Страница:
Валентина подняла брови. Кажется, Роган недолюбливает Видала.
– Давно вы знаете мистера Ракоши? – спросила она, позвякивая ледяными кубиками в стакане.
– Он сделал больше фильмов со мной, чем с кем-либо, – с заученной небрежностью кивнул Роган.
Валентина, немного поколебавшись, осмелилась продолжать:
– Вы и миссис Ракоши знаете?
– Кариана Ракоши – одна из самых прелестных женщин в Голливуде, – сообщил Роган с таким видом, будто он состоял в интимных отношениях с Карианой. Однако на секунду все же задумался над непостижимым явлением, имя которому было Кариана Ракоши. Она редко появлялась на людях, а когда все же решала почтить своим присутствием какое-нибудь голливудское торжество, в Видале чувствовалось ощутимое напряжение, скорее походившее на страх.
Роган усмехнулся. Невозможно представить, что Видал Ракоши способен бояться! Просто ревнует. Женился на женщине куда выше его по положению в обществе и готов на все, лишь бы не потерять ее.
Сердце Валентины неумолимо стискивали ледяные пальцы.
– Хотите партию в теннис? – спросила она, показывая на пустой корт и скрывая под улыбкой отчаяние.
– Нет, – покачал головой Роган, – предпочитаю сидеть здесь и смотреть на вас. Каким образом удается Видалу удерживать Лукрецию Борджа на расстоянии? Должно быть, туго ему приходится.
– Кто такая Лукреция Борджа? – невольно рассмеялась девушка.
– Как кто, Луэлла Парсонс, конечно. Можете прозакладывать собственную прелестную головку, она днем и ночью осаждает портье отеля. Вы – последняя сенсация, Валентина. Появились из ниоткуда, и сразу такой бешеный успех! Гамбетта заключает с вами контракт на фантастическую сумму, притом что никто еще не видел вас на экране.
– Кроме мистера Гамбетты.
– Не иначе, вы произвели на него огромное впечатление. Гамбетта не привык сорить деньгами и делает ставку только на фаворита. Нужно отпраздновать это событие. Забудем обо всех лимонадах на свете и закажем бутылку шампанского. – Роган подозвал официанта и сделал заказ.
– Весь город нам завидует, Валентина. Все фильмы Ракоши до сих пор встречали на ура, а этот, говорят, нечто особенное. И кроме того, мы звезды. Нам не приходится драться за роли.
– Мистер Ракоши с самого начала хотел, чтобы вы играли, – кивнула Валентина, наблюдая за взлетевшей пробкой.
– Это из-за «Черных рыцарей», – уверенно заявил Роган. – Самый кассовый фильм года!
Валентина благоразумно промолчала о том, как Видал отзывался о «Черных рыцарях», лукаво сверкнув глазами.
– Мистер Ракоши утверждает, что ваша чувственность поистине неотразима.
– Ракоши говорил это? – удивился Роган, едва не лопаясь от самодовольства. За время съемок ему пришлось наслушаться от режиссера весьма нелестных характеристик. – Скажите, вы все время проводите здесь? Вам следовало бы побольше показываться в обществе. Как насчет того, чтобы сегодня поужинать со мной у «Сайро»? Это именно то место, где вас должны увидеть, и, кроме того, там ужасно весело.
Но девушка покачала головой:
– Мистер Ракоши не любит, когда я покидаю отель.
– Так он держит вас здесь в заключении? – вмиг вскинулся Роган, забыв о выдержке и элементарном такте.
Улыбка Валентины стала еще ослепительнее.
– Нет, просто он хочет, чтобы к началу съемок я знала сценарий наизусть, поэтому я почти все время провожу за зубрежкой.
– Черт возьми! Он уже начал изводить вас! – негодующе воскликнул Роган. – Этот человек настоящий тиран, и давно пора бы кому-нибудь высказать ему это в лицо!
– Почему бы не вам, Тенант? – раздался голос Видала, резкий, словно удар хлыста.
Роган мгновенно повернулся, чувствуя, как кровь отливает от лица. В трех шагах от их столика стоял Видал.
– Я жду, Тенант.
У Рогана затряслись поджилки, и тошнота подкатила к горлу.
– Я всего лишь дружески предупреждал Валентину, что ваше обращение с актерами можно легко принять за издевательство и кто-то должен вам это объяснить.
Глаза Видала гневно сверкнули.
– Только не вам об этом судить ясно, Тенант? И я не желаю больше видеть вас здесь. А теперь уходите.
Роган поднялся, дрожа от бессильной ярости. Возразить скорее всего означало потерять лучшую и самую значительную роль в своей карьере. Несвязно пробормотав несколько прощальных слов Валентине, актер устремился к выходу.
– Ублюдок, – злобно прошипел он сквозь стиснутые зубы, уже очутившись на тротуаре. – Проклятый сукин сын!
Позорное бегство Рогана не осталось незамеченным окружающими. Валентина поднялась с плетеного кресла, и Видал, глядевший вслед Рогану, немедленно набросился на нее.
– Я велел вам ни с кем не встречаться! Ни с кем! – выдохнул он.
Сидящие рядом начали оборачиваться в их сторону, но Видалу уже было все равно. Он с размаху швырнул книгу на стол.
– С сегодняшнего дня я буду слишком занят, чтобы беседовать о литературе с пустоголовой потаскушкой, которая не может дождаться, когда наконец затащит партнера в постель!
Валентина тихо охнула и изо всех сил ударила его по лицу.
– Как вы смеете говорить со мной в подобном тоне? – прошипела она, побелев от ярости.
Видал, безжалостно сжав ее запястье, лишь сверкнул глазами.
– Я смею все! – процедил он. – И никогда не забывайте этого! Отныне я запрещаю вам видеть Рогана! Понятно?
– Нет! – вспыхнула Валентина, вырывая руку. – Я не ваша собственность! И могу ездить куда захочу и встречаться с кем угодно!
Видал покачал головой, и, встретившись с ним взглядом, девушка невольно съежилась.
– Никогда! Вы будете делать только то, что говорю вам Я!
Он повернулся и быстро вышел из сада, оставив ее одну среди цветов.
В груди заныло так, что Валентина едва могла дышать. Словно стальная лента обвила ее, сжимая с каждой минутой все сильнее.
Их ссора вызвала живейший интерес окружающих, и Валентина сознавала, что десятки глаз устремлены на нее, однако лишь выше приподняла подбородок и направилась к своему бунгало. Всего за несколько ужасных секунд ее мир снова рухнул. Голова раскалывалась от боли, и, прижав пальцы к вискам, девушка заметила уродливые синяки, выступившие на запястье. Отчаяние терзало ее при мысли о том, что он больше не придет и не станет ей читать. Она, сама того не желая, возбудила его гнев, и ждать прощения бесполезно.
