Перфилова Наталья. Месть оптом и в розницу

   – Ни того ни другого вроде не имеет смысла мочить… Хотя кто их знает, может, чечен какой или еврей?
   – А еврей-то тут каким боком? – удивилась я.
   – Не скажи! Они религию очень чтут. Может, Ксенофонт чего про них на проповеди гадкое сказал. Он иной раз такую чушь нес, особо с похмелья, закачаешься.
   – Вот придет в себя и спросим.
   – Да он, чай, и сам не помнит, чего буровил, – с сомнением почесал затылок Витек.
   – А он богатый? – поинтересовалась я.
   – Батюшка-то? А фиг его знает. – Сосед пожал плечами и после некоторых раздумий добавил: – Скрытный он. С виду вроде не особо зажиточный. Ну, несут ему прихожане то да се. Покушать в основном… Зарплату кой-какую получает по Божьей милости. Не с чего вроде жировать особо.
   – А Михалыч что за человек? – продолжала допытываться я.
   – О покойниках не принято плохо говорить, но зануда был, скажу я тебе, первостатейный. С ним выпивать никто не любил. Прилипнет как банный лист к кому-нибудь и нудит.
   – А о чем говорит-то?
   – А бес его знает, – пожал плечами Витек, – когда чего. То ему пенсия мала, то президент не угодил, то девки его не любят, а то евреев опять же хает. Одним словом, была бы тема, Михалыч ее так обслюнит, что тошно становится.
   – Ну а с деньгами у него как? Водились рублики?
   – Откуда? – удивленно глянул на меня Витек. – Чай сторожем работал, не министром.
   – Все ясно, – задумчиво нахмурилась я, – вернее, ничего не ясно. Скажи на милость, за что их можно убить? И главное, не по пьяной лавочке, а специально приехали в этот козий угол. Ты заметил, машина у убийцы приличная была?
   – Не разглядел, – с сожалением признался сосед, – да уж, загадка. Как думаешь, найдут, кто Михалыча порешил?
   – Сомневаюсь я что-то. Хотя все бывает.
   – Не скажи, у нас милиция хорошая, – не согласился Виктор, – только вот участковый – козел. В семье, как говорится, не без урода. Так вот, выпивали мы раз с ментами, приехавшими к нам на выборы…
   – Ради бога, Вить, заткнись. Я сейчас про алкоголиков слышать не могу.
   Парень обиженно надулся и замолчал. До дома он не проронил больше ни слова.
   Загнав машину в гараж, мы пошли в мою половину.
   – Вить, ну не обижайся. Пока я чай ставлю, сгоняй к себе за вареньем земляничным. Знаешь, как я его люблю! Никто так варить не умеет, только ты! – Я знала, чем польстить парню. – Слушай, а за что ты так участкового не жалуешь? Обидел он тебя чем, что ли?
   – Да это чмо полдеревни обидело, не только меня, – с презрением в голосе пробурчал сосед. – Например, каждый месяц проходит по всем дворам и собирает по бутылке водки, якобы взаймы. Заметь, не самогона, а именно водки, причем хорошей. Приходится специально идти в магазин и покупать, чтобы этот козел не обиделся.
   – Да фиг с ним, пусть обижается, – легкомысленно заметила я, доставая чашки.
   – Ты не дослушала, – продолжил он, – если кто не даст, он ничего, утрется и уйдет. Но! На следующий день с ордером приходит изымать самогонный аппарат. А у кого его нет в деревне-то? Без него мы никуда. Потом изымает и выписывает такой штраф, что больше цены водки аж на два нуля.
   – Набили бы ему морду, и вся недолга, – посоветовала я.
   – Так били, Ириш, еще как били, – поморщился Виктор, – он после этого настрочил жалобу в эпидемнадзор, и мы неделю без свежего хлеба сидели. В прошлом году я не выдержал, наподдал ему как следует, так он меня на пятнадцать суток упек. Причем в сопроводительных документах написал, что я не морду ему набил, а приставал и грязно домогался. Педиком решил меня, сучонок, выставить. Хорошо, меня все в округе знают, а то прям хоть стреляйся.
