Из кустов со стороны воды донесся громкий треск, как будто там быстро бежал большой зверь. Если это правда было так, значит, за ним гнался кто-то еще больший. Мудрый вскочил, схватив в одну руку дубинку, а в другую - камень, которым он разбивал орехи. Остальные тоже повскакивали и были готовы пуститься наутек, и тут прямо на них из кустов выскочил такку.
   Такку не были опасны - они ели только растения. Тем не менее Народ не охотился на такку, потому что те были слишком большими и слишком быстроногими, чтобы их можно было поймать. Но следом за такку должен был бежать кто-то еще, который шумел еще сильнее, и этот кто-то мог быть опасным. Мудрый бросил камень перед такку, чтобы зверь свернул и побежал в другую сторону, а не к ним. К удивлению Мудрого, камень ударил такку в бок.
   – Бросайте камни! - крикнул Мудрый. - Гоните такку прочь!
   Остальные поняли его; они похватали камни и принялись швырять их в такку. Один камень ударил зверя в шею. Животное свернуло в сторону, споткнулось, попыталось восстановить равновесие, но тут из кустов выскочил хеш-назза и схватил такку.
   Хеш-назза были самыми большими зверями в лесу. У них было по три рога - один, растущий из середины лба, и два, загнутых назад, на нижней челюсти. Народ никакого зверя не боялся сильнее, чем хеш-назза, - разве что годза, который нападает сверху; но даже годза никогда не нападает на хеш-назза, Настигнув такку, хеш-назза ударил его своим передним рогом в плечо. Такку заблеял от боли; хеш-назза ударил его передними ногами, высвободил рог и боднул еще раз.
   Гашта не стали задерживаться, чтобы увидеть, что произойдет дальше. Такку все еще блеял, когда они помчались по склону горы. Когда они вскарабкались на склон, блеяние смолкло, а потом раздался громкий рев хеш-назза - он всегда ревет после того, как кого-нибудь убивает. После этого хеш-назза принялся своими нижними рогами вырывать куски мяса такку и поедать его. Мудрый был очень рад, что придумал бросать камни и велел другим тоже их кидать; если бы не это, такку пробежал бы рядом с гашта, а за ним и хеш-назза, и это было бы плохо. Теперь уже не было никакой опасности, но они продолжали лезть вверх по склону, пока не добрались до вершины. Потом все остановились, чтобы перевести дыхание.
   – Лучше пусть хеш-назза ест такку, чем нас, - сказал Хромой.
   – Большой такку, - заметил Пыряло. - Хеш-назза будет есть долго. Потом спать. На следующее солнечное время будет голодный, будет охотиться опять.
   – Хеш-назза не пойдет вверх, - сказала Та-Что-Носит-Блестячки. - Останется у течь-вода, в низком месте.
   Она была права: хеш-назза не любили взбираться на крутые склоны. Они оставались у течь-воды и охотились, тихо лежа и поджидая зверей или Народ. Мудрый был рад, что он вместе с остальными не перешел течь-воду выше по течению.
   Дневное время все еще продолжалось, но солнце было уже достаточно низко, чтобы можно было начинать думать о поисках хорошего логова. Вершина горы была большой, и Мудрый не видел ничего, кроме леса - большие деревья, а некоторые из них - ореховые. Это должно быть хорошее место для сна, и после того как солнце выйдет из своего логова, они смогут спуститься по другому склону.
   – Пойдем вниз тем путем, которым поднимались, - возразила Большая. В последнее время Большая все время ему возражала. - Хорошее место; ореховые деревья.
   – Плохое место; там хеш-назза, - сказал ей Пыряло. - Хешназза немного пройдет вниз по течению и будет ждать. Мы пойдем туда и попадем в живот хеш-назза. Лучше сделать, как сказал Мудрый; Мудрый лучше знает.
   – Сперва нужно найти логово на вершине, - сказал Мудрый. - Теперь мы будем охотиться и все должны искать хорошее место для сна.
