Страница:
– Что?
– Аранчини. Рисовые шарики, внутри болоньезе или моцарелла. Вкуснятина! Еще есть немного белой риохи. Тебе понравится.
А вот о вине говорить не стоило. Он морщится.
– Сейчас тебе, наверное, и думать об этом противно, а вот позже обязательно надо опохмелиться.
– Спасибо. За все. Но я правда должен идти.
Он начинает собирать свои разбросанные по комнате вещи: толстовку с капюшоном, беджик, который слетел с нее, пачку жвачки. Мое сердце болезненно сжимается, мешая дышать. Понимаю, что он делает, и не в силах это вынести.
– Не уходи.
– Придется. Все наверняка гадают, где меня носит последние двадцать четыре часа.
– Пусть думают что хотят. Останься.
– Мне плохо… Алисия не знает, где я. Надо объяснить ей, почему я опоздал на поезд. Мама будет волноваться.
– Джез… – говорю я и, прежде чем успеваю остановиться, слышу мольбу в собственном голосе: – Как по-твоему, мне не худо?
Мальчик впервые глядит на меня с тревогой. Я нарушила главное правило: стала безрассудной. Надо применить один из моих профессиональных методов. Сделать голос спокойным, ровным. Спрятать грозящееся поглотить меня море отчаяния.
– Я отменила сегодняшние занятия, понадеявшись, что ты захочешь остаться. Пожалуйста, пообедай со мной. Можем приготовить пиццу, бургеры – что пожелаешь. Поищу для тебя номер телефона моего приятеля из оперы.
– Спасибо большое. Честно. Но я ухожу. Прямо сейчас. Надо домой. Номер можете прислать эсэмэской. Новый телефон я себе куплю.
Я гляжу в его глаза, мысленно пытаясь внушить: «Не делай этого. Не вынуждай меня заставлять тебя». Однако мальчик продолжает собираться – проверяет карманы, завязывает шнурки.
– Тебе нельзя домой с такого похмелья. Что скажет Хелен?
– Ну хорошо, быстренько попью чая – и сразу ухожу.
Не этого мне хотелось, но выбора нет. Поворачиваюсь спиной, иду к подносу с чаем и бросаю одну из маминых таблеток в его чашку.
– Сахар?
– Две, пожалуйста.
Для ровного счета вместе с сахаром кидаю вторую таблетку. Хорошенько размешиваю и передаю неразумному. Мы попиваем чай, сидя рядом на кровати. Это могли быть чудесные мгновения вроде тех, что мы разделили прошлой ночью, но их портит Джез: он то и дело поглядывает на дверь, будто нервничает, будто ждет не дождется поскорее допить и убраться отсюда. Лекарство подействовало удивительно скоро. Поначалу я решила, что ничего не вышло и парня придется отпустить. Но через некоторое время его веки отяжелели, Джез пробормотал, что слишком сонный, чтобы допить чай, опустил чашку и откинулся на подушки. Вглядываюсь в его лицо. Веки дрожат – парень силится открыть глаза. Губы пытаются вымолвить слово. Поднимает руку, будто тянется за чем-то у меня в ладонях, и тут же роняет ее, словно эта попытка отнимает последние силы. Глаза закрываются, голова склоняется набок. Меня вдруг тревожит собственная смелость. А еще в душе разливается невероятное тепло: я заполучила его. Он мой. Опускаю на пол свою чашку и нависаю над Джезом. Свет за окнами почти угас. Полумрак углубляет тени на лице парня, делая его похожим на персонажа черно-белого кино. Он еще красивее, чем казался поначалу. Наклоняюсь, целую мальчика в губы. Легко – только чтобы ощутить их нежную новизну. Едва прикасаюсь, беззвучно и неподвижно, наслаждаясь изысканной мягкостью его уст. Я вернулась. Себ рядом. Весь мир распахнулся перед нами как бескрайняя детская площадка. Приподнимаю ногу Джеза. Такая большая, что приходится держать обеими руками. Снимаю его кроссовки, носки. Даже в этом нет ничего неприятного. Он пахнет совсем как ребенок. Восхитительно нежная кожа… Хочется взять каждый из его розовых, пахнущих свежестью пальцев ног, один за одним, в рот. Представляю, каково будет ощутить во рту плоть, как царапнет нёбо ноготь. Вкус их будет новым и нежным. Но кое-какие радости лучше отложить на попозже. В этом самая прелесть – насладиться ожиданием. Я заполучила Джеза, он здесь, в музыкальной, – у меня снова уйма времени.
Глава пятая
Субботний вечер
Глава шестая
Субботний вечер
Глава седьмая
Воскресенье
– Аранчини. Рисовые шарики, внутри болоньезе или моцарелла. Вкуснятина! Еще есть немного белой риохи. Тебе понравится.
А вот о вине говорить не стоило. Он морщится.
– Сейчас тебе, наверное, и думать об этом противно, а вот позже обязательно надо опохмелиться.
– Спасибо. За все. Но я правда должен идти.
Он начинает собирать свои разбросанные по комнате вещи: толстовку с капюшоном, беджик, который слетел с нее, пачку жвачки. Мое сердце болезненно сжимается, мешая дышать. Понимаю, что он делает, и не в силах это вынести.
– Не уходи.
– Придется. Все наверняка гадают, где меня носит последние двадцать четыре часа.
– Пусть думают что хотят. Останься.
– Мне плохо… Алисия не знает, где я. Надо объяснить ей, почему я опоздал на поезд. Мама будет волноваться.
– Джез… – говорю я и, прежде чем успеваю остановиться, слышу мольбу в собственном голосе: – Как по-твоему, мне не худо?
Мальчик впервые глядит на меня с тревогой. Я нарушила главное правило: стала безрассудной. Надо применить один из моих профессиональных методов. Сделать голос спокойным, ровным. Спрятать грозящееся поглотить меня море отчаяния.
– Я отменила сегодняшние занятия, понадеявшись, что ты захочешь остаться. Пожалуйста, пообедай со мной. Можем приготовить пиццу, бургеры – что пожелаешь. Поищу для тебя номер телефона моего приятеля из оперы.
– Спасибо большое. Честно. Но я ухожу. Прямо сейчас. Надо домой. Номер можете прислать эсэмэской. Новый телефон я себе куплю.
Я гляжу в его глаза, мысленно пытаясь внушить: «Не делай этого. Не вынуждай меня заставлять тебя». Однако мальчик продолжает собираться – проверяет карманы, завязывает шнурки.
– Тебе нельзя домой с такого похмелья. Что скажет Хелен?
– Ну хорошо, быстренько попью чая – и сразу ухожу.
