Глядя по сторонам, Хелен увидела Соню, закутанную в шарф, в дальнем ряду, у продуктовых латков. Надя права. Она выглядела поразительно. Сильно постройневшая, в развевающемся сером кашемировом шарфике. Самая элегантная в рыночной суматохе. Соня явно спешила: указывала продавцу на какие-то продукты и нетерпеливо заталкивала их в большую хозяйственную сумку. Хелен вспомнилось, что Грег беспокоился о ее душевном здоровье.
Она допила капучино и встала. Надо бы подойти поздороваться. Проверить, в порядке ли подруга. Поправила шарфик, одернула юбку и зашла в кафе оплатить счет. Длинная очередь не спешила рассасываться, а девушка за кассой – явно новичок – работала медленно и осторожно. Когда Хелен, расплатившись, наконец вышла, Сони и след простыл.
Мелькнула мысль: «Не пойти ли за ней?» Хелен передумала и вновь уселась за столик. Лавки на окраине рынка торговали бойко. В одной из них продавались футболки, и она тут же вспомнила о Джезе. Они с Алисией загружали из Интернета чью-то фотографию. Чью? Какого-то музыканта семидесятых… Джеффа как его там. И… Тима? «Отец и сын», – объяснял племянник. Хелен слушала вполуха. Сын как-то ночью утонул в реке, его вытащили полностью одетым. Парню было только тридцать. Прожил всего на несколько лет больше, чем его отец, который тоже погиб молодым. Печально.
Джез рассказывал тете, что они собирались уменьшить одну из фотографий и изготовить значки, а Алисия пообещала сделать для них две футболки с таким же изображением. Загрузив фотографию, мальчик нашел программу, в которой можно «пересадить» свою голову на тело эльфа, танцующего джигу. Его и Алисию это забавляло. Посмеялась и Хелен, но скорее вместе с парнем – уж больно заразительно тот хохотал. Дело было в четверг вечером.
Нечто, какая-то мысль, связанная с Джезом, вновь ускользнула. Хелен никак не удавалось ухватить память за хвост. Что-то ее разозлило в тот вечер, когда все так суетились, а Алисия рассказывала о своем парне. Что-то о последнем их с Джезом разговоре перед тем, как начался кошмар. Хелен попыталась вспомнить все детально. Пятница, обеденное время. Она пришла домой, не ожидая застать кого-то. Джез играл на гитаре. Очень громко (но так здорово!). Через усилитель. Хелен вспомнила, как топала по ступеням, потом открыла дверь в его комнату.
– Если хочешь жить здесь во время учебы в колледже, тебе следует быть внимательнее к другим, – проворчала она. – Например, к соседям.
Хелен понимала, что злиться нет причин. Ее мальчишки всегда очень громко включали музыку в своих комнатах, и это ее не волновало. Но Мария каждый вечер названивала и талдычила, как Джез чертовски хорош буквально во всем. Хелен устала от этой головной боли. А если честно – от постоянного похмелья.
Джез, явно напуганный вспышкой ее гнева, извинился. Хелен тронуло раскаяние племянника: Барни и Тео никогда не просили прощения, они просили отстать. Хелен вышла из комнаты, не сказав ни слова. Сейчас ей было стыдно за то, что тогда она не была снисходительнее.
Джез ведь не мог принять ее слова так близко к сердцу, чтобы сбежать, потому что ему здесь не рады? Это просто глупо. Беспокойство Мика вкупе с истерикой сестры позволили ей спокойно проспать ночь. А сейчас Хелен чувствовала, как в душе медленно поднимается страх.
Быть может, Мария права. Хелен слишком расслабилась, порой была совсем невнимательна. Не требовала от Джеза сказать, куда уходит, не волновалась о том, когда вернется. Относилась к мальчику как к одному из своих сыновей, хоть он и не был ее ребенком. Совсем молоденький, наивный, неиспорченный… От этих мыслей Хелен так разволновалась, что не смогла усидеть на месте: опустив голову, поспешила домой через парк, со страхом ожидая грядущего.
– Вы говорили с его друзьями, знакомыми? – Инспектор Кервин поочередно взглянула на каждого.
«Маленькая и пухленькая, для полицейского она выглядит слишком по-домашнему», – подумала Хелен. Рядом с Кервин сидел юноша, которого она представила как констебля Джоша, – кажется, не старше Барни.
Они пили чай на кухне. Хелен и Мик переглянулись. Мария, как всегда одетая безупречно, выглядела усталой – понятно, что не спала ночь. Она покусывала ноготь, не в силах сидеть спокойно.
– Можно проверить мобильные Барни и Тео, а еще нашу телефонную книгу, – предложил Мик.
– Вы до сих пор этого не сделали? – Мария встала, лицо белее мела.
– Мы только вчера вечером забеспокоились. Время было позднее. Не стали тревожить людей в такой час.
Хелен посмотрела на сидевшую напротив инспектора Кервин, безмолвно подтверждая слова мужа.
