Страница:
– Предоставь решать это мне, – огрызнулся я, – Почему все женщины вообще – волшебницы в частности – так любят совать свой нос в чужие дела? Я не я буду, если не подскажу моему Ученику держаться подальше от вашей сестры!
– Уж не потому ли ты собираешься сделать отданного тебе аскетом, что сам не больно-то снискал успеха у нашей, как ты выразился, сестры?
Удар ниже пояса,
– Я не вмешиваюсь в то, как и чему, ты учишь своих воспитанников, – закипая, ответил я. На скулах против воли вспухли и затвердели желваки, – Так что и ты оставь меня в покое!
– Я-то оставлю, Хедин, – отчего-то грустно ответила она, – Другие вот не оставят.
– С другими я сам разберусь! – отрезал я,
– И уйдешь в изгнание, как в прошлый раз? Смотри, Мерлин может пойти и на большее.
...Разве когда-нибудь она допускала, чтобы последнее слово в споре оставалось бы не за ней?
Сигрлинн исчезла – то ли растворилась в воздухе, как она любила делать, отправляясь на землю, то ли избрала иной, неведомый мне путь; я так и не понял, куда она делась, во всяком случае, на Совете ее уже не было.
Я постепенно успокаивался, Сигрлинн кто она теперь? Бывший враг, который дает понять, что не против прекратить вражду? Старый друг, пытающийся не дать мне совершить роковую ошибку? Однако тут грянул Большой Замковый Колокол, и все посторонние мысли мигом вылетели у меня из головы.
Ожил колокол, отлитый в века столь давние, что даже Древним события тех времен казались одной лишь сказкой. Сколько же лет я не слышал этих гордых и властных созвучий, плывущих в беспредельности Срединного Неба! Я совсем забыл об их действиях на таких, как я, голову сжали тиски тупой, давящей боли. Совет еще не до конца снял с меня вердикт виновности. Если бы я приблизился к Замку в дни изгнания, до истечения его срока, звуки Колокола просто свели бы меня с ума.
Кровавая муть, застлавшая мне глаза, отступала медленно, точно нехотя. Меня согнуло в три погибели, лицо заливал пот. Без телесной оболочки Магу не обойтись: но, Великий Дух, сколько же от нее порой неудобств! Впрочем, равно как и удовольствий.
– Хедин, Познавший Тьму! – раздался идущий отовсюду и ниоткуда холодный голос, впервые за тысячу лет, поименовавший меня вместе с титулом. Великий Мерлин, Глава Совета Поколения. Точно так же, без всякого чувства, он произносил слова приговора в злые дни моего разгрома. С силой Мерлина я при всем желании не мог здесь бороться. Пока не мог.
Каменные плиты разошлись. Я увидел знакомый до мелочей, ни в чем не изменившийся Зал Совета: огромный стол черного дерева в середине; тканные золотом и серебром гобелены с гербами членов Совета на стенах; хрустальный Шар Жребия на мраморном постаменте в глубине; и тринадцать пар глаз, в упор смотревших на меня. Лишь тринадцать, потому что четырнадцатой, Сигрлинн, не было на Совете.
Я сжал зубы. Противостояние началось – а ведь я еще не перешагнул порога,
Ни один из них не верил мне, Они не могли изменить скрепленного Печатью Вечности решения, – только поэтому я стоял здесь, а не висел, прикованный, в одной из Нижних Земель... Второй раз они не остановятся и перед этим, понял я. Пошлют Астрального Вестника к самому чертогу Предвечных Владык за разрешением – так они уже расправились с Ракотом.
Но пусть не я первым нарушу этот мир, хотя бы и худой! Повинуясь строгому этикету, я поклонился, коснувшись правой рукой сердца, Под ногами вспыхнула серебристая дорожка – от порога к самому Шару Жребия,
Я сделал несколько первых шагов, Отчего-то они оказались очень трудны, голова кружилась, в виски толчками билась кровь. Я всеми силами заставлял себя держаться прямо, и уже где-то глубоко внутри начинала закипать шалая, неистовая радость, постепенно пробиваясь в верхние слои сознания, – я словно выходил из затхлого болота миражей на твердые камни реального мира. Ученик! Для меня это слово гудело мириадами органных труб, полыхало всеми пламенями Вселенной и Светом Обетованного. Я вновь вернулся к жизни, я жил!
Тринадцать пар очень спокойных, бесстрастных глаз ловили каждое мое движение; я ощущал сильное давление чужих мысленных взглядов. Пришлось закрыться – хоть я и знал, что это лишь усилит подозрения. Вдобавок если задело, возьмется сам Мерлин. Конечно, я мог здесь оборониться и от него, но в этом случае секрет моей новой защиты стал бы известен и ему; нельзя недооценивать силы Великого Мага. И хотя я чувствовал его внимание, чувствовал его острый, проникавший все глубже и глубже в меня взор, я ограничился обычной нашей магической обороной, что против Мерлина – как замок на двери давно заброшенного дома от настоящих воров.
– Познавший Тьму, срок определенного тебе наказания истек, – не вставая, говорил Мерлин, глядя мне прямо в глаза, так что едва хватало сил не отводить взгляда. – Более лишать тебя права учить мы не можем. Я не слишком надеюсь, на твое исправление и говорю об этом открыто, во всеуслышание. Должен предупредить тебя: если ты вновь вернешься к старому, то против тебя выступит уже не только одна Сигрлинн. Я пойду сам и не пожалею сил для посылки Астрального Вестника за разрешением на должную кару – если ты вновь взбунтуешься. Не советовал бы тебе следовать путем Ракота. А сейчас, – даже теперь Мерлин, в нарушение всех обычаев и традиций, не поднялся, чтобы вместе со мной достать Зерно Судьбы из Шара Жребия, а, напротив, демонстративно, поерзал, в, кресле, устраиваясь поудобнее, – иди и возьми принадлежащее тебе по Закону Древних! Клянусь Лунным Зверем, если бы не этот Закон – ты не стоял бы здесь.
Мерлин никогда не унижался до обманов, засад и внезапных нападений из-за угла. Я не удивлялся его злым словам, хотя они тоже звучали сейчас дико: наказания, и достаточно суровые, бывали у нас и раньше; но по истечении их срока все – и Мерлин в числе первых – старались обращаться с оступившимся как можно сердечнее и теплее, ни словом, ни взглядом не напоминая о прошлом. Мне, как я уже сказал, дивиться не приходилось, Мерлин не зря носил титул Великого. Он знал то, до чего еще долго не сможет додуматься ни один из сидящих сейчас за Столом Совета, – что я не успокоюсь, пока не займу – как самое меньшее – его собственное место или пока не окажусь, извергнут из пределов этого Мира.
