Перуц Лео. Парикмахер Тюрлюпэн

   * * *
   Послышались голоса. Задребезжали ключи, с визгом повернулась дверь на петлях. Свет фонаря озарил лицо Тюрлюпэна, два лакея преградили ему дорогу.
   - Ваше имя, сударь?
   - Я назову его герцогине, - сказал Тюрлюпэн. Луч скользнул сверху вниз, от его белой пряди до заплатанных башмаков.
   - Чем желаете вы служить ее светлости? - спросил человек с фонарем.
   - Это ее светлость услышит от меня, - сказал гордо Тюрлюпэн, не сомневаясь, что слова эти окажут должное действие.
   - Какая наглость! - послышался звонкий юношеский голос изнутри дома. Это не один ли из тех, кого мы ждем! Наверное, это кто-то из его клевретов! В палки его! Гоните его вон, и пусть он передаст пославшему его...
   Тюрлюпэна ударили палкой по плечу, по руке, от толчка в грудь он попятился назад. Двери с треском захлопнулись. В отчаянии, вне себя от стыда и негодования, стоял Тюрлюпэн во мраке.
   - Меня не пустили к ней! - шептал он придушенным голосом. - Эти подлецы слуги отколотили меня. Где мой плащ? О проклятые черти лакеи! Палочные удары! Но это им даром не пройдет.
   Слезы выступили у него на глаза. Горько и громко расхохотался он, подумав о том, как нелепа судьба: там, наверху, идет праздник, а он, подлинный герцог де Лаван, стоит под дождем и смотрит на освещенные окна.
   - Она не допускает меня к себе, - шептал он, ожесточившись. - Она боится еще раз увидеть меня. Я должен блюсти эту тайну. Должен оставаться Тюрлюпэном. Хорошо, но ведь у нее мой портрет, и я хочу иметь ее портрет. На это я имею право, а большего я не требую.
   Он призадумался. Днем было, очевидно, нетрудно проникнуть в этот дом. Куча челяди, должно быть, все время входит и выходит в двери. Стало быть, завтра, а до тех пор надо ждать. Но где? Тюрлюпэн продрог. Обратно в цирюльню ему не хотелось идти. К реке и под мост - но там, вероятно, водятся крысы. И поблизости ни одного сарая или шалаша.
   Но справа, у садовой ограды, на расстоянии не больше двадцати шагов, он увидел ступени, которые вели к иконе, а над иконою сделан был навес. Туда направился Тюрлюпэн. Под навесом он мог укрыться от дождя и, может быть, даже растянуться.
   Но на полпути он вдруг остановился. Гнев и ожесточение овладели им. Теперь он знал, как объяснить свою неудачу. На ступенях, скорчившись и закутавшись в плащ, сидел нищий.
   Глава XI
   Нищий сидел на ступенях, один из этого презренного цеха божьих шпионов, ненасытный, разжиревший на даровых хлебах. Сидел, чтобы даже ночью собирать лепты. И Тюрлюпэн не заметил его, прошел мимо, не бросив ему монеты. И этот несчастный, в своей алчности, злобе и неразумии, проклял его и пожаловался Богу, и Бог, поверив клеветнику, допустил, чтобы лакеи выгнали палками из дому его, Тюрлюпэна.
   Тюрлюпэн поднял страдальческий взгляд к небу, по которому тянулись черные дождевые облака. Потом стал рыться в своих карманах, но денег не нашел, нашел только несколько головок луку и кусок хлеба. Он бросил нищему хлеб и сказал при этом:
   - Возьми и оставь меня в покое! Нищий не пошевельнулся. Хлеб упал на нижнюю ступень и остался лежать.
   - Брось плутни, черт побери! - заворчал Тюрлюпэн.-Возьми хлеб, говорят тебе, и спрячь его к себе в суму. Теперь ты не скажешь, что я не пожалел тебя. Хлеб - это такая же милостыня, как деньги. А, ты не желаешь хлеба?
   И возмущенный подобным бесстыдством и высокомерием, Тюрлюпэн поднял глаза к небу, чтобы и со своей стороны принести Богу жалобу на нищего.