– Для этого было целое утро, – сказала Мария. – Я вам не верю.
– Хочешь – верь, хочешь – нет, но в нашей жизни есть и кое-что помимо Джеза! – вырвалось у Хелен прежде, чем она успела закрыть рот.
– Хелен! – зыркнул на нее Мик.
– Мария, мы расстроены и встревожены не меньше твоего, – сказала Хелен. – Он же наш племянник! И прежде чем обвинять…
– Никто никого не обвиняет, – бросил Мик, сердито глядя на жену.
Хелен поджала губы.
– Из того, что я услышала, – заговорила Кервин, – можно сделать вывод, что ваш сын, не исключено, все же сейчас на пути домой, в Париж. Говорите, мальчик обещал вернуться в конце недели, но не сказал, когда точно?
– Сказал, в субботу, – уточнила Мария. – Но его вещи здесь. Я знаю своего сына. Парень поведал бы мне о любом изменении в его планах (позвонил бы или прислал эсэмэску), потому что знает: я беспокоюсь, когда он опаздывает.
– В отличие от наших двоих, – не удержавшись, пробормотала Хелен.
– Простите?
– Я сказала, в отличие от Барни и Тео. – В голосе Хелен, вопреки ее желанию, прозвучала горечь.
– Хватит. – Мик посмотрел на жену.
Кервин переводила взгляд с Хелен на Мика.
– Вы не враждовали с племянником, не обижали его? Не стал ли мальчик причиной какого-нибудь конфликта? – спросила она.
– Ничего подобного. – Мик покачал головой.
– Он замечательный, – сказала Хелен. – Нам было только в радость принимать мальчика у себя.
– Кто из вас видел его последним?
Мик посмотрел на жену и пожал плечами:
– В пятницу утром я ушел на работу в семь тридцать. Он, наверное, еще спал.
– Спал, – подтвердила Хелен. – Джез пришел на кухню попить воды, как раз когда уходила на работу я. Кажется, без четверти восемь. По пятницам я работаю полдня, поэтому к обеду уже дома. Он снова вышел, кажется около половины четвертого.
– Знаете, куда он собирался?
Хелен решила, что будет лучше не упоминать о своей несдержанности.
– Не помню. Парень так часто уходил, приходил… Репетировал в группе с Барни и Тео. На неделе у него была пара собеседований.
– Собеседования к пятнице закончились! – вмешалась Мария. – Ты и об этом не знаешь?
– Конечно знаю. Но мальчику почти шестнадцать, сестра. Он очень ответственный и пунктуальный. Детям надо доверять, нельзя постоянно дышать им в спину.
Какая же «душная» мать Мария! Неудивительно, что Джез решил побыть один, прежде чем вернется домой.
– Вчера я случайно встретила его подругу. Девушка сказала, что в пятницу днем у них было назначено свидание в пешеходном туннеле, но Джез не пришел.
– В пешеходном туннеле? – Мария побелела. – Гринвичский пешеходный туннель? Ты позволила им встречаться там?
– Сейчас там безопаснее, – сказал Мик, – и полно камер видеонаблюдения.
– Чистая правда, – впервые подал голос молодой констебль.
– Нужно поговорить с его подругой, – сказала Кервин. – Кто-нибудь еще видел Джеза в тот день? Кто-то из членов вашей семьи? Мы побеседуем и с вашими сыновьями, ясное дело.
Все трое покачали головой.
– Итак, давайте подытожим. В пятницу вы вернулись домой в обед и увидели, что Джез уходит, и было это приблизительно в три тридцать. – Офицер внимательно поглядела на Хелен.
– Верно, – сказала та.
Она вдруг почувствовала, как горит лицо, и очень надеялась, что никто этого не заметит.
– Что ж, благодарю вас, – сказала Кервин. – А теперь позвольте нам взглянуть на то, что может помочь в деле, – лэптоп или мобильный, которыми мальчик мог пользоваться, прежде чем исчез. Еще нам понадобятся недавние фото Джеза, если есть, для плакатов о розыске пропавших. Да, если вы не против, вашим делом интересуется репортер. Понимаю, пресса может казаться назойливой, но она зачастую помогает поднять шумиху вокруг случившегося. Вы согласны поговорить с журналистами? Они хотят заглянуть к вам чуть позже.
– Нет проблем, – быстро ответил Мик.
– У меня есть замечательное фото сына, – сообщила Мария. – В телефоне. Мик, распечатаешь?
– Конечно, – кивнул он. – Давай прямо сейчас это и сделаем.
– Вы можете прямо сейчас имейлом отправить фото нам в участок, – улыбнулась полисвумен. – Адрес я дам.
Как только все встали, зазвонил телефон. Хелен сняла трубку.
– Это я, Саймон.
– Саймон, мой приятель, – прикрыв трубку, сказала Хелен ожидающей группе.
Все вышли из комнаты. Хелен извинилась за задержку.
– Слушай. У меня есть лишний билет на «Тоску». Генеральная репетиция в пятницу. Пойдешь?
