Пентикост Хью. Шестипалая

   Мы забрались в «мерседес» и снова поехали на гору Гленвью.
   — А кто живет сейчас в доме миссис Драйден? — спросил Джерико.
   Я услышал, как сидевший на заднем сиденье Майк громко проглотил слюну.
   — Из Нью-Йорка нас приехало четырнадцать человек, и она всех поселила у себя, — ответил парень. — У нее есть домоправительница, миссис Мэтсон. Надо полагать, из местных. А сколько у Энжелы горничных и работников на кухне, я даже не знаю. Вся прислуга живет на первом этаже.
   — Помимо вас кто-нибудь гостил в доме?
   — Да, один парень. Думаю, он ее консультант по картинам. Совсем крезанутый. Наверное, ростом как вы, мистер Джерико, а весом не более шестидесяти килограммов. Жердь, да и только. Об искусстве болтал с утра до восьми вечера.
   — А после восьми?
   — Окончательно напивался, — ответил Майк. — В стельку. Я не видел, чтобы он ел или спал — все время пил.
   — Кто-нибудь еще был?
   — Был. Типчик по имени Джо Блисс. Он местный адвокат и помогает миссис Драйден вести дела. Видели бы вы, как он на нее смотрит. У него при этом даже слюнки текут.
   — Она и в самом деле такая красивая?
   — Да, очень. Но Блисса в Энжеле привлекает не столько ее красота, сколько деньги, — ответил Майк.
   — А из женщин у нее кто-нибудь живет?
   — Никки Кларк, ее дальняя родственница. Она у Энжелы вроде личного секретаря. Довольно милая девушка. Вот и все обитатели дома миссис Драйден. Если, конечно, никто еще сегодня вечером к ней не приехал.
   Впереди показались каменные ворота. На этот раз путь нам никто не преграждал, и мы, проехав в них, оказались в березовой роще, которую с таким восторгом описывал нам Майк. Деревья здесь росли густо, некоторые из них склонялись почти до земли, словно древние старики, нагнувшиеся, чтобы завязать шнурки, и так и не нашедшие сил распрямиться. Джерико резко нажал на педаль, меня отбросило к боковой дверце, и наш «мерседес» понесло по петлявшей среди берез дороге.
   — К чему так спешить? — спросил я.
   — Краули же предупредил, что нас попытаются задержать, — пояснил Джерико. — Видимо, хотел нас заинтриговать.
   И вот впереди показался дом — огромный трехэтажный особняк из серого камня. В нескольких окнах горел свет. Вся территория вокруг была тщательно ухожена. У подъезда «мерседес» резко остановился, и под его колесами прошуршал серовато-голубой гравий.
   Мы вылезли из машины. Ведомые Майком, мы прошли через веранду и направились к стеклянной двери в дальнем ее конце. Она была распахнута, и из нее на улицу лилась тихая музыка. Я прислушался и узнал мелодию — концерт Моцарта в исполнении Рубинштейна. Через дверь хорошо просматривалась гостиная с очень высоким потолком. Ее бледно-голубые стены были увешанны акварелями. В большом камине тлели раскаленные угли. Рядом с ним я увидел кресло с высокими подлокотниками и спинкой, которые почти полностью закрывали от меня сидевшего в нем мужчину. Были видны только лежавшие на низеньком кофейном столике удивительной длины ноги и тонкая рука с пальцами пианиста, сжимавшая высокий бокал со льдом и каким-то бесцветным напитком. «Наверное, водка с тоником», — подумал я.
   По другую сторону от кофейного столика располагалась трехместная софа, обитая, как и кресло, цветастым ситцем. На ней, поджав под себя ноги и прислонившись головой к спинке, сидела девушка в мини-юбке. Ее черные волосы свисали ниже плеч. Она тоже держала в руке бокал. Закрыв глаза, девушка слушала музыку, лившуюся из двух динамиков, стоявших в углах противоположной стены.
   Майк Райан с возгласом «Никки!» шагнул в открытую дверь. Мы с Джерико последовали за молодым художником.