Мне нужно осуществить слишком многое; задумано небывалое, и для этого мне – как первая ступенька – нелишне было бы место Главы Совета. И если бы Мерлин не произнес только что прозвучавших слов – мне было бы нелегко поднять на него оружие. Теперь наоборот. Война объявлена. Тринадцать, составляющих Совет, оповестили меня, что не допустят ни одного моего шага в сторону от общепринятого для Мага. Ну и отлично! Попробуйте, остановить меня, на сей раз!
Я храбрился, зная сам, что до поры до времени на все мои начинания хватит двух-трех членов Совета, правда, им придется изрядно повозиться; но если Мерлин сам покинет свой Авалон, мне несдобровать. Странное дело – все эти мысли вспыхнули в сознании тотчас, как будто я долго и упорно размышлял об этом, а ведь, ступив на плиты Воздушной Пристани Замка Всех Древних, я был убежден, что с Советом враждовать, не придется, разве что с Макраном и Эстери. Но лгать себе – последнее дело, и тогда я подумал так:
"Ты всегда понимал, что, несмотря на возвращение из изгнания, тебя уже никогда не простят. Понимал, но не признавался себе в этом. Что ж, лучше поздно, чем никогда.
И тотчас же мне пришлось погасить все мысли об этом – потому что бесцеремонно пробирающийся к моему сознанию Мерлин уже почти одолел последние барьеры моей защиты. Но я недаром так долго странствовал среди Смертных. Люди, словно в возмещение за краткость их земного пути, порой наделяются странными талантами, один из них – искусство внутреннего молчания и молниеносной смены мыслей. Я прибег к нему, сохраняя свой заветный секрет новой защиты на черный день, и Великий Мерлин, если что и прочитал в моем сознании – так лишь досаду на чересчур назойливое внимание.
Я остановился перед Шаром Жребия. Зерно Судьбы Ученика, назначенного мне Предвечными, багрово светилось. Оно уютно лежало в своем хрустальном гнезде, пульсируя в такт сердцу не рожденного, еще не вышедшего из материнской утробы. Я вгляделся в Зерно: никогда еще его цвет не был так схож с цветом крови. Это будет воин, великий воин, понял я, Хозяева Судьбы ничего не скрывали. Но, Всемогущие Древние, сколько же в нем от рождения жестокости! Это хорошо. Это значит, что он сразу воспримет мои уроки – поскольку они ответят его внутренней потребности. Трудно пожелать себе лучшего Ученика для задуманного мной Дела.
Колокольчики умолкли окончательно. Выбор сделан, осталось взять Зерно, Я медленно протянул к нему руку, сосредоточенно вспоминая, как все это происходило в последний раз. Но тогда мне помогал Мерлин, как и положено, а сейчас Глава Совета лишь холодно и отстранено наблюдал.
И тут меня осенило. Я понял: они хотят, чтобы я погубил своего Ученика прямо при его рождении! И все пойдет по Закону. Маг, не сумевший взять Зерно, на достаточно долгий срок лишался права взять следующее. Конечно, это время показалось бы весьма незначительным по сравнению с моим изгнанием – что такое сто лет рядом с тысячью?
Что ж, я принял вызов. Ничего иного мне не оставалось. Медленно, очень медленно я коснулся Зерна – и у женщины-нищенки в полу развалившейся хижине начались родовые схватки.
Всеми силами сознания я потянулся туда – и тотчас увидел жалкий, сколоченный из обрезков горбыля колченогий стол и выщербленную, потрескавшуюся утварь, постель – груду невообразимо грязного тряпья – и женщину, стонущую на этом тряпье. Рядом с ней никого не было.
Я не имел времени досадовать на Жребий или проклинать Мерлина; когда рождаются Ученики Магов, людские роды неизменно тяжелы и многократно опаснее обычных, зачастую матери погибают – а вместе с ними нередко и дети.
Всеми своими силами я постарался пригасить зловещее сверкание Зерна, разгоравшегося внутренним огнем, и мне это удалось, хотя чувство было такое, словно я голыми руками хватался за докрасна накаленный металл, Женщине на время полегчало.
Но этим я выиграл только несколько минут; задача по-прежнему оставалась нерешенной, и никаких путей к ее решению я тоже не видел. Оставалось только одно, запретное средство – запретное не только для меня, но и вообще для всех нас, даже для Мерлина. Оно пускалось в ход считанные разы, и обязательно нужна была помощь всего Совета, собравшегося в Замке Древних, чтобы от применения этого средства не встал бы на дыбы весь Мир.
Несмотря на все свои силы и знания, Маг не может прямо, непосредственно защитить кого-то от физической гибели отсюда, из Замка Древних; приходится прибегать к посредникам, появляющимся в нужном месте и в нужное время,
Я зажмурился. Очень четко, как с высоты птичьего полета, я видел хижину, окружающие ее поля, покосы и огороды, заборы, сараи, другие дома, дороги – и, собирая в кулак всю волю, прожигая ее в холодном огне Замкового Очага, я, подобно пылающему небесному болиду, низринулся на Мир, огнистым клинком вспарывая слои Реальности, заставляя бурлить и клокотать Реки Времени; и я властно сдвинул Пласты Бытия друг относительно друга, щедро черпая силы в запасенном Всеми Древними арсенале. Я выпадал из обычного пространства, ничего не видя перед собой, лишь чувствуя содрогание пола под ногами. Вокруг Замка забушевал огненный смерч, тугая волна ударила в кажущиеся несокрушимыми контрфорсы; и я стал нем, ежесекундно впитывая в себя новые и новые потоки небывалых видений, – я искал того, кто мог бы спасти моего Ученика.
И прежде чем выпущенные мной на волю призрачные Драконы Времени, живущие в его бескрайних волнах, впились в Мировую Твердь не знающими преград клыками, я нашел, наконец, того, кого искал. И, рассекая и разрубая мешающее, я устремился прямо к нему.
У купца слегка закружилась голова, а когда спустя миг все прошло, мнительный торговец все же решил спаса ради передохнуть. Караван свернул с тракта; почти тотчас и приказчики, и сам купец увидели бедную покосившуюся избушку, откуда доносились чьи-то тяжкие стоны; стонала явно женщина.
– Посмотрел бы, что там, – велел купец подручному. Тот не без брезгливости просунул голову в дверную щель.
– Баба рожает, ваше степенство, – крикнул он, оборачиваясь. – Мучается, видать!
