Пембертон Маргарет. Белое Рождество. Книга 1

   – Откуда им знать, верны ли цифры потерь противника? – прошептал Гэвин. – Я полагал, вьетконговцы при любой возможности забирают своих погибших.
   Джимми с жалостью посмотрел на него и перебросил резинку из-за левой щеки к правой.
   – Да, так они и делают, – ответил он. – Но всякий раз после того, как американцы вступают в бой с противником, их командира спрашивают, сколько вьетконговцев подстрелили его солдаты. Он не обязан предъявлять трупы, чтобы подтвердить названные цифры. Ему нужно лишь выбрать подходящее число и умножить его на два.
   – Ты хочешь сказать, что количество убитых вьетконговцев приводится оценочно и только американцев – точно?
   – С таким острым умом, как у тебя, нужно быть крайне осторожным. Того и гляди порежешься, – с добродушной иронией отозвался Джимми.
   – ...вчера американский самолет бомбил цели, расположенные вблизи Ханоя и Хайфонга, – продолжал полковник. – По оценкам, уничтожено около половины топливных запасов Севера...
   – Если мы не можем верить его словам, зачем мы сюда ходим? – спросил Гэвин, понижая голос.
   – Затем, что так проще всего, – объяснил Джимми таким тоном, словно втолковывал очевидные вещи трехлетнему ребенку. – К тому же только военные знают, что происходит в стране. Они рассказывают нам лишь то, что хотят, но мы хотя бы получаем довольно полную картину. Ты можешь неделями летать на вертолетах с солдатами, но так и не составишь ясного представления о происходящем.
   Губы Гэвина вытянулись в тонкую напряженную линию. Джимми, немолодой уже человек, уставший от войн, готов довольствоваться теми сведениями, которые сообщают военные власти, но это еще не значит, что и он должен поступать так же. Он только и мечтает о том, чтобы побыстрее пробраться на борт десантного вертолета.
   Такая возможность представилась через два дня.
   – Как ты отнесешься к заданию написать репортаж из зоны свободного огня? – спросил Поль, торопливо входя в контору. – Поскольку я не сомневаюсь, что ответ будет положительным, отправляйся на авиабазу. Группа морских пехотинцев собирается вылететь к местечку под названием Камлай. Они ждут тебя.
   Гэвин впервые летел на военной машине. Рослый чернокожий десантник улыбнулся ему, протягивая шлем и бронежилет.
   – Не бойся, парень, ничего страшного не предвидится – всего лишь коротенький прыжок, приятная послеобеденная прогулка, по захолустью.
   Гэвин окинул взглядом солдат. Судя по их скучающим лицам, ему сказали чистую правду.
   Деревня, к которой они летели, представляла собой скопление хижин с соломенными крышами, окруженных заливными полями.
   – Вперед, ребята! – скомандовал офицер, и десантники посыпались из вертолета под палящие лучи полуденного солнца. – Давайте побыстрее покончим с этим делом!
   Первое, что Гэвин расслышал сквозь грохот винтов, были безумные вопли. По раскисшим грязным улочкам метались женщины с притороченными к спинам младенцами и корзинами с жалким скарбом в руках.
   Шедший первым пехотинец уже подгонял их криками к поджидающему «чинуку», размахивая винтовкой в подкрепление своих слов.
   – Сколько времени было отпущено этим людям, чтобы приготовиться к эвакуации деревни? – крикнул Гэвин офицеру сквозь рев работающих двигателей.
   – Им сбросили листовки сегодня в девять утра, – ответил тот, доставая сигарету и прикуривая. Его люди тем временем начали осматривать хижины и выгонять на улицу плачущих детей и испуганных стариков, подталкивая их винтовочными стволами.
   – Господи! – Гэвину показалось, что он очутился в сумасшедшем доме. – Но ведь сейчас только одиннадцать! Неужели вы ожидали, что они успеют за два часа приготовиться и покинуть дома, в которых обитали многие поколения их предков?
   – Нищему собраться – только подпоясаться, – пренебрежительно отозвался офицер.
   Гэвин гадал, что случится с его аккредитацией, если он даст по зубам офицеру уже в первой своей полевой экспедиции. Бредущая к вертолету женщина, придавленная к земле громадным узлом с пожитками, оступилась и упала, но ни один солдат даже не подумал помочь ей подняться.
   – Ради всего святого, ведь они – наши союзники! – крикнул Гэвин равнодушным десантникам. Он бросился вперед, схватил женщину за руку и поднял из грязи. – Мы должны завоевать их сердца и души, а не пугать их до полусмерти!