Не этого мне хотелось, но выбора нет. Поворачиваюсь спиной, иду к подносу с чаем и бросаю одну из маминых таблеток в его чашку.
– Сахар?
– Две, пожалуйста.
Для ровного счета вместе с сахаром кидаю вторую таблетку. Хорошенько размешиваю и передаю неразумному. Мы попиваем чай, сидя рядом на кровати. Это могли быть чудесные мгновения вроде тех, что мы разделили прошлой ночью, но их портит Джез: он то и дело поглядывает на дверь, будто нервничает, будто ждет не дождется поскорее допить и убраться отсюда. Лекарство подействовало удивительно скоро. Поначалу я решила, что ничего не вышло и парня придется отпустить. Но через некоторое время его веки отяжелели, Джез пробормотал, что слишком сонный, чтобы допить чай, опустил чашку и откинулся на подушки. Вглядываюсь в его лицо. Веки дрожат – парень силится открыть глаза. Губы пытаются вымолвить слово. Поднимает руку, будто тянется за чем-то у меня в ладонях, и тут же роняет ее, словно эта попытка отнимает последние силы. Глаза закрываются, голова склоняется набок. Меня вдруг тревожит собственная смелость. А еще в душе разливается невероятное тепло: я заполучила его. Он мой. Опускаю на пол свою чашку и нависаю над Джезом. Свет за окнами почти угас. Полумрак углубляет тени на лице парня, делая его похожим на персонажа черно-белого кино. Он еще красивее, чем казался поначалу. Наклоняюсь, целую мальчика в губы. Легко – только чтобы ощутить их нежную новизну. Едва прикасаюсь, беззвучно и неподвижно, наслаждаясь изысканной мягкостью его уст. Я вернулась. Себ рядом. Весь мир распахнулся перед нами как бескрайняя детская площадка. Приподнимаю ногу Джеза. Такая большая, что приходится держать обеими руками. Снимаю его кроссовки, носки. Даже в этом нет ничего неприятного. Он пахнет совсем как ребенок. Восхитительно нежная кожа… Хочется взять каждый из его розовых, пахнущих свежестью пальцев ног, один за одним, в рот. Представляю, каково будет ощутить во рту плоть, как царапнет нёбо ноготь. Вкус их будет новым и нежным. Но кое-какие радости лучше отложить на попозже. В этом самая прелесть – насладиться ожиданием. Я заполучила Джеза, он здесь, в музыкальной, – у меня снова уйма времени.
Глава пятая
Субботний вечер
Хелен
В выставочном зале красовались безголовые и безногие торсы беременных женщин. Хелен прислонилась к колонне, держа в руке бокал вина. Приняла непринужденную позу, сделала еще глоток. Ладони вспотели.
Посреди зала – главный экспонат: бассейн, над водой спроецированы ультразвуковые эхограммы еще не рожденных детей. Здесь же серии ярких оранжевых полотен под общим названием «Вариации на тему свадхистаны»[5].
– Они связаны с сакральной чакрой, центром плодородия и творчества, – раздался над ухом голос Нади.
Хелен подскочила.
– Уверена, забеременеть мне помог именно оранжевый агат. Потому-то я и использовала этот цвет не скупясь.
В сорок пять Надя впервые ждала ребенка. Она вела себя так, будто до нее подобного ни с кем не случалось.
– Понятно, – сказала Хелен. – Но почему вдруг гипсовые слепки?
– Ну да, не очень оригинально, знаю. В наше время их делают все. Но я решила запечатлеть каждую стадию. Использую бандажи «Модрок». Откопала в Интернете. Потрясающе гибкие.
– Такие реалистичные, – подлила Хелен масла в огонь. – Видна каждая крошечная морщинка, каждая неровность на коже.
Влажная рука Хелен оставила на юбке темный отпечаток. Она повернулась так, чтобы никто этого не заметил. Посмотрела на Пьера, партнера Нади, который обходил гостей с бокалами вина на подносе.
– Знаешь здесь кого-нибудь? – спросила Надя. – Хочешь, представлю тебя?
Хелен открыла рот, закрыла, вдохнула.
– Бена и Миранду ты не приглашала? – Вопрос прозвучал натянуто и оттого слишком громко.
– О нет. Они в отъезде. На Мадагаскаре или где-то еще. Зимний отдых.
Хелен почувствовала облегчение оттого, что Бена здесь нет, и шок, потому что они с женой все еще вместе. Нервно сглотнула.
– А Грег с Соней? Думала, увижу их здесь, – живо проговорила она.
– Я их пригласила. – Надя вглядывалась поверх головы Хелен в группку только что вошедших женщин. – На пятидесятилетии твоего Мика Соня выглядела изумительно. Несмотря на все то, что говорит про нее Грег.
Надя осторожно приподняла и опустила руками выпирающий животик.
– Бог знает как ей это удается… Представь, тело мое нравится мне, как никогда. – Она прикрыла глаза и блаженно улыбнулась. – Случайно услышала, как один юнец назвал Соню ЭМЯТ! «Эту мамочку я бы трахнул», – пояснила Надя, хотя Хелен в расшифровке не нуждалась.
– Что значит фраза «Несмотря на все то, что говорит про нее Грег»? – поинтересовалась Хелен.
– Опять жаловался Пьеру. Мол, его беспокоит ее «непостижимость» – кажется, именно так.
– Вот как?
– Грег думает, что с тех пор, как Кит уехала, а у него прибавилось работы в Женеве, их ничего не держит в старом доме ее родителей.
– Она обожает свой Дом у реки, – сказал Хелен. – Да разве можно его не любить? Место уникальное.
– Если б дело было только в этом. Грег считает, что у Сони депрессия. Ну, скажи, была она душой компании на юбилее мужа?
– Откровенно говоря, с тех пор, как дети подросли, я слышала о ней не так много. Казалось, едва Кит уехала в университет, Соня потеряла ко мне интерес. Видимо, перестала уважать после того, как оба моих сына бросили учебу. Но я скучаю. Давным-давно мы частенько выходили с ней на улицу выкурить по сигаретке.
– Я просто повторяю то, что Пьер услышал от Грега, – сказала Надя. – Кстати, где она сейчас?
– Может, это и не мое дело, но скажу все равно. – Хелен приняла от Пьера еще один бокал вина. – Весьма типично для Грега видеть в Соне зло лишь потому, что она с ним не соглашается. Он всегда любил покомандовать.
– Ты ведь никогда не любила Грега? – с улыбкой спросила Надя.
– Недолюбливала, раз уж на то пошло, – уточнила Хелен.
