Страница:
Ей пришлось ускорить шаг, хотя среди капустных кочанов это было не так просто сделать, как кажется со стороны. С грехом пополам, понукаемая Золотарёвым, вся компания всё ж таки выбралась на шоссе и приблизилась к американскому истребителю.
– Где ты только научился эту машинку водить? – поинтересовался Громов, не скрывая своего восхищения. – Я на многих, ты знаешь, лётывал, но на «Эф-пятнадцать» – никогда. А главное, ведь ещё и тактику стандартную освоил! Я решил, что на нас самый натуральный американец набросился.
– Были учителя, – уклончиво ответствовал Сергей.
– Это низко! – заявила вдруг госпожа Олбрайт, негодующе посверкивая своими зеркальными очками. – Это подло выдать себя заместо американский пилот. Так нельзя поступать.
– Это ещё почему? – удивился Золотарёв. – Чего-то я не припомню такого закона…
– Есть такой закон, – заверил его Громов. – Гаагская конвенция называется. В ней чётко прописано: если хочешь воевать за какую-то страну, изволь носить форму её армии. Всё остальное – партизанщина. [44]
– Ясненько. Тогда считайте, что я воевал за Америку.
– Это как? – не понял Лукашевич.
– Потом объясню. Прячемся! Летят архангелы, летят!..
Компания обошла истребитель и спряталась за стойками шасси. Даже Мадлен Олбрайт не воспротивилась очередному насилию на её свободой, послушно присев на асфальт. Она то ли смирилась со своей судьбой, то ли посчитала, что ещё не время демонстрировать неукротимый нрав.
Звук, издаваемый лопастями и турбореактивными двигателями, сначала приближался, а потом в какой-то момент начал удаляться, стихать.
– Значит, круги нарезает, – поделился своими соображениями Золотарёв. – Но найдёт раньше или позже: Литва – страна маленькая.
Поскольку опасность миновала, Громов выпрямился и стал изучать раскраску и маркировку «Игла». И то, и другое внушали уважение. На борту самолёта имелась роскошная эмблема – многоцветный герб с крестами и полосами.
– First Tactical Fighter Wing, – прочитал Константин.
– Первое тактическое истребительное авиакрыло, – перевёл Золотарёв, хотя Громова и так все поняли. – Ты ещё на киль посмотри. Там много интересного намалёвано.
Громов пошёл вдоль самолёта, а Лукашевич спросил:
– Где это твоё авиакрыло находится?
– Авиабаза Ланглей, штат Вирджиния, – важно ответил Золотарёв. – Но это не принципиально. Ты мне вот что скажи, свою «вертикалку» поднять в воздух сможешь?
Алексей покачал головой:
– Вряд ли. Да и топлива осталось совсем чуть – до границы уже не дотянуть.
– Идиотизм! – подытожил Сергей. – На что же вы рассчитывали, орлы?
– У нас не было выбора. Фокин уверял, что в Калининграде нас ждёт полная засада.
– А Белоруссия?
– Этот вариант с самого начала исключался. Там мощная ПВО, а с «батькой» Лукашенко у Фокина договорённостей нет.
– Ясно. Значит, будем выбираться все вместе, скопом, – он встал и похлопал истребитель снизу по окрашенному в серо-стальной цвет фюзеляжу. – Жаль бросать машину. Похуже, конечно, «журавля», [45]но я к ней привык.
Взгляд Золотарёва переместился к носу, потом – от носа к крыльям.
– Если они дороги перекроют, – задумчиво произнёс он, – то придётся прорываться. Два ПМ и один револьвер – это тьфу и растереть… – Золотарёв потёр подбородок. – Автобус, значит?..
Подошёл Громов.
– Хотел бы я знать, – сказал он, – как вы умудрились «Игл» заполучить? Очень интересно.
– Ничего интересного. Один жадный саудовский принц перепродал с наценкой. Потом перекрасили, нанесли маркировку по американскому образцу и готово! Ты, подполковник, лучше слушай сюда. У меня идея возникла. Если с «Игла» пушку «Вулкан» снять, хорошее будет подспорье нашим пистолетам, как ты считаешь? Будем, как Шварценеггер в «Терминаторе» рассекать!
– Там же, вроде, привод от электромотора. Да и вес её под двести кило – не утащишь, мы не «шварценеггеры».
– Докладываю тактико-технические характеристики, – сказал Золотарёв с серьёзным видом. – Пушка М61А1 «Вулкан». Разработка фирмы «Дженерал Электрик». Шесть стволов. Калибр – 20 миллиметров. Питающий и стреляющий механизм приводился в действие от внешнего привода мощностью 14,7 киловатта. Может работать от постоянного тока напряжением 28 вольт, потребляемый ток при этом равен 3 амперам. Длина ствола – 1524 миллиметров. Общая длина пушки – 1875 миллиметров. Вес самой пушки – 120 килограммов, вес пушки с системой подачи, но без патронов – 190 килограммов. Боекомплект – 1200 патронов. Вес боекомплекта – 290 килограммов. Темп стрельбы – 6000 выстрелов в минуту. Эффективная дальность стрельбы – до 1000 метров.
– Убедительно звучит, – кивнул Громов. – Только что это нам даёт? На автомобиль «Вулкан» поставить можно, но чтобы его снять, как минимум понадобятся кран и инструменты.
– Трудно, – согласился Золотарёв. – А кому сейчас легко? Жалко бросать хорошую вещь, а с ней мы прорвёмся через любые кордоны… Кран, инструменты… Я пока тут место для посадки выбирал, видел ферму – километрах в пяти южнее. Будет машина – смотаемся, посмотрим. Где этот Стуколин?..
В ответ на его риторический вопрос ожил «мобильник» Лукашевича. Под нетерпеливыми взглядами офицеров Алексей нажал кнопку «Ответ».
Но всё бы ещё ничего, но тут по встречной полосе попёр выехавший из-за поворота «дальнобойщик», увидел распростёртую женщину на дороге, нажал на тормоза, но инерция огромной машины была такова, что он неминуемо наехал бы на Ангеле, если бы не подоспевший русский пилот по имени Алексей.
