Страница:
Голос незнакомый, какой-то подростково-ломающийся:
- Вомбат, здорово, это Двоечник. У нас проблемы. Пургена в парадняке отоварили. До шести буду дома. Все.
Ну не бред ли? Какие-то придурки номером ошиблись.
Светочка мгновение поколебалась, а потом все-таки стерла две последние записи.
Господа Шульце и Германн оказались славными средних лет мужичками. Окунувшись в привычную европейскую тусовку, Светочка моментально расцвела голливудской улыбкой, сдержанно щебеча на двух языках - немецкий у нее еще был слабоват, кое-где приходилось переходить на английский.
Улет, конечно, с ними по музеям ходить! В первых же залах Русского, с интересом рассматривая древние иконы (иногда казалось - у них аж мозги пощелкивают, вычисляя примерную стоимость), вдруг обрадовалась: "Комикс! Комикс!" Это они про "Житие Илии Пророка". Честно говоря, действительно, на комикс очень смахивает, но не орать же так... Каждый раз, общаясь с "буржуями", приходится то и дело перелезать из роли в роль: то ты рядом с ними чувствуешь себя ребенком, то - взрослой умной теткой. Или даже бабкой. А уж их отношение что к сортиру, что к авторитетам первое время (Господи, лет сто назад, кажется!) постоянно ставило Светочку в тупик. Солидный адвокат может с милейшей улыбкой сообщить вам, что, провалиться ему на этом месте, но у него сейчас лопнет мочевой пузырь! Скучнейшая и пустейшая бабища (при одном взгляде на ее платье у Светочки, помнится, начинал дергаться глаз) превращалась в разгневанную фурию "а-ля Шерон Стоун", стоило только чуть-чуть неуважительно вякнуть про ее королеву. А что говорить о французской газетке "Sharlie Неbdo". У нас такие картинки даже в общественных туалетах не встретишь, а у них это - карикатуры на госдеятелей!
Дальше - веселее. По их мнению, в нашей истории, кроме "Катарины" и "Пар Питера", вообще никого не было. Вот так, вышли из болот, Питер заложили, с Екатериной пошалили, теперь "Макдональдс" хаваем. Ну, там где-то еще татаро-монгольское иго было, кажется... Плевать, конечно, Светочка и сама в истории не сильна. И вообще, вся эта пыльная наука просто собрание застарелых сплетен.
После Русского оставалось немного времени, решили чуть расширить программу - прокатиться по городу. Зря, наверное. Погода мерзейшая, пока шли до Петропавловке, продрогли насквозь. Светочка даже стала побаиваться гнева Виталия за свое самоуправство. Дрожащих от холода синеносых "дойчей"" свежими назвать было трудно. Но вроде ничего, бухтят весело. Шемякинский Петр им не понравился. Светочка и сама каждый раз скрепя сердце подводила очередных "буржуинов" к этому эпилептику в кресле. Честное слово, обидно. Из хорошего мужика сделали идиота. А называется это - историческая правда плюс мироощущение художника.
Фу-у, теперь можно и в ресторан. По пути Шульц славно подколол Светочку, заведя умный разговор о переименовании Питера. Легко шпаря датами, она оттарабанила:
- Август четырнадцатого - Петроград, январь двадцать четвертого, после смерти Ленина, по просьбам трудящихся - Ленинград, июнь девяносто первого Санкт-Петербург.
Тут же брови герра Шульца недоуменно поползли вверх:
- Вы ошибаетесь, фрау Светлана, Ленин не умер (в двадцать четвертом!
На секунду растерявшись, Светочка сделала то, Чего не делала практически никогда:
- Гена! - обратилась она к шоферу. - Когда у? нас Ленин умер? В двадцать четвертом?
- В двадцать четвертом, - обиженно подтвердил тот.
- Извините, герр Шульц, - с достоинством заявила Светочка. - Он таки умер в двадцать четвертом!
- Как же так! - не унимался "дойч".
И тут только на его лице Света заметила следы жирненькой иронии. На ужасном русском, заученно,
как считалку, герр выпалил:
- Ленин ЖЬИЛ, Ленин ЖЬИВ, Ленин бюдет ЖЬИТЬ!
Машина Виталия уже стояла около "Европы". Рядом скромно притулился серенький "опелек" охраны. Шоферы сидят, как восковые. Однажды Виталий крупно разругался со Светкой из-за дурацкой шутки. Заканчивался ужасно милый вечер (французов, кажется, на охоту возили), вот она и решила напоследок немножко пошалить. Подошла как раз к этому водиле и быстро провела рукой перед глазами. Тот, гад, даже не моргнул. А Виталий при людях обозвал ее дурындой. Двое суток не разговаривали.
Какой все-таки славный ресторан! Хорошо, что Виталий тоже предпочитает его другим городским забегаловкам. Швейцар на входе (ну и чутье у ребят! Специально их, что ли, натаскивают?) мягко, баском: "Guten Abend!" И дверку отворит - ни на секундочку не замешкается! А шеф, похоже, не в духе. Из-за того, что опоздали, что ли? Пока гости посещали уборную, подошел. Глянул зверем:
- Чукча, ты что, журнал "Работница" выписываешь?
Здрасьте! Выходит, оделась неправильно? Я ж с тобой, солнце, все согласовывала! Что еще не так?
- Ты бы еще тулуп надела! - Угу, это про норковую пелерину.
Темнота, какая тебе "Работница"! Это из последнего "VOGUE"! Ладно, можно и снять. Грубиян, чуть с платьем не содрал, сунул Бритому в руки:
- В машину.
- Ну, все? Может, поцелуешь все-таки любимую женщину? Нет, не угомонился.
- Я тебя тысячу раз предупреждал: Чтобы. Я. Никогда. Больше. На. Тебе. Эти. Туфли. Не. Видел. Я сюда прихожу с солидными людьми. И я не позволю, чтобы меня принимали за деревенского лоха, который только что снял тебя в баре.
Все врет. Да разденься Светочка сейчас хоть догола, никому и в голову не придет принять ее за проститутку.
Что ты бесишься, милый, это же твоя собственная школа. Сколько лет ты из меня это самое выбивал! И сам знаешь, что вполне успешно. Твой же партнер Шамон Коган, большой дока в таких вещах, однажды признался, вкусно картавя:
- Вы, Светлана, фантастическая женщина. К'асота, ум, воспитание, но я ско'ей и п'едставлю себя в постели с Вене'ой Милосской, чем с вами. Вы вся - где-то там...
И помахал волосатой лапкой над лысой головой.
Ладно, Виталик, у всех свои бзики. Ты не выносишь туфли на высоком каблуке, ну и фиг с тобой. Светочка обворожительно улыбнулась подходившим уже немцам. Обиды надо глотать целиком, не жуя. Дольше переваривается? Так зато и вкуса не почувствуешь.
Даже теперь настроение нельзя назвать испорченным. Так, чуть-чуть грустное, чуть-чуть задумчивое. Это даже к лицу.