Надя улыбнулась группке вошедших женщин. Хелен почувствовала стыд – острый, обжигающий – оттого, что упомянула о своей неприязни к Грегу. Он был другом Пьера. Вечно она что-нибудь ляпнет. Значит, Соня – ЭМЯТ. А Бен с Мирандой – на Мадагаскаре. Хелен успокоилась, но вместе с тем у нее начало портиться настроение. От недавно прибывших донеслись хвалебные охи и восклицания. Надю похитила поклонница. Хелен заметила, что на подносе не осталось бокалов с вином. Пора домой. Она закуталась в голубую куртку с капюшоном, натянула бордовые кожаные перчатки для вождения, которые держала в карманах, и немного постояла на улице. Ногами в замшевых сапожках потопала по тротуару, уже начинавшему искриться изморозью. Затем пошла к машине, припаркованной на углу. На той стороне дороги какие-то парни вытряхнулись из такси и направились к зданию, бывшему складом в Викторианскую эпоху, а ныне приютившему какой-то клуб; когда юноши переходили трассу, из их ртов вырывались белые клубочки пара. Всю неделю Хелен окружали мальчишки-подростки: нуждающиеся – на работе, а дома – ее собственные двое плюс племянник Джез. Их длинные ноги и сутулые плечи, казалось, не оставляли ее ни на секунду. Хотелось бы, чтобы в ее жизни было больше женщин. Было бы с кем по-настоящему поговорить, поделиться переживаниями. Надя думает только о своей беременности, Соня в последнее время явно предпочитает одиночество, а Мария, сестра Хелен, куда более успешна в плане воспитания юношей. Ей Хелен никогда не доверяла. Кое-кто из приглашенных на закрытую для широкой публики выставку тоже потянулся к клубу. «Мужчины средних лет стараются казаться молодыми», – подумала Хелен и вдруг поняла, что сама старше их. Средних лет, но старше. Почему это всегда так внезапно? Вздохнула, набрав полную грудь воздуха. С удовольствием бы пошла с ними, выпила б еще немного, оттягивая возвращение домой, но она устала и к тому же за рулем. Мик, наверное, приготовил ужин. И будет ждать. В машине Хелен пристегнула ремень, сознавая, что хлебнула лишнего, хоть и за все время, что водит машину, ее еще ни разу не проверяли алкотестером. «Я же не похожа на пьяницу», – подумала она. Полиция ловит в основном молодежь. Друзей Барни и Тео всегда останавливают, хоть ребята никогда и не садятся за руль в подпитии. Поворачивая ключ зажигания, Хелен заметила Алисию, подружку Джеза. Девушка шла по улице от галереи. В одиночестве и какая-то потерянная. Хелен опустила стекло в окне и выглянула:
– Тебя подвезти?
– Ой, классно! – Алисия подняла взгляд.
Хелен открыла пассажирскую дверцу, и девушка запрыгнула в машину.
– Домой?
– Да, вроде… Думала, увижусь с Джезом у Нади. Я приходила кое с кем с курса по искусству. И его приглашали. Не знаете, где он? Мы не виделись еще с четверга.
– Если честно, думала, Джез с тобой, – ответила Хелен.
А она-то сама когда в последний раз видела племянника? Не минувшим вечером – точно. Может, тоже в четверг, когда заходила Алисия и они моделировали на компьютере беджик? Хелен влилась в поток машин и взглянула на девушку. С прошлой субботы, когда приехал Джез, Алисия частенько бывала у них, но Хелен не обращала на нее особого внимания. Сейчас она рассмотрела подростка пристальнее: хорошенькая, миниатюрная, правильные черты лица, бледная кожа. С виду еще совсем ребенок.
Алисия смотрела вперед, чуть нахмурив лоб.
– Ты в порядке? – Хелен слишком быстро выехала на кольцо на Олд-стрит, потом притормозила, поворачивая в сторону города.
– Нет. Он не отвечает на звонки, и эсэмэски возвращаются.
– В конце недели Джез должен был вернуться в Париж, – сказала Хелен. – Я просила его позвонить, когда сядет на поезд, но утром была не дома. Так что мальчики наверняка в курсе.
– Он не мог уехать вчера. Мы собирались встретиться в туннеле. Джез не пришел, и я… волнуюсь. На него это не похоже.
– В туннеле?
– Пешеходном[6]. Как и все время с тех пор, как он приехал к вам в Гринвич. Это, понимаете, как полпути, это… как бы наше особое место.
«Господи, – подумала Хелен, – как может пешеходный туннель казаться романтичным? Даже наивному мечтательному подростку? Пол сырой – от реки. Белые плитки и ползущие по стенам черные кабели. Неистребимая вонь застарелой мочи. Лифты отключают в семь; позже, чтобы выйти на поверхность, приходится преодолевать сотни ступеней, трясясь от страха и надеясь, что по углам и в тени никто не прячется».
– В туннеле надо быть очень осторожной, – сказала Хелен. – Где тебя высадить? Могу довезти до дому, если придется сделать не слишком большой крюк. Или у метро?
– Доклендз.
Хелен вновь подумала о Мике: один дома, жарит что-нибудь. Стейки из тунца – одно из фирменных блюд, он частенько готовил их в субботу вечером. Ужин перед телевизором с бутылочкой чего-нибудь холодного и белого. Разве может она желать большего? Не стоило так волноваться на выставке Нади.
– Ничего не понимаю. – Алисия была готова расплакаться. – Может, Джез не хочет меня видеть?
– Джез? Уверена, это не так. Он вернулся в Париж или, может, репетирует со своей группой. Ты же знаешь: играя, они забывают обо всем на свете.
– Он лучший соло-гитарист из всех, кого я знаю. – Алисия пожала плечами. – Когда я с ним, друзья ревнуют страшно. Джез не придает значения своей привлекательности… А еще… он никогда не обделял меня вниманием. Странно…
Когда они выехали на Коммершиал-стрит, машину Хелен подрезал курьер на мотоцикле, и ей пришлось тормозить. Светофор переключился на красный. У нее начало подниматься давление. Почему все думают только о Джезе? Мария всю неделю каждый вечер названивала: узнать, как сын прошел собеседования, проверить, что он ел, и лишний раз напомнить Хелен, как мальчик талантлив. Относится к сыну как к элитному щенку, а не как к обыкновенному подростку. Сейчас вот его подружка проповедует такое же низкопоклонство, и это раздражает. Действие вина улетучивалось, начинала болеть голова. Хелен до жути захотелось еще выпить. Зря она взялась подвозить Алисию, надо было просто сказать: «Извини, мне срочно нужно домой». Как говорится, пусти козла в огород…
– Я заставлю его позвонить тебе, обещаю, – сказала Хелен.