Девушка ступила в прохладу бунгало, и слезы, которые теперь уже не было необходимости сдерживать, повисли на ресницах. Она всего-навсего сидела со своим партнером на людях, собираясь обсудить роли, и за это ее назвали потаскухой!
Боль в висках усилилась. Она не понимала Ракоши. Какой дьявол вселился в него и почему она не находит в себе сил освободиться от рабства?
Валентина с тяжелым сердцем опустила жалюзи в обеих комнатах, и бунгало погрузилось в полумрак. Она всего лишь хотела угодить ему, но это оказалось невозможным.
Девушка сняла теннисные туфли и улеглась на постель. Последние несколько недель прошли в водовороте новых впечатлений, встреч и ситуаций. Она едва успевала осмыслить одно, как тут же наплывало другое.
Солнечный свет просачивался сквозь жалюзи, и пылинки танцевали в его лучах. Она способна сделать то, чего требовал Видал, – стать Маргаритой Анжуйской. Талант перевоплощения был у нее в крови, и вовсе не предчувствие изнурительной работы тревожило ее и наполняло неосознанным страхом. Видал. Его непредсказуемый характер, постоянные внезапные перемены настроения… Трудно поверить, что голос, который может звучать так нежно, мгновенно становится резким и грубым.
Валентина невидяще уставилась в потолок. А Кариана? Та самая, которую Роган считал одной из самых прелестных в Голливуде? Сможет ли она примириться с тем, что Кариана – единственная женщина в жизни Видала? Возможно, повстречай Валентина Кариану хоть однажды, и та стала бы более реальной? Тогда сердце подчинилось бы разуму и Валентина разлюбила бы Видала.
Она сжала кулаки. Легче перестать дышать. Выхода нет, и в глубине души Валентина признавалась, что не хочет его искать.
Больше Видал не приходил. Ни телефонных звонков, ни записок. Теперь она читала самостоятельно. Изучала сценарий. Иногда играла в теннис с тренером отеля и плавала в бассейне, когда думала, что за ней не наблюдают. Девушку не интересовали «Лос-Анджелес таймс» или «Игземинер», и поэтому она пребывала в неведении о том, что миллионы любителей кино знают теперь ее имя. Скрываясь от известности, она приобретала все большую популярность. Всему Голливуду и фанатичным поклонникам кинозвезд постоянно твердили, будто Видал Ракоши, непредсказуемый режиссер – венгр, много лет искал актрису на главную роль в фильме, который должен стать апофеозом его творчества. И что он нашел девушку, которой прочили большое будущее, и вывел ее из безвестности под лучи прожекторов. И что Валентина – имя, которое когда-нибудь станет в один ряд с именем ее тезки – Рудольфа Валентино.
Однако Видал нетерпеливо отмахивался от расспросов и восхвалений. У него не оставалось времени ни на отдел рекламы, ни на репортеров светской хроники. Он поселил в соседнем бунгало здоровенного парня с наказом не допускать к Валентине никого из прессы и не позволять никаких интервью. Кроме того, взял на себя труд снять бунгало напротив, в попытке обеспечить будущей актрисе полное уединение.
Всему штату «Беверли-Хиллз» было велено отрицать, что Валентина живет в отеле, а количество телефонных звонков Видала портье увеличивалось с каждым днем.
Валентина знать не знала о том, что находится под неусыпным наблюдением двадцать четыре часа в сутки. Видал с облегчением понял, что Роган Тенант оказался не настолько глуп, чтобы вновь пытаться увидеть девушку. Когда ярость Ракоши немного улеглась, он начал терзаться, что подверг Валентину полной изоляции. Она никого не знала в Голливуде, кроме его самого, Тенанта и Боба Келли. Ему уже доложили, что девушка не звонила и не встречалась с Келли. Она жила затворницей.
Он старался заглушить угрызения совести работой. Безуспешно. Валентина постоянно присутствовала в его мыслях. Чем дольше он не видел ее, тем отчаяннее мечтал снова приехать, посмотреть в бездонные глаза, вернуть те магические часы, когда мог разделить с ней свою любовь к литературе. И поскольку больше не доверял своему самообладанию, стал искать забытья единственными известными ему способами – каждый вечер гонял машину по узким дорогам с головокружительной скоростью. Мерил шагами пляж, терзая себя мрачными вымыслами. Боролся с желанием, которое могло привести лишь к беде и несчастью.
Первого июля посыльный принес Валентине отпечатанное на машинке письмо, в котором сообщалось, что она должна быть готова к съемкам завтра, в пять утра, и что студийный лимузин отвезет ее в «Уорлдуайд».
Валентина плохо спала, больше волнуясь при мысли о встрече с Видалом, чем от сознания предстоящей тяжелой работы.
На следующее утро девушка долго выбирала платье, и водитель восхищенно уставился на нее. Слухи, бурлившие на студии, оказались не столь преувеличены. Она действительно отличалась от всех остальных звезд «Уорлдуайд», и водитель преисполнился твердой решимости потребовать, чтобы его прикрепили к ее персональной машине.
Когда они въехали в каньон, ведущий к студии, сердце девушки медленно, глухо забилось. На этот раз привратник почтительно поклонился ей. Она холодно кивнула, вспомнив, как он разговаривал с Бобом. Где сейчас Боб? Сумеет ли она улучить минуту и поговорить с ним?
Машина остановилась, и Видал устремился ей навстречу. Он не переодел бриджей для верховой езды и сапог; на сорочке расплывались темные пятна пота. Видал поднялся еще раньше, чем Валентина, чтобы вихрем пронестись по холмам, словно физическим напряжением можно было облегчить невыносимую пытку. Однако все усилия оказались напрасны.
– Уолли ждет вас в гримерной, – хмуро сообщил он и отошел, раздавая приказы своим подчиненным.
Уолли был искренне рад видеть девушку. Его дружелюбие помогло унять смятение, бушевавшее под ее маской невозмутимости.
Молодой человек, не сводивший с нее глаз, горевших благоговением и любопытством, повел Валентину к парикмахеру, а потом в костюмерную. И везде ее встречали с почтением и восхищением. Вся студия знала, кто она. Впервые Валентина по-настоящему поняла, на какой огромный риск пошли Видал и Теодор Гамбетта, и поклялась ни за что не подвести их, какие бы отношения ни сложились между ней и Видалом.
Стоило ей появиться на площадке, как воцарилась мертвая тишина. Валентина заметила Рогана. Тот немедленно подошел к ней и помог освоиться, тихо объяснив, чем занимаются сейчас электрики и осветители. Он был добр к ней, а она так нуждалась в человеческой доброте!
