– 5 -

   Операция, которая могла бы в самом деле вывести Великобританию из войны (по крайней мере, отдать немцам все Британские острова целиком, чем действительно затруднить «включение» США в войну в Европе) носит гораздо более сложный характер. Соответствующий план был разработан мною, А. Васильевым, Ф. Дельгядо и Р. Исмаиловым при подготовке к печати второго тома исторических «альтернатив» под редакцией К. Макси. В главе, посвященной «развилке 1940 года, английский историк предлагал частный вариант уже рассмотренной в первом томе версии. Вновь реконструировать эту ублюдочную Реальность было скучно, и, как отрицание „Морского Льва“, была создана оперативная схема, получившая название „Северный гамбит“.
   В этой версии гитлеровское командование с самого начала отказывается понимать высадку в Англии как чисто войсковые действия по «форсированию большой реки», и именно в этом заключается изменение Реальности.
   В известном смысле «Морской Лев» продолжат существовать, но теперь как «тень» основной операции, ее информационное прикрытие. Используются все мелкие «примочки», позволяющие где-то ускорить подготовку: своевременно выдается заказ на тяжелые планеры, паромы и танкодесантные баржи, проводится инвентаризация портов Европы и собственно германского побережья на предмет поиска свободного тоннажа, эскадрильи Люфтваффе перебазируются к побережью. При всем этом командование уже к концу июля приходит к пониманию того, что обеспечить готовность войск к операции раньше конца сентября не удастся никакими человеческими и нечеловеческими усилиями. И тогда фюрер, ранее санкционирующий исключительно удачные апрельские десантные операции в Дании и Норвегии, приказывает осуществить высадку в Англии «поздней осенью 1940 года – в дни туманов и штормов на Ла-Манше», приурочив активную фазу к президентским выборам в США и празднику Октябрьской революции в СССР.
   Подготовка должна быть завершена к 1 ноября. Высадка будет проведена на широком фронте – от Корнуолла до Фолкстоуна, управление сухопутными силами осуществляет штаб группы армий «А» Рунштедта, общее руководство возлагается на командование ОКЛ, то есть, на Геринга и Ешоннека. «Наконец, последнее. При проведении весеннего наступления во Франции отвлекающие операции в Дании и, особенно, в Норвегии себя оправдали. В связи с этим я предлагаю предварить английский десант активными действиями на севере Европы – в Исландии, – Гитлер резко поджал губы, улыбка испарилась, короткий нервный вздох дал понять слушателем, что монолог диктатора окончен, а с ним и все дебаты о невозможности операции».
   Понятно, что такая сложная многосторонняя стратегия требовала для своего обеспечения, по меньшей мере, активизации действий итальянцев на Средиземном море (что достигается операцией немецких спецслужб против Бадольо) и замены командования «Кригсмарине», вовсе не расположенного рискнуть всеми без исключения кораблями [27]германского флота ради одной операции. Понятно также, что лишнее время предоставило Люфтваффе возможность внести в свои действия по завоеванию господства в воздухе некоторые элементы тактической игры. В сентябре и октябре были проведены две имитации вторжения с переключением действий германской авиации на дороги и узлы коммуникаций. В течение октября в Тронхейме были сосредоточены корабли будущего Полярного флота Германии, причем во всех случаях создавалось впечатление вынужденных действий, предпринятых в связи с налетами английской авиации.
   «Первыми в море вышел датский броненосец „Нильс Юэль“ и норвежский эсминец „Тайгер“. Уже в море их команды узнали, что корабли направляются в Рейкьявик со специальной дипломатической миссией. Вероятно, большинство моряков решило, что речь идет о переходе на сторону союзников.
   Утром следующего дня Тронхейм покинула транспортная подводная лодка U-139, сопровождающий ее транспорт начал движение двенадцатью часами позже. Целью этой группы кораблей (соединение А4) были демонстрационные действия в районе острова Ян-Майнен. Никакого смысла в захвате Ян-Майнена не было, именно поэтому склонный к парадоксам фюрер и решил высадить там небольшую десантную группу. «Подводники» должны были действовать ночью. В темноте им предстояло преодолеть полосу прибоя, собраться на берегу и скрытно захватить пирс, к которому утром будет швартоваться транспорт с двумя десантными ротами.