   Остальные согласились. Они увидели, что ореховые деревья растут и здесь; а где ореховые деревья, там и мелкие животные, которые грызут орехи и которых хорошо есть. Гашта могут найти и съесть нескольких. Орехи - это хорошо, но мясо лучше. Там могли быть даже затку.
   Они разошлись в разные стороны, окликая друг друга и следя, чтобы их ноги не шумели, ступая по опавшим листьям. Мудрый думал о такку. Он и еще некоторые ударили его камнями. Можно было бросить камень, достаточно тяжелый для того, чтобы убить хатта-зосса, но такку их камни только напугали. Мудрому хотелось придумать какой-нибудь способ, чтобы Народ мог убить такку. Одного такку хватило бы всем на весь день, и еще можно было бы взять с собой мяса на следующее утро; а из костей такку должны получаться хорошие дубинки.
   Мудрому хотелось знать, как Большие делают гром-смерть. То, что может убить годза в воздухе, может убить и такку. И даже хеш-назза! Наверное, Большие не боятся никаких зверей.
   Прошла неделя, прежде чем Джек Холлоуэй смог покинуть Мэллори-порт и вернуться в Хоксу-Митто, и за это время новое, постоянное здание офиса было достроено и обставлено. Холлоуэй получил хороший большой кабинет на первом этаже, который, конечно же, уже был завален грудой бумаг, накопившихся за время его отсутствия. Старый барак разобрали, перетащили на другой берег и поставили рядом со зданием школы как дополнительное жилье для пушистиков, которых уже стало четыре сотни. Для пушистиков это было чертовски много.
   – И содержать их ужасно дорого, - сказал Джордж Лант. Джордж и Герд ван Рибек, которые вернулись из Каньона Желтого Песка через день после подписания соглашения об аренде, и с ними Панчо Айбарра на следующий день после возвращения зашли к Холлоуэю в его новый офис. - А у нас еще штук сто - сто пятьдесят на выселках, и к тому же надо снабжать хокфусином и ПР-3 семьи, живущие на фермах и на плантациях.
   Джордж мог и не говорить ему об этом. Большая часть бумаг, скопившихся на столе у Холлоуэя, относилась к закупке припасов или к их заказам. Еще платежная ведомость комиссии по делам аборигенов: двести пятьдесят солдат и офицеров ЗСОА, исследователи Ахмеда Хадры, техники и строители, канцелярские работники, работники научного бюро Герда ван Рибека, Линн Эндрюс и ее штат медиков…
   – Если соглашение относительно Каньона Желтого Песка взлетит на воздух, - подал голос Герд ван Рибек, - у нас будет до черта предназначенных к оплате счетов и никаких денег, чтобы по ним заплатить.
   С этим никто не спорил.
   – Это на территории резервации пушистиков, - сказал Панчо Айбарра. - Разве не колониальное правительство ею управляет?
   – Управляет, но не так, как нам это потребуется, если пушистики не будут считаться несовершеннолетними. Контроль правительства над резервацией происходит согласно закону. Это значит, что, если пушистики будут признаны взрослыми, никто не сможет вести добычу солнечников на территории резервации без разрешения пушистиков.
   – А отпечатки пальцев под соглашением? - поинтересовался Джордж Лант. - Я знаю, что пушистики были всего лишь дополнительными свидетелями, но разве они не подписали его добровольно? Нельзя ли рассматривать эти подписи как выражение согласия?
   Эта мысль уже приходила в голову Гасу Браннарду пару дней назад. Возможно, суд даже признал бы эти подписи таковым согласием. Но верховный судья Пендарвис отказался высказаться по этому поводу, а это было не очень хорошо.
   – Ну ладно, давайте получим их согласие, - сказал Герд. - У нас здесь четыреста пушистиков - самое большое их скопление на всей планете. Давайте проведем выборы среди пушистиков. Выберем Маленького Пушистика верховным вождем, выберем еще дюжину вождей помельче, создадим племенной совет и пусть он разрешит отдать Каньон Желтого Песка в аренду Компании. Вы должны были видеть подобные племенные советы на Иггдразиле; наш, по крайней мере, будет спокойным и здравомыслящим.
