Пендлтон Дон. Осада Сан-Диего

   Татум вздохнул.
   — Ладно, хватит. Я слышал эту историю. Но я должен делать свое дело.
   — Да, и я тоже, — сказал Лайонс. — И Болан знает об этом. Если я выйду из игры, он будет меня презирать. Такой уж он человек. Болан ревностно относится к соблюдению своего долга. Но должен признать, капитан, меня очень радует, что он не стреляет по полицейским.
   — Я слышал об этом, — пробормотал Татум.
   — Можете мне поверить.
   Капитан чуть расслабился, позволил себе улыбнуться и пошутил:
   — А жаль... Есть такие полицейские, которых стоило бы...
   Внезапно Лайонс подскочил на месте и хлопнул себя ладонью по лбу.
   — Тот полицейский! — вскрикнул он.
   — Какой полицейский!
   — Тот, с усами. Черт возьми, Джон, это же он!
   — Кто — он? Что с вами?
   — Это был Болан! Он ходил по вашему управлению в форме!
   — Бросьте нести ерунду, — махнул рукой Татум. — Что делать Болану в управле...
   Не договорив, он резко ударил по тормозам и схватил микрофон рации.
   — А я-то думал, что вы хорошо с ним знакомы! — рявкнул он.
   — Да, Джон, но мне никогда не доводилось видеть его вблизи, — воскликнул Лайонс. — Он мастер менять свою внешность. Поверьте мне, он сейчас находится в управлении полиции!
   — Но зачем!
   — А как вы думаете? Где сидят сегодня все мафиози города?
   Рука Татума судорожно сжимала микрофон.
   — Черт возьми! — выкрикнул он срывающимся на фальцет голосом. — Теперь над нами будут смеяться до скончания века!
   Он яростно швырнул микрофон, круто вывернул руль и, развернувшись почти на месте, помчался обратно в управление полиции, с ужасом ожидая обнаружить там кровавую баню. Двадцать шесть лет безупречной службы в одно мгновение обратились в прах!
   Палач, черт бы его побрал! Какое невиданное нахальство — совершить налет на управление полиции!

* * *

   Спрятавшись за рядом старых пустых шкафчиков, Болан провел около десяти минут в гардеробе, где переодевались полицейские, пока наконец не увидел человека, который ему подходил: молодой полицейский такого же роста, как и он, переодевался в гражданское, закончив дежурство.
   Как только он ушел, Болан вскрыл его шкафчик, вытащил форму и примерил на себя. По росту она подошла идеально. Мак даже взял щетку и почистил рубашку. Он хотел выглядеть безупречно.
   Болан положил на полку шкафчика значок снайпера и три купюры по пятьдесят долларов, быстро приклеил усы и вышел из гардероба.
   Едва он переступил порог, как чуть было не столкнулся нос к носу с сержантом Лайонсом, который в сопровождении капитана полиции шел по главному коридору управления.
   Из всех полицейских, с которыми Палач меньше всего хотел бы сталкиваться в этот критический момент, Лайонс был первым. Он один из немногих имел возможность как следует разглядеть его новое лицо.
   Фальшивый полицейский вежливо улыбнулся своему старому приятелю, опустил голову и спокойно прошел мимо.
   Он ожидал, что сзади раздадутся крики, сигнал тревоги, и, готовясь к худшему, стал искать взглядом запасной выход, чтобы вовремя дать деру. Но когда он подошел к комнате дежурного и оглянулся, Лайонса и старшего детектива в коридоре уже не было.
   Управление полиции кишмя кишело людьми, повсюду царила атмосфера всеобщей неразберихи, посетители приходили и уходили, служащие без конца сновали по коридорам. На всех этажах стоял такой шум и гам, что в нем, как на концерте «Роллинг Стоунз», тонуло любое произнесенное вслух слово.
   Болан подошел к дежурному и сказал:
   — Пропуск в тюрьму.