– Ансельм, помогите ей, – распорядился негоциант, в сущности, вовсе не злой и не черствый человек. Один из его спутников, в плаще и шапочке врача, поспешно поклонился и скрылся в хижине.
Стены Замка сотрясал невиданный шторм. Незримые валы сошедших с ума Сил перекатывались через него, грозя вот-вот слизнуть совсем, выдернуть гвоздь, крепящий всю совокупность наших пластов Реальности. Весь Совет во главе с Мерлином вскочил на ноги, образовав широкое кольцо. Если они сейчас не утихомирят вызванное мной миро трясение. Замок Всех Древних распадется в пыль. Предотвратить это трудно, но не невозможно.
А я, не давая себе и мига передышки, осторожно тянул Зерно Судьбы вверх из его нежного хрустального вместилища. Бушующая в Реальности и Меж реальности буря сейчас мало занимала меня. Огонек Зерна пульсировал между моими ладонями; осторожно, стараясь не качнуть и не дернуть, затаив дыхание, я тянул Зерно к себе. Мерлин что-то громко выкрикнул, стоя над пылающим Замковым Очагом; и даже будучи всецело поглощен добыванием Зерна, я не мог не поразиться той исполинской мощи, которую он вложил в это заклинание. Приведенные им в действие силы способны были справиться со средних размеров Темной Армией.
И одновременно со словами Мерлинова могущественного Заклятья я, наконец, достал свою бесценную добычу. Зерно Судьбы лежало у меня на ладони.
А доктор Ансельм держал на руках сморщенный красный комок, тотчас же разразившийся злым криком.
После Заклятия Мерлина буря стала утихать, дрожь пола и стен мало-помалу ослабла. Я ощутил согласованные, мощные удары соединенных сил Магов Совета; сдвинутые, перемешанные мной Пласты Мироздания постепенно возвращались на прежние места. Зерно Судьбы я спрятал в ладанку на груди и тотчас ощутил идущее от нее тепло. Больше дел в Замке у меня не оставалось, как я думал тогда сгоряча; я даже не зашел в свои здешние покои, раскланиваться с кем-либо также не имело смысла, Ни на кого не глядя, я пошел прочь. И до самого парапета я чувствовал спиной холодный взгляд Великого Мерлина.
Оставив немного денег и еды пришедшей в себя после тяжких родов женщине, добросердечный купец дал команду двигаться дальше. Доктор Ансельм, оседлав свою смирную лошадку, казался чем-то чрезвычайно взволнованным, едва ли не испуганным.
– Вы как будто не в себе, добрый мой Ансельм, – заметил купец, внезапно позабывший о своем желании где-либо передохнуть. – Что вас так удивило?
– Удивило, патрон? – оглянувшись и нагибаясь к уху купца, горячо зашептал доктор. – Скажите лучше – ужаснуло! Я принял немало родов – но я никогда не видел младенцев с глазами проживших долгую жизнь старцев!
– Ну, уж прямо? – усомнился купец, отличавшийся большим здравомыслием.
– Я совершенно уверен, патрон, – закивал головой Ансельм. – Это были глаза недоброго старика, долго живущего и много повидавшего. А потом – мне показалось, что я схожу с ума, – эти жуткие глаза внезапно уменьшились, изменились, обессмыслились, став как у обычного новорожденного. Брр! Светлый Ямерт, убереги нас от лживых видений Мрака! Ансельм сделал оберегающий жест. Купец повторил его, но без особой набожности. Заметно было, что рассказ молодого доктора не произвел на него особо сильного впечатления, Караван постепенно скрылся за поворотом,
Я проводил их взглядом, плотнее завертываясь в серый нищенский плащ, Что ж, место неплохое, чистое, рядом источник. Селение в полу миле, неподалеку лес, река. Теперь посмотрим, где можно будет устроиться. Пожалуй, вот здесь, за пригорком, чтобы не так тянуло от воды... Я развязал котомку и достал остро отточенный плотницкий топор. Через час у меня получился вполне сносный шатер-балаган, на первое время, пока не обзаведусь жилищем попристойнее. И вообще, с мыслью о дворцах, перинах и подушках придется на время расстаться. Я кое-как разложил свои нехитрые пожитки и отправился в хижину через дорогу.
– Можно войти? – Я осторожно постучал посохом о косяк. Вопрос мой задавался исключительно из вежливости: рассохшаяся и потрескавшаяся дверь все равно стояла приоткрытой.
– Кого там тьма несет? – ответил мне хриплый и слабый голос, лишь отдаленно напоминающий женский.
– Слышал я, ты родила сегодня, зашел узнать, не надо ли чего, – пояснил я, не ступая за порог. – Воды там или дров. Я твой новый сосед буду,
– Ну, дела, – зло усмехнулись в темноте лачуги – («И откуда у нее только силы берутся?» – удивился я.) – Всю жизнь только били да пинали, слова доброго никто не сказал, а сегодня один за другим жалеть начали. Ну, ладно, заходи, посмотрим, какой ты там, жалелельщик? – Раздался резкий и злой крик ребенка.
Селение, возле которого стояли наши хижины, звалось Йоль; чтобы поселиться в нем, новоприбывшему требовалось уплатить пошлину; кто не мог – не имел права обосновываться ближе полу мили от крайних домов. Со Свавой, матерью моего Ученика, мы поладили быстро. Насколько я понял, настоящей нищенкой она никогда не была, о прошлом говорила неохотно, а я не допытывался и не старался вызнать своими средствами – что мне в нем! Вскоре она уже не могла без меня обходиться: у нее – мальчишка исходил криком, даже поев, в моих же руках – замолкал мгновенно и мирно засыпал. Вдобавок я нашел общий язык с олдерменом Йоля, став пользовать за гроши людей и скотину. Потом предсказал погоду, посрамив деревенских знатоков, и к весне мы со Свавой уже могли бы жить в селении, но она отказывалась, не могла забыть оскорблений, а главное – такое положение входило в мои планы. Чем меньше свидетелей, тем лучше.
Надо признать: Свава оказалась никуда не годной матерью. Она настолько привыкла к моей помощи, что несколько месяцев спустя уже не то что просила – требовала деньги на хмельное. Я давал, чтобы иметь возможность возиться с Хагеном, названным так, в, честь, погибшего, у, меня, на, глазах, другого, моего, Ученика – Хагена из Тронье, приближенного королей Вормса, о чьей страшной кончине уже сложено немало песен. Вскоре мальчишка оказался всецело на моем попечении,
Прошел год, богатый и изобильный, за ним другой... Хаген рос, вскоре начал называть меня «дедом», донимать бесконечными «почему», а затем, в один поистине прекрасный для меня день, когда ему только-только стукнуло шесть, заявил, что хочет уметь драться.