Она высадила Алисию у дома и развернулась. Прислушалась к себе: чувствует ли облегчение оттого, что Бена на открытии не было. Совсем ни к чему ей еще раз переживать бурю эмоций вроде той, что описала Алисия. Больше никакого трепета в ожидании сообщения по мейлу, звонкого сигнала электронной почты. Никаких тягостных переживаний при мысли о возможной встрече. Никаких сумасбродных романтических рандеву в непроезжих окрестностях. Пешеходный туннель, надо же такое придумать! Она уже проходила это и повторять не будет. Зачем обнажать недавно залеченную рану? «Лучше подумай о спокойных, взрослых отношениях, которые мы с Миком можем восстановить сейчас, когда все уже позади», – велела себе Хелен.
Машина спустилась между высокими коричневыми стенами в темную пасть туннеля Блэкуолл.
«Вдвоем мы можем куда больше, чем обычно делала я одна: театр, поездки за город, хорошая еда. Оба решили сосредоточиться на наших отношениях. И правильно сделали». Поворачивая ключ в замке, Хелен предвкушала теплый запах готового ужина на кухонном столе. Мик стоял в гостиной на пороге. Лицо мрачное, под мышкой газета. Никакого аппетитного запаха с кухни. Камин не горел, в прихожей было холодно.
– Звонила Мария. Джез должен был сегодня вернуться в Париж. Но не приехал.
Посреди зала – главный экспонат: бассейн, над водой спроецированы ультразвуковые эхограммы еще не рожденных детей. Здесь же серии ярких оранжевых полотен под общим названием «Вариации на тему свадхистаны»[5].
– Они связаны с сакральной чакрой, центром плодородия и творчества, – раздался над ухом голос Нади.
Хелен подскочила.
– Уверена, забеременеть мне помог именно оранжевый агат. Потому-то я и использовала этот цвет не скупясь.
В сорок пять Надя впервые ждала ребенка. Она вела себя так, будто до нее подобного ни с кем не случалось.
– Понятно, – сказала Хелен. – Но почему вдруг гипсовые слепки?
– Ну да, не очень оригинально, знаю. В наше время их делают все. Но я решила запечатлеть каждую стадию. Использую бандажи «Модрок». Откопала в Интернете. Потрясающе гибкие.
– Такие реалистичные, – подлила Хелен масла в огонь. – Видна каждая крошечная морщинка, каждая неровность на коже.
Влажная рука Хелен оставила на юбке темный отпечаток. Она повернулась так, чтобы никто этого не заметил. Посмотрела на Пьера, партнера Нади, который обходил гостей с бокалами вина на подносе.
– Знаешь здесь кого-нибудь? – спросила Надя. – Хочешь, представлю тебя?
Хелен открыла рот, закрыла, вдохнула.
– Бена и Миранду ты не приглашала? – Вопрос прозвучал натянуто и оттого слишком громко.
– О нет. Они в отъезде. На Мадагаскаре или где-то еще. Зимний отдых.
Хелен почувствовала облегчение оттого, что Бена здесь нет, и шок, потому что они с женой все еще вместе. Нервно сглотнула.
– А Грег с Соней? Думала, увижу их здесь, – живо проговорила она.
– Я их пригласила. – Надя вглядывалась поверх головы Хелен в группку только что вошедших женщин. – На пятидесятилетии твоего Мика Соня выглядела изумительно. Несмотря на все то, что говорит про нее Грег.
Надя осторожно приподняла и опустила руками выпирающий животик.
– Бог знает как ей это удается… Представь, тело мое нравится мне, как никогда. – Она прикрыла глаза и блаженно улыбнулась. – Случайно услышала, как один юнец назвал Соню ЭМЯТ! «Эту мамочку я бы трахнул», – пояснила Надя, хотя Хелен в расшифровке не нуждалась.
– Что значит фраза «Несмотря на все то, что говорит про нее Грег»? – поинтересовалась Хелен.
– Опять жаловался Пьеру. Мол, его беспокоит ее «непостижимость» – кажется, именно так.
– Вот как?
– Грег думает, что с тех пор, как Кит уехала, а у него прибавилось работы в Женеве, их ничего не держит в старом доме ее родителей.
– Она обожает свой Дом у реки, – сказал Хелен. – Да разве можно его не любить? Место уникальное.
– Если б дело было только в этом. Грег считает, что у Сони депрессия. Ну, скажи, была она душой компании на юбилее мужа?
– Откровенно говоря, с тех пор, как дети подросли, я слышала о ней не так много. Казалось, едва Кит уехала в университет, Соня потеряла ко мне интерес. Видимо, перестала уважать после того, как оба моих сына бросили учебу. Но я скучаю. Давным-давно мы частенько выходили с ней на улицу выкурить по сигаретке.
– Я просто повторяю то, что Пьер услышал от Грега, – сказала Надя. – Кстати, где она сейчас?
– Может, это и не мое дело, но скажу все равно. – Хелен приняла от Пьера еще один бокал вина. – Весьма типично для Грега видеть в Соне зло лишь потому, что она с ним не соглашается. Он всегда любил покомандовать.
– Ты ведь никогда не любила Грега? – с улыбкой спросила Надя.
– Недолюбливала, раз уж на то пошло, – уточнила Хелен.
