Перумов Ник. Война мага. Том 4. Конец игры. Часть 2

   «Ты так верила в Клавдия…»
   Сеамни шла следом, гордо подняв голову. Совершенно спокойная, словно ей предстояло просто потешиться забавным представлением.
   Бесчувственную Сежес без всяких церемоний волокли по земле, таща за растрёпанные волосы. Неудобно и непрактично, но, похоже, магам хотелось хотя бы так унизить «предательницу»; очевидно, остальное им запрещал прямой приказ.
   Небо медленно зеленело, рассвет готовился вступить в свои права. Сежес грубо швырнули на землю у полузаплывшего дольмена, Император старался стоять прямо, расправив плечи, а Сеамни прижималась к нему.
   Чародеи Радуги молчали. Правитель Мельина мог ожидать насмешек, проклятий, злого торжества – а вместо этого мёртвая тишина.
   Пятеро старших волшебников чего-то явно ждали.
   – Наконец-то, – вырвалось у всё того же Гахлана, когда внутри дольмена мрак сменился неярким серым светом.
   Император и Дану воззрились на узкий проход – оттуда один за другим появлялись закутанные в плащи человеческие фигуры, лица скрыты низко надвинутыми капюшонами, рук не видно, подолы метут по траве.
   Пятеро новоприбывших остановились прямо против пятёрки чародеев Радуги.
   – Мы исполнили свою часть, – вполголоса произнёс один из них. Император вгляделся, узнавая: Треор, маг Синего Ордена Солей. Тоже старый знакомец… – Теперь, достопочтенные господа Всебесцветного Нерга, мы ждём, чтобы вы исполнили свою.
   – Мы исполним, не сомневайся. – Голос-то какой противный! Словно жаба пытается произносить человеческие слова, изо всех сил растягивая огромный рот. – Положите их перед входом. – Пятеро нергианцев встали кругом возле древних камней.
   – Они даже ходят не как люди, – прошептала Сеамни, когда трое магов Радуги, сопя от смешанного с ненавистью усердия, потащили её к дольмену.
   Императора толкнули в спину, и он шагнул вперёд.
   Что ж, вот он, последний бой. Пусть связаны руки, однако ноги свободны, и сейчас об этом кое-кто очень сильно пожалеет.
   – Начнём с неё, – указал на Сежес один из нергианцев. Пятеро адептов Всебесцветного Ордена ничем друг от друга не отличались – ни ростом, ни одеждой, ни даже говором, словно за них всё произносил один и тот же голос. – Но сначала…
   Аколиты Нерга составили тесный кружок возле самого входа в дольмен. Раздалось неразборчивое бормотание, и в такт ему серый свет внутри сменился зеленоватым. Сияние разгоралось, оно пробилось сквозь щели меж древними плитами, камни напитывались им, в свою очередь источая всё то же гнилостное свечение. Император невольно отшатнулся – холодный свет, казалось, высасывает из всего окрест саму жизнь; попятились и маги Радуги, кто-то – кажется, Гахлан – вскинул было руку, но…
   – Всем молчать! – хором прошипели пятеро нергианцев.
   Из волн зелёного пламени, забушевавшего на месте дольмена, появилась шестая фигура. Вроде как человеческая, однако она плыла над разом пожухшей травой, не касаясь грешной земли. Огромная голова, тщедушное тело, рук и ног не видно, всё скрыто свободно висящим тёмным плащом.
   Сеамни застонала и подалась назад. Кое-кто из магов Радуги поспешил опуститься на колени, другие низко склонились.
   Пятёрка старших чародеев Семицветья, наверное, собрала в кулак все силы, чтобы приветствовать новоприбывшего вежливыми, но не подобострастными наклонами головы.
   – Всё ли готово? – сварливо осведомилась парящая фигура. Слова человеческого языка давались ему с явным усилием.
   – Всё, как и обещано… э-э… величайший, – с явным трудом ответил Треор.
   – Так! – удовлетворённо всхрюкнуло существо, окидывая пленников холодным, равнодушным взглядом. – Не станем терять… а-а-а… времени, как это вы называете.