   - Он не хочет хлеба, Ты это видел? На деньги он зарится. Хлеб - это для него что? И такому бесстыднику Ты внял? Из-за него допустил, чтобы меня попотчевали палками? У меня нет денег, ни единого су, только этот хлеб да три маленьких луковицы, Ты видишь, я от Тебя ничего не скрываю. А раньше, в темноте, я его не заметил. Я стал жертвой несправедливости. Слышишь Ты меня? Это я, Тюрлюпэн, говорю с Тобою.
   Ветер обдавал лицо Тюрлюпэна вихрем дождевых капель, тщетно старался он закрыть его краешком плаща. И в это мгновение нищий встал.
   - Сударь! - закричал он, напрягая голос, чтобы завывание ветра не заглушало его слов. - Я видел все. С вами обошлись недостойным образом, вас выгнали из этого дома. Я заключаю из этого, что вы порядочный человек, заслуживающий доверия.
   Тюрлюпэн выпустил из рук край плаща и, обомлев от изумления, старался вглядеться в мрак. Нет, нищий так не мог говорить. Это была речь человека, привыкшего повелевать. Но если он не нищий, почему сидит он под дождем на ступеньках часовни?
   - Кто вы, сударь, такой? - спросил Тюрлюпэн, - Неужели у вас нет крова? Отчего сидите вы здесь, под дождем и на ветру?
   Незнакомец отвел Тюрлюпэна под деревянный навес.
   - Я служу одному могущественному господину, имени которого не могу вам назвать, - ответил он, - По его поручению сидел я здесь и был настороже. А вы, сударь? Над вами надругались. Кого искали вы в доме Лаванов?
   - Мне нужно говорить с герцогинею, - сказал Тюрлюпэн. - Но меня не впустили в дом.
   - С герцогиней? А что, если я смогу вам устроить доступ к ней?
   - Меня опять поколотят, - сказал Тюрлюпэн.
   - Вас не поколотят, предоставьте мне об этом позаботиться, - заявил незнакомец. - Вас примут даже с большою предупредительностью.
   Тюрлюпэн озабоченно взглянул на портал дворца. Он размышлял.
   - Если я смогу быть уверен, что буду принят лучше, чем в первый раз,сказал он, наконец, - и если вы действительно столь великодушны, что окажете мне такую услугу, даже не зная меня...
   - Мне очень важно удовлетворить ваше желание,- перебил его незнакомец. - Правда, я поставлю при этом одно условие, но не сомневаюсь, что вы согласитесь исполнить его. Для вас это пустяк. Пойдемте со мною, сударь, дальнейшее вы узнаете потом.
   - Иду, - сказал Тюрлюпэн и, между тем как незнакомец пошел вперед, поднял украдкою хлеб, лежавший на ступени, и спрятал его.
   * * *
   Они прошли через площадь по направлению к реке и довольно долго пробирались по береговому откосу сквозь густой кустарник. Потом дорога пошла вниз. Ветер гудел в прибрежных тростниках и сливался с шумом лениво текущей воды в общую тоскливую мелодию.
   Домик лодочника выплыл из мрака. Спутник Тюрлюпэна остановился и постучал в деревянные ставни.
   - Открой, корявый! - крикнул он.- Это я.
   Высокий бородатый человек с изрытым оспою лицом открыл дверь. Они вошли в горницу, наполовину освещенную тусклым красноватым пламенем очага. Рыболовные сети разных размеров свисали с низкого потолка и отбрасывали на стену причудливые, призрачно мелькающие тени. Тюрлюпэн искоса поглядел на своего спутника. Человек, которого он принял в темноте за нищего, одет был писцом: на нем был длинный черный кафтан с белыми брыжами, а на поясе чернильница и несколько перьев. Сутуловатый, высохший, как кусок дерева, с лицом землистого цвета, изборожденным сотнями морщинок.
   Подойдя к очагу, он стал себе греть руки. Из темного угла горницы вышла свинья и принялась тереться рылом о заплатанные башмаки Тюрлюпэна.
   - Рыба еще в ведре? - спросил писец.
   - Нет,- сказал лодочник,- плывет уже в воде. Плывет, как камень.