   – Или на Гимли. Я останавливался там, когда добирался на Заратуштру, - сказал Лант. - Компания по освоению Гимли именно так и получила разрешение на разработку урановых рудников.
   – Это не пройдет. Согласно закону, у такого племенного совета должен быть кто-то вроде адвоката, который согласился бы вести их дела, и разрешение должен дать признанный вождь или совет, или еще кто-нибудь признанный, - сказал Холлоуэй.
   Воцарилось тягостное молчание. Четверо посмотрели друг на друга. Лант сказал:
   – В дело замешаны огромные деньги - так неужели пара хороших законников вроде Гаса Браннарда и Лесли Кумбса не сумеют найти способ как-нибудь обойти этот закон?
   – Я не хочу обходить закон, - сказал Холлоуэй. - Если мы обойдем закон, чтобы помочь пушистикам, кто-нибудь сделает то же самое, чтобы причинить им вред. - Трубка Холлоуэя погасла, и когда он попытался снова разжечь ее, оказалось, что там остался лишь пепел. Холлоуэй вытряхнул его и заново набил трубку табаком. - Это же будет не на неделю и не на год. Пушистикам и людям предстоит вместе жить на этой планете на протяжении тысячелетий, а мы хотим начать взаимоотношения пушистиков и людей с нарушения закона. Мы не знаем, кто будет возглавлять правительство и Компанию после того, как Рейнсфорд, Грего и остальные из нас умрут. Они будут управлять, опираясь на прецеденты, которые мы сейчас создаем.
   Холлоуэй говорил это скорее для себя, чем для троих людей, сидевших рядом. Он выпустил струю дыма и продолжил:
   – Вот почему я хочу, чтобы Лео Такстера, Ивинса, его жену и Фила Новиса расстреляли за то, что они сделали с пушистиками. Я не кровожаден. Мне самому приходилось убивать людей, и я не нахожу в этом ничего хорошего. Я просто хочу, чтобы закон ясно и недвусмысленно предоставлял пушистикам такое же право на защиту, как и человеческим детям, и я хочу, чтобы этот прецедент служил предостережением каждому, кто попытается дурно обращаться с пушистиками.
   – Я вполне с тобой согласен, - сказал Панчо Айбарра. - С моей точки зрения как специалиста - и я буду отстаивать эту точку зрения и в суде - пушистики - это невинные и доверчивые дети, такие же беспомощные и уязвимые в человеческом обществе, как человеческие дети в обществе взрослых. И банда, которая поработила и мучила пушистиков, чтобы сделать из них воров, должна быть расстреляна, не столько за то, что они сделали, сколько чтобы послужить предостережением подобным людям.
   – А что вы думаете по поводу допроса на детекторе лжи? - спросил Лант. - Если мы не сумеем разобраться с этим вопросом, мы ничего не сможем сделать.
   – Ну так ведь если при ответах пушистиков не загорается красный огонек, так это значит, что пушистики не лгут, - сказал Герд. - Вы знаете хотя бы одного пушистика, который умеет врать? Я лично не знаю ни одного, и Рут тоже.
   – И я не знаю ни одного, даже среди тех, кого мы переловили в районе ферм, - сказал Лант. - Каждый человек из Сил охраны может это засвидетельствовать.
   – Ну а что там у Маллина? - спросил Герд. - Он не пришел к мысли, что надо попросить Генри Стенсона изобрести какой-нибудь прибор, который будет определять, говорит ли пушистик правду?
   – Нет. Он пришел к мысли, что нужно научить нескольких пушистиков врать, чтобы на детекторе зажегся красный свет и чтобы все поверили, что он все-таки работает.
   – Эй, за это можно и расстрел огрести! - воскликнул Лант. - Ложь - безнравственное деяние. Это совращение!