   Услышав свое имя, девушка широко открыла глаза. Они оказались бархатисто-черного цвета.
   — Майк! — удивленно выдохнула она.
   Парень в кресле обернулся. Из-за высокой спинки я мог видеть его худое лицо, длинный нос и тонкие, ехидные губы. Темная щетина на его щеках свидетельствовала о том, что он давно не брился.
   — Боже мой, Майк, — подчеркнуто медлительно произнес он. — А я-то думал, ты уже спишь в своем Гринвич-Виллидже. И письмо с извинениями собирался послать.
   Глаза у него были настолько тусклыми, что я затрудняюсь определить их цвет. Он неторопливо, как бы по частям, поднялся с кресла, и тут я увидел, какой он тощий. «Жердь, да и только», — вспомнил я слова Майка. Встав во весь рост, парень посмотрел мимо Майка на меня, а потом на Джерико.
   — Матерь Божья, это же Джон Джерико! — воскликнул он.
   — Слим Солтер и Никки Кларк, — представил нам своих знакомых Майк Райан. — А это — Джон Джерико и Артур Гэллам.
   — Великий художник и его помощник, — произнес Солтер.
   — Мы приехали за Линдой, — сказал Майк. — Она здесь?
   Девушка поднялась с софы, и пред нами предстала вторая Твигги^[1], только с черными волосами.
   — Майк! — воскликнула она. — Разве Линда не уехала с вами в автобусе?
   — Нет. Ее куда-то утащили двое парней с дубинками, — ответил Майк. — Полицейские даже не дали нам ее поискать. Поэтому я сюда и вернулся. Хочу заглянуть в ее комнату. Если она решила вернуться за вещами, то, возможно, нашла способ…
   Не дожидаясь ответа от девушки, он вышел в коридор и стал подниматься по покрытой ковром лестнице.
   — Ну и дела! — воскликнул Солтер.
   — Линды там нет, точно? — спросил Джерико.
   — Если только… — начала Никки.
   — Я бы хотел поговорить с миссис Драйден, — сказал Джерико.
   — Старина, этой чести ты будешь удостоен чуть позже. Энжела сейчас общается с ангелами, — хихикнув, произнес Солтер.
   — Не понял.
   — Она крепко спит и видит счастливые сны. Вот бы мне такой дар, как у нее. Мы с Никки настоящие совы, а Энжела поднялась к себе в спальню и тут же заснула.
   — Никки, придется вам разбудить миссис Драйден. Попросите ее спуститься к нам, — пропустив мимо ушей замечание Солтера, обратился Джерико к девушке.
   Солтер затрепетал, словно молодое деревце на ветру:
   — С какой стати ты здесь хозяйничаешь, Джерико? Не забывай, что ты не у себя дома. Ты кто, шериф, что ли, или следователь?
   — Я друг Майка и Линды, — ответил Джерико. — Линда пропала в частных владениях миссис Драйден. Так что она несет ответственность за то, что случилось с девушкой.
   — Никки, дорогая, раз дело принимает такой оборот, то позови сюда и Джозефа Блисса. Уж он-то здесь настоящий представитель закона.
   — Только побыстрее, — сказал Джерико девушке. — Мы уже и так потеряли бездну времени!
   Его слова и командный тон словно подстегнули Никки. Она поспешно вышла в коридор и стала торопливо подниматься по лестнице. Солтер посмотрел на свой почти пустой бокал и перевел взгляд на буфетную стойку.
   — А вы, господа, ко мне присоединитесь? — спросил он.
   — Нет, спасибо, — в один голос ответили мы с Джерико.
   Парень неуверенной походкой подошел к буфету. Сначала послышалось позвякивание кубиков льда о стекло, а затем легкое бульканье.
   — Джерико, извини, однако я от твоих картин не в восторге. Видишь ли, все, что ты хочешь ими сказать, предельно ясно. Они заставляют думать, но не всматриваться. Как произведению искусства им грош цена, но они сильны как катализатор мысли. Хотя, может быть, для тебя это и комплимент, — стоя к нам спиной, вещал Солтер.