   – Тебе страшно, «величайший»? – вдруг с усмешкой проговорила Сеамни. – Ты уже полностью отвык от человеческого тела, тебе ненавистна сама мысль, что слова надо произносить, колебать воздух, вместо обыденной для тебя мыслеречи?
   Император, маги Радуги, нергианцы – все в полном изумлении уставились на ту, кого ещё так недавно звали Видящей народа Дану. Все – кроме самого «величайшего». Тень под низким капюшоном полностью скрывала лицо (или что у этого существа имелось вместо него), но правитель Мельина мог сейчас поклясться – могущественный маг Нерга уставился на дерзкую с неподдельным изумлением, переходящим едва ли не в тревогу.
   – А, Иммельсторн, – проскрипел он наконец. – Конечно, конечно. Сила Деревянного Меча велика, Видящая. Надеешься на неё и сейчас? Напрасно. Меч покинул тебя, отрёкся от недостойной его носительницы. Очень скоро он окажется в нужных руках, и тогда-то начнётся самое интересное. Но ты этого уже не увидишь, я обещаю.
   – Нельзя быть таким самоуверенным, – спокойно бросила ему в лицо Сеамни. – И не стоит думать, что всех на свете можно купить.
   – Отчего же? – Кажется, нергианец стал находить в происходящем нечто забавное. – Всегда можно предложить равный обмен. Мы предложили его Клавдию Варрону и не ошиблись. Он продал вас за императорскую корону Мельина…
   – Что ж, по крайней мере я рад, что он не продешевил, – сухо бросил Император.
   – Ты прав. Варрон не продешевил. И я намерен исполнить обещание.
   – Закрыть Разлом и изгнать козлоногих? – усмехнулся Император. – А я-то уже решил, что вы одна шайка-лейка.
   Шипение. Так, наверное, усмехалась бы змея, будь она на такое способна.
   – Разлом будет закрыт. Мы не заинтересованы в победе козлоногих здесь и сейчас.
   – Смотрите, как бы ваш хозяин не разгневался, – словно невзначай бросил Император. Он не мог не заметить, что волшебники Радуги слушают эту перепалку как зачарованные.
   – Наш хозяин? Х-ха! Пребывай в этом заблуждении, глупый человек. Развеивать твоё незнание я не собираюсь. Тем более что тебе осталось совсем недолго.
   – Да, у вас нет хозяина, – вдруг кивнула Сеамни. – Вы вступаете в договоры и альянсы со всеми, с кем только можно, ведёте двойную и тройную игру и думаете, что сможете остаться над схваткой. А ведь когда-то вы были людьми. Настоящими людьми. Пока не превратили себя… Разлом ведает во что.
   – И это всё тебе открыл Деревянный Меч? – недоверчиво переспросил нергианец. Похоже, осведомлённость Дану всерьёз сбила его с толку.
   – Считай, что так, – пожала плечами Сеамни. – Но что тебе беспокоиться? Мы ведь все умрём, и очень скоро.
   – Да, вы умрёте. А мы получим бесценное знание. У Нерга нет к вам зла, правитель Мельина и его Дану. Нет и к этой чародейке, ей просто не повезло оказаться там, где излилась сила. До внутренних распрей среди Магических Орденов нам дела нет, как и до большинства происходящего в пределах человеческого мира.
   – А зачем потребовалось заманивать нас в пирамиду, ты случайно не знаешь? – как можно более небрежно спросил Император, следуя старому правилу – «если тебя затащили на виселицу, требуй, чтобы верёвку намылили как следует и притом самым лучшим мылом, – кто знает, что случится, пока палач будет занят!».
   – Твоё любопытство, человече, поистине неуместно. Особенно перед лицом ждущей тебя судьбы.
   – Но всё-таки, а, всесильный маг Нерга? Ведь для такого мудреца и провидца, как ты, дать ответ ничего не стоит!