Я смог мысленно утереть честный трудовой пот – и начал учить его.
Спустя полгода Хагена уже боялись все деревенские мальчишки до четырнадцати лет включительно.
Когда ему исполнилось восемь, он взял жизнь своего первого врага – матерого волка, оказавшись против него с одним-единственным детским ножом.
А еще через три года деревню сожгли за недоимки.
Пьяный стражник походя рубанул мечом Сваву, вцепившуюся в мешок с мукой, но и сам тотчас свалился, потому что Хаген рысью прыгнул ему на плечи с потолочной балки, без тени сомнения ударив воина пониже уха острым ножом. Я же все это время пролежал как бы без чувств, прикидываясь, что лишился сознания, сбитый с ног стражником, когда тот врывался в хижину. Я молча наблюдал за Хагеном.
И он не подвел меня. Его руки трясли мои плечи, он звал меня изо всех сил, но растерянность его длилась лишь секунды. Он схватил нужное снадобье из моего мешка – и я «пришел в себя».
– Ты живой? Тебя не сломали? Он стоял передо мной со свежей кровью убитого им человека на руках и злыми слезами в глазах.
– Слегка сломали, Хаген. Но это ничего, я поправлюсь. А ты – молодец.
– Как бы мы им дали, если бы ты не упал!
– Ничего, Хаген. Еще дадим, отплатим за все и за твою мать тоже. Но для этого надо учиться.
– Я буду! Буду! А ты... ты научишь меня?
Конечно, Хаген.
ГЛАВА III
– Уж не потому ли ты собираешься сделать отданного тебе аскетом, что сам не больно-то снискал успеха у нашей, как ты выразился, сестры?
Удар ниже пояса,
– Я не вмешиваюсь в то, как и чему, ты учишь своих воспитанников, – закипая, ответил я. На скулах против воли вспухли и затвердели желваки, – Так что и ты оставь меня в покое!
– Я-то оставлю, Хедин, – отчего-то грустно ответила она, – Другие вот не оставят.
– С другими я сам разберусь! – отрезал я,
– И уйдешь в изгнание, как в прошлый раз? Смотри, Мерлин может пойти и на большее.
...Разве когда-нибудь она допускала, чтобы последнее слово в споре оставалось бы не за ней?
Сигрлинн исчезла – то ли растворилась в воздухе, как она любила делать, отправляясь на землю, то ли избрала иной, неведомый мне путь; я так и не понял, куда она делась, во всяком случае, на Совете ее уже не было.
Я постепенно успокаивался, Сигрлинн кто она теперь? Бывший враг, который дает понять, что не против прекратить вражду? Старый друг, пытающийся не дать мне совершить роковую ошибку? Однако тут грянул Большой Замковый Колокол, и все посторонние мысли мигом вылетели у меня из головы.
Ожил колокол, отлитый в века столь давние, что даже Древним события тех времен казались одной лишь сказкой. Сколько же лет я не слышал этих гордых и властных созвучий, плывущих в беспредельности Срединного Неба! Я совсем забыл об их действиях на таких, как я, голову сжали тиски тупой, давящей боли. Совет еще не до конца снял с меня вердикт виновности. Если бы я приблизился к Замку в дни изгнания, до истечения его срока, звуки Колокола просто свели бы меня с ума.
Кровавая муть, застлавшая мне глаза, отступала медленно, точно нехотя. Меня согнуло в три погибели, лицо заливал пот. Без телесной оболочки Магу не обойтись: но, Великий Дух, сколько же от нее порой неудобств! Впрочем, равно как и удовольствий.
– Хедин, Познавший Тьму! – раздался идущий отовсюду и ниоткуда холодный голос, впервые за тысячу лет, поименовавший меня вместе с титулом. Великий Мерлин, Глава Совета Поколения. Точно так же, без всякого чувства, он произносил слова приговора в злые дни моего разгрома. С силой Мерлина я при всем желании не мог здесь бороться. Пока не мог.
Каменные плиты разошлись. Я увидел знакомый до мелочей, ни в чем не изменившийся Зал Совета: огромный стол черного дерева в середине; тканные золотом и серебром гобелены с гербами членов Совета на стенах; хрустальный Шар Жребия на мраморном постаменте в глубине; и тринадцать пар глаз, в упор смотревших на меня. Лишь тринадцать, потому что четырнадцатой, Сигрлинн, не было на Совете.
Я сжал зубы. Противостояние началось – а ведь я еще не перешагнул порога,
Ни один из них не верил мне, Они не могли изменить скрепленного Печатью Вечности решения, – только поэтому я стоял здесь, а не висел, прикованный, в одной из Нижних Земель... Второй раз они не остановятся и перед этим, понял я. Пошлют Астрального Вестника к самому чертогу Предвечных Владык за разрешением – так они уже расправились с Ракотом.
Но пусть не я первым нарушу этот мир, хотя бы и худой! Повинуясь строгому этикету, я поклонился, коснувшись правой рукой сердца, Под ногами вспыхнула серебристая дорожка – от порога к самому Шару Жребия,
Я сделал несколько первых шагов, Отчего-то они оказались очень трудны, голова кружилась, в виски толчками билась кровь. Я всеми силами заставлял себя держаться прямо, и уже где-то глубоко внутри начинала закипать шалая, неистовая радость, постепенно пробиваясь в верхние слои сознания, – я словно выходил из затхлого болота миражей на твердые камни реального мира. Ученик! Для меня это слово гудело мириадами органных труб, полыхало всеми пламенями Вселенной и Светом Обетованного. Я вновь вернулся к жизни, я жил!
Тринадцать пар очень спокойных, бесстрастных глаз ловили каждое мое движение; я ощущал сильное давление чужих мысленных взглядов. Пришлось закрыться – хоть я и знал, что это лишь усилит подозрения. Вдобавок если задело, возьмется сам Мерлин. Конечно, я мог здесь оборониться и от него, но в этом случае секрет моей новой защиты стал бы известен и ему; нельзя недооценивать силы Великого Мага. И хотя я чувствовал его внимание, чувствовал его острый, проникавший все глубже и глубже в меня взор, я ограничился обычной нашей магической обороной, что против Мерлина – как замок на двери давно заброшенного дома от настоящих воров.
