Первушин Антон. Бозон Хиггса (сборник)

   Громыхнуло. Завоняло горелым пером. Рваные в клочья останки «ворона» ухнули в пропасть. Второй хищник не стал дожидаться продолжения банкета – сложив крылья, канул в черноту ущелья и затерялся где-то среди сосен.
   Все взоры обратились к Ефросинье. Девица тяжело дышала, румянец куда-то испарился – лицо сделалось белее мела.
   – Недостойно Посвящённой Перуну, – сообщила наконец она, – зрить, как навьи твари средь бела дня терзают райскую птицу Сирин.
   Иоанн вздохнул и перекрестился. Девица удостоила его презрительным взором и фыркнула. Румянец понемногу возвращался на её тугие щёки.
   – Сигнусадеи, сигнусадеи, – напевно донеслось откуда-то снизу.
   Сигнус сидела за кромкой обрыва, на обломке скалы, видимо, служившей некогда опорой для беседки, и теперь Олег мог рассмотреть её. Голова, как у человека, прекрасное женское лицо, да что там лицо – лик, широко распахнутые прозрачно-голубые глаза, пышные золотые волосы, никогда не знавшие гребня. Точёные плечи, высокая девичья грудь поднимается в частом дыхании. И всё это как-то гармонично перетекает-переливается в белоснежное оперение. Огромные крылья сложены, отливают золотом кончики маховых перьев и роскошного хвоста. Продуманное совершенство. А на плече – глубокие порезы, и кровь сочится, течёт, пятная белоснежный подгрудок…
   И снова знакомый речитатив:

 
Горе, о горе, пропали все истиннолюди,
Генноморфиды бессильны, бессильны их крепкие чары,
То, что незыблемым мнилось, тотчас же рассыпалось прахом.
Мор, разоренье и глад наступили повсюду,
Смерть на земле и на море, и нету спасенья от смерти.
Так предсказал нам Пророк, тот, кто не был услышан,
Но предсказанье сбылось, пробил час, горе сигнусадеи,
Призванный охранять, обернулся гонителем лютым,
Земли трясутся, и нету спасенья на небе.
Небо свернуло уж свиток, и ангел срывает печати,
Вышел из моря дракон о семи головах, и раздались пучины,
Рушатся тяжко на берег тяжёлые валы,
Суша разверзлась, повсюду дымы от пожарищ,
Пламя и лёд, лёд и пламя в стремительной битве,
Горе, о горе, спасения нету, о сигнусадеи!
Мощный Пророк, тот, кто не был услышан, сказал и иное:
Годы забвенья минут, и настанет година спасенья,
Явятся истиннолюди, восстанут из праха и пепла,
Ждите, живите, храните запретное Знанье!
Истиннолюди вернутся, возрадуйтесь, сигнусадеи!
 

   Пение смолкло. Сигнус резким птичьим движением склонила голову, заглянув в глаза Олегу. И в душу. Взгляд её был безмятежен и лишён какого-либо намёка на мысль. Широко развела крылья – под ними обнаружились человеческие руки, от локтя переходящие в крыло. Сдвоенный сустав? Впечатление от изящной женской кисти несколько портили длинные, никогда не стриженные ногти… А вот рана… рана зарубцевалась, кровь не течёт. Ускоренная регенерация?
   – Царевна, – позвал он. – Иди сюда, не бойся…
   Сигнус глянула непонимающе, неуклюже развернулась и прыгнула со скалы, распластав прекрасные свои крылья.
   – Понял? – Олег обернулся к Дитмару. – Сигнусы разумны.
   – Попугаи тоже разговаривают, – отмахнулся тот. – Зато теперь я уверен в своей правоте. Битва льда и пламени – вот ключ. На Землю рухнула очередная Луна. Человечество погибло, началась Новая Эпоха. Все эти сигнусы и сирены – жалкие мутанты, расы бессильных карликов. Мы же приуготовлены для встречи великанов…
   – Не так! – неожиданно резко возразил Иоанн. – Волшебная птица толкует совсем об ином. Разве не Откровение Иоанна Богослова слышали мы из её уст? А значит, Конец Света наступил, и Суд скоро состоится. Следовательно, не в аду мы, но в чистилище. Испытание сие…
   Святой умолк на полуслове – Зов напомнил о себе. И они пошли.