   (– Это невозможно, – сказал командир лодки, – группа погибнет во время ночной высадки на берег.
   – Вы что считаете, что спасательные шлюпки могут быть использованы только днем и в идеальную погоду? – удивился Арренс, бывший командир лайнера «Бремен» коммерческого флота, произведенный в контр-адмиралы и назначенный командующим десантным соединением.)
   1 ноября в 23.00 порт покинули линкоры. Цилиакс предупредил экипажи, что речь идет об очередных учебных стрельбах, которые будут совмещены с испытаниями маневренных свойств «Бисмарка» и «Принца Ойгена» и продлятся не более суток. В действительности, 2 ноября корабли взяли курс на Исландию.
   В Исландии и на Фарерских островах широко использовались десанты с «летающих лодок» – не только флот, но и авиация Рейха использовались в этой операции с максимальной нагрузкой. Резервов выделено не было: ни в портах, ни на аэродромах в решающие дни не оставалось ничего.
   Высадив часть войск в Рейкьявике, «Бремен» и «Европа» в сопровождении Полярного флота Германии направились на юго-восток. 7 ноября, в день «Д», они встали на рейде ирландского города Корк.
   «Ночью 7-го ноября жители города Пензанса, расположенного на полуострове Корнуолл, километрах в тридцати от мыса Гуэннап, были разбужены очередной, третьей за последние полтора месяца, имитационной выходкой немцев, которые, по-видимому, всеми силами старались отвлечь внимание от района Рейкьявика. После „демонстраций“ в сентябре и октябре в Корнуолле никто – от командующего обороной округа до последнего сапера, дежурящего возле заложенного под аэродромные сооружения фугаса – уже не верил в возможность высадки. 7-я парашютная дивизия выполнила свою задачу и почти не понесла потерь этом этапе операции.
   Для Черчилля и Айронсайда высадка также оказалась полнейшей неожиданностью, и в течение какого-то времени они были склонны даже рассматривать ее, как некий отвлекающий маневр. Лишь к середине дня, когда стало ясно, что немцы ведут боевые действия почти по всей южной оконечности Англии – от мыса Лизард до Ярмута, когда в Корнуолле и на побережье залива Лайм уже обозначился явный успех атакующих, которые соединили тактические плацдармы в оперативные и начали проникновение вглубь английской территории, когда попытка Портсмутской флотилии обстрелять плацдарм и уничтожить высадочные средства обернулась гибелью двух эсминцев, попавших под удары пикирующих бомбардировщиков из Шербура, когда выяснилось, что английские истребители отсутствуют в воздухе, несмотря на прямые обращения Черчилля к Даудингу, – только тогда высшее руководство Великобритании убедилось, что оно имеет дело с серьезной операцией противника.
   С началом Битвы за Южную Англию совпало резкое осложнение политической обстановки в Ирландской республике. В два часа дня Дублин неожиданно в ультимативной форме потребовал вывода британских войск «с территории единой и неделимой Ирландии». В 4 часа стало ясно, что в Эйре происходит военный переворот. И еще двумя часами позже Черчилль узнал, что этот переворот поддержан высадкой в порту Корк немецких войск. (…)
   17 ноября, на десятый день высадки и на второй день шторма на Ла-Манше Рунштедт перешел в решительное наступление. Пехотные корпуса 3-й и 6-й армии охватывали Лондон. Танковый корпус Гота, введенный под Солсбери в «чистый» прорыв, уже вечером следующего дня овладел Оксфордом и мостом через Темзу.
   Двадцатого числа фон Рунштедт отдал последнее в ходе Английской кампании оперативное распоряжение: «Оборона противника разваливается. Приказываю, не отвлекаясь на лондонскую группировку врага, преследовать английские войска в общем направлении на Бирмингем» [28].