   - Шумела она?
   - Изрядно. Кричала, словно ее весь мир мог услышать, золотые горы мне обещала.
   Человек в черном кафтане уставился на огонь очага.
   - Кричащая рыба, - сказал он, не глядя на Тюрлюпэна. - Рыба, обещающая человеку все блага земли да еще вечное блаженство в придачу, только бы ее пустили обратно в воду. Что вы на это скажете, а?
   - О таких вещах мне доводилось слышать, - сказал рассеянно Тюрлюпэн. Но я не знал, что это бывает в действительности.
   - Есть рыбы, которые кричат перед смертью, - пробормотал человек перед очагом. - Кто же знает эту реку? Сенские лодочники знают ее тайны, но блюдут их и не любят о них говорить... А теперь, приятель, поговорим о нашем деле!
   Лодочник с изрытым оспою лицом снял сеть с гвоздя, накинул ее на плечо и вышел. Втроем остались они в горнице: Тюрлюпэн, писец и свинья, которая рылась в золе очага.
   * * *
   - В доме, из которого вас сегодня выгнали с таким позором, - заговорил писец, - состоится сегодня ночью, под председательством Пьера де Роншероля, первого барона Нормандии, собрание, на которое съехались представители мятежной знати из всех провинций Франции. Нет сомнения, что там будут приняты решения, направленные против Его Величества короля и правительства. Пославшему меня господину весьма важно ввести в дом Лаванов доверенное лицо, которое бы осведомило его обо всем, что там произойдет. Сам я туда пойти не могу, потому что меня хорошо знают.
   - Меня тоже знают, - заметил Тюрлюпэн.
   - Вас видели один только раз и не узнают, потому что вы предстанете в совершенно другом виде. Выслушайте меня, сударь, - счастье нам улыбнулось. На это собрание послала также своего представителя знать нижней Бретани господина Рене де Жослэна, сьёра де Кеткан. По пути в Париж дворянина этого постигла неудача. Его узнали. Ему пришлось иметь дело со мною, и, коротко говоря, он проиграл партию.
   - Вы играли? - спросил Тюрлюпэн. - Вдвоем? Может быть, в токадилью?
   Человек в одежде писца поднял на него глаза и рассмеялся коротким, страшным смехом.
   - Да, это была игра, назовите ее, как хотите. Словом, он все проиграл: верхового коня, одежду, документы, даже шпагу свою и парик. Ничего у него не осталось.
   Он отошел от очага и достал из сундука красивый новый камзол, лосины, плащ, шпагу, ботфорты, шляпу с пером и парик.
   - Вы видите, - продолжал он, - туг есть все, что надобно вам, чтобы превратиться в господина де Жослэна. И поверьте мне, в этом парике вас не узнала бы даже родная мать.
   - Проклятие! - воскликнул Тюрлюпэн. - В таком случае не надо мне парика.
   - Как не надо парика? - закричал писец. - Это невозможно. Каждая особа благородного происхождения носит парик по примеру Его Величества короля. Вам нужно надеть парик, иначе все пропало. Вы на него только посмотрите, ведь он самой лучшей выделки.
   - Это верно, - подтвердил Тюрлюпэн. - Мастер, его изготовивший, знал свое дело.
   - Вот и хорошо, - сказал писец, - вы образумились. Теперь слушайте дальше: мне удалось, пока я с господином де Жослэном... Как вы эту игру назвали? Токадилья?.. Так вот, играя с господином де Жослэном в токадилью, я ухитрился склонить его на сторону короля, и он в своем верноподданическом усердии дошел до того, что даже выдал мне пароль, который должен был открыть ему доступ в дом Лаванов. Вас прежде всего спросят об имени. Как вас зовут?
   - Тюрлюпэн.
   - Да нет же, черт возьми. Поймите меня: вас зовут Рене де Жослэн, сьёр де Кеткан. На это имя составлены ваши документы. Вы приехали из города Кенпе.
   - Ладно. Рене де Жослэн, сьёр де Кеткан,- повторил Тюрлюпэн.