Видал по-прежнему игнорировал ее, лишь изредка бросая резкие реплики. День прошел как в тумане, и позднее она не могла вспомнить подробностей.
Фразы, которые необходимо повторить. Бесчисленные репетиции. Изменения. Валентине пришлось привыкнуть к меткам на полу и понять, что имел в виду Ракоши, когда требовал попасть в них. В первый раз она недоуменно уставилась на режиссера, но Роган потихоньку подошел к ней и объяснил:
– Видите эти линии мелом на полу? Их провел ассистент оператора, и именно здесь мы должны стоять при съемке очередного дубля. Если сойти с них, оператор снимет ваше лицо не в фокусе, и изображение получится расплывчатым.
– Теперь понятно. Спасибо.
– Вам еще не надоело разыгрывать из себя няньку, Тенант? – рявкнул Видал. – Приступим. Один, два, три! Метки! Следите за освещением, Тенант! Иисусе! Да ведь вы по роли граф! Хотя бы немного аристократического достоинства, если это возможно, конечно!
Члены съемочной бригады выразительно переглянулись, поднимая брови. Хорошенькое начало! Страшно представить, что их ждет впереди!
Пока Видал направлялся к кипящему гневом Рогану, Валентина внимательно изучала отметки на полу. Всего их было три-четыре, и стоило ей раз взглянуть на линии, как стало ясно: больше ей не придется глядеть себе под ноги – она никогда не переступит метку.
– Хорошо, давайте еще раз! И ради Бога, начинайте же играть, Тенант! Голову выше, Валентина! Вы выглядите скорее судомойкой, чем принцессой! Тишина! Мотор! Стоп! Дубль шестой! Мотор! Начали!
И снова, и снова, и снова.
– Улыбайтесь, Валентина, но не опускайте подбородок. Не двигайтесь! Она опять потеет! Грим!
Валентина терпеливо стояла под невыносимо жаркими прожекторами, пока ей пудрили лицо.
– Готово. Последний дубль. Тишина, пожалуйста! Начали! Дубль седьмой!
Маргарита Анжуйская в седьмой раз приветствовала Суффолка, который впоследствии займет такое важное место в ее жизни – устроит свадьбу, станет союзником, другом, защитником, а потом и любовником.
Невыразимое облегчение охватило Валентину, когда Видал хрипло пробормотал:
– Снято.
Операторы, очевидно, тоже были вне себя от радости. Прошел не один час, прежде чем Валентина осмелилась спросить Рогана:
– Сколько времени займет эта сцена на экране?
– Три минуты, если повезет, – сухо уведомил Роган. Ракоши ведет себя с Валентиной точно так же, как и со всеми остальными, то есть хуже последнего ублюдка. Он, несомненно, не питает к ней никаких романтических чувств. – Давайте поужинаем сегодня вместе и все обсудим.
– Я очень устала, Роган.
– Я тоже, но чем скорее вы поймете все тонкости съемок, тем легче вам будет. Я заеду за вами через час после того, как мы освободимся.
– Вам платят за то, чтобы вы играли, Тенант, – холодно заметил Видал. – Не будете ли вы так любезны отвлечься от столь важной беседы и заняться тем, ради чего мы тут собрались?
Он даже не взглянул в ее сторону.
Длинный тяжелый день наконец подошел к концу. И за все это время она не услышала от Видала ни слова похвалы или одобрения. Когда она покидала площадку, прямая, гордая, ничем не выказавшая мучительной боли, что он так жестоко причинил ей, Дон Саймонс, главный осветитель, заметил:
– Как только камера начинает работать, эта девушка преображается словно по мановению волшебной палочки! Просто глазам невозможно поверить!
– Да, – согласился Видал, отводя потухший взгляд. – Невозможно.
Валентина медленно вошла в бунгало и села на край кровати. Так вот как будет отныне проходить ее жизнь. Неудивительно, что Роган прозвал Видала Торквемадой. Он был мил и вежлив, пока не получил, что хотел. Подписанный ею контракт. Согласие Гамбетты на то, чтобы она играла главную роль в фильме.
Теперь нет смысла безвылазно сидеть в номере. Видал больше не придет, не принесет очередную стопку книг, не станет оживленно обсуждать картину. Она знает сценарий наизусть. Никто не мешает ей принять приглашение Рогана.
Валентина встала под душ, затем переоделась в вечернее платье с открытой спиной, расшитое речным жемчугом. Роган по крайней мере добр к ней.
Он появился ровно через час и окинул девушку оценивающим взглядом. Они отправились к «Сайро», и Валентина ела энчилады, блинчики с острой мясной начинкой и салат из сердцевин кукурузных початков, зачарованно наблюдая, как Роган приветствует бесчисленных знакомых. После ужина они танцевали, а потом Роган водил ее от столика к столику, знакомя с кинозвездами, которых она раньше и не мечтала увидеть во плоти и которые сейчас, казалось, страстно стремились узнать ее поближе.
Наконец они вернулись к своему столику, и Роган заказал скотч.
– Давайте отпразднуем по-настоящему, – предложил он, взяв ее за руку. – Вы когда-нибудь играли?
Легкая улыбка тронула ее губы.
– Нет, но у меня ужасное предчувствие, что это мне понравится.
– Едем в «Кловер-клаб». Лучший игорный дом во всем городе. Рулетка, шмен де фер[11], блекджек[12]. Только назовите – там есть все на свете.
Когда они уже сидели в машине, уносящей их в «Кловер-клаб», его рука скользнула было по ее плечу, и девушка вздрогнула, словно подавляя порыв поскорее отстраниться. Роган заметил это, и его желание лишь усилилось. Она вовсе не легкодоступна, но именно поэтому он не жалел усилий. Слишком много времени прошло с тех пор, когда ему приходилось трудиться, чтобы завоевать понравившуюся женщину.
В клубе он усадил Валентину за рулетку, положил перед ней стопку фишек и наскоро объяснил правила игры.
– Не может быть! – удивилась она. – Неужели это настолько легко?
– Совершенно верно, – рассмеялся Роган.
Вращающееся колесо и стук шарика заворожили ее. Выиграв, Валентина радовалась как ребенок, проиграв, трогательно огорчалась.
– Правда, весело? – спросил Роган, касаясь ее колена своим.
Валентина увлеченно кивнула.
– Да, – призналась она, но улыбка на ее лице тут же застыла. У дальней стены стоял Видал; каждая мышца напряжена, словно у пантеры, готовящейся к прыжку. Рука ее замерла над фишками, которые пододвигал Роган. Взгляды их скрестились, и она не смогла отвернуться. В его глазах полыхала демоническая ярость.