   На Никитскую яйлу перешли быстро. Олег каким-то шестым чувством нащупал, где некогда проходила Романовская трасса. Идти по разнотравью, утыканному редкими сосенками, было легко. Олег ни разу не сбился с пути, выйдя точно к Никитскому перевалу, где их ожидал сюрприз: спуска не было, а, наоборот, имелся двадцатиметровый обрыв, протянувшийся на неопределённое расстояние. Астроном глянул на Дитмара, мол, я же говорил. Немец извлёк из вещмешка моток тонкого вервия, напоминавшего стекловолокно, разрезанные кольца из сильно пружинящего опять же то ли пластика, то ли стекла – карабины, догадался Олег, – и гнутые заострённые штыри. Серебристые.
   – В связке ходил? – сухо осведомился Дитмар.
   Олег кивнул.
   – Будешь страховать, – распорядился фон Вернер и, вооружившись увесистым булыжником, принялся забивать в скалу первый крюк…
   Сперва спустили девиц, монаха, потом в связке – сами. Солнце давно ушло за яйлу, и только лучи ещё били из-за гор.
   Ялты тоже не было. Но… Посреди зарослей высилось здание – очевидно, гигантских размеров, формой оно было как косой парус, а цветом – словно глыба полупрозрачного льда. Ни окон, ни балконов, никаких надстроек не наблюдалось. На вопрос Олега, что за диво, Дитмар лишь пожал плечами. Похоже, немец и сам был в недоумении.
   Зов тянул дальше, уже в сумерках они скатились в предгорья. Олег был в ударе – он держал оптимальное направление по складкам рельефа, находил удобные сокращёнки. Иногда путь преграждали неглубокие обрывы – два-три метра. К удивлению астронома, и Таис, и Иоанн проявляли недюжинную ловкость, ну а Ефросинья не раздумывая сигала вниз, группируясь при падении, словно некогда успела закончить Высшее Рязанское училище ВДВ. И Дитмар поглядывал на неё с всё большим одобрением.
   Буковый лес закончился, пошёл сосняк, тьма сгустилась до непроницаемости. Зов ослабил хватку, немец объявил привал. Снова развели костёр, снова оленина и фляга.
   – Скажи, воительница, – поинтересовался эсэсовец у девицы, – ты всё ещё не помнишь, как ты умерла?
   – Ага, вот тебе! – Девица скрутила из пальцев незамысловатую фигуру и сунула её под нос фон Вернеру. – Не умерла я. И вообще, где это мы?
   – Земля тавроскифов и готов, – откликнулся Иоанн.
   – Ого! – подивилась Ефросинья. – А ты не пялься! – прикрикнула она на Дитмара и натянула сарафан на колени. – Ишь, зенки вылупил! Смотри, нрав у меня крутой. Могу и не понять.
   Расходилась девка, подумалось Олегу. Чудное всё же создание. Как не от мира сего.
   – Но не Таврида сиё, – продолжал Иоанн.
   – А ты, однобожец, вообще молчи! Много тебе твой крест помог, можно подумать, ага… Таврида, значит. Не умерла я, обалдуй! Сразилась с исконным врагом своим, Тёмным Волхвом Чернокиром. Думала, что одолела, ан нет. Не иначе, колдовством его окаянным сюда заброшена…
   Взошла луна, и в серебристом свете её видимы стали кроны сосен, узор палой хвои, белёсые пятна валунов. Где-то вдали раздался пересвист хатулей. Зов снова заворочался, подтолкнул.
   – Выступаем, – Дитмар уже был на ногах. – К утру надо дойти. Успеем? – это Олегу.
   – Должны, – заверил астроном.
   Отыскал на фоне неба Ай-Петри. Знаменитые зубцы уже не терзали высь, снесённые древними катаклизмами. И всё-таки вершину горы в лунном сиянии узнать было можно. Хороший ориентир, держим впереди и правее. Проще пареной репы.
   – Должны дойти! – повторил он.
   – Тихо! – прошипел Дитмар.