   – И ты ему это так с рук спустил? – не поверила я.
   – Обижаешь, – ухмыльнулся Виктор, – я как вернулся, начал к нему в гости ходить с тортиками да цветочками. Наряжусь и иду с букетом по улице, чтобы все видели. Две недели ходил. Мужики заинтересовались, спрашивать стали, что да как. Я мялся-мялся, потом объяснил, что сохнет по мне участковый, проходу не дает. За то, что не отвечаю взаимностью, на пятнадцать суток упек. Вот я и решил, лучше уж подмазаться к нему. А то опять на меня осерчает, а мести улицы не особо приятное занятие.
   – И что, поверили тебе мужики?
   – Может, да, может, нет, – пожал плечами сосед и продолжил с хитрой улыбкой: – Да больно уж поверить-то хотелось. Ненавидят его все. Когда он про это прослышал, побежал мне права качать. Встретил меня в магазине и стал орать. Я на коленки встал и заголосил: «Прости Христа ради, Филиппушка. Не завезли сегодня тортов, не виноватый я!» – и руки стал целовать. Он остолбенел и рук не отнимает. Тут ко мне Василий с Петрухой подскочили, подняли, утешать начали: «Что же вы, Филипп Леопольдович, такой жестокий, говорят, ну, не завезли сладенького, уж потерпите маленечко, что же сразу бросаетесь на парня. Нетрадиционная ориентация – не оправдание, чтобы руки распускать». Он стоит, рот раскрывает, как рыба, а слова в горле застряли. «Вы уж, товарищ участковый, поаккуратнее со своими порывами сексуальными. А то с работы попереть могут». Эти слова Василия добили Котяру окончательно. Он позеленел и зашипел: «Какие такие порывы? У меня нормальные порывы!!!» – «Для вас, может, и нормальные, а мы как-то с женщинами больше привыкли». – «Дак и я, братцы, с женщинами!» – «Не оправдывайся, Филипп, чего стыдиться?» Я положил руку Котяре на плечо. Ребята с серьезными сочувствующими лицами дружно закивали, хотя внутри давились от хохота. С тех пор он ни разу ко мне не привязывался по-крупному, понимает, что себе дороже. Но укусить всегда норовит, паскудник. Знаешь что, хватит забивать голову всякой ерундой, давай лучше телик посмотрим.
   Когда все телевизионные программы закончились, мы стали прощаться.
   – Как-то отпуск у меня начался отвязно. Я думала, хуже, чем в Адлере, быть просто не может, а вот смотри, что получается… Прямо даже назад на работу захотелось, – вздохнула я.
   – Завтра Настюха приедет, враз повеселеешь, – ободряюще похлопал меня по плечу сосед. – На сколько человек мяса-то брать? Вера Сергеевна поросенка резала, предлагала килограммчиков десять.
   – Бери, – кивнула я, – сала еще насолим. А остальное они из города привезут.
   – Я не знаю, чего они вечно с собой целые баулы прут? У нас здесь картошка, помидоры, огурцы, зелень – считай бесплатно. Самогонки у меня целая фляга в погребе, мясо тоже с городским не сравнишь. Все высшего сорта. А Настька в городе всякой ерунды втридорога накупит и радуется, дурында. Ты хоть ей скажи.
   – Да говорила уж сто раз, – улыбнулась я, – разве ж она послушает.
   – Ладно, спи давай. Утром в лес за вениками пойдем. Свежий душистый веник – половина банного удовольствия. На завтрак окрошку сделай. Нарежь всего, а я квас принесу. Матрена закваску притащила знатную, не квас получается, а чистый мед.