   – Вас заманили в пирамиду именно для того, чтобы вы её взорвали, – ехидно заявил нергианец. – Когда Разлом и его твари вторгаются в какой-нибудь мир – как тебе известно, миров существует великое множество, – у них есть много способов довести дело до конца. У ваших – и наших, кстати, – врагов всё предусмотрено. Взрыв пирамиды должен был высвободить разрушительную магию. От вашей армии ничего бы не осталось, и солоно пришлось бы многим землям окрест, пусть даже и пустым.
   – Но мы остались в живых.
   – Да, вы остались в живых. Чем и подарили нам возможность закрыть Разлом. А в живых вы остались только потому, что на тебе, бывший правитель Мельина, была надета белая латная перчатка. Мы знаем и кто носит её пару, знаем, что он вот-вот появится среди нас; а пока могу сказать, что враг перехитрил сам себя. Перчатка должна была помочь тебе, Император, уничтожить Радугу; после чего Мельин бы пал, причём не понадобился бы никакой Разлом. Однако вмешалась другая сила, – Императору показалось, что в голосе нергианца прорезалась настоящая ненависть, – и первоначальный план козлоногих рухнул. Им пришлось идти по обходному пути, относительно долгому и трудному. Того, кто сумел прорваться в их пирамиду, ждала печальная участь, если бы не их же собственный подарок. Этого они никак предусмотреть не могли. Думаю, что и сами не знали.
   – Что ж, спасибо за ответ, нергианец, – надменно кивнул Император. – Теперь я умру спокойно.
   – Вряд ли вы, люди, на это способны – спокойно умирать, – заявил «величайший». – Впрочем, ты прав. Эти разговоры бессмысленны. Вы перестанете быть, а Разлом закроется. Нерг же получит… однако это вас уж тем более не касается.
   Отданный им приказ, наверное, был беззвучным – никто не услышал ни слова, а пятеро младших чародеев Всебесцветного Ордена разом двинулись к Императору, Сеамни и распростёртой Сежес.
   «Величайший» не удержался от нелепого и показного трюка – заставил бесчувственную волшебницу воспарить над землёй, головой к нему. По двое аколитов встали справа и слева от чародейки, ещё один – в ногах.
   – Если ты веришь… – начал было Император, собираясь закончить словами: «в невиновность Клавдия, неплохо бы ему показать себя», и тут предрассветные сумерки вспорола густая стая свистящих стрел.
   Иные нашли цель – маги Радуги падали, кто со стоном, а кто безмолвно; другие – воткнулись в землю, на древках с треском горели фитили, пламя быстро перекинулось на холщовые мешочки, сизый дым с необыкновенной быстротой растекался во все стороны, и уцелевшие чародеи зашлись в приступах жесточайшего кашля, падая на колени и хватаясь за горло.
   Смесь сгинувшего патриарха Хеона. «Сбор Сежес», немалые запасы которого так и остались в лагере имперской армии. Да ещё, наверное, что-то из арсеналов Баламута, чтобы дыму побольше и растекался побыстрее.
   Аколиты Нерга тоже заперхали и закхекали, но на них дым действовал, похоже, лишь вполовину силы. Одному из всебесцветных стрела угодила в плечо, тот зашипел, пошатнулся, но остался на ногах.
   – А ты не верил!..
   – За мной! – взревел Император, бросаясь прямо на нергианцев.
   Невидимые лучники засыпали стрелами склоны холма, стараясь не попасть в самую верхушку с дольменом. Дым волнами поднимался вверх, опрокидывая все природные законы, по земле катались задыхающиеся, враз сделавшиеся совершенно беспомощными маги. Даже нергианцы растерялись. Император отбросил крайнего плечом, попытавшись свободной ногою пнуть «величайшего». Из-под капюшона раздалось хриплое рычание, сапог правителя Мельина налетел на незримую преграду, однако и нергианца отшвырнуло к дольмену, да так, что маг шмякнулся наземь.
   А со всех сторон уже лезли разъярённые легионеры: сверкающие серебром латы, наставленные копья, обнажённые мечи. Первым возле Императора оказался Кер-Тинор, ворвался смертоносным вихрем двух кружащихся сабель; один из нергианцев рухнул, обезглавленный, однако «величайший», слабо трепыхаясь у входа в дольмен, вдруг приподнял голову – у подоспевшего следом за капитаном Вольных легионера невидимые когти разодрали горло.