Надя улыбнулась группке вошедших женщин. Хелен почувствовала стыд – острый, обжигающий – оттого, что упомянула о своей неприязни к Грегу. Он был другом Пьера. Вечно она что-нибудь ляпнет. Значит, Соня – ЭМЯТ. А Бен с Мирандой – на Мадагаскаре. Хелен успокоилась, но вместе с тем у нее начало портиться настроение. От недавно прибывших донеслись хвалебные охи и восклицания. Надю похитила поклонница. Хелен заметила, что на подносе не осталось бокалов с вином. Пора домой. Она закуталась в голубую куртку с капюшоном, натянула бордовые кожаные перчатки для вождения, которые держала в карманах, и немного постояла на улице. Ногами в замшевых сапожках потопала по тротуару, уже начинавшему искриться изморозью. Затем пошла к машине, припаркованной на углу. На той стороне дороги какие-то парни вытряхнулись из такси и направились к зданию, бывшему складом в Викторианскую эпоху, а ныне приютившему какой-то клуб; когда юноши переходили трассу, из их ртов вырывались белые клубочки пара. Всю неделю Хелен окружали мальчишки-подростки: нуждающиеся – на работе, а дома – ее собственные двое плюс племянник Джез. Их длинные ноги и сутулые плечи, казалось, не оставляли ее ни на секунду. Хотелось бы, чтобы в ее жизни было больше женщин. Было бы с кем по-настоящему поговорить, поделиться переживаниями. Надя думает только о своей беременности, Соня в последнее время явно предпочитает одиночество, а Мария, сестра Хелен, куда более успешна в плане воспитания юношей. Ей Хелен никогда не доверяла. Кое-кто из приглашенных на закрытую для широкой публики выставку тоже потянулся к клубу. «Мужчины средних лет стараются казаться молодыми», – подумала Хелен и вдруг поняла, что сама старше их. Средних лет, но старше. Почему это всегда так внезапно? Вздохнула, набрав полную грудь воздуха. С удовольствием бы пошла с ними, выпила б еще немного, оттягивая возвращение домой, но она устала и к тому же за рулем. Мик, наверное, приготовил ужин. И будет ждать. В машине Хелен пристегнула ремень, сознавая, что хлебнула лишнего, хоть и за все время, что водит машину, ее еще ни разу не проверяли алкотестером. «Я же не похожа на пьяницу», – подумала она. Полиция ловит в основном молодежь. Друзей Барни и Тео всегда останавливают, хоть ребята никогда и не садятся за руль в подпитии. Поворачивая ключ зажигания, Хелен заметила Алисию, подружку Джеза. Девушка шла по улице от галереи. В одиночестве и какая-то потерянная. Хелен опустила стекло в окне и выглянула:
– Тебя подвезти?
– Ой, классно! – Алисия подняла взгляд.
Хелен открыла пассажирскую дверцу, и девушка запрыгнула в машину.
– Домой?
– Да, вроде… Думала, увижусь с Джезом у Нади. Я приходила кое с кем с курса по искусству. И его приглашали. Не знаете, где он? Мы не виделись еще с четверга.
– Если честно, думала, Джез с тобой, – ответила Хелен.
А она-то сама когда в последний раз видела племянника? Не минувшим вечером – точно. Может, тоже в четверг, когда заходила Алисия и они моделировали на компьютере беджик? Хелен влилась в поток машин и взглянула на девушку. С прошлой субботы, когда приехал Джез, Алисия частенько бывала у них, но Хелен не обращала на нее особого внимания. Сейчас она рассмотрела подростка пристальнее: хорошенькая, миниатюрная, правильные черты лица, бледная кожа. С виду еще совсем ребенок.
Алисия смотрела вперед, чуть нахмурив лоб.
– Ты в порядке? – Хелен слишком быстро выехала на кольцо на Олд-стрит, потом притормозила, поворачивая в сторону города.
– Нет. Он не отвечает на звонки, и эсэмэски возвращаются.
– В конце недели Джез должен был вернуться в Париж, – сказала Хелен. – Я просила его позвонить, когда сядет на поезд, но утром была не дома. Так что мальчики наверняка в курсе.
– Он не мог уехать вчера. Мы собирались встретиться в туннеле. Джез не пришел, и я… волнуюсь. На него это не похоже.
– В туннеле?
– Пешеходном[6]. Как и все время с тех пор, как он приехал к вам в Гринвич. Это, понимаете, как полпути, это… как бы наше особое место.
«Господи, – подумала Хелен, – как может пешеходный туннель казаться романтичным? Даже наивному мечтательному подростку? Пол сырой – от реки. Белые плитки и ползущие по стенам черные кабели. Неистребимая вонь застарелой мочи. Лифты отключают в семь; позже, чтобы выйти на поверхность, приходится преодолевать сотни ступеней, трясясь от страха и надеясь, что по углам и в тени никто не прячется».
– В туннеле надо быть очень осторожной, – сказала Хелен. – Где тебя высадить? Могу довезти до дому, если придется сделать не слишком большой крюк. Или у метро?
– Доклендз.
Хелен вновь подумала о Мике: один дома, жарит что-нибудь. Стейки из тунца – одно из фирменных блюд, он частенько готовил их в субботу вечером. Ужин перед телевизором с бутылочкой чего-нибудь холодного и белого. Разве может она желать большего? Не стоило так волноваться на выставке Нади.
– Ничего не понимаю. – Алисия была готова расплакаться. – Может, Джез не хочет меня видеть?
– Джез? Уверена, это не так. Он вернулся в Париж или, может, репетирует со своей группой. Ты же знаешь: играя, они забывают обо всем на свете.
– Он лучший соло-гитарист из всех, кого я знаю. – Алисия пожала плечами. – Когда я с ним, друзья ревнуют страшно. Джез не придает значения своей привлекательности… А еще… он никогда не обделял меня вниманием. Странно…
Когда они выехали на Коммершиал-стрит, машину Хелен подрезал курьер на мотоцикле, и ей пришлось тормозить. Светофор переключился на красный. У нее начало подниматься давление. Почему все думают только о Джезе? Мария всю неделю каждый вечер названивала: узнать, как сын прошел собеседования, проверить, что он ел, и лишний раз напомнить Хелен, как мальчик талантлив. Относится к сыну как к элитному щенку, а не как к обыкновенному подростку. Сейчас вот его подружка проповедует такое же низкопоклонство, и это раздражает. Действие вина улетучивалось, начинала болеть голова. Хелен до жути захотелось еще выпить. Зря она взялась подвозить Алисию, надо было просто сказать: «Извини, мне срочно нужно домой». Как говорится, пусти козла в огород…
– Я заставлю его позвонить тебе, обещаю, – сказала Хелен.
Она высадила Алисию у дома и развернулась. Прислушалась к себе: чувствует ли облегчение оттого, что Бена на открытии не было. Совсем ни к чему ей еще раз переживать бурю эмоций вроде той, что описала Алисия. Больше никакого трепета в ожидании сообщения по мейлу, звонкого сигнала электронной почты. Никаких тягостных переживаний при мысли о возможной встрече. Никаких сумасбродных романтических рандеву в непроезжих окрестностях. Пешеходный туннель, надо же такое придумать! Она уже проходила это и повторять не будет. Зачем обнажать недавно залеченную рану? «Лучше подумай о спокойных, взрослых отношениях, которые мы с Миком можем восстановить сейчас, когда все уже позади», – велела себе Хелен.
Машина спустилась между высокими коричневыми стенами в темную пасть туннеля Блэкуолл.
«Вдвоем мы можем куда больше, чем обычно делала я одна: театр, поездки за город, хорошая еда. Оба решили сосредоточиться на наших отношениях. И правильно сделали». Поворачивая ключ в замке, Хелен предвкушала теплый запах готового ужина на кухонном столе. Мик стоял в гостиной на пороге. Лицо мрачное, под мышкой газета. Никакого аппетитного запаха с кухни. Камин не горел, в прихожей было холодно.