   Тот мельком взглянул на жетон, украшавший грудь Болана.
   — Для судейских? — машинально спросил он.
   — Для защиты, — уточнил Болан.
   Дежурный хмыкнул и подал ему пропуск.
   Словно ледяной сибирский ветер пронизал Болана до костей: он решился на слишком рискованное дело.
   После недолгих поисков Мак обнаружил камеры с заключенными. У кабинета начальника охраны толпились и сердито галдели какие-то люди с кейсами в руках. Чувствовалось, что все они раздражены и пребывают в крайне плохом настроении.
   Болан без труда догадался, кто они и чего им тут нужно.
   Он пробрался через толпу и тихо обратился к дежурному полицейскому:
   — Окружной прокурор желает допросить одного из заключенных.
   Мак протянул дежурному пропуск и тут же кивнул в сторону недовольных гражданских лиц.
   — Не будем называть его фамилию в присутствии этих джентльменов.
   Разговаривая с дежурным, он просматривал карточки заключенных, нашел ту, которая была ему нужна, и пододвинул ее полицейскому.
   — Вот этот. Но лучше вывести его через другую дверь.
   Полицейский все понял, отметил пропуск Болана и сказал:
   — Выводите его через служебный ход, я позвоню, чтобы вас пропустили.
   Палач кивнул, прошел в тюремное отделение и в сопровождении надзирателей миновал большую общую камеру, а затем свернул в коридор, где располагались камеры-одиночки.
   Старший из сопровождающих остановился у одной из дверей на середине коридора и повернул ключ в замке.
   — Вот ваш человек, — сказал он Болану.
   Из крохотной камеры вышел Тони «Опасность» с кривой ухмылкой на губах.
   — Ну что, тупицы? Я же вас предупреждал, что на ужин здесь не останусь, — хвастливо заявил он.
   Не говоря ни слова, Болан подписал расписку, развернул заключенного на сто восемьдесят градусов и подтолкнул его к служебному ходу, который вел во двор полицейского управления Сан-Диего.
   — Поосторожнее! — злобно скрипнул зубами Тони «Опасность». — Руки прочь, а то я мигом до тебя доберусь!
   Болан подмигнул полицейским и повел своего пленника к двери в конце коридора. Там он подписал еще одну расписку, а потом вытолкал мафиози за дверь.
   — Что это значит? — подозрительно спросил Тони.
   Его внезапно охватило беспокойство, когда он заметил, что процедура освобождения несколько отличалась от обычной, но Болан к тому времени уже подвел его к машине и открыл дверцу.
   Обернувшись к Тони, он впервые заговорил с ним с тех пор, как вывел из камеры.
   — Заткнитесь, мистер «Опасность». И соблаговолите сесть в эту чертову машину. Прошу вас, сэр.
   — Что? Да вы с ума сошли! — закричал мафиози. — Это похищение! Нет, подумать только, мои адвокаты...
   — Вызовом в суд вы Болана не напугаете, мистер «Опасность».
   Высокий полицейский втолкнул остолбеневшего капореджиме в машину, хлопнул дверцей и, обойдя вокруг «феррари», сел за руль.
   — Что вы такое несете? — спросил Тони, дрожа от бешенства. Он никак не мог понять, что все-таки происходит. — Болан на такое никогда не решится, у него кишка тонка!
   Мак тронулся с места... И чуть было не столкнулся с другой машиной, которая, отчаянно сигналя, вихрем ворвалась на стоянку. Мак вовремя свернул, чтобы избежать столкновения. Он мельком успел заметить испуганное лицо полицейского, сидящего за рулем, а рядом с ним улыбающегося Карла Лайонса.
   Болан выехал на улицу и прибавил газу. Убедившись, что за ним нет погони, Мак сбросил скорость и искоса взглянул на своего пленника.
   — Ну так о чем ты говорил, Тони? — ледяным голосом спросил он.