   В такой операции, где захватывается Исландия, Фареры (временно), Ливерпуль (последняя цель десантной группы Арренса), Южная Ирландия присоединяет Северную и становится сателлитом Рейха, высадка происходит на очень широком фронте – и именно в тот момент, когда основные силы английского флота растянуты между Гренландией и Норвегией, пытаясь перехватить неожиданно вышедшие в море немецкие корабли, – англичане не смогут предпринять организованный отход, и Острова будут потеряны целиком. В США с неизбежностью будет поставлен вопрос о законности третьей подряд баллотировки Рузвельта, в результате чего президент, даже если не будет смешен, утратит свободу действий и станет заложником изоляционистов. Фашистская Германия установит полное господство в Западной Европе и подойдет очень близко к полной победе во Второй мировой войне…
   Реалистичен ли такой вариант? С формальной военной точки зрения – вполне [29]. Но для того, чтобы решиться на него, во-первых, требовалось сновапойти на колоссальный риск. Для подобных действий, – писал по сходному поводу великий шахматист А. Алехин, нужно «мужество, но и ослепление». А немцам – после французской кампании – было что терять. И, во-вторых, немецким командующим пришлось бы отказаться от очень многих своих убеждений.
   Но тогда они не были бы немцами.
 

Сюжет пятый: «Барбаросса» – планирование поражения

– 1 -

   В Текущей Реальности вермахт приступил к разработке альтернативных планов давления на Англию еще до того, как определился окончательный провал «Морского Льва», то есть летом 1940 года.
   Очень соблазнительным казалось захватить Гибралтар. Помимо огромного морального значения, такая победа привела бы к стратегической изоляции Средиземноморского и Североевропейского театров военных действий. Во всяком случае, англичане лишились бы возможности держать в Гибралтаре флот, способный быстро выдвинуться на любой из этих двух ТВД и решить там исход сражения. Да и посылка подкреплений на Мальту и на Ближний Восток была бы решительно затруднена.
   Для штурма Гибралтара нужны были тяжелые орудия, отборная пехота и, главное, разрешение каудильо Франко пропустить войска через свою территорию. Глава Испании, несомненно, был бы только рад расплатиться за помощь, оказанную ему Гитлером и Муссолини во время гражданской войны, но он понимал, что подобный шаг означает войну с Великобританией, которая для Испании – при ее огромном побережье и совершенно недееспособном флоте – была бы фатальной. Так что, выражаясь шахматным языком, Гибралтар был косвенно защищен – и именно господством Великобритании на море. Франко дипломатично потребовал за свое содействие Марокко и Оран, зная, что Гитлер считает это абсолютно неприемлемым. Кроме того, Гитлер рассматривал Испанию как один из каналов получения Германией стратегически важных грузов и не хотел втягивать ее в войну и зону английской блокады; вежливый ответ Франко вполне устроил диктатора. На этом Гибралтарская стратегия Рейха, в сущности, и закончилась, хотя теоретическая ее разработка продолжалась в германском генштабе вплоть до конца 1942 года.
   И Франко, и Гитлер оказались в плену забавного оптического обмана. Британский «Гранд Флит» «образца 1914 года» имел возможность, сосредоточив в Северном море превосходящий противника дредноутный флот, направлять на второстепенные театры военных действий целые эскадры старых, якобы, никому не нужных броненосцев и крейсеров. Но «Хоум Флит» 1939 года, дитя «политики экономии», был не в состоянии одновременно прикрывать Острова от вторжения, океан от немецких рейдеров, Средиземное море от итальянского флота, да еще и блокировать испанское побережье. Для этого физически не хватало кораблей. В полном соответствии с принципами стратегии, согласно которым расширение пространства конфликта выгодно владеющему инициативой, вовлечение Испании в войну было бы (летом-осенью 1940 года) полезно только Рейху [30]. Как и в случае с отказом немцев от прямой высадки на английское побережье, Британию спасло уже не владычество над морем, а память об этом владычестве.