– Познавший Тьму, срок определенного тебе наказания истек, – не вставая, говорил Мерлин, глядя мне прямо в глаза, так что едва хватало сил не отводить взгляда. – Более лишать тебя права учить мы не можем. Я не слишком надеюсь, на твое исправление и говорю об этом открыто, во всеуслышание. Должен предупредить тебя: если ты вновь вернешься к старому, то против тебя выступит уже не только одна Сигрлинн. Я пойду сам и не пожалею сил для посылки Астрального Вестника за разрешением на должную кару – если ты вновь взбунтуешься. Не советовал бы тебе следовать путем Ракота. А сейчас, – даже теперь Мерлин, в нарушение всех обычаев и традиций, не поднялся, чтобы вместе со мной достать Зерно Судьбы из Шара Жребия, а, напротив, демонстративно, поерзал, в, кресле, устраиваясь поудобнее, – иди и возьми принадлежащее тебе по Закону Древних! Клянусь Лунным Зверем, если бы не этот Закон – ты не стоял бы здесь.
Мерлин никогда не унижался до обманов, засад и внезапных нападений из-за угла. Я не удивлялся его злым словам, хотя они тоже звучали сейчас дико: наказания, и достаточно суровые, бывали у нас и раньше; но по истечении их срока все – и Мерлин в числе первых – старались обращаться с оступившимся как можно сердечнее и теплее, ни словом, ни взглядом не напоминая о прошлом. Мне, как я уже сказал, дивиться не приходилось, Мерлин не зря носил титул Великого. Он знал то, до чего еще долго не сможет додуматься ни один из сидящих сейчас за Столом Совета, – что я не успокоюсь, пока не займу – как самое меньшее – его собственное место или пока не окажусь, извергнут из пределов этого Мира.
Мне нужно осуществить слишком многое; задумано небывалое, и для этого мне – как первая ступенька – нелишне было бы место Главы Совета. И если бы Мерлин не произнес только что прозвучавших слов – мне было бы нелегко поднять на него оружие. Теперь наоборот. Война объявлена. Тринадцать, составляющих Совет, оповестили меня, что не допустят ни одного моего шага в сторону от общепринятого для Мага. Ну и отлично! Попробуйте, остановить меня, на сей раз!
Я храбрился, зная сам, что до поры до времени на все мои начинания хватит двух-трех членов Совета, правда, им придется изрядно повозиться; но если Мерлин сам покинет свой Авалон, мне несдобровать. Странное дело – все эти мысли вспыхнули в сознании тотчас, как будто я долго и упорно размышлял об этом, а ведь, ступив на плиты Воздушной Пристани Замка Всех Древних, я был убежден, что с Советом враждовать, не придется, разве что с Макраном и Эстери. Но лгать себе – последнее дело, и тогда я подумал так:
"Ты всегда понимал, что, несмотря на возвращение из изгнания, тебя уже никогда не простят. Понимал, но не признавался себе в этом. Что ж, лучше поздно, чем никогда.
И тотчас же мне пришлось погасить все мысли об этом – потому что бесцеремонно пробирающийся к моему сознанию Мерлин уже почти одолел последние барьеры моей защиты. Но я недаром так долго странствовал среди Смертных. Люди, словно в возмещение за краткость их земного пути, порой наделяются странными талантами, один из них – искусство внутреннего молчания и молниеносной смены мыслей. Я прибег к нему, сохраняя свой заветный секрет новой защиты на черный день, и Великий Мерлин, если что и прочитал в моем сознании – так лишь досаду на чересчур назойливое внимание.
Я остановился перед Шаром Жребия. Зерно Судьбы Ученика, назначенного мне Предвечными, багрово светилось. Оно уютно лежало в своем хрустальном гнезде, пульсируя в такт сердцу не рожденного, еще не вышедшего из материнской утробы. Я вгляделся в Зерно: никогда еще его цвет не был так схож с цветом крови. Это будет воин, великий воин, понял я, Хозяева Судьбы ничего не скрывали. Но, Всемогущие Древние, сколько же в нем от рождения жестокости! Это хорошо. Это значит, что он сразу воспримет мои уроки – поскольку они ответят его внутренней потребности. Трудно пожелать себе лучшего Ученика для задуманного мной Дела.
Колокольчики умолкли окончательно. Выбор сделан, осталось взять Зерно, Я медленно протянул к нему руку, сосредоточенно вспоминая, как все это происходило в последний раз. Но тогда мне помогал Мерлин, как и положено, а сейчас Глава Совета лишь холодно и отстранено наблюдал.
И тут меня осенило. Я понял: они хотят, чтобы я погубил своего Ученика прямо при его рождении! И все пойдет по Закону. Маг, не сумевший взять Зерно, на достаточно долгий срок лишался права взять следующее. Конечно, это время показалось бы весьма незначительным по сравнению с моим изгнанием – что такое сто лет рядом с тысячью?
Что ж, я принял вызов. Ничего иного мне не оставалось. Медленно, очень медленно я коснулся Зерна – и у женщины-нищенки в полу развалившейся хижине начались родовые схватки.
Всеми силами сознания я потянулся туда – и тотчас увидел жалкий, сколоченный из обрезков горбыля колченогий стол и выщербленную, потрескавшуюся утварь, постель – груду невообразимо грязного тряпья – и женщину, стонущую на этом тряпье. Рядом с ней никого не было.
Я не имел времени досадовать на Жребий или проклинать Мерлина; когда рождаются Ученики Магов, людские роды неизменно тяжелы и многократно опаснее обычных, зачастую матери погибают – а вместе с ними нередко и дети.
Всеми своими силами я постарался пригасить зловещее сверкание Зерна, разгоравшегося внутренним огнем, и мне это удалось, хотя чувство было такое, словно я голыми руками хватался за докрасна накаленный металл, Женщине на время полегчало.
Но этим я выиграл только несколько минут; задача по-прежнему оставалась нерешенной, и никаких путей к ее решению я тоже не видел. Оставалось только одно, запретное средство – запретное не только для меня, но и вообще для всех нас, даже для Мерлина. Оно пускалось в ход считанные разы, и обязательно нужна была помощь всего Совета, собравшегося в Замке Древних, чтобы от применения этого средства не встал бы на дыбы весь Мир.