– Ох… Ты совсем не вовремя. У меня самый жуткий уик-энд в жизни. Но все равно спасибо. А что, больше никто не хочет?
– Собирался предложить Соне, но ей часто достает билеты Грег, и я подумал, может, тебе это подарит больше положительных эмоций.
– Я бы с радостью, но…
Положив трубку, Хелен услышала, что Мария с Миком заняты отбором фотографий Джеза. Она направилась к холодильнику. За большой бокал вина она сейчас пошла бы и на убийство.
Глава десятая
Понедельник
Она допила капучино и встала. Надо бы подойти поздороваться. Проверить, в порядке ли подруга. Поправила шарфик, одернула юбку и зашла в кафе оплатить счет. Длинная очередь не спешила рассасываться, а девушка за кассой – явно новичок – работала медленно и осторожно. Когда Хелен, расплатившись, наконец вышла, Сони и след простыл.
Мелькнула мысль: «Не пойти ли за ней?» Хелен передумала и вновь уселась за столик. Лавки на окраине рынка торговали бойко. В одной из них продавались футболки, и она тут же вспомнила о Джезе. Они с Алисией загружали из Интернета чью-то фотографию. Чью? Какого-то музыканта семидесятых… Джеффа как его там. И… Тима? «Отец и сын», – объяснял племянник. Хелен слушала вполуха. Сын как-то ночью утонул в реке, его вытащили полностью одетым. Парню было только тридцать. Прожил всего на несколько лет больше, чем его отец, который тоже погиб молодым. Печально.
Джез рассказывал тете, что они собирались уменьшить одну из фотографий и изготовить значки, а Алисия пообещала сделать для них две футболки с таким же изображением. Загрузив фотографию, мальчик нашел программу, в которой можно «пересадить» свою голову на тело эльфа, танцующего джигу. Его и Алисию это забавляло. Посмеялась и Хелен, но скорее вместе с парнем – уж больно заразительно тот хохотал. Дело было в четверг вечером.
Нечто, какая-то мысль, связанная с Джезом, вновь ускользнула. Хелен никак не удавалось ухватить память за хвост. Что-то ее разозлило в тот вечер, когда все так суетились, а Алисия рассказывала о своем парне. Что-то о последнем их с Джезом разговоре перед тем, как начался кошмар. Хелен попыталась вспомнить все детально. Пятница, обеденное время. Она пришла домой, не ожидая застать кого-то. Джез играл на гитаре. Очень громко (но так здорово!). Через усилитель. Хелен вспомнила, как топала по ступеням, потом открыла дверь в его комнату.
– Если хочешь жить здесь во время учебы в колледже, тебе следует быть внимательнее к другим, – проворчала она. – Например, к соседям.
Хелен понимала, что злиться нет причин. Ее мальчишки всегда очень громко включали музыку в своих комнатах, и это ее не волновало. Но Мария каждый вечер названивала и талдычила, как Джез чертовски хорош буквально во всем. Хелен устала от этой головной боли. А если честно – от постоянного похмелья.
Джез, явно напуганный вспышкой ее гнева, извинился. Хелен тронуло раскаяние племянника: Барни и Тео никогда не просили прощения, они просили отстать. Хелен вышла из комнаты, не сказав ни слова. Сейчас ей было стыдно за то, что тогда она не была снисходительнее.
Джез ведь не мог принять ее слова так близко к сердцу, чтобы сбежать, потому что ему здесь не рады? Это просто глупо. Беспокойство Мика вкупе с истерикой сестры позволили ей спокойно проспать ночь. А сейчас Хелен чувствовала, как в душе медленно поднимается страх.
Быть может, Мария права. Хелен слишком расслабилась, порой была совсем невнимательна. Не требовала от Джеза сказать, куда уходит, не волновалась о том, когда вернется. Относилась к мальчику как к одному из своих сыновей, хоть он и не был ее ребенком. Совсем молоденький, наивный, неиспорченный… От этих мыслей Хелен так разволновалась, что не смогла усидеть на месте: опустив голову, поспешила домой через парк, со страхом ожидая грядущего.
– Вы говорили с его друзьями, знакомыми? – Инспектор Кервин поочередно взглянула на каждого.
«Маленькая и пухленькая, для полицейского она выглядит слишком по-домашнему», – подумала Хелен. Рядом с Кервин сидел юноша, которого она представила как констебля Джоша, – кажется, не старше Барни.
Они пили чай на кухне. Хелен и Мик переглянулись. Мария, как всегда одетая безупречно, выглядела усталой – понятно, что не спала ночь. Она покусывала ноготь, не в силах сидеть спокойно.
– Можно проверить мобильные Барни и Тео, а еще нашу телефонную книгу, – предложил Мик.
– Вы до сих пор этого не сделали? – Мария встала, лицо белее мела.
– Мы только вчера вечером забеспокоились. Время было позднее. Не стали тревожить людей в такой час.
Хелен посмотрела на сидевшую напротив инспектора Кервин, безмолвно подтверждая слова мужа.