   На его месте внезапно оказалась другая фигура, в простом имперском доспехе; аколит зашипел, пригнулся, и с рук его сорвался огненный шар, направленный прямо в Императора, однако легионер оказался расторопнее – прыгнул, закрываясь щитом, и принял удар на себя. Его скутум разлетелся щепками, остатки вспыхнули, воин едва устоял на ногах, пламя перекинулось на тунику, однако боец успел, отбросив наконец бесполезный огрызок щита, ответил выпадом гладиуса, проткнув аколита насквозь.
   Ещё двое адептов Нерга погибли, изрубленные Кер-Тинором, однако последний оставшийся втащил «величайшего» внутрь дольмена и успел юркнуть следом. Зеленоватое свечение тотчас погасло, и бросившиеся следом легионеры не нашли внутри ничего, кроме тесной каморки с земляным полом и каменными стенами.
   А возле неподвижной Сежес откуда ни возьмись появился Баламут – топор окровавлен – и упал рядом с ней на колени.
   – Повелитель… – Кер-Тинор срезал путы с Императора, и руки его тряслись. Впервые Вольный утратил всегдашнюю ледяную невозмутимость.
   – Я цел, цел, всё в порядке, – успокаивал Император бледного телохранителя. – Но скажи мне, как…
   – Проконсул Клавдий собрал всех нас и повёл сюда, – как нечто само собой разумеющееся сообщил капитан Вольных.
   – Как я и говорила, – невозмутимо заметила Сеамни, разминая освобождённые от пут запястья. – Хочу отыскать господина проконсула, сама поблагодарить…
   – А чего ж его искать? – искренне удивился Кер-Тинор. – Вот же он!
   И Вольный протянул руку, помогая подняться тому самому легионеру, собой закрывшему Императора от пущенного в упор огненного шара.
   – Клавдий, – выдохнул правитель Мельина, в упор глядя на спокойно снявшего шлем проконсула.
   – В вашей власти, мой Император, – сдержанно поклонился тот. – Знаю, о чём подумали. Да только я не предавал. Впрочем, оправдываться не стану. Скажу лишь, что теперь у вас в руках вся верхушка мятежной Радуги. И прямая дорожка во Всебесцветную башню, если, конечно, госпожа Сежес, когда очнётся, сможет подобрать ключ к замку.
   Вокруг них схватка уже закончилась. Самые разумные из магов даже не пытались сплести заклятье или хотя бы бежать. Задыхающиеся, полуослепшие, отчаянно зажмурившиеся, они корчились на траве – а легионеры не забывали бросать в пламя пригоршни такой безобидной на первый взгляд сухой травы. Чародеям на всякий случай деловито вязали руки; хотя каждый, даже самый недалёкий солдат понимал – как только запасы «сбора Сежес» иссякнут, эти несколько десятков опытных магов обратят весь легион в кровавую кашу.
   – Спасибо тебе, Клавдий. – Сеамни шагнула к проконсулу, не церемонясь, обняла: – Я знала, что ты придёшь.
   – Вам, госпожа, моё обратное спасибо.
   – Ты не мог сказать всё сразу, Клавдий Септий Варрон?! – надвинулся Император. Голова его до сих пор помнила молодецкий взмах проконсульской булавы.
   – Не мог, повелитель. – Клавдий смотрел прямо и глаз не отводил. – Маги навели такое заклятье, что видели и слышали всё, что бы я ни сказал.
   – Славная отговорка, – рыкнул Император.
   Проконсул пожал плечами и протянул правителю Мельина свой гладиус – эфесом вперёд.