– Ну же, Валентина, ставьте на красное, – ободряюще вмешался Роган.
Она машинально повиновалась, не глядя на стол. Знакомая безжалостная стальная полоса вновь сдавила грудь. Чем она так сильно прогневала Ракоши? Не может же он ожидать, чтобы она оставалась вечной узницей? Она делала все, что он требовал. Что же ему еще нужно?
Ответ пришел мгновенно. Он хочет управлять ею, как Свенгали Трильби[13] в одной из тех книг, которые они читали вместе. Он видит в ней не личность, а вещь, сродни одной из его бесценных камер или дорогому осветительному оборудованию. И хочет, чтобы она тоже оставалась под замком, пока не понадобится.
Глаза девушки разъяренно блеснули. Ракоши ей не муж. Не любовник. Даже не друг. И не имеет права распоряжаться ее жизнью.
Валентина заметила потрясение, отразившееся в его взгляде. Он явно не ожидал столь дерзкого отпора. На какое-то мгновение ей показалось, что она видит и мучительную боль, но тут Ракоши резко отвернулся и широкими шагами устремился к выходу, не обращая внимания на приветствия и удивленные лица.
Ей неожиданно безумно захотелось покинуть Рогана и побежать за Видалом. Спросить, чем вызвана его неприязнь. Что возбудило его гнев. Увидеть, как он снова улыбнется, став тем человеком, которого знала лишь она. Как темные пряди падают на лоб. Как глаза наполняются радостью. Слышать, как голос теряет резкость и становится глубоким, мягким и бархатистым.
Но разум взял верх, и она вновь повернулась к колесу, принужденно улыбаясь Рогану, который из кожи вон лез, чтобы развлечь ее. Но ни шутки, ни остроумные анекдоты, ни случаи из жизни кинозвезд, играющих за другими столами, не производили на нее ни малейшего впечатления.
Видал бросился на сиденье «дузенберга» и с силой захлопнул дверцу. Мотор бешено взревел, и машина выскочила на шоссе. Голова разрывалась от боли. На шее бешено пульсировала жилка.
Видал направился к побережью. Впервые в жизни он не мог принять решения. В отчаянии он пригладил волосы. Голливудские браки постоянно кончались разводами, и никто не видел в этом ничего необычного. Но другие голливудские браки ничуть не походили на его семейную жизнь. Никакие алименты не возместят Кариане его ухода.
Он сильнее нажал на педаль акселератора, и стрелка перескочила с восьмидесяти до восьмидесяти пяти миль в час. Лента шоссе простиралась перед ним – голая и пустая, слева призрачно-белые волны разбивались о берег, справа, чуть заметные, маячили силуэты гор. Постоянный кошмар, в котором пребывала Кариана, окутывал его так же неотвязно, как ее. И выхода нет. Ни сейчас. Никогда.
– Боже милосердный! – вскрикнул он, ударяя по рулевому колесу кулаками. – Что мне делать?!
Машина, скрежеща тормозами, остановилась в облаке пыли, окутанная едким дымом горящих шин. Видал уронил голову на руки и зарыдал.
Глава 9
– Давно вы знаете мистера Ракоши? – спросила она, позвякивая ледяными кубиками в стакане.
– Он сделал больше фильмов со мной, чем с кем-либо, – с заученной небрежностью кивнул Роган.
Валентина, немного поколебавшись, осмелилась продолжать:
– Вы и миссис Ракоши знаете?
– Кариана Ракоши – одна из самых прелестных женщин в Голливуде, – сообщил Роган с таким видом, будто он состоял в интимных отношениях с Карианой. Однако на секунду все же задумался над непостижимым явлением, имя которому было Кариана Ракоши. Она редко появлялась на людях, а когда все же решала почтить своим присутствием какое-нибудь голливудское торжество, в Видале чувствовалось ощутимое напряжение, скорее походившее на страх.
Роган усмехнулся. Невозможно представить, что Видал Ракоши способен бояться! Просто ревнует. Женился на женщине куда выше его по положению в обществе и готов на все, лишь бы не потерять ее.
Сердце Валентины неумолимо стискивали ледяные пальцы.
– Хотите партию в теннис? – спросила она, показывая на пустой корт и скрывая под улыбкой отчаяние.
– Нет, – покачал головой Роган, – предпочитаю сидеть здесь и смотреть на вас. Каким образом удается Видалу удерживать Лукрецию Борджа на расстоянии? Должно быть, туго ему приходится.
– Кто такая Лукреция Борджа? – невольно рассмеялась девушка.
– Как кто, Луэлла Парсонс, конечно. Можете прозакладывать собственную прелестную головку, она днем и ночью осаждает портье отеля. Вы – последняя сенсация, Валентина. Появились из ниоткуда, и сразу такой бешеный успех! Гамбетта заключает с вами контракт на фантастическую сумму, притом что никто еще не видел вас на экране.
– Кроме мистера Гамбетты.
– Не иначе, вы произвели на него огромное впечатление. Гамбетта не привык сорить деньгами и делает ставку только на фаворита. Нужно отпраздновать это событие. Забудем обо всех лимонадах на свете и закажем бутылку шампанского. – Роган подозвал официанта и сделал заказ.
– Весь город нам завидует, Валентина. Все фильмы Ракоши до сих пор встречали на ура, а этот, говорят, нечто особенное. И кроме того, мы звезды. Нам не приходится драться за роли.
– Мистер Ракоши с самого начала хотел, чтобы вы играли, – кивнула Валентина, наблюдая за взлетевшей пробкой.
– Это из-за «Черных рыцарей», – уверенно заявил Роган. – Самый кассовый фильм года!
Валентина благоразумно промолчала о том, как Видал отзывался о «Черных рыцарях», лукаво сверкнув глазами.
– Мистер Ракоши утверждает, что ваша чувственность поистине неотразима.
– Ракоши говорил это? – удивился Роган, едва не лопаясь от самодовольства. За время съемок ему пришлось наслушаться от режиссера весьма нелестных характеристик. – Скажите, вы все время проводите здесь? Вам следовало бы побольше показываться в обществе. Как насчет того, чтобы сегодня поужинать со мной у «Сайро»? Это именно то место, где вас должны увидеть, и, кроме того, там ужасно весело.
Но девушка покачала головой:
– Мистер Ракоши не любит, когда я покидаю отель.
– Так он держит вас здесь в заключении? – вмиг вскинулся Роган, забыв о выдержке и элементарном такте.
Улыбка Валентины стала еще ослепительнее.
– Нет, просто он хочет, чтобы к началу съемок я знала сценарий наизусть, поэтому я почти все время провожу за зубрежкой.