– Для этого было целое утро, – сказала Мария. – Я вам не верю.
– Хочешь – верь, хочешь – нет, но в нашей жизни есть и кое-что помимо Джеза! – вырвалось у Хелен прежде, чем она успела закрыть рот.
– Хелен! – зыркнул на нее Мик.
– Мария, мы расстроены и встревожены не меньше твоего, – сказала Хелен. – Он же наш племянник! И прежде чем обвинять…
– Никто никого не обвиняет, – бросил Мик, сердито глядя на жену.
Хелен поджала губы.
– Из того, что я услышала, – заговорила Кервин, – можно сделать вывод, что ваш сын, не исключено, все же сейчас на пути домой, в Париж. Говорите, мальчик обещал вернуться в конце недели, но не сказал, когда точно?
– Сказал, в субботу, – уточнила Мария. – Но его вещи здесь. Я знаю своего сына. Парень поведал бы мне о любом изменении в его планах (позвонил бы или прислал эсэмэску), потому что знает: я беспокоюсь, когда он опаздывает.
– В отличие от наших двоих, – не удержавшись, пробормотала Хелен.
– Простите?
– Я сказала, в отличие от Барни и Тео. – В голосе Хелен, вопреки ее желанию, прозвучала горечь.
– Хватит. – Мик посмотрел на жену.
Кервин переводила взгляд с Хелен на Мика.
– Вы не враждовали с племянником, не обижали его? Не стал ли мальчик причиной какого-нибудь конфликта? – спросила она.
– Ничего подобного. – Мик покачал головой.
– Он замечательный, – сказала Хелен. – Нам было только в радость принимать мальчика у себя.
– Кто из вас видел его последним?
Мик посмотрел на жену и пожал плечами:
– В пятницу утром я ушел на работу в семь тридцать. Он, наверное, еще спал.
– Спал, – подтвердила Хелен. – Джез пришел на кухню попить воды, как раз когда уходила на работу я. Кажется, без четверти восемь. По пятницам я работаю полдня, поэтому к обеду уже дома. Он снова вышел, кажется около половины четвертого.
– Знаете, куда он собирался?
Хелен решила, что будет лучше не упоминать о своей несдержанности.
– Не помню. Парень так часто уходил, приходил… Репетировал в группе с Барни и Тео. На неделе у него была пара собеседований.
– Собеседования к пятнице закончились! – вмешалась Мария. – Ты и об этом не знаешь?
– Конечно знаю. Но мальчику почти шестнадцать, сестра. Он очень ответственный и пунктуальный. Детям надо доверять, нельзя постоянно дышать им в спину.
Какая же «душная» мать Мария! Неудивительно, что Джез решил побыть один, прежде чем вернется домой.
– Вчера я случайно встретила его подругу. Девушка сказала, что в пятницу днем у них было назначено свидание в пешеходном туннеле, но Джез не пришел.
– В пешеходном туннеле? – Мария побелела. – Гринвичский пешеходный туннель? Ты позволила им встречаться там?
– Сейчас там безопаснее, – сказал Мик, – и полно камер видеонаблюдения.
– Чистая правда, – впервые подал голос молодой констебль.
– Нужно поговорить с его подругой, – сказала Кервин. – Кто-нибудь еще видел Джеза в тот день? Кто-то из членов вашей семьи? Мы побеседуем и с вашими сыновьями, ясное дело.
Все трое покачали головой.
– Итак, давайте подытожим. В пятницу вы вернулись домой в обед и увидели, что Джез уходит, и было это приблизительно в три тридцать. – Офицер внимательно поглядела на Хелен.
– Верно, – сказала та.
Она вдруг почувствовала, как горит лицо, и очень надеялась, что никто этого не заметит.
– Что ж, благодарю вас, – сказала Кервин. – А теперь позвольте нам взглянуть на то, что может помочь в деле, – лэптоп или мобильный, которыми мальчик мог пользоваться, прежде чем исчез. Еще нам понадобятся недавние фото Джеза, если есть, для плакатов о розыске пропавших. Да, если вы не против, вашим делом интересуется репортер. Понимаю, пресса может казаться назойливой, но она зачастую помогает поднять шумиху вокруг случившегося. Вы согласны поговорить с журналистами? Они хотят заглянуть к вам чуть позже.
– Нет проблем, – быстро ответил Мик.
– У меня есть замечательное фото сына, – сообщила Мария. – В телефоне. Мик, распечатаешь?
– Конечно, – кивнул он. – Давай прямо сейчас это и сделаем.
– Вы можете прямо сейчас имейлом отправить фото нам в участок, – улыбнулась полисвумен. – Адрес я дам.
Как только все встали, зазвонил телефон. Хелен сняла трубку.
– Это я, Саймон.
– Саймон, мой приятель, – прикрыв трубку, сказала Хелен ожидающей группе.
Все вышли из комнаты. Хелен извинилась за задержку.
– Слушай. У меня есть лишний билет на «Тоску». Генеральная репетиция в пятницу. Пойдешь?