Все расселись за огромным круглым столом. Ах, как Светочка любит эту, как говорил Винни-Пух, "специальную минуточку", когда можно не спеша побродить по меню. Сколько лет тренировок понадобилось для того, чтобы делать это спокойно, не стесняясь стоящего рядом официанта! Рыбу-луну она отвергла сразу. У экскурсовода в Киото узкие японские глаза на минуту стали круглыми, когда он рассказывал о жертвах кулинарной ошибки при приготовлении экзотической рыбы. На фиг, на фиг, береженого Бог бережет. Решив немного отыграться за трюк с Лениным, Светочка усиленно уговаривала Шульца заказать блины. Немного наберется в мире виртуозов, способных управиться ножом и вилкой с русскими блинами, пускай толстенький помучается. "С икрой, герр Шульц, обязательно с икрой!" Завершилось все торжественным ритуалом выбора вин. Мэтр на специальной тарелочке поднес Виталию пробку из только что открытой бутылки. Тот с умным видом понюхал. Важно кивнул. Сыграл шеф, просто хорошо сыграл. Не разбирается наш суровый деспот в винах, увы. Предпочитает водку, Вальвадос. Терпит коньяк. Не выносит виски, ром, текилу. В последнее время редко употребляет столь любимый ранее крымский портвейн.
За соседним столом шумно рассаживалась компания из трех человек. Двое жирных турков - еще в холле их заметила, орут как на базаре - и девочка, явно из местных. Зайчик эдакий, пусечка ухоженная, белочка крашеная. Очень, очень недурна. Правильно, в хороший отель кого попало не пустят. Держу пари, она здесь на ставке. Виталий тоже заметил, буркнул еле слышно:
- Фигня. У нее ноги кривые.
Подлизывается. Чувствует, что "дойчи" довольны.
Ну да мы люди не гордые, прощаем.
С блинами случился облом: принесли какие-то крохотные оладьи. Светочка позволила себе наморщить носик. Не-ет, эт-то не блины! Вот бабушка моя вам бы показала! Представьте себе: стол. Скатерка хрустящая. Куча тарелочек, соусников, мисочек - и икорка там, и селедочка, и семга (Виталенька, как будет "семга" по-немецки?), и яичко вареное, мелко накрошенное, сметана ложка в ней стоит. Посередине - графинчик запотевший. Ждем. Дед уже три раза салфетку развернул и снова сложил. И вот наконец бабушка, тетя Влада и Катя вносят ИХ. Огромные стопки горячих, масленых, в дырочку БЛИНОВ. А не этой ерунды. Это, извините, недоразумение какое-то, а не шедевр русской кухни!
Светочкина речь завершилась громом аплодисментов.
- Браво, Сиропчик, аудитория у твоих ног! - Виталий доволен.
Германн что-то пошептал мэтру, быстренько приволокли огромный букет хризантем. Пять роскошных лиловых папах на полутораметровых стеблях. Классно.
Вообще, чудесно посидели. Еда отличная, собеседники приятные, тапер что-то душевное наигрывает... И закончили классически. Это называется "по-со-шок", герр Шульц. Да-да, "на до-рож-ку". Правда, по-русски это стопка водки уже в дверях, но мы-то люди европейские, можем и в баре "на по-со-шок" посидеть. Господи, до чего бестолковых, хоть и проверенных девиц берут в эти валютники! Два раза, раздельно повторила ей: "Мартини", НЕ ОЧЕНЬ сухой, без оливки. Так нет, принесла "Экстрадрай" с маслиной, чувырла!
Похоже, мужикам нужно перемолвиться парой словечек без дам. Что ж, не буду мешать. Шеф сделикатничал:
- Милая, узнай, пожалуйста, нет ли у них сегодняшнего "Нью-Йорк геральд трибюн".
Рыба моя, какой "трибюн" в двенадцать ночи?
- Хорошо, милый.
Побродила по холлу минут пять под неусыпным оком Бритого. Турки как раз вывалились из зала. Тот, что помоложе, двинулся было в Светочкину сторону, так Бритый только пиджаком шевельнул - того как ветром сдуло.
Ну, прощаемся. Спокойной ночи. Danke schb'n! Ручку позвольте поцеловать? Рожи у всех довольные-е... Договорились, значит. Надеюсь, родина не забудет мой скромный вклад в общее дело? - Не забудет, Сиропчик, я же сказал: отмечу в Приказе.
Когда переезжали Троицкий мост, Светочка вдруг почему-то вспомнила дурацкий дневной звонок. Что-то про папазол? Нет, пурген! Немножко поколебалась... И - не стала рассказывать.
Глава третья
ИГОРЬ
Колба вывалилась из рук и сверкающей пылью брызнула по полу. Игорь растерянно посмотрел на Людмилу, уже зная, что она сейчас скажет.
- А потому, что тысячу раз тебе говорили: не бери горячую колбу халатом. - Старшая лаборантка Людочка (сорок два года, не замужем, 88 кг, на данный момент блондинка) любую фразу начинала с середины и абсолютно со всеми сотрудниками разговаривала тоном воспитательницы детского сада. - Где я теперь возьму такую хорошую двухлитровую колбу?
В комнату залетел благоухающий меркаптоэтанолом, похожий на крупного кенгуру Дуденков:
- Ну что, скоро уже чай? - увидел осколки на полу, обиженно надулся и тут же улетел.
- Ладно уж, иди, я приберусь. - Людочка мило-фамильярно подтолкнула Игоря к двери. - Кстати, тебя там, по-моему, уже ищут.
Точно: по громкой связи кто-то из молодых, кажется Юля, с интонациями вокзального диктора уже несколько раз взывал:
- Игорь Валерьевич, вас на отделение, к больному!
- Иду, иду, - буркнул Игорь себе под нос и, хрустнув осколками, вышел из комнаты.
"Ну, гнусный день, гнусный до скрежета зубовного. И откуда только берется эта черная тоска, заползающая чуть свет в мою постель? Свернется на груди - и сама не отогреется, и мне - хоть в петлю лезь. Лежишь с шести утра, таращишься на будильник, стрелка полудохлая еле шевелится, перебираешь в уме, чего в жизни плохого, чего хорошего, аутотренинг хренов... К психиатру сходить? Бред. Русскому человеку все эти заокеанские приятели-психоаналитики - что мертвому припарки. Жлобы. У самих - полторы мысли в неделю, так и те норовят препарировать: "Ах, не находили ли вы в детстве презервативы дома в мусорном ведре? Вот вам и преломление эдипова комплекса в отражении страха будущего отцовства!" Ух, бред! Слышал по радио - до нас, оказывается, тоже докатилось мировое движение "Анонимных алкоголиков", в Питере человек двадцать записались. Все, братва, сдавай последние бутылки: грядет поголовная трезвость. О боги, пива мне, пива!"