   - На первый вопрос, который затем поставят вам, вы ответите: "Своею шпагою". Ответ ваш на второй вопрос должен гласить: "Тогда своею головой". Это легко запомнить. На третий вопрос вы ответите возгласом: "Бог и бретанское дворянство". Твердо заучите эти слова и порядок их. А раз уж вы очутитесь в доме, дело выиграно.
   Беседовать с господами аристократами вам будет нетрудно. Речь их весьма заурядна. Она состоит из проклятий, брани, тяжеловесных острот и непристойностей. Умеете вы браниться и божиться?
   - Еще бы, - ответил Тюрлюпэн. - Я умею ругаться, как пьяная баба.
   - Вот и отлично, - сказал писец. - А если вас спросят, какой вам дан наказ, вы ответите: только один - доказать при всех обстоятельствах преданность дому де Лавана. О слугах и лакеях говорите не иначе, как с прибавлением слов: мошенники и олухи. По этому признаку узнается дворянин. Свою поклажу вы оставили в гостинице, где остановились, чтобы позавтракать. Затем, насчет герцогини вот что заметьте себе: к ней приближаются с двумя учтивыми поклонами; стоят перед нею, обнажив голову. Помните об этом и не ошибитесь.
   - Обнажив голову, - бормотал Тюрлюпэн, - два учтивых поклона. Хорошо, что вы мне это сказали.
   - Ну, сударь, скоро полночь. Вот ваша одежда, вот ваши документы. Завтра на рассвете вы найдете меня на берегу реки, под откосом. Там я буду вас ждать. Вы знаете, в чем ваша задача. Мы договорились.
   - Еще только одно, - сказал Тюрлюпэн. - Этот господин де Жослэн проиграл вам также, надо думать, свой кошелек с деньгами. У меня нет с собою ни одного су.
   - Кошелек! - воскликнул писец. - Нет, кошелька я вам не дам. Дворянину денег не нужно, дворянин заставляет других платить за себя.
   * * *
   В четверть первого ночи Тюрлюпэн постучал в двери родового замка Лаванов. Послышались голоса, шаги, звяканье ключей. Дверь приоткрылась. Свет фонаря упал на плюмаж шляпы Тюрлюпэна и скользнул вниз до кончиков его ботфорт.
   - Ваше имя?
   - Рене де Жослэн, сьёр де Кеткан.
   - Чем желаете вы служить ее светлости герцогине?
   - Своею шпагою.
   - А если вы ее потеряете?
   - Тогда своею головой.
   - Кто дал вам такое поручение?
   - Бог и бретонская знать, - воскликнул Тюрлюпэн.
   Дверь с визгом отворилась. Между двумя рядами одетых в черное и лиловое лакеев Тюрлюпэн прошел в ярко освещенные сени. Он зажмурил глаза. Свет ослепил его.
   - Мы ждали вас, сударь, - раздался звонкий юношеский голос. Приветствую вас в этом доме.
   На широкой лестнице стоял молодой герцог де Лаван и размашистым жестом снял шляпу перед Тюрлюпэном.
   Глава XII
   В этот же час огромная, молчаливая толпа стояла на площади, расположенной между бойнями и церковью Сен-Жак-де-ла-Бушри. Закутанные в плащи, промокшие под дождем, стояли они там - носильщики, зазывалы, уволенные лакеи, кабатчики, бочары, нищие, воры, возчики, лодочники, писцы без должности и заработка, старьевщики, водоносы, ярмарочные певцы, тощие фигуры, питавшиеся овсяным хлебом и отрубями, подбиравшие отбросы на овощных рынках, поденщики, привратники, наемные убийцы, бандиты, отверженные и преследуемые, только по ночам выползавшие из своих нор, - все они стояли и ждали того одного, кому принадлежали телом и душою.
   По приказу, передававшемуся из улицы в улицу, из дома в дом, собрались они на этой площади. Дождь их не разогнал. Молча и терпеливо стояли они, и так безмолвно было это ночное сборище, что на середине площади слышно было журчание водяной струи, падавшей в большую каменную раковину из выгнутого рога тритона.
   Люди с факелами, в одиночку и небольшими группами, сновали вдоль домов, и тогда из мглы выступали то широкие стены боен, то каменный парапет и четыре колонны церковного портала. Издали доносился шум катившейся телеги. Тяжелые дождевые облака медленно и грозно ползли по беззвездному небу.