   Офицер с угрожающим видом шагнул ему навстречу.
   – Сдается мне, ты вздумал играть в бойскаутов, – произнес он. Женщина тем временем торопливо подняла с земли свой узел, прижимая его к груди. – Если ты такой умник, задай себе вопрос: почему в деревне нет ни одного здорового мужчины? А ответ будет такой: все они вьетконговцы. Коли так, я с удовольствием спалю их деревню дотла. А если я ошибся, то я уверен, что эти люди будут только счастливы укрыться в лагере, где их защитят от Вьетконга.
   Гэвин ничего не мог поделать. Он стоял с побелевшими от бессильного гнева губами, а тем временем плачущую, протестующую толпу крестьян грузили на борт вертолета. Одному Господу известно, куда их увезут. Командир сказал – в лагерь. Где бы ни находился этот лагерь, он не заменит людям родной дом. Их домом была деревня, в которой родились их отцы, отцы их отцов и отцы их дедов.
   – У нас проблема, сэр! – крикнул подбежавший пехотинец. – Там один старик, которого никак не сдвинуть с места! Он говорит, здесь находятся могилы его предков и он обязан остаться здесь и ухаживать за ними!
   – Придурок! – отрывисто бросил офицер. – Скажи ему, что здесь зона свободного огня и начиная с завтрашнего дня любой движущийся объект будет считаться принадлежащим Вьетконгу и по нему будет открыта стрельба. Понял?
   – Так точно, сэр, – без особой радости отозвался солдат. – Я сказал ему это, но он говорит, что никуда не пойдет. Говорит, его долг – охранять могилы близких, и если мы хотим его забрать, то сначала придется убить его.
   Несколько страшных мгновений Гэвину казалось, что офицер отдаст лаконичный приказ застрелить старика, но тот лишь раздраженно сказал:
   – Ладно! Брось его! Мы и так опаздываем. Зажгите дома, и пора вылетать.
   В раскаленном влажном воздухе взвились густые клубы дыма. Вопли крестьян сменились отчаянными рыданиями, и наконец на борту «чинука» воцарилась бессильная тишина. Гэвин забрался в кабину и уселся среди несчастных, чувствуя, как его сердце сжимается от боли. Из хижины показался старик и торопливо заковылял к полю, в земле которого, судя по всему, лежали останки его родичей. Гэвин понимал: долго этот несчастный здесь не протянет. В зоне свободного огня никто не живет подолгу – ни человек, ни зверь.
   – Итак, тебе не понравилось то, что ты увидел, – сказал Поль, когда Гэвин вернулся в пресс-бюро.
   – Я не в силах уразуметь то, что увидел! – гневно взорвался Гэвин. – Эти люди – наши союзники! Ведь считается, что американцы пришли сюда помогать вьетнамцам и защищать их! Вы можете представить себе, что американские или британские генералы, оккупировавшие во время Второй мировой войны Францию или Италию, отдают приказ опустошить целые города и разместить их жителей в условиях, которые можно сравнить только с условиями концлагерей, и все это лишь для того, чтобы организовать зону свободного огня? Нет, вы не можете себе это представить, и если вам хочется понять, в чем разница, я вам объясню! Все дело в расовых различиях! Если бы те вьетнамцы, которых на моих глазах под прицелом винтовок загоняли в вертолет, оказались белыми, то операция была бы проведена куда более цивилизованно!
   Поль откинулся в кресле, положив ногу на ногу. Его ступня покачивалась в воздухе, время от времени являя окружающему миру ядовито-зеленый носок.
   – Кажется, ты говорил, что десантом командовал чернокожий офицер?
   – Да, говорил. И насколько я понимаю, большинство чернокожих военных должны сочувствовать скорее вьетнамцам, нежели своим белым сослуживцам, но тот, с которым я столкнулся сегодня, совсем из другого теста.
   – Любой спор – это столкновение мнений, – заметил Поль. Протянув руку к бутылке, он плеснул себе в бокал виски. – С точки зрения американского военного командования, создание зон открытого огня вполне оправданно. – Он поднял руку, прося Гэвина сохранять молчание. – После того как все деревни в контролируемых противником районах будут уничтожены, а их жители переброшены в безопасные места, вьетконговцам негде будет прятаться и они превратятся в мишени. И тогда их можно будет уничтожать, не подвергая опасности мирное население.