   Взболтав содержимое бокала, он обернулся и продолжил:
   — Я сидел здесь, болтая о разной чепухе с Никки, а думы мои были далеко. Я размышлял о выкрашенной разноцветными красками обнаженной девушке, которую утащили с собой двое этих хищников. И пытался убедить себя, что искать сейчас, в темноте, не стоит. И что дело здесь вовсе не в трусости. Но по правде говоря, это не так. Поэтому я очень рад, что ты приехал. Может, это и глупо, но мне приятно осознавать, что среди нас есть хоть один мужественный человек.
   — Так тебе точно известно, что Линды в доме нет? — спросил Джерико.
   — Да, — ответил Солтер. — Я знаю, что ее голой вытащили на улицу. Они над ней надругались на зеленой травке с темно-синими цветочками, среди идиллических берез, а потом оставили ее там сгорать от страха, стыда и бессильной ярости. Да спаси нас всех, Господи! — Сказав это, он медленно направился к своему креслу.
   И тут я увидел стоявшего в дверях Майка Райана. Лицо у него было серого цвета.
   — Откуда ты знаешь?! — выкрикнул Майк, словно отказываясь верить словам Солтера.
   — Так говорит мой внутренний голос, — ответил тот и опустился в кресло.
   — А что в комнате Линды? — спросил Джерико.
   — Все ее вещи остались там, — ответил Майк. — Кроме легкого халатика, в котором она пришла на хеппенинг. Нет, здесь Линда не появлялась.
   Джерико посмотрел на часы:
   — С момента ее похищения прошло шесть или семь часов. А может быть, и больше. И за это время никого ее пропажа не взволновала.
   — Почему же? Мы волновались, — произнес Солтер, укладывая ноги на кофейный столик. — Правда, мы ничего не предприняли.
   — Да мне ты вообще не рассказал, что произошло с Линдой, — сказала Никки из-за спины стоявшего в дверях Майка.
   — Но ты бы тогда подняла такой шум, — ответил ей Солтер. — Стала бы требовать, чтобы я что-то делал. А чем я мог помочь Линде?
   — Энжела сейчас спустится, — сказала Никки Джерико. — Может, нам попробовать поискать Линду?
   — Опоздали. Это надо было делать гораздо раньше, — возразил Солтер. — И Джерико так считает. Правда?
   — Да. Если с ней все в порядке, то в лесу мы ее уже не найдем, — поглядывая на полное отчаяния лицо Майка, ответил Джерико. — Линду наверняка куда-то увезли. У меня накопилась масса вопросов, на которые пока нет ответа. Кто были парни, напавшие на зрителей? Кто такой Чарльз Хадсон? Почему Майк из Нью-Йорка не смог дозвониться до миссис Драйден? Мы же из-за этого потеряли несколько часов.
   — Телефон был отключен, — пояснила Никки.
   — Почему?
   — После побоища нас замучили звонками. Звонили какие-то люди, выкрикивали ругательства и угрожали нам.
   — Местные блюстители нравственности решили, что мы устроили в зале оргию, — сказал Солтер. — Им неведомо такое понятие, как моментальная эстетика.
   — И мне тоже, — заметил Джерико.
   — Ну, это уже ваши проблемы, — сказал Солтер.
   — И, несмотря на все угрозы, вы сидите здесь при открытых дверях, — заметил Джерико.
   — Но ведь там у ворот стоит патрульная машина, — возразила Никки.
   — Да. Это-то нас и задержало.
   — А чего нам, собственно говоря, бояться? — вмешался Солтер не оборачиваясь. — Нападавшие были парнями дядюшки Чарли. Вот ответ на один из твоих вопросов, Джерико. А дядюшка Чарли — дядя Энжелы. Так сказать, родная кровь. Или мне лучше назвать его «кровавым дядюшкой»?
   Я заметил, что все еще стоявшая в дверях Никки резко обернулась. Кто-то спускался по лестнице. Через несколько секунд Майк отступил на шаг, и я увидел Энжелу Драйден.