– Черт возьми! Он уже начал изводить вас! – негодующе воскликнул Роган. – Этот человек настоящий тиран, и давно пора бы кому-нибудь высказать ему это в лицо!
– Почему бы не вам, Тенант? – раздался голос Видала, резкий, словно удар хлыста.
Роган мгновенно повернулся, чувствуя, как кровь отливает от лица. В трех шагах от их столика стоял Видал.
– Я жду, Тенант.
У Рогана затряслись поджилки, и тошнота подкатила к горлу.
– Я всего лишь дружески предупреждал Валентину, что ваше обращение с актерами можно легко принять за издевательство и кто-то должен вам это объяснить.
Глаза Видала гневно сверкнули.
– Только не вам об этом судить ясно, Тенант? И я не желаю больше видеть вас здесь. А теперь уходите.
Роган поднялся, дрожа от бессильной ярости. Возразить скорее всего означало потерять лучшую и самую значительную роль в своей карьере. Несвязно пробормотав несколько прощальных слов Валентине, актер устремился к выходу.
– Ублюдок, – злобно прошипел он сквозь стиснутые зубы, уже очутившись на тротуаре. – Проклятый сукин сын!
Позорное бегство Рогана не осталось незамеченным окружающими. Валентина поднялась с плетеного кресла, и Видал, глядевший вслед Рогану, немедленно набросился на нее.
– Я велел вам ни с кем не встречаться! Ни с кем! – выдохнул он.
Сидящие рядом начали оборачиваться в их сторону, но Видалу уже было все равно. Он с размаху швырнул книгу на стол.
– С сегодняшнего дня я буду слишком занят, чтобы беседовать о литературе с пустоголовой потаскушкой, которая не может дождаться, когда наконец затащит партнера в постель!
Валентина тихо охнула и изо всех сил ударила его по лицу.
– Как вы смеете говорить со мной в подобном тоне? – прошипела она, побелев от ярости.
Видал, безжалостно сжав ее запястье, лишь сверкнул глазами.
– Я смею все! – процедил он. – И никогда не забывайте этого! Отныне я запрещаю вам видеть Рогана! Понятно?
– Нет! – вспыхнула Валентина, вырывая руку. – Я не ваша собственность! И могу ездить куда захочу и встречаться с кем угодно!
Видал покачал головой, и, встретившись с ним взглядом, девушка невольно съежилась.
– Никогда! Вы будете делать только то, что говорю вам Я!
Он повернулся и быстро вышел из сада, оставив ее одну среди цветов.
В груди заныло так, что Валентина едва могла дышать. Словно стальная лента обвила ее, сжимая с каждой минутой все сильнее.
Их ссора вызвала живейший интерес окружающих, и Валентина сознавала, что десятки глаз устремлены на нее, однако лишь выше приподняла подбородок и направилась к своему бунгало. Всего за несколько ужасных секунд ее мир снова рухнул. Голова раскалывалась от боли, и, прижав пальцы к вискам, девушка заметила уродливые синяки, выступившие на запястье. Отчаяние терзало ее при мысли о том, что он больше не придет и не станет ей читать. Она, сама того не желая, возбудила его гнев, и ждать прощения бесполезно.
Девушка ступила в прохладу бунгало, и слезы, которые теперь уже не было необходимости сдерживать, повисли на ресницах. Она всего-навсего сидела со своим партнером на людях, собираясь обсудить роли, и за это ее назвали потаскухой!
Боль в висках усилилась. Она не понимала Ракоши. Какой дьявол вселился в него и почему она не находит в себе сил освободиться от рабства?
Валентина с тяжелым сердцем опустила жалюзи в обеих комнатах, и бунгало погрузилось в полумрак. Она всего лишь хотела угодить ему, но это оказалось невозможным.
Девушка сняла теннисные туфли и улеглась на постель. Последние несколько недель прошли в водовороте новых впечатлений, встреч и ситуаций. Она едва успевала осмыслить одно, как тут же наплывало другое.
Солнечный свет просачивался сквозь жалюзи, и пылинки танцевали в его лучах. Она способна сделать то, чего требовал Видал, – стать Маргаритой Анжуйской. Талант перевоплощения был у нее в крови, и вовсе не предчувствие изнурительной работы тревожило ее и наполняло неосознанным страхом. Видал. Его непредсказуемый характер, постоянные внезапные перемены настроения… Трудно поверить, что голос, который может звучать так нежно, мгновенно становится резким и грубым.
Валентина невидяще уставилась в потолок. А Кариана? Та самая, которую Роган считал одной из самых прелестных в Голливуде? Сможет ли она примириться с тем, что Кариана – единственная женщина в жизни Видала? Возможно, повстречай Валентина Кариану хоть однажды, и та стала бы более реальной? Тогда сердце подчинилось бы разуму и Валентина разлюбила бы Видала.
Она сжала кулаки. Легче перестать дышать. Выхода нет, и в глубине души Валентина признавалась, что не хочет его искать.
Больше Видал не приходил. Ни телефонных звонков, ни записок. Теперь она читала самостоятельно. Изучала сценарий. Иногда играла в теннис с тренером отеля и плавала в бассейне, когда думала, что за ней не наблюдают. Девушку не интересовали «Лос-Анджелес таймс» или «Игземинер», и поэтому она пребывала в неведении о том, что миллионы любителей кино знают теперь ее имя. Скрываясь от известности, она приобретала все большую популярность. Всему Голливуду и фанатичным поклонникам кинозвезд постоянно твердили, будто Видал Ракоши, непредсказуемый режиссер – венгр, много лет искал актрису на главную роль в фильме, который должен стать апофеозом его творчества. И что он нашел девушку, которой прочили большое будущее, и вывел ее из безвестности под лучи прожекторов. И что Валентина – имя, которое когда-нибудь станет в один ряд с именем ее тезки – Рудольфа Валентино.
Однако Видал нетерпеливо отмахивался от расспросов и восхвалений. У него не оставалось времени ни на отдел рекламы, ни на репортеров светской хроники. Он поселил в соседнем бунгало здоровенного парня с наказом не допускать к Валентине никого из прессы и не позволять никаких интервью. Кроме того, взял на себя труд снять бунгало напротив, в попытке обеспечить будущей актрисе полное уединение.
Всему штату «Беверли-Хиллз» было велено отрицать, что Валентина живет в отеле, а количество телефонных звонков Видала портье увеличивалось с каждым днем.
Валентина знать не знала о том, что находится под неусыпным наблюдением двадцать четыре часа в сутки. Видал с облегчением понял, что Роган Тенант оказался не настолько глуп, чтобы вновь пытаться увидеть девушку. Когда ярость Ракоши немного улеглась, он начал терзаться, что подверг Валентину полной изоляции. Она никого не знала в Голливуде, кроме его самого, Тенанта и Боба Келли. Ему уже доложили, что девушка не звонила и не встречалась с Келли. Она жила затворницей.