Несмотря на все свои силы и знания, Маг не может прямо, непосредственно защитить кого-то от физической гибели отсюда, из Замка Древних; приходится прибегать к посредникам, появляющимся в нужном месте и в нужное время,
Я зажмурился. Очень четко, как с высоты птичьего полета, я видел хижину, окружающие ее поля, покосы и огороды, заборы, сараи, другие дома, дороги – и, собирая в кулак всю волю, прожигая ее в холодном огне Замкового Очага, я, подобно пылающему небесному болиду, низринулся на Мир, огнистым клинком вспарывая слои Реальности, заставляя бурлить и клокотать Реки Времени; и я властно сдвинул Пласты Бытия друг относительно друга, щедро черпая силы в запасенном Всеми Древними арсенале. Я выпадал из обычного пространства, ничего не видя перед собой, лишь чувствуя содрогание пола под ногами. Вокруг Замка забушевал огненный смерч, тугая волна ударила в кажущиеся несокрушимыми контрфорсы; и я стал нем, ежесекундно впитывая в себя новые и новые потоки небывалых видений, – я искал того, кто мог бы спасти моего Ученика.
И прежде чем выпущенные мной на волю призрачные Драконы Времени, живущие в его бескрайних волнах, впились в Мировую Твердь не знающими преград клыками, я нашел, наконец, того, кого искал. И, рассекая и разрубая мешающее, я устремился прямо к нему.
У купца слегка закружилась голова, а когда спустя миг все прошло, мнительный торговец все же решил спаса ради передохнуть. Караван свернул с тракта; почти тотчас и приказчики, и сам купец увидели бедную покосившуюся избушку, откуда доносились чьи-то тяжкие стоны; стонала явно женщина.
– Посмотрел бы, что там, – велел купец подручному. Тот не без брезгливости просунул голову в дверную щель.
– Баба рожает, ваше степенство, – крикнул он, оборачиваясь. – Мучается, видать!
– Ансельм, помогите ей, – распорядился негоциант, в сущности, вовсе не злой и не черствый человек. Один из его спутников, в плаще и шапочке врача, поспешно поклонился и скрылся в хижине.
Стены Замка сотрясал невиданный шторм. Незримые валы сошедших с ума Сил перекатывались через него, грозя вот-вот слизнуть совсем, выдернуть гвоздь, крепящий всю совокупность наших пластов Реальности. Весь Совет во главе с Мерлином вскочил на ноги, образовав широкое кольцо. Если они сейчас не утихомирят вызванное мной миро трясение. Замок Всех Древних распадется в пыль. Предотвратить это трудно, но не невозможно.
А я, не давая себе и мига передышки, осторожно тянул Зерно Судьбы вверх из его нежного хрустального вместилища. Бушующая в Реальности и Меж реальности буря сейчас мало занимала меня. Огонек Зерна пульсировал между моими ладонями; осторожно, стараясь не качнуть и не дернуть, затаив дыхание, я тянул Зерно к себе. Мерлин что-то громко выкрикнул, стоя над пылающим Замковым Очагом; и даже будучи всецело поглощен добыванием Зерна, я не мог не поразиться той исполинской мощи, которую он вложил в это заклинание. Приведенные им в действие силы способны были справиться со средних размеров Темной Армией.
И одновременно со словами Мерлинова могущественного Заклятья я, наконец, достал свою бесценную добычу. Зерно Судьбы лежало у меня на ладони.
А доктор Ансельм держал на руках сморщенный красный комок, тотчас же разразившийся злым криком.
После Заклятия Мерлина буря стала утихать, дрожь пола и стен мало-помалу ослабла. Я ощутил согласованные, мощные удары соединенных сил Магов Совета; сдвинутые, перемешанные мной Пласты Мироздания постепенно возвращались на прежние места. Зерно Судьбы я спрятал в ладанку на груди и тотчас ощутил идущее от нее тепло. Больше дел в Замке у меня не оставалось, как я думал тогда сгоряча; я даже не зашел в свои здешние покои, раскланиваться с кем-либо также не имело смысла, Ни на кого не глядя, я пошел прочь. И до самого парапета я чувствовал спиной холодный взгляд Великого Мерлина.
Оставив немного денег и еды пришедшей в себя после тяжких родов женщине, добросердечный купец дал команду двигаться дальше. Доктор Ансельм, оседлав свою смирную лошадку, казался чем-то чрезвычайно взволнованным, едва ли не испуганным.
– Вы как будто не в себе, добрый мой Ансельм, – заметил купец, внезапно позабывший о своем желании где-либо передохнуть. – Что вас так удивило?
– Удивило, патрон? – оглянувшись и нагибаясь к уху купца, горячо зашептал доктор. – Скажите лучше – ужаснуло! Я принял немало родов – но я никогда не видел младенцев с глазами проживших долгую жизнь старцев!
– Ну, уж прямо? – усомнился купец, отличавшийся большим здравомыслием.
– Я совершенно уверен, патрон, – закивал головой Ансельм. – Это были глаза недоброго старика, долго живущего и много повидавшего. А потом – мне показалось, что я схожу с ума, – эти жуткие глаза внезапно уменьшились, изменились, обессмыслились, став как у обычного новорожденного. Брр! Светлый Ямерт, убереги нас от лживых видений Мрака! Ансельм сделал оберегающий жест. Купец повторил его, но без особой набожности. Заметно было, что рассказ молодого доктора не произвел на него особо сильного впечатления, Караван постепенно скрылся за поворотом,
Я проводил их взглядом, плотнее завертываясь в серый нищенский плащ, Что ж, место неплохое, чистое, рядом источник. Селение в полу миле, неподалеку лес, река. Теперь посмотрим, где можно будет устроиться. Пожалуй, вот здесь, за пригорком, чтобы не так тянуло от воды... Я развязал котомку и достал остро отточенный плотницкий топор. Через час у меня получился вполне сносный шатер-балаган, на первое время, пока не обзаведусь жилищем попристойнее. И вообще, с мыслью о дворцах, перинах и подушках придется на время расстаться. Я кое-как разложил свои нехитрые пожитки и отправился в хижину через дорогу.
– Можно войти? – Я осторожно постучал посохом о косяк. Вопрос мой задавался исключительно из вежливости: рассохшаяся и потрескавшаяся дверь все равно стояла приоткрытой.
– Кого там тьма несет? – ответил мне хриплый и слабый голос, лишь отдаленно напоминающий женский.
– Слышал я, ты родила сегодня, зашел узнать, не надо ли чего, – пояснил я, не ступая за порог. – Воды там или дров. Я твой новый сосед буду,
– Ну, дела, – зло усмехнулись в темноте лачуги – («И откуда у нее только силы берутся?» – удивился я.) – Всю жизнь только били да пинали, слова доброго никто не сказал, а сегодня один за другим жалеть начали. Ну, ладно, заходи, посмотрим, какой ты там, жалелельщик? – Раздался резкий и злой крик ребенка.