   Из сосняка донесся скрип, словно качнулось от порыва ветра дерево и тут же замерло. Но никакого ветра не было. От Олега не укрылся невольный жест немца, чуть было не схватившегося за плазмоган. Ну да, ну да, Зов – Зовом, а рефлексы – рефлексами. Все мы люди. Истиннолюди, да. Сосредоточенно засопела Ефросинья. Краем глаза астроном углядел лунный блик на лезвии здоровенного её меча. Иоанн неожиданно вынырнул из зарослей – когда это он успел отлучиться? – с толстой, грубо отёсанной жердью, почти дубиной, в руках и протянул её Таис:
   – Возьми, сестра. Ибо воистину.
   Гречанка приняла оружие, прикинула вес и, перехватив за середину, неожиданно резко крутанула взад-вперёд – да так, что воздух засвистел. Однако, подумал Олег, редкая для женщины выносливость и ловкость. Конечно, в сравнении с электрическими шуточками Ефросиньи, сущий пустяк, но всё-таки. Истиннолюди, истиннолюди… Кто я?..
   – Веди, Олег, – распорядился Дитмар. – И побыстрее. Ощущаешь?
   Он ощущал. Зов тянул так, что противиться стало невыносимо.
   Тонкий, на пределе слышимости визг ударил по нервам. Чёрная тряпка пронеслась над ними, едва не задев, и свечой ушла ввысь. Олег проследил за её полётом. Когда «тряпка» пересекла диск луны, выяснилось, что это нетопырь. Неслабый такой, размером с журавля. И тут же над вершинами сосен взметнулись неимоверно длинные иззубренные пилы, и с лёгкостью сняли нетопыря с неба, будто мошку.
   Астроном перевёл дух. Так-так, ночные твари начали охоту. Можно сколько угодно убеждать себя, что Зов оберегает от хищников, но древние инстинкты с этими соображениями не слишком считаются. Говоришь, бережёного Зов бережёт? Ну-ну…
   Наконец, двинулись в путь. Лес ожил. Свист, визг, утробный рык. Жизнь легко переходила в смерть. Смерть продлевала чью-то жизнь.
   Олег иронизировал напрасно. Незримая аура Зова и впрямь оберегала их. Когда на тропу выскочило химерическое создание, помесь вепря с крокодилом, гауптштурмфюрер походя пнул его в рыло, и создание с обиженным хрюканьем ринулось обратно в заросли.
   Один раз путь им преградила странная процессия. Группа существ, похожих на огромных, размером с телёнка, ежей важно шествовала на задних лапах. Раздался пересвист хатулей, с «ежами» произошла метаморфоза. Они присели, свернулись в плотные клубки, – причём иглы у них не встопорщились, а сложились в некое подобие брони, – дальше «ёжики» уже покатились, упруго подпрыгивая на камнях и корневищах.
   Время шло. Вынеслась над горами вторая Луна, простреливая темноту навылет. Невероятное, сказочное её свечение подбодрило путников. Да и Зов усилился. Чувствовалась близость цели. Олег удивлялся: откуда только силы берутся. Ведь идут и идут, да не просто идут – катятся под уклон, по пересеченной местности. По его расчётам, уже миновали Ялту, Ласточкино Гнездо – интересно, осталось ли от него хоть что-нибудь? Рассвет скоро. Зов зовом, но физиология физиологией. Молочная кислота накапливается в мышцах, как ни бодрись. Во всяком случае, у людей это так. А у не-людей, точнее, у истиннолюдей? Да полноте, как можно верить древнему, затёртому до потери смысла сказанию, передаваемому из поколения в поколение полуразумными существами?
   Астроном покосился на Ефросинью, размеренно вышагивающую рядом. Что ни говори, просто люди плазмой не швыряются… А он сам, астроном Сахновский Олег Яковлевич, не способен ли на что-нибудь эдакое? Сверхъестественное? Нет, ничего похожего он в себе не ощущал. Как и усталости, впрочем. М-да, если уж не истиннолюдь, то определённо не совсем человек…
   Вторая Луна утонула в море. Скрылась за горами первая. Сквозь запах прелой хвои пробивались иные «ароматы» – гниющей растительности. Олег глянул на пик Ай-Петри – Зов привёл их вниз, совсем близко к морю. Море. Эх, зашвырнуть бы куда подальше осточертевший похоронный костюм, скинуть идиотские погребальные туфли, непонятно почему ещё не развалившиеся, и окунуться в солёную влагу. Но нет, не судьба. Вместо моря предстоит погружение в душное тропическое марево.