   – Судьба моя в руках повелителя. Хочет – пусть казнит. Но я своё дело сделал. Вся головка волшебническая – вот она, перед нами. Доказано, кто главный враг, кто за всем этим стоял – Нерг, Всебесцветные. Жаль только, не удалось главного их гада живьём взять – ну да шустрый он, другие б в таком месте, как их Орден, и подняться не смогли. А я, повелитель, что я – перед вами. В вашей власти. Прикажете – молча пойду на плаху. Прикажете – буду оправдываться. Пусть вот госпожа Сежес скажет, было на мне заклинание или нет. Её-то не обманешь. Скажет, мол, не было ничего – тогда и вправду выйдет, что изменил я подло. Врагу предался, а когда увидел, что дело по-другому повернуть может, спешненько обратно переметнулся. Обманул и Вольных, и остальных. Слова не скажу, повелитель, пойду на пытку. Потому что тогда и впрямь…
   – А как ты узнал, проконсул, о заклятье? – Сеамни по-прежнему стояла возле него, положив ладонь ему на сгиб локтя. – Маги сказали?
   – Сказали. И даже показали, как это будет. Я и шёпотом слова произносил, и писал – всё видели. Уж не знаю, повелитель, как они при таких-то способностях всё-таки нас проворонили?
   – Вынесите Сежес из облака, – вместо ответа приказал Император. – Кер-Тинор, бывшего проконсула – под стражу. Глаз не спускать. Когда чародейка придёт в себя – ко мне её, немедленно.
   Молчаливый Вольный невозмутимо кивнул. Баламут, наконец-то соизволивший повернуть голову к Императору, поспешно подхватил бесчувственную магичку на руки и потащил вниз по склону холма.
   Сам же Клавдий не сопротивлялся, беспрекословно расставшись с кинжалом и коротким засапожным ножом – его он носил ещё со времён, когда простым рорарием ^[1]шагал в строю первой своей манипулы.
   – Не волнуйся, проконсул, всё будет хорошо. – Сеамни погладила его по щеке. На гнев Императора своенравная данка не обращала никакого внимания.
   – Повелитель властен в жизни моей или в смерти, – спокойно, не опуская глаз, ответил Клавдий.
   – Увести его, – дёрнув щекой, бросил Император.
   Трое Вольных не грубо, но решительно шагнули к проконсулу. Тот молча кивнул и безропотно отправился с ними.
   – Гвин, – прошептала Сеамни на ухо правителю Мельина. – Смени гнев на милость, мой повелитель. Клавдий не виноват. Разве я тебя не предупреждала?
   – Какие будут приказания, мой Император? – подоспел запыхавшийся легат Первого легиона. – Маги пленены, но дым…
   – Возвращаемся в лагерь, – бросил правитель Мельина. – Чародеев окуривать всё время, чтобы им не продохнуть было.
   – Повелитель!.. О, всемогущий, смилуйся, умоляю! – Деловитые Вольные как раз заканчивали связывать стоявшего на коленях старика Гахлана. Речь чародея то и дело прерывалась приступами мучительного, удушливого кашля. – Всем святым тебя умоляю… памятью… я ведь лечил тебя, повелитель… сколько раз… смилуйся… убери дым… долго мы такого не выдержим!
   – Убрать дым – чтобы одно твое заклятье, оранжевый, ничего не оставило от целого моего легиона?! Ищи дураков в другом месте, Гахлан. И не думай, что я забыл твои благодеяния. Каждого из вас ждёт суд строгий, но справедливый, как говаривали в старину.

   – Я поклянусь… чем угодно… – хрипел и давился старик.
   – Радуга поклянётся, а потом так же легко и отречётся от клятвы. Или скажи мне, как сделать так, чтобы ни один из ваших действительно не смог причинить никакого ущерба моим верным слугам, – или дым останется.
   – Если он останется… к утру маги начнут умирать сами… безо всякого суда, справедливого или нет!..
   – Кто жить захочет, тот не умрёт, – непреклонно отрезал Император. – Я слишком хорошо помню Мельин. И сколько людей погибло, когда вы, маги, наконец опомнились.
   – Я был против…
   – Разумеется. Впоследствии всегда оказывается, что «вы были против». Или же «только исполняли приказы». Не трать даром дыхание, Гахлан, оно тебе ещё понадобится.
   Император повернулся спиной к старику, не обращая внимания на жалкие возгласы, очень быстро сменившиеся неразборчивыми хрипами и булькающим кашлем.