Больной Сапкин Степан Ильич сидел на кровати, смущенно улыбаясь. Игоря Валерьевича он боготворил, но боялся страшно. Месяц назад в деревне Степан Ильич с братом "под кабанчика" напились какой-то "разбавленной" водки, после чего старший Сапкин отправился на кладбище, а у младшего отнялись ноги. Его привезли в Нейроцентр совершенно ошалевшего от такой несправедливости природы. Первую неделю он практически не спал, а только плакал или громко ругался с медперсоналом, ломал капельницы и кидался "утками". Для Игоря этот случай оказался сущей находкой. Аппарат сработал со стопроцентным попаданием, правая нога была уже здорова, с левой пришлось повозиться чуть подольше - сказывалась какая-то давняя травма. Наблюдая, как пытается пританцовывать человек, еще две недели назад имевший вместо ног неподвижные колоды, Игорь порой давал волю своей фантазии. Он буквально чувствовал под рукой глянец новехонького выпуска "Нейчур" (не какие-то там "Письма в редакцию", а специальный номер, с портретом автора!), с сенсационным заголовком: "К вопросу о топологической локализации ментально-психосоматической субстанции человека разумного", что в просторечии означает - "душа находится в пятках не обязательно у трусов".
- Игорь Валерьевич! Добренькое утречко! - Сапкин улыбнулся еще шире. Я только сестричке сказал, а она вас позвала. Все нормально, уже отпустило.
- Здравствуйте, здравствуйте, Степан Ильич. - Игорь старался не глядеть на шедевр отечественной стоматологии у пациента во рту. - Что-то беспокоит? Ноги?
- Да не-е, сердечко вот прихватило. Пульс немного частил. "На всякий случай надо бы сделать ЭКГ", - пометил Игорь в своем "склерознике".
- Раньше такое бывало?
- Не-е. Чего-чего, а мотор тарахтит нормально. Доктор, скоро мне домой? Всю задницу уж здесь отлежал.
- Еще недельку понаблюдаем ваши ноги и отпустим.
- Ой, да что там наблюдать? Я хоть счас вам "Барыню" спляшу!
- Спляшете, обязательно спляшете. - Игорь откинул одеяло и быстро осмотрел левую ногу. Динамика явно положительная. Пожалуй, аппарат здесь уже не нужен. - Все нормально, Степан Ильич. Отдыхайте.
- Я за пятьдесят лет столько не отдыхал, как здесь. От безделья - хоть на стену лезь, дурь всякая по ночам стала сниться, - торопливо пожаловался Сапкин, заметив движение Игоря к двери.
Черт, этого только не хватало! Игорь замер, уже взявшись за ручку. Постарался спросить как можно более беззаботно:
- Какая же?
- Гришаня, браток мой, ну, с которым мы...
- Отравились водкой? - сообразил Игорь, потому что историю про Гришаню до мельчайших подробностей знала, кажется, вся клиника.
- Ага, он. Будто сынок у него родился. Хе! - Сапкин оживился, привстал на кровати, заметив интерес доктора. - В шестьдесят семь годочков-то! А бабу я не знаю, баба незнакомая. Помню только, что молодая, рыжая, ляжки толстые...
Игорю стало весело. Он облокотился о косяк двери и с интересом смотрел на больного.
- Так она что, Степан Ильич, при вас рожала, что вы ляжки помните?
Сапкин довольно разулыбался. Его широкое лицо, загорелое и выдубленное, похожее на кусок мятой крафт-бумаги, стало хитро-понимающим: вишь, врач, а все-таки мужик, тоже в бабах толк знает!
- Не-е. Не при нас, да только как во сне-то бывает? Ее саму не вижу, а все про нее точно знаю! Так вот, сидим мы с Гришаней, я-то все удивляюсь: как эт ты, браток, на старости лет пацана заделал? А он... вот так, рядом сидит, здоровый, веселый... и отвечает: да, х... фигня, Степка, хошь, сам попробуй, она баба покладистая! Шутит, значит... А я все не отстаю: у тебя ж, говорю, сын, получается, младше внука! - Степан Ильич заговорил еще быстрее, сконфуженный чуть было не вырвавшимся нехорошим словом. - У Сереги, племяша моего, Митьке уже четырнадцать! А Гришаня хитро так смотрит: младше-то младше, а наши шустрее! Тут и баба эта выносит ребеночка... и так на колени мне ложит... Я гляжу - а у того... не приведи Господи... Борода рыжая и усищи во всю рожу, глаза взрослые, шкодные и подмигивают!..
Игорь уже собрался захохотать, но в глазах больного стоял такой тоскливый страх, что пришлось просто закашляться. Конечно, у простого человека такой сон должен вызвать массу самых неприятных ассоциаций. Покойник приснился, младенец, баба рыжая, что там еще? Хороший специалист-сонник живо бы разложил это ассорти по полочкам. Но к аппарату вся эта белиберда скорей всего не имеет никакого отношения. Игорь ободряюще улыбнулся Сапкину, напрягся, стараясь вспомнить хоть какое-нибудь солидное толкование этого бреда, и бодро спросил:
- Так брат ведь во сне веселый был?
- Да, улыбался...
- Значит, все ТАМ у него нормально, - многозначительно и веско заключил Игорь.
Елки-палки, и без того дел навалом, так еще и сны с больными будем разбирать. Беспокойство, повышенная мышечная активность... Придется подавать феназепам. Не хотелось бы картинку смазывать, да здесь уже дело к выписке, можно назначать. Ну, все, пора идти.
- До свидания, Степан Ильич. Завтра обход, увидимся. Не переживайте так, скоро домой.
Так, пока не забыл: записать в карточку ЭКГ и феназепам. А заодно и проверить, когда последний раз больной был под аппаратом.
Толстенная лохматая "история болезни" лежала в ординаторской посреди стола. Дисциплина на отделении - строжайшая. Никто не имел права взять у Игоря Валерьевича со стола даже пылинку. Для этого, правда, пришлось пожертвовать некоторым, особо активным, медперсоналом. И не забывать самому класть папки на стол медсестры для того, чтобы назначения все-таки доходили до больных.
"Истории болезней" вроде той, что открыл сейчас Игорь, он про себя называл "делами" - столько в них было напихано прямо-таки криминальных сюжетов. Перелистывая пожелтевшие страницы (не от старости пожелтели, от соплей этих конторских! Ну страна! Нейроцентр, один из самых крупных и сильных в Европе - не могут нормального клея выписать!), Игорь, хмурясь и улыбаясь, вспоминал все перипетии скромного псковского мужичка. Да, досталось тебе, Степан Ильич. Одних пункций спинного мозга пять штук сделали. Ну ничего, погуляешь еще, даже водочки, может, попьешь. Так-так, под аппаратом последний раз - неделю назад. Отлично.
Чувствуя, что непростительно долго задержался в отделении, Игорь торопливо черкнул несколько строк в графе "назначения", на бегу шмякнул "историю" на стол медсестры и понесся по коридору в лабораторию.
Комплекс Нейроцентра - прощальный подарок канувшей в Лету перестройки - являл собой сложную систему зданий, соединенных между собой подземными переходами и ажурными стеклянными галереями на уровне второго этажа. Внизу обитали в основном хозслужбы и неистребимые полчища кошек. Игорь никогда не пользовался этим путем, ибо уже через минуту нахождения в подвале у него начинало нестерпимо першить в горле от настоявшейся смеси прачечной, табака и кошачьих выделений. То ли дело - продефилировать в распахнутом халате (прочно укоренившийся шик всех научных сотрудников Центра) по наполненному светом прозрачному коридору! Мельком глянуть: как там, "тачку" не угнали? И, входя в лабораторию, уже иметь готовой тепленькую фразу: "Ну и ветер нынче, мужики!"