   Внезапно ночную тишину прорезал крик, в котором звучало страшное сочетание восторга и боли. Близ фонтана с тритоном грохнулся наземь какой-то человек, корчась в судорогах и экстазе.
   - Он тут, - доносился его голос, - он пришел, он среди нас. Чувствую, сердце мое плавится на его огне. Чувствую, молотом ударяет он в мою грудь. Здесь я, здесь. Делай со мной, что хочешь!
   И почти в тот же миг на паперти церкви раздался громкий возглас:
   - Господин де Сен-Шерон!
   Толпа зашепталась, пришла внезапно в движение. Факелы, собравшиеся над юродивым, рассыпались в разные стороны, пересекли площадь, нырнули в мрак, снова выплыли и собрались на церковной паперти, на которой вдруг стало светло как днем.
   За живой стеною мускулистых фигур, за гвардией се неких лодочников-телохранителей появился "господин Гаспар". Он перешагнул через каменный парапет. В ярком свете факелов видны были морщины на его лбу и красные пятна на впалых щеках, предвестники ранней смерти.
   Он поднял руку. Мгновенно замер гул перешептывающихся голосов на просторной площади, и слышен был только тихий плеск воды в фонтане.
   И над безмолвной толпой зазвучали его слова:
   - День настал, будьте наготове. Справедливость велит нам встать и покинуть с оружием в руках жалкие свои хижины, охладевшие очаги. Когда наступит час большой игры в волан, забейте в барабаны, поднимите в городе тревогу, оцепите его, забаррикадируйте улицы и насильственно положите своим бедствиям конец. Кары достоин только умеренный. Кто щадит своих врагов, тот губит сам себя. Бог их отдал в наши руки. Мы должны уничтожить их всех, не пощадить ни одного, ни мужчины, ни женщины, ни старца, ни младенца, ни доброго, ни злого, ни великого, ни малого, чтоб ни один из них не остался в живых и чтобы их имена вместе с ними угасли в памяти людей.
   Глава XIII
   - Мы еще не приступили к совещанию, - сказал Тюрлюпэну герцог де Лаван, ведя его вверх по широкой мраморной лестнице, - ибо изгнанная знать Франции еще не представлена среди собравшихся здесь, а мы пришли к решению, что ни один значительный вопрос не может быть подвергнут обсуждению, пока не появится представитель Вандомского рода. Я жду его с нетерпением. Сегодня мы удовольствовались тем, что уладили спор, возникший между господином де ла Рош-Пишемэром и моим кузеном де Люином. Это было довольно неприятное дело и стоило нам больших хлопот, ибо господин де Люин, будучи герцогом и пэром государства, имеет привилегию не драться, а у господина де ла Рош-Пишемэра нет никаких оснований...
   Он прервал свое сообщение, чтобы ответить на поклон дворянина, чье угрюмое и раздраженное лицо показалось в одном из окон галереи.
   - Это он, - шепнул он, - господин де ла Рош-Пишемэр, тот самый, о котором я только что говорил. Черт побери, надо быть всегда начеку. Чуть только назовешь его имя, он уж тут как тут.
   Он еще раз, улыбаясь, кивнул дворянину, который исчез во мраке галереи. Затем опять обратился к Тюрлюпэну.
   - Но поговорим, сударь, о вас. Вы из Бретани? Признаюсь, мне любопытно узнать, какой наказ получили вы от своих друзей.
   - У меня, - сказал Тюрлюпэн, - один только наказ: доказать вам при всех обстоятельствах свою преданность.
   И будучи очень доволен тем, что он так хорошо запомнил слова писца, он поглядел на потолок, где нарисована была Аврора в золотой колеснице, рассыпающая цветы по розовым облакам.
   - Вот это так! - воскликнул молодой герцог.- Это речь доблестного человека. Я не премину передать герцогине о ваших благородных намерениях, делающих честь и вам, и нашему дому... Остановились ли вы где-нибудь в городе, сударь? Тут нелегко найти гостиницу, где хорошо служат и кормят. Наряду с интендантами казны, содержатели гостиниц первые воры на свете.