   – Стой! – приказал Дитмар. – Слушай мою команду. В джунглях идём строго в колонну по одному. Первым – Йоган, препятствия прорубать мечом. За ним – Ефросинья, потом я, Таис, замыкает Олег. Вопросы есть?
   Вопросов не было.
   Серые сумерки пролились над лесом, и отряд погрузился в зелёное море. Искать направление не было нужды – Зов указывал его очень точно, в глубь джунглей, туда, где, наверное, когда-то была Алупка. Олег, сколько ни присматривался, не мог найти ни одного знакомого крымского растения. Лианы, диковинные, ощетинившиеся шипами кусты… Зато живности прибавилось – и неприятной. Несколько раз Иоанн разрубал плотную паутину. Судя по толщине оной, пауки тут водились изрядные. Под ногами сновали скорпионы и многоножки – размером с кота.
   Небо просветлело, со стороны моря обозначилось золотистое сияние. Ай-Петри потихоньку отступала за спину, а проклятая «зелёнка» всё тянулась и тянулась, а Зов всё крепчал и крепчал, и если бы не заросли, они бы давно уже припустили бегом.
   Смутное беспокойство овладело Олегом, и он быстро обнаружил причину этого беспокойства. Пока их охраняет Зов. Пока. Но тот, на помощь к которому они спешат, может воскреснуть в любую минуту. Зов оборвётся, и тогда… Но и если они успеют – придётся принимать бой со всей этой нечистью да ещё и приводить в чувство ничего не понимающего «новорожденного». Ох… Так вот чего боялся Дитмар, вот почему не хотел тратить впустую заряды!
   И Зов оборвался. Огромное облегчение – но и чудовищная слабость в ногах.
   – Рассредоточиться! – раздался громовой рык Дитмара. – Черт бы вас всех побрал! Каждый держит свой сектор, продолжаем движение по направлению. Он где-то рядом!
   Почему «он», а не «она», успел подумать Олег, но предостерегающе крикнула Таис, указывая наверх – прямо на голову ему пикировал чудовищный паук. Астроном наобум махнул топориком – и попал. Треснул хитин, брызнула зелёная слизь.
   – Вперёд! – гаркнул Дитмар. – Мужчины отслеживают верх, женщины – низ!
   Дробный сухой треск перекрыл его голос. Треск повторился. Будто кто-то рвал полотно на длинные полосы. За треском последовал яростный крик. Человеческий.
   «Ать-ать-ать…» – отозвалось эхо в скальных останцах.
   Снова раздался треск, на этот раз совсем короткий. Автоматная очередь, сообразил астроном, бросаясь следом за гауптштурмфюрером. Через несколько десятков шагов их вынесло на небольшую прогалину. Олег, не успев притормозить, наткнулся на спину фон Вернера. Тот обернулся, лицо его казалось заплаканным. Но конечно немец не плакал, он был в ярости.
   – Опоздали! – выкрикнул он. – Оглоблю в задницу матери твоих предков! Послушали песенок! Пофилософствовали! Катиться тебе с трёх гор на собственных ягодицах!
   Олег молча отодвинул его плечом. Наклонился над телом, лежащим между белёсых, будто подёрнутых инеем, скорлупок. Скорлупки исходили паром. Исчезали на глазах. Ни дать ни взять птенец, едва вылупившийся из яйца. Мёртвый. Губы и подбородок в пене. Открытые глаза безучастно смотрят в наливающееся синевой небо.
   Астроном закрыл их.