Игорь даже не повернул головы на ходу - хрен с ней, с погодой, погруженный в свои мысли. Башка прямо гудит, того и гляди иголки и булавки из нее полезут, как у Страшилы.
Давай по порядку. День начался рано и плодотворно. Два постоянных клиента с утра, да еще на вечер записался Директор со своей дамой. Ох уж эти мне дамы! Игорь тут же вспомнил одну из причин своего ненастроения. Конечно, дурища вчерашняя со своей жалобой. Почти за два года работы с аппаратом это была первая недовольная. Сам виноват: не надо было с ней даже связываться. Видел же: пики смазанные, считай, и нет их, отрубилась она, правда, сразу, но потом на пределе работал, чуть-чуть удалось подцепить концентратором. Господи, как она вчера орала! Кажется, "шарлатан" - самое мягкое, что пришлось услышать. У, дура! Париж, оказывается, себе заказала. Романтическое путешествие! Игорь, чувствуя, что раскаляется, попытался разрядить обстановку, посоветовал ей играть в "Любовь с первого взгляда". А что? Вроде бы и комплимент отвесил. Хотя, если честно, эта особа - отличный типаж только для "Катастроф недели". Вот тут она уже и слюной брызгать стала. А сама Эйфелеву башню Эфельной называет, кастрюля! Эфельная-Вафельная! Выходит, их теперь еще и на интеллект придется проверять? Да пошла она! Вернуть деньги, и все. Возникать будет? Ничего страшного., ее антиреклама даже на пользу. Кто ей поверит? Такие же идиотки, как она. Ну и славно. Зато теперь Игорь, как никто другой, понимает истинный смысл выражения "мелкая душонка". Интересно, между прочим, что в интеграле у мужиков RS-и RV-пики гораздо ниже, чем у женщин, зато богаче WF и IF (о эта проклятая любовь к мудреным английским аббревиатурам! На самом деле все замысловатые закорючки на распечатках нейрограмм означают давно выведенное народом заключение: "баба, она сердцем чует!").
Чаю надо попить.
Народ уже кучковался в чайной комнате, жадно поглядывая на пакет с бутербродами. Золотая все-таки жена у нашего завлаба. Каждый день заботливо заворачивает в кальку шесть бутербродов с сыром, посыпанных мелко накрошенной зеленью, то ли рассчитывая на аппетит Александра Иосифовича, то ли догадываясь, что шесть на двенадцать легче делить... В особо удачные дни, если Дуденков с Кружанской не успевают поссориться до обеда, они прогуливаются до ближайшей кулинарии и покупают огромный кусок пирога с творогом. Сегодня, кажется, уже успели поцапаться. Саши не видно, Лена нервно листает справочник. Ну и грохот! В комнате Дуденкова что-то шарахнуло, аж стаканы на столе звякнули и штукатурка посыпалась. Наверняка ничего страшного, нужно просто знать Сашу: если у него до вечера ничего не взорвалось, рабочий день, считай, потерян. Точно, стоит целый и невредимый посреди комнаты, клочки фольги, как конфетти, сверху сыплются, физиономия довольная:
- Классная штука - азид калия!
За чаем Игорь почти совсем отошел от гнусных мыслей по поводу вчерашней жалобы. Расслабился, прихлебывая крепчайший "Липтон" (лет десять назад пол пачки грузинского в колбу насыпали), с удовольствием прислушивался к традиционной пикировке Дуденков - Кружанская. Неразлучная парочка всегда имела два самостоятельных и различных мнения по любому вопросу. Деликатнейший Александр Иосифович называл их Тяни-Толкай.
- Этот гад утащил у меня из сумки книжку Руфь Диксон, всю ее прочитал и теперь постоянно меня подкалывает! Я вот собиралась покупать черную кружевную комбинашку, а теперь не куплю!
Старший научный сотрудник Альбина (которую в лаборатории ласково называют то "горем в перьях", то "чудом луковым") настолько заинтересовалась, что даже перестала ковырять в зубах:
- Что, что это за книжка?
- Да старье. "Как стать чувственной женщиной". Олег Дмитриевич из ВЦ распечатал и притащил. У нас уже все давно прочитали.
- А можно мне?
Дуденков неприлично заржал. Неизвестно, что он подумал, но вот Игорь очень живо представил себе Альбину раскинувшейся на покрытой леопардовыми шкурами круглой софе под зеркальным потолком. Был в этой книжке такой образ. Тут же прикрыл рот рукой, постарался сдержаться, но вышло еще хуже какое-то сдавленное рыдание. Умоляюще посмотрел на Кружанскую, но Лена невозмутимо пообещала:
- Конечно, Альбиночка, я тебе ее завтра принесу.
Лена, Лена, что же вы делаете? Разве можно давать женщине с таким огромным, глупым и любвеобильным сердцем, как у нашего "чуда", столь страшное оружие? Она же всю работу лаборатории парализует! Если и так, в моменты перманентного пробуждения Альбининого вулкана страсти к очередному сотруднику, умная, отзывчивая женщина, кандидат биологических наук, в одночасье превращалась в кусок безмозглого студня с глазами больной коровы!
Вбежала Людочка. Она никогда не пьет чай вместе со всеми, потому что бегает по магазинам. Давно уже и очередей нет, и график у всех свободный, но привычку в перерыве бегать (именно бегать!) по магазинам никак не изжить.
- Вот дура! - Сейчас Людочка закурит, отдышится и пояснит, к кому это относится. - Век не ездила на троллейбусе, черт меня дернул сегодня в него пихнуться. Сумки очень тяжелые были. Доехала до нашей остановки. Иду через парк, устала, ничего не вижу... И натыкаюсь на милиционера!
Все, продолжая улыбаться после разговора о чувственных женщинах, повернулись к Людмиле. Похоже, будет еще одна забавная история.
- Он мне говорит: "Гражданочка, проходите, не задерживайтесь". А у меня как раз ручка оборвалась. Я сажусь на скамейку, чтобы привязать, а он меня гонит! Я так разозлилась! Поворачиваюсь - а рядом старуха мертвая сидит! Ужас! Я вообще покойников боюсь. А эта еще худющая, глаза открытые ведьма ведьмой... Леночка, у нас нет валокордина? Сердце сейчас выскочит! Ага, тридцать капель, не меньше. Да не в эту чашку, из этой Толик пьет!
Удивительная черта Людмилы - всегда и везде попадать в самую гущу событий. Если кому-то на голову падает кирпич, то обязательно человеку, идущему прямо перед ней. При этом рассказы сопровождаются корвалолом или валокордином, хотя, как подозревал Игорь, сердце у старшей лаборантки сильное, как у быка, и запросто может перенести не одну мировую катастрофу. К тому же она никогда не уходила с места событий, не разузнав все до мельчайших подробностей. Людочке охотно открывали душу милиционеры и сантехники, машинисты метро и врачи "скорой". Старший лаборант из нее, по жизни, хреновый, но стань она журналистом - вполне могла бы затмить Невзорова.