Он старался заглушить угрызения совести работой. Безуспешно. Валентина постоянно присутствовала в его мыслях. Чем дольше он не видел ее, тем отчаяннее мечтал снова приехать, посмотреть в бездонные глаза, вернуть те магические часы, когда мог разделить с ней свою любовь к литературе. И поскольку больше не доверял своему самообладанию, стал искать забытья единственными известными ему способами – каждый вечер гонял машину по узким дорогам с головокружительной скоростью. Мерил шагами пляж, терзая себя мрачными вымыслами. Боролся с желанием, которое могло привести лишь к беде и несчастью.
Первого июля посыльный принес Валентине отпечатанное на машинке письмо, в котором сообщалось, что она должна быть готова к съемкам завтра, в пять утра, и что студийный лимузин отвезет ее в «Уорлдуайд».
Валентина плохо спала, больше волнуясь при мысли о встрече с Видалом, чем от сознания предстоящей тяжелой работы.
На следующее утро девушка долго выбирала платье, и водитель восхищенно уставился на нее. Слухи, бурлившие на студии, оказались не столь преувеличены. Она действительно отличалась от всех остальных звезд «Уорлдуайд», и водитель преисполнился твердой решимости потребовать, чтобы его прикрепили к ее персональной машине.
Когда они въехали в каньон, ведущий к студии, сердце девушки медленно, глухо забилось. На этот раз привратник почтительно поклонился ей. Она холодно кивнула, вспомнив, как он разговаривал с Бобом. Где сейчас Боб? Сумеет ли она улучить минуту и поговорить с ним?
Машина остановилась, и Видал устремился ей навстречу. Он не переодел бриджей для верховой езды и сапог; на сорочке расплывались темные пятна пота. Видал поднялся еще раньше, чем Валентина, чтобы вихрем пронестись по холмам, словно физическим напряжением можно было облегчить невыносимую пытку. Однако все усилия оказались напрасны.
– Уолли ждет вас в гримерной, – хмуро сообщил он и отошел, раздавая приказы своим подчиненным.
Уолли был искренне рад видеть девушку. Его дружелюбие помогло унять смятение, бушевавшее под ее маской невозмутимости.
Молодой человек, не сводивший с нее глаз, горевших благоговением и любопытством, повел Валентину к парикмахеру, а потом в костюмерную. И везде ее встречали с почтением и восхищением. Вся студия знала, кто она. Впервые Валентина по-настоящему поняла, на какой огромный риск пошли Видал и Теодор Гамбетта, и поклялась ни за что не подвести их, какие бы отношения ни сложились между ней и Видалом.
Стоило ей появиться на площадке, как воцарилась мертвая тишина. Валентина заметила Рогана. Тот немедленно подошел к ней и помог освоиться, тихо объяснив, чем занимаются сейчас электрики и осветители. Он был добр к ней, а она так нуждалась в человеческой доброте!
Видал по-прежнему игнорировал ее, лишь изредка бросая резкие реплики. День прошел как в тумане, и позднее она не могла вспомнить подробностей.
Фразы, которые необходимо повторить. Бесчисленные репетиции. Изменения. Валентине пришлось привыкнуть к меткам на полу и понять, что имел в виду Ракоши, когда требовал попасть в них. В первый раз она недоуменно уставилась на режиссера, но Роган потихоньку подошел к ней и объяснил:
– Видите эти линии мелом на полу? Их провел ассистент оператора, и именно здесь мы должны стоять при съемке очередного дубля. Если сойти с них, оператор снимет ваше лицо не в фокусе, и изображение получится расплывчатым.
– Теперь понятно. Спасибо.
– Вам еще не надоело разыгрывать из себя няньку, Тенант? – рявкнул Видал. – Приступим. Один, два, три! Метки! Следите за освещением, Тенант! Иисусе! Да ведь вы по роли граф! Хотя бы немного аристократического достоинства, если это возможно, конечно!
Члены съемочной бригады выразительно переглянулись, поднимая брови. Хорошенькое начало! Страшно представить, что их ждет впереди!
Пока Видал направлялся к кипящему гневом Рогану, Валентина внимательно изучала отметки на полу. Всего их было три-четыре, и стоило ей раз взглянуть на линии, как стало ясно: больше ей не придется глядеть себе под ноги – она никогда не переступит метку.
– Хорошо, давайте еще раз! И ради Бога, начинайте же играть, Тенант! Голову выше, Валентина! Вы выглядите скорее судомойкой, чем принцессой! Тишина! Мотор! Стоп! Дубль шестой! Мотор! Начали!
И снова, и снова, и снова.
– Улыбайтесь, Валентина, но не опускайте подбородок. Не двигайтесь! Она опять потеет! Грим!
Валентина терпеливо стояла под невыносимо жаркими прожекторами, пока ей пудрили лицо.
– Готово. Последний дубль. Тишина, пожалуйста! Начали! Дубль седьмой!
Маргарита Анжуйская в седьмой раз приветствовала Суффолка, который впоследствии займет такое важное место в ее жизни – устроит свадьбу, станет союзником, другом, защитником, а потом и любовником.
Невыразимое облегчение охватило Валентину, когда Видал хрипло пробормотал:
– Снято.
Операторы, очевидно, тоже были вне себя от радости. Прошел не один час, прежде чем Валентина осмелилась спросить Рогана:
– Сколько времени займет эта сцена на экране?
– Три минуты, если повезет, – сухо уведомил Роган. Ракоши ведет себя с Валентиной точно так же, как и со всеми остальными, то есть хуже последнего ублюдка. Он, несомненно, не питает к ней никаких романтических чувств. – Давайте поужинаем сегодня вместе и все обсудим.
– Я очень устала, Роган.
– Я тоже, но чем скорее вы поймете все тонкости съемок, тем легче вам будет. Я заеду за вами через час после того, как мы освободимся.
– Вам платят за то, чтобы вы играли, Тенант, – холодно заметил Видал. – Не будете ли вы так любезны отвлечься от столь важной беседы и заняться тем, ради чего мы тут собрались?
Он даже не взглянул в ее сторону.
Длинный тяжелый день наконец подошел к концу. И за все это время она не услышала от Видала ни слова похвалы или одобрения. Когда она покидала площадку, прямая, гордая, ничем не выказавшая мучительной боли, что он так жестоко причинил ей, Дон Саймонс, главный осветитель, заметил:
– Как только камера начинает работать, эта девушка преображается словно по мановению волшебной палочки! Просто глазам невозможно поверить!