– Звонила Мария. Джез должен был сегодня вернуться в Париж. Но не приехал.
Глава шестая
Субботний вечер
Хелен
Хелен прошла за Миком в гостиную. Открыла бутылку «Пино Гриджио», которую муж достал для нее.
– А Мария точно знала, что парень должен вернуться сегодня? Я просила Джеза сообщить, на какой поезд сядет, но он не позвонил. Значит, наверняка еще здесь.
– Когда ты его в последний раз видела? Я вроде в четверг.
Хелен села. Без цветов комната казалась блеклой. Хелен потянулась включить лампу над камином.
– Я вроде бы тоже… Нет. Вчера днем видела. Точно, он был здесь, когда я… пришла с работы. На ужин приготовил что-нибудь?
– Хелен, дело серьезное, надо решать. Где он сейчас?
– Точно не с Алисией. Я ее только что подвозила домой – с закрытой выставки. Говорит, вчера она напрасно прождала Джеза в туннеле.
– В туннеле?
– Они встречались точно между югом и севером. Мило, ничего не скажешь.
Мик выпрыгнул из кресла и запустил пальцы в волосы:
– Нужно узнать, где мальчик! Что мы скажем Марии, когда она перезвонит?
Хелен наполнила свой бокал.
– Это срочно. – Муж многозначительно посмотрел на нее. – Она очень волновалась.
– Моя сестра была сама не своя? Это меняет дело! – Приподняла брови, думая, что супруг вспомнил старый анекдот.
– Дело не в Марии, а в Джезе. Я очень встревожен.
– Эй! Чтобы ты да беспокоился? Теперь уже я волнуюсь. За тебя.
Когда сыновья были моложе, об их безопасности тревожилась только Хелен: проверяла детские кресла в машине, заставляла мальчишек надевать велосипедные шлемы, наколенники, светоотражающие нарукавники. Она одна по ночам смотрела, как поднимается и опускается грудь спящих детей. Насколько Хелен помнила, Мик вообще не беспокоился. А сейчас вот места себе не находит. Интересно, он ничего не скрывает?
– На мобильный ему звонил?
– Само собой.
– А мальчиков видел сегодня?
– Нет. Когда уходил, они еще спали, а когда вернулся, их уже не было.
– Видимо, Джез с ними. Расслабься, Мик, прошу. Выпей бокал вина, а я пока приготовлю ужин. Они все скоро вернутся, тогда и позвоним Марии.
Бен и Миранда вместе на Мадагаскаре. Она не желает думать об этом. Но только об этом и думает.
– Где номера мобильников близнецов?
– В моем телефоне. В сумке.
Хелен поддала ногой свою сумку, и та прилетела к Мику. Он посмотрел на жену, заглянул в торбу. Отыскал ее мобильный и принялся жать на кнопки:
– Чего и следовало ожидать. У обоих выключены трубки.
Только после полуночи они услышали, как входная дверь распахнулась и громко ударила о стену прихожей. Мик подскочил. Барни слегка нетвердой походкой вошел в комнату. Как всегда, сутулится, а лицо прикрыто челкой. Парень будто принес с собой глоток ночного морозного воздуха.
– Дверь закрой, – сказала Хелен, – холодно. Джез с вами?
– А?
– Барни, соберись! – вмешался Мик. – Джез не вернулся в Париж. Алисия не знает, где он. Есть мысли, что с ним?
– Может, Тео знает.
На пороге появился Тео. Глаза блестят, лицо раскраснелось.
– Тео, где Джез?
– Джез?
Хелен заметила, что по лицу Мика от раздражения заходили желваки. Она знала, о чем думает муж: он бы сейчас с удовольствием сцапал сына за нестираный капюшон воняющей пóтом толстовки и хорошенько встряхнул, чтоб включить тому мозг. С приездом Джеза разочарование Мика в собственных сыновьях стало очень заметным. Тео вытянул вперед руку с пультом и включил телевизор. Мик велел выключить. Хелен попросила Барни сбегать переключить отопление на постоянный режим. Ужинать расхотелось, и она вновь наполнила свой бокал.
– Я думал, Джез уехал домой, – сказал Тео. – Он же говорил, что отправится в субботу.
– В Париж?
– А куда еще-то?
– Здесь его нет. Может, вечером собирался где-то поиграть?
Хелен отрешенно наблюдала за новой, «обеспокоенной» ипостасью мужа. Лицо красное, сморщенное. Брови тоже странные: кустистее, чем прежде, и отчего-то подвижнее. Она спросила себя: «Когда я в последний раз обращала на него внимание?»
– Мы думали, он с Алисией, – протянул Барни.
– Алисия не видела его, – сказала Хелен. – Мальчик должен был встретить ее в метро вчера днем, но не явился.
Тео с Барни переглянулись.
– Что значит этот ваш взгляд? – спросила Хелен.
– Ничего, – ответил Тео. – Просто странно, что Алисия заставляет его встречаться внизу. Типа это романтично. А он типа боится ей отказать. Даже когда ему больше хочется побыть с нами.
– Подкаблучник, – буркнул Барни.
Тео хихикнул:
– Подкаблучник?
– В смысле, делает все, что она велит, – пояснил Барни.
– Раб Алисии, – добавил Тео. – Сейчас позвоню ему.
«Они могут быть лентяями и бездельниками… – мысли Хелен пробирались сквозь уплотняющийся алкогольный туман, – но ничто так не поднимает дух, как собственный сын. Два сына».
– Думаю, к отцу он вряд ли подался, – предположил Мик.
– Может, махнул в Марсель? Мальчик что-нибудь вам об этом говорил? Вместо Парижа – в Марсель?
– Нет. О Марселе речи не было, – ответил Барни.
– Абонент недоступен, – добавил парень. – Похоже, телефон выключен.
– Что теперь? – спросил Мик. – Что нам делать-то, ради всего святого?
Телефонный разговор с Марией был долгим и тяжелым. Хелен старалась говорить спокойно:
– Все, что мы знаем: Джез в поезде, едет домой. Может, по дороге на Сент-Панкрас решил пройтись по магазинам. Наверняка все скоро выяснится.
– Значит, вещи он собрал? – спросила Мария.
Хелен и в голову не пришло проверить, есть ли вещи племянника в комнате наверху, где он жил. Она махнула рукой Барни, который сидел, развалившись, перед телевизором, – мол, сходи проверь.
– Что? – спросил тот, не отрываясь от экрана.
Хелен прикрыла трубку ладонью.
– Вещи Джеза на месте? Посмотри! Бегом! – прошипела она.