   – Твою ж мать…
   – Мужик же был… – проговорил барон фон Вернер. – Солдат…
   Да, солдат. Молоденький. Необмятая гимнастёрка. Галифе. Кирзачи. Малиновые петлицы без знаков различия. Рядовой пехотный Ваня. Пальцы всё ещё сжимают автомат с диском. Гильзы тускло отблёскивают в траве. Много гильз. Эх…
   – Радуйся, барон, – сказал Олег. – Он мог запросто очередь в брюхо тебе всадить…
   – Мог, – согласился немец. – Русский Иван…
   Гауптштурмфюрер деловито охлопал нагрудные карманы красноармейской гимнастёрки, расстегнул правый, вынул чёрный пластмассовый цилиндрик, протянул Олегу, потом отнял у мертвеца автомат, отщёлкнул магазин. Астроном бездумно повертел цилиндрик в руке, сунул в карман брюк.
   – Знакомая машинка, – пробормотал фон Вернер. – Приходилось пользоваться… но… коробочка пуста.
   Он отбросил бесполезный ППШ и стал осматривать труп.
   – Как же его?.. Ага… в шею, значит…
   Дитмар показал Олегу чёрные дырки в шее пехотинца, по одной с каждой стороны. Из дырок сочилась зеленоватая слизь.
   – Что за дрянь? – спросил астроном, содрогнувшись.
   – Кардиопатогенный яд, наверное, – пояснил фон Вернер, вытирая пальцы о гимнастёрку погибшего. – Укус паука или другой членистоногой дряни.
   – Похоронить бы, – сказал астроном.
   – Некогда, – отрезал немец. – Без нас похоронят. Сейчас начнётся…
   Олег снял пиджак, накрыл им лицо красноармейца, положил сверху автомат.
   – Прощай, земляк!
   Девицы молчали. Всё и так было понятно. Монах скороговоркой бормотал «упокой, Господи, душу раба твоего…».
   – Теперь мы добыча, – сказал Дитмар. – В гору лезть долго, не пробьёмся. Идём на запад, джунгли скоро закончатся. Я первым, замыкает Ефросинья. Вперёд!
   Они двинулись спорым шагом. Джунгли не заставили себя ждать. Давешний крокодиловепрь, ломая кустарник, атаковал отряд с фланга, обрушившись на Таис. Гречанка увернулась лёгким, почти танцующим движением. Вепрь вломился в безобидный с виду куст, покрытый алыми маслянистыми цветами. Забился, завизжал. Цветы, словно сотни алчных ртов, приникли к его шкуре. Похоже, намертво. Под аккомпанемент затихающего визга люди продолжили путь. Но тут же попали в окружение мелких, не крупнее таксы, диких собак.
   Собак было много. Дитмар попытался пугнуть их огнём, но только зря потратил выстрелы. Потеряв трёх особей, псы кинулись на него сворой в десяток. Воительница с монахом заработали мечами. Таис гвоздила дубиной, а Олег колошматил обушком топора, быстро сообразив, что так надёжней. Всё же силы были не равны, но тут снова заговорил плазмоган немца, и стая вдруг кинулась врассыпную, мгновенно скрывшись в зарослях.
   – Снял вожака, – коротко пояснил немец. – Вон там прятался.
   Раздумывать, что за странный вожак, который руководит боем с изрядного расстояния, астроному было недосуг. Только фон Вернер хрипло каркнул: «Вперёд!» – как что-то просвистело в воздухе, и святой оказался пригвождённым к стволу древнего граба. Почти распят.
   – Господи Иисусе! – взмолился он.
   Тело монаха крест-накрест захлестнуло полупрозрачной нитью, концы которой оканчивались чёрными зазубренными шипами. Олег подскочил к Иоанну первым и увидел, что из середины этого чудовищного распятия растёт то ли шея, то ли мясистый стебель, увенчанный зубастой головкой-бутоном. Астроном не стал дожидаться, покуда эти зубы вопьются монаху в лицо. Он отсёк бутон, разрубил нити у основания шипов.
   – Спаси тебя Бог, рус! – выдохнул Иоанн, с отвращением сдирая с себя остатки мерзкой ловушки.
   – Все целы? – спросил Дитмар. – Тогда – бегом!