   — Я говорил, что никогда этот тип не решится...
   Он запнулся и с отвисшей челюстью замер, глядя на жесткое лицо атлета, сидящего за рулем. Тони «Опасность» наконец-то осознал весь ужас своего положения.
   — Тони, только не говори, что у тебя ларингит, — посоветовал Болан насмерть перепуганному мафиози. — Твой единственный шанс сохранить жизнь заключается в правдивом и полном ответе на все мои вопросы.
   Дело обернулось куда проще, чем ожидал Болан. Конечно, ситуация выглядела бы совсем иначе, если бы его узнали в стенах управления полиции Сан-Диего.
   Чего-чего, а хладнокровия Болану было не занимать.

Глава 16

   Здание очистили от посторонних, и теперь под сводами оперативного зала раздавались лишь яростные крики капитана Татума.
   Опершись о стол дежурного и нависнув над ним, как дамоклов меч, Татум орал в лицо несчастному, обрушивая на него весь свой капитанский гнев.
   — Да, я сказал «похищен»! Вы позволили Маку Болану войти и похитить одного из ваших заключенных!
   Дежурный тщетно подсовывал разъяренному капитану две расписки, которые держал в дрожащих руках.
   — Н-но, к-капитан, — бормотал полицейский, — ведь он расписался...
   Татум выпрямился и вздохнул — он был сражен наповал. Капитан понял, что ничего не добьется, если будет и дальше приставать к одуревшему полицейскому. Административная косность одержала верх. Немного успокоившись, он не без горечи в голосе сказал дежурному:
   — Ладно, Том. Можешь доложить начальнику КПЗ, что для беспокойства нет причин и что у тебя есть расписки на отсутствующего заключенного. А когда того привезут в морг, ты наклеишь их ему на лоб!
   — Но я же не нарушил процедуру, — пробубнил дежурный. — Откуда мне знать, кто пришел за заключенным? Я же не могу знать всех полицейских Сан-Диего в лицо. Есть...
   — Зато я знаю, сколько человек у нас служит, — усмехнулся Татум. — Слушай меня внимательно. Ты останешься на службе, пока сам шеф не прикажет тебе выметаться отсюда. Понятно? Ты не пойдешь домой и даже в сортир не отлучишься. Будешь видеться и разговаривать только с теми, у кого на рубашке висит полицейская бляха. И советую тебе знать в лицо и по имени всех тех, с кем ты захочешь поздороваться. Ты хорошо меня понял?
   Униженный полицейский молча кивнул.
   До сих пор Карл Лайонс держался в стороне, и гром и молнии, которые метал Татум, пока пролетали мимо него. Но неожиданно капитан вспомнил про своего советника.
   — Не вы ли мне говорили, что Болан никогда не идет на безрассудный риск? — набросился он на Карла. — Если это так, то как тогда назвать его выходку? Это самая смелая и дерзкая операция, какую я когда-либо видел!
   Лайонс пожал плечами и опустил глаза: ему были понятны чувства, обуревавшие капитана. И он знал также, что часто под дубленой шкурой старых полицейских прячется чистая нежная душа.
   — Я забыл вам сказать, — признался он, — что иногда Болан изобретает такие тактические ходы, которые не укладываются в общепринятую схему. Не знаю, что вам ответить, Джон. Просто не знаю.
   — Ну что ж, значит, мне не остается ничего другого, как полностью брать дело в свои руки. Может быть, случится нечто такое, что... Какой кошмар! До сих пор не могу поверить. Как им объяснить... Адвокатам, окружному прокурору, судьям, что человек, взятый под стражу ради «общественного блага», был средь бела дня похищен убийцей...
   — Мне кажется, — спокойно ответил Лайонс, — вы делаете как раз то, что нужно. Постарайтесь убедить их набраться терпения. Может быть...
   — Что может быть? — спросил капитан, цепляясь за малейшую надежду.