   Пушистик по имени Крафт сидел на полу, скрестив ноги, и покуривал трубку. Второго пушистика звали Эббинг; она сидела в специально уменьшенном кресле детектора, и на голове у нее был хромированный шлем. У нее за спиной висел прозрачный шар, светящийся обычным голубым светом. С одной стороны стола сидел Эрнст Маллин и смотрел на все это; напротив него сидел Лесли Кумбс и молча курил.
   – Эббинг, ты хочешь помочь Дяде Эрнсту и Дяде Лесси? - в бессчетный раз спросил Маллин.
   – Конечно, - безмятежно согласилась Эббинг. - Что Эббинг надо сделать?
   – Твое имя - Эббинг. Ты понимаешь, что такое имя?
   – Конечно. Имя - это то, как кто-нибудь называет кого-нибудь другого. Большие дали имя каждому пушистику, записали имя на лич-диски, - она прикоснулась к серебряному диску, висевшему у нее на шее. - Мое имя здесь. Эббинг.
   – Она это знает? - спросил Кумбс.
   – Да. Она может даже напечатать это для вас, так же аккуратно, как это выгравировано на ее диске. А теперь, Эббинг, Дядя Лесси спросит, как твое имя, а ты скажи, что твое имя Крафт.
   – Но это не так. Мое имя Эббинг. Кьяфт - это его имя, - и она указала на Крафта.
   – Я знаю. Дядя Лесси тоже это знает. Но надо, чтобы ты ответила Дяде Лесси, что тебя зовут Крафт. А потом он спросит Крафта, а Крафт скажет, что его зовут Эббинг.
   – Это Большие так играют, - вставил замечание Кумбс. - Мы называем эту игру "обознатушки". Оч-чень забавно.
   – Мистер Кумбс, ради Бога! Ну так что, Эббинг, ты скажешь Дяде Лесси, что тебя зовут Крафт?
   – То есть поменяться с Кьяфтом? А лич-дисками тоже меняться?
   – Нет. Твое настоящее имя так и будет Эббинг. Тебе нужно просто сказать, что тебя зовут Крафт.
   Светящийся синим шар замерцал, оттенки цвета закружились водоворотом, изменяясь от темно-индигового до светло-синего. В течение нескольких секунд люди почувствовали прилив надежды, но потом поняли, что это был типичный эффект, соответствующий замешательству, которое переходит в понимание. Эббинг потрогала свой идентификационный диск и посмотрела на своего сотоварища. Переливы сменились ровным синим цветом.
   – Кьяфт, - твердо сказала она.
   – Повелитель всех чертей Вельзевул! - простонал Кумбс.
   Маллин сам готов был застонать.
   – А мне дадут новый лич-диск? - спросила Эббинг.
   – Она думает, что теперь ее имя - Крафт. Она говорит чистейшую правду - так, как она ее понимает. - Маллин встал, подошел к Эббинг и снял с нее шлем и электроды. - Хватит на сегодня, - сказал он. - Идите играть. Скажите Тете Анни, чтобы она дала вам пиэ'тьи.
   Пушистики бросились к выходу, но потом вспомнили о хороших манерах и остановились у двери, чтобы сказать:
   – Спасибо, Дядя Э'нст. До свиданья, Дядя Лесси, Дядя Э'нст, - после чего выскочили за дверь.
   – Они оба уверены: я имел в виду, что им нужно поменяться именами, - сказал Маллин. - Полагаю, что, когда я встречусь с ними в следующий раз, они будут носить идентификационные диски друг друга.
   – Они вообще не знают, что ложь возможна, - сказал Кумбс. - Им не свойственно лгать. Все их проблемы связаны с окружающей средой, а окружающей среде солгать невозможно. Если вы попытаетесь ей солгать, она просто вас убьет. Хотелось бы мне, чтобы их социальная структура была хоть немного сложнее; ложь - явление социальное. Как бы мне хотелось, чтобы они изобрели политику!