   – Мне не доставляет это удовольствия, не думай, – буркнул он укоризненно глядящей Сеамни. – Но как ещё обезопасить моих людей от чародеев, я не ведаю.
   – Может, она знает? – Дану кивнула на бледную Сежес; чародейка осторожно, с трудом переставляя негнущиеся ноги, ковыляла к ним, почтительно поддерживаемая под руку Баламутом.
   – П-повелитель, – низко поклонилась чародейка. Сморщилась, кашлянула раз-другой, благодарно взглянула на озабоченного и встревоженно-серьёзного гнома.
   – Рад видеть тебя в добром здравии, Сежес.
   – Да, повелитель, в добром… насколько это только возможно. О-ох! И поедучую же дрянь я собрала… Впервые на себе опробовала.
   Сеамни просто улыбнулась чародейке, погладила ту по плечу, словно подругу, и та слабо улыбнулась в ответ, вновь раскашлявшись.
   – Выпейте, государыня моя, – забеспокоился Баламут, протягивая открытую фляжку. – Самонаилучший гномояд. Любую отраву выметает, словно метла хорошая.
   – Ох, да ну тебя, скажешь тоже… – вяло отмахнулась чародейка, но фляжку всё-таки взяла. – У-ух!.. У тебя там что, абсолютный растворитель?!
   – Нет, всего лишь абсолютный гномояд, – ухмыльнулся Баламут, глядя на разом порозовевшую чародейку. – Так-то лучше, государыня моя, а то ровно вампирша были, ей-же-ей!
   – Что делать с пленными, Сежес? – повторил Император всё тот же вопрос. – Всё время их окуривать – так никакого сбора не хватит. Тем более что лето кончается, не пополнишь. Вдобавок Гахлан говорит…
   – Повелитель, он говорит правду, – серьёзно кивнула волшебница. – Если держать мага Радуги в этом дыму слишком долго, он задохнётся – хотя обычный человек чувствовал бы разве что известное неудобство.
   – Так что же делать, проклятье?!
   – Только перебить их всех, – едва слышно произнесла Сежес, однако взгляд не опустила.
   – А ты, с твоими новыми силами не можешь сделать магию для них недоступной?
   – Нет, – покачала головой чародейка. – С каким-нибудь мальчиком второго года я бы справилась. Но с магистрами…
   – Только если они сами откажутся от попытки побега, – вставила Сеамни.
   – Х-ха! Никогда такого не будет. Что я, не знаю тех же Гахлана, Треора или Фалдара?!
   – И всё-таки я попробую, – решился Император.
   Сбитые пинками в одну кучу маги являли самое жалкое зрелище. Окуривавший их дым чуть поредел, но чародеи всё равно заходились в жестоких приступах, ставших лишь немногим менее мучительными. Ни о какой волшбе и речь не шла. Озабоченные легионеры следили, чтобы в костры попадало достаточно заветного «сбора Сежес».
   – Слушайте меня, маги Радуги! – громко и отчётливо произнёс Император. Левая рука привычно кровила, и он так же привычно не обращал на это внимания. – Выбора у вас нет. Держать вас в плену бесконечно я не могу. Мне нужно или немедля вас перевешать… или получить какие-то гарантии, которым я бы поверил. Но прежде – послушайте меня.
   Я знаю, как вы остановили козлоногих. Какой ценой и какими мерами. Долго сдерживать тварей Разлома таким образом вы не сможете. Закрыть его так, как предложил вам Нерг? – а вы уверены, что добьётесь успеха? И разве то, что аколиты Всебесцветного Ордена – отнюдь не люди, не внушает вам опасений? Могу сказать – Нерг обещал нам помощь, причём помощь Древних Сил Мельина, уверяя, что, разгромив армию козлоногих, мы сможем избыть Разлом. Это оказалось ложью. Легионы стояли насмерть, но помощь так и не пришла. Нерг преследует свои и только свои цели. Вы для них – такая же разменная монета, как и всё остальное. Мне ведомо, что для вас я – убийца, палач, мясник и так далее; ваше право, но почему же одна из сильнейших среди вас сочла возможным встать на мою сторону? Может, за ней тоже стоит её собственная правда, к которой не мешает прислушаться? Времена изменились. Радуга больше не будет вертеть Империей.