   Бегом не вышло. Джунгли как с цепи сорвались. Скоро Олег перестал различать, что именно на них нападает. Какие-то летающие радужные змеи, щетинистые, ревущие, как бомбардировщики, громадные комары, прыгающие двухвостые скорпионы. Дитмар палил направо и налево, не жалея зарядов, и вполне оправдывал звание альпийского стрелка. Ефросинью попыталась ухватить гигантская многоножка, неожиданно воспрянувшая из груды палой листвы. Дева-воительница мотнула соломенной головой, и коса – астроном не поверил бы, если бы не видел собственными глазами – рассекла многоножку пополам. Таис вляпалась-таки в ловчую сеть гигантского паука. Паука обезвредил Иоанн.
   И вдруг как-то сразу всё закончилось. Отряд вывалился на обширную поляну, за которой начиналась обычная роща обычных деревьев. Посреди поляны все, не сговариваясь, повалились на землю.
   Солнце уже палило вовсю, и Олегу захотелось в тень, в рощу, но раздался знакомый переливчатый посвист. Сверху. Ему ответил такой же – со стороны моря. Хатули, бес им в ребро.
   Трава зашевелилась, по поляне поплыли размытые силуэты. Сколько их было, не сосчитать. Больше двух – это точно.
   – К бою! – скомандовал фон Вернер.
   Но хатули не спешили нападать. Взяв людей в полукольцо, оттеснили их к роще. И Олег понял – зачем. Раздутые как бутылки стволы. Разверстые розовые дупла. А вот корнещупальца… Хрен их в такой траве разглядишь. Хатули застыли и сделались совершенно невидимы.
   – Живоглоты! – крикнул астроном.
   Дитмар выхватил плазмоган и повёл стволом, стараясь захватить площадь побольше, чтобы выцелить хоть одного хищника. Зацепил. Истошный визг, запах палёной шкуры, и обезумевший от боли зверь ринулся на гауптштурмфюрера. Наперерез бросилась Ефросинья, махнула косой… и располовинила голову хищника.
   – Во имя Перуна! – торжествующе воскликнула она.
   – Не боишься? – бросил Дитмар.
   – В муромских лесах и не такие чудища…
   Дева не договорила. Корнещупальце ухватило её сразу за обе ноги. Воительница упала ничком, живоглот поволок её к разверстой пасти. Дитмар повёл плазмоганом, но тщетно – битва в джунглях съела весь заряд. Живоглот тянул быстро, и никто не смог бы помочь Ефросинье, однако она мгновенно перевернулась, села на пятую точку и уже у самой пасти живоглота ударом меча обрубила оба корня.
   Нервы у девки железные, подумал Олег. Посмотрел на поверженного кота. Серая бесшёрстая шкура потеряла способность к мимикрии. На льва хатуль походил лишь строением тела. Рассечённый череп более подошёл бы… лемуру. Да, глазастому лемуру с толстыми мясистыми губами и круглыми, как спутниковые тарелки, перепончатыми ушами. Странное существо. Рот как у травоядного. Но когти…
   Ещё один хатуль, помельче, прыгнул на Дитмара, тот отскочил в мелкий кустарник, но удара лапой по плечу не избежал. Бесполезный плазмоган отлетел в сторону. Олег бросился к нему, наклонился, чтобы поднять. Тонкий вибрирующий корень обхватил его запястье. Астроном тюкнул по нему хазарским топориком. Корень отстал. Олег взял плазмоган, выпрямился.
   Неосторожного хатуля прихватило сразу четырьмя корнещупальцами и жадно влекло к дуплу. Дупло раздалось вширь и ввысь, принимая столь крупную жертву. Ствол лжеплатана охватила сладостная дрожь, когда задняя часть жертвы погрузилась в пасть. Хатуль кричал и бился, и это было настолько страшно, что Олегу стало жаль несчастного хищника. В считанные минуты всё было кончено. Пасть сомкнулась, вопль хатуля оборвался.
   Олег с Иоанном, всматриваясь в траву, чтобы не нарваться на очередное щупальце, поспешили к Дитмару.
   Барон фон Вернер лежал на земле, тяжело дыша, с закрытыми глазами. Гимнастёрка его была изодрана. Кровоточили порезы на плече и груди. Иоанн наклонился, осторожно осмотрел раны.
   – Господь милостив, – сказал он. – Раны неглубокие, но надо перевязать.