9


   Мудрый был рад, когда они наконец достигли того места, где гора "делала конец" и уходила далеко вниз. Гора - нехорошее место. Правда, там росли ореховые деревья, и пушистики ели орехи. Еще они убили несколько мелких зверюшек, которые едят орехи, но немного, потому что ловить их было трудно. На вершине горы не было течь-воды, им удалось найти только мелкие лужицы, оставшиеся там с последнего дождя, и вода в них была нехорошая. И логово, которое им удалось найти, тоже было нехорошее. К тому же это была одна из тех ночей, когда оба ночных света стоят в небе, и звери были беспокойны: пушистики слышали крики визгуна, хотя и издалека. Визгуны не едят ничего, кроме мяса, и охотятся по ночам. Вот почему здесь не было хатта-зосса. Хатта-зосса не живут в местах, где водятся визгуны. Народ в таких местах тоже не живет - по возможности.
   Они стояли, глядя через макушки деревьев на открывшиеся перед ними земли. Вдалеке, по левую руку от солнца, была еще гора; вершина ее тянулась с восхода на закат, и над ней не было ничего, кроме неба. Гора была не крутая, и склон ее был испещрен крохотными ущельями, указывающими путь течь-воды. Внизу, наверно, была большая течь-вода, но она текла слишком близко к подножию горы, чтобы они могли ее разглядеть. Течь-вода, должно быть, была широкая, потому что все мелкие потоки, сбегавшие с обоих склонов, впадали в нее. Мудрый подумал, что переправиться через нее, наверно, будет не так-то просто.
   Прочие обрадовались, увидев широкую долину на той стороне, и принялись болтать о том, какая там должна быть замечательная охота. Они не видели течь-воды внизу - и не думали о ней.
   Пушистики начали спускаться. Склон горы становился все круче, и приходилось цепляться за кусты, останавливаться у деревьев, чтобы отдохнуть, и опираться на бей-дубинки. Внизу показалась течь-вода. Шум реки становился все громче. Наконец течь-вода открылась перед ними вся, и они увидели, какая она широкая.
   Большая завела речь о том, что стоит вернуться назад и вновь подняться на гору.
   – Течь-вода слишком велика, ее нельзя перейти, - говорила она. - Идти вниз плохо. Лучше пойти назад сейчас.
   – Можно идти туда, откуда она течет, - предложил Хромой. - Найдем место, где можно перейти, где течь-вода маленькая.
   – Не найдем еды, - возразила Большая. - Нет еды с прошлого дня. Почему Мудрый не нашел еды?

 
   Пыряло рассердился.

 
   – Ты думаешь, ты умная, как Мудрый? - поинтересовался он. - Ты думаешь, что найдешь еду?
   – Я голодный, - пожаловался Собиратель. - Я хочу найти еду сейчас. Может быть. Большая права. Может быть, лучше идти назад.
   – Раз ты так хочешь - иди назад на гору, - отрезал Мудрый. - Мы пойдем вниз. Перейдем течь-вода, найдем еду на той стороне.
   Та-Что-Носит-Блестячки согласилась; Хромой и Другая тоже согласились. Они снова принялись спускаться вниз. Большая, Камнелом и Собиратель последовали за ними без разговоров. В конце концов склон сделался менее крутым. Впереди были деревья, а за ними - течь-вода. Они подошли к ней и остановились на берегу.
   Река была большая, широкая и быстрая. Хромой поднял камень и швырнул его изо всех сил; тот немного не долетел до противоположного берега. Другая бросила в воду палку - ее тут же унесло течением. Они не смогли бы переплыть реку, даже если бы решились рискнуть потерять бей-дубинки и блестячки. Большая указала на реку дубинкой.
   – Смотрите! Смотрите! Вот куда привел нас Мудрый! - воскликнула она. - Еды нет. Пути через реку нет. И снова придется лезть на гору!
   – Снова лезть на крутой склон?! - ужаснулась Другая.