Селение, возле которого стояли наши хижины, звалось Йоль; чтобы поселиться в нем, новоприбывшему требовалось уплатить пошлину; кто не мог – не имел права обосновываться ближе полу мили от крайних домов. Со Свавой, матерью моего Ученика, мы поладили быстро. Насколько я понял, настоящей нищенкой она никогда не была, о прошлом говорила неохотно, а я не допытывался и не старался вызнать своими средствами – что мне в нем! Вскоре она уже не могла без меня обходиться: у нее – мальчишка исходил криком, даже поев, в моих же руках – замолкал мгновенно и мирно засыпал. Вдобавок я нашел общий язык с олдерменом Йоля, став пользовать за гроши людей и скотину. Потом предсказал погоду, посрамив деревенских знатоков, и к весне мы со Свавой уже могли бы жить в селении, но она отказывалась, не могла забыть оскорблений, а главное – такое положение входило в мои планы. Чем меньше свидетелей, тем лучше.
Надо признать: Свава оказалась никуда не годной матерью. Она настолько привыкла к моей помощи, что несколько месяцев спустя уже не то что просила – требовала деньги на хмельное. Я давал, чтобы иметь возможность возиться с Хагеном, названным так, в, честь, погибшего, у, меня, на, глазах, другого, моего, Ученика – Хагена из Тронье, приближенного королей Вормса, о чьей страшной кончине уже сложено немало песен. Вскоре мальчишка оказался всецело на моем попечении,
Прошел год, богатый и изобильный, за ним другой... Хаген рос, вскоре начал называть меня «дедом», донимать бесконечными «почему», а затем, в один поистине прекрасный для меня день, когда ему только-только стукнуло шесть, заявил, что хочет уметь драться.
Я смог мысленно утереть честный трудовой пот – и начал учить его.
Спустя полгода Хагена уже боялись все деревенские мальчишки до четырнадцати лет включительно.
Когда ему исполнилось восемь, он взял жизнь своего первого врага – матерого волка, оказавшись против него с одним-единственным детским ножом.
А еще через три года деревню сожгли за недоимки.
Пьяный стражник походя рубанул мечом Сваву, вцепившуюся в мешок с мукой, но и сам тотчас свалился, потому что Хаген рысью прыгнул ему на плечи с потолочной балки, без тени сомнения ударив воина пониже уха острым ножом. Я же все это время пролежал как бы без чувств, прикидываясь, что лишился сознания, сбитый с ног стражником, когда тот врывался в хижину. Я молча наблюдал за Хагеном.
И он не подвел меня. Его руки трясли мои плечи, он звал меня изо всех сил, но растерянность его длилась лишь секунды. Он схватил нужное снадобье из моего мешка – и я «пришел в себя».
– Ты живой? Тебя не сломали? Он стоял передо мной со свежей кровью убитого им человека на руках и злыми слезами в глазах.
– Слегка сломали, Хаген. Но это ничего, я поправлюсь. А ты – молодец.
– Как бы мы им дали, если бы ты не упал!
– Ничего, Хаген. Еще дадим, отплатим за все и за твою мать тоже. Но для этого надо учиться.
– Я буду! Буду! А ты... ты научишь меня?
Конечно, Хаген.
ГЛАВА III
Расставшись с Фроди и Гудмундом. Хаген поехал на юг. Если, пробираясь к Редульсфьеллю, его воины еще встречали людские поселения, то ему не попадалось не то что деревень, но и ни единого живого существа. Только изуродованные чахлые сосны лепились по каменистым склонам глубокого ущелья, которым шагал его конь. Вороной жеребец хоть и повиновался наезднику, но временами начинал испуганно храпеть и упираться, и тогда Хагену приходилось спешиваться, успокаивая скакуна. Несмотря на немилосердно палящее солнце, тан не расставался с доспехами. Уже не один час его настойчиво преследовал чей-то враждебный и нечеловеческий взгляд. Чувствуя его, Хаген, тем не менее, не оборачивался. Нелюдь нападает либо сразу, либо не нападает вообще. В окрестностях Живых Скал не встречались ни гарриды, ни хеды. Лишь морматы, людоеды-одиночки, кошмарные порождения Ра-кота времен расцвета его могущества, полуспруты-полуптицы, временами забредали сюда – забыться черным сном в Пламенной Котловине. И обитало здесь еще одно существо, к которому и направлялся Хаген. Конечно, насчет Гарма было бы лучше всего посоветоваться с Учителем, но тот отправился в одно из своих загадочных путешествий, и до его возвращения – а он никогда не опаздывал – оставалось еще два месяца.
С Псом, вскормленным в Хель мясом мертвецов, необходимо управиться немедленно! Иначе... Волшебник говорил, что тогда Боги могут сойти с небес до Срока, а это означает крушение всех, с таким трудом осуществляемых замыслов! И пока вести не достигли Престолов Владык, он, Хаген из Йоля, тан Хединсея, должен в одиночку одолеть чудовище. Но кто же, однако, так упорно пялится ему в спину? Знают же, что к Живым Скалам люди так просто не ходят – царящий в этом месте страх погонит назад любого, кроме лишь того, кто, как и сам Хаген, умеет Управлять и Подчинять. А нагло таращиться в спину владеющего этими умениями вот уже столько времени – зачем? Что за странная слежка – если это слежка? Или нашелся какой-то молодой и глупый любитель человечины?
Тан выразительно попробовал лишний раз, хорошо ли вынимается меч из ножен; знаменитая голубая сталь не могла не остеречь преследователя. Ее знали все, даже самые глупые гарриды и безмозглые хеды. Не говоря уж о Ночных Всадницах.
Однако упрямо упертый в спину чужой взгляд не исчез; Хагену оставалось лишь пожать плечами. Ладно, хочет смотреть – пусть пока смотрит. Взять крадущегося сзади нелюдя – можно, но тяжело, да и зачем? Вряд ли кто-то дерзнет связываться со Старым Хрофтом, к которому и лежал путь тана. 0 Хрофте знали все, но мало кто осмеливался появляться в его владениях. Болтали, что у него какие-то дела с Орлангуром и Демогоргоном; эту же пару все живое – исключая, конечно Мудрых – боялось пуще смерти и позора: считалось, что они властвуют и над тем, и над другим. Потому-то Хрофт и имел дело со многими, со всеми, с кем хотел, а вот иметь дело с ним не отваживался почти никто. Хаген сильно подозревал – да и Учитель намекал, – что силы Живых Скал подчиняются именно Хрофту. Долгими усилиями тот сумел создать себе небольшой уголок, в пределах которого оказался почти всевластен.