Глава 5

   Проснулась я от громкого стука в окно. Глядя на предрассветную марь за окном, я спросонья силилась понять, что это за грохот. Потом разглядела девушку, усиленно машущую руками. Накинув халат и с трудом найдя тапки, я открыла дверь. Девушка, оттолкнув меня, схватила в сенях два ведра с водой и выскочила на улицу. Ничего не понимая, я рванула за ней. Наш дом горел. Видимо, благодаря усилиям спасительницы пламя не успело расползтись по бревнам. Через пару минут огонь был потушен. Мы еще потоптали ногами тлеющую траву и недоуменно уставились друг на друга.
   – Вы кто? – подозрительно спросила девушка.
   – Я хозяйка этого дома, а вы кто? – все еще не придя в себя окончательно, автоматически поинтересовалась я.
   – Городская жена Виктора? – продолжила допрос неожиданная гостья.
   – Почему это? – Вопрос девушки порядком меня удивил.
   – Ну как же, раз он хозяин, а вы хозяйка… – смутилась та.
   – А, вы Матрена? Я угадала? – Видя, что девушка не возражает, я рассмеялась. – Нет, мы с Витей родственники, дальние правда. А дом принадлежит нам обоим. Ему та половина, а мне эта. Я нечасто приезжаю. Этим летом вообще первый раз. Отпуск у меня. Правда, неудачный какой-то. Теперь вот еще пожар. Если бы не вы…
   – Пойдемте, посмотрим, как там Витька, – перебила меня Мотя. Мои благодарности были ей не интересны. Похоже, все, что ее интересовало, она уже услышала.
   Мы обошли дом и увидели, что всегда открытая дверь соседа приперта поленом.
   – Ничего себе! Он что, ушел куда-то среди ночи? – Я изумилась вполне искренне.
   – Да там он, вашу дверь тоже так заклинили поленом, я его выбросила.
   – И кто это сделал, ты не знаешь?
   Мотя, не обращая на меня внимания, добежала до Витькиной кровати и стала трясти его за плечи.
   – Ты чего безобразничаешь? – подскочил на постели парень. – С ума, что ли, сошла? Ночь на дворе… – Тут он увидел меня. – И ты здесь? Девки, чего вам не спится-то и как вы вместе оказались? – Он подозрительно посмотрел на девушку. – Матрена! Ты приставала к Ирине со своей дурацкой ревностью? Я же тебе еще в прошлый раз на танцах объяснял, что…
   – На танцах ты лапал Таньку за задницу, – перебила его гневную тираду Мотя.
   – И за это ты дала ей доской под зад? А Вера тебе чем не угодила?
   – Она к тебе приставала, – поджала губы девушка.
   – Вера попросила у меня сигарету.
   – И когда это она курить-то начала, курва? – Руки Матрены воинственно уперлись в бока.
   – Так, ребята, кончайте базар, потом доругаетесь, – решила я прекратить этот увлекательный диалог. – Матрена нам сегодня жизнь спасла и имущество, между прочим.
   – Что за ерунда? – Виктор спустил ноги с кровати и потянулся за сигаретами. – Давай-ка по порядку, а то я никак толком не проснусь.
   – Пусть Мотя сама расскажет, как все было, – пожала я плечами. – Я пока тоже ничего не понимаю.
   Со слов девушки произошло следующее.