   Мне трудно описать свои чувства. Ростом она была под метр семьдесят пять. Просторный халат из простой ткани, доходивший ей до колен, не мог скрыть всех достоинств ее фигуры. Она походила на кинозвезду или участницу конкурса красоты, чьи фотографии не сходили с обложек журналов, а то, во что она была одета, являло собой соцветие ярчайших красок: красных, голубых, зеленых и оранжевых. Какого-либо четкого рисунка не просматривалось — на ткани пятна кружились в причудливом беспорядке. Они наплывали друг на друга, меняя оттенки и полностью растворяясь одно в другом. Один тапочек хозяйки дома был ярко-красного цвета, другой — изумрудно-зеленого. Наряд этот мог показаться очень претенциозным, если бы у вас достало желания его разглядывать. Но лично меня куда больше привлекало ее палево-бледное лицо, волосы цвета красного дерева, распущенные по плечам, и огромные бирюзовые глаза. Энжела приблизилась к Майку и положила правую руку, перевязанную белым шифоновым шарфом или платком, ему на плечо.
   — Мой дорогой Майк, — произнесла миссис Драйден низким, грудным голосом, от которого у меня по спине пробежали мурашки, — Никки только что рассказала мне о Линде. Я просто не знаю, что и подумать…
   — Энжела, я должен ее найти, — сказал Майк. — Со мной друзья, они…
   — Понимаю, — ответила миссис Драйден и, широко раскрыв глаза, посмотрела на меня, а затем на Джерико. — Боже, Джон Джерико, под какими только предлогами я ни пыталась зазвать вас к себе, но все безрезультатно. Каждый раз, увидев вашу картину, я долго не могла от нее отойти. Ваши полотна исполнены страстной любви к людям, хотя вы изображаете человеческую жестокость и насилие.
   — Как жаль, миссис Драйден, что вы не искусствовед. К сожалению, в этой жизни мне слишком часто приходится сталкиваться с проявлениями жестокости. Вот и вчера вечером здесь совершалось насилие. Поэтому я к вам и приехал, — сказал Джерико, и тут его взгляд упал на обмотанную шарфом руку Энжелы. — Вы поранились?
   Миссис Драйден тотчас убрала руку за спину.
   — Ничего страшного. Так, пустяки, — рассеянно произнесла она.
   Джерико прищурил глаза. В течение нескольких секунд никто из присутствующих не проронил ни слова.
   — Судя по всему, поисками Линды вы не занимались, — сказал Джерико.
   — Но мы не знали… — как бы оправдываясь, ответила Энжела.
   — Нет, — возразил Джерико. — Солтер все знал, но он, по его словам, не человек действия.
   — Слим! — воскликнула миссис Драйден, бросив взгляд в сторону кресла.
   Худая рука над подлокотником чуть качнулась.
   — Дорогая, я знал, что Линды нет в доме, но думал, что, возможно, она сама… То есть я хотел сказать…
   — Негодяй! — воскликнул Майк.
   — Майк, обвинениями здесь уже не помочь, — заметил Джерико. — У вас в доме, миссис Драйден, есть работники-мужчины. Не могли бы вы попросить их осмотреть окрестности?
   — Да, конечно. Никки?
   Девушка-брюнетка вновь удалилась.
   — Мне не совсем ясно, что здесь произошло вчера вечером, — сказал Джерико. — Как рассказал Майк, напавшие на зрителей парни действовали по указке человека по имени Чарльз Хадсон. Солтер сообщил, что он ваш дядя.
   — Да.
   — Тогда позвоните ему и сообщите о пропаже Линды. Пусть он свяжется со своими людьми и выяснит, что стало с девушкой.
   — Дорогая, с телефонного аппарата в библиотеке снята трубка, — предупредил Солтер. — Чтобы линия вновь заработала, надо положить ее обратно.
   — Но дядя Чарльз в столь ранний час к телефону все равно не подойдет, — возразила Энжела.
   — А кто были эти молодчики, миссис Драйден?