– Может, я лучше сяду на ближайший поезд и приеду к вам? – В голосе Марии уже звенели истеричные нотки.
– Да ну, не выдумывай, – ответила Хелен. – А парень утром вдруг появится там? Я лично в этом не сомневаюсь.
– В голове не укладывается… Неужели вы не знали, что мальчик сегодня уезжает? Не помогли ему собрать вещи?
– Мария, Джезу почти шестнадцать! Он не хочет, чтобы тетка слишком опекала его. Я просила парня сообщить, на каком поезде он уедет, но в остальном предоставила разобраться самому.
Повисло долгое молчание.
– Мария, – прервала его Хелен, – о чем ты думаешь?
– Лучше б я не отправляла его к вам. У нас с тобой абсолютно разные методы воспитания. Твой граничит с небрежно…
– Мария, прошу тебя, давай хотя бы останемся в рамках приличий, если…
– Ладно. Не следовало мне так говорить. И все же Джез не привык даже к мягкому небрежению. Дома он не так свободен. Мальчик привык к строгому распорядку дня, к тому, что его везде возят. Он не знает, как ездить в метро! Ваша подземка для него – темный лес. О господи, что же с ним стряслось, Хелен?
– Наверняка всему есть разумное объяснение. А тебе лучше прямо сейчас выпить – и в кровать.
– У тебя на все один ответ: выпить.
Последовала напряженная пауза. Хелен боролась с собой, чтобы не попасться на удочку.
– Я звоню Надиму, – продолжила Мария, – выбора нет. Он должен знать об исчезновении сына.
У Хелен от негодования стало покалывать во всем теле.
– Джеза нет всего одну ночь. Это вовсе не означает, что парень исчез. Мы делаем все, чтобы найти его.
Она положила трубку и повернулась к остальным. Глаза ей застилали слезы ярости. Мало того что ее обвинили в небрежении и неадекватности, так еще все больше беспокоили мысли о том, что Джез, возможно, и вправду попал в беду.
– Мария всегда чересчур опекала сына. Отсюда и эта отвратительная сцена.
– Мам, не переживай, – сказал Тео. – Найдется. Он не тупой.
Барни вернулся в комнату и вновь уселся перед телевизором.
– Ну? – спросила Хелен.
– Что?
– Вещи Джеза? Там?
– А… Да, все на месте. Он и не собирался. Шмотки разбросаны по полу.
Хелен зажмурилась. Села. Опустила голову на руки.
– Когда в таких случаях звонят в полицию? – спросила она сквозь пальцы.
– А Мария точно знала, что парень должен вернуться сегодня? Я просила Джеза сообщить, на какой поезд сядет, но он не позвонил. Значит, наверняка еще здесь.
– Когда ты его в последний раз видела? Я вроде в четверг.
Хелен села. Без цветов комната казалась блеклой. Хелен потянулась включить лампу над камином.
– Я вроде бы тоже… Нет. Вчера днем видела. Точно, он был здесь, когда я… пришла с работы. На ужин приготовил что-нибудь?
– Хелен, дело серьезное, надо решать. Где он сейчас?
– Точно не с Алисией. Я ее только что подвозила домой – с закрытой выставки. Говорит, вчера она напрасно прождала Джеза в туннеле.
– В туннеле?
– Они встречались точно между югом и севером. Мило, ничего не скажешь.
Мик выпрыгнул из кресла и запустил пальцы в волосы:
– Нужно узнать, где мальчик! Что мы скажем Марии, когда она перезвонит?
Хелен наполнила свой бокал.
– Это срочно. – Муж многозначительно посмотрел на нее. – Она очень волновалась.
– Моя сестра была сама не своя? Это меняет дело! – Приподняла брови, думая, что супруг вспомнил старый анекдот.
– Дело не в Марии, а в Джезе. Я очень встревожен.
– Эй! Чтобы ты да беспокоился? Теперь уже я волнуюсь. За тебя.
Когда сыновья были моложе, об их безопасности тревожилась только Хелен: проверяла детские кресла в машине, заставляла мальчишек надевать велосипедные шлемы, наколенники, светоотражающие нарукавники. Она одна по ночам смотрела, как поднимается и опускается грудь спящих детей. Насколько Хелен помнила, Мик вообще не беспокоился. А сейчас вот места себе не находит. Интересно, он ничего не скрывает?
– На мобильный ему звонил?
– Само собой.
– А мальчиков видел сегодня?
– Нет. Когда уходил, они еще спали, а когда вернулся, их уже не было.
– Видимо, Джез с ними. Расслабься, Мик, прошу. Выпей бокал вина, а я пока приготовлю ужин. Они все скоро вернутся, тогда и позвоним Марии.
Бен и Миранда вместе на Мадагаскаре. Она не желает думать об этом. Но только об этом и думает.
– Где номера мобильников близнецов?
– В моем телефоне. В сумке.
Хелен поддала ногой свою сумку, и та прилетела к Мику. Он посмотрел на жену, заглянул в торбу. Отыскал ее мобильный и принялся жать на кнопки:
– Чего и следовало ожидать. У обоих выключены трубки.
Только после полуночи они услышали, как входная дверь распахнулась и громко ударила о стену прихожей. Мик подскочил. Барни слегка нетвердой походкой вошел в комнату. Как всегда, сутулится, а лицо прикрыто челкой. Парень будто принес с собой глоток ночного морозного воздуха.
– Дверь закрой, – сказала Хелен, – холодно. Джез с вами?
– А?
– Барни, соберись! – вмешался Мик. – Джез не вернулся в Париж. Алисия не знает, где он. Есть мысли, что с ним?
– Может, Тео знает.
На пороге появился Тео. Глаза блестят, лицо раскраснелось.
– Тео, где Джез?
– Джез?
Хелен заметила, что по лицу Мика от раздражения заходили желваки. Она знала, о чем думает муж: он бы сейчас с удовольствием сцапал сына за нестираный капюшон воняющей пóтом толстовки и хорошенько встряхнул, чтоб включить тому мозг. С приездом Джеза разочарование Мика в собственных сыновьях стало очень заметным. Тео вытянул вперед руку с пультом и включил телевизор. Мик велел выключить. Хелен попросила Барни сбегать переключить отопление на постоянный режим. Ужинать расхотелось, и она вновь наполнила свой бокал.
– Я думал, Джез уехал домой, – сказал Тео. – Он же говорил, что отправится в субботу.
– В Париж?
– А куда еще-то?
– Здесь его нет. Может, вечером собирался где-то поиграть?
Хелен отрешенно наблюдала за новой, «обеспокоенной» ипостасью мужа. Лицо красное, сморщенное. Брови тоже странные: кустистее, чем прежде, и отчего-то подвижнее. Она спросила себя: «Когда я в последний раз обращала на него внимание?»
