Страница:
Мы с Огом переглянулись, и он вздохнул:
— Хорошо, Тулл. До той поры, пока не отработаем ремонт — минус пять процентов от стандартной оплаты.
— Вот и замечательно! — повеселел владелец доков. — Я рад, что мы смогли договориться.
Еще бы ты не рад, рыжий стручок! Пользуясь нашим бедственным положением, выбил для себя замечательные условия, ничего при этом не потеряв. Что же, на какое-то время придется затянуть поясок. Но как только представится случай — я буду первым, кто выбьет из Тулла не только прибавку к жалованью, но и его фамильные серебряные пряжки и алмазные запонки. Мы два с лишним года рисковали шеей ради лепрекона. То, что нас ни разу не подцепили с «горячими» артефактами — просто чудо. Дважды наши задания были на грани провала, и спасало лишь то, что мы известны на всем архипелаге Павлиньего хвоста как самые опытные почтовые курьеры, которые не единожды оказывали услуги независимым островам Союза.
— А уж мы-то как рады, Тулл. Просто плачем от счастья, — я отхлебнул рома. — Хм. «Круситский»?
— По бутылке что, не видно? — хмыкнул он. — Это тебе не «Сан-Рафаэль» или «Атакамес». Ром высшего сорта. Дороже только у губернатора.
Это точно. У нашего славного дона Сиксто в подвалах то же самое пойло, но проданное стариной Туллом в два раза дороже той цены, по которой он покупает напиток на острове Крусита.
— Вы, между прочим, не хотите мне ничего передать? — Лепрекон выбил выкуренную трубку и воззрился на нас, словно рыжий кот на мышей.
Я усмехнулся, залез в карман правой штанины комбинезона и вытащил маленький цилиндр, запечатанный сургучом.
— Тебе письмо, мерзкая акула.
Он хохотнул, хотя я и не думал шутить. Ловко поймал послание, разломал печать. На свет появился листок тростниковой бумаги.
— Что бы я без вас делал, ребята? Обожаю почту. В особенности когда пишут любимые внуки, — улыбнулся он, скомкал письмо и, не глядя, бросил на пол.
— Даже не прочтешь?
— А зачем? — удивился Тулл. — Я и так знаю, что там накалякано. Опять просят денег, лодыри!
Из футляра на сморщенную ладонь упало два светло-желтых камушка. Каждый из них был величиной не больше просяного зернышка.
Лиснейские камни. По пять сотен луидоров за штуку или пожизненное на серебряных рудниках, если тебя поймают за продажей или перевозкой.
Подобные игрушки входят в первую десятку запрещенных «горячих» товаров и находятся под номером шесть в списке для смертников-контрабандистов. А все оттого, что таким камушком можно снять с себя самое страшное проклятье и даже отвести высшие заклинания черной магии. Также, с их помощью, возможно призвать демона и поручить убить конкурента. В общем, мерзкие штучки.
— Да. Все в порядке. — Тулл придирчиво изучил камни и спрятал их во внутренний карман жилета. — Не смею вас больше задерживать.
Я улыбнулся, на краткое мгновенье приложился к рому и сказал:
— Мы с радостью тебя оставим, как только ты заплатишь. И не делай такое изумленное лицо. Наш договор вступает в силу лишь со следующего рейса. За эти зернышки изволь расплатиться честь по чести.
Тулл, кряхтя, полез в ящик стола. Кажется, он собирался умереть, что и неудивительно. Всем известно, для лепрекона расстаться с деньгами — самая большая трагедия в жизни.
— Забирайте и проваливайте. У меня от вас уже голова болит.
Ог сгреб деньги. Не спеша пересчитал. Кивнул, подтверждая, что все правильно.
— Доброй ночи, Тулл. С тобой всегда приятно иметь дело, — сказал я и, не расставаясь с бутылкой рома, направился к двери.
— Эй! Лас! Совсем забыл спросить — кто это вас так хорошо продырявил? Вы едва сели.
— Морской народ, — ответил Ог, прежде чем я успел открыть рот.
— Морской народ? — эхом отозвался порядком изумленный Тулл. Он явно счел, что Огу удалось невозможное — опьянеть с одной бутылки виски.
— Шли над водой, на бреющем. Вот тут они нас и достали. Лупанули прямо из-под воды «Коралловой завесой».
— На кой вы им сдались? У них с Союзом уже лет двадцать как перемирие.
— Мы-то откуда знаем? Если тебе интересно — сплавай к ним да спроси. Можешь еще от нашего имени выставить счет за «Ласточку», — прогудел Ог.
И мы, не дожидаясь следующего вопроса, покинули берлогу лепрекона.
ГЛАВА 3,
ГЛАВА 4, которая заканчивается серьезным уроком для тех, кто не ценит неприкосновенность частной собственности.
— Хорошо, Тулл. До той поры, пока не отработаем ремонт — минус пять процентов от стандартной оплаты.
— Вот и замечательно! — повеселел владелец доков. — Я рад, что мы смогли договориться.
Еще бы ты не рад, рыжий стручок! Пользуясь нашим бедственным положением, выбил для себя замечательные условия, ничего при этом не потеряв. Что же, на какое-то время придется затянуть поясок. Но как только представится случай — я буду первым, кто выбьет из Тулла не только прибавку к жалованью, но и его фамильные серебряные пряжки и алмазные запонки. Мы два с лишним года рисковали шеей ради лепрекона. То, что нас ни разу не подцепили с «горячими» артефактами — просто чудо. Дважды наши задания были на грани провала, и спасало лишь то, что мы известны на всем архипелаге Павлиньего хвоста как самые опытные почтовые курьеры, которые не единожды оказывали услуги независимым островам Союза.
— А уж мы-то как рады, Тулл. Просто плачем от счастья, — я отхлебнул рома. — Хм. «Круситский»?
— По бутылке что, не видно? — хмыкнул он. — Это тебе не «Сан-Рафаэль» или «Атакамес». Ром высшего сорта. Дороже только у губернатора.
Это точно. У нашего славного дона Сиксто в подвалах то же самое пойло, но проданное стариной Туллом в два раза дороже той цены, по которой он покупает напиток на острове Крусита.
— Вы, между прочим, не хотите мне ничего передать? — Лепрекон выбил выкуренную трубку и воззрился на нас, словно рыжий кот на мышей.
Я усмехнулся, залез в карман правой штанины комбинезона и вытащил маленький цилиндр, запечатанный сургучом.
— Тебе письмо, мерзкая акула.
Он хохотнул, хотя я и не думал шутить. Ловко поймал послание, разломал печать. На свет появился листок тростниковой бумаги.