   – При условии, что вьетконговцы там останутся! – Гэвин насмешливо фыркнул. – А они не останутся.. И пока они перебираются на новые места, мы уничтожаем деревни, превращая сотни тысяч людей в беженцев. Между прочим, есть и иная точка зрения. – Он провел пальцами по волосам. – Почему, собственно, их именуют беженцами? Они не беженцы, и пользоваться этим словом значило бы искажать истинное положение вещей. Они вынужденные переселенцы, именно так их и следует называть!
   – Ну, это уж слишком, – сухо заметил Поль. – Если подходить к делу таким образом, то даже ВСС врага придется называть тем, чем, в сущности, они являются.
   – Что такое ВСС?
   – Водные средства снабжения.
   – Что вы имеете в виду?
   – Вьетнамские лодки-сампаны, – с усмешкой ответил Поль. – Пойдем в «Континенталь», выпьем. Мне хотелось бы узнать, почему та резервация, в которую переместили жителей деревни, показалась тебе концентрационным лагерем.
   Это стандартный барачный городок, на многие мили удаленный от ближайших населенных пунктов, – рассказывал позднее Гэвин в своем письме к Габриэль. – Там нет ни полей, которые могли бы возделывать крестьяне, ни деревьев, под которыми можно укрыться от солнца. Все окружающее пространство превращено бульдозерами в ровную площадку, лишенную всякой растительности, под которой могли бы прятаться вьетконговцы. Чтобы держать их на расстоянии, крытые жестью бараки окружены колючей проволокой и сторожевыми вышками. Лагерь грязный, пыльный и кажется совершенно безжизненным. Беженцы, обитавшие там до нашего появления, показались мне угрюмыми и раздражительными, но разве можно упрекать их в этом? Даже если они не были сторонниками Севера до того, как их сорвали со своей земли, теперь они определенно сочувствуют Вьетконгу. Но американцы этого не понимают. Официальные источники назвали проведенную нынче утром операцию «крупным успехом в деле перемещения десятков крестьян из зоны риска в безопасный район».
   В своем предыдущем послании Гэвин рассказывал о встрече с Нху и намекал, что, может быть, сумеет увидеться с Динем, вскользь упомянув о том, что «с нетерпением ждет возможности в ближайшее время познакомиться и с другими членами семьи». А сейчас он писал:
   Я люблю тебя, скучаю по тебе и начинаю любить Вьетнам, во всяком случае, те его районы, куда не ступала нога американца! Чтобы понять меня, тебе нужно собственными глазами увидеть улицу Тюдо. Она превратилась в подобие самых захудалых районов Лас-Вегаса и Лос-Анджелеса. По сравнению с ее заведениями клуб «Черная кошка» являет собой образец добропорядочности!
   Гэвин в одиночестве сидел в конторе пресс-бюро, печатая на машинке, когда, к его изумлению, в комнату нерешительно вошла Нху.
   – Я не помешала? – робко спросила она, осматриваясь вокруг и с облегчением замечая, что, кроме Гэвина, в помещении никого нет.
   – Ну что вы! – Гэвин вскочил и выдвинул кресло из-за другого стола, намереваясь усадить гостью.
   В ответ на его приглашающий жест Нху покачала головой:
   – Нет. Я не могу задерживаться, Гэвин. Я пришла сказать, что уже пора. Динь прислал людей, которые доставят вас к нему.
   – Когда? Сейчас? В эту самую минуту?
   Женщина кивнула.
   – Но я не могу, Нху! – заспорил Гэвин. – Я должен закончить статью, сказать шефу...
   – Именно этого хочет избежать Динь, – мягко произнесла она. – Вам придется уехать немедленно, не вступая в разговоры ни с кем – ни здесь, ни в «Континентале».
   Сквозь толстое стекло входной двери с впаянной железной сеткой Гэвин увидел маленький «рено», за рулем которого сидел вьетнамец.
   – Это невозможно, Нху! Исчезнуть, никому не сказав ни слова, значило бы создать куда больше затруднений, чем решить!
   – Вы оставите записку, и я прослежу, чтобы руководитель бюро обязательно ее получил, – невозмутимо отозвалась Нху. – Вам не придется возвращаться в отель за сменой одежды. Одежда для вас уже приготовлена. Пишите записку прямо сейчас, – добавила она. – Человек, которого за вами послал Динь, может ждать не более нескольких минут.
   Гэвин издал стон. У него не было иного выбора, кроме как оставить записку Полю и уехать на поджидавшем «рено», но он прекрасно понимал, что подобный поступок будет стоить ему должности.