   - Вы совершенно правы, - сказал Тюрлюпэн, твердо решив не уходить из этого дома, куда проник с таким трудом.
   - Окажите же мне честь остановиться у меня, - попросил герцог. - Вы мне доставите этим удовольствие. Порадуйте меня. Эй, мэтр Илэр!
   Дворецкий, до этого мига державшийся на почтительном отдалении, подбежал к ним.
   - Приготовьте в левом угловом павильоне комнату для господина де Жослэна, любезно согласившегося быть моим гостем, да разведите в камине пожарче огонь, - приказал герцог, - комнату Сатурна, или комнату Сирен, или комнату Цирцеи.
   Тюрлюпэн удовлетворенно кивнул головою, услышав о жарком камине. У вдовы Сабо он зябнул в постели по ночам. Одно только не понравилось ему, что ему придется делить комнату с другими людьми, с Сатурном или Сиренами. Он предпочел бы ночевать в ней один,
   - Я сплю чертовски чутко,- сказал он.- Стоит только кому-нибудь произвести самый легкий шум или напевать про себя - и я просыпаюсь.
   - Ваша милость не будет иметь оснований жаловаться, - поторопился уверить его дворецкий. - Комната расположена уединенно. Конюшни и каретные сараи находятся по другую сторону дома. - Где осталась поклажа вашей милости?
   - Моя поклажа? Я оставил ее в гостинице, где позавтракал, - сказал Тюрлюпэн, как учил его писец в хижине лодочника. И от себя прибавил:
   - Я завтра велю нескольким мошенникам-лакеям доставить ее сюда.
   Дворецкий отошел. Тюрлюпэн счел своевременным дать ход делу, ради которого он явился.
   - Где находится ее светлость герцогиня? - спросил он без обиняков молодого герцога.
   - Герцогиня? Она удалилась в свои покои. Сегодня, сударь, вам уже не удастся повидать ее. Она провела весь день в женском монастыре аббатства Пор-Руаяль. Вы знаете, сударь, кончина герцога, отца моего, ввергла ее в крайнюю скорбь. Но мы находим некоторое утешение в сознании, что душа его, утомленная суетными мирскими треволнениями, обрела теперь истинный покой.
   Некоторое время юный герцог де Лаван молчал, уйдя в свои мысли. Потом опять оживленно и приветливо обратился к Тюрлюпэну:
   - Я, сударь, буду иметь теперь честь представить вас моей сестре, мадемуазель де Лаван. Вы у нее застанете кое-кого из моих друзей. Она будет очень рада познакомиться с вами.
   Глава XIV
   Не без смущения, но твердо решившись вести себя по-дворянски во всех отношениях, Тюрлюпэн вошел, рядом с герцогом де Лаваном, в комнату, стены которой были в ошеломляющем изобилии покрыты мифологическими фигурами. Был там и царь Цеорей со своим двором, и морское чудовище, и прикованная к скале Андромеда, и Персей, летящий с облаков для ее спасения. Мраморные изваяния стояли в нишах - влюбленные пары, пастухи и пастушки, обнимавшие друг друга. В кресле полулежала мадемуазель де Лаван, пятнадцатилетнее дитя, худенькое и нежное. Два кавалера, опершись о край стола, стояли перед нею, и у одного из них в руке была итальянская лютня. В глубине комнаты сидел перед камином господин де ла Рош-Пишемэр и мрачно смотрел на тлеющие угли, которые бросали красноватые отблески на желтый атлас его рукавов.
   - Клеониса, - сказал герцог де Лаван, - я привел к вам господина де Жослэна, сьёра де Кеткана, дворянина из города Кенпе. Он прибыл в Париж сегодня утром и жаждет с вами познакомиться. Подарите его своею дружбою. Он достоин ее.
   - Подойдите ближе, сударь, - сказала девушка, - я рада видеть вас.
   С несчетным числом поклонов и сильно размахивая шляпою, вышел Тюрлюпэн на середину комнаты.