— Что бы я без вас делал, ребята? Обожаю почту. В особенности когда пишут любимые внуки, — улыбнулся он, скомкал письмо и, не глядя, бросил на пол.
— Даже не прочтешь?
— А зачем? — удивился Тулл. — Я и так знаю, что там накалякано. Опять просят денег, лодыри!
Из футляра на сморщенную ладонь упало два светло-желтых камушка. Каждый из них был величиной не больше просяного зернышка.
Лиснейские камни. По пять сотен луидоров за штуку или пожизненное на серебряных рудниках, если тебя поймают за продажей или перевозкой.
Подобные игрушки входят в первую десятку запрещенных «горячих» товаров и находятся под номером шесть в списке для смертников-контрабандистов. А все оттого, что таким камушком можно снять с себя самое страшное проклятье и даже отвести высшие заклинания черной магии. Также, с их помощью, возможно призвать демона и поручить убить конкурента. В общем, мерзкие штучки.
— Да. Все в порядке. — Тулл придирчиво изучил камни и спрятал их во внутренний карман жилета. — Не смею вас больше задерживать.
Я улыбнулся, на краткое мгновенье приложился к рому и сказал:
— Мы с радостью тебя оставим, как только ты заплатишь. И не делай такое изумленное лицо. Наш договор вступает в силу лишь со следующего рейса. За эти зернышки изволь расплатиться честь по чести.
Тулл, кряхтя, полез в ящик стола. Кажется, он собирался умереть, что и неудивительно. Всем известно, для лепрекона расстаться с деньгами — самая большая трагедия в жизни.
— Забирайте и проваливайте. У меня от вас уже голова болит.
Ог сгреб деньги. Не спеша пересчитал. Кивнул, подтверждая, что все правильно.
— Доброй ночи, Тулл. С тобой всегда приятно иметь дело, — сказал я и, не расставаясь с бутылкой рома, направился к двери.
— Эй! Лас! Совсем забыл спросить — кто это вас так хорошо продырявил? Вы едва сели.
— Морской народ, — ответил Ог, прежде чем я успел открыть рот.
— Морской народ? — эхом отозвался порядком изумленный Тулл. Он явно счел, что Огу удалось невозможное — опьянеть с одной бутылки виски.
— Шли над водой, на бреющем. Вот тут они нас и достали. Лупанули прямо из-под воды «Коралловой завесой».
— На кой вы им сдались? У них с Союзом уже лет двадцать как перемирие.
— Мы-то откуда знаем? Если тебе интересно — сплавай к ним да спроси. Можешь еще от нашего имени выставить счет за «Ласточку», — прогудел Ог.
И мы, не дожидаясь следующего вопроса, покинули берлогу лепрекона.
ГЛАВА 3,
в которой все узнают, что не слишком трезвые летуны неспособны не лезть в чужие дела.
Жар, поднимавшийся от залива, прогретого за день, заставлял огни Сан-Винсенте дрожать и мерцать. Словно в эту ночь из джунглей прилетели гигантские светлячки и расселись на всех окрестных холмах. Сейчас они казались куда ярче крылышек фэйри, обслуживающих полосы Логова, — ребята старательно светили синим, зеленым и красным, показывая летунам, задержавшимся в небе, место для посадки.
Лишь когда мы оказались на берегу, Ог остановился, засунул руки в карманы испачканного комбинезона и полной грудью вдохнул влажный воздух тропической ночи. Я не спешил начинать разговор — слушал несмолкаемый стрекот пальмовых цикад и песни древесных лягушек. Наконец орк достал кисет, трубку, задумчиво посмотрел на них и убрал обратно, сказав мне совсем не то, что я ожидал услышать:
— Иногда для того, чтобы появился вкус к жизни, следует пройти между небом и землей.
— Ты только что озвучил одну из старых философских мыслей моего народа. Уверен, что у тебя нет родственников среди эльфов?
Ог с сомнением посмотрел на меня и усмехнулся:
— Уверен. Никто, кроме меня, не способен терпеть ваше заносчивое племя.
— За это стоит выпить. — Я предложил ему рома, но компаньон жестом показал, что не собирается изменять своей любви к виски.
Начался отлив. По белому влажному песку деловито засуетились в поисках поживы большие бледно-желтые крабы. Завидев нас, они бросались врассыпную, раздраженно щелкая клешнями. Ог проводил одного из них задумчивым взглядом:
— Нам придется на время забыть о веселых пирушках. Как бы не пришлось крабов ловить.
Едва речь зашла о нашем невеселом финансовом положении, вкус рома потерял все свое очарование.
— Дела не так плохи. Да и крабов нельзя назвать невкусными. А насчет пирушек... Не помню за последнее время ни одной. Мы только и делаем, что пашем. Налетали девять тысяч часов за неполных два года. Но с деньгами скоро будут проблемы. Ты совершенно прав.
Какое-то время мы шагали молча.
Не задерживаясь, прошли мимо перевернутых лодок, длинных и пропахших рыбой. Свернули в город. Этот район славился кабаками, игорными заведениями и публичными домами на самые разные вкусы. Здесь можно было встретить ловцов удачи, наемников, контрабандистов, собирателей тростника, искателей сокровищ, продавцов магических товаров, шарлатанов, матросов, летунов, рыбаков, рабочих доков, приезжих с континента и других островов Союза. Все веселились, кто во что горазд: пили, жрали, курили траву, заправлялись порошком морского народа, лапали девок, танцевали, играли в кости и карты, обсуждали грядущие и свершившиеся походы, полеты, сражения, обманывали и умирали.
Мы как раз миновали одно такое заведение. У двери, в обнимку со свиньями, валялся пьяница в грязной одежде, а из трактира доносилось громкое, нестройное, но душевное пение. Похоже, команда какой-то шхуны праздновала удачный рейд.
— Значит, морской народ? — вкрадчиво спросил я, когда прибрежная улица осталась позади и мы оказались чуть севернее рыбачьих кварталов.
Or невыразительно пожал плечами:
— Он все равно не поверил.
— Ясное дело, не поверил. Кто ж купится на такую чушь, кроме вонючих гоблинов? Только не понимаю, зачем ты врал?
— Предчувствие, Лас. Оно говорит, что не следует трепаться о гномах на каждом углу. Это может принести беду.
— Не говори ерунды. Кому нужны эти недомерки?
— Думать о них не хочу, — нахмурился он. — Только теперь начинаю понимать, почему ты не любишь гномов.
Настала моя очередь пожимать плечами:
— С недоростками у эльфов гораздо более старые счеты, чем с орками.
— Отрадно слышать, что кого-то вы ненавидите сильнее, чем нас, — рассмеялся напарник и тут же переменил тему: — Что с деньгами? Отдать твою долю?