– Ох… Ты совсем не вовремя. У меня самый жуткий уик-энд в жизни. Но все равно спасибо. А что, больше никто не хочет?
– Собирался предложить Соне, но ей часто достает билеты Грег, и я подумал, может, тебе это подарит больше положительных эмоций.
– Я бы с радостью, но…
Положив трубку, Хелен услышала, что Мария с Миком заняты отбором фотографий Джеза. Она направилась к холодильнику. За большой бокал вина она сейчас пошла бы и на убийство.
Глава десятая
Понедельник
Соня
Провожу кончиком шелкового шарфа себе по руке. Сейчас развяжу Джеза, он ни о чем не узнает…
И тут парень открывает глаза. Удивленно ими хлопает.
– Что вы делаете?
– Ничего. Все хорошо, Джез. Просто замечательно. Сегодня утром я кое-кого пригласила в гости. Его заинтересовала твоя игра. Это мой друг из оперы. Помнишь, я говорила, что он может тебе помочь?
– Не нужна мне ничья помощь. Я уезжаю.
Мальчик дергает путы, пытается освободиться, но только сильнее затягивает узлы. Его запястья покраснели.
– Отпустите. Я хочу уйти. Прямо сейчас!
– Пожалуйста, Джез, не надо. Не говори, что уйдешь. Это очень огорчает.
– Но вы меня привязали!
Я встаю:
– Это всего лишь невинная игра. Послушай, мне надо выскочить купить чего-нибудь поесть. Могу принести тебе круассаны, рогалики – на выбор. Что желаешь?
– Хочу только, чтоб вы меня отпустили. Это дикость. Дикость!
Сажусь на кровать, убираю с его влажного лба прядь волос:
– Ты ведь будешь рад познакомиться с этим человеком? А дальше поступай как знаешь.
Парень несколько секунд молчит, вглядываясь в мое лицо.
– Если это сюрприз ко дню моего рождения в среду, то вы малость переборщили.
– Что ты имеешь в виду?
– Вы связываете меня! Держите под замком! Могли бы просто сказать: ты должен остаться здесь – раз уж я догадался. Я не скажу Хелен. Честно.
– Хорошо. Но сначала нужно подлечить твою лодыжку, и мне не хотелось бы, чтобы ты совершил опрометчивый поступок.
Когда во мне появятся силы отпустить его? Об этом я толком и не думала. Может, в день рождения, как мальчик вообразил. В любом случае скоро, до приезда Кит и Грега. До того, как он сделает еще один шаг во взрослую жизнь. А сегодня хочется наслаждаться каждой из оставшихся нам секунд, хочется, чтобы Джез был спокоен и счастлив, а не расстроен, как сейчас.
– Скажи, чего желаешь. Я принесу все.
Помедлив, он откидывает голову на подушки:
– Я бы покурил. В кармане куртки есть немного «травки».
– Принесу.
– И руки… они же связаны! Мне надо в туалет, Соня! Как мне писать-то? Или какать. Развяжи меня!
Я смотрю на парня, распростертого на железной кровати. Больная перевязанная нога свисает с края. С такой лодыжкой ему не уйти.
– Хорошо, я сниму эти дурацкие шарфы, только пообещай не вытворять такого, как вчера.
– Нет-нет. Обещаю. – Он говорит так, словно устал от игры, но знает, что продолжать ее – в его интересах.
Мы улыбаемся друг другу, и я начинаю развязывать неторопливо, то и дело поглядывая на пленника. Провожу большим пальцем по красным рубцам от узлов:
– Тебе ведь не больно? Я совсем не хотела этого.
– Нет. – Парень трясет руками, когда я убираю шарфы. – Все в порядке. Так лучше. Спасибо.
– Хорошо. Итак, я скоро вернусь. С «травкой» и круассанами. А еще с Саймоном.
В утренней суматохе спешу по аллее к магазинам. Свежий весенний ветерок морщит реку легкой рябью, и катера, снующие туда-сюда, прибавляют скорость, чтобы преодолеть неспокойные участки. Студенты в шарфах и капюшонах собираются группками в университетских садах, детишки топают в школу. Люди спешат к причалу, чтобы поспеть на речной трамвайчик в город. Все куда-то бегут. А я иду в «Родос» покупать круассаны для себя, Джеза и Саймона, который придет позже. Можно взять и их изумительных панини – мальчику на обед. К тому времени он проголодается. Раз уж иду туда, угощу малыша их шоколадным кексиком. Кит частенько говорит, что в этом магазине невозможно взять что-то одно, каким бы стойким ты ни был. Она часто уговаривала меня купить ей пирожное «Принцесса», облитое марципаном, и ела его по слоям, вылизывая кремовую начинку между ними.
У меня сегодня весенняя походка. Так говорит Майкл, когда я прохожу мимо. Он работает в «Анкоре» и подметает мостовую.
– Вы прямо светитесь, Соня, – приветствует он меня.