– Да, – согласился Видал, отводя потухший взгляд. – Невозможно.
Валентина медленно вошла в бунгало и села на край кровати. Так вот как будет отныне проходить ее жизнь. Неудивительно, что Роган прозвал Видала Торквемадой. Он был мил и вежлив, пока не получил, что хотел. Подписанный ею контракт. Согласие Гамбетты на то, чтобы она играла главную роль в фильме.
Теперь нет смысла безвылазно сидеть в номере. Видал больше не придет, не принесет очередную стопку книг, не станет оживленно обсуждать картину. Она знает сценарий наизусть. Никто не мешает ей принять приглашение Рогана.
Валентина встала под душ, затем переоделась в вечернее платье с открытой спиной, расшитое речным жемчугом. Роган по крайней мере добр к ней.
Он появился ровно через час и окинул девушку оценивающим взглядом. Они отправились к «Сайро», и Валентина ела энчилады, блинчики с острой мясной начинкой и салат из сердцевин кукурузных початков, зачарованно наблюдая, как Роган приветствует бесчисленных знакомых. После ужина они танцевали, а потом Роган водил ее от столика к столику, знакомя с кинозвездами, которых она раньше и не мечтала увидеть во плоти и которые сейчас, казалось, страстно стремились узнать ее поближе.
Наконец они вернулись к своему столику, и Роган заказал скотч.
– Давайте отпразднуем по-настоящему, – предложил он, взяв ее за руку. – Вы когда-нибудь играли?
Легкая улыбка тронула ее губы.
– Нет, но у меня ужасное предчувствие, что это мне понравится.
– Едем в «Кловер-клаб». Лучший игорный дом во всем городе. Рулетка, шмен де фер[11], блекджек[12]. Только назовите – там есть все на свете.
Когда они уже сидели в машине, уносящей их в «Кловер-клаб», его рука скользнула было по ее плечу, и девушка вздрогнула, словно подавляя порыв поскорее отстраниться. Роган заметил это, и его желание лишь усилилось. Она вовсе не легкодоступна, но именно поэтому он не жалел усилий. Слишком много времени прошло с тех пор, когда ему приходилось трудиться, чтобы завоевать понравившуюся женщину.
В клубе он усадил Валентину за рулетку, положил перед ней стопку фишек и наскоро объяснил правила игры.
– Не может быть! – удивилась она. – Неужели это настолько легко?
– Совершенно верно, – рассмеялся Роган.
Вращающееся колесо и стук шарика заворожили ее. Выиграв, Валентина радовалась как ребенок, проиграв, трогательно огорчалась.
– Правда, весело? – спросил Роган, касаясь ее колена своим.
Валентина увлеченно кивнула.
– Да, – призналась она, но улыбка на ее лице тут же застыла. У дальней стены стоял Видал; каждая мышца напряжена, словно у пантеры, готовящейся к прыжку. Рука ее замерла над фишками, которые пододвигал Роган. Взгляды их скрестились, и она не смогла отвернуться. В его глазах полыхала демоническая ярость.
– Ну же, Валентина, ставьте на красное, – ободряюще вмешался Роган.
Она машинально повиновалась, не глядя на стол. Знакомая безжалостная стальная полоса вновь сдавила грудь. Чем она так сильно прогневала Ракоши? Не может же он ожидать, чтобы она оставалась вечной узницей? Она делала все, что он требовал. Что же ему еще нужно?
Ответ пришел мгновенно. Он хочет управлять ею, как Свенгали Трильби[13] в одной из тех книг, которые они читали вместе. Он видит в ней не личность, а вещь, сродни одной из его бесценных камер или дорогому осветительному оборудованию. И хочет, чтобы она тоже оставалась под замком, пока не понадобится.
Глаза девушки разъяренно блеснули. Ракоши ей не муж. Не любовник. Даже не друг. И не имеет права распоряжаться ее жизнью.
Валентина заметила потрясение, отразившееся в его взгляде. Он явно не ожидал столь дерзкого отпора. На какое-то мгновение ей показалось, что она видит и мучительную боль, но тут Ракоши резко отвернулся и широкими шагами устремился к выходу, не обращая внимания на приветствия и удивленные лица.
Ей неожиданно безумно захотелось покинуть Рогана и побежать за Видалом. Спросить, чем вызвана его неприязнь. Что возбудило его гнев. Увидеть, как он снова улыбнется, став тем человеком, которого знала лишь она. Как темные пряди падают на лоб. Как глаза наполняются радостью. Слышать, как голос теряет резкость и становится глубоким, мягким и бархатистым.
Но разум взял верх, и она вновь повернулась к колесу, принужденно улыбаясь Рогану, который из кожи вон лез, чтобы развлечь ее. Но ни шутки, ни остроумные анекдоты, ни случаи из жизни кинозвезд, играющих за другими столами, не производили на нее ни малейшего впечатления.
Видал бросился на сиденье «дузенберга» и с силой захлопнул дверцу. Мотор бешено взревел, и машина выскочила на шоссе. Голова разрывалась от боли. На шее бешено пульсировала жилка.
Видал направился к побережью. Впервые в жизни он не мог принять решения. В отчаянии он пригладил волосы. Голливудские браки постоянно кончались разводами, и никто не видел в этом ничего необычного. Но другие голливудские браки ничуть не походили на его семейную жизнь. Никакие алименты не возместят Кариане его ухода.
Он сильнее нажал на педаль акселератора, и стрелка перескочила с восьмидесяти до восьмидесяти пяти миль в час. Лента шоссе простиралась перед ним – голая и пустая, слева призрачно-белые волны разбивались о берег, справа, чуть заметные, маячили силуэты гор. Постоянный кошмар, в котором пребывала Кариана, окутывал его так же неотвязно, как ее. И выхода нет. Ни сейчас. Никогда.
– Боже милосердный! – вскрикнул он, ударяя по рулевому колесу кулаками. – Что мне делать?!
Машина, скрежеща тормозами, остановилась в облаке пыли, окутанная едким дымом горящих шин. Видал уронил голову на руки и зарыдал.
Глава 9
Валентина безуспешно пыталась сосредоточиться на игре.
– Простите, – пробормотала она, делая все ту же глупую ошибку в третий раз. – У меня голова болит, Роган. Пожалуйста, отвезите меня в отель.
– Конечно, золотко.
Взяв ее под руку, он попрощался со знакомыми и повел Валентину к выходу. Завтра по всему Голливуду разнесутся слухи, что Роган Тенант оправдывает свою репутацию неутомимого жеребца и лучшего любовника «Уорлдуайд», как на экране, так и в жизни!