Я немного поразмыслил над этим предложением. У меня в карманах оставалась кое-какая мелочь, так что в лишних луидорах особой нужды не было.
— Нет, пожалуй. Оставь у себя.
Ог — мой банк. Он надежен, как драконий сейф, и безотказен, как настоящий друг. К тому же только идиот полезет за деньгами в берлогу, где проживает целая семейка зеленокожих.
Мы замедлили шаг, лишь когда добрались до приметного перекрестка. Мне надо было еще плестись до улицы Лебедей и Пингвинов, а напарнику оставалось пройти лишь три квартала в сторону Губернаторской горки.
— Мама обещала приготовить лангустинов в соусе ахильо, как ты любишь. Составишь мне компанию? — осторожно поинтересовался компаньон.
Мама Ога — замечательная женщина. Слона на скаку остановит, фрегат половником собьет, построит всех ловцов удачи и заставит их вымыть уши и постирать носки. А уж готовит она, несмотря на то, что орк, так, что даже губернатор, спустись он в нашу дыру, язык бы от удовольствия проглотил.
Госпожа Гу пыталась относиться ко мне как к своему. И успешно делала вид, будто за столом сидит не извечный враг ее народа, а какой-нибудь двоюродный клыкастый кузен из урочища Холодного камня. Кровь предков кричала ей о сотнях погибших в лесных сражениях родичей, но разум и сердце твердили, что распри между нами остались далеко на континенте. Слава Небу, мамаша Гу очень быстро поняла, что здесь, на Черепашьем острове, эльф и орк не только могут вместе зарабатывать луидоры, но и дружить.
Однако, несмотря на это осознание, мое присутствие все равно заставляло ее чувствовать себя неловко. Поэтому, хоть я и любил стряпню мамы Ога, в гости заходил не слишком часто. Да и братцы компаньона не слишком-то были счастливы, видя меня живым и здоровым.
— Ты знаешь... не сегодня. Зверски устал. — Я почти не врал. — Передай маме огромный привет. А завтра заходи, поговорим о делах.
— Ага, — сказал он, стараясь не показать, что расстроен отказом. — Только если случайно кого из моих встретишь, не говори про «Ласточку». Ма станет волноваться.
— О чем речь. Бывай. — Я пожал протянутую руку и в полном одиночестве поплелся домой.
Порой завидую Огу белой завистью. У него есть семья. Есть к кому возвращаться. Чего не скажешь обо мне. Мой Дом — Золотой лес. Он не ждет меня с распростертыми объятьями, и появись я там — сразу окажусь в руках палача. Вряд ли кто-то простил мне то, что я посмел сомневаться в разуме Великой Королевы, а затем сбежал из-под трибунала, сбив три стреколета своего бывшего звена, пытавшихся остановить меня.
Я поморщился и постарался отвлечься от тяжелых воспоминаний. Ни к чему было пить.
Продолжая путь по пустой улице, я направился вдоль высокой стены, заросшей плющом. По правую руку стояли двухэтажные дома с плоскими крышами и высокими балкончиками. Света в окнах не было.
Где-то через квартал мимо меня прошли трое из губернаторского Караула. С учетом того, что за мной не тянулось никаких грязных делишек, да и на комбинезоне имелась нашивка курьерской доставки писем, стражи порядка не заинтересовались моей персоной. Я спокойно двинулся дальше, свернул направо и начал подниматься в горку.
Слева три худых грязных гоблина рылись в помойке, разбрасывая вокруг вонючее содержимое деревянных ящиков. Увидев меня, лохматые твари угрожающе зашипели, предупреждая, чтобы я не смел присоединяться к их пиршеству. Я поискал глазами камень, чтобы швырнуть в мерзких существ, но ничего подходящего не нашел. Бутылку кидать было жалко, на дне оставалось еще немного рома, и я, разочарованно сплюнув, пошел дальше.
На площади Попутного ветра — в дальней ее части, возле фонтана — веселилась какая-то компания. Судя по крикам и говору — люди. Меня всегда поражало это племя. Могут не спать сутками, дай им только выпивку да красивых женщин. Не желая мешать гулянке, я обошел ее стороной. Миновал большую, благоухающую сладкими цветочными ароматами клумбу, вокруг которой, сверкая сияющими крылышками, кружились четыре ночных колибри.
А вот, наконец, улица Лебедей и Пингвинов. До дома пять минут ходьбы. Дорога здесь оставляла желать лучшего, да и темно было, хоть глаз выколи. Для чужака — не слишком приятное местечко. За ближайшими воротами забрехал пес, ему ответили дружки из соседних дворов. Я свистнул, и тут же стало тихо. Меня тут, слава Небу, знала каждая собака.
Я уже предвкушал очарование, тепло и нежность моей славной, всегда отзывчивой кровати, когда совершенно некстати услышал крики: «На помощь!» Чаще всего я не лезу в такие дела, но в эту ночь ром, кажется, и вправду пошел во вред. Только этим можно объяснить, что кое-кто направился туда, откуда раздавались испуганные писки и грубая ругань.
Увиденная картина на какое-то мгновение заставила меня застыть от удивления. На небольшом пустыре, как раз у излучины реки, впадающей в море, росли две тощие кокосовые пальмы. Вокруг них крутились трое громил, явно прибывшие с материка. Я сразу это понял — местные ведут себя несколько иначе, чем данные нагловатые субъекты. Они остервенело подпрыгивали на месте, силясь достать что-то с верхушки ближайшего дерева, а четвертый сквернословил на всю округу, пытаясь забраться по стволу.
С пальмы упал кокос. И достаточно метко. Лезший на дерево мордоворот с воплем рухнул, и на его голову тут же полетел еще один орех. Этого вполне хватило, чтобы парень потерял сознание.
Я решил остаться. Стало ужасно интересно посмотреть, что будет дальше. Сверху градом сыпались кокосы, и троице оставшихся охотников пришлось несладко. Они едва успевали уворачиваться. Ситуация стала настолько забавной, что я не выдержал и расхохотался.
Меня услышали, и, оставив товарища следить за пальмой, двое чужаков тут же пошли навстречу. У них на поясах висели короткие широкие абордажные мечи.
— Тебе чего надо? — довольно неприветливо спросил тот, что встал слева.
— Просто интересно, сколько еще раз надо засветить по макушке, прежде чем человек догадается, что ему тут не рады.
Такой ответ им явно не понравился.
— Ты не знаешь, во что ввязываешься, летун. Проваливай, пока есть такая возможность.
— Да вы не обращайте на меня внимания, ребята. — Я допил остатки рома и с огорчением взвесил опустевшую бутылку в руке. — Иначе за беседой вся ночь пройдет. А вы, как вижу, торопитесь.