   Маги слушали мрачно, то и дело захлёбываясь кашлем.
   Нет, на мою сторону они не перейдут, думал Император. Не хватит ума, в отличие от Сежес. И что тогда с ними делать? Все запасы «сена», я так чувствую, мы потратим у Всебесцветной башни, тем более что дым действует на нергианцев куда слабее, чем на чародеев остальных орденов.
   – Мы можем воевать бесконечно – пока козлоногие не очнулись от спячки. Их не остановит даже магия крови, и вы это знаете…
   – Это… почему же?.. – выдавил всё тот же Гахлан.
   – Потому что не хватит детишек, – отрезал Император. – Потому что вас в конце концов поднимут на вилы обезумевшие пахари, у которых вы отнимаете детей для «общего дела». И вы только сдерживаете тварей, вы не можете ни закрыть саму пропасть, ни хотя бы загнать туда уже вырвавшихся бестий.
   – А как, кха, кха, победа над Нергом поможет бороться с козлоногими? – Гахлан изо всех сил пытался сохранить достойный вид и осанку.
   Император знал, что ответа у него нет. Всебесцветные стали врагом, их нельзя оставлять в покое.
   – Если вы задумаетесь – откуда у них такая власть над козлоногими? И, если они обладают этой властью, почему не воспользовались ею раньше? Или вы скажете, что твари явились сюда, повинуясь вашимкомандам?
   Гахлан хрипел и отплёвывался, остальные маги выглядели не лучше, однако старый чародей продолжал возражать:
   – Пока шла война, Всебесцветный Орден всё время изучал чудовищ Разлома. Ничего удивительного, что он достиг известных успехов.
   – Тем не менее сделать магию крови ненужной он не смог? – напирал Император. Сейчас даже не так важна логическая безукоризненность доводов, главное – не допустить в голос и каплю неуверенности. – Или вы не видите, что Нерг состоит из нелюди? Неважно, изменили его адепты себя сами, были изменены – факт тот, что они отреклись от нас. Или вы забыли слова древнего Императора: «дай нелюди слово, пообещай, убей и забудь, ибо ложь врагу нашего рода оправдана всегда»? Или вы думаете, что люди, став чем-то иным, забудут об этом правиле?
   Тут Император вступал на тонкий лёд догадок. Разумеется, ниоткуда не следовало, что Нерг станет относиться к тем, из чьих домов вышли его аколиты, так же, как люди – к эльфам, Дану, гномам, оркам и прочим во время войн за становление Империи. Но маги, привыкшие судить по себе, этому поверят скорее, чем сказкам о прекраснодушии и благородстве.
   Нельзя сказать, что «маги задумались», это не так-то просто сделать, катаясь по земле от кашля. Но Гахлан всё-таки нашёл силы сипло прокаркать:
   – Что ты хочешь от нас? И что обещаешь?
   – Обещаю жизнь, – просто сказал Император. – Вы поняли, кто я. Врагов я уничтожу, даже ценой собственной смерти, но верно служащие Империи будут возвеличены, как вознесена Сежес. Радуга останется. Но никогда, как я сказал, не сможет вертеть Империей. Она будет принимать на обучение всех, благородных и простолюдинов, любого, в ком найдётся искра таланта. Прекратит преследовать «колдующих незаконно», хотя малефиков, творящих зло, я буду строго карать, неважно, принадлежат они к Семицветью или нет. Маги станут жить обычной жизнью. Их доходы сократятся, это так; однако никто не помешает им заработать, помогая людям, так же, как помогают им умелые ремесленники или искусные зодчие. Я могу говорить ещё долго, волшебники, но это не главное. Я предлагаю вам жизнь и справедливость. Хотите – принимайте условия. Нет – вы все будете казнены. У меня тоже нет выбора. Я не оставлю вас в плену навсегда. Ты, Гахлан, знаешь меня с малолетства. Скажи, солгал ли я когда и в чём.