Я машу ему в ответ и буквально лечу в город. Перебегаю дорогу и останавливаюсь, едва поравнявшись с газетными киосками.
Со стойки, где выставлены местные газеты, прямо на меня смотрит красивое лицо. Его лицо. Что он делает на первой полосе? Улыбается кому-то справа, застигнутый врасплох, с полуоткрытым ртом, будто вдруг заметил кого-то очень близкого. Кого же? Вглядываюсь в подпись под снимком: «Джез Мафуд, исчез в пятницу».
Покупаю газету и спешу устроиться на ступенях напротив «Катти Сарк», накрытой белым саваном с тех пор, как там все сгорело. Начинаю читать. Ветер то и дело шевелит уголки страниц, приходится шлепать по ним, возвращая на место. Хлопают белые покровы «Катти Сарк», синий временный забор качается и скрипит. Ветер отвлекает. Я не сразу понимаю смысл прочитанного.
«Растут опасения за безопасность молодого человека: его не видели с тех пор, как парень вышел из дома своей тети в Гринвиче и отправился на свидание с девушкой в пятницу днем. Последней, кто видел Джеза Мафуда, была его тетя Хелен Уайтхорн. Он приехал из Парижа на каникулы и прожил у нее неделю.
Инспектор Хейли Кервин сообщила, что не в характере мальчика так долго отсутствовать, не дав знать родственникам или подруге».
Что за поспешность! Ради бога, да мальчишки зачастую не ночуют дома после выходных с приятелями, если как следует выпьют или покурят. К чему паника? Порыв ветра задирает первую полосу и вырывает из руки. Я резко подаюсь вперед схватить ее, налетаю на какую-то женщину, та недоуменно смотрит на меня. Прижав газету ногой, едва не теряю равновесие. Снова усаживаюсь и расправляю на коленях.
Еще одна маленькая фотография: Джеза почти не узнать, парень снят в воздухе в момент кульбита. Подпись: «Джез Мафуд, бейсджампинг[9] на полуострове Гринвич, неделю назад. Снято на мобильный телефон».
Продолжаю читать статью.
«Возможен несчастный случай на реке, говорит инспектор Кервин. Подразделение береговой охраны проводит тщательные поиски на участке акватории между Гринвичем и Барьером Темзы[10]. Полиция связалась с отцом Мафуда, журналистом, французским алжирцем, который живет в Марселе.
Стражи порядка убедительно просят откликнуться всех, кто видел Джеза Мафуда. Приметы пропавшего: рост – около пяти футов десяти дюймов, черные волосы, длинная челка, был одет в кожаную куртку, джинсы и кроссовки „Адидас“».
Не могу удержаться от улыбки по поводу последней детали. У Джеза кроссовки «Nike», высокие такие, почти закрывают лодыжки. Снова смотрю на фото: на нем парень моложе. Он и сейчас еще ребенок, просто немного набрал вес, отрастил волосы. Дрожу от радости: сейчас он мой. Но, встав, чувствую, как слабеют колени. И спотыкаюсь. Глупо. Объявление о розыске предполагает, что мальчик попал в беду. А Джез в безопасности – со мной. Он получает все, что хочет, и даже больше. Может, обзвонить всех, рассказать, что юноша пришел ко мне сам и еще немного погостит? Что я забочусь о нем? Да с какой стати? Он доволен. По сути, катается как сыр в масле.
Кидаю газету в ближайшую урну и направляюсь в пекарню, будто одурманенная. Чудится, что люди в очереди поворачиваются и пялятся на меня. Смотрю в пол, расплачиваясь за пирожные и сэндвичи. Кажется, руки дрожат – рассыпаю монеты из кошелька, ползаю под ногами покупателей, собирая их. Никто не помогает, и я злюсь все сильнее.
Спешу назад, когда меня внезапно настигает рокот. Громкие пульсации полицейского вертолета, скрип понтона, лязг кранов – все это сливается в оглушительное крещендо, будто футбольные фанаты вдруг грянули гимн в унисон. К этому феномену реки мне давно пора привыкнуть, но именно сейчас он почти невыносим. Кажется, всё против меня, будто вселенная глумится над слабым человеком. Останавливаюсь и опираюсь на черные перила. Перевожу дыхание.
Наконец дохожу до своей аллеи. Шум стихает. Солнце сделало круг, на дорожке лежит тень. Дрожу, но вряд ли от холода. Торопливо проскальзываю мимо «Анкора». Майкл ушел внутрь, мостовая блестит чистотой. Написал на доске объявлений: «Специальное предложение: во вторник Масленицы – большое блюдо морепродуктов и на десерт оладьи с лимоном и сахаром». Проходя мимо заведения, вижу ранних выпивох у барной стойки и чую душок дезинфекции. Со времен запрета на курение пабы больше не воняют пабами. Теперь оттуда доносятся резкие, обличительные запахи моющих средств. О дни, когда наши грехи скрывались за завесой сигаретного дыма! Прижимаю бумажный пакет с едой к ноющей груди. Эхо от стен вторит моим шагам. С трудом ловлю ртом воздух, почти задыхаюсь и едва удерживаюсь, чтобы не побежать. Но куда? Зачем?