Тот, что стоял справа, зло зарычал, но приятель успел схватить его за плечо:
— Разве тебе не понятно, летун? Иди прочь. Какое дело эльфу до чужих забот?
— У меня сегодня ночь добрых поступков. Не люблю, когда тупые уроды лазят по деревьям.
Они вновь раскрыли рты, а я подумал, что, увидь меня сейчас Ог, он бы без церемоний упек своего компаньона в больницу Летучих рыб как минимум на месяц.
Подлечить голову.
— Да он же пьяный! — неуверенно сказал тот, что слева.
— Тем лучше, — усмехнулся второй, обнажая меч. — Никогда не любил мерзких эльфов.
Вот и весь разговор. Никто не любит эльфов. В особенности пьяных. В особенности когда они в меньшинстве.
Я швырнул в ублюдка бутылкой, промахнулся и выхватил из-за спины пистолет. Крутанул большим пальцем колесико курка и, практически не целясь, нажал на спусковой крючок. Взвизгнуло, сверкнуло алым, и вырвавшаяся из дула огнепчела развалила голову парня, оказавшегося на ее пути.
Дружок мертвеца с рычанием бросился на меня. Несмотря на то, что противник являлся человеком, двигался он с большим проворством, ничуть мне не уступая. А бросивший пальму громила уже был рядом и пытался зайти со спины.
У ребят обнаружились повадки опытных убийц. И, кажется, они не понаслышке знали, что такое настоящий абордаж. Я перехватил пистолет за дуло, а в левую руку взял нож.
— Зря ты с нами связался, — сказал первый, и его клинок рубанул меня по шее. Я даже испугаться не успел.
Грудь окатило холодом — между мной и вражеской сталью вспыхнул бирюзовый щит. Мечу не хватило всего лишь четверти дюйма для того, чтобы я испустил дух. Жалобно взвизгнув, клинок отлетел назад и ударил неудачливого хозяина прямо промеж глаз.
На этот раз моя «Отражающая стена» сработала идеально. Не только спасла жизнь, но и обратила оружие против владельца.
Второй противник отступил на несколько шагов.
— Не боишься пользоваться «горячим» товаром, эльф? — процедил он. — Если я сообщу об этом, у тебя будут неприятности.
Это точно. «Отражающая стена» находится в списке запрещенных артефактов. Владеть ею имеют право лишь некоторые патрульные, караульные и офицеры гарнизона фортов. Обычные летуны, такие, как я, не должны касаться защитных артефактов подобной мощи под страхом высылки на соляные копи. Но в данном случае я ни о чем не жалею. Добытая на материке «безделушка» только что спасла мне жизнь.
— Ты уверен, что сможешь об этом кому-нибудь сообщить? — Я поднял с земли тесак убитого и сразу почувствовал себя гораздо увереннее, чем прежде.
— Считаешь себя всемогущим, да?
Его меч издал долгий звенящий звук, и клинок раскалился, став ослепительно белым. Вот и все мое преимущество. Против такого никакая «стена» не поможет.
Оружие в моих руках было точно таким же, но гореть белым пламенем не захотело. Я не знал нужных слов. И поэтому проворно отскочил в сторону, начав отступать к дальней стене. Тот бугай, что получил кокосом по башке, так и не пришел в себя, но мне и одного хватит. Артефакт в руках убийцы мерцал от всполохов пламени, то и дело пробегающих по клинку.
— Стража Караула! Бросить оружие!
Я, не задумываясь, выполнил это требование и поднял руки как можно выше, чтобы не давать повода. Мой противник, наоборот, бросился в сторону двоих служителей закона, и с ним больше не церемонились. Грянул выстрел, и ночь пронзил алый росчерк огнепчелы. Незадачливый убийца упал с развороченной грудной клеткой.
Не шевелясь, я ждал, когда блюстители порядка подойдут ко мне.
— Твой друг оказался глупее, чем ты, — сказал сутулый полуорк, держащий наготове мушкет.
— Он не мой друг. — Я не спешил опускать руки. — Я вообще не с ними. И рад, что вы поспели вовремя.
— Еще бы ты не рад, летун, — усмехнулся второй караульный, человек. — Оставь его, Игги. Парень безобиден.
— На нем два мертвеца.
— Я защищал свою жизнь! — возмутился я.
— Поговори у меня! Знаешь его? — последний вопрос полуорка был обращен к человеку.
— Видел. Он курьер. Из Логова. Рассекает с орком уже который год.
Меня видели многие. Единственного эльфа на этом клочке суши не так сложно запомнить. Старина Игги с сомнением убрал мушкет.
— Твоя работа? — человек кивнул на труп застреленного мной урода.
— Моя. Курьерам разрешено использовать вместо обычных пуль огнепчел. Это в законе острова.
— Без тебя знаем, что в законе, а что нет, — довольно неприветливо бросил полуорк, внимательно изучая один из мечей. — Похоже, у нас тут кое-что «горячее», Октавио. Целых четыре «Прута света». Третья категория, если мне не изменяет память.
Список «горячих» предметов, признанных опасными для процветания островов и жизни жителей (а также большой угрозой для власти), насчитывает около ста пятидесяти наименований. Естественно, они запрещены к ввозу в Союз.
Первые двадцать безделушек в списке (первая и вторая категория) помечены особой красной графой. Владеть подобными артефактами разрешено только верхушке магов, да и то после письменного разрешения губернатора. А дальше начинаются разнообразные поблажки и исключения. Третья категория — разрешена адмиралам, но никак не головорезам. Если приводить примеры дальше — моя «Отражающая стена» находится в восьмом десятке, и найти такую штуку можно лишь у офицеров абордажных команд губернаторского флота...
— Не наше дело. Пусть маги разбираются, — пожал плечами человек.
— Подобные клинки достаточно редки. А тут сразу четыре, да еще у каких-то хорьков. Что-то не вижу у них на плечах адмиральских лент. Рассказывай, из-за чего все эти покойники, эльф, — обратился ко мне полуорк.
— Шел домой. Услышал крики о помощи.
— И решил стать спасителем?
— В точку.
— Ладно. Ври дальше, — позволил он, отстегивая с пояса одного из убитых кошелек. Деньги поменяли владельца. Я, конечно же, предпочел этого не заметить.
— А дальше просто. Эти дурни пытались снять кое-кого с пальмы. Но увидели меня и решили прикончить. Вот, собственно, все. Вон, один из них пока жив. Получил по башке орехом. Расшевелите его да спросите.
— Допросим, — сказал человек, и я понял, что потерявшему сознание ничего хорошего не светит. Возможно, он даже не очнется.
— С пальмы, говоришь? — Полуорк подошел к деревьям и, задрав голову, рявкнул: — А ну, слезай!