   Захват или нейтрализация Гибралтара в ряде вариантов оказывался очень важной операцией, но ни в коем случае не решающей. Более надежным средством давления на Англию считались действия в Египте: овладение этой ключевой территорией, включая Суэцкий канал, выход в Палестину и далее на нефтеносный Средний Восток. Поскольку премьер-министр Ирака Рашид Али готовил восстание против Британского владычества, да и остальные арабские территории были настроены прогермански, такой план выглядит вполне обоснованным.
   Потеря Египта, возможно, не стала бы для Великобритании фатальной, но положение правительства У. Черчилля ухудшилось бы катастрофически, и неочевидно, что сэру Уинстону удалось бы сохранить кресло премьера. Это, разумеется, не означает, что к власти в обязательном порядке пришли бы сторонники соглашения с Гитлером. Летом-осенью 1940 года таких в Великобритании было немного, и существенных постов они не занимали. Историки, обычно, указывают на лорда Галифакса и «Клайвлендскую клику», но политическая позиция бывших «умиротворителей» после сентября 1939 года значительно изменилась. Германия угрожала «постоянным интересам» Англии, это понимал весь британский истэблишмент. Это значит, что мир мог быть подписан только как признание тотального военного поражения, угрожающего физическому существованию нации. Падение Египта такой угрозы еще не создавало.
   С другой стороны, смена кабинета У. Черчилля с неизбежностью ослабило бы военные усилия Великобритании. Объективная реальность состояла в том, что военного и политического деятеля сравнимого с ним масштаба в стране просто не было. Так что, добившись падения У. Черчилля, Рейх одержал бы важную политическую победу.
   Понимая это, король Георг VI, по всей видимости, использовал бы свои прерогативы в интересах сэра Уинстона, нарушив целый ряд неписанных соглашений между ветвями власти. Это привело бы к конституционному кризису в Англии, но… в данном случае исследование альтернативной политической Реальности завело нас слишком далеко, и настало время прервать этот такт анализа.
   С формальной точки зрения поражение в Египте привело бы к тому, что Английский флот был бы вытеснен из восточного сектора Средиземного моря. Путь из Индийского океана в Европу увеличился бы на 8 000 километров, что эквивалентно уменьшению используемого тоннажа в 2-4 раза. Ни в Первую, ни во Вторую мировую войну сокращение грузооборота, вызванное действиями на коммуникациях германских подводных лодок и надводных рейдеров, и близко не
   подходило к таким цифрам. Между тем Индия и Юго-Восточная Азия были основными районами получения Великобританией крайне необходимой именно сейчас долларовой выручки.
   Потеря нефти Среднего Востока была для Британской империи серьезной, но не фатальной проблемой. Со своей стороны немцы получали бы важный, но плохо связанный с территорией Рейха источник ресурсов. Военное и экономическое равновесие сместилось бы в их пользу, но, отнюдь, не решающим образом. Может быть, самым важным достижением для немцев была бы возможность создать угрозу советскому Закавказью.
   Возможность достижения в 1940 году далеко идущих результатов в восточном Средиземноморье особых сомнений не вызывает. Но здесь также вмешались политические факторы: Средиземное море было вотчиной Муссолини, который летом-осенью 1940 года был, отнюдь, не готов призвать на помощь немецкие войска. Штаб ОКХ был категорическим противником «периферийной стратегии», позиция ОКВ никого не интересовала, а Гитлер на «египетском плане» настаивать не стал.
   Предполагалось, что итальянцы сами захватят господство на Средиземном море и в его окрестностях, тем более что возможности для этого у них были. К осени 1940 года англичане имели на Средиземноморском театре 6 линкоров, из которых только один был сколько-нибудь современным, 3 авианосца, 11 крейсеров, 12 подводных лодок и три флотилии эсминцев (по разным данным 25-29 штук). Соединение «Н» – новый линкор, авианосец и 9 эсминцев – базировалось на Гибралтар и, пока сохранялась угроза вторжения на Британские острова, могла быть использована в восточном Средиземноморье только при крайней ситуации. Италия также имела 6 линкоров, из них два новейших, но в остальном ее флот многократно превосходил английский: 8 тяжелых, 11 легких крейсеров, 97 подводных лодок, 53 эсминца, не считая устаревших кораблей, которых тоже было достаточно.