По дороге к отелю он восторженно болтал о том, какой фурор она произвела в «Сайро» и «Кловер-клаб», однако девушка почти не слушала. Конечно, Роган был очень добр, что пригласил ее, но появление Видала испортило весь вечер. Его присутствие терзало и мучило ее.
В отличие от Видала, Роган попытался выйти из машины и проводить Валентину до бунгало. Но она решительно коснулась его руки.
– Здесь совсем недалеко, Роган. Спасибо за вечер.
Кажется, Роган обещал рассказать ей побольше о том, что происходит на площадке, однако разговор о фильме так и не зашел. Девушка чувствовала себя виноватой. Неинтересная она собеседница – едва отвечала на вопросы на обратном пути, да и мысли блуждали где-то далеко.
Роган откинулся на спинку сиденья и обнял ее за плечи.
– Вы настоящая кокетка, Валентина, – тихо заметил он. – Не проехать ли нам немного вперед и поискать уединенное местечко?
Валентина покачала головой, и волосы ее скользнули по его руке. Роган рассмеялся и приподнял пальцем ее подбородок.
– Вряд ли можно как следует попрощаться при свете всех этих фонарей, не так ли?
– Боюсь, придется, – мягко произнесла она, сознавая, что понапрасну обнадеживает его.
Запах одеколона был одуряюще сладким. Его пальцы ласкали ее обнаженное плечо.
– Я хочу тебя, Валентина, – пробормотал он, осторожно прикусив мочку ее уха. – И хочу с самой первой встречи.
Он сжал ее грудь, и Валентина поспешно отстранилась.
– Доброй ночи, Роган, – твердо сказала она, но в это мгновение он заглушил ее слова поцелуем.
Валентина пыталась вырваться, но не смогла, лишь беспомощно упиралась руками ему в грудь. Неужели она сошла с ума?! Она в объятиях мужчины, похожего на героя греческих мифов; мужчины, о котором мечтают миллионы женщин. И пытается всеми силами освободиться!
– Ты ведьма, Валентина. Прекрасная, равнодушная, ослепительная колдунья, и я хочу тебя так страстно, что весь горю.
Он осыпал поцелуями ее шею, плечи, упругую грудь. Девушка, прерывисто вздохнув, оттолкнула его.
– Прекратите, Роган! Я не желаю, чтобы меня целовали! И прикасались!
В голосе ее прозвучало столько злобы, что он потрясение отстранился. Впервые в жизни женщина отвергала его.
– Вы «розовая»? – ошеломленно охнул он.
– Что?!!
– Предпочитаете девушек?
Это было единственным сколько-нибудь подходящим объяснением того, что произошло.
Валентина приложила руку к потяжелевшей голове.
– Прошу прощения, Роган. Я вас не понимаю. У меня раскалывается голова, и я очень устала. Сегодня был тяжелый день. – Она выдавила из себя улыбку. – Сожалею, если вела себя слишком эмоционально. Я… я не привыкла, чтобы со мной так обращались. – Валентина придвинулась к краю сиденья и взялась за ручку дверцы. – Спокойной ночи, Роган. Вечер был чудесным. Простите, если я его испортила.
– Простите, – пробормотала она, делая все ту же глупую ошибку в третий раз. – У меня голова болит, Роган. Пожалуйста, отвезите меня в отель.
– Конечно, золотко.
Взяв ее под руку, он попрощался со знакомыми и повел Валентину к выходу. Завтра по всему Голливуду разнесутся слухи, что Роган Тенант оправдывает свою репутацию неутомимого жеребца и лучшего любовника «Уорлдуайд», как на экране, так и в жизни!
По дороге к отелю он восторженно болтал о том, какой фурор она произвела в «Сайро» и «Кловер-клаб», однако девушка почти не слушала. Конечно, Роган был очень добр, что пригласил ее, но появление Видала испортило весь вечер. Его присутствие терзало и мучило ее.
В отличие от Видала, Роган попытался выйти из машины и проводить Валентину до бунгало. Но она решительно коснулась его руки.
– Здесь совсем недалеко, Роган. Спасибо за вечер.
Кажется, Роган обещал рассказать ей побольше о том, что происходит на площадке, однако разговор о фильме так и не зашел. Девушка чувствовала себя виноватой. Неинтересная она собеседница – едва отвечала на вопросы на обратном пути, да и мысли блуждали где-то далеко.
Роган откинулся на спинку сиденья и обнял ее за плечи.
– Вы настоящая кокетка, Валентина, – тихо заметил он. – Не проехать ли нам немного вперед и поискать уединенное местечко?
Валентина покачала головой, и волосы ее скользнули по его руке. Роган рассмеялся и приподнял пальцем ее подбородок.
– Вряд ли можно как следует попрощаться при свете всех этих фонарей, не так ли?
– Боюсь, придется, – мягко произнесла она, сознавая, что понапрасну обнадеживает его.
Запах одеколона был одуряюще сладким. Его пальцы ласкали ее обнаженное плечо.
– Я хочу тебя, Валентина, – пробормотал он, осторожно прикусив мочку ее уха. – И хочу с самой первой встречи.
Он сжал ее грудь, и Валентина поспешно отстранилась.
– Доброй ночи, Роган, – твердо сказала она, но в это мгновение он заглушил ее слова поцелуем.
Валентина пыталась вырваться, но не смогла, лишь беспомощно упиралась руками ему в грудь. Неужели она сошла с ума?! Она в объятиях мужчины, похожего на героя греческих мифов; мужчины, о котором мечтают миллионы женщин. И пытается всеми силами освободиться!
– Ты ведьма, Валентина. Прекрасная, равнодушная, ослепительная колдунья, и я хочу тебя так страстно, что весь горю.
Он осыпал поцелуями ее шею, плечи, упругую грудь. Девушка, прерывисто вздохнув, оттолкнула его.
– Прекратите, Роган! Я не желаю, чтобы меня целовали! И прикасались!
В голосе ее прозвучало столько злобы, что он потрясение отстранился. Впервые в жизни женщина отвергала его.
– Вы «розовая»? – ошеломленно охнул он.
– Что?!!
– Предпочитаете девушек?
Это было единственным сколько-нибудь подходящим объяснением того, что произошло.
Валентина приложила руку к потяжелевшей голове.
– Прошу прощения, Роган. Я вас не понимаю. У меня раскалывается голова, и я очень устала. Сегодня был тяжелый день. – Она выдавила из себя улыбку. – Сожалею, если вела себя слишком эмоционально. Я… я не привыкла, чтобы со мной так обращались. – Валентина придвинулась к краю сиденья и взялась за ручку дверцы. – Спокойной ночи, Роган. Вечер был чудесным. Простите, если я его испортила.