– Мы думали, он с Алисией, – протянул Барни.
– Алисия не видела его, – сказала Хелен. – Мальчик должен был встретить ее в метро вчера днем, но не явился.
Тео с Барни переглянулись.
– Что значит этот ваш взгляд? – спросила Хелен.
– Ничего, – ответил Тео. – Просто странно, что Алисия заставляет его встречаться внизу. Типа это романтично. А он типа боится ей отказать. Даже когда ему больше хочется побыть с нами.
– Подкаблучник, – буркнул Барни.
Тео хихикнул:
– Подкаблучник?
– В смысле, делает все, что она велит, – пояснил Барни.
– Раб Алисии, – добавил Тео. – Сейчас позвоню ему.
«Они могут быть лентяями и бездельниками… – мысли Хелен пробирались сквозь уплотняющийся алкогольный туман, – но ничто так не поднимает дух, как собственный сын. Два сына».
– Думаю, к отцу он вряд ли подался, – предположил Мик.
– Может, махнул в Марсель? Мальчик что-нибудь вам об этом говорил? Вместо Парижа – в Марсель?
– Нет. О Марселе речи не было, – ответил Барни.
– Абонент недоступен, – добавил парень. – Похоже, телефон выключен.
– Что теперь? – спросил Мик. – Что нам делать-то, ради всего святого?
Телефонный разговор с Марией был долгим и тяжелым. Хелен старалась говорить спокойно:
– Все, что мы знаем: Джез в поезде, едет домой. Может, по дороге на Сент-Панкрас решил пройтись по магазинам. Наверняка все скоро выяснится.
– Значит, вещи он собрал? – спросила Мария.
Хелен и в голову не пришло проверить, есть ли вещи племянника в комнате наверху, где он жил. Она махнула рукой Барни, который сидел, развалившись, перед телевизором, – мол, сходи проверь.
– Что? – спросил тот, не отрываясь от экрана.
Хелен прикрыла трубку ладонью.
– Вещи Джеза на месте? Посмотри! Бегом! – прошипела она.
– Может, я лучше сяду на ближайший поезд и приеду к вам? – В голосе Марии уже звенели истеричные нотки.
– Да ну, не выдумывай, – ответила Хелен. – А парень утром вдруг появится там? Я лично в этом не сомневаюсь.
– В голове не укладывается… Неужели вы не знали, что мальчик сегодня уезжает? Не помогли ему собрать вещи?
– Мария, Джезу почти шестнадцать! Он не хочет, чтобы тетка слишком опекала его. Я просила парня сообщить, на каком поезде он уедет, но в остальном предоставила разобраться самому.
Повисло долгое молчание.
– Мария, – прервала его Хелен, – о чем ты думаешь?
– Лучше б я не отправляла его к вам. У нас с тобой абсолютно разные методы воспитания. Твой граничит с небрежно…
– Мария, прошу тебя, давай хотя бы останемся в рамках приличий, если…
– Ладно. Не следовало мне так говорить. И все же Джез не привык даже к мягкому небрежению. Дома он не так свободен. Мальчик привык к строгому распорядку дня, к тому, что его везде возят. Он не знает, как ездить в метро! Ваша подземка для него – темный лес. О господи, что же с ним стряслось, Хелен?
– Наверняка всему есть разумное объяснение. А тебе лучше прямо сейчас выпить – и в кровать.
– У тебя на все один ответ: выпить.
Последовала напряженная пауза. Хелен боролась с собой, чтобы не попасться на удочку.
– Я звоню Надиму, – продолжила Мария, – выбора нет. Он должен знать об исчезновении сына.
У Хелен от негодования стало покалывать во всем теле.
– Джеза нет всего одну ночь. Это вовсе не означает, что парень исчез. Мы делаем все, чтобы найти его.
Она положила трубку и повернулась к остальным. Глаза ей застилали слезы ярости. Мало того что ее обвинили в небрежении и неадекватности, так еще все больше беспокоили мысли о том, что Джез, возможно, и вправду попал в беду.
– Мария всегда чересчур опекала сына. Отсюда и эта отвратительная сцена.
– Мам, не переживай, – сказал Тео. – Найдется. Он не тупой.
Барни вернулся в комнату и вновь уселся перед телевизором.
– Ну? – спросила Хелен.
– Что?
– Вещи Джеза? Там?
– А… Да, все на месте. Он и не собирался. Шмотки разбросаны по полу.
Хелен зажмурилась. Села. Опустила голову на руки.
– Когда в таких случаях звонят в полицию? – спросила она сквозь пальцы.
Глава седьмая
Воскресенье
Соня
В кладовке есть коробка из-под обуви, где я храню дорогие сердцу вещицы. Там лежит губная гармоника Себа. Немного нервничая, поворачиваю ручку большой стеклянной двери: давно сюда не заглядывала. Гости редко остаются у нас ночевать. Всегда по разным причинам. Пахнет затхлостью, пылью и старой бумагой. Серый свет сочится через окошко, затененное крышами дома престарелых и высокими черными трубами электростанции за ним. Почти вся мебель здесь так и осталась под чехлами с тех пор, как мы вернулись. Открывать комод красного дерева, ящиками которого мы не пользовались, или тахту под окном не было особой нужды. Коробка из-под обуви стоит на полке в шкафу. Бережно достаю ее, вынимаю палестинский шарф Себа, рассматриваю вещи, которые не видела много лет. Я пришла за губной гармошкой – утешить Джеза. Когда вошла к нему утром, мальчик показался встревоженным и слегка одурманенным последствиями приема маминого лекарства. Надо его успокоить. Джез решил, что опять перепил, и стыдился этого. Парень слишком хорошо воспитан, чтобы предположить, будто тетина подруга что-то подмешала ему в чай, и от этого моя нежность к нему делается еще острее. Я уверила Джеза, что он не сделал ничего дурного, и сказала: «Проси чего хочешь, ты же мой гость». В конце концов мальчик скромно попросил принести губную гармошку. Копаясь в коробке, я заметила письмо под шарфом. Адресовано мне, как и все послания Себа, хоть и подписано: «Марку, в Вэнбург-Хилл». Марк складывал письма в каменной нише в аллее – мы решили, что это идеальное место, откуда удобно забирать корреспонденцию. Разглядываю конверт. Марка за девять пенсов, почтовый штемпель за первое февраля. А год уже не разберешь какой. На время забываю о гармошке и позволяю себе раздвинуть края надорванного конверта и вытащить письмо. Почерк дает неверное представление о достоинствах Себа.