   – Сколько времени я буду отсутствовать, Нху? – спросил он, беря в руки лист писчей бумаги.
   – Не знаю. Три или четыре дня. Может, неделю.
   Гэвин написал: «Поль, я отбываю по важному делу. Объясню, когда вернусь, – скорее всего в конце недели. Гэвин».
   Он положил записку на стол Поля, надеясь, что вернется с таким замечательным репортажем, что не придется оправдываться, и вслед за Нху вышел на улицу.
   – Я не поеду с вами, – сказала женщина, как только водитель «рено» жестом велел Гэвину занять место на заднем сиденье. – Останусь здесь проследить, чтобы вашу записку получили и прочитали. – Нху нерешительно помедлила и добавила чуть дрогнувшим голосом: – Передайте моему брату, что я очень по нему скучаю.
   Гэвин кивнул и забрался в душный, раскаленный салон автомобиля.
   Машина выехала из города через китайский квартал Холон. Водитель сохранял неприветливое молчание. Понимая, что было бы бессмысленно выпытывать, куда они едут и сколько времени займет поездка, Гэвин не стал его расспрашивать. Он откинулся на спинку сиденья и смотрел в окно на заливные поля, болота и каналы. По-видимому, они ехали по дороге, ведущей к северо-западу от Сайгона, по направлению к границе с Камбоджей. Гэвину оставалось лишь гадать, далеко ли удастся проехать, прежде чем их остановит полицейский или военный патруль.
   В десяти-одиннадцати километрах от Сайгона они свернули с дороги и оказались в маленькой деревушке. Она выглядела точь-в-точь как поселения, которые они миновали по пути. На сей раз, однако, автомобиль съехал с шоссе и, раскачиваясь, запрыгал по ухабам пыльной улочки между прижавшимися друг к другу крытыми соломой хижинами из бамбука.
   – Мы уже приехали? – по-вьетнамски спросил Гэвин. Только сейчас он впервые открыл рот, и водитель изумленно вытаращил глаза, услышав родную речь из уст европейца.
   – Я ехать назад в Сайгон, – невпопад ответил он по-английски, а из ближайшего дома тем временем вышли два человека в черных одеждах, с советскими автоматами «АК-47» в руках.
   Они двинулись к автомобилю, и Гэвин, сообразив, что в обратную дорогу его не возьмут, распахнул заднюю дверцу и вышел на улицу, оказавшись под жаркими лучами полуденного солнца. Он не стал дожидаться приближения мужчин и, взяв на себя инициативу, уверенно шагнул им навстречу.
   – Хао, – сказал он, нерешительно улыбаясь и крепко пожимая мужчинам руки.
   – Вы – мистер Гэвин Райан? – по-вьетнамски спросил один из них.
   Гэвин кивнул.
   – Пожалуйста, предъявите вашу аккредитационную карточку.
   Гэвин вынул документ из нагрудного кармана и протянул собеседнику. Вьетнамец, одетый в черную одежду и сандалии, вырезанные из старых автомобильных шин, внимательнейшим образом изучил карточку, словно охранник из правительственного учреждения.
   – Спасибо, – сказал он, возвращая карточку Гэвину. – Следуйте за мной.
   Гэвин колебался лишь долю секунды. Позади взревел мотор автомобиля, впереди его ждала распахнутая дверь хижины, за которой открывалась пугающая темнота. Молчавший до сих пор вьетнамец приблизился к машине и обменялся с водителем несколькими словами, после чего «рено» покатил по улице, поднимая густое облако пыли.
   Гэвин повернулся и несколько мгновений смотрел на удаляющийся автомобиль. Потом он вошел в дом вслед за вьетнамцем, которому предъявлял документы. Его глазам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к сумраку. Когда Гэвин наконец обрел способность видеть, он принялся удивленно осматриваться. Он полагал, что Динь будет ждать его в комнате. Однако здесь не оказалось людей, лишь самые необходимые предметы – спальная циновка, стол, два кресла, очаг и несколько кухонных горшков.
   Вьетнамец подал ему чемодан, извлеченный из багажника машины.
   – Вы вооружены? У вас есть пистолет? Нож? – осведомился он.
   Гэвин покачал головой, и мужчина ловко и быстро обыскал его.
   – Отлично, – с удовлетворением произнес он. – Вы пойдете с нами, товарищ Райан. Сюда, прошу вас.
   Вьетнамец, по-прежнему хранивший молчание, ногой сдвинул горшки с решетки очага и, опустившись на корточки, сунул руки в кучку остывших углей.