   Он посмотрел на женщин и передал Таис меч. Таис кивнула и, надрезав тунику, отодрала изрядный кусок ткани, обнажив точёные колени. Иоанн ловко порвал ткань на бинты.
   – Помоги, – обратился он к Олегу.
   Вместе они стащили с Дитмара гимнастёрку, промыли раны остатками воды из гибкой бутыли, перевязали.
   – Что будем делать, рус? – спросил монах.
   – Надо бы отнести его к морю, – откликнулся астроном без особой уверенности. – Здесь оставаться нельзя…
   – Не надо меня нести, – сказал барон. – Идти некуда. Через живоглотов не пройдём, а хатули умеют ждать… И верни моё оружие.
   Астроном отдал плазмоган.
   Немец приподнялся на локтях.
   – Их тут ещё штук пять. Не выпустят.
   – А вот я их мечом, – пригрозила Ефросинья.
   Немец засмеялся, аж раскашлялся.
   – Лучше встретить смерть в честном поединке, чем сдохнуть с голодухи! – упрямилась Ефросинья.
   – А пугануть перуновым огнём? – предложил Олег.
   – Нельзя взывать к Воителю, пока не пройдёт ночь и ещё ночь, – разъяснила дева. – Биться надобно. Или молить богов, глядишь, смилостивятся. Давай, однобожец, твоя братия, помню, врала, что ваш Христос всё может.
   Иоанн осенил себя крестным знамением и, преклонив колени, принялся творить молитву.
   – Я тоже помолюсь богам, Громовержцу и Артемиде, – добавила Таис. – Но мне нечего принести им в жертву.
   Фон Вернер болезненно скривился.
   – В мешке последний кусок мяса, нам уже не понадобится, так что отдай своим богам. Огня, девочка, правда, нет. Уж не обессудь.
   Дурдом, подумал Олег. Снова оглядел поляну.
   Да, хатули были здесь. Больше не нападали, но их короткие перемещения иногда отслеживались по размытым силуэтам. Идеальная мимикрия, надо же. Что ж, похоже, пришло время умирать второй раз. Права Ефросинья – лучше в бою… Вдруг кто-нибудь да прорвётся.
   Внезапно хатули засвистели. Все разом. Свист не такой, как обычно – переливчатый, а странно-тревожный, прям мурашки по коже.
   И было от чего. Из джунглей ломилось что-то страшное. Олег подскочил как ужаленный.
   – Перун Громовержец… – запричитала Ефросинья. – Кострома Благодатная… Мамочка…
   Она схватилась за меч. Неведомое чудовище приблизилось, и хатули, позабыв про мимикрию, прыснули в разные стороны, как стая дворовых котов, на которых вылили из окна ушат ледяной воды. Плоская змеиная голова неведомого зверя была щедро уснащена острыми клыками, над ними извивались трубчатые щупальца, а из глазниц бил огонь, от которого сразу вспыхивали трава и кустарник. Клыками чудовище вспарывало суглинок, прокапывая неглубокую траншею. И по этой траншее ползло гибкое серебристое туловище. Размером примерно с газовую трубу. Большого диаметра.
   – Заклинаю тебя, Змий о Двенадцати Хоботах, изыди! – взвыла дева-воительница и, подскочив к чудовищу, со всего замаху полоснула мечом. Меч упруго отскочил от кожи монстра, не причинив ему ни малейшего вреда. Свистнула соломенная коса – с тем же успехом.
   – Дура! – заорал Дитмар. – Прекратить немедленно! Это же Пищевод!
   Голова «змия» скрылась в роще лжеплатанов.
   – Полезли? – сказал Олег. – Хатули всё равно далеко не ушли.
   – Разумно ли? – засомневался Иоанн. – Вдруг чудовище захочет оставить нас там?
   – Не оставит, – ответил астроном. – Я знаю.
   Барон коротко глянул на него, кивнул, мол, потом объяснишь, и оседлал Пищевод. За ним последовал Олег, а Иоанн после короткой перепалки с Ефросиньей и нескольких негромких слов, обращённых к Таис, помог взобраться девушкам и ловко вскарабкался сам.