Раздалась возня, и я с открытым ртом уставился на спрыгнувшую с дерева девчонку. Она была невысокой, мне по грудь, и худенькой, словно тростинка. Курносый нос, очень короткие рыжие волосы. Длинная, по щиколотку, юбка из тонкой материи и рубашка с узкими рукавами. Через ее плечо была переброшена небольшая темно-зеленая сумка.
Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что это гнома.
В отличие от мужчин, женщины недомерков даже симпатичны. А эта была из тех, что «очень даже».
— Ай да эльф! — заржал полуорк. — Так вот кого он спасал!
Я нахмурился. Если бы знал, что вся эта канитель ради одной из подземного племени, пальцем бы не пошевелил. С гномами, в отличие от орков, у меня отношения отнюдь не безоблачные.
— Слышала, о чем толковал этот парень? — спросил у незнакомки караульный.
Она кивнула.
— Он говорит правду?
Опять кивок.
— Что им от тебя понадобилось? Гнома покосилась на ближайший труп.
— Что, по-вашему, нужно таким скотам от одинокой женщины? — Голос у нее оказался хрипловатым.
Отчего-то я ей не поверил. Четырем головорезам, каждый из которых вооружен «Прутом света», больше делать нечего, как расширять свои познания в межрасовых связях с какой-то чумазой крошкой.
Тихо застонал оглушенный кокосом бандит. Кажется, он начал приходить в себя, и представителям доблестного Караула сразу же стало не до нас.
— Ладно, эльф, — обратился ко мне полуорк, пока его напарник вязал пленнику руки. — Можешь проваливать. Но если возникнут вопросы, мы тебя найдем.
Намек понятен. Буду трепать о сегодняшней ночи — пожалею. Потому что если стражи не полные олухи, они обязательно загонят два из четырех клинков на черном рынке.
— Как скажете. Спасибо за помощь. Удачной ночи. — Я направился прочь, радуясь, что отделался так легко.
— Эй! Я с ним! — Неожиданно раздался голос гномы. Такой наглости от девчонки я не ожидал.
— Она с тобой, летун? — осклабился полуорк. Ему было весело, и я его вполне понимал. Эльф и гном — это еще более забавно, чем эльф и орк.
Я посмотрел в умоляющие глаза девушки и, сам того не ожидая, ляпнул:
— Да. Она со мной.
Лишь когда мы оказались на берегу, Ог остановился, засунул руки в карманы испачканного комбинезона и полной грудью вдохнул влажный воздух тропической ночи. Я не спешил начинать разговор — слушал несмолкаемый стрекот пальмовых цикад и песни древесных лягушек. Наконец орк достал кисет, трубку, задумчиво посмотрел на них и убрал обратно, сказав мне совсем не то, что я ожидал услышать:
— Иногда для того, чтобы появился вкус к жизни, следует пройти между небом и землей.
— Ты только что озвучил одну из старых философских мыслей моего народа. Уверен, что у тебя нет родственников среди эльфов?
Ог с сомнением посмотрел на меня и усмехнулся:
— Уверен. Никто, кроме меня, не способен терпеть ваше заносчивое племя.
— За это стоит выпить. — Я предложил ему рома, но компаньон жестом показал, что не собирается изменять своей любви к виски.
Начался отлив. По белому влажному песку деловито засуетились в поисках поживы большие бледно-желтые крабы. Завидев нас, они бросались врассыпную, раздраженно щелкая клешнями. Ог проводил одного из них задумчивым взглядом:
— Нам придется на время забыть о веселых пирушках. Как бы не пришлось крабов ловить.
Едва речь зашла о нашем невеселом финансовом положении, вкус рома потерял все свое очарование.
— Дела не так плохи. Да и крабов нельзя назвать невкусными. А насчет пирушек... Не помню за последнее время ни одной. Мы только и делаем, что пашем. Налетали девять тысяч часов за неполных два года. Но с деньгами скоро будут проблемы. Ты совершенно прав.
Какое-то время мы шагали молча.
Не задерживаясь, прошли мимо перевернутых лодок, длинных и пропахших рыбой. Свернули в город. Этот район славился кабаками, игорными заведениями и публичными домами на самые разные вкусы. Здесь можно было встретить ловцов удачи, наемников, контрабандистов, собирателей тростника, искателей сокровищ, продавцов магических товаров, шарлатанов, матросов, летунов, рыбаков, рабочих доков, приезжих с континента и других островов Союза. Все веселились, кто во что горазд: пили, жрали, курили траву, заправлялись порошком морского народа, лапали девок, танцевали, играли в кости и карты, обсуждали грядущие и свершившиеся походы, полеты, сражения, обманывали и умирали.
Мы как раз миновали одно такое заведение. У двери, в обнимку со свиньями, валялся пьяница в грязной одежде, а из трактира доносилось громкое, нестройное, но душевное пение. Похоже, команда какой-то шхуны праздновала удачный рейд.
— Значит, морской народ? — вкрадчиво спросил я, когда прибрежная улица осталась позади и мы оказались чуть севернее рыбачьих кварталов.
Or невыразительно пожал плечами:
— Он все равно не поверил.
— Ясное дело, не поверил. Кто ж купится на такую чушь, кроме вонючих гоблинов? Только не понимаю, зачем ты врал?
— Предчувствие, Лас. Оно говорит, что не следует трепаться о гномах на каждом углу. Это может принести беду.
— Не говори ерунды. Кому нужны эти недомерки?
— Думать о них не хочу, — нахмурился он. — Только теперь начинаю понимать, почему ты не любишь гномов.
Настала моя очередь пожимать плечами:
— С недоростками у эльфов гораздо более старые счеты, чем с орками.
— Отрадно слышать, что кого-то вы ненавидите сильнее, чем нас, — рассмеялся напарник и тут же переменил тему: — Что с деньгами? Отдать твою долю?
Я немного поразмыслил над этим предложением. У меня в карманах оставалась кое-какая мелочь, так что в лишних луидорах особой нужды не было.
— Нет, пожалуй. Оставь у себя.
Ог — мой банк. Он надежен, как драконий сейф, и безотказен, как настоящий друг. К тому же только идиот полезет за деньгами в берлогу, где проживает целая семейка зеленокожих.
Мы замедлили шаг, лишь когда добрались до приметного перекрестка. Мне надо было еще плестись до улицы Лебедей и Пингвинов, а напарнику оставалось пройти лишь три квартала в сторону Губернаторской горки.
— Мама обещала приготовить лангустинов в соусе ахильо, как ты любишь. Составишь мне компанию? — осторожно поинтересовался компаньон.