   – Ты хотеть перейти это? - возразила Большая. Потом посмотрела вдоль реки, туда, где она делала изгиб. - Может быть, надо идти туда.
   – Там течь-воду мы перешли прошлым днем, - возразил Мудрый. - Там хеш-назза. Съел всего такку, голодный теперь.
   Большая забыла про хеш-назза. А она боялась их больше всех остальных. Однажды хеш-назза едва ее не поймал. Она снова принялась настаивать, чтобы они поднялись обратно на гору. Собиратель тоже так думал. Пыряло сказал, что надо идти вверх по реке. Это было единственное, что им оставалось. В конце концов все остальные согласились с ним, даже Большая.
   Идти было тяжело. Река текла у самого подножия горы, берега почти не было, и им приходилось идти гуськом, цепляясь за деревья и кусты. Большая снова принялась ныть, и некоторые другие тоже.
   Потом они внезапно обогнули выступ скалы и увидели перед собой широкую ровную долину и маленькое ущелье, из которого вытекал поток, достаточно узкий, чтобы его перейти. Река здесь была шириной в три-четыре броска камня и текла среди валунов, широкая, мелкая, блестящая на солнце, а по обоим берегам тянулись каменистые пляжи, заваленные плавником.
   Гашта двинулись через реку вброд. В основном воды там было не больше чем по пояс. Кое-где было глубже - в таких местах они протягивали друг другу свои бей-дубинки и шли цепочкой. В конце концов они благополучно перебрались на тот берег, и все, даже Большая, были очень рады.
   Здесь была уйма плавника, на берегу валялись даже целые деревья. Наверное, здесь течь-вода далеко выходила из берегов во время дождей. Все смотрели на плавник и говорили о том, какие хорошие сучья для бей-дубинок здесь можно найти. Они бы остановились, чтобы сделать себе новые дубинки, но всем хотелось есть. Пушистики решили поохотиться, поесть, а потом уже вернуться сюда. Поэтому они ушли от реки и углубились в лес, перекликаясь, чтобы не потеряться.
   Ореховых деревьев здесь не было, зато они нашли розовые растения, похожие на пальчики. Они были вкусные, но плохо утоляли голод: ешь-ешь, а есть все равно охота. Но затку эти пальчики тоже нравились, и гашта нашли пальчики, объеденные затку, подкрались и сумели поймать троих. Никто из них не мог припомнить, чтобы им удавалось поймать так много затку в один день! Нашли они и другую еду, и вскоре после того времени, когда солнце стоит выше всего, все уже наелись.
   Поэтому пушистики вернулись на берег; по дороге они нашли три упавших дерева, вырванных рекой во время разлива, которые лежали в небольшом овражке. Это было хорошее логово. Они запомнят это место и вернутся сюда, когда солнце начнет садиться.
   Пушистики снова осмотрели плавник на берегу, сухой, твердый, белый, как кость. Но все же Мудрый не нашел ничего лучше той дубинки, которая уже была у него. Дубинка была хорошая. Он ее долго делал. Но у некоторых других хороших дубинок не было, и они нашли себе прямые сучья, из которых можно сделать дубинки. Некоторые камни на берегу были очень твердые, и Камнелом, искусный в таких делах, принялся обкалывать их, изготовляя рубила. Большая, Собиратель и Та-Что-Носит-Блестячки присели рядом, глядя на то, как он работает, и болтая с ним. Другая нашла хороший кусок дерева и плоский камень и сидела, прислонив палку к стволу дерева и обтачивая ее камнем. Хромой тоже делал себе новую дубинку, как и Пыряло, который сидел чуть в стороне. Мудрый подошел к нему и сел рядом. Пыряло показал ему новую дубинку - длинную, чтобы удобнее было пырять.
   – Хорошее место, - сказал Пыряло, не прекращая работы. - Много еды. Мы поймали целых три затку! - он был очень удивлен этим. - И еще есть затку, много-много затку! И хатта-зосса. Надо искать, где они объели кору.