   — Не знаю. Возможно, произойдет что-нибудь важное.
   — Если Тони «Опасность» найдут мертвым... Единственная молитва, которую я знаю, Лайонс, — это «Отче наш». Но мне кажется, что в данной ситуации она неуместна.
   Бедный капитан принимал случившееся чересчур близко к сердцу.
   Карл Лайонс прекрасно понимал его. Можно всю жизнь заниматься своим делом, трудиться до седьмого пота, всецело отдаваясь работе, но на вас обратят внимание только тогда, когда вы допустите оплошность. Да, он хорошо понимал капитана.
   Примчался заместитель начальника полиции, а вскоре прибыл и сам шеф.
   В управление полиции попытался проникнуть репортер из «Сан-Диего Юнион», который, должно быть, пронюхал о важных событиях. Он оказался чересчур назойливым, и его пришлось без особых церемоний выставить за дверь, наградив напоследок крепким пинком под зад.
   За закрытыми дверями толпились адвокаты Люкази и во всю глотку орали, требуя немедленных объяснений.
   Через двадцать минут после похищения у дежурного зазвонил телефон. Полицейский снял трубку, а потом спросил, обращаясь к присутствующим в оперативном зале:
   — Есть здесь сержант Лайонс?
   Странно. Кто мог знать о его пребывании в Сан-Диего? Кто мог звонить ему сюда, если не... Черт возьми!
   — Теперь молитесь, — бросил он Татуму и протянул руку к трубке.
   Звонил, конечно же, Болан. В его голосе звучало напряжение.
   — Лайонс, Тони «Опасность» у меня, — без всяких преамбул сказал он.
   Лайонс бросил взгляд на Татума и ответил:
   — Вы знаете, как взяться за дело, не так ли? Полагаю, вы будете действовать решительно.
   — Скажите своим приятелям, чтобы они не беспокоились. Я позабочусь об их заключенном. Я просто одолжил его, вот и все.
   — Скажите им об этом сами. Они...
   — Нет, подождите, Лайонс. Я вот-вот уеду отсюда, но, прежде всего, я должен кое-что сделать. Поскольку вы здесь...
   Карл Лайонс засмеялся.
   — Но вы же знаете, что я не могу.
   — На этот раз сможете. Выслушайте меня, по крайней мере.
   — Я хочу, Мак, чтобы в нашем разговоре принял участие еще один человек — капитан Татум, начальник отдела по борьбе с особо опасными преступлениями. Это славный человек, я за него ручаюсь.
   Татум уже ждал около второго аппарата и, поймав взгляд Лайонса, снял трубку.
   — Говорит капитан Татум, отдел по борьбе с особо опасными преступлениями, — представился он. — Мак Болан, это вы?
   Услышав в трубке ровный стальной голос, капитан поднял глаза на Лайонса. Странное выражение появилось на лице Татума — смесь искреннего почтения и восхищения. Татум уважал сильных людей, независимо от того, по какую сторону закона они находились.
   — Да, я. Очень жаль, но мне пришлось немного похозяйничать в вашей конторе, хотя я предпочел бы обойтись без самоуправства. Я верну вашего клиента, как только получу от него необходимые сведения. Скажем, через час. Самое позднее — через два. Ну а пока я хочу, чтобы вы со своей стороны оказали мне небольшую услугу. Как только я добьюсь поставленных перед собой целей, я уеду отсюда. Вообще-то я и не собирался сюда приезжать. Сан-Диего — прекрасный город. Жаль, что он весь прогнил изнутри. Я даже не знаю, откуда начинать. Но я все же сделаю надрез. Ваше дело решать: продолжать или оставить все, как есть.
   — Подождите, — хрипло произнес Татум. — По поводу Тони "Опас.......
