Первушин Антон. Отдел «Массаракш»

   Мировой Свет с каждой минутой становился ярче. Изъявленные норами стены карьера сверкали, как колотый сахар. Дорога плавной спиралью спускалась в искусственную котловину, дно которой скрывалось в тумане. Из тумана торчала проржавленная стрела буровой установки и гигантский ковш шагающего экскаватора.
   Птицелов прислушался: ни выстрелов, ни воя упырей. Наступило утро, и бой, видимо, закончился. С тем или иным результатом.
   Назад пойдем, подумал Птицелов, посмотрим, что с мужиками сталось. Вдруг выжили?
   Он не особенно в это верил. Упырей было много, а выстрелов не слышно давно. Наткнется Лия на обратном пути на останки отца, что тогда будет? Впрочем, для начала надо отыскать саму Лию.
   – Эй, Птицелов! – хрипло окликнул его Бошку. – Иди к нам. Перекусим.
   Они перебрались на плоские валуны, что окаймляли дорогу. Запасливый Бошку достал из заплечного мешка еду. Разложил на тряпице сыр, мятые помидоры, печеные овощи, ломти хлеба с вяленой олениной. Колотун присовокупил флягу с травяным настоем. У Птицелова жратвы не было, зато он имел в загашнике кое-что получше. Порылся в карманах, выложил на импровизированный стол плоскую жестяную коробку.
   – Что это? – полюбопытствовал Колотун.
   Птицелов приподнял крышку и показал содержимое коробки