   — Что здесь происходит? — раздался вдруг незнакомый голос.
   Я посмотрел на дверь и увидел загорелого широкоплечего брюнета. После сна и, надо думать, выпитого им спиртного глаза у него были красными. Широкие спортивные брюки, тенниска в полоску и помятый пиджак из льняной ткани составляли весь его костюм.
   — Я — Джо Блисс, адвокат миссис Драйден, — представился он.
   Энжела представила нас и рассказала о том, что произошло с Линдой. Он внимательно выслушал миссис Драйден, дрожащими руками зажег сигарету и, прищурив глаза, воскликнул:
   — Вот тупые сопляки!
   — Скажите мне, пожалуйста, — обратился к нему Джерико, — вы адвокат миссис Драйден или мистера Хадсона?
   — Дело в том, что я представляю и того, и другого, — ответил Блисс.
   Джерико вопросительно посмотрел на Энжелу.
   — Вы разрешали тем парням врываться в ваши владения, бить ваших гостей, а затем выдворять их из Гленвью без предъявления обвинения? — спросил он.
   — Я даже представить себе не могла…
   — В таком случае как вы можете одновременно представлять интересы обеих сторон, мистер Блисс? — спросил Джерико. — Если нападавшие ворвались в зал против воли миссис Драйден, то это значит, что они действовали противозаконно. Каким образом вы теперь будете выступать и на стороне обвинения, и на стороне защиты?
   — Но Энжела никаких обвинений против мистера Хадсона не выдвинет, — ответил Блисс.
   — Почему же?
   — Надо знать дядюшку Чарльза, — хмыкнув, произнес адвокат.
   — Вот это я как раз и собираюсь сделать, — сказал Джерико. — Если мы сейчас не отыщем мисс Вильямс живую и невредимую, я отправлюсь к нему.
   — Думаю, что мистеру Джерико хорошо бы поговорить с Джеффом Смитом, — заявил Блисс, обращаясь к Энжеле.
   — Полагаю… — как-то неуверенно произнесла она низким, грудным голосом и замолкла.
   Блисс, бросив взгляд на буфетную стойку, подошел к ней и стал наливать себе выпивку.
   — Чтобы не оказаться в положении слона, попавшего в посудную лавку, мистер Джерико, вам следует понять, что такое Гленвью, — сказал он и с бокалом бурбона со льдом в руке повернулся к нам лицом. — Как вы знаете, мы живем в удивительно жестоком мире, где не соблюдаются ни этические нормы, ни дисциплина. Даже пятилетние дети, и те ведут себя как анархисты. Чтобы нам всем выжить, это безобразие необходимо остановить. В больших городах уже ничего поделать нельзя, а вот в маленьких поселках, вроде нашего, бороться с анархией можно и нужно. Энжела вчера допустила ошибку, и, думаю, она об этом очень сожалеет.
   Адвокат посмотрел на миссис Драйден. Глаза у Энжелы были круглыми, а взгляд рассеянный. Она продолжала прижимать к груди замотанную в шарфик руку, которая, казалось, очень беспокоила ее.
   — Миссис Драйден любит искусство и оказывает помощь молодым талантам. Она позволила убедить себя в том, что это шоу с точки зрения эстетики представляет какую-то ценность. Однако оно оказалось обычным эротическим представлением, которое ничего, кроме грубой похоти, у зрителей вызвать не могло. Нормальные, добропорядочные жители нашего городка, доведенные гремевшей в зале музыкой и обнаженной девушкой до экстаза, валялись по полу и обнимались. Члены АИА оказались выше этого. Они сразу поняли, что безобразие это необходимо прекратить.
   — А что такое «АИА»? — спросил Джерико.
   — «Армия Истинных Американцев», — пояснил Блисс. — Неужели вы о ней не слышали?
   Джерико в ответ кивнул. Его лицо стало хмурым.
   — И их поддерживала полиция штата, — заметил он.
   — Полиция просто не вмешивалась, поскольку ничего преступного в их действиях не было, — сказал адвокат.