   — Нет, это вы подождите, — оборвал его ледяной голос. — Мафиози в этом городе — жалкие людишки. Здесь нет не только капо, но даже серьезного претендента на этот пост. Самые большие неприятности вам доставляет географическое положение вашего города. Сан-Диего расположен в таком месте, что просто-напросто подталкивает к нарушению закона жалких проходимцев вроде Люкази и Тони «Опасность». Вы слушаете меня, Татум?
   — Слушаю, — смиренно ответил капитан.
   Лайонс не верил своим глазам. Начальник крупного отдела, опытный полицейский позволял, чтобы его отчитывали, как мальчишку, и сам отвечал на вопросы собеседника робким, униженным тоном. Вероятно, он заслуживал того и отдавал себе в этом отчет. Как бы то ни было, капитан считался важной фигурой. С ним считались.
   Болан продолжал:
   — Возьмем, к примеру, одного из ваших уважаемых граждан — Торнтона Максвелла. Он вовсе не такая важная шишка, какой его у вас считают. Его затравили и поймали в ловушку. Мафия держит его в ежовых рукавицах, помыкает им, и при этом ему еще изрядно достается от жены. Возможно, в этом есть доля его вины, но Сан-Диего не должен отвечать за чужие грехи.
   — Да, — согласился Татум. — Торнтон — фигура значительная. Есть подозрения, что, занимаясь бизнесом, он вольно трактует законы, но...
   — Ничего подобного. Он прогнил насквозь. Вы окажете ему большую услугу, если засадите его в тюрьму. Ему легче отсидеть пять лет за решеткой, чем сносить то, что он вынужден терпеть сейчас. Торнтон, конечно, не один такой, но ведь с кого-то надо начинать. Предъявите ему обвинение, а следом за ним пойдут и другие. Как только начнется процесс, Люкази и всей его шайке придет конец. Вот и все, о чем я вас прошу. Помогите мне, Татум, и я обойду Сан-Диего стороной.
   — Договорились, — сказал капитан. — Скажите, что мне следует делать?
   Болан начал объяснять, но Лайонс особенно не прислушивался к его словам. Самым невероятным было вовсе не то, что говорил Болан. Удивление вызывал факт, что Татум, полицейский в высшей степени закаленный и стойкий, выслушивал инструкции, как подросток, который впервые услышал разговор о сексе и теперь внимал ему, широко раскрыв глаза и упиваясь произносимыми словами, боясь поверить тому, что слышит, но еще больше боясь этому не поверить. Лайонс заметил, что к капитану начала постепенно возвращаться надежда на благополучное завершение дела.
   Карл Лайонс еще раз убедился, что Мак Болан относится к той породе людей, которые меняют правила игры, если они перестают их устраивать.
   Когда разговор закончился, Татум подошел к дежурному и сказал:
   — Спрячь свои расписки, Том. Ты отметишь в них время выхода из тюрьмы Тони Купалетто. Он выйдет на волю в час, указанный на расписке.
   Полицейский широко раскрыл глаза, но ничего не сказал и только молча кивнул головой.
   Затем капитан взял Лайонса под руку и потащил его в свой кабинет, расположенный в дальнем конце оперативного зала.
   — Нужно посоветоваться, — серьезно объявил Татум.
   — Что происходит? — спросил Лайонс.
   — Возможно, я сумасшедший или был им до сих пор. Как бы то ни было, сейчас я выпущу на свободу всю шваль, что сидит у нас по камерам... Эти проходимцы лишатся права на защиту полиции Сан-Диего. Они вырыли себе яму, теперь пускай в ней подыхают.
   — Но это же несерьезно, — запротестовал Лайонс.
   — Еще как серьезно! — возразил капитан Татум.

Глава 17

   Связанный, с кляпом во рту, Тони «Опасность» лежал скрючившись в багажнике автомобиля в томительном ожидании ужасной неотвратимой смерти.
   Болан уже снял чужую форму и красовался в своем знаменитом черном комбинезоне, перепоясанный специальными ремнями, на которых висели «отомаг», подсумки с патронами, несколько осколочных гранат и сигнальных ракет.