- Вомбат, здорово, это Двоечник. У нас проблемы. Пургена в парадняке отоварили. До шести буду дома. Все.
Ну не бред ли? Какие-то придурки номером ошиблись.
Светочка мгновение поколебалась, а потом все-таки стерла две последние записи.
Господа Шульце и Германн оказались славными средних лет мужичками. Окунувшись в привычную европейскую тусовку, Светочка моментально расцвела голливудской улыбкой, сдержанно щебеча на двух языках - немецкий у нее еще был слабоват, кое-где приходилось переходить на английский.
Улет, конечно, с ними по музеям ходить! В первых же залах Русского, с интересом рассматривая древние иконы (иногда казалось - у них аж мозги пощелкивают, вычисляя примерную стоимость), вдруг обрадовалась: "Комикс! Комикс!" Это они про "Житие Илии Пророка". Честно говоря, действительно, на комикс очень смахивает, но не орать же так... Каждый раз, общаясь с "буржуями", приходится то и дело перелезать из роли в роль: то ты рядом с ними чувствуешь себя ребенком, то - взрослой умной теткой. Или даже бабкой. А уж их отношение что к сортиру, что к авторитетам первое время (Господи, лет сто назад, кажется!) постоянно ставило Светочку в тупик. Солидный адвокат может с милейшей улыбкой сообщить вам, что, провалиться ему на этом месте, но у него сейчас лопнет мочевой пузырь! Скучнейшая и пустейшая бабища (при одном взгляде на ее платье у Светочки, помнится, начинал дергаться глаз) превращалась в разгневанную фурию "а-ля Шерон Стоун", стоило только чуть-чуть неуважительно вякнуть про ее королеву. А что говорить о французской газетке "Sharlie Неbdo". У нас такие картинки даже в общественных туалетах не встретишь, а у них это - карикатуры на госдеятелей!
Дальше - веселее. По их мнению, в нашей истории, кроме "Катарины" и "Пар Питера", вообще никого не было. Вот так, вышли из болот, Питер заложили, с Екатериной пошалили, теперь "Макдональдс" хаваем. Ну, там где-то еще татаро-монгольское иго было, кажется... Плевать, конечно, Светочка и сама в истории не сильна. И вообще, вся эта пыльная наука просто собрание застарелых сплетен.
После Русского оставалось немного времени, решили чуть расширить программу - прокатиться по городу. Зря, наверное. Погода мерзейшая, пока шли до Петропавловке, продрогли насквозь. Светочка даже стала побаиваться гнева Виталия за свое самоуправство. Дрожащих от холода синеносых "дойчей"" свежими назвать было трудно. Но вроде ничего, бухтят весело. Шемякинский Петр им не понравился. Светочка и сама каждый раз скрепя сердце подводила очередных "буржуинов" к этому эпилептику в кресле. Честное слово, обидно. Из хорошего мужика сделали идиота. А называется это - историческая правда плюс мироощущение художника.
Фу-у, теперь можно и в ресторан. По пути Шульц славно подколол Светочку, заведя умный разговор о переименовании Питера. Легко шпаря датами, она оттарабанила:
- Август четырнадцатого - Петроград, январь двадцать четвертого, после смерти Ленина, по просьбам трудящихся - Ленинград, июнь девяносто первого Санкт-Петербург.
Тут же брови герра Шульца недоуменно поползли вверх:
- Вы ошибаетесь, фрау Светлана, Ленин не умер (в двадцать четвертом!
На секунду растерявшись, Светочка сделала то, Чего не делала практически никогда:
- Гена! - обратилась она к шоферу. - Когда у? нас Ленин умер? В двадцать четвертом?
- В двадцать четвертом, - обиженно подтвердил тот.
- Извините, герр Шульц, - с достоинством заявила Светочка. - Он таки умер в двадцать четвертом!
- Как же так! - не унимался "дойч".
И тут только на его лице Света заметила следы жирненькой иронии. На ужасном русском, заученно,
как считалку, герр выпалил:
- Ленин ЖЬИЛ, Ленин ЖЬИВ, Ленин бюдет ЖЬИТЬ!
Машина Виталия уже стояла около "Европы". Рядом скромно притулился серенький "опелек" охраны. Шоферы сидят, как восковые. Однажды Виталий крупно разругался со Светкой из-за дурацкой шутки. Заканчивался ужасно милый вечер (французов, кажется, на охоту возили), вот она и решила напоследок немножко пошалить. Подошла как раз к этому водиле и быстро провела рукой перед глазами. Тот, гад, даже не моргнул. А Виталий при людях обозвал ее дурындой. Двое суток не разговаривали.
Какой все-таки славный ресторан! Хорошо, что Виталий тоже предпочитает его другим городским забегаловкам. Швейцар на входе (ну и чутье у ребят! Специально их, что ли, натаскивают?) мягко, баском: "Guten Abend!" И дверку отворит - ни на секундочку не замешкается! А шеф, похоже, не в духе. Из-за того, что опоздали, что ли? Пока гости посещали уборную, подошел. Глянул зверем:
- Чукча, ты что, журнал "Работница" выписываешь?
Здрасьте! Выходит, оделась неправильно? Я ж с тобой, солнце, все согласовывала! Что еще не так?
- Ты бы еще тулуп надела! - Угу, это про норковую пелерину.
Темнота, какая тебе "Работница"! Это из последнего "VOGUE"! Ладно, можно и снять. Грубиян, чуть с платьем не содрал, сунул Бритому в руки:
- В машину.
- Ну, все? Может, поцелуешь все-таки любимую женщину? Нет, не угомонился.
- Я тебя тысячу раз предупреждал: Чтобы. Я. Никогда. Больше. На. Тебе. Эти. Туфли. Не. Видел. Я сюда прихожу с солидными людьми. И я не позволю, чтобы меня принимали за деревенского лоха, который только что снял тебя в баре.
Все врет. Да разденься Светочка сейчас хоть догола, никому и в голову не придет принять ее за проститутку.
Что ты бесишься, милый, это же твоя собственная школа. Сколько лет ты из меня это самое выбивал! И сам знаешь, что вполне успешно. Твой же партнер Шамон Коган, большой дока в таких вещах, однажды признался, вкусно картавя:
- Вы, Светлана, фантастическая женщина. К'асота, ум, воспитание, но я ско'ей и п'едставлю себя в постели с Вене'ой Милосской, чем с вами. Вы вся - где-то там...
И помахал волосатой лапкой над лысой головой.
Ладно, Виталик, у всех свои бзики. Ты не выносишь туфли на высоком каблуке, ну и фиг с тобой. Светочка обворожительно улыбнулась подходившим уже немцам. Обиды надо глотать целиком, не жуя. Дольше переваривается? Так зато и вкуса не почувствуешь.
Даже теперь настроение нельзя назвать испорченным. Так, чуть-чуть грустное, чуть-чуть задумчивое. Это даже к лицу.