   — Это потому, что их было меньше, чем тех, на кого они напали?
   — Вы так ничего и не поняли.
   — А во главе этой АИА стоит дядюшка Чарльз?
   — Нет. Он просто разделяет их взгляды, а руководит организацией человек, чье имя я уже упоминал. Это — Джефф Смит.
   — Тогда нам надо с ним увидеться, — сказал Джерико.
   — Если он узнает, что члены его группы похитили вашу девушку, он будет возмущен не меньше, чем вы, — заверил Блисс.
   — Ну, а в этом я очень сомневаюсь, — заметил Джерико. — Давайте же позвоним ему и назначим встречу.
   — С телефоном что-то неладное — я так и не смогла дождаться непрерывного гудка, — сообщила подошедшая Никки. — Я попросила мужчин, живущих во флигеле, заняться поисками Линды.
   Девушка пристально посмотрела на Энжелу, и на ее лице мелькнула тревога.
   — Дорогая, тебе должно быть холодно, — озабоченно сказала она. — Я принесу тебе пальто.
   — Полагаю, вы проводите меня к мистеру Смиту, — сказал Блиссу Джерико.
   — Как хотите, — пожав плечами, ответил адвокат. — Но я уверен, что с вашей девушкой ничего плохого не произошло. Она наверняка не из робкого десятка.
   — Эти слова я напомню вам позже, — сказал Джерико и повернулся ко мне. — Ты, Гэлли, остаешься с миссис Драйден, а ты, Майк, наверное, хочешь присоединиться к тем, кто обыскивает окрестности.
   Джерико бросил взгляд на застекленную дверь, за которой уже начинало светать.
   — Надеюсь, что мистеру Солтеру при дневном свете будет не так страшно, — добавил он.
   — Голос совести заговорил во мне, — откликнулся из кресла Солтер и медленно поднялся на ноги. — Никки, ради всего святого, позаботься о том, чтобы к нашему приходу приготовили кофе.
 
 
   Мы с Энжелой Драйден остались одни. Прижимая правую руку к груди, женщина подошла к окну. На востоке над холмами поднимался раскаленный диск солнца.
   — Мой отец всегда говорил мне: «Никто не станет сочувствовать тому, у кого есть белая яхта», — низким, грудным голосом произнесла она. — Он, как и вы, мистер Гэллам, был писателем. Этой фразой отец хотел сказать, что девушке, у которой все есть, трудно рассчитывать на симпатии других.
   — Должно быть, ваш отец был отличным литератором, — ответил я, оглядывая висевшие на стене акварели.
   — Бедный папочка, — сказала она. — Деньги его испортили. Не его собственные, конечно. Девичья фамилия моей мамы была Хадсон, и дядюшка Чарли не мой дядя, а ее. Все это… — Энжела сделала неопределенный жест замотанной в шарфик рукой и продолжила: — Все это принадлежит Хадсонам. Оно, конечно, мое, но куплено на деньги родителей мамы. Бедные ребята!
   — Вы имеете в виду Майка, Линду и остальных?
   Она кивнула в ответ и повернулась ко мне, прижимая правую руку к груди.
   — Может, это и покажется странным, но я люблю их, — сказала миссис Драйден, — и постоянно спрашиваю себя: «Кто я такая? Что я из себя представляю?» У меня нет никаких особых дарований. Я не могу ни писать, ни рисовать, вообще ничего. Но у меня есть деньги, и я стараюсь помочь тем, у кого есть талант. О, мне известно, что некоторые из них пользуются моей добротой, живут за мой счет, но большинство из них все-таки благодарные люди. Я для них — средство для достижения цели. Но это лучшее, что я могу для них сделать.
   — Вы очень великодушны.
   Миссис Драйден плотнее прижала к груди повязанную шарфиком руку и слегка наклонилась вперед, словно хотела унять боль.
   — С Майком и его друзьями я познакомилась в Нью-Йорке, — продолжала она. — Они говорили о задуманном ими хеппенинге и о том, что было бы хорошо устроить его в каком-нибудь тихом городке. Моя усадьба показалась им подходящим местом, и я пригласила их к себе.