Алексей не стал долго рассусоливать, подскочил, наклонился, ухватил Бачинскайте за лодыжки и, матерясь, потащил с полосы. Ещё секунда, и огромная горячая смерть, скрипя тормозами и ухая выхлопной трубой, прокатилась мимо.
– Вот дура! – орал светловолосый пилот. – Вот ведь дура! Куда тебя, дуру, понесло?!
– Дура я, дура… – всхлипывала Ангеле, сидя на асфальте и не замечая, что её сарафан задрался по пояс, бесстыдно демонстрируя всему миру тончайшие белые трусики.
Грузовик-«дальнобойщик» наконец остановился, дверца открылась, и на дорогу спрыгнул водитель – мускулистый, дочерна загорелый парень в майке и спортивных штанах. От пережитого ужаса он был мокр, но настроен решительно. Наблюдаемая мизансцена водителю явно не нравилась, и он подступил к русскому пилоту, поигрывая увесистой монтировкой.
– Padйkite man, pra?om! [46] – воскликнула Бачинскайте и, всё ещё всхлипывая, попыталась ползти от Алексея.
Водитель нахмурился, остановился. Бросив взгляд на прицеп грузовика, Ангеле сразу поняла свою ошибку: у «дальнобойщика» был российский номерной знак.
– Чего-то я не пойму, – сказал водитель. – Это по-каковски?
– По-литовски, – ответил Алексей и вдруг располагающе улыбнулся. – Всё нормально, шеф! Мы с женой повздорили, она, дура, и выскочила. Хорошо хоть я успел её из-под колёс твоих вытащить. Извини уж…
Водитель недоверчиво покачал головой. И заметил рассудительно:
– Странный у тебя костюм, мужик. Словно у пришельца из космоса. Не похожи вы на семейную пару.
– Помогите! – набрав в лёгкие побольше воздуха, выкрикнула Ангеле. – Он меня похитил!
Водитель «дальнобойщика» ошарашено уставился на неё, и в это момент Алексей вытащил пистолет.
– Стой смирно, братан! – приказал он. – Я офицер Российской армии и выполняю на территории Литвы секретное задание. Ты ведь русский? Значит, должен мне помогать. Езжай своей дорогой и забудь всё, что ты здесь видел. Если надумаешь «настучать» в местную ментовку, то имей в виду: я твой номер запомнил, ФСБ тебя на родине найдёт.
– Что вы его слушаете?! – на этом вопле Бачинскайте едва не сорвала голос. – Он всё врёт!
– А она кто? – туповато спросил водитель, как завороженный глядя на ПМ.
– Она – местная, – спокойно ответил русский пилот. – Агент литовской разведки. Совершила несколько преступлений на нашей территории и пыталась скрыться… Вообще-то я не должен тебе этого рассказывать, но раз уж так получилось. Эту женщину искали по всей стране, а нашёл её я… Это был приказ Президента…
– Какого президента?..
– Владимира Владимировича, конечно же. Другого у нас нет.
– Я всё понял, – быстро сказал водитель и, повернувшись, зашагал к грузовику; монтировку он унёс с собой.
Как назло, других машин видно не было – словно вымерло всё вокруг, и только перекличка лесных птиц нарушала гнетущую тишину, которая повисла над дорогой.
Алексей дождался, пока водитель заведёт двигатель и тронет грузовик с места, и только после этого спрятал пистолет и присел на корточки рядом с Бачинскайте.
– Зачем же так, Ангеле? – без малейшей угрозы в голосе спросил он. – Мы, вроде, обо всём договорились? Ты, вроде, обещала мне помочь?
– Ничего я тебе не обещала! – огрызнулась Бачинскайте. – Врёшь всё время… Почему я тебе должна верить?
– Потому что мы пилоты Советского Союза. Мы должны верить друг другу.
Это прозвучало настолько архаично и нелепо, что Ангеле открыла рот от изумления.
– Какой Советский Союз?! – тут же спохватилась она. – Ты из дурдома, что ли, сбежал? Нет никакого Советского Союза, забудь! Ты – русский, я – литовка, и мы враги.
– В первый раз слышу, чтобы русские и литовцы были врагами, – сообщил Алексей, хотя лицо его помрачнело. – Ты юбку-то одёрни, подруга…
Он протянул руки, чтобы помочь ей справиться с сарафаном, опустил глаза, и тогда Ангеле из последних сил вцепилась ему пальцами в волосы и рванула голову лётчика вниз.
У неё почти получилось: Алексей приложился лицом к асфальту, но почти сразу высвободился, откатился.
– Ну ты и стерва! – заявил он, поднимаясь сначала на колени, а потом и выпрямившись во весь рост.
Из разбитой брови потекла кровь, но русский лётчик словно не заметил этого. Бачинскайте сжалась на своём месте, полагая, что сейчас Алексей извлечёт ПМ и без лишних разговоров пристрелит её.
Но тот постоял, подумал, шагнул к Ангеле и протянул руку:
– Вставай. Ты всё-таки поедешь со мной. Неужели тебе совсем неинтересно, какова Мадлен Олбрайт в быту?
– Глупость какая… – пробормотала Бачинскайте, но сарафан поправила и поднялась на ноги.
Сильно прихрамывая, пошла к автомобилю. У неё возникла новая идея, каким образом избавиться от настырного русского лётчика, но для того, чтобы её реализовать, нужно было прежде всего добраться до собственной сумочки, а затем на пять минут уединиться. И если этот лётчик такой же, как все остальные мужчины, у неё легко получится и то, и другое…
«Литовские офицеры – ещё не настоящие профессионалы, – говорила в микрофон ведущая – крашеная блондинка с большими глазами без тени мысли. – Их выучка оставляет желать лучшего. Но когда-нибудь они станут настоящей армией».
Именно эта, заключительная, фраза более всего остального оскорбила начальника Штаба обороны. Когда он был простым майором Советской армии, ни одна крашеная шлюха в целом мире не могла сказать, что его выучка «оставляет желать лучшего». И хотя бардака в той армии было, пожалуй, побольше, чем в нынешней литовской, её боялись и, как следствие, уважали. А теперь всякая сволочь хотя и не говорит вслух, но думает, что армия Литовскому государству нужна только для того, чтобы его, это государство, приняли поскорее в НАТО и одарили инвестициями. Полковник Вайкшнорас верил, что это не так, а потому злорадно представил себе, как вот именно сейчас автобус «Си-Эн-Эн» останавливает патруль дорожной полиции, как сползают с лиц холёных американцев их бессмысленные «дежурные» улыбки, а сами лица меняют выражение с высокомерно-самодовольного на озабоченного.
К сожалению, полковник не учёл, что Служба дорожной полиции состоит из советских же «гаишников», которые умеют проигнорировать любой приказ вышестоящего начальства, если на авансцене вдруг появляется увесистый бумажник, набитый зелёными бумажками с портретами американских президентов. Потому не было ничего удивительного в том, что через два часа бригада «Си-Эн-Эн», успешно преодолев все кордоны, вынырнула в самой гуще событий.
Пока же полковник Вайкшнорас связался с вертолётами и велел им изменить направление поиска с юго-запада от Панявежиса на юго-восток. Ошибку в определении первоначальных координат места приземления «самолётов противника» начальник Штаба обороны объяснил для себя тем, что система радиолокационного наблюдения за воздушным пространством Литвы ещё очень несовершенна и нуждается в доводке.
Через двадцать минут после приказа об изменении района поиска пилот одного из «Ми-8» по прямой связи доложил, что видит внизу лесной пожар и останки самолёта.
– Самолёта или самолётов? – уточнил Вайкшнорас.
– Дымит сильно, – отозвался пилот. – Вижу только один, но может, их несколько…
– Возвращайтесь на базу! – распорядился начальник Штаба обороны, потом встал и доложил, глядя на президента: – Господа, мы нашли место падения самолётов. По всей видимости, они потерпели катастрофу. Пилоты поисковой группы говорят о сильном пожаре, которым охвачен район падения.
– Отличная работа, сынок, – бригадный генерал Йонас Кронкайтис одобрительно кивнул. – С вашего позволения, господин президент, мы приступаем ко второй фазе операции.
– Да, да, – быстро согласился президент Адамкус. – Да поможет нам Бог!
– Действуйте, господин полковник, – распорядился бригадный генерал.
Полковник Вайкшнорас снова включился в работу. Батальон моторизованной пехоты погрузился на бронетранспортёры и походной колонной двинулся по шоссе Е-262 в северо-восточном направлении. В ту же самую минуту массивный автомобиль «Renault Espase», больше похожий на микроавтобус, съехал с этого шоссе на дорогу, ведущую в сторону Букониса. Так, по мнению русского пилота Алексея Стуколина, было проще и быстрее добраться до друзей, застрявших где-то на западе, севернее Каунаса…
Там их встретили неприветливо и с опаской, но когда выяснилось, что это русские пилоты, работники на ферме вдруг все разом оживились и выказали желание помочь. Пока Золотарёв выбирал инструменты и приглядывался к немецкой машине, объединявшей в себе элементы трактора и небольшого крана, Лукашевич выяснил причину такой перемены настроения. Оказалось, на ферме работали самые натуральные батраки из числа русскоязычного населения. Среди них были и офицеры, и кандидаты наук и даже один секретарь горкома – бывшие, разумеется. Ещё семь лет назад никто из них не помышлял, что станет когда-нибудь сельскохозяйственным работником на земле самого натурального «кулака», но жизнь изменилась необратимым образом, из-за бугра вернулись «старые хозяева», получившие земли на освоение, и завертелась совсем другая карусель. Несмотря на то, что прибывший из Австрии фермер вывел убыточный колхоз в доходное предприятие и платил своим работникам вполне приличные деньги, они как один люто ненавидели и его, и новые порядки. Да и с чего бы, скажите пожалуйста, батракам любить хозяина, если вчера они сами были хозяевами?
Лукашевич со своей стороны на расспросы работников отвечал уклончиво. Полагал, что чем меньше они знают, тем для них же лучше. Выдумал сказочку про российский самолёт, потерпевший здесь катастрофу (а работники фермы видели пронёсшуюся низко «Ганзу» и летавший кругами «Игл», но позвонить в органы никто не догадался), и про российско-американскую бригаду специального назначения, которая пытается оказать помощь терпящим бедствие. Несколько работников тут же высказали желание поучаствовать в спасении людей самолично, но Лукашевич с твёрдостью отверг эти предложения, сказав, что народу-то хватает, а вот с техникой вышла заминка.
Через полчаса они вернулись на капустное поле: Лукашевич – за рулём «рено», а Золотарёв – в комфортной кабине немецкого чуда техники. Ещё минут сорок пилотам понадобилось на то, чтобы снять контейнер с «Вулканом» и начать монтаж пулемёта в багажном отсеке; при этом пришлось разбить стекло на задней багажной дверце автомобиля-автобуса и выкинуть одно кресло.
Ангеле смотрела, как уродуют её машину, но претензий не высказывала. Она уже переговорила с мадам Олбрайт и удостоверилась, что всё, о чем говорил ей русский пилот по имени Алексей, – правда. Избыточным подтверждением служили три самолёта, застывшие в различных позициях на поле. Всё это было всерьёз, всё это было на самом деле, и самое ужасное – Бачинскайте начинало нравиться это приключение.
Говорят, женщина живёт в ожидании чуда – пусть это будет даже страшное чудо. А такая волевая и сильная женщина, как Ангеле, ждёт чуда вдвойне, но далеко не всякий мужчина способен это чудо создать. Алексей втянул её в скверную историю, но она была уже почти благодарна ему и смотрела на него совсем другими глазами – словно он был пришельцем с Марса, из мира кровавого бога, где идёт вечная война Добра со Злом и где нет места компромиссам.
Впрочем, наметившаяся душевная близость не помешала Бачинскайте выполнить задуманное. Она потребовала у пилотов вернуть ей сумку, выразив при этом желание уединиться в кустиках. Когда Алексей вызвался сопроводить и проследить, чтобы не сбежала, Ангеле заявила, что он не получит никакого удовольствия от сего процесса, поскольку ей надо ни «пипи-кака», а сменить тампон. Памятуя о том, с какой брезгливостью отнеслись к её телу жлобы-охранники алюминиевой фирмы, Бачинскайте полагала, что похожую реакцию известие о месячных должно вызывать у любого здорового мужчины. Здесь она оказалась права. Убедившись, что его не обманывают (для этого Ангеле пришлось порыться в сумке и продемонстрировать пачку «Тампакс»), Алексей не только не пошёл за ней, но и подчёркнуто отвернулся. Можно было сбежать, но, во-первых, сильно болели распухшие от удара колени, а во-вторых, кто же сбежит от чуда, если ждал его всю сознательную жизнь?
Тот факт, что Бачинскайте отсутствовала целых пятнадцать минут, также не вызвал вопросов. Что было ей на руку, поскольку всё это время она занималась тем, что набирала стилом сообщение на смартфоне «Palm i705» – микрокомпьютере с выходом по радиоканалу в Интернет. Он лежал в той же сумке, но, благодаря футляру, выглядел, как заурядная «косметичка». К сожалению, в адресной книге микрокомпьютера не оказалось электронных адресов литовских силовых ведомств, а искать их по просторам глобальной сети было долго и хлопотно, потому Ангеле предпочла отправить сообщение службе охраны собственного аэроклуба, здраво полагая, что те уж изыщут возможность и связаться с правоохранительными органами, и организовать операцию по поиску и спасению.
Она написала так: «MAYDAY, ребята, MAYDAY. Меня взяли в заложники вместе с машиной. Здесь четыре русских офицера и Госсекретарь Мадлен Олбрайт. Мы находимся к северо-западу от Каунаса. Выручайте, но будьте осторожны: эти офицеры вооружены и настроены решительно. Постарайтесь не допустить стрельбы. С надеждой на скорую встречу, ваша Ангеле».
Подумав, Бачинскайте стёрла упоминание о Мадлен Олбрайт, заменив его на «ещё одна заложница»: если сказать всю правду целиком, в неё никто не поверит, сочтут послание дурацкой шуткой. А так можно не сомневаться: сообщение прочтут и помогут.
Наверное, Ангеле переоценила своих сотрудников…
Более или менее подробная информация начала поступать в центр на четвёртом часу «кризиса». Пехотинцы отыскали место падения одного из российских истребителей и даже катапультируемое кресло К-36ВМ. Однако никаких следов пилота, а хуже всего – никаких фрагментов немецкого самолёта обнаружить не удалось.
Полковник Вайкшнорас понял, что Штаб обороны допустил промашку в определении места падения самолёта, а пост радиолокационного наблюдения и подполковник Адоминас оказались правы. Требовалось вновь поднимать в воздух вертолёты, но начальник Штаба обороны чувствовал, что время упущено.
А тут ещё начальник военной разведки Гинтарас Азубалис сообщил, что к ним уже не в первый раз пытается дозвониться какой-то Джек Риан из Таллинна. Утверждает, что он сотрудник ЦРУ и у него для Штаба обороны есть ценная информация. Сначала этого Риана отправили по инстанциям, но, как оказалось, никто на низовом уровне не смог принять решения по его вопросу, и пришлось самому Азубалису переговорить с настырным американцем.
– Yeso Christo! [47] – воскликнул начальник разведки, выслушав Риана, он повернулся к Вайкшнорасу и сказал дрогнувшим голосом: – Кажется, мы в дерьме по самые уши. Американец говорит, что на сбитом немецком самолёте летела Мадлен Олбрайт!
– Где ты только научился эту машинку водить? – поинтересовался Громов, не скрывая своего восхищения. – Я на многих, ты знаешь, лётывал, но на «Эф-пятнадцать» – никогда. А главное, ведь ещё и тактику стандартную освоил! Я решил, что на нас самый натуральный американец набросился.
– Были учителя, – уклончиво ответствовал Сергей.
– Это низко! – заявила вдруг госпожа Олбрайт, негодующе посверкивая своими зеркальными очками. – Это подло выдать себя заместо американский пилот. Так нельзя поступать.
– Это ещё почему? – удивился Золотарёв. – Чего-то я не припомню такого закона…
– Есть такой закон, – заверил его Громов. – Гаагская конвенция называется. В ней чётко прописано: если хочешь воевать за какую-то страну, изволь носить форму её армии. Всё остальное – партизанщина. [44]
– Ясненько. Тогда считайте, что я воевал за Америку.
– Это как? – не понял Лукашевич.
– Потом объясню. Прячемся! Летят архангелы, летят!..
Компания обошла истребитель и спряталась за стойками шасси. Даже Мадлен Олбрайт не воспротивилась очередному насилию на её свободой, послушно присев на асфальт. Она то ли смирилась со своей судьбой, то ли посчитала, что ещё не время демонстрировать неукротимый нрав.
Звук, издаваемый лопастями и турбореактивными двигателями, сначала приближался, а потом в какой-то момент начал удаляться, стихать.
– Значит, круги нарезает, – поделился своими соображениями Золотарёв. – Но найдёт раньше или позже: Литва – страна маленькая.
Поскольку опасность миновала, Громов выпрямился и стал изучать раскраску и маркировку «Игла». И то, и другое внушали уважение. На борту самолёта имелась роскошная эмблема – многоцветный герб с крестами и полосами.
– First Tactical Fighter Wing, – прочитал Константин.
– Первое тактическое истребительное авиакрыло, – перевёл Золотарёв, хотя Громова и так все поняли. – Ты ещё на киль посмотри. Там много интересного намалёвано.
Громов пошёл вдоль самолёта, а Лукашевич спросил:
– Где это твоё авиакрыло находится?
– Авиабаза Ланглей, штат Вирджиния, – важно ответил Золотарёв. – Но это не принципиально. Ты мне вот что скажи, свою «вертикалку» поднять в воздух сможешь?
Алексей покачал головой:
– Вряд ли. Да и топлива осталось совсем чуть – до границы уже не дотянуть.
– Идиотизм! – подытожил Сергей. – На что же вы рассчитывали, орлы?
– У нас не было выбора. Фокин уверял, что в Калининграде нас ждёт полная засада.
– А Белоруссия?
– Этот вариант с самого начала исключался. Там мощная ПВО, а с «батькой» Лукашенко у Фокина договорённостей нет.
– Ясно. Значит, будем выбираться все вместе, скопом, – он встал и похлопал истребитель снизу по окрашенному в серо-стальной цвет фюзеляжу. – Жаль бросать машину. Похуже, конечно, «журавля», [45]но я к ней привык.
Взгляд Золотарёва переместился к носу, потом – от носа к крыльям.
– Если они дороги перекроют, – задумчиво произнёс он, – то придётся прорываться. Два ПМ и один револьвер – это тьфу и растереть… – Золотарёв потёр подбородок. – Автобус, значит?..
Подошёл Громов.
– Хотел бы я знать, – сказал он, – как вы умудрились «Игл» заполучить? Очень интересно.
– Ничего интересного. Один жадный саудовский принц перепродал с наценкой. Потом перекрасили, нанесли маркировку по американскому образцу и готово! Ты, подполковник, лучше слушай сюда. У меня идея возникла. Если с «Игла» пушку «Вулкан» снять, хорошее будет подспорье нашим пистолетам, как ты считаешь? Будем, как Шварценеггер в «Терминаторе» рассекать!
– Там же, вроде, привод от электромотора. Да и вес её под двести кило – не утащишь, мы не «шварценеггеры».
– Докладываю тактико-технические характеристики, – сказал Золотарёв с серьёзным видом. – Пушка М61А1 «Вулкан». Разработка фирмы «Дженерал Электрик». Шесть стволов. Калибр – 20 миллиметров. Питающий и стреляющий механизм приводился в действие от внешнего привода мощностью 14,7 киловатта. Может работать от постоянного тока напряжением 28 вольт, потребляемый ток при этом равен 3 амперам. Длина ствола – 1524 миллиметров. Общая длина пушки – 1875 миллиметров. Вес самой пушки – 120 килограммов, вес пушки с системой подачи, но без патронов – 190 килограммов. Боекомплект – 1200 патронов. Вес боекомплекта – 290 килограммов. Темп стрельбы – 6000 выстрелов в минуту. Эффективная дальность стрельбы – до 1000 метров.
– Убедительно звучит, – кивнул Громов. – Только что это нам даёт? На автомобиль «Вулкан» поставить можно, но чтобы его снять, как минимум понадобятся кран и инструменты.
– Трудно, – согласился Золотарёв. – А кому сейчас легко? Жалко бросать хорошую вещь, а с ней мы прорвёмся через любые кордоны… Кран, инструменты… Я пока тут место для посадки выбирал, видел ферму – километрах в пяти южнее. Будет машина – смотаемся, посмотрим. Где этот Стуколин?..
В ответ на его риторический вопрос ожил «мобильник» Лукашевича. Под нетерпеливыми взглядами офицеров Алексей нажал кнопку «Ответ».
(Шоссе Е-272, Литва, август 2000 года)
…И надо же было такому случиться, чтобы в самый ответственный момент фортуна изменила Ангеле Бачинскайте. До леса было рукой подать, когда у правой туфли сломался каблук. В падении Ангеле успела подумать, что когда пытаешься от кого-то убежать, надо сразу скидывать туфли, а потом сильно ударилась коленями об асфальт и от острой боли на несколько важных мгновений потеряла способность соображать.Но всё бы ещё ничего, но тут по встречной полосе попёр выехавший из-за поворота «дальнобойщик», увидел распростёртую женщину на дороге, нажал на тормоза, но инерция огромной машины была такова, что он неминуемо наехал бы на Ангеле, если бы не подоспевший русский пилот по имени Алексей.
Алексей не стал долго рассусоливать, подскочил, наклонился, ухватил Бачинскайте за лодыжки и, матерясь, потащил с полосы. Ещё секунда, и огромная горячая смерть, скрипя тормозами и ухая выхлопной трубой, прокатилась мимо.
– Вот дура! – орал светловолосый пилот. – Вот ведь дура! Куда тебя, дуру, понесло?!
– Дура я, дура… – всхлипывала Ангеле, сидя на асфальте и не замечая, что её сарафан задрался по пояс, бесстыдно демонстрируя всему миру тончайшие белые трусики.
Грузовик-«дальнобойщик» наконец остановился, дверца открылась, и на дорогу спрыгнул водитель – мускулистый, дочерна загорелый парень в майке и спортивных штанах. От пережитого ужаса он был мокр, но настроен решительно. Наблюдаемая мизансцена водителю явно не нравилась, и он подступил к русскому пилоту, поигрывая увесистой монтировкой.
– Padйkite man, pra?om! [46] – воскликнула Бачинскайте и, всё ещё всхлипывая, попыталась ползти от Алексея.
Водитель нахмурился, остановился. Бросив взгляд на прицеп грузовика, Ангеле сразу поняла свою ошибку: у «дальнобойщика» был российский номерной знак.
– Чего-то я не пойму, – сказал водитель. – Это по-каковски?
– По-литовски, – ответил Алексей и вдруг располагающе улыбнулся. – Всё нормально, шеф! Мы с женой повздорили, она, дура, и выскочила. Хорошо хоть я успел её из-под колёс твоих вытащить. Извини уж…
Водитель недоверчиво покачал головой. И заметил рассудительно:
– Странный у тебя костюм, мужик. Словно у пришельца из космоса. Не похожи вы на семейную пару.
– Помогите! – набрав в лёгкие побольше воздуха, выкрикнула Ангеле. – Он меня похитил!
Водитель «дальнобойщика» ошарашено уставился на неё, и в это момент Алексей вытащил пистолет.
– Стой смирно, братан! – приказал он. – Я офицер Российской армии и выполняю на территории Литвы секретное задание. Ты ведь русский? Значит, должен мне помогать. Езжай своей дорогой и забудь всё, что ты здесь видел. Если надумаешь «настучать» в местную ментовку, то имей в виду: я твой номер запомнил, ФСБ тебя на родине найдёт.
– Что вы его слушаете?! – на этом вопле Бачинскайте едва не сорвала голос. – Он всё врёт!
– А она кто? – туповато спросил водитель, как завороженный глядя на ПМ.
– Она – местная, – спокойно ответил русский пилот. – Агент литовской разведки. Совершила несколько преступлений на нашей территории и пыталась скрыться… Вообще-то я не должен тебе этого рассказывать, но раз уж так получилось. Эту женщину искали по всей стране, а нашёл её я… Это был приказ Президента…
– Какого президента?..
– Владимира Владимировича, конечно же. Другого у нас нет.
– Я всё понял, – быстро сказал водитель и, повернувшись, зашагал к грузовику; монтировку он унёс с собой.
Как назло, других машин видно не было – словно вымерло всё вокруг, и только перекличка лесных птиц нарушала гнетущую тишину, которая повисла над дорогой.
Алексей дождался, пока водитель заведёт двигатель и тронет грузовик с места, и только после этого спрятал пистолет и присел на корточки рядом с Бачинскайте.
– Зачем же так, Ангеле? – без малейшей угрозы в голосе спросил он. – Мы, вроде, обо всём договорились? Ты, вроде, обещала мне помочь?
– Ничего я тебе не обещала! – огрызнулась Бачинскайте. – Врёшь всё время… Почему я тебе должна верить?
– Потому что мы пилоты Советского Союза. Мы должны верить друг другу.
Это прозвучало настолько архаично и нелепо, что Ангеле открыла рот от изумления.
– Какой Советский Союз?! – тут же спохватилась она. – Ты из дурдома, что ли, сбежал? Нет никакого Советского Союза, забудь! Ты – русский, я – литовка, и мы враги.
– В первый раз слышу, чтобы русские и литовцы были врагами, – сообщил Алексей, хотя лицо его помрачнело. – Ты юбку-то одёрни, подруга…
Он протянул руки, чтобы помочь ей справиться с сарафаном, опустил глаза, и тогда Ангеле из последних сил вцепилась ему пальцами в волосы и рванула голову лётчика вниз.
У неё почти получилось: Алексей приложился лицом к асфальту, но почти сразу высвободился, откатился.
– Ну ты и стерва! – заявил он, поднимаясь сначала на колени, а потом и выпрямившись во весь рост.
Из разбитой брови потекла кровь, но русский лётчик словно не заметил этого. Бачинскайте сжалась на своём месте, полагая, что сейчас Алексей извлечёт ПМ и без лишних разговоров пристрелит её.
Но тот постоял, подумал, шагнул к Ангеле и протянул руку:
– Вставай. Ты всё-таки поедешь со мной. Неужели тебе совсем неинтересно, какова Мадлен Олбрайт в быту?
– Глупость какая… – пробормотала Бачинскайте, но сарафан поправила и поднялась на ноги.
Сильно прихрамывая, пошла к автомобилю. У неё возникла новая идея, каким образом избавиться от настырного русского лётчика, но для того, чтобы её реализовать, нужно было прежде всего добраться до собственной сумочки, а затем на пять минут уединиться. И если этот лётчик такой же, как все остальные мужчины, у неё легко получится и то, и другое…
(Вильнюс, Литва, август 2000 года)
Первые данные начали поступать только через час после того, как со Второй авиабазы ВВС Литвы, находящейся в Панявежисе, вылетели вертолёты с поисковой партией. Нельзя сказать, что всё это время собравшиеся в кризисном центре Министерства обороны сидели без дела. Начальники штабов работали с терминалами, делая запросы и получая ответы; министр обороны согласовывал позиции с директором Департамента госбезопасности; президенту позвонил его польский коллега, который тоже кое-что уже прослышал о чрезвычайном происшествии в небе над Прибалтикой и интересовался подробностями – скучать не приходилось. Тем не менее начальнику Штаба обороны Виталиюсу Вайкшнорасу этот час показался самым тягостным и беспросветным из всех часов «литовского кризиса». Он взял на себя переговоры с многочисленными Департаментами, через местные органы которых могла пройти та или иная информация о «самолётах противника»: с Департаментом полиции, с Департаментом пограничной охраны при МВД, с Департаментом лесов и многими другими, подобными. При этом следовало сохранять конфиденциальность и не выдать руководству департаментов лишние подробности об инциденте. После третьей беседы начальник Штаба обороны взмок от пота – не спасали даже кондиционеры, трудившиеся вовсю. Правда, кое-что начало проясняться. С ферм и хуторов, расположенных к юго-востоку от Панявежиса поступило несколько звонков о крупном лесом пожаре. Кроме того, кто-то из фермеров вроде бы видел падающий самолёт, о чём поспешил сообщить в Департамент земельного управления, а оттуда сбивчивые косноязычные показания перекочевали в сводку происшествий Государственной службы спасения. В последнем ведомстве никаких действий пока не предприняли, дожидаясь подтверждения. Зато оперативно отреагировало представительство американского телеканала «Си-Эн-Эн», выслав в Панявежис свою съёмочную бригаду. Услышав об этом, полковник Вайкшнорас с минуту поразмышлял, потом обратился прямо к президенту. Тот после разговора с польским коллегой был явно не в духе и отдал чёткий приказ: бригаду телерепортёров перехватить и задержать под благовидным предлогом до выяснения всех обстоятельств. Министр обороны сразу же завёл свою шарманку, что делать так ни в коем случае нельзя, что народ Литвы не поймёт и спросит, а мы ему ответим, и так далее, и тому подобное. Однако полковник к своему прямому начальнику мало прислушивался, прекрасно зная, что раньше или позже министр обороны согласится с любым решением, которое принял президент. Связавшись со службой дорожной полиции, Вайкшнорас потребовал отыскать и остановить микроавтобус, числящийся в базах данных за выездной бригадой «Си-Эн-Эн»; всех, кто будет в микроавтобусе, отправить в Вильнюс, а саму машину с оборудованием перегнать на штрафную стоянку, сославшись на то, что она якобы находится в розыске; об исполнении – доложить по инстанциям. Признаться, сделал он это не без удовольствия, потому как имел немалый зуб на «Си-Эн-Эн» в целом, и на вильнюсское представительство этой телекомпании в частности. Полгода назад эти, с позволения сказать, репортёры делали часовую программу, посвящённую «становлению новой армии независимой Литвы». Представить сценарий фильма и отснятый технический материал Министерству обороны американцы сочли ниже своего достоинства. В результате кассета с программой попала в руки офицеров Штаба обороны только на прошлой неделе, и они были сильно удивлены, когда увидели себя в роли этаких «лесных братьев», которые ещё вчера партизанили в тылах отступающей на восток Красной Армии, а сегодня «спустились с деревьев» и пытаются создать свою армию по образу и подобию самой передовой и сильной армии в мире – американской.«Литовские офицеры – ещё не настоящие профессионалы, – говорила в микрофон ведущая – крашеная блондинка с большими глазами без тени мысли. – Их выучка оставляет желать лучшего. Но когда-нибудь они станут настоящей армией».
Именно эта, заключительная, фраза более всего остального оскорбила начальника Штаба обороны. Когда он был простым майором Советской армии, ни одна крашеная шлюха в целом мире не могла сказать, что его выучка «оставляет желать лучшего». И хотя бардака в той армии было, пожалуй, побольше, чем в нынешней литовской, её боялись и, как следствие, уважали. А теперь всякая сволочь хотя и не говорит вслух, но думает, что армия Литовскому государству нужна только для того, чтобы его, это государство, приняли поскорее в НАТО и одарили инвестициями. Полковник Вайкшнорас верил, что это не так, а потому злорадно представил себе, как вот именно сейчас автобус «Си-Эн-Эн» останавливает патруль дорожной полиции, как сползают с лиц холёных американцев их бессмысленные «дежурные» улыбки, а сами лица меняют выражение с высокомерно-самодовольного на озабоченного.
К сожалению, полковник не учёл, что Служба дорожной полиции состоит из советских же «гаишников», которые умеют проигнорировать любой приказ вышестоящего начальства, если на авансцене вдруг появляется увесистый бумажник, набитый зелёными бумажками с портретами американских президентов. Потому не было ничего удивительного в том, что через два часа бригада «Си-Эн-Эн», успешно преодолев все кордоны, вынырнула в самой гуще событий.
Пока же полковник Вайкшнорас связался с вертолётами и велел им изменить направление поиска с юго-запада от Панявежиса на юго-восток. Ошибку в определении первоначальных координат места приземления «самолётов противника» начальник Штаба обороны объяснил для себя тем, что система радиолокационного наблюдения за воздушным пространством Литвы ещё очень несовершенна и нуждается в доводке.
Через двадцать минут после приказа об изменении района поиска пилот одного из «Ми-8» по прямой связи доложил, что видит внизу лесной пожар и останки самолёта.
– Самолёта или самолётов? – уточнил Вайкшнорас.
– Дымит сильно, – отозвался пилот. – Вижу только один, но может, их несколько…
– Возвращайтесь на базу! – распорядился начальник Штаба обороны, потом встал и доложил, глядя на президента: – Господа, мы нашли место падения самолётов. По всей видимости, они потерпели катастрофу. Пилоты поисковой группы говорят о сильном пожаре, которым охвачен район падения.
– Отличная работа, сынок, – бригадный генерал Йонас Кронкайтис одобрительно кивнул. – С вашего позволения, господин президент, мы приступаем ко второй фазе операции.
– Да, да, – быстро согласился президент Адамкус. – Да поможет нам Бог!
– Действуйте, господин полковник, – распорядился бригадный генерал.
Полковник Вайкшнорас снова включился в работу. Батальон моторизованной пехоты погрузился на бронетранспортёры и походной колонной двинулся по шоссе Е-262 в северо-восточном направлении. В ту же самую минуту массивный автомобиль «Renault Espase», больше похожий на микроавтобус, съехал с этого шоссе на дорогу, ведущую в сторону Букониса. Так, по мнению русского пилота Алексея Стуколина, было проще и быстрее добраться до друзей, застрявших где-то на западе, севернее Каунаса…
(Литва, август 2000 года)
Это было трудно, но они справились. Когда Алексей Стуколин и Ангеле Бачинскайте прибыли на капустное поле, где потерпел аварию самолёт «Люфтганзы», Сергей Золотарёв, даже не удосужившись обнять друга, высадил обоих из машины, и они с Лукашевичем отправились к замеченной ферме.Там их встретили неприветливо и с опаской, но когда выяснилось, что это русские пилоты, работники на ферме вдруг все разом оживились и выказали желание помочь. Пока Золотарёв выбирал инструменты и приглядывался к немецкой машине, объединявшей в себе элементы трактора и небольшого крана, Лукашевич выяснил причину такой перемены настроения. Оказалось, на ферме работали самые натуральные батраки из числа русскоязычного населения. Среди них были и офицеры, и кандидаты наук и даже один секретарь горкома – бывшие, разумеется. Ещё семь лет назад никто из них не помышлял, что станет когда-нибудь сельскохозяйственным работником на земле самого натурального «кулака», но жизнь изменилась необратимым образом, из-за бугра вернулись «старые хозяева», получившие земли на освоение, и завертелась совсем другая карусель. Несмотря на то, что прибывший из Австрии фермер вывел убыточный колхоз в доходное предприятие и платил своим работникам вполне приличные деньги, они как один люто ненавидели и его, и новые порядки. Да и с чего бы, скажите пожалуйста, батракам любить хозяина, если вчера они сами были хозяевами?
Лукашевич со своей стороны на расспросы работников отвечал уклончиво. Полагал, что чем меньше они знают, тем для них же лучше. Выдумал сказочку про российский самолёт, потерпевший здесь катастрофу (а работники фермы видели пронёсшуюся низко «Ганзу» и летавший кругами «Игл», но позвонить в органы никто не догадался), и про российско-американскую бригаду специального назначения, которая пытается оказать помощь терпящим бедствие. Несколько работников тут же высказали желание поучаствовать в спасении людей самолично, но Лукашевич с твёрдостью отверг эти предложения, сказав, что народу-то хватает, а вот с техникой вышла заминка.
Через полчаса они вернулись на капустное поле: Лукашевич – за рулём «рено», а Золотарёв – в комфортной кабине немецкого чуда техники. Ещё минут сорок пилотам понадобилось на то, чтобы снять контейнер с «Вулканом» и начать монтаж пулемёта в багажном отсеке; при этом пришлось разбить стекло на задней багажной дверце автомобиля-автобуса и выкинуть одно кресло.
Ангеле смотрела, как уродуют её машину, но претензий не высказывала. Она уже переговорила с мадам Олбрайт и удостоверилась, что всё, о чем говорил ей русский пилот по имени Алексей, – правда. Избыточным подтверждением служили три самолёта, застывшие в различных позициях на поле. Всё это было всерьёз, всё это было на самом деле, и самое ужасное – Бачинскайте начинало нравиться это приключение.
Говорят, женщина живёт в ожидании чуда – пусть это будет даже страшное чудо. А такая волевая и сильная женщина, как Ангеле, ждёт чуда вдвойне, но далеко не всякий мужчина способен это чудо создать. Алексей втянул её в скверную историю, но она была уже почти благодарна ему и смотрела на него совсем другими глазами – словно он был пришельцем с Марса, из мира кровавого бога, где идёт вечная война Добра со Злом и где нет места компромиссам.
Впрочем, наметившаяся душевная близость не помешала Бачинскайте выполнить задуманное. Она потребовала у пилотов вернуть ей сумку, выразив при этом желание уединиться в кустиках. Когда Алексей вызвался сопроводить и проследить, чтобы не сбежала, Ангеле заявила, что он не получит никакого удовольствия от сего процесса, поскольку ей надо ни «пипи-кака», а сменить тампон. Памятуя о том, с какой брезгливостью отнеслись к её телу жлобы-охранники алюминиевой фирмы, Бачинскайте полагала, что похожую реакцию известие о месячных должно вызывать у любого здорового мужчины. Здесь она оказалась права. Убедившись, что его не обманывают (для этого Ангеле пришлось порыться в сумке и продемонстрировать пачку «Тампакс»), Алексей не только не пошёл за ней, но и подчёркнуто отвернулся. Можно было сбежать, но, во-первых, сильно болели распухшие от удара колени, а во-вторых, кто же сбежит от чуда, если ждал его всю сознательную жизнь?
Тот факт, что Бачинскайте отсутствовала целых пятнадцать минут, также не вызвал вопросов. Что было ей на руку, поскольку всё это время она занималась тем, что набирала стилом сообщение на смартфоне «Palm i705» – микрокомпьютере с выходом по радиоканалу в Интернет. Он лежал в той же сумке, но, благодаря футляру, выглядел, как заурядная «косметичка». К сожалению, в адресной книге микрокомпьютера не оказалось электронных адресов литовских силовых ведомств, а искать их по просторам глобальной сети было долго и хлопотно, потому Ангеле предпочла отправить сообщение службе охраны собственного аэроклуба, здраво полагая, что те уж изыщут возможность и связаться с правоохранительными органами, и организовать операцию по поиску и спасению.
Она написала так: «MAYDAY, ребята, MAYDAY. Меня взяли в заложники вместе с машиной. Здесь четыре русских офицера и Госсекретарь Мадлен Олбрайт. Мы находимся к северо-западу от Каунаса. Выручайте, но будьте осторожны: эти офицеры вооружены и настроены решительно. Постарайтесь не допустить стрельбы. С надеждой на скорую встречу, ваша Ангеле».
Подумав, Бачинскайте стёрла упоминание о Мадлен Олбрайт, заменив его на «ещё одна заложница»: если сказать всю правду целиком, в неё никто не поверит, сочтут послание дурацкой шуткой. А так можно не сомневаться: сообщение прочтут и помогут.
Наверное, Ангеле переоценила своих сотрудников…
(Вильнюс, Литва, август 2000 года)
На третьем часу «кризиса» президент и министр обороны покинули центр, полагая, что ситуация находится под контролем. Из высокопоставленных лиц остались только командующий вооружёнными силами и директор Департамента госбезопасности. Оба они с нетерпением ждали вестей от моторизованного батальона.Более или менее подробная информация начала поступать в центр на четвёртом часу «кризиса». Пехотинцы отыскали место падения одного из российских истребителей и даже катапультируемое кресло К-36ВМ. Однако никаких следов пилота, а хуже всего – никаких фрагментов немецкого самолёта обнаружить не удалось.
Полковник Вайкшнорас понял, что Штаб обороны допустил промашку в определении места падения самолёта, а пост радиолокационного наблюдения и подполковник Адоминас оказались правы. Требовалось вновь поднимать в воздух вертолёты, но начальник Штаба обороны чувствовал, что время упущено.
А тут ещё начальник военной разведки Гинтарас Азубалис сообщил, что к ним уже не в первый раз пытается дозвониться какой-то Джек Риан из Таллинна. Утверждает, что он сотрудник ЦРУ и у него для Штаба обороны есть ценная информация. Сначала этого Риана отправили по инстанциям, но, как оказалось, никто на низовом уровне не смог принять решения по его вопросу, и пришлось самому Азубалису переговорить с настырным американцем.
– Yeso Christo! [47] – воскликнул начальник разведки, выслушав Риана, он повернулся к Вайкшнорасу и сказал дрогнувшим голосом: – Кажется, мы в дерьме по самые уши. Американец говорит, что на сбитом немецком самолёте летела Мадлен Олбрайт!