Все расселись за огромным круглым столом. Ах, как Светочка любит эту, как говорил Винни-Пух, "специальную минуточку", когда можно не спеша побродить по меню. Сколько лет тренировок понадобилось для того, чтобы делать это спокойно, не стесняясь стоящего рядом официанта! Рыбу-луну она отвергла сразу. У экскурсовода в Киото узкие японские глаза на минуту стали круглыми, когда он рассказывал о жертвах кулинарной ошибки при приготовлении экзотической рыбы. На фиг, на фиг, береженого Бог бережет. Решив немного отыграться за трюк с Лениным, Светочка усиленно уговаривала Шульца заказать блины. Немного наберется в мире виртуозов, способных управиться ножом и вилкой с русскими блинами, пускай толстенький помучается. "С икрой, герр Шульц, обязательно с икрой!" Завершилось все торжественным ритуалом выбора вин. Мэтр на специальной тарелочке поднес Виталию пробку из только что открытой бутылки. Тот с умным видом понюхал. Важно кивнул. Сыграл шеф, просто хорошо сыграл. Не разбирается наш суровый деспот в винах, увы. Предпочитает водку, Вальвадос. Терпит коньяк. Не выносит виски, ром, текилу. В последнее время редко употребляет столь любимый ранее крымский портвейн.
За соседним столом шумно рассаживалась компания из трех человек. Двое жирных турков - еще в холле их заметила, орут как на базаре - и девочка, явно из местных. Зайчик эдакий, пусечка ухоженная, белочка крашеная. Очень, очень недурна. Правильно, в хороший отель кого попало не пустят. Держу пари, она здесь на ставке. Виталий тоже заметил, буркнул еле слышно:
- Фигня. У нее ноги кривые.
Подлизывается. Чувствует, что "дойчи" довольны.
Ну да мы люди не гордые, прощаем.
С блинами случился облом: принесли какие-то крохотные оладьи. Светочка позволила себе наморщить носик. Не-ет, эт-то не блины! Вот бабушка моя вам бы показала! Представьте себе: стол. Скатерка хрустящая. Куча тарелочек, соусников, мисочек - и икорка там, и селедочка, и семга (Виталенька, как будет "семга" по-немецки?), и яичко вареное, мелко накрошенное, сметана ложка в ней стоит. Посередине - графинчик запотевший. Ждем. Дед уже три раза салфетку развернул и снова сложил. И вот наконец бабушка, тетя Влада и Катя вносят ИХ. Огромные стопки горячих, масленых, в дырочку БЛИНОВ. А не этой ерунды. Это, извините, недоразумение какое-то, а не шедевр русской кухни!
Светочкина речь завершилась громом аплодисментов.
- Браво, Сиропчик, аудитория у твоих ног! - Виталий доволен.
Германн что-то пошептал мэтру, быстренько приволокли огромный букет хризантем. Пять роскошных лиловых папах на полутораметровых стеблях. Классно.
Вообще, чудесно посидели. Еда отличная, собеседники приятные, тапер что-то душевное наигрывает... И закончили классически. Это называется "по-со-шок", герр Шульц. Да-да, "на до-рож-ку". Правда, по-русски это стопка водки уже в дверях, но мы-то люди европейские, можем и в баре "на по-со-шок" посидеть. Господи, до чего бестолковых, хоть и проверенных девиц берут в эти валютники! Два раза, раздельно повторила ей: "Мартини", НЕ ОЧЕНЬ сухой, без оливки. Так нет, принесла "Экстрадрай" с маслиной, чувырла!
Похоже, мужикам нужно перемолвиться парой словечек без дам. Что ж, не буду мешать. Шеф сделикатничал:
- Милая, узнай, пожалуйста, нет ли у них сегодняшнего "Нью-Йорк геральд трибюн".
Рыба моя, какой "трибюн" в двенадцать ночи?
- Хорошо, милый.
Побродила по холлу минут пять под неусыпным оком Бритого. Турки как раз вывалились из зала. Тот, что помоложе, двинулся было в Светочкину сторону, так Бритый только пиджаком шевельнул - того как ветром сдуло.
Ну, прощаемся. Спокойной ночи. Danke schb'n! Ручку позвольте поцеловать? Рожи у всех довольные-е... Договорились, значит. Надеюсь, родина не забудет мой скромный вклад в общее дело? - Не забудет, Сиропчик, я же сказал: отмечу в Приказе.
Когда переезжали Троицкий мост, Светочка вдруг почему-то вспомнила дурацкий дневной звонок. Что-то про папазол? Нет, пурген! Немножко поколебалась... И - не стала рассказывать.
Глава третья
ИГОРЬ
Колба вывалилась из рук и сверкающей пылью брызнула по полу. Игорь растерянно посмотрел на Людмилу, уже зная, что она сейчас скажет.
- А потому, что тысячу раз тебе говорили: не бери горячую колбу халатом. - Старшая лаборантка Людочка (сорок два года, не замужем, 88 кг, на данный момент блондинка) любую фразу начинала с середины и абсолютно со всеми сотрудниками разговаривала тоном воспитательницы детского сада. - Где я теперь возьму такую хорошую двухлитровую колбу?
В комнату залетел благоухающий меркаптоэтанолом, похожий на крупного кенгуру Дуденков:
- Ну что, скоро уже чай? - увидел осколки на полу, обиженно надулся и тут же улетел.
- Ладно уж, иди, я приберусь. - Людочка мило-фамильярно подтолкнула Игоря к двери. - Кстати, тебя там, по-моему, уже ищут.
Точно: по громкой связи кто-то из молодых, кажется Юля, с интонациями вокзального диктора уже несколько раз взывал:
- Игорь Валерьевич, вас на отделение, к больному!
- Иду, иду, - буркнул Игорь себе под нос и, хрустнув осколками, вышел из комнаты.
"Ну, гнусный день, гнусный до скрежета зубовного. И откуда только берется эта черная тоска, заползающая чуть свет в мою постель? Свернется на груди - и сама не отогреется, и мне - хоть в петлю лезь. Лежишь с шести утра, таращишься на будильник, стрелка полудохлая еле шевелится, перебираешь в уме, чего в жизни плохого, чего хорошего, аутотренинг хренов... К психиатру сходить? Бред. Русскому человеку все эти заокеанские приятели-психоаналитики - что мертвому припарки. Жлобы. У самих - полторы мысли в неделю, так и те норовят препарировать: "Ах, не находили ли вы в детстве презервативы дома в мусорном ведре? Вот вам и преломление эдипова комплекса в отражении страха будущего отцовства!" Ух, бред! Слышал по радио - до нас, оказывается, тоже докатилось мировое движение "Анонимных алкоголиков", в Питере человек двадцать записались. Все, братва, сдавай последние бутылки: грядет поголовная трезвость. О боги, пива мне, пива!"