Хелен! Можно позвонить, объяснить. Но я не говорила с ней уже столько лет. Она, конечно же, спросит, почему мы так долго не общались. И найдет ситуацию странной.
И тут парень открывает глаза. Удивленно ими хлопает.
– Что вы делаете?
– Ничего. Все хорошо, Джез. Просто замечательно. Сегодня утром я кое-кого пригласила в гости. Его заинтересовала твоя игра. Это мой друг из оперы. Помнишь, я говорила, что он может тебе помочь?
– Не нужна мне ничья помощь. Я уезжаю.
Мальчик дергает путы, пытается освободиться, но только сильнее затягивает узлы. Его запястья покраснели.
– Отпустите. Я хочу уйти. Прямо сейчас!
– Пожалуйста, Джез, не надо. Не говори, что уйдешь. Это очень огорчает.
– Но вы меня привязали!
Я встаю:
– Это всего лишь невинная игра. Послушай, мне надо выскочить купить чего-нибудь поесть. Могу принести тебе круассаны, рогалики – на выбор. Что желаешь?
– Хочу только, чтоб вы меня отпустили. Это дикость. Дикость!
Сажусь на кровать, убираю с его влажного лба прядь волос:
– Ты ведь будешь рад познакомиться с этим человеком? А дальше поступай как знаешь.
Парень несколько секунд молчит, вглядываясь в мое лицо.
– Если это сюрприз ко дню моего рождения в среду, то вы малость переборщили.
– Что ты имеешь в виду?
– Вы связываете меня! Держите под замком! Могли бы просто сказать: ты должен остаться здесь – раз уж я догадался. Я не скажу Хелен. Честно.
– Хорошо. Но сначала нужно подлечить твою лодыжку, и мне не хотелось бы, чтобы ты совершил опрометчивый поступок.
Когда во мне появятся силы отпустить его? Об этом я толком и не думала. Может, в день рождения, как мальчик вообразил. В любом случае скоро, до приезда Кит и Грега. До того, как он сделает еще один шаг во взрослую жизнь. А сегодня хочется наслаждаться каждой из оставшихся нам секунд, хочется, чтобы Джез был спокоен и счастлив, а не расстроен, как сейчас.
– Скажи, чего желаешь. Я принесу все.
Помедлив, он откидывает голову на подушки:
– Я бы покурил. В кармане куртки есть немного «травки».
– Принесу.
– И руки… они же связаны! Мне надо в туалет, Соня! Как мне писать-то? Или какать. Развяжи меня!
Я смотрю на парня, распростертого на железной кровати. Больная перевязанная нога свисает с края. С такой лодыжкой ему не уйти.
– Хорошо, я сниму эти дурацкие шарфы, только пообещай не вытворять такого, как вчера.
– Нет-нет. Обещаю. – Он говорит так, словно устал от игры, но знает, что продолжать ее – в его интересах.
Мы улыбаемся друг другу, и я начинаю развязывать неторопливо, то и дело поглядывая на пленника. Провожу большим пальцем по красным рубцам от узлов:
– Тебе ведь не больно? Я совсем не хотела этого.
– Нет. – Парень трясет руками, когда я убираю шарфы. – Все в порядке. Так лучше. Спасибо.
– Хорошо. Итак, я скоро вернусь. С «травкой» и круассанами. А еще с Саймоном.
В утренней суматохе спешу по аллее к магазинам. Свежий весенний ветерок морщит реку легкой рябью, и катера, снующие туда-сюда, прибавляют скорость, чтобы преодолеть неспокойные участки. Студенты в шарфах и капюшонах собираются группками в университетских садах, детишки топают в школу. Люди спешат к причалу, чтобы поспеть на речной трамвайчик в город. Все куда-то бегут. А я иду в «Родос» покупать круассаны для себя, Джеза и Саймона, который придет позже. Можно взять и их изумительных панини – мальчику на обед. К тому времени он проголодается. Раз уж иду туда, угощу малыша их шоколадным кексиком. Кит частенько говорит, что в этом магазине невозможно взять что-то одно, каким бы стойким ты ни был. Она часто уговаривала меня купить ей пирожное «Принцесса», облитое марципаном, и ела его по слоям, вылизывая кремовую начинку между ними.
У меня сегодня весенняя походка. Так говорит Майкл, когда я прохожу мимо. Он работает в «Анкоре» и подметает мостовую.
– Вы прямо светитесь, Соня, – приветствует он меня.
Я машу ему в ответ и буквально лечу в город. Перебегаю дорогу и останавливаюсь, едва поравнявшись с газетными киосками.
Со стойки, где выставлены местные газеты, прямо на меня смотрит красивое лицо. Его лицо. Что он делает на первой полосе? Улыбается кому-то справа, застигнутый врасплох, с полуоткрытым ртом, будто вдруг заметил кого-то очень близкого. Кого же? Вглядываюсь в подпись под снимком: «Джез Мафуд, исчез в пятницу».