   С изумлением, постепенно переходящим в недоверие, Гэвин следил за тем, как вьетнамец, с силой потянув, откинул маленький деревянный щит. Как только он спустил ноги в отверстие и исчез из виду, его спутник повернулся к Гэвину.
   – Сюда, – повторил он, и Гэвину показалось, что в глазах вьетнамца мелькнул насмешливый огонек.
   Колодец заканчивался туннелем, слишком низким, чтобы шагать по нему, но достаточно широким и просторным, чтобы пробираться ползком. Туннель не был прямым, он был прорыт зигзагами, и на каждом повороте в стене была устроена полость, в которой едва помещалось человеческое тело. Глаза Гэвина заливал пот, дышать было трудно. Он пытался понять, как вентилируется туннель и куда он ведет. Через тридцать пять-сорок ярдов их ждал еще один люк, за которым открывался второй колодец.
   Спустившись в очередной туннель, Гэвин решил, что через пару ярдов подземный коридор упрется в укрытие. Ему и в голову не приходило, сколь длинным и разветвленным окажется подземелье. Здесь потолок туннеля был выложен бамбуковыми стволами, тут и там чернели отверстия проходов, ведущих в других направлениях.
   Что-то мелькнуло у его лица, и Гэвин отмахнулся, едва совладав с обуявшим его ужасом. Что это было? Паук? Гэвин ненавидел их и знал, что в тропиках все пауки ядовиты. Он дрожал всем телом, стараясь не поддаваться панике. Ему уже стало казаться, что он не сможет двигаться дальше, когда в темноте забрезжил слабый огонек и ползший впереди вьетнамец поднялся с живота на ноги и выпрямился во весь рост.
   Две секунды спустя Гэвин с облегчением последовал его примеру и осмотрелся вокруг. Свет давала самодельная масляная лампа, изготовленная из старой бутылки, наполненной жиром. Вопреки надеждам Гэвина это был не колодец, ведущий кверху, а пещера, достаточно просторная, чтобы вместить десять – двенадцать человек. За импровизированным столом сидел человек в зеленой форме северовьетнамской армии и что-то писал. Двое вьетнамцев в черной одежде с почтением дожидались, когда он оторвется от работы. Подняв наконец глаза, он сказал лишь:
   – Полковник Дуонг ждет вас, товарищи.
   Чувствуя, как каждый его мускул ноет после долгого пути ползком, а кожа взмокла от испарины, Гэвин вслед за провожатыми пересек пещеру и углубился в другой туннель, достаточно высокий, чтобы передвигаться шагом. Послышался глухой рокот, земля дрогнула под ногами, и комья посыпались им на головы.
   – Большие обезьяны, – сообщил Гэвину вьетнамец, проверявший у него документы. – Бомбят джунгли Боилои.
   Гэвин решил, что большими обезьянами вьетнамец именует американцев. Ему захотелось узнать, удостоились ли австралийцы подобного унизительного прозвища.
   Пещера, в которую они вошли, оказалась такой же просторной, как и предыдущая, но была обставлена намного комфортабельнее. Вокруг огромного стола из упаковочных ящиков и деревянных планок стояли трое мужчин в форме армии Северного Вьетнама, рассматривая крупномасштабную карту. Вдоль стен штабелями громоздились ящики, которые, вероятно, служили картотекой. В углу висел гамак, рядом располагался еще один стол, меньшего размера. На нем стоял светильник, сделанный из старого флакончика от ментоловых пастилок, лежали нож, автомат и мешок с рисом.
   Мужчины подняли глаза, и самый низкорослый из них, стоявший в центре лицом к Гэвину, сказал:
   – Я – полковник Дуонг Квинь Динь. Добро пожаловать в подземелья Кутчи, товарищ Райан.
   – Я очень рад, что оказался здесь, – ответил Гэвин, борясь с ощущением, что его заживо похоронили, и пытаясь придать голосу оттенок искренности.
   Дядя Габриэль выглядел много старше своих сорока двух лет – стройный жилистый мужчина, на костях которого не было ни грамма лишнего жира, с морщинистым лицом, которое скорее подходило пятидесятидвухлетнему человеку.
   Он вышел из-за стола, приблизился к Гэвину и остановился напротив, устремив взгляд в пространство.
   – Мне сказали, что вы журналист и что вы сочувствуете Северу, – произнес он наконец.
   Гэвин кивнул. Если у Диня создалось впечатление, будто он разделяет коммунистические взгляды, сейчас не время и не место разубеждать его в этом.