Больной Сапкин Степан Ильич сидел на кровати, смущенно улыбаясь. Игоря Валерьевича он боготворил, но боялся страшно. Месяц назад в деревне Степан Ильич с братом "под кабанчика" напились какой-то "разбавленной" водки, после чего старший Сапкин отправился на кладбище, а у младшего отнялись ноги. Его привезли в Нейроцентр совершенно ошалевшего от такой несправедливости природы. Первую неделю он практически не спал, а только плакал или громко ругался с медперсоналом, ломал капельницы и кидался "утками". Для Игоря этот случай оказался сущей находкой. Аппарат сработал со стопроцентным попаданием, правая нога была уже здорова, с левой пришлось повозиться чуть подольше - сказывалась какая-то давняя травма. Наблюдая, как пытается пританцовывать человек, еще две недели назад имевший вместо ног неподвижные колоды, Игорь порой давал волю своей фантазии. Он буквально чувствовал под рукой глянец новехонького выпуска "Нейчур" (не какие-то там "Письма в редакцию", а специальный номер, с портретом автора!), с сенсационным заголовком: "К вопросу о топологической локализации ментально-психосоматической субстанции человека разумного", что в просторечии означает - "душа находится в пятках не обязательно у трусов".
- Игорь Валерьевич! Добренькое утречко! - Сапкин улыбнулся еще шире. Я только сестричке сказал, а она вас позвала. Все нормально, уже отпустило.
- Здравствуйте, здравствуйте, Степан Ильич. - Игорь старался не глядеть на шедевр отечественной стоматологии у пациента во рту. - Что-то беспокоит? Ноги?
- Да не-е, сердечко вот прихватило. Пульс немного частил. "На всякий случай надо бы сделать ЭКГ", - пометил Игорь в своем "склерознике".
- Раньше такое бывало?
- Не-е. Чего-чего, а мотор тарахтит нормально. Доктор, скоро мне домой? Всю задницу уж здесь отлежал.
- Еще недельку понаблюдаем ваши ноги и отпустим.
- Ой, да что там наблюдать? Я хоть счас вам "Барыню" спляшу!
- Спляшете, обязательно спляшете. - Игорь откинул одеяло и быстро осмотрел левую ногу. Динамика явно положительная. Пожалуй, аппарат здесь уже не нужен. - Все нормально, Степан Ильич. Отдыхайте.
- Я за пятьдесят лет столько не отдыхал, как здесь. От безделья - хоть на стену лезь, дурь всякая по ночам стала сниться, - торопливо пожаловался Сапкин, заметив движение Игоря к двери.
Черт, этого только не хватало! Игорь замер, уже взявшись за ручку. Постарался спросить как можно более беззаботно:
- Какая же?
- Гришаня, браток мой, ну, с которым мы...
- Отравились водкой? - сообразил Игорь, потому что историю про Гришаню до мельчайших подробностей знала, кажется, вся клиника.
- Ага, он. Будто сынок у него родился. Хе! - Сапкин оживился, привстал на кровати, заметив интерес доктора. - В шестьдесят семь годочков-то! А бабу я не знаю, баба незнакомая. Помню только, что молодая, рыжая, ляжки толстые...
Игорю стало весело. Он облокотился о косяк двери и с интересом смотрел на больного.
- Так она что, Степан Ильич, при вас рожала, что вы ляжки помните?
Сапкин довольно разулыбался. Его широкое лицо, загорелое и выдубленное, похожее на кусок мятой крафт-бумаги, стало хитро-понимающим: вишь, врач, а все-таки мужик, тоже в бабах толк знает!
- Не-е. Не при нас, да только как во сне-то бывает? Ее саму не вижу, а все про нее точно знаю! Так вот, сидим мы с Гришаней, я-то все удивляюсь: как эт ты, браток, на старости лет пацана заделал? А он... вот так, рядом сидит, здоровый, веселый... и отвечает: да, х... фигня, Степка, хошь, сам попробуй, она баба покладистая! Шутит, значит... А я все не отстаю: у тебя ж, говорю, сын, получается, младше внука! - Степан Ильич заговорил еще быстрее, сконфуженный чуть было не вырвавшимся нехорошим словом. - У Сереги, племяша моего, Митьке уже четырнадцать! А Гришаня хитро так смотрит: младше-то младше, а наши шустрее! Тут и баба эта выносит ребеночка... и так на колени мне ложит... Я гляжу - а у того... не приведи Господи... Борода рыжая и усищи во всю рожу, глаза взрослые, шкодные и подмигивают!..
Игорь уже собрался захохотать, но в глазах больного стоял такой тоскливый страх, что пришлось просто закашляться. Конечно, у простого человека такой сон должен вызвать массу самых неприятных ассоциаций. Покойник приснился, младенец, баба рыжая, что там еще? Хороший специалист-сонник живо бы разложил это ассорти по полочкам. Но к аппарату вся эта белиберда скорей всего не имеет никакого отношения. Игорь ободряюще улыбнулся Сапкину, напрягся, стараясь вспомнить хоть какое-нибудь солидное толкование этого бреда, и бодро спросил:
- Так брат ведь во сне веселый был?
- Да, улыбался...
- Значит, все ТАМ у него нормально, - многозначительно и веско заключил Игорь.
Елки-палки, и без того дел навалом, так еще и сны с больными будем разбирать. Беспокойство, повышенная мышечная активность... Придется подавать феназепам. Не хотелось бы картинку смазывать, да здесь уже дело к выписке, можно назначать. Ну, все, пора идти.
- До свидания, Степан Ильич. Завтра обход, увидимся. Не переживайте так, скоро домой.
Так, пока не забыл: записать в карточку ЭКГ и феназепам. А заодно и проверить, когда последний раз больной был под аппаратом.
Толстенная лохматая "история болезни" лежала в ординаторской посреди стола. Дисциплина на отделении - строжайшая. Никто не имел права взять у Игоря Валерьевича со стола даже пылинку. Для этого, правда, пришлось пожертвовать некоторым, особо активным, медперсоналом. И не забывать самому класть папки на стол медсестры для того, чтобы назначения все-таки доходили до больных.
"Истории болезней" вроде той, что открыл сейчас Игорь, он про себя называл "делами" - столько в них было напихано прямо-таки криминальных сюжетов. Перелистывая пожелтевшие страницы (не от старости пожелтели, от соплей этих конторских! Ну страна! Нейроцентр, один из самых крупных и сильных в Европе - не могут нормального клея выписать!), Игорь, хмурясь и улыбаясь, вспоминал все перипетии скромного псковского мужичка. Да, досталось тебе, Степан Ильич. Одних пункций спинного мозга пять штук сделали. Ну ничего, погуляешь еще, даже водочки, может, попьешь. Так-так, под аппаратом последний раз - неделю назад. Отлично.
Чувствуя, что непростительно долго задержался в отделении, Игорь торопливо черкнул несколько строк в графе "назначения", на бегу шмякнул "историю" на стол медсестры и понесся по коридору в лабораторию.
Комплекс Нейроцентра - прощальный подарок канувшей в Лету перестройки - являл собой сложную систему зданий, соединенных между собой подземными переходами и ажурными стеклянными галереями на уровне второго этажа. Внизу обитали в основном хозслужбы и неистребимые полчища кошек. Игорь никогда не пользовался этим путем, ибо уже через минуту нахождения в подвале у него начинало нестерпимо першить в горле от настоявшейся смеси прачечной, табака и кошачьих выделений. То ли дело - продефилировать в распахнутом халате (прочно укоренившийся шик всех научных сотрудников Центра) по наполненному светом прозрачному коридору! Мельком глянуть: как там, "тачку" не угнали? И, входя в лабораторию, уже иметь готовой тепленькую фразу: "Ну и ветер нынче, мужики!"