   — А зрители?
   — Это были местные жители, мои друзья и знакомые, которым наша затея показалась интересной. Никакого секрета мы из нее не делали. Кто хотел, тот и пришел. Но никого силком не тащили.
   — А поскольку представление ни для кого тайной не было, ваш дядя Чарльз и его приятели из АИА знали о нем.
   — Мы не видели причин скрываться, — ответила Энжела, — я, конечно, специально не говорила дяде, но, очевидно, он все знал.
   — Очевидно, — подтвердил я.
   Миссис Драйден опустила голову и посмотрела на замотанную шарфиком руку. Уголки ее губ поползли вниз.
   — Никак не пойму, почему, когда хулиганы из АИА ворвались в зал, а потом с помощью полиции стали заталкивать ваших друзей в автобус, вы ничего не сделали, чтобы их остановить, — сказал я. — Они вторглись в вашу усадьбу, прервали представление и избили ваших друзей и знакомых. У вас же было моральное и юридическое право прекратить это безобразие. Однако вы предпочли самоустраниться.
   Она посмотрела на меня. В ее бирюзовых глазах стояли слезы.
   — Я… я была в шоке, — сказала Энжела. — Эта… эта рука…
   — Вы ее поранили?
   — Боже мой, мистер Гэллам! — замотав головой, воскликнула она. — Мне нужна помощь. Мне должен кто-то помочь, а вы, похоже…
   — Я попытаюсь, — пообещал я.
   — Я… я сидела в зале и наблюдала за тем, что происходило на сцене, — продолжила она. — Все было так хорошо. И вот, сама не зная почему, я вдруг взглянула на свои руки. Я ничего не чувствовала, но поняла, что со мной творится что-то неладное. — Она посмотрела на меня. Глаза ее в этот момент были огромными, словно блюдца. — У меня… у меня на правой руке вырос шестой палец! — в отчаянии вскричала она.
   От удивления у меня отвисла челюсть.
   — Что выросло у вас? — переспросил я.
   — Вы могли бы на него посмотреть?
   Я кивнул. Во рту у меня пересохло.
   Она медленно развернула шифоновый шарфик, которым была перемотана ее правая кисть, и протянула мне руку.
   — Это так ужасно! — дрожащим от страха голосом произнесла она.
   Я с трудом оторвал взгляд от ее лица и опустил глаза. У девушки была изящная ладонь с длинными пальцами, на ногтях — маникюр. Я пересчитал пальцы. Их оказалось ровно пять, и ни на один больше.
   Она быстро прикрыла руку шарфиком и заплакала.
   — Что мне теперь делать? — сквозь слезы спросила она. — Я же теперь урод!
   Я даже и не знал, что сказать ей в ответ, чем ее успокоить.

Глава 3

   Джерико и адвокат Блисс въехали в городок на «мерседесе» Джерико. Блисс, как рассказал мне позднее Джерико, всю дорогу пытался оправдать действия Чарльза Хадсона и его людей из АИА.
   — Будем реалистами, — предложил адвокат, когда они начали съезжать с холма.
   — Согласен, — ответил ему Джерико.
   — Не принимайте близко к сердцу то, что произошло здесь вчера, — сказал Блисс.
   — Как вы думаете, что могло случиться с Линдой? — продолжая смотреть на дорогу, спросил Джерико.
   — Вы с этой девушкой знакомы, или же она всего лишь подруга вашего приятеля?
   — Я ее хорошо знаю, — ответил Джерико. — Она — профессиональная натурщица, и ее услугами часто пользуются художники. Линда позировала и мне. Она красивая и умная девушка, образованная. Сама мечтает стать художницей, а натурщицей работает, чтобы себя содержать.
   — Да, но вчера она предстала голой перед толпой в двести человек, — заметил Блисс. — Это уже не позирование, а откровенный стриптиз.
   — Чужая нагота вас коробит? — спросил Джерико.