   Еще более значительным превосходством на Средиземноморском ТВД обладали итальянские сухопутные войска. В Египте летом 1940 года находилось около 30 тысяч британских пехотинцев, еще 20 тысяч оставались в Палестине. К этим цифрам надо приплюсовать еще около 30 тысяч солдат на остальном Ближнем Востоке и не то прибавить, не то вычесть 31 тысячу человек в египетской армии (которых не считает ни одна статистика: ни английская, ни германская, ни даже итальянская). Итальянцы имели на всем пространстве Восточной Африки 415 тысяч человек (до 600 тысяч с туземными формированиями), против Египта была сосредоточена армия Грациани в 236 тысяч человек, правда из них лишь 75 тысяч располагались непосредственно на фронте.
   В течение всего лета 1940 года стороны ограничивались беспокоящими действиями, причем за этот период англичане потеряли 150 человек, итальянцы же – около 3 000. 13 сентября они, наконец, перешли в некое подобие наступления, продвинулись на 80 километров, что составляло около половины «ничейной пустыни», разделяющей позиции сторон, и принялись за постройку цепи укрепленных лагерей.
   Пока немцы вальяжно готовили вторжение на Острова, предполагая, что итальянцы находятся на волосок от овладения Египтом и установления господства на Средиземном море, а война скоро закончится, британское руководство в Лондоне справилось с шоком поражения, перевело экономику на военные рельсы и приступило к расширению масштабов войны. У. Черчилль с его любовью к проявлениям активности перебросил в Африку из метрополии три танковых полка, в том числе почти все новые танки «Матильда». А Эндрю Каннингем, последний из великих английских адмиралов, готовился перенести войну во вражеские воды, имея в виду, что первые боевые столкновения на море, итальянский флот без особых проблем проиграл.
   28 октября итальянская армия зачем-то вторглась в Грецию, которая, хотя и была настроена проанглийски, хранила твердый нейтралитет. Из этой операции сразу же ничего не получилось. Итальянцы, не имея решающего превосходства в силах и подвижности, наступали в сложной гористой местности против решительного противника, обороняющего свою территорию и занимающего специально подготовленную укрепленную позицию. Уже в начале ноября итальянцы были отброшены в Албанию, командующий армией был снят, а начальник генерального штаба подал в отставку
   Тем временем Э. Каннингем с авианосца «Илластриес» нанес удар по главной итальянской военно-морской базе Таранто. Для современного читателя, знающего о решающей роли авианосцев в войне на море, слышавшего о Перл-Харборе, Филиппинах и Окинаве, в этом нет ничего удивительного. Но, во-первых, Таранто находилось под прикрытием почти всей итальянской базовой авиации. Во-вторых, самолеты, базирующиеся на «Илластриесе», обладали выдающимися летными качествами… по критериям Первой мировой войны.
   Торпедоносец «Свордфиш», биплан с полотняной обшивкой, развивал максимальную скорость 246 километров в час (для примера, американский «девастейтор», который также считался безнадежно устаревшим, делал почти на 100 километров в час больше [31]). «Свордфиш», правда, отличался необычайной маневренностью, но в боевых условиях ему это мало помогало. Прикрывали эти «ударные самолеты» истребители «Си Гладиатор». Тоже бипланы, они уступали в скорости, например, «мессершмиту» в полтора раза.
   Нужно было быть гением или сумасшедшим, чтобы с такой палубной авиацией атаковать укрепленную базу противника.
   11 ноября 1940 года с палубы авианосца «Илластриес» были подняты торпедоносцы, всего 21 самолет. Они нанесли удар по итальянским кораблям в Таранто и ценой всего двух самолетов вывели из строя три линкора противника. Хотя даже после этого у итальянцев оставался известный перевес в силах, вопрос о господстве на море был решен раз и навсегда.