Мама Ога — замечательная женщина. Слона на скаку остановит, фрегат половником собьет, построит всех ловцов удачи и заставит их вымыть уши и постирать носки. А уж готовит она, несмотря на то, что орк, так, что даже губернатор, спустись он в нашу дыру, язык бы от удовольствия проглотил.
Госпожа Гу пыталась относиться ко мне как к своему. И успешно делала вид, будто за столом сидит не извечный враг ее народа, а какой-нибудь двоюродный клыкастый кузен из урочища Холодного камня. Кровь предков кричала ей о сотнях погибших в лесных сражениях родичей, но разум и сердце твердили, что распри между нами остались далеко на континенте. Слава Небу, мамаша Гу очень быстро поняла, что здесь, на Черепашьем острове, эльф и орк не только могут вместе зарабатывать луидоры, но и дружить.
Однако, несмотря на это осознание, мое присутствие все равно заставляло ее чувствовать себя неловко. Поэтому, хоть я и любил стряпню мамы Ога, в гости заходил не слишком часто. Да и братцы компаньона не слишком-то были счастливы, видя меня живым и здоровым.
— Ты знаешь... не сегодня. Зверски устал. — Я почти не врал. — Передай маме огромный привет. А завтра заходи, поговорим о делах.
— Ага, — сказал он, стараясь не показать, что расстроен отказом. — Только если случайно кого из моих встретишь, не говори про «Ласточку». Ма станет волноваться.
— О чем речь. Бывай. — Я пожал протянутую руку и в полном одиночестве поплелся домой.
Порой завидую Огу белой завистью. У него есть семья. Есть к кому возвращаться. Чего не скажешь обо мне. Мой Дом — Золотой лес. Он не ждет меня с распростертыми объятьями, и появись я там — сразу окажусь в руках палача. Вряд ли кто-то простил мне то, что я посмел сомневаться в разуме Великой Королевы, а затем сбежал из-под трибунала, сбив три стреколета своего бывшего звена, пытавшихся остановить меня.
Я поморщился и постарался отвлечься от тяжелых воспоминаний. Ни к чему было пить.
Продолжая путь по пустой улице, я направился вдоль высокой стены, заросшей плющом. По правую руку стояли двухэтажные дома с плоскими крышами и высокими балкончиками. Света в окнах не было.
Где-то через квартал мимо меня прошли трое из губернаторского Караула. С учетом того, что за мной не тянулось никаких грязных делишек, да и на комбинезоне имелась нашивка курьерской доставки писем, стражи порядка не заинтересовались моей персоной. Я спокойно двинулся дальше, свернул направо и начал подниматься в горку.
Слева три худых грязных гоблина рылись в помойке, разбрасывая вокруг вонючее содержимое деревянных ящиков. Увидев меня, лохматые твари угрожающе зашипели, предупреждая, чтобы я не смел присоединяться к их пиршеству. Я поискал глазами камень, чтобы швырнуть в мерзких существ, но ничего подходящего не нашел. Бутылку кидать было жалко, на дне оставалось еще немного рома, и я, разочарованно сплюнув, пошел дальше.
На площади Попутного ветра — в дальней ее части, возле фонтана — веселилась какая-то компания. Судя по крикам и говору — люди. Меня всегда поражало это племя. Могут не спать сутками, дай им только выпивку да красивых женщин. Не желая мешать гулянке, я обошел ее стороной. Миновал большую, благоухающую сладкими цветочными ароматами клумбу, вокруг которой, сверкая сияющими крылышками, кружились четыре ночных колибри.
А вот, наконец, улица Лебедей и Пингвинов. До дома пять минут ходьбы. Дорога здесь оставляла желать лучшего, да и темно было, хоть глаз выколи. Для чужака — не слишком приятное местечко. За ближайшими воротами забрехал пес, ему ответили дружки из соседних дворов. Я свистнул, и тут же стало тихо. Меня тут, слава Небу, знала каждая собака.
Я уже предвкушал очарование, тепло и нежность моей славной, всегда отзывчивой кровати, когда совершенно некстати услышал крики: «На помощь!» Чаще всего я не лезу в такие дела, но в эту ночь ром, кажется, и вправду пошел во вред. Только этим можно объяснить, что кое-кто направился туда, откуда раздавались испуганные писки и грубая ругань.
Увиденная картина на какое-то мгновение заставила меня застыть от удивления. На небольшом пустыре, как раз у излучины реки, впадающей в море, росли две тощие кокосовые пальмы. Вокруг них крутились трое громил, явно прибывшие с материка. Я сразу это понял — местные ведут себя несколько иначе, чем данные нагловатые субъекты. Они остервенело подпрыгивали на месте, силясь достать что-то с верхушки ближайшего дерева, а четвертый сквернословил на всю округу, пытаясь забраться по стволу.
С пальмы упал кокос. И достаточно метко. Лезший на дерево мордоворот с воплем рухнул, и на его голову тут же полетел еще один орех. Этого вполне хватило, чтобы парень потерял сознание.
Я решил остаться. Стало ужасно интересно посмотреть, что будет дальше. Сверху градом сыпались кокосы, и троице оставшихся охотников пришлось несладко. Они едва успевали уворачиваться. Ситуация стала настолько забавной, что я не выдержал и расхохотался.
Меня услышали, и, оставив товарища следить за пальмой, двое чужаков тут же пошли навстречу. У них на поясах висели короткие широкие абордажные мечи.
— Тебе чего надо? — довольно неприветливо спросил тот, что встал слева.
— Просто интересно, сколько еще раз надо засветить по макушке, прежде чем человек догадается, что ему тут не рады.
Такой ответ им явно не понравился.
— Ты не знаешь, во что ввязываешься, летун. Проваливай, пока есть такая возможность.
— Да вы не обращайте на меня внимания, ребята. — Я допил остатки рома и с огорчением взвесил опустевшую бутылку в руке. — Иначе за беседой вся ночь пройдет. А вы, как вижу, торопитесь.
Тот, что стоял справа, зло зарычал, но приятель успел схватить его за плечо:
— Разве тебе не понятно, летун? Иди прочь. Какое дело эльфу до чужих забот?
— У меня сегодня ночь добрых поступков. Не люблю, когда тупые уроды лазят по деревьям.
Они вновь раскрыли рты, а я подумал, что, увидь меня сейчас Ог, он бы без церемоний упек своего компаньона в больницу Летучих рыб как минимум на месяц.
Подлечить голову.
— Да он же пьяный! — неуверенно сказал тот, что слева.
— Тем лучше, — усмехнулся второй, обнажая меч. — Никогда не любил мерзких эльфов.
Вот и весь разговор. Никто не любит эльфов. В особенности пьяных. В особенности когда они в меньшинстве.