Игорь даже не повернул головы на ходу - хрен с ней, с погодой, погруженный в свои мысли. Башка прямо гудит, того и гляди иголки и булавки из нее полезут, как у Страшилы.
Давай по порядку. День начался рано и плодотворно. Два постоянных клиента с утра, да еще на вечер записался Директор со своей дамой. Ох уж эти мне дамы! Игорь тут же вспомнил одну из причин своего ненастроения. Конечно, дурища вчерашняя со своей жалобой. Почти за два года работы с аппаратом это была первая недовольная. Сам виноват: не надо было с ней даже связываться. Видел же: пики смазанные, считай, и нет их, отрубилась она, правда, сразу, но потом на пределе работал, чуть-чуть удалось подцепить концентратором. Господи, как она вчера орала! Кажется, "шарлатан" - самое мягкое, что пришлось услышать. У, дура! Париж, оказывается, себе заказала. Романтическое путешествие! Игорь, чувствуя, что раскаляется, попытался разрядить обстановку, посоветовал ей играть в "Любовь с первого взгляда". А что? Вроде бы и комплимент отвесил. Хотя, если честно, эта особа - отличный типаж только для "Катастроф недели". Вот тут она уже и слюной брызгать стала. А сама Эйфелеву башню Эфельной называет, кастрюля! Эфельная-Вафельная! Выходит, их теперь еще и на интеллект придется проверять? Да пошла она! Вернуть деньги, и все. Возникать будет? Ничего страшного., ее антиреклама даже на пользу. Кто ей поверит? Такие же идиотки, как она. Ну и славно. Зато теперь Игорь, как никто другой, понимает истинный смысл выражения "мелкая душонка". Интересно, между прочим, что в интеграле у мужиков RS-и RV-пики гораздо ниже, чем у женщин, зато богаче WF и IF (о эта проклятая любовь к мудреным английским аббревиатурам! На самом деле все замысловатые закорючки на распечатках нейрограмм означают давно выведенное народом заключение: "баба, она сердцем чует!").
Чаю надо попить.
Народ уже кучковался в чайной комнате, жадно поглядывая на пакет с бутербродами. Золотая все-таки жена у нашего завлаба. Каждый день заботливо заворачивает в кальку шесть бутербродов с сыром, посыпанных мелко накрошенной зеленью, то ли рассчитывая на аппетит Александра Иосифовича, то ли догадываясь, что шесть на двенадцать легче делить... В особо удачные дни, если Дуденков с Кружанской не успевают поссориться до обеда, они прогуливаются до ближайшей кулинарии и покупают огромный кусок пирога с творогом. Сегодня, кажется, уже успели поцапаться. Саши не видно, Лена нервно листает справочник. Ну и грохот! В комнате Дуденкова что-то шарахнуло, аж стаканы на столе звякнули и штукатурка посыпалась. Наверняка ничего страшного, нужно просто знать Сашу: если у него до вечера ничего не взорвалось, рабочий день, считай, потерян. Точно, стоит целый и невредимый посреди комнаты, клочки фольги, как конфетти, сверху сыплются, физиономия довольная:
- Классная штука - азид калия!
За чаем Игорь почти совсем отошел от гнусных мыслей по поводу вчерашней жалобы. Расслабился, прихлебывая крепчайший "Липтон" (лет десять назад пол пачки грузинского в колбу насыпали), с удовольствием прислушивался к традиционной пикировке Дуденков - Кружанская. Неразлучная парочка всегда имела два самостоятельных и различных мнения по любому вопросу. Деликатнейший Александр Иосифович называл их Тяни-Толкай.
- Этот гад утащил у меня из сумки книжку Руфь Диксон, всю ее прочитал и теперь постоянно меня подкалывает! Я вот собиралась покупать черную кружевную комбинашку, а теперь не куплю!
Старший научный сотрудник Альбина (которую в лаборатории ласково называют то "горем в перьях", то "чудом луковым") настолько заинтересовалась, что даже перестала ковырять в зубах:
- Что, что это за книжка?
- Да старье. "Как стать чувственной женщиной". Олег Дмитриевич из ВЦ распечатал и притащил. У нас уже все давно прочитали.
- А можно мне?
Дуденков неприлично заржал. Неизвестно, что он подумал, но вот Игорь очень живо представил себе Альбину раскинувшейся на покрытой леопардовыми шкурами круглой софе под зеркальным потолком. Был в этой книжке такой образ. Тут же прикрыл рот рукой, постарался сдержаться, но вышло еще хуже какое-то сдавленное рыдание. Умоляюще посмотрел на Кружанскую, но Лена невозмутимо пообещала:
- Конечно, Альбиночка, я тебе ее завтра принесу.
Лена, Лена, что же вы делаете? Разве можно давать женщине с таким огромным, глупым и любвеобильным сердцем, как у нашего "чуда", столь страшное оружие? Она же всю работу лаборатории парализует! Если и так, в моменты перманентного пробуждения Альбининого вулкана страсти к очередному сотруднику, умная, отзывчивая женщина, кандидат биологических наук, в одночасье превращалась в кусок безмозглого студня с глазами больной коровы!
Вбежала Людочка. Она никогда не пьет чай вместе со всеми, потому что бегает по магазинам. Давно уже и очередей нет, и график у всех свободный, но привычку в перерыве бегать (именно бегать!) по магазинам никак не изжить.
- Вот дура! - Сейчас Людочка закурит, отдышится и пояснит, к кому это относится. - Век не ездила на троллейбусе, черт меня дернул сегодня в него пихнуться. Сумки очень тяжелые были. Доехала до нашей остановки. Иду через парк, устала, ничего не вижу... И натыкаюсь на милиционера!
Все, продолжая улыбаться после разговора о чувственных женщинах, повернулись к Людмиле. Похоже, будет еще одна забавная история.
- Он мне говорит: "Гражданочка, проходите, не задерживайтесь". А у меня как раз ручка оборвалась. Я сажусь на скамейку, чтобы привязать, а он меня гонит! Я так разозлилась! Поворачиваюсь - а рядом старуха мертвая сидит! Ужас! Я вообще покойников боюсь. А эта еще худющая, глаза открытые ведьма ведьмой... Леночка, у нас нет валокордина? Сердце сейчас выскочит! Ага, тридцать капель, не меньше. Да не в эту чашку, из этой Толик пьет!
Удивительная черта Людмилы - всегда и везде попадать в самую гущу событий. Если кому-то на голову падает кирпич, то обязательно человеку, идущему прямо перед ней. При этом рассказы сопровождаются корвалолом или валокордином, хотя, как подозревал Игорь, сердце у старшей лаборантки сильное, как у быка, и запросто может перенести не одну мировую катастрофу. К тому же она никогда не уходила с места событий, не разузнав все до мельчайших подробностей. Людочке охотно открывали душу милиционеры и сантехники, машинисты метро и врачи "скорой". Старший лаборант из нее, по жизни, хреновый, но стань она журналистом - вполне могла бы затмить Невзорова.