глаза Диомида Кержавина буравили коридорную перспективу. У него был монетарно-четкий профиль, напоминающий известный профиль Птолемея Филадельфийского.
Расспросы Кир-Кор прекратил. Строгий профиль и вид миттхайзера, приподнятого на сгибе офицерского локтя, не располагали к непринужденной беседе. Вооруженная прогулка на швебкартах вызвала странные ощущения. Слишком странные… Такие ощущения были бы уместны за бруствером окопа, но никак не в экстендерах терминала с высокопарным названием «Млечный Путь».
Длинный, как ствол лифтовой шахты, коридор экстендера был достаточно широк для красноподошвенных экипажей, но при сравнительно быстром движении вдоль его оси возникала иллюзия смещений осевой линии то влево, то вправо вследствие того, что попеременно то слева, то справа прокатывались мимо вертикально ориентированные розовые валы – так виделись на лету гладкие, вдавленные в коридорное пространство бока огромных цилиндрических ангаров, навешанных на секции экстендера снаружи. Одна иллюзия порождала другую: казалось, будто швебкарты летели вперед по синусоиде, рыская из стороны в сторону. Кроме этой красноподошвенной кавалькады, в коридоре никого не было. «Сегодня я здесь единственный стартман», – сделал вывод Кир-Кор.
Как призраки, налетали и проносились над головой бледно-желтые арки – муфты аварийно-герметического диафрагмирования в местах соединений экстендерных секций. Арки и бока ангаров были пронумерованы и расцвечены комбинациями светосигналов.
Под аркой номер тридцать семь швебкарты снизили скорость, с шипением плюхнулись на металлический пол возле розовой выпуклости ангара номер восемьдесят. Оба сержанта и офицер, выпрыгнув за борт, как по команде сняли пилотки. Стартман уставился на стены секции, беспорядочно исчерченные коричневыми рубцевидными ожогами. Без всякого комментария было понятно: здесь имела место стрельба из кернхайзеров. А судя по зловещей вмятине на выпуклой стене ангара, – имел место и взрыв ручного фугаса. И еще кое-что имело тут место…
Кир-Кор взглянул на Диомид а Кержавина. Диомид Кержавин взглянул на грагала. В светло-карих с малозаметным ироническим прищуром глазах офицера невозможно было прочесть ничего, кроме спокойного ожидания.
Грагал стянул рубаху через голову. С треском.
– Если экстендерман – последний, кого здесь всерьез волнует мой путь к ангару, я буду ужасно разочарован.
Офицер не ответил. Даже позу не изменил. Его осанистая фигура с хорошо сидящим на ней коричнево-золотым мундиром «скучала» у дверного прямоугольника; из-под локтя, как металлический нетопырь, свисал стволом вниз темно-серый миттхайзер.
Кир-Кор разделся совсем, сбросил одежду и обувь в утилизатор. Кутаться перед стартом в халат не хотелось, он поднял слегка разведенные в стороны руки и, не обращая внимания на майора, вызвал в себе специфическое ощущение тяжести вдоль позвоночника. Через минуту вокруг бедер образовался зеркально-блещущий слой в форме сублитакулума, а на ногах – нечто вроде сандалий и сверкающих поножей. После секундного колебания Кир-Кор украсил руки дюжиной блестящих, как ртуть, браслетов, соединенных между собой продольными полосами. Отпуск был прерван, экономить биоэнергию теперь не имело смысла.
Майор оценил метаморфозу с «переодеванием»:
– Здорово смахиваешь на древнеримского легионера. Тебе, Кирилл Всеволодович, еще бы кассис на голову, а в руки – скутум и гладиус.
Он так и сказал: «кассис, скутум, гладиус». Кир-Кор посмотрел на него с любопытством.
– А ты, Диомид Афанасьевич, смахиваешь больше на историка, чем на офицера эсбеэсэс. Образование получил в престижном гимнасии какого-нибудь кондового экзархата?
– В одной из захолустных общин Смоленской губернии, – был ответ.