   Слева в кобуре под мышкой лежала верная «беретта» с глушителем. Переброшенный через плечо на груди висел патронташ, в кармашках которого лежали не патроны, а снаряженные обоймы для обоих пистолетов.
   Предстояла жестокая схватка.
   Болан надеялся, что Татум понял, как высоки ставки в игре, и доведет это до сведения своего начальства.
   «Феррари» остановился у морского клуба на набережной Мишн Бэй, и Болан убедился, что яхта Тони Купалетто стояла у причала с экипажем на борту. Мак посмотрел на часы и с раздражением отметил, что минуты текли слишком быстро и скоро у него не останется времени. Куда же запропастилась молодая женщина?
   Как было условлено, он связался с Бланканалесом и Шварцем, и те сообщили ему неплохие новости.
   — Я едва нашел концы, — сообщил Шварц, — но теперь все в порядке. Я как следует прижал техников из «Торнтон Электронике». Аппаратуру собирали именно там. Один из парней сказал мне, что в прошлом месяце закупили несколько вездеходов, и какая-то специальная бригада в полной тайне работает по ночам, монтируя технику на машины. Я не слишком настаивал, но мне удалось узнать размеры джипов: вполне достаточны для установки аппаратуры. Затем, наведя справки в другом месте, я узнал, что машины не ушли своим ходом. Их погрузили на огромные полуприцепы, принадлежащие транспортной фирме Торнтона. И опять-таки работы проводились ночью, в обстановке большой секретности. Я продолжаю поиски.
   — О'кей, — ответил Болан. — Будь осторожен, Гаджет. Если возникнут осложнения, вызывай Политика. У меня слишком мало времени.
   Следующим отчитывался Бланканалес.
   — На девчонку жалко смотреть, сержант. Она никак не может прийти в себя после смерти Хоули, но это еще не все. Она совершенно запугана. С большим трудом мне удалось заставить ее сознаться, что бумаги сожгла не она, но она не хочет говорить, кто это сделал. Она никому не доверяет. А вчера вечером она не знала, что визит в дом Винтерса нанес именно ты. У нее слишком замедленная реакция. Ты знаешь, так бывает у солдат после боя: в голове какой-то туман. Однако я думаю, что кое-что смогу от нее добиться, особенно если мне удастся доказать ей, что ты делаешь все возможное, чтобы спасти честь ее дяди. Ты не мог бы сюда подскочить?
   — Нет, у меня мало времени. Включи ей радио или телевизор. Пресса уже должна бить во все колокола. Может, ей она поверит.
   — Хорошая мысль.
   — Оставайся на связи. Ты мне скоро понадобишься. И будь на месте, чтобы при случае помочь Гаджету. Он ходит по лезвию бритвы.
   — Все понял.
   Прошло около получаса. Болан уже стал нервничать: Марша Торнтон опаздывала на целых пять минут.
   Он вышел из машины и пошел посмотреть, как там дышит Тони «Опасность». Когда Мак открыл багажник, Тони умоляюще посмотрел на него, но чувствовал он себя вроде бы неплохо.
   — Осталось недолго, Тони, — сказал Болан. — А там посмотрим.
   Миссис Торнтон появилась через минуту, поставила машину на стоянку, а потом быстрым шагом направилась к человеку, который просил уделить ему час времени.
   Несмотря на серьезность обстановки, Болану было трудно сосредоточиться, так как на молодой женщине было совсем крохотное бикини и ее роскошные груди при каждом шаге чуть не выскакивали из-под пестрых лоскутков, которые с большой натяжкой можно было назвать лифчиком.
   — Прошу извинить меня за опоздание, — объяснила она, — но Макс рано вернулся. В первый раз за долгие месяцы он пришел домой до полуночи. Мне пришлось сказать ему, что я еду на пляж.