Я швырнул в ублюдка бутылкой, промахнулся и выхватил из-за спины пистолет. Крутанул большим пальцем колесико курка и, практически не целясь, нажал на спусковой крючок. Взвизгнуло, сверкнуло алым, и вырвавшаяся из дула огнепчела развалила голову парня, оказавшегося на ее пути.
Дружок мертвеца с рычанием бросился на меня. Несмотря на то, что противник являлся человеком, двигался он с большим проворством, ничуть мне не уступая. А бросивший пальму громила уже был рядом и пытался зайти со спины.
У ребят обнаружились повадки опытных убийц. И, кажется, они не понаслышке знали, что такое настоящий абордаж. Я перехватил пистолет за дуло, а в левую руку взял нож.
— Зря ты с нами связался, — сказал первый, и его клинок рубанул меня по шее. Я даже испугаться не успел.
Грудь окатило холодом — между мной и вражеской сталью вспыхнул бирюзовый щит. Мечу не хватило всего лишь четверти дюйма для того, чтобы я испустил дух. Жалобно взвизгнув, клинок отлетел назад и ударил неудачливого хозяина прямо промеж глаз.
На этот раз моя «Отражающая стена» сработала идеально. Не только спасла жизнь, но и обратила оружие против владельца.
Второй противник отступил на несколько шагов.
— Не боишься пользоваться «горячим» товаром, эльф? — процедил он. — Если я сообщу об этом, у тебя будут неприятности.
Это точно. «Отражающая стена» находится в списке запрещенных артефактов. Владеть ею имеют право лишь некоторые патрульные, караульные и офицеры гарнизона фортов. Обычные летуны, такие, как я, не должны касаться защитных артефактов подобной мощи под страхом высылки на соляные копи. Но в данном случае я ни о чем не жалею. Добытая на материке «безделушка» только что спасла мне жизнь.
— Ты уверен, что сможешь об этом кому-нибудь сообщить? — Я поднял с земли тесак убитого и сразу почувствовал себя гораздо увереннее, чем прежде.
— Считаешь себя всемогущим, да?
Его меч издал долгий звенящий звук, и клинок раскалился, став ослепительно белым. Вот и все мое преимущество. Против такого никакая «стена» не поможет.
Оружие в моих руках было точно таким же, но гореть белым пламенем не захотело. Я не знал нужных слов. И поэтому проворно отскочил в сторону, начав отступать к дальней стене. Тот бугай, что получил кокосом по башке, так и не пришел в себя, но мне и одного хватит. Артефакт в руках убийцы мерцал от всполохов пламени, то и дело пробегающих по клинку.
— Стража Караула! Бросить оружие!
Я, не задумываясь, выполнил это требование и поднял руки как можно выше, чтобы не давать повода. Мой противник, наоборот, бросился в сторону двоих служителей закона, и с ним больше не церемонились. Грянул выстрел, и ночь пронзил алый росчерк огнепчелы. Незадачливый убийца упал с развороченной грудной клеткой.
Не шевелясь, я ждал, когда блюстители порядка подойдут ко мне.
— Твой друг оказался глупее, чем ты, — сказал сутулый полуорк, держащий наготове мушкет.
— Он не мой друг. — Я не спешил опускать руки. — Я вообще не с ними. И рад, что вы поспели вовремя.
— Еще бы ты не рад, летун, — усмехнулся второй караульный, человек. — Оставь его, Игги. Парень безобиден.
— На нем два мертвеца.
— Я защищал свою жизнь! — возмутился я.
— Поговори у меня! Знаешь его? — последний вопрос полуорка был обращен к человеку.
— Видел. Он курьер. Из Логова. Рассекает с орком уже который год.
Меня видели многие. Единственного эльфа на этом клочке суши не так сложно запомнить. Старина Игги с сомнением убрал мушкет.
— Твоя работа? — человек кивнул на труп застреленного мной урода.
— Моя. Курьерам разрешено использовать вместо обычных пуль огнепчел. Это в законе острова.
— Без тебя знаем, что в законе, а что нет, — довольно неприветливо бросил полуорк, внимательно изучая один из мечей. — Похоже, у нас тут кое-что «горячее», Октавио. Целых четыре «Прута света». Третья категория, если мне не изменяет память.
Список «горячих» предметов, признанных опасными для процветания островов и жизни жителей (а также большой угрозой для власти), насчитывает около ста пятидесяти наименований. Естественно, они запрещены к ввозу в Союз.
Первые двадцать безделушек в списке (первая и вторая категория) помечены особой красной графой. Владеть подобными артефактами разрешено только верхушке магов, да и то после письменного разрешения губернатора. А дальше начинаются разнообразные поблажки и исключения. Третья категория — разрешена адмиралам, но никак не головорезам. Если приводить примеры дальше — моя «Отражающая стена» находится в восьмом десятке, и найти такую штуку можно лишь у офицеров абордажных команд губернаторского флота...
— Не наше дело. Пусть маги разбираются, — пожал плечами человек.
— Подобные клинки достаточно редки. А тут сразу четыре, да еще у каких-то хорьков. Что-то не вижу у них на плечах адмиральских лент. Рассказывай, из-за чего все эти покойники, эльф, — обратился ко мне полуорк.
— Шел домой. Услышал крики о помощи.
— И решил стать спасителем?
— В точку.
— Ладно. Ври дальше, — позволил он, отстегивая с пояса одного из убитых кошелек. Деньги поменяли владельца. Я, конечно же, предпочел этого не заметить.
— А дальше просто. Эти дурни пытались снять кое-кого с пальмы. Но увидели меня и решили прикончить. Вот, собственно, все. Вон, один из них пока жив. Получил по башке орехом. Расшевелите его да спросите.
— Допросим, — сказал человек, и я понял, что потерявшему сознание ничего хорошего не светит. Возможно, он даже не очнется.
— С пальмы, говоришь? — Полуорк подошел к деревьям и, задрав голову, рявкнул: — А ну, слезай!
Раздалась возня, и я с открытым ртом уставился на спрыгнувшую с дерева девчонку. Она была невысокой, мне по грудь, и худенькой, словно тростинка. Курносый нос, очень короткие рыжие волосы. Длинная, по щиколотку, юбка из тонкой материи и рубашка с узкими рукавами. Через ее плечо была переброшена небольшая темно-зеленая сумка.
Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что это гнома.
В отличие от мужчин, женщины недомерков даже симпатичны. А эта была из тех, что «очень даже».
— Ай да эльф! — заржал полуорк. — Так вот кого он спасал!
Я нахмурился. Если бы знал, что вся эта канитель ради одной из подземного племени, пальцем бы не пошевелил. С гномами, в отличие от орков, у меня отношения отнюдь не безоблачные.