Ущелье превратилось в узкий каменный желоб, сырой и холодный. Под конскими копытами внезапно что-то заурчало, с кручи свалилось несколько камней. Последнее предупреждение безумцу, сумевшему добраться до самых Ворот. Нужно останавливаться, пока не появились Каменные Стражи. Интересно, как управится с ними тот, что за спиной?
Хаген достал из седельной сумки запасной плащ, замотал голову жеребцу. Снял с перевязи меч, отложил колчан с луком. Против Каменных Стражей оружие бессильно, даже такое, как у него. Только голые руки, больше ничего. Кроме воли, конечно.
Сверху скатилась здоровенная глыба, с треском и искрами врезалась в другой валун – Стражи неподалеку, а тот, следящий, по-прежнему здесь и, судя по всему, никуда не торопится. Личность эта уже начинала занимать Хагена ничуть не меньше предстоящего свидания с Хрофтом.
Скала справа от тана с громом и грохотом лопнула, точно перезревший плод. Ливень острых осколков осыпал все окрест, однако, Хаген успел произнести в нужное мгновение Заклятье Отражения, и их с конем не задело. А потом из развороченных каменных руин поднялось существо, один вид которого заставил бы упасть без чувств любого, даже безрассудно храброго человека. Огромная голова существа моталась из стороны в сторону на тонкой змеиной шее, мощное туловище поддерживали четыре колоннообразные ноги, оно мчалось, угрожающе вытянув вперед длинные когтистые лапы, перевитые толстыми жгутами мускулов. Точнее, это очень напоминало мускулы, ведь на самом деле все тело Каменного Стража состояло из мелких и средних валунов.
Хаген мгновенно напряг и распустил мышцы. Только Смертные, не прошедшие Посвящений, выходят на подобное с подобным. Меч отражают мечом, слово – словом (разумеется, до времени). Против каменного чудища они тоже наверняка бы схватились за булыжник. Мудрые учат по-иному. В Природе ель произрастает от ели, у волка появляются волчата, все живое рождает подобное себе. В Магии же нечто, как правило, дает начало своей противоположности. Скалу не расколешь подобранным голышом, но на это способна человеческая рука, лишенная стальной оболочки. И поэтому Хаген мог встретить Каменного Стража одними лишь кулаками, словно тот был его противником в честном молодецком бою.
С Псом, вскормленным в Хель мясом мертвецов, необходимо управиться немедленно! Иначе... Волшебник говорил, что тогда Боги могут сойти с небес до Срока, а это означает крушение всех, с таким трудом осуществляемых замыслов! И пока вести не достигли Престолов Владык, он, Хаген из Йоля, тан Хединсея, должен в одиночку одолеть чудовище. Но кто же, однако, так упорно пялится ему в спину? Знают же, что к Живым Скалам люди так просто не ходят – царящий в этом месте страх погонит назад любого, кроме лишь того, кто, как и сам Хаген, умеет Управлять и Подчинять. А нагло таращиться в спину владеющего этими умениями вот уже столько времени – зачем? Что за странная слежка – если это слежка? Или нашелся какой-то молодой и глупый любитель человечины?
Тан выразительно попробовал лишний раз, хорошо ли вынимается меч из ножен; знаменитая голубая сталь не могла не остеречь преследователя. Ее знали все, даже самые глупые гарриды и безмозглые хеды. Не говоря уж о Ночных Всадницах.
Однако упрямо упертый в спину чужой взгляд не исчез; Хагену оставалось лишь пожать плечами. Ладно, хочет смотреть – пусть пока смотрит. Взять крадущегося сзади нелюдя – можно, но тяжело, да и зачем? Вряд ли кто-то дерзнет связываться со Старым Хрофтом, к которому и лежал путь тана. 0 Хрофте знали все, но мало кто осмеливался появляться в его владениях. Болтали, что у него какие-то дела с Орлангуром и Демогоргоном; эту же пару все живое – исключая, конечно Мудрых – боялось пуще смерти и позора: считалось, что они властвуют и над тем, и над другим. Потому-то Хрофт и имел дело со многими, со всеми, с кем хотел, а вот иметь дело с ним не отваживался почти никто. Хаген сильно подозревал – да и Учитель намекал, – что силы Живых Скал подчиняются именно Хрофту. Долгими усилиями тот сумел создать себе небольшой уголок, в пределах которого оказался почти всевластен.
Ущелье превратилось в узкий каменный желоб, сырой и холодный. Под конскими копытами внезапно что-то заурчало, с кручи свалилось несколько камней. Последнее предупреждение безумцу, сумевшему добраться до самых Ворот. Нужно останавливаться, пока не появились Каменные Стражи. Интересно, как управится с ними тот, что за спиной?
Хаген достал из седельной сумки запасной плащ, замотал голову жеребцу. Снял с перевязи меч, отложил колчан с луком. Против Каменных Стражей оружие бессильно, даже такое, как у него. Только голые руки, больше ничего. Кроме воли, конечно.
Сверху скатилась здоровенная глыба, с треском и искрами врезалась в другой валун – Стражи неподалеку, а тот, следящий, по-прежнему здесь и, судя по всему, никуда не торопится. Личность эта уже начинала занимать Хагена ничуть не меньше предстоящего свидания с Хрофтом.
Скала справа от тана с громом и грохотом лопнула, точно перезревший плод. Ливень острых осколков осыпал все окрест, однако, Хаген успел произнести в нужное мгновение Заклятье Отражения, и их с конем не задело. А потом из развороченных каменных руин поднялось существо, один вид которого заставил бы упасть без чувств любого, даже безрассудно храброго человека. Огромная голова существа моталась из стороны в сторону на тонкой змеиной шее, мощное туловище поддерживали четыре колоннообразные ноги, оно мчалось, угрожающе вытянув вперед длинные когтистые лапы, перевитые толстыми жгутами мускулов. Точнее, это очень напоминало мускулы, ведь на самом деле все тело Каменного Стража состояло из мелких и средних валунов.
Хаген мгновенно напряг и распустил мышцы. Только Смертные, не прошедшие Посвящений, выходят на подобное с подобным. Меч отражают мечом, слово – словом (разумеется, до времени). Против каменного чудища они тоже наверняка бы схватились за булыжник. Мудрые учат по-иному. В Природе ель произрастает от ели, у волка появляются волчата, все живое рождает подобное себе. В Магии же нечто, как правило, дает начало своей противоположности. Скалу не расколешь подобранным голышом, но на это способна человеческая рука, лишенная стальной оболочки. И поэтому Хаген мог встретить Каменного Стража одними лишь кулаками, словно тот был его противником в честном молодецком бою.