   — Думаю, вам пришлось соврать ему в последний раз. Теперь все будет зависеть от вас. Тони сказал мне, что пленка находится на борту яхты. Я хочу, чтобы вы подтвердили, о той ли пленке идет речь.
   — Но он сказал Максу, что отправил ее в Нью-Йорк.
   — Ну конечно. Так он чувствовал себя увереннее, а ваш муж боялся еще больше. Но такой тип, как Тони, не любит расставаться со своими козырями. Как бы то ни было, на него нашло просветление, и он согласен оставить вас в покое.
   Он открыл багажник.
   — Вот ваш пропуск в спокойную жизнь, — добавил Болан.
   — Невероятно, — прошептала молодая женщина.
   — Садитесь в машину и не высовывайтесь. Если почувствуете что-то неладное, немедленно уезжайте.
   Она посмотрела на него изумленными глазами, улыбнулась краешками губ и села в машину.
   Болан вытащил своего пленника из багажника, поставил его на ноги и подтолкнул к причалу.
   — Веди себя тихо, каторжник, — шепнул он на ухо Тони, — и ты проживешь дольше.
   Капореджиме, который обычно вел себя, как павлин, распустивший хвост, на этот раз был близок к обмороку. Болану часто доводилось наблюдать такое состояние у самых разных людей. Душа труса иногда прячется за крутой внешностью задиры. Дети, рожденные в страхе, выросшие в атмосфере хаоса и насилия, став взрослыми, относились к смерти презрительно, свысока. Но потом эти же люди плакали и просили о пощаде, потому что не находили оправдания своей жизни и еще меньше — своей смерти. Их представления о жизни были слишком ограниченными. Они ничего не видели дальше собственного носа.
   Болану пришлось нести Тони до причала чуть ли не на руках. Едва они ступили на трап, как с палубы послышался крик:
   — Это тот самый тип!
   Палач ответил ледяным голосом:
   — Спокойно, ребята. Как бы ваш босс не сломал себе зубы о ствол моего пистолета.
   Когда они оказались на палубе, Болан ударом колена в живот пригвоздил капореджиме к стенке рубки и приставил ему ко лбу ствол «беретты». Резким движением Мак сорвал липкую ленту со рта мафиози.
   — Скажи что-нибудь своему экипажу, Тони.
   Тот трижды пытался произнести хоть слово, но у него ничего не получалось. Наконец он просипел сорванным голосом:
   — Д-делайте то, что он говорит! И б-без глупостей!
   «Черепаха» Тарантини вышел из-за двери рубки, за которой спрятался при появлении Палача. Он посмотрел на Болана с тем же восхищением, что и во время их первой встречи, хотя сейчас обстоятельства были совершенно другими. Мак подумал, что с его помощью выиграет несколько драгоценных минут и сможет раньше закончить начатое дело.
   — Добро пожаловать на борт нашего судна, мистер Болан, — сказал Черепаха, не скрывая своего волнения.
   — Где твой экипаж?
   — Здесь, сэр. Позади меня. Скажите им, чтобы они выходили. У нас нет оружия.
   — Сейчас посмотрим. Руки на ограждение! Пока у меня нет к вам никаких претензий. Надеюсь, вы не дадите мне повод применять к вам крутые меры.
   Оба матроса вышли из своего укрытия и встали у борта яхты, давая Болану возможность обыскать их.
   Убедившись, что они не вооружены, Болан показал им на трап и посоветовал:
   — Проваливайте, ребята, и даже не оборачивайтесь.
   Болан остался один на один с тем, кто по странному стечению обстоятельств назвал свою яхту «Безумство Тони».
   Капореджиме стоял, прижавшись спиной к рубке яхты, и не отводил испуганных глаз от ствола черной «беретты». Теперь он начинал понимать, в чем заключалось его безумство.
   Болан дал ему некоторое время посмотреть смерти в лицо, потом спрятал «беретту» в кобуру.