Покупаю газету и спешу устроиться на ступенях напротив «Катти Сарк», накрытой белым саваном с тех пор, как там все сгорело. Начинаю читать. Ветер то и дело шевелит уголки страниц, приходится шлепать по ним, возвращая на место. Хлопают белые покровы «Катти Сарк», синий временный забор качается и скрипит. Ветер отвлекает. Я не сразу понимаю смысл прочитанного.
«Растут опасения за безопасность молодого человека: его не видели с тех пор, как парень вышел из дома своей тети в Гринвиче и отправился на свидание с девушкой в пятницу днем. Последней, кто видел Джеза Мафуда, была его тетя Хелен Уайтхорн. Он приехал из Парижа на каникулы и прожил у нее неделю.
Инспектор Хейли Кервин сообщила, что не в характере мальчика так долго отсутствовать, не дав знать родственникам или подруге».
Что за поспешность! Ради бога, да мальчишки зачастую не ночуют дома после выходных с приятелями, если как следует выпьют или покурят. К чему паника? Порыв ветра задирает первую полосу и вырывает из руки. Я резко подаюсь вперед схватить ее, налетаю на какую-то женщину, та недоуменно смотрит на меня. Прижав газету ногой, едва не теряю равновесие. Снова усаживаюсь и расправляю на коленях.
Еще одна маленькая фотография: Джеза почти не узнать, парень снят в воздухе в момент кульбита. Подпись: «Джез Мафуд, бейсджампинг[9] на полуострове Гринвич, неделю назад. Снято на мобильный телефон».
Продолжаю читать статью.
«Возможен несчастный случай на реке, говорит инспектор Кервин. Подразделение береговой охраны проводит тщательные поиски на участке акватории между Гринвичем и Барьером Темзы[10]. Полиция связалась с отцом Мафуда, журналистом, французским алжирцем, который живет в Марселе.
Стражи порядка убедительно просят откликнуться всех, кто видел Джеза Мафуда. Приметы пропавшего: рост – около пяти футов десяти дюймов, черные волосы, длинная челка, был одет в кожаную куртку, джинсы и кроссовки „Адидас“».
Не могу удержаться от улыбки по поводу последней детали. У Джеза кроссовки «Nike», высокие такие, почти закрывают лодыжки. Снова смотрю на фото: на нем парень моложе. Он и сейчас еще ребенок, просто немного набрал вес, отрастил волосы. Дрожу от радости: сейчас он мой. Но, встав, чувствую, как слабеют колени. И спотыкаюсь. Глупо. Объявление о розыске предполагает, что мальчик попал в беду. А Джез в безопасности – со мной. Он получает все, что хочет, и даже больше. Может, обзвонить всех, рассказать, что юноша пришел ко мне сам и еще немного погостит? Что я забочусь о нем? Да с какой стати? Он доволен. По сути, катается как сыр в масле.
Кидаю газету в ближайшую урну и направляюсь в пекарню, будто одурманенная. Чудится, что люди в очереди поворачиваются и пялятся на меня. Смотрю в пол, расплачиваясь за пирожные и сэндвичи. Кажется, руки дрожат – рассыпаю монеты из кошелька, ползаю под ногами покупателей, собирая их. Никто не помогает, и я злюсь все сильнее.
Спешу назад, когда меня внезапно настигает рокот. Громкие пульсации полицейского вертолета, скрип понтона, лязг кранов – все это сливается в оглушительное крещендо, будто футбольные фанаты вдруг грянули гимн в унисон. К этому феномену реки мне давно пора привыкнуть, но именно сейчас он почти невыносим. Кажется, всё против меня, будто вселенная глумится над слабым человеком. Останавливаюсь и опираюсь на черные перила. Перевожу дыхание.
Наконец дохожу до своей аллеи. Шум стихает. Солнце сделало круг, на дорожке лежит тень. Дрожу, но вряд ли от холода. Торопливо проскальзываю мимо «Анкора». Майкл ушел внутрь, мостовая блестит чистотой. Написал на доске объявлений: «Специальное предложение: во вторник Масленицы – большое блюдо морепродуктов и на десерт оладьи с лимоном и сахаром». Проходя мимо заведения, вижу ранних выпивох у барной стойки и чую душок дезинфекции. Со времен запрета на курение пабы больше не воняют пабами. Теперь оттуда доносятся резкие, обличительные запахи моющих средств. О дни, когда наши грехи скрывались за завесой сигаретного дыма! Прижимаю бумажный пакет с едой к ноющей груди. Эхо от стен вторит моим шагам. С трудом ловлю ртом воздух, почти задыхаюсь и едва удерживаюсь, чтобы не побежать. Но куда? Зачем?
Хелен! Можно позвонить, объяснить. Но я не говорила с ней уже столько лет. Она, конечно же, спросит, почему мы так долго не общались. И найдет ситуацию странной.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента