Страница:
Давайте посмотрим на заявленные «фазы перехода» с другой стороны.
С точки зрения Йохана Гутенберга мы не совершили никакой революции – ведь он изобрел способ быстрого и дешевого распространения информации, а мы, создав компьютеры и Интернет, лишь развили его изобретение.
С точки зрения изобретателей письменности, имена которых история, к сожалению, не сохранила, Йохан Гутенберг тоже не совершил никакой революции – он просто сделал более доступной информацию, форму записи которой придумали задолго за него. Наоборот, изобретатели письменности должны удивляться, что за тысячелетия их потомки так и не сумели разработать единый для всех алфавит, а в качестве международного языка используют не самый подходящий для этого английский.
Демагогично? Но сторонники теории «технологической сингулярности» в этой связи выглядят еще большими демагогами.
Так, серьезные сомнения вызывает и то, как они разделяют на эпохи эволюцию жизни на Земле. Дело в том, что границы между периодами, принятые палеонтологами, весьма условны и в значительной степени привязаны к геологии. Сразу обращает на себя внимание «фазовый переход», который сторонники теории «технологической сингулярности» связывают с появлением гоминидов и относят на четыре миллиона лет назад (Антропоген). Во-первых, почему появление еще одного вида изображается каким-то особым событием в эволюционном процессе? Только лишь потому, что мы теперь знаем, что гоминиды были нашими предками? Во-вторых, ни палеонтологи, ни антропологи до сих пор не сошлись во мнении, когда именно начался Четвертичный период, с которым связывают появление развитых гоминидов. Поэтому такие границы периодов устанавливают геологи. Например, ранее нижняя граница Четверичного периода проходила на отметке 1,8 миллионов лет назад, но совсем недавно Специальный комитет Международной стратиграфической комиссии решил передвинуть границу плейстоцена на 800 тысяч лет назад, то есть теперь нижняя геологическая граница Четвертичного периода отстоит от нас на 2,6 миллиона лет. То же самое постоянно происходит с другими границами. Если же начало Антропогена не связывать с началом Четвертичного периода, то вопрос окончательно запутывается, ведь каждый год ученые радуют нас открытием новых гоминидов, а пресловутого «промежуточного звена» между гоминидом и человеком так и не обнаружено, посему точная датировка этого «фазового перехода» сокрыта туманом неизвестности. Как вы понимаете, подобные проблемы лежат далеко за пределами чистой математики, к которой апеллируют адепты теории «технологической сингулярности».
Вообще же наши современные представления о прошлом Земли довольно поверхностны и меняются гораздо чаще, чем хотелось бы учащимся средней школы и их учителям. К примеру, долгое время считалось, что динозавры – это хладнокровные пресмыкающиеся типа ящериц, теперь же утверждается, что они на эволюционном дереве гораздо ближе к теплокровным птицам.
Не исключено также, что о каких-то значимых для земной биосферы «фазовых переходах» мы просто еще не подозреваем, поскольку не нашли следов или неправильно интерпретировали имеющиеся.
А можно посмотреть шире и глубже, с общефилософских позиций, и тогда мы придем к выводу, что качественных скачков в эволюции было совсем немного: появление жизни, деление клеток, специализация клеток, возникновение нервной системы – всё остальное мы считаем «фазовыми переходами» из-за свойственного нам антропоцентризма, корни которого лежат в религиозном мировоззрении.
Те же самые соображения можно применить и к вышеупомянутому закону Мура. Вычислительная мощность – это, конечно, хорошо, но ведь без программ и файлов с данными компьютер представляет сбой всего лишь груду железа. И еще более мрачной грудой он смотрится, если его отключить от электропитания. В глазах же сторонников теории «технологической сингулярности» компьютеры и сети выглядят чем-то мистическим – существующим независимо от разума и воли человека. Но ведь это не так! Программы пишут и файлы создают люди, электроэнергию из окружающего мира также добывают люди. И вот тут имеются очевидные проблемы, которые перечеркивают идею о скором «бунте машин». Производительность и быстродействие компьютеров растет год от года, но год от года падает культура программирования. Эту тенденцию заметили не только специалисты, о чем они часто и открыто говорят, но и рядовые пользователи: программное обеспечение дорожает, но при этом становится более громоздким, отягощенным массой лишний функций; сети (особенно общедоступные) превращаются в помойки; трафик жрут порнография, реклама и бессмысленные чаты, процент полезной информации снижается – если эта Сеть вдруг «осознает» себя, она тут же скончается от непереносимого стыда. С энергетикой дела обстоят получше, однако производство энергии явно отстает от ее потребления, а введение новых мощностей требует всё более значительных усилий. Не преодолены ключевые проблемы, заметно тормозящие развитие той же вычислительной техники и систем связи: до сих пор не созданы сверхъемкие аккумуляторы (а о таком мечтает любой владелец ноутбука), до сих пор не созданы солнечные батареи с высоким КПД (а о таких мечтает любой владелец мобильного телефона), не осуществлен переход на местное нецентрализованное энергоснабжение (а о таком мечтает любой, у кого «вырубало» свет на праздники). Пока не будут решены эти проблемы, ни о какой «технологической сингулярности» не может идти и речи.
Интересно, предполагал ли Вернон Виндж, формулируя свою идею, что вскоре появится целое квазирелигиозное сообщество, которое свято уверует в его доводы и на полном серьезе начнет готовиться к «сингулярности»? Называется это сообщество вычурно: международное философское движение Трансгуманизм. Оно имеет довольно развитый филиал в России, члены которого требуют признания и поддержки их деятельности на государственном уровне. Трансгуманисты верят, что уже к 2050 году ускоряющийся научно-технический прогресс позволит создать «постчеловека», который будет обладать необычными сверхчеловеческими способностями, но главное – абсолютным здоровьем, которое позволит ему жить неограниченное время. Короче, речь идет о достижении бессмертия, которого трансгуманисты в буквальном смысле вожделеют.
Сторонники Трансгуманизма отрицают, что являются современной коммерческой сектой, однако почти все ее видовые признаки тут налицо. Подобно сектантам, трансгуманисты уверены, что скоро наступит «конец света» (то есть эволюционно-технологическая «сингулярность») – они даже называют конкретные даты, хотя и расходятся по этому вопросу друг с другом. Подобно сектантам, трансгуманисты уверены, что «конец света» не означает конец жизни, а сопровождает качественный переход в иное и более совершенное состояние. Подобно сектантам, трансгуманисты уверены, что «спасутся» лишь избранные – в данном случае те, кто откажется от человеческой оболочки, которая дана природой, позволив «переписать» свою личность на другой, более надежный, «носитель», в качестве которого может выступать либо киборг (то есть механический андроид с биологическими элементами), либо человеческое тело, усовершенствованное с помощью нанотехнологий. Подобно сектантам, трансгуманисты не собираются пассивно дожидаться «конца света» («сингулярности») – нет, они действуют, хотя никто об этом их не просит! Они проводят конференции, они вовлекают неофитов, они публикуют статьи и книги, а кроме того – они собирают деньги… Никогда не догадаетесь, на какие цели… Нет, не для того чтобы приблизить «сингулярность», а для того чтобы до нее… дотянуть. Трансгуманисты верят в крионику и в то, что замороженные сегодня люди завтра будут возвращены к жизни гуманными «постчеловеками». Зайдите на любой сайт трансгуманистов, и с большой вероятностью вы наткнетесь на рекламу очередной криофирмы, которая за «скромную» сумму в несколько десятков тысяч долларов предложит свои услуги по замораживанию вашей головы или всего тела.
То, что крионика является одной из форм модернового мошенничества, известно довольно давно, но вызывает удивление вера трансгуманистов в неизбежность воскресения замороженных в постчеловечестве. Прежде всего, никто ничего не может сказать о том, как будет выглядеть это постчеловечество и насколько интересны ему будут лежащие в ледяных гробах предки. И еще – ни один из трансгуманистов, с которыми я лично знаком, не смог объяснить мне внятно, а зачем ему это самое бессмертие, какую такую ценность он лично представляет для мира и цивилизации, чтобы жить вечно… Разговоры о том, что им просто нравится жить, в данном случае не слишком уместны, ведь от этого вполне, впрочем, понятного желания ничего не зависит…
Но речь даже не о причудах трансгуманистов, а о том, что сторонники «технологической сингулярности» в упор не замечают важного обстоятельства – неравномерности развития земной цивилизации. Описываемый ими «фазовый переход» в короткий период возможен только в том случае, если человечество едино и находится на одинаковом уровне технологического развития. Даже описанные выше «переходы» происходили трудно и долго, сопровождаясь войнами, – и не всегда более развитая в культурном и техническом отношении держава побеждала в противостоянии. Если бы было иначе, то сейчас столицей мира были бы Афины…
Зная, сколь бурно развивается наука в США, мы можем легко представить себе, что некий качественный скачок раньше или позже произойдет в этой передовой державе (возможно, он уже произошел), однако остается открытым вопрос: как воспримет этот скачок весь остальной мир? Если в Штатах возникнет постчеловечество, то не станет ли это поводом для начала новой мировой войны, которая отбросит наш мир на сотню лет назад? Так или иначе, но нет никаких оснований надеяться, что американские «постчеловеки» заинтересуются замороженными россиянами и захотят вернуть их к жизни, одарив заодно бессмертием. А «технологическая сингулярность» нашей стране и подавно не грозит – уровень российской фундаментальной науки и культуры производства, к сожалению, продолжает быстро и необратимо снижаться.
В тисках энергетического кризиса
С точки зрения Йохана Гутенберга мы не совершили никакой революции – ведь он изобрел способ быстрого и дешевого распространения информации, а мы, создав компьютеры и Интернет, лишь развили его изобретение.
С точки зрения изобретателей письменности, имена которых история, к сожалению, не сохранила, Йохан Гутенберг тоже не совершил никакой революции – он просто сделал более доступной информацию, форму записи которой придумали задолго за него. Наоборот, изобретатели письменности должны удивляться, что за тысячелетия их потомки так и не сумели разработать единый для всех алфавит, а в качестве международного языка используют не самый подходящий для этого английский.
Демагогично? Но сторонники теории «технологической сингулярности» в этой связи выглядят еще большими демагогами.
Так, серьезные сомнения вызывает и то, как они разделяют на эпохи эволюцию жизни на Земле. Дело в том, что границы между периодами, принятые палеонтологами, весьма условны и в значительной степени привязаны к геологии. Сразу обращает на себя внимание «фазовый переход», который сторонники теории «технологической сингулярности» связывают с появлением гоминидов и относят на четыре миллиона лет назад (Антропоген). Во-первых, почему появление еще одного вида изображается каким-то особым событием в эволюционном процессе? Только лишь потому, что мы теперь знаем, что гоминиды были нашими предками? Во-вторых, ни палеонтологи, ни антропологи до сих пор не сошлись во мнении, когда именно начался Четвертичный период, с которым связывают появление развитых гоминидов. Поэтому такие границы периодов устанавливают геологи. Например, ранее нижняя граница Четверичного периода проходила на отметке 1,8 миллионов лет назад, но совсем недавно Специальный комитет Международной стратиграфической комиссии решил передвинуть границу плейстоцена на 800 тысяч лет назад, то есть теперь нижняя геологическая граница Четвертичного периода отстоит от нас на 2,6 миллиона лет. То же самое постоянно происходит с другими границами. Если же начало Антропогена не связывать с началом Четвертичного периода, то вопрос окончательно запутывается, ведь каждый год ученые радуют нас открытием новых гоминидов, а пресловутого «промежуточного звена» между гоминидом и человеком так и не обнаружено, посему точная датировка этого «фазового перехода» сокрыта туманом неизвестности. Как вы понимаете, подобные проблемы лежат далеко за пределами чистой математики, к которой апеллируют адепты теории «технологической сингулярности».
Вообще же наши современные представления о прошлом Земли довольно поверхностны и меняются гораздо чаще, чем хотелось бы учащимся средней школы и их учителям. К примеру, долгое время считалось, что динозавры – это хладнокровные пресмыкающиеся типа ящериц, теперь же утверждается, что они на эволюционном дереве гораздо ближе к теплокровным птицам.
Не исключено также, что о каких-то значимых для земной биосферы «фазовых переходах» мы просто еще не подозреваем, поскольку не нашли следов или неправильно интерпретировали имеющиеся.
А можно посмотреть шире и глубже, с общефилософских позиций, и тогда мы придем к выводу, что качественных скачков в эволюции было совсем немного: появление жизни, деление клеток, специализация клеток, возникновение нервной системы – всё остальное мы считаем «фазовыми переходами» из-за свойственного нам антропоцентризма, корни которого лежат в религиозном мировоззрении.
Те же самые соображения можно применить и к вышеупомянутому закону Мура. Вычислительная мощность – это, конечно, хорошо, но ведь без программ и файлов с данными компьютер представляет сбой всего лишь груду железа. И еще более мрачной грудой он смотрится, если его отключить от электропитания. В глазах же сторонников теории «технологической сингулярности» компьютеры и сети выглядят чем-то мистическим – существующим независимо от разума и воли человека. Но ведь это не так! Программы пишут и файлы создают люди, электроэнергию из окружающего мира также добывают люди. И вот тут имеются очевидные проблемы, которые перечеркивают идею о скором «бунте машин». Производительность и быстродействие компьютеров растет год от года, но год от года падает культура программирования. Эту тенденцию заметили не только специалисты, о чем они часто и открыто говорят, но и рядовые пользователи: программное обеспечение дорожает, но при этом становится более громоздким, отягощенным массой лишний функций; сети (особенно общедоступные) превращаются в помойки; трафик жрут порнография, реклама и бессмысленные чаты, процент полезной информации снижается – если эта Сеть вдруг «осознает» себя, она тут же скончается от непереносимого стыда. С энергетикой дела обстоят получше, однако производство энергии явно отстает от ее потребления, а введение новых мощностей требует всё более значительных усилий. Не преодолены ключевые проблемы, заметно тормозящие развитие той же вычислительной техники и систем связи: до сих пор не созданы сверхъемкие аккумуляторы (а о таком мечтает любой владелец ноутбука), до сих пор не созданы солнечные батареи с высоким КПД (а о таких мечтает любой владелец мобильного телефона), не осуществлен переход на местное нецентрализованное энергоснабжение (а о таком мечтает любой, у кого «вырубало» свет на праздники). Пока не будут решены эти проблемы, ни о какой «технологической сингулярности» не может идти и речи.
* * *
Есть и еще один аспект.Интересно, предполагал ли Вернон Виндж, формулируя свою идею, что вскоре появится целое квазирелигиозное сообщество, которое свято уверует в его доводы и на полном серьезе начнет готовиться к «сингулярности»? Называется это сообщество вычурно: международное философское движение Трансгуманизм. Оно имеет довольно развитый филиал в России, члены которого требуют признания и поддержки их деятельности на государственном уровне. Трансгуманисты верят, что уже к 2050 году ускоряющийся научно-технический прогресс позволит создать «постчеловека», который будет обладать необычными сверхчеловеческими способностями, но главное – абсолютным здоровьем, которое позволит ему жить неограниченное время. Короче, речь идет о достижении бессмертия, которого трансгуманисты в буквальном смысле вожделеют.
Сторонники Трансгуманизма отрицают, что являются современной коммерческой сектой, однако почти все ее видовые признаки тут налицо. Подобно сектантам, трансгуманисты уверены, что скоро наступит «конец света» (то есть эволюционно-технологическая «сингулярность») – они даже называют конкретные даты, хотя и расходятся по этому вопросу друг с другом. Подобно сектантам, трансгуманисты уверены, что «конец света» не означает конец жизни, а сопровождает качественный переход в иное и более совершенное состояние. Подобно сектантам, трансгуманисты уверены, что «спасутся» лишь избранные – в данном случае те, кто откажется от человеческой оболочки, которая дана природой, позволив «переписать» свою личность на другой, более надежный, «носитель», в качестве которого может выступать либо киборг (то есть механический андроид с биологическими элементами), либо человеческое тело, усовершенствованное с помощью нанотехнологий. Подобно сектантам, трансгуманисты не собираются пассивно дожидаться «конца света» («сингулярности») – нет, они действуют, хотя никто об этом их не просит! Они проводят конференции, они вовлекают неофитов, они публикуют статьи и книги, а кроме того – они собирают деньги… Никогда не догадаетесь, на какие цели… Нет, не для того чтобы приблизить «сингулярность», а для того чтобы до нее… дотянуть. Трансгуманисты верят в крионику и в то, что замороженные сегодня люди завтра будут возвращены к жизни гуманными «постчеловеками». Зайдите на любой сайт трансгуманистов, и с большой вероятностью вы наткнетесь на рекламу очередной криофирмы, которая за «скромную» сумму в несколько десятков тысяч долларов предложит свои услуги по замораживанию вашей головы или всего тела.
То, что крионика является одной из форм модернового мошенничества, известно довольно давно, но вызывает удивление вера трансгуманистов в неизбежность воскресения замороженных в постчеловечестве. Прежде всего, никто ничего не может сказать о том, как будет выглядеть это постчеловечество и насколько интересны ему будут лежащие в ледяных гробах предки. И еще – ни один из трансгуманистов, с которыми я лично знаком, не смог объяснить мне внятно, а зачем ему это самое бессмертие, какую такую ценность он лично представляет для мира и цивилизации, чтобы жить вечно… Разговоры о том, что им просто нравится жить, в данном случае не слишком уместны, ведь от этого вполне, впрочем, понятного желания ничего не зависит…
Но речь даже не о причудах трансгуманистов, а о том, что сторонники «технологической сингулярности» в упор не замечают важного обстоятельства – неравномерности развития земной цивилизации. Описываемый ими «фазовый переход» в короткий период возможен только в том случае, если человечество едино и находится на одинаковом уровне технологического развития. Даже описанные выше «переходы» происходили трудно и долго, сопровождаясь войнами, – и не всегда более развитая в культурном и техническом отношении держава побеждала в противостоянии. Если бы было иначе, то сейчас столицей мира были бы Афины…
Зная, сколь бурно развивается наука в США, мы можем легко представить себе, что некий качественный скачок раньше или позже произойдет в этой передовой державе (возможно, он уже произошел), однако остается открытым вопрос: как воспримет этот скачок весь остальной мир? Если в Штатах возникнет постчеловечество, то не станет ли это поводом для начала новой мировой войны, которая отбросит наш мир на сотню лет назад? Так или иначе, но нет никаких оснований надеяться, что американские «постчеловеки» заинтересуются замороженными россиянами и захотят вернуть их к жизни, одарив заодно бессмертием. А «технологическая сингулярность» нашей стране и подавно не грозит – уровень российской фундаментальной науки и культуры производства, к сожалению, продолжает быстро и необратимо снижаться.
В тисках энергетического кризиса
Сколько я себя помню, всё время идут разговоры о близящемся энергетическом кризисе. Дескать, углеводороды закончатся в течение ближайших 15–20 лет, и тогда человеческая цивилизация будет отброшена в век пара, начнутся беспощадные войны за последние капли нефти, к власти придут тоталитарные вожди, народы надолго забудут о комфорте и демократии, наступит темная мрачная эра. Единственным спасением может стать только управляемая термоядерная реакция (так называемый «термояд»), которая обеспечит человечество практически дармовой энергией.
Но время идет, а нефть не кончается, цены на нее то растут, то падают, открываются новые богатые месторождения и прокладываются новые трубопроводы. Вообще слухи о конце углеводородной эры оказались сильно преувеличены. Тем не менее энергетический кризис всё же может грянуть – потребление энергии растет очень быстро, и расширением добычи проблему уже не решить. К тому же нефть нужна в химической промышленности, и очень нерационально жечь ее просто так, оказывая дополнительное «давление» на окружающую среду.
Энергетики поняли это одними из первых, опередив футурологов, которые, сочиняя свои концепции будущего, часто забывают о самом главном – об энергии и способах ее преобразования. Еще в 1970-е была сформулирована концепция «газовой паузы» – то есть периода между двумя эпохами (не побоюсь этого слова!) в развитии энергетики: эпохами нефти и… угля.
Да-да, это не описка. Те, кто считает, что времена угля и пара ушли в прошлое, ошибаются. Уголь по-прежнему остается одним из самых приоритетных видов топлива, поскольку сравнительно дешев и его разведанные запасы огромны. Например, если говорить о странах СНГ, то разведанных запасов нефти нам хватит на 50 лет, запасов природного газа – на 70 лет, а угля – на 590 лет!
Однако есть нюанс – энергетика на каменном угле чрезвычайно затратна и грязна. Давно доказано, что по выбросам вредных веществ, в том числе и радиоактивному загрязнению, угольная энергетика превосходит атомную. В городах, снабжаемых угольными электростанциями, очень нездоровая обстановка. Поэтому было принято решение увеличить долю газа в энергетике страны, снизив вредное воздействие и обеспечив растущее потребление.
Тут надо вернуться к основам и напомнить читателям, что по методам преобразования энергии мы еще не вышли из XIX века – и на обычных тепловых, и на атомных станциях стоят огромные турбины, которые вращает водяной пар. Сам же пар получается в котле или реакторе – по сути это огромные чайники. К сожалению, Вселенная устроена таким образом, что мы не можем преобразовать всю энергию, которую получаем в тепловом цикле, – часть ее, довольно большую, нам приходится выбрасывать в окружающую среду. Для этого рядом с тепловыми станциями строят градирни (огромные широкие трубы гиперболоидной формы), а рядом с атомными – выкапывают пруд-охладитель. Совершенство энергетической установки определяется коэффициентом полезного действия (КПД), который можно повысить, например, за счет увеличения температуры в котле. Однако и разогревать рабочее тело (в данном случае – пар) до бесконечности мы не можем: раньше или позже прогорят стенки.
Для повышения КПД придумали использовать комбинированные установки. Представьте себе турбину, работающую не на паре, а на газе, который сгорает непосредственно в ее проточной части. Чем выше температура на входе в такую турбину, тем выше ее эффективность, но и на выходе температура газовой смеси всё еще очень высока. А если сделать так, чтобы выходящая смесь не улетала просто так, а грела воду в котле, к которому подключены небольшие паровые турбины? Таким образом мы резко повысим общую мощность и эффективность энергоустановки – экономия газа при этом составит аж 35 %! Долгое время развитие подобных парогазовых установок (ПГУ) с котлами-утилизаторами (КУ) сдерживало отсутствие компактных систем охлаждения для мощных газовых турбин, позволяющих работать с высокими температурами. Но в середине 1990-х такие системы появились, и западные компании («ABB-Alstom», «General Electric», «Siemens», «Pratt & Whitney») выпустили на рынок целую серию мощных энергетических газотурбинных установок.
Природный газ хорош еще и своими свойствами. Прежде всего, он бесцветен, не имеет запаха (то, что считается «запахом газа», на самом деле является запахом меркаптанов – специальных ароматизирующих веществ). Он высококалориен и при сжигании оставляет после себя только углекислый газ и водяной пар. И его очень много в России – то есть по разведанным запасам мы впереди планеты всей. По данным Международного газового союза в мире имеется 118 триллионов кубометров доказанных запасов газа, в России доказанные запасы – от 48 до 64 триллионов кубометров (в этом вопросе источники разнятся, хотя с каждым годом количество доказанных запасов растет). Поскольку триллион кубометров газа примерно эквивалентен миллиарду тонн нефти, то можно утверждать, что доказанные запасы газа в нашей стране значительно превышают разведанные запасы нефти.
Газ хорош как топливо именно для городских электростанций, потому что в городах очень неравномерный график потребления, имеются утренние и вечерние «пики», а электростанции с газовыми турбинами отличаются высокой маневренностью, допуская суточное снижение нагрузки до 50 % в отличие от 30 % у угольных и 10 % у атомных станций.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что Россия еще в рамках Советского Союза начала тотальную газификацию. Столь развитого потребления газа, как в странах СНГ, нет больше нигде в мире. 68 % отопления в нашей холодной стане обеспечивается газом. Газовыми баллонами постоянно пользуются 18 миллионов человек. Энергетика давно и успешно осваивает этот вид топлива – еще в 1990 году все старые ТЭЦ в Москве были переведены на газ, а в настоящее время в черте столицы и на ее окраинах вырастают, словно грибы после дождя, малые электростанции с газотурбинными установками, в том числе созданными на основе авиационных двигателей.
Выясняется, что не всё так просто. Прежде всего наша газовая «мощь» завязана на крупные месторождения (Ямбург, Уренгой, Медвежье), сосредоточенных в Надым-Пур-Тазовском районе, которые дают 92 % всей добычи. Все эти месторождения находятся довольно далеко от мест потребления – газ поставляется по трем транспортным «коридорам» длиной свыше 3,5 тысяч километров. Эти коридоры представляют собой довольно сложные системы, состоящие из трубопроводов, газоперекачивающих станций и хранилищ. Серьезная авария (или теракт) на любом из них могут привести к срыву поставок и энергетическому коллапсу в европейской части России. Создание же новых «коридоров», как и освоение новых крупных месторождений – довольно сложное и затратное дело. При этом потребность в газе растет: развитые государства оценили прелести газификации и готовы платить за него всё больше. Согласно оценке Международного газового союза, мировое потребление газа к 2030 году вырастет на 70-130 %. При этом основной прирост потребления придется на США и страны Азии, прирост в Европе ожидается более скромный – около 2 % в год, однако Европа и так уже давно подсела на «газовую иглу», и в абсолютных величинах это довольно весомые цифры. Таким образом, газ становится дефицитом, что не может не сказаться на его цене. И вот тут возникает серьезная проблема. К примеру, с громкого скандала началась эксплуатация прошедшего глубокую модернизацию второго блока Северо-Западной ТЭЦ, что под Санкт-Петербургом: ленточку торжественно перерезали, а газа для блока не нашли. По данным экспертов, как минимум девять новых энергоблоков, которые будут введены в эксплуатацию в ближайшее время, могут столкнуться с нехваткой топлива. Разумеется, газ можно купить не только у «Газпрома», но только «Газпром» торгует им по фиксированным заниженным ценам.
Фиксированные цены на газ внутри страны, которые в разы меньше мировых, были установлены волюнтаристским решением правительства еще в 1990-е годы. Считалось, что резкое подорожание газа и, соответственно, электроэнергии вызовет социальный взрыв. Взрыва избежали, но заложили мину замедленного действия под здание энергетики, а вместе с ней и экономики России.
Дело в том, что из-за искусственного антирыночного сдерживания цен на газ он был и остается наиболее дешевым видом топлива в нашей стране. Например, в 1999 году 1 тонна условного топлива (тут) стоила в виде газа – 263 рубля, в виде угля – 336 рублей, в виде мазута – 424 рубля. По другим данным, в среднем по стране цена на газ в 4–5 раз ниже цены на мазут и даже в угольных регионах уголь стоит в 1,5–2 раза дороже, чем «голубое топливо». Как бы то ни было, сжигать природный газ даже в угольных регионах и дешевле, и эффективнее в экологическом плане, нежели другие виды топлива. Пользуясь дешевизной газа, энергетики, вместо того чтобы использовать «газовую паузу» для создания новых технологий, форсируют использование газа как топлива. Это чрезмерное потребление в последние годы не компенсируется приростом запасов за счет новой разведки, освоения новых месторождений. Балансовые запасы газа сокращаются, ведь имеющиеся месторождения не бездонны, и сохранение газовой ориентации грозит тем, что однажды большая часть российских ТЭС останется без топлива.
Казалось бы, разведкой и разработкой новых месторождений должен заниматься «Газпром», но как раз у него и нет свободных денег на проведение столь затратных мероприятий. Раньше считалось, что эти деньги корпорация заработает на внешнем рынке, но быстро выяснилось, что львиную долю прибыли забирает обслуживание транспортных коридоров и строительство новых («Северный» и «Южный» потоки). Так, в структуре суммарных издержек на добычу и доставку российского газа от месторождения до границы с Германией на собственно добычу приходится лишь 22 %, плату за транзит странам и территориям, по которым проходит газопровод, – 19 %, а на расходы по транспортировке – 59 %! При установлении же тарифов на газ внутри России огромные транспортные расходы учитываются не в полной мере, варьируясь по трем экономическим зонам. Если в районе добычи тариф составляет 100 %, то в примыкающей зоне – 105 %, в отдаленных районах – 110 %. Понятно, что столь незначительные различия в тарифах совершенно не соответствуют истинным различиям затрат на транспортировку газа в разные районы страны. Если же в полном объеме учесть расходы на транспортировку газа в Европу, то российский газ окажется настолько дорогим топливом, что его попросту невыгодно будет покупать! Замкнутый круг.
Разумеется, «Газпром» при поддержке государства всё равно собирается осваивать новые крупные месторождения, призванные компенсировать падающую добычу. Но нужно помнить, что эти месторождения расположены в районах с очень суровыми природно-климатическими условиями и полным отсутствием инфраструктуры (Арктический шельф, Ямал, Восточная Сибирь). Их освоение потребует не только огромных инвестиций и внедрения уникальных технологий, но и принципиально другого уровня цен на внутреннем рынке. При этом быстрое повышение объемов добычи газа проблематично из-за большой продолжительности подобных инвестиционных проектов. Поэтому не удивляйтесь, почему наше правительство и сам «Газпром» постоянно ищут за рубежом партнеров для освоения российских месторождений – субсидирование дешевым газом собственной экономики не могло пройти бесследно, в России необходимых средств сегодня просто нет.
Но и это только часть большой проблемы. Огромное количество практически дармового газа, по сути, развратило потребителей. Пропал не только стимул к его своевременной оплате (для борьбы с неплатежами «Газпрому» пришлось даже создавать специальную структуру «Межрегионгаз»), но у них отбили и всякую охоту беречь ресурсы. На большинстве производств эксплуатируются устаревшие энергорасточительные технологии. Так, КПД газовых электростанций с паровыми турбинами в России составляет 38 %, в то время как в мире активно внедряются парогазовые установки с КПД 53–57 %. А расход газа в металлургии и производстве аммиака в России превышает аналогичные зарубежные показатели в 1,6–2,2 раза. Представьте, что будет, если завтра либерализовать в России цены на газ, подняв их до уровня мировых. Энергетики, металлурги и химики окажутся неконкурентоспособны, промышленность просто «ляжет», а за ней – и экономика.
Решение об увеличении внутренних цен на газ до уровня европейских было принято нашим правительством 13 ноября 2006 года. Программа перехода рассчитана на пять лет, а следовательно, уже к началу 2012 года российский потребитель начнет платить за газ по полной.
Эта программа успешно выполняется. Так, уже в 2006 году Минпромэнерго выпустило приказ, разрешающий «Газпрому» реализовывать газ в объеме до пяти миллиардов кубометров в рамках биржевой торговли по свободным ценам. Продавцами могут выступать «Газпром» и независимые производители газа, покупателями – энергетики и промышленные предприятия остальных отраслей, которые уже сейчас испытывают дефицит «голубого топлива». В качестве организации, утвержденной Минпромэнерго для осуществления эксперимента по биржевой торговле газом в формате «5+5», выступает электронная торговая площадка «Межрегионгаз». Первые электронные торги прошли 22 ноября 2006 года. Эксперимент показал, что потребители готовы платить за необходимые им объемы в полтора раза больше, чем по госрасценкам.
Но время идет, а нефть не кончается, цены на нее то растут, то падают, открываются новые богатые месторождения и прокладываются новые трубопроводы. Вообще слухи о конце углеводородной эры оказались сильно преувеличены. Тем не менее энергетический кризис всё же может грянуть – потребление энергии растет очень быстро, и расширением добычи проблему уже не решить. К тому же нефть нужна в химической промышленности, и очень нерационально жечь ее просто так, оказывая дополнительное «давление» на окружающую среду.
Энергетики поняли это одними из первых, опередив футурологов, которые, сочиняя свои концепции будущего, часто забывают о самом главном – об энергии и способах ее преобразования. Еще в 1970-е была сформулирована концепция «газовой паузы» – то есть периода между двумя эпохами (не побоюсь этого слова!) в развитии энергетики: эпохами нефти и… угля.
Да-да, это не описка. Те, кто считает, что времена угля и пара ушли в прошлое, ошибаются. Уголь по-прежнему остается одним из самых приоритетных видов топлива, поскольку сравнительно дешев и его разведанные запасы огромны. Например, если говорить о странах СНГ, то разведанных запасов нефти нам хватит на 50 лет, запасов природного газа – на 70 лет, а угля – на 590 лет!
Однако есть нюанс – энергетика на каменном угле чрезвычайно затратна и грязна. Давно доказано, что по выбросам вредных веществ, в том числе и радиоактивному загрязнению, угольная энергетика превосходит атомную. В городах, снабжаемых угольными электростанциями, очень нездоровая обстановка. Поэтому было принято решение увеличить долю газа в энергетике страны, снизив вредное воздействие и обеспечив растущее потребление.
Тут надо вернуться к основам и напомнить читателям, что по методам преобразования энергии мы еще не вышли из XIX века – и на обычных тепловых, и на атомных станциях стоят огромные турбины, которые вращает водяной пар. Сам же пар получается в котле или реакторе – по сути это огромные чайники. К сожалению, Вселенная устроена таким образом, что мы не можем преобразовать всю энергию, которую получаем в тепловом цикле, – часть ее, довольно большую, нам приходится выбрасывать в окружающую среду. Для этого рядом с тепловыми станциями строят градирни (огромные широкие трубы гиперболоидной формы), а рядом с атомными – выкапывают пруд-охладитель. Совершенство энергетической установки определяется коэффициентом полезного действия (КПД), который можно повысить, например, за счет увеличения температуры в котле. Однако и разогревать рабочее тело (в данном случае – пар) до бесконечности мы не можем: раньше или позже прогорят стенки.
Для повышения КПД придумали использовать комбинированные установки. Представьте себе турбину, работающую не на паре, а на газе, который сгорает непосредственно в ее проточной части. Чем выше температура на входе в такую турбину, тем выше ее эффективность, но и на выходе температура газовой смеси всё еще очень высока. А если сделать так, чтобы выходящая смесь не улетала просто так, а грела воду в котле, к которому подключены небольшие паровые турбины? Таким образом мы резко повысим общую мощность и эффективность энергоустановки – экономия газа при этом составит аж 35 %! Долгое время развитие подобных парогазовых установок (ПГУ) с котлами-утилизаторами (КУ) сдерживало отсутствие компактных систем охлаждения для мощных газовых турбин, позволяющих работать с высокими температурами. Но в середине 1990-х такие системы появились, и западные компании («ABB-Alstom», «General Electric», «Siemens», «Pratt & Whitney») выпустили на рынок целую серию мощных энергетических газотурбинных установок.
Природный газ хорош еще и своими свойствами. Прежде всего, он бесцветен, не имеет запаха (то, что считается «запахом газа», на самом деле является запахом меркаптанов – специальных ароматизирующих веществ). Он высококалориен и при сжигании оставляет после себя только углекислый газ и водяной пар. И его очень много в России – то есть по разведанным запасам мы впереди планеты всей. По данным Международного газового союза в мире имеется 118 триллионов кубометров доказанных запасов газа, в России доказанные запасы – от 48 до 64 триллионов кубометров (в этом вопросе источники разнятся, хотя с каждым годом количество доказанных запасов растет). Поскольку триллион кубометров газа примерно эквивалентен миллиарду тонн нефти, то можно утверждать, что доказанные запасы газа в нашей стране значительно превышают разведанные запасы нефти.
Газ хорош как топливо именно для городских электростанций, потому что в городах очень неравномерный график потребления, имеются утренние и вечерние «пики», а электростанции с газовыми турбинами отличаются высокой маневренностью, допуская суточное снижение нагрузки до 50 % в отличие от 30 % у угольных и 10 % у атомных станций.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что Россия еще в рамках Советского Союза начала тотальную газификацию. Столь развитого потребления газа, как в странах СНГ, нет больше нигде в мире. 68 % отопления в нашей холодной стане обеспечивается газом. Газовыми баллонами постоянно пользуются 18 миллионов человек. Энергетика давно и успешно осваивает этот вид топлива – еще в 1990 году все старые ТЭЦ в Москве были переведены на газ, а в настоящее время в черте столицы и на ее окраинах вырастают, словно грибы после дождя, малые электростанции с газотурбинными установками, в том числе созданными на основе авиационных двигателей.
* * *
Казалось бы, перспективы самые радужные. Дешевое и экологически чистое топливо, которое вполне может заменить мазут и уран на электростанциях и бензин в автомобилях, – качай и пользуйся, получай удовольствие. Почему же энергетики постоянно говорят о том, что «газовая пауза» слишком и даже опасно затянулась (а в 1970-е считалось, что она продлится не более 10–15 лет), а правительство призывает бизнесменов активнее инвестировать в проекты, связанные с каменноугольной энергетикой, которая грязна и малоэффективна?Выясняется, что не всё так просто. Прежде всего наша газовая «мощь» завязана на крупные месторождения (Ямбург, Уренгой, Медвежье), сосредоточенных в Надым-Пур-Тазовском районе, которые дают 92 % всей добычи. Все эти месторождения находятся довольно далеко от мест потребления – газ поставляется по трем транспортным «коридорам» длиной свыше 3,5 тысяч километров. Эти коридоры представляют собой довольно сложные системы, состоящие из трубопроводов, газоперекачивающих станций и хранилищ. Серьезная авария (или теракт) на любом из них могут привести к срыву поставок и энергетическому коллапсу в европейской части России. Создание же новых «коридоров», как и освоение новых крупных месторождений – довольно сложное и затратное дело. При этом потребность в газе растет: развитые государства оценили прелести газификации и готовы платить за него всё больше. Согласно оценке Международного газового союза, мировое потребление газа к 2030 году вырастет на 70-130 %. При этом основной прирост потребления придется на США и страны Азии, прирост в Европе ожидается более скромный – около 2 % в год, однако Европа и так уже давно подсела на «газовую иглу», и в абсолютных величинах это довольно весомые цифры. Таким образом, газ становится дефицитом, что не может не сказаться на его цене. И вот тут возникает серьезная проблема. К примеру, с громкого скандала началась эксплуатация прошедшего глубокую модернизацию второго блока Северо-Западной ТЭЦ, что под Санкт-Петербургом: ленточку торжественно перерезали, а газа для блока не нашли. По данным экспертов, как минимум девять новых энергоблоков, которые будут введены в эксплуатацию в ближайшее время, могут столкнуться с нехваткой топлива. Разумеется, газ можно купить не только у «Газпрома», но только «Газпром» торгует им по фиксированным заниженным ценам.
Фиксированные цены на газ внутри страны, которые в разы меньше мировых, были установлены волюнтаристским решением правительства еще в 1990-е годы. Считалось, что резкое подорожание газа и, соответственно, электроэнергии вызовет социальный взрыв. Взрыва избежали, но заложили мину замедленного действия под здание энергетики, а вместе с ней и экономики России.
Дело в том, что из-за искусственного антирыночного сдерживания цен на газ он был и остается наиболее дешевым видом топлива в нашей стране. Например, в 1999 году 1 тонна условного топлива (тут) стоила в виде газа – 263 рубля, в виде угля – 336 рублей, в виде мазута – 424 рубля. По другим данным, в среднем по стране цена на газ в 4–5 раз ниже цены на мазут и даже в угольных регионах уголь стоит в 1,5–2 раза дороже, чем «голубое топливо». Как бы то ни было, сжигать природный газ даже в угольных регионах и дешевле, и эффективнее в экологическом плане, нежели другие виды топлива. Пользуясь дешевизной газа, энергетики, вместо того чтобы использовать «газовую паузу» для создания новых технологий, форсируют использование газа как топлива. Это чрезмерное потребление в последние годы не компенсируется приростом запасов за счет новой разведки, освоения новых месторождений. Балансовые запасы газа сокращаются, ведь имеющиеся месторождения не бездонны, и сохранение газовой ориентации грозит тем, что однажды большая часть российских ТЭС останется без топлива.
Казалось бы, разведкой и разработкой новых месторождений должен заниматься «Газпром», но как раз у него и нет свободных денег на проведение столь затратных мероприятий. Раньше считалось, что эти деньги корпорация заработает на внешнем рынке, но быстро выяснилось, что львиную долю прибыли забирает обслуживание транспортных коридоров и строительство новых («Северный» и «Южный» потоки). Так, в структуре суммарных издержек на добычу и доставку российского газа от месторождения до границы с Германией на собственно добычу приходится лишь 22 %, плату за транзит странам и территориям, по которым проходит газопровод, – 19 %, а на расходы по транспортировке – 59 %! При установлении же тарифов на газ внутри России огромные транспортные расходы учитываются не в полной мере, варьируясь по трем экономическим зонам. Если в районе добычи тариф составляет 100 %, то в примыкающей зоне – 105 %, в отдаленных районах – 110 %. Понятно, что столь незначительные различия в тарифах совершенно не соответствуют истинным различиям затрат на транспортировку газа в разные районы страны. Если же в полном объеме учесть расходы на транспортировку газа в Европу, то российский газ окажется настолько дорогим топливом, что его попросту невыгодно будет покупать! Замкнутый круг.
Разумеется, «Газпром» при поддержке государства всё равно собирается осваивать новые крупные месторождения, призванные компенсировать падающую добычу. Но нужно помнить, что эти месторождения расположены в районах с очень суровыми природно-климатическими условиями и полным отсутствием инфраструктуры (Арктический шельф, Ямал, Восточная Сибирь). Их освоение потребует не только огромных инвестиций и внедрения уникальных технологий, но и принципиально другого уровня цен на внутреннем рынке. При этом быстрое повышение объемов добычи газа проблематично из-за большой продолжительности подобных инвестиционных проектов. Поэтому не удивляйтесь, почему наше правительство и сам «Газпром» постоянно ищут за рубежом партнеров для освоения российских месторождений – субсидирование дешевым газом собственной экономики не могло пройти бесследно, в России необходимых средств сегодня просто нет.
Но и это только часть большой проблемы. Огромное количество практически дармового газа, по сути, развратило потребителей. Пропал не только стимул к его своевременной оплате (для борьбы с неплатежами «Газпрому» пришлось даже создавать специальную структуру «Межрегионгаз»), но у них отбили и всякую охоту беречь ресурсы. На большинстве производств эксплуатируются устаревшие энергорасточительные технологии. Так, КПД газовых электростанций с паровыми турбинами в России составляет 38 %, в то время как в мире активно внедряются парогазовые установки с КПД 53–57 %. А расход газа в металлургии и производстве аммиака в России превышает аналогичные зарубежные показатели в 1,6–2,2 раза. Представьте, что будет, если завтра либерализовать в России цены на газ, подняв их до уровня мировых. Энергетики, металлурги и химики окажутся неконкурентоспособны, промышленность просто «ляжет», а за ней – и экономика.
* * *
Тем не менее вводить рыночные цены всё равно необходимо, поскольку только так можно заставить наших промышленников и энергетиков преодолеть «газовую паузу», которая действительно затянулась. Ведь Россия обладает еще одним преимуществом: наши угли – самые качественные в мире по зольности и сернистости (например, станции на канскоачинских углях можно строить даже без систем улавливания азота и серы), что позволит существенно сэкономить на очистке. Правда, пока не все новейшие технологии угольной генерации доведены нашими энергомашиностроителями до уровня массовой промышленной эксплуатации. Эксперты говорят, что по этим технологиям мы на грани отставания с так называемыми «суперсверхкритическими параметрами работы котлов» (максимальная температура сжигания 600 °C, тогда как японцы жгут уже на 700 °C). Понятно, что инвестиции в научно-исследовательскую работу по преодолению отставания найдутся только в том случае, если уголь снова станет основным топливом.Решение об увеличении внутренних цен на газ до уровня европейских было принято нашим правительством 13 ноября 2006 года. Программа перехода рассчитана на пять лет, а следовательно, уже к началу 2012 года российский потребитель начнет платить за газ по полной.
Эта программа успешно выполняется. Так, уже в 2006 году Минпромэнерго выпустило приказ, разрешающий «Газпрому» реализовывать газ в объеме до пяти миллиардов кубометров в рамках биржевой торговли по свободным ценам. Продавцами могут выступать «Газпром» и независимые производители газа, покупателями – энергетики и промышленные предприятия остальных отраслей, которые уже сейчас испытывают дефицит «голубого топлива». В качестве организации, утвержденной Минпромэнерго для осуществления эксперимента по биржевой торговле газом в формате «5+5», выступает электронная торговая площадка «Межрегионгаз». Первые электронные торги прошли 22 ноября 2006 года. Эксперимент показал, что потребители готовы платить за необходимые им объемы в полтора раза больше, чем по госрасценкам.