   – Стало быть, вы муж моей племянницы?
   Гэвин почувствовал прилив облегчения. Признавая во всеуслышание свое родство с ним, Динь повышал его авторитет в глазах других северовьетнамцев.
   – Да. – Он расстегнул карман рубашки. – Я привез вам две фотографии, полковник. На одной из них мы с Габриэль в день свадьбы, другая – снимок вашей сестры Вань.
   Динь взял карточки и долго их рассматривал. Гэвин знал, что он уже несколько лет не встречался с сестрой, а с Габриэль и вовсе не знаком.
   – Я уже давно не видел многих своих родственников, – сказал Динь, вынимая из кармана маленькую записную книжку и вкладывая фотографии между страничек. – Победа дается большой ценой, но я и мои товарищи платим эту цену с охотой. – Он жестом пригласил Гэвина подойти к столу. – Я расскажу вам о том районе, в котором вы сейчас находитесь, товарищ, – продолжал Динь, указывая на карте точку в двадцати километрах к северо-востоку от Сайгона. – Это район Кутчи. – Он обвел пальцем небольшой участок, занятый маленькими деревеньками, сгрудившимися вдоль шоссе. – Это деревни Анхойтай и Фумаиханг, американцы называют их окрестности джунглями Хобо. В Фумаиханг находится наш местный командный пункт. – К северу от указанной точки Гэвин разглядел тонкую голубую ниточку реки Сайгон. – Как вы видите, шоссе, соединяющее Пномпень с Сайгоном, проходит через Кутчи, как и река Сайгон. Чтобы обеспечить доставку грузов из Камбоджи, мы должны держать эти пути под контролем. – Он умолк, и жесткую линию его губ тронуло что-то вроде улыбки. – Когда я был мальчишкой, этот район покрывала буйная растительность.
   Гэвин знал, что от упомянутой растительности не осталось и следа. В районе Кутчи была выстроена огромная американская военная база, а в январе состоялась крупномасштабная военная операция, в ходе которой американцы высадили в Кутчи сотни десантников с заданием очистить территорию от вьетконговцев и обезопасить ее. На тот случай, если в районе еще остались партизаны, после окончания операции бомбардировщики «Б-52» сбросили на Кутчи сотни тонн взрывчатых веществ.
   – Существовали ли эти туннели в январе, когда район подвергался бомбардировкам? – спросил Гэвин. Любопытство репортера наконец пересилило боязнь замкнутого пространства.
   И вновь ему почудился призрак улыбки на губах Диня.
   – Туннели были прорыты во время войны с французами. Каждое селение, каждая деревня имели собственные системы подземных ходов, которые использовались партизанами в качестве укрытия и плацдарма для нанесения неожиданных ударов по французской армии. Впоследствии туннели были отремонтированы и протянуты еще дальше. Они охватывают территорию от камбоджийской границы до предместий Сайгона.
   Окажись под рукой кресло, Гэвин с удовольствием упал бы в него. За все время, пока он изучал Вьетнам, готовясь отправиться в эту страну, ему ни разу не доводилось слышать о том, что противник использует старые туннели. Ни Поль, ни Джимми, ни Лестор не упоминали о подземных коммуникациях, а значит, им ничего не было о них известно. Гэвин был готов завопить от восторга. Как только Поль прочтет его репортаж из Кутчи, ему и в голову не придет требовать объяснений по поводу самовольной отлучки своего сотрудника. Ни о каком наказании не будет и речи. Этот репортаж принесет пресс-бюро славу, сравнимую разве что с получением Пулитцеровской премии!
   – Я помогу вам составить представление об истинных масштабах системы туннелей, а потом объясню, зачем пригласил вас в Кутчи и чего от вас ждет Северный Вьетнам, – сказал Динь и вышел из пещеры, поманив Гэвина.
   Гэвин глубоко вздохнул и вышел следом. Он уже несколько освоился под землей, и интерес к происходящему пересиливал его страхи.
   Метров двадцать они ползли на животе, словно огромные подземные кроты, после чего вскарабкались повыше и оказались в другой пещере, которая служила одновременно жилым помещением, складом боеприпасов и пунктом оказания первой помощи. Здесь была даже кухня.
   – Куда девается дым? – недоуменно спросил Гэвин.
   – Он проходит по нескольким каналам и, рассеявшись, в конце концов поднимается на поверхность через проложенные в земле трубы на значительном расстоянии от входов в туннели... Впрочем, чаще всего нам приходится есть холодную пищу, – добавил Динь с ноткой сожаления в голосе.