   Еще утром сарафанное радио донесло Матрене, что к ее зазнобе ночью прикатила баба на машине и вообще вся из себя. После работы она решительно направилась сюда, чтобы разобраться на месте, но нас не застала, мы уже уехали на поиски отца Ксенофонта. Упорная девушка решила все же дождаться соперницы и высказать ей свои претензии. Но когда мы подъехали и вошли в дом, на Матрену внезапно напала робость. Она решила сначала разведать, что и как, а то Виктор опять скажет, что ничего не было, а она, Мотя, просто дура и истеричка. Притаившись в темноте, девушка слышала все наши разговоры через открытое окно кухни. На любовную связь вроде ничего не намекало, и, услышав, что мы собираемся смотреть телевизор, уставшая Матрена решила пойти домой. Дома, проворочавшись часа полтора без сна, решила, что зря отложила объяснения на утро и еще надо бы удостовериться, как мы легли спать – вместе или порознь. Разговоры разговорами, а может, все-таки Витек ее обманывает. Накинув халат, Матрена поспешила обратно к нашему дому. По дороге увидела какую-то фигуру, мелькнувшую в конце улицы. «К кому-то еще гости пожаловали… Чего это они все по ночам шляются, дня, что ли, мало?» – подумала Мотя по ходу дела. Подойдя к дому, она увидела ту же, а может, просто похожую темную фигуру, копошащуюся на моем крыльце. На земле стояла большая канистра. Девушка затаилась в темноте. Спустившись с крыльца, человек подхватил канистру и пошел за угол дома. Мотя за ним. Увидев, что он поливает из канистры стену, она закричала: «Ты что, паразит, делаешь? Зачем бензин льешь?» Человек обернулся, бросил спичку – и дом вспыхнул. Фигура метнулась сначала в сторону девушки, но потом шарахнулась в другую и скрылась.
   – Ты рассмотрела его лицо? – с надеждой посмотрел на подругу Виктор.
   – Не до того мне было, – хмуро ответила Матрена, – тушить начала, пока намертво огонь не прихватился. Сбила пламя кофтой и побежала вас будить. Дальше знаете. Мы вон с девушкой, – она кивнула в мою сторону, – водой все залили да траву затоптали. Он мало бензина налить успел. Спугнула я его, окаянного.
   – Это что же выходит, Мотя? – Я слегка ошарашенно смотрела на новую знакомую. – Ты хочешь сказать, что кто-то нарочно пытался подпалить наш дом?
   – И вас убить, – серьезно и убежденно кивнула девушка.
   – Как это? – опешил Виктор.
   – Все окна были закрыты, а двери злоумышленник подпер полешками, – пояснила я.
   – Как это? – снова повторил он, недоуменно хлопая глазами.
   – Да вот так. Чего заладил, как попугай? Как! Как!.. – разозлилась я. – Ты теперь Матрене по гроб жизни обязан. Боюсь, не расплатишься. Придется жениться.
   – Типун тебе на язык! – замахал руками сосед.
   – Не обращай внимания, Моть, он шутит, – поспешила сказать я, видя, как глаза девушки наполняются слезами.
   – Не больно-то и хотелось, у меня и без Витьки женихов полно, – гордо задрала подбородок она, – вон Петруха. Комбайнер, между прочим. Стихов хоть не пишет, зато на Доске почета два месяца висел. Его все уважают, не то что тебя. Он мне вчера предложение сделал. «Я, – говорит, – Мотенька, без вас жить не могу!» Вот. Так что засунь свой типун к себе в задницу. Понял?
   – Петруха, значит? – сухо переспросил Виктор. – Ну-ну, в комбайнерши, значит, метишь? Ну, вперед! Куда нам до Доски-то почета да до уважения? Рылом не вышли! – Его ноздри раздулись и голос стал почти злобным. – Беги к Петеньке, а то узнает, где ты по ночам шляешься, разлюбит.
   – Ты ревнуешь, что ли, Вить? – сразу как-то подобрела Матрена. – Да я и не смотрю на него. Ну, говорит он, и пусть. А я-то что же? Я смеюсь над ним. Ей-богу, Вить! – Мотя подошла и ласково погладила Виктора по щеке.
   – Глядите, какая смешливая мадам! – отстранился он от девушки. – Смеется она! Вертихвостка!
   Оставив ребят разбираться в их проблемах, я вышла на улицу. Как и следовало ожидать, там было тихо и абсолютно пусто. Конечно, глупо надеяться, что преступник ждет посреди улицы, когда его поймают. Естественно, он давным-давно сбежал… Признаться, я не на шутку струхнула и растерялась. Что все это может значить? Кому могли помешать мы с Витьком? Ума не приложу. В одном сомневаться не приходилось: все, что с нами случилось, как-то связано с покушением на отца Ксенофонта и убийством сторожа. Может, преступник думает, что мы его видели? Или запомнили его машину? Значит, утром надо немедленно идти в милицию и рассказать все, как было. После этого нас незачем будет устранять.