— Слышала, о чем толковал этот парень? — спросил у незнакомки караульный.
Она кивнула.
— Он говорит правду?
Опять кивок.
— Что им от тебя понадобилось? Гнома покосилась на ближайший труп.
— Что, по-вашему, нужно таким скотам от одинокой женщины? — Голос у нее оказался хрипловатым.
Отчего-то я ей не поверил. Четырем головорезам, каждый из которых вооружен «Прутом света», больше делать нечего, как расширять свои познания в межрасовых связях с какой-то чумазой крошкой.
Тихо застонал оглушенный кокосом бандит. Кажется, он начал приходить в себя, и представителям доблестного Караула сразу же стало не до нас.
— Ладно, эльф, — обратился ко мне полуорк, пока его напарник вязал пленнику руки. — Можешь проваливать. Но если возникнут вопросы, мы тебя найдем.
Намек понятен. Буду трепать о сегодняшней ночи — пожалею. Потому что если стражи не полные олухи, они обязательно загонят два из четырех клинков на черном рынке.
— Как скажете. Спасибо за помощь. Удачной ночи. — Я направился прочь, радуясь, что отделался так легко.
— Эй! Я с ним! — Неожиданно раздался голос гномы. Такой наглости от девчонки я не ожидал.
— Она с тобой, летун? — осклабился полуорк. Ему было весело, и я его вполне понимал. Эльф и гном — это еще более забавно, чем эльф и орк.
Я посмотрел в умоляющие глаза девушки и, сам того не ожидая, ляпнул:
— Да. Она со мной.
ГЛАВА 4, которая заканчивается серьезным уроком для тех, кто не ценит неприкосновенность частной собственности.
Меня разбудила тишина.
На самом деле я не припомню такого за все время, что здесь живу. Недалеко от моего уютного гнездышка расположена Яма — одна из посадочных площадок для стреколетов. И в светлое время суток, и ночью тем, кто не привык к реву демонов, здесь делать нечего. Именно поэтому никто из сдающих квартиры в этой части Сан-Винсенте не дерет со своих клиентов втридорога.
Я встал, взял со стула штаны и недоуменно нахмурился. Курьер редко проводит время у себя в берлоге. Обычно не чаще двух-трех раз в месяц, да и то ради одной-двух ночевок. Я провожу в небе больше времени, чем в собственной кровати, и у меня редко появляется возможность убираться в норе. За последние три года, по-моему, такого не происходило ни разу. Не скажу, что я в восторге от бардака, но просто нет сил и времени его разгребать после того, как накрутил в воздухе четырнадцать часов.
Однако сейчас в доме было абсолютно чисто. Пока я дрых без задних ног, гнома похозяйничала в свое удовольствие. Вчера усталость и ром сказались на мне не самым лучшим образом. Добравшись до своего скромного жилья, я указал ей на гамак в соседней комнате и, рухнув на постель, провалился в сон. Даже имени незнакомки не спросил.
Я выглянул в распахнутое окно.
Позднее утро, чистое небо. Ни одного стреколета в воздухе. Гнома сидела на крылечке и, затаив дыхание, следила за зеленой колибри. В солнечных лучах перышки птицы отливали металлическим блеском, а крылья казались размытыми штрихами, так часто она ими махала, облетая лиловые цветки бальзамина.
— Никогда не видела таких птиц? — спросил я.
Гостья резко обернулась, с тревогой и некоторым испугом оглядела меня. Затем неуверенно улыбнулась.
— Нет. В моей стране они не водятся.
— В моей тоже. — Я не жаловал ее племя, но собрал всю вежливость в кулак и сказал, как можно более добродушно: — Спасибо, что помогла с уборкой.
На этот раз улыбка у нее была уже не такой неуверенной, а на редкость славной.
— Спасибо, что приютил меня на ночь. Ну и за то, что вчера вмешался, тоже спасибо.
Я пожал плечами. Мол, чего благодарить за такие пустяки? Я каждую ночь только тем и занимаюсь, что спасаю гномов от всяческих образин.
— Я Гира, — представилась она и вопросительно посмотрела на меня.
Глаза у нее были темные, почти черные.
— Меня зовут Лас. Надеюсь, гамак не показался тебе неудобным?
На самом деле я не припомню такого за все время, что здесь живу. Недалеко от моего уютного гнездышка расположена Яма — одна из посадочных площадок для стреколетов. И в светлое время суток, и ночью тем, кто не привык к реву демонов, здесь делать нечего. Именно поэтому никто из сдающих квартиры в этой части Сан-Винсенте не дерет со своих клиентов втридорога.
Я встал, взял со стула штаны и недоуменно нахмурился. Курьер редко проводит время у себя в берлоге. Обычно не чаще двух-трех раз в месяц, да и то ради одной-двух ночевок. Я провожу в небе больше времени, чем в собственной кровати, и у меня редко появляется возможность убираться в норе. За последние три года, по-моему, такого не происходило ни разу. Не скажу, что я в восторге от бардака, но просто нет сил и времени его разгребать после того, как накрутил в воздухе четырнадцать часов.
Однако сейчас в доме было абсолютно чисто. Пока я дрых без задних ног, гнома похозяйничала в свое удовольствие. Вчера усталость и ром сказались на мне не самым лучшим образом. Добравшись до своего скромного жилья, я указал ей на гамак в соседней комнате и, рухнув на постель, провалился в сон. Даже имени незнакомки не спросил.
Я выглянул в распахнутое окно.
Позднее утро, чистое небо. Ни одного стреколета в воздухе. Гнома сидела на крылечке и, затаив дыхание, следила за зеленой колибри. В солнечных лучах перышки птицы отливали металлическим блеском, а крылья казались размытыми штрихами, так часто она ими махала, облетая лиловые цветки бальзамина.
— Никогда не видела таких птиц? — спросил я.
Гостья резко обернулась, с тревогой и некоторым испугом оглядела меня. Затем неуверенно улыбнулась.
— Нет. В моей стране они не водятся.
— В моей тоже. — Я не жаловал ее племя, но собрал всю вежливость в кулак и сказал, как можно более добродушно: — Спасибо, что помогла с уборкой.
На этот раз улыбка у нее была уже не такой неуверенной, а на редкость славной.
— Спасибо, что приютил меня на ночь. Ну и за то, что вчера вмешался, тоже спасибо.
Я пожал плечами. Мол, чего благодарить за такие пустяки? Я каждую ночь только тем и занимаюсь, что спасаю гномов от всяческих образин.
— Я Гира, — представилась она и вопросительно посмотрела на меня.
Глаза у нее были темные, почти черные.
— Меня зовут Лас. Надеюсь, гамак не показался тебе неудобным?