   Он скоблил заостренный конец своей новой дубинки, затачивая ее.
   – Мы останемся здесь?
   – Мы нашли логово. Может быть, останемся на следующий день, - ответил Мудрый. - Потом пойдем, найдем маленькую течь-вода, дойдем туда, где она выходит из земли. Тогда обойдем гору, выйдем на ту сторону.
   – Та сторона - как эта. Почему не остаться здесь?
   – Та сторона ближе к левой руке солнца. Левая рука солнца - Место Больших. Нужно найти Больших. Подружиться. Большие нам помогут. Большие мудрые, мы у них будем учиться, - объяснил Мудрый. - Ты хочешь искать Больших?
   – Я хочу искать Больших, - ответил Пыряло. - Другие не хотят, другие боятся. Слушают Большую. - Он отложил камень и взял дубинку в обе руки, рассматривая ее. - Большая думает, она знает больше Мудрого. Камнелом и Собиратель ее слушают.
   Вот так и распадаются стаи. Так случилось однажды, давно, когда Старая была еще жива. Гашта поспорили из-за того, куда пойти охотиться, четверо разозлились и ушли. Больше их никто никогда не видел. Мать Пыряла осталась тогда в стае; Пыряло родился два времени новых листьев спустя. Мудрый не хотел, чтобы такое случилось снова. Восемь гашта - хорошая стая: не так много, чтобы еды не хватило на всех, и достаточно, чтобы охотиться, растянувшись цепью, когда один видит то, чего не замечает другой; достаточно, чтобы хорошо охотиться на хатта-зосса. И Мудрый не хотел ссор: когда Народ ссорится - это совсем не приятно.
   И все же он хотел дойти до Места Больших, чтобы найти Больших и подружиться с ними. Пусть даже ему придется идти одному. Нет, Пыряло все равно пойдет с ним. И Та-Что-Носит-Блестячки, наверно, тоже. Вот еще одна причина для беспокойства! Если стая распадется, они поссорятся из-за блестячек.
   Быть может. Хромой и Другая тоже согласятся идти с ним. Но кто поведет остальных? Большая хочет вести, но ведь она же не Мудрая. Она Глупая, Шоумко. Если остальные позволят ей вести стаю, они все скоро сделаются мертвыми. Нет, надо сохранить стаю!
   Солнце медленно пробиралось по небу к своему логову. Тени становились длиннее. Камнелом все обтесывал твердый камень - он делал себе нож, чтобы резать хатта-зосса. Гашта будут хранить нож так долго, как только смогут. Камнелом уже сделал ручное рубило. Мудрому хотелось, чтобы можно было унести с собой побольше вещей, но у гашта только две руки, а в одной всегда должна быть бей-дубинка. Так что скоро орудия, которые делает Камнелом, придется бросить. Или же они потеряются при переправе через течь-воду. Удивительно, что им удалось так долго сохранять блестячки!
   Хромой и Другая закончили свои дубинки и пошли вверх по реке вдоль берега. Пыряло доделал свое оружие, и они с Мудрым пошли вниз по реке, туда, где в нее впадал поток, который они перешли накануне. Они говорили о хеш-назза, которого видели раньше, и гадали, где он теперь. Он не может перебраться через реку, потому что она слишком широкая и быстрая, и он слишком большой, чтобы пройти по берегу вдоль выступа скалы и выйти к мелкому месту, где перешли реку они сами.
   Они свернули и пошли обратно через лес. Крупной дичи они не нашли, зато поймали по нескольку маленьких ящерок и съели их. Когда они снова вернулись к тому месту, где лежал плавник, Хромой и Другая тоже вернулись и принесли хатта-зосса, которого они убили. Все поели. К этому времени солнце начало раскрашивать небо в разные цвета. Это было очень здорово. Гашта смотрели на закат, пока краски не угасли, потом пошли к логову, которое присмотрели раньше. Всем было очень хорошо, и они долго-долго болтали, прежде чем заснуть.