   Решив все таким образом, я вернулась к себе. И, несмотря на тревоги и потрясения прошедшего дня, уснула, едва коснувшись головой подушки.

Глава 6

   Поспать мне опять не дали. Не прошло и двух часов, как в окно снова забарабанили. Сегодня же проведу звонок! Если так будет продолжаться, визитеры запросто могут высадить окно. Интересно, кто на этот раз? Настасья так рано прибыть не в состоянии. Она наверняка еще видит предпоследний сон. Неужели Витька встал? Тогда, видимо, они с Матреной вообще сегодня не ложились. Кряхтя от досады, я вылезла из постели и поковыляла в сени. Уже взялась за замок, чтобы открыть дверь, но в последний момент поостереглась. Выглянув в оконце слева от двери, я увидела, что на крыльце возвышается мужик в милицейской форме. Лица его я не рассмотрела, так как в данный момент он оказался ко мне задом. Я вернулась к двери и поинтересовалась:
   – Кто там?
   – Гражданка, собирайтесь, – коротко скомандовал милиционер.
   – Куда? – еще не совсем проснувшись, простонала я. – Сколько хоть времени-то?
   – Вы были вчера свидетелем убийства сторожа на ферме совхоза «Заря»? – проигнорировал мой вопрос гость.
   – Какой уж там свидетель! – попробовала я отбояриться от милиционера, хотя и понимала, что в принципе это бесполезно, но уж больно сильно хотелось спать. – Я и труп-то не видела. В сторожку Виктор Терехов бегал – сосед мой. Его и спрашивайте, а я бы поспала еще, а?
   – Не пререкайтесь, гражданочка, некогда мне тут с вами, – строго прикрикнул милиционер, – дойдет время и до соседа вашего. Я жду в машине, давайте побыстрее.
   Какие хамы все-таки работают в сельских органах. Не представился даже. Могли бы нас и вместе с Витькой допросить, чего машину туда-сюда гонять. Это их дело, конечно, хотя увезут вот Виктора вечером, и кто будет баню топить? Да и шашлыки… Ворчи не ворчи, а пришлось собираться. Неторопливо умывшись, я приступила к покраске глаз, когда в дверь опять застучали.
   – Ну что еще? – с досадой крикнула я, не отрывая взгляда от зеркала. – Подождать не можете? Я и так прямо из постели, без завтрака с вами еду, но хоть умыться дайте спокойно.
   В этот раз за дверью оказался наш участковый с романтическим именем Филипп Леопольдович по прозвищу Котяра. Все забываю спросить у Витьки, почему оно так приклеилось к длинному рыжему мужику. Из-за отчества или благодаря образу жизни?
   – Белкина Ирина Анатольевна? – не слишком любезно посмотрел на меня участковый. – Распишитесь.
   – Вы что, Филипп Леопольдович, теперь почтальоном подрабатываете? – поинтересовалась я.
   – Не хамите, Белкина. Это повестка. По ней вы завтра обязаны явиться в областное управление милиции для дачи показаний по поводу убийства Игошина Ивана Михайловича и покушения на Перова Семена Игоревича.
   – Я про Семена… Как его там… ничего не знаю, – честно призналась я.
   – Семен Игоревич Перов проживал в Евсеевке под именем отца Ксенофонта, – терпеливо пояснил участковый.
   – А-а! Так бы и говорили, а то морочат голову, то один, то другой. Позвольте, – вдруг спохватилась я, – а тот, который на улице в машине, куда меня везти собрался?