– Ладно, не прибедняйся, некоторое представление о «захолустьях» у меня уже есть. Ну что ж, майор… к парадному выходу подшефный тебе стартман, как видишь, готов.
– Это уж точно. – Правая рука офицера взлетела к пилотке. В левой пискнул миниатюрный спукшайнер. Дверь открылась. Покидая экипировочную, Кир-Кор мимоходом взглянул на капитанский погон подтянутого майора, подумал: «Диомид взбирается по служебной лестнице до того быстро, что не успевает менять на мундире знаки отличия».
Два года назад Кержавин был в звании поручика. Пройти служебный путь от поручика до майора за такой короткий срок мудрено. Во всяком случае, табель о рангах явно здесь ни при чем. Здесь «явно при чем» какие-то особые заслуги. Может быть, боевые… «А собственно, что тебе до внутренних дел Службы безопасности?» – упрекнул хозяина внутренний голос. «Решительно ничего», – отмахнулся Кир-Кор.
Ему не хотелось думать о близком старте.
От старта, однако, не отмахнешься. Старт был неотвратим, как солнечное затмение. За дверью уже стояли два швебкарта – двухместные экипажи, забавно напоминающие стеклянные башмаки на очень толстых красных подошвах.
Сели. Поехали. Точнее – воспарили над металлическим полом (сила тяжести здесь составляла едва половину земной). Впереди, строго выдерживая дистанцию, летел вдоль розового и бугристого, как пищевод, коридора швебкарт, несущий на себе двух стрелков в мундирах эсбеэсэс. Опасливо ощетиненный стволами кернхайзеров авангард стартману не нравился.
– Я успел свыкнуться с мыслью, что ты охраняешь меня, – сказал он бывшему капитану. – А кого охраняют эти двое бывших сержантов?
– Бывает, – ответил майор невпопад, и собеседник понял, что голова офицера занята чем-то другим. Светло-карие глаза Диомида Кержавина буравили коридорную перспективу. У него был монетарно-четкий профиль, напоминающий известный профиль Птолемея Филадельфийского.
Расспросы Кир-Кор прекратил. Строгий профиль и вид миттхайзера, приподнятого на сгибе офицерского локтя, не располагали к непринужденной беседе. Вооруженная прогулка на швебкартах вызвала странные ощущения. Слишком странные… Такие ощущения были бы уместны за бруствером окопа, но никак не в экстендерах терминала с высокопарным названием «Млечный Путь».
Длинный, как ствол лифтовой шахты, коридор экстендера был достаточно широк для красноподошвенных экипажей, но при сравнительно быстром движении вдоль его оси возникала иллюзия смещений осевой линии то влево, то вправо вследствие того, что попеременно то слева, то справа прокатывались мимо вертикально ориентированные розовые валы – так виделись на лету гладкие, вдавленные в коридорное пространство бока огромных цилиндрических ангаров, навешанных на секции экстендера снаружи. Одна иллюзия порождала другую: казалось, будто швебкарты летели вперед по синусоиде, рыская из стороны в сторону. Кроме этой красноподошвенной кавалькады, в коридоре никого не было. «Сегодня я здесь единственный стартман», – сделал вывод Кир-Кор.
Как призраки, налетали и проносились над головой бледно-желтые арки – муфты аварийно-герметического диафрагмирования в местах соединений экстендерных секций. Арки и бока ангаров были пронумерованы и расцвечены комбинациями светосигналов.
Под аркой номер тридцать семь швебкарты снизили скорость, с шипением плюхнулись на металлический пол возле розовой выпуклости ангара номер восемьдесят. Оба сержанта и офицер, выпрыгнув за борт, как по команде сняли пилотки. Стартман уставился на стены секции, беспорядочно исчерченные коричневыми рубцевидными ожогами. Без всякого комментария было понятно: здесь имела место стрельба из кернхайзеров. А судя по зловещей вмятине на выпуклой стене ангара, – имел место и взрыв ручного фугаса. И еще кое-что имело тут место…