   - Тирсис! Серила! - обратилась мадемуазель де Лаван к обоим кавалерам. - Предложите же стул господину де Жослэну. Кенпе? Об этом городе мне еще не доводилось слышать. Где лежит Кенпе? Простите мое невежество.
   Тюрлюпэн оказался в некотором затруднении, он не знал, лежит ли Кенпе на берегу реки, или в горах, или у моря, об этом ему писец ни слова не сказал. Но он постарался вывернуться, как мог.
   - Кенпе,-сказал он, - это очень большой городок, лежащий посреди пейзажа.
   - Посреди пейзажа! - воскликнула девушка. - Это хорошо сказано. Право, мне нравится это словцо. Дайте доску, я запишу его. Кенпе лежит посреди пейзажа. Серила, вы слышали?
   - По такой остроте сразу видно человека просвещенного, - откликнулся молодой дворянин.
   Герцог де Лаван продолжал между тем знакомить Тюрлюпэна с присутствующими:
   - Господин де ла Рош-Пишемэр, господин де Гюнольде, господин де Сент-Эньян. Имя господина де Сент-Эньяна вам, вероятно, знакомо. Он сочинил, по правилам Академии, трагедию в стихах, "Дидону", которая была поставлена в Лувре, в прошлом году, в день рождения королевы.
   - Ваш покорный слуга, сударь! - сказал Тюрлюпэн с величавой учтивостью, которая вошла у него в привычку при его профессии. Мадемуазель, я весь к вашим услугам. Сударь, я предан вам, как никому.
   Он оглянулся и только в этот миг заметил господина де ла Рош-Пишемэра, сидевшего поодаль, перед камином. Этому дворянину он также засвидетельствовал свое почтение:
   - Я весьма рад познакомиться с вами, - заверил он его, - мне крайне приятно сказать вам...
   Он растерялся и принялся медленно пятиться к двери, потому что узнал в господине де ла Рош-Пишемэре того дворянина, чья лошадь на Красном мосту поразила насмерть калеку-нищего.
   - Мне также крайне приятно, - сказал со скучающим видом господин де ла Рош-Пишемэр, не отводя взгляда от пламени в камине.
   Это прозвучало успокоительно для Тюрлюпэна. Он легко вздохнул, потому что уже боялся, как бы этот знатный господин не узнал в нем парикмахерского подмастерья, стоявшего на Красном мосту с бритвами и кочаном капусты, в заплатанных башмаках и старом плаще.
   - Подсядьте к нам, сударь! - крикнул ему господин де Гюнольде. Окажите нам эту честь. Тут есть вино, айвы и персики в сахаре. Отведайте-ка этого миндального торта.
   К Тюрлюпэну вернулось прежнее самообладание, когда он увидел, что господин де ла Рош-Пишемэр не обращает на него внимания, а остальные так любезно принимают его. Писец оказался в самом деле прав: в этом парике и при шпаге Тюрлюпэн совершенно преобразился.
   Он поднял свой стакан и осушил его, стоя, за здоровье мадемуазель де Лаван. Только после этого уселся он за стол.
   - Клеониса, - сказал герцог с низким поклоном, - я должен просить вас отпустить меня теперь. Вы знаете, обязанности, лежащие на мне в этом доме, лишают меня возможности продлить удовольствие беседы с вами. Господа, я в любое время ваш преданный и покорный слуга.
   - Это вино, - объявил Тюрлюпэн, - лучшее, какое я пил в своей жизни.
   - Сразу видно знатока, - сказал господин де Гюнольде.
   - Клянусь всеми турками и маврами, оно в самом деле превосходно, уверял Тюрлюпэн.
   - О, - воскликнула мадемуазель де Лаван. - Пощадите же своих друзей, господин де Жослэн. Оставьте в покое турков и мавров, такими неразумными и грубыми существами не клянутся. Клянутся приятными предметами родственной нам природы: синевою неба, нежным шепотом зефира, плясками ореад, мягко зыблемыми нивами... Продолжайте, Тирсис!
   - Желанием, которое будят во мне ваши уста, Клеониса, - заговорил господин де Сент-Эньян, - всеми стонами, которые я посвятил своей любви, океаном, завидующим синеве ваших глаз, пылом страсти, которою я полн...