   – С другими сами разбирайтесь, Ирина Анатольевна, – с досадой отмахнулся от меня участковый, – не могли бы вы получить повестку и для вашего соседа тоже? Стучу, стучу ему. Дверь заперта и дома никого нет. А ему тоже на допрос надо.
   – Опять дверь заперта? – закричала я. – Два раза за три часа – это уж слишком! Чего они, офигели, что ли, совсем? – Я во весь опор понеслась к крыльцу Виктора, участковый с трудом поспевал за мной.
   – Кто офигел-то, Белкина? Распишитесь за повестки и бегайте где хотите. У меня дел еще по горло, а вы безобразничаете. Это Терехов, видно, на вас так действует. Он личность асоциальная… – Договорить участковый не успел: безуспешно подергав дверь, я не задумываясь разбила окно и полезла внутрь Витькиной хибары.
   – Да уж! – поперхнулся милиционер. – Еще неизвестно, кто на кого из вас влияет.
   Внутри комнат одуряюще пахло газом. Дверь попросту была забита гвоздями. Распахнув все окна, я стала изо всех сил тормошить Матрену и Виктора, лежащих на кровати. Они не реагировали совершенно.
   – Ну что ты встал, как пенек в лесу?! – закричала я участковому. – Высаживай дверь, помогай давай. Вытащить их надо на свежий воздух, а то еще рванет тут к чертовой матери. Я газ закрыла, да тут уж порядочно набежало, все четыре конфорки, гады, отвернули.
   Вдвоем с Филиппом мы быстренько вытащили пострадавших в сад.
   – Что у вас тут происходит, Белкина? – строго спросил участковый, вытирая испарину с веснушчатого лба.
   – Посидите тут, я сбегаю за сотовым, надо бы скорую вызвать, – не обращая внимания на его ворчанье, приказала я.
   – Да не надо ничего, – простонала Матрена. Она приподнялась на траве, сжимая голову руками. – Что это было? Где Витька?
   – Тут я. – Сосед тоже сел, тряся головой, как лошадь. – Ощущение, что вчера я выпил ведро самогона. Башка, как котел, гудит.
   Мотя вскочила и поспешила в кусты, видимо, ее тошнило.
   Выслушав, что произошло на этот раз, Виктор замысловато выругался.
   – Нет, ну ты подумай! Твою мать!.. Беспредел какой-то… Слушай, а где тот, первый мент? Наверное, он на машине. Пусть Мотю до больницы подбросит.
   – Точно, я про него совсем забыла! – Выбежав за калитку, я с недоумением уставилась на совершенно пустую улицу. – Ничего не понимаю.
   – Уехала «шестерка», – возвестил Котяра, подошедший сзади, – я когда в калитку входил, она с места сорвалась и погнала с ветерком. Я хотел еще номерок записать, чтоб не гоняли по деревне с такой скоростью, да, по чести сказать, поленился за ручкой лезть.
   – Ты все поняла? Мент был липовый, похоже, – изумленно сделал вывод Виктор.
   – Боже мой, – прошептала я, – что-то и мне тоже нехорошо становится. Тошнит и ноги дрожат.
   – Это нервы. Пройдет, – со знанием дела пообещал Виктор, – придется, видно, Котяре бутылку ставить. Слышь, Леопольдыч, ты мне жизнь сегодня спас, а заодно и Матрене с Иркой. Тебя, может, к ордену даже представят. Красного Знамени там или Героя России, чего мелочиться-то?
   – Помолчал бы, трепло, – укоризненно посмотрел на Виктора участковый. – Таких, как ты, спасать себе дороже. Вы за повестки распишитесь, и я пойду. Сами разбирайтесь, кому помешали. Хотя я лично совсем не удивлен. Странно, что тебя, обормота, раньше за углом не пристукнули.
   Когда чуткий участковый нас покинул, мы в очередной раз пошли пить чай с земляничным вареньем.
   – Скоро твое варенье, Вить, будет у меня плотно ассоциироваться с неприятностями, – зябко поежилась я.