   Удар по Таранто имел меньший резонанс, чем Трафальгар, но последствия этих морских операций соизмеримы. После 11 сентября лишь германская авиация могла создавать Э. Каннингему известные трудности, но уж никак не итальянский флот.
    Теперь [32]огромное значение приобретает Мальта – остров-крепость на полпути между Сицилией и Тунисом, база британских эсминцев и подводных лодок. Любой конвой, направляемый из Италии в Африку, оказывался под ударом мальтийских ударных соединений.
    Фашистский блок в июне 1941года
   Тяжелое поражение на море немедленно отозвалось на суше. 22 ноября греки перешли в контрнаступление в Албании, смяли сопротивление итальянцев и захватили огромное количество военного имущества. 8 декабря Уэйвелл атаковал промежуток между итальянскими укрепленными лагерями в пустыне, прорвал оборону и на следующее утро взял ударом с тыла лагерь «Нибейва». В тот же день были взяты лагеря «Туммар Вест» и «Туммар Ист», а итальянским войскам были отрезаны пути отхода. Уже 11 декабря число итальянских пленных достигло 40 тысяч человек при 400 орудиях. 6 января пала Бардия (45 тысяч человек, 462 орудия, 129 танков), 22 января – Тобрук (еще 20 тысяч пленных).
   Может показаться удивительным, но германское командование взирало на полный провал средиземноморской стратегии своего союзника с олимпийским спокойствием. Еще ранней осенью руководство ОКХ отказалось от попыток овладения Египтом в пользу совершенно другой операции.

– 2 -

   28 июля 1940 года гросс-адмирал Редер, которому полагалось быть полностью загруженным делами по «Морскому Льву», представил А. Гитлеру памятную записку «Соображения по России»: «Военные силы русской армии необходимо считать неизмеримо более слабыми, чем наши, имеющие опыт войны. Захват района до линии Ладожское озеро-Смоленск-Крым в военном отношении возможен, и из этого района будут продиктованы условия мира. Левый фланг, который прорвется через прибалтийские государства, за короткий срок установит контакт с финнами на Ладожском озере. С занятием побережья и Ленинграда сила сопротивления русского флота рухнет сама собой».Редер полагал даже, что эту операцию можно провести осенью 1940 года (очевидно, вместо высадки в Англии).
   К этому «оперативному плану» не стоило бы относиться серьезно, если бы автор его играл чуть меньшую роль в операции «Морской Лев» [33]. Приходится принимать, что Редер был готов бросить германские сухопутные части в любую авантюру, лишь бы отвлечь внимание фюрера от «своих» кораблей. К несчастью для Рейха идеи гросс-адмирала встретили признание и понимание в ОКХ.
   Как ни странно, высшее командование сухопутных сил (и сам Гитлер) рассматривали агрессию против СССР не как самостоятельную кампанию, но как эпизод в борьбе с Англией. Соответственно, ни о какой борьбе не на жизнь, а на смерть поначалу речь не шла.
   Здесь имеет смысл заострить внимание на одной любопытной аберрации восприятия, которая часто возникала (и по сей день возникает) у лидеров Запада, когда им приходится иметь дело с Россией. Гитлер, а до него Наполеон рассматривали Россию как азиатское государство. Не следует понимать это в уничижительном для нас смысле, просто великие завоеватели исходили из того, что европейские «разборки» не касаются «святой Руси» или касаются в минимальной степени. Соответственно, наличие у России «позиции» по отношению к европейским делам инспирировано Англией. Тем самым война против России – удар по Англии. Как только русское руководство поймет, что война обойдется его стране достаточно дорого, оно поменяет свою ориентацию на антианглийскую, «коварный Альбион» лишится последнего союзника на континенте и поймет бесперспективность войны. Рассуждения, конечно, примитивизированы, но в целом война с Россией представлялась и Гитлеру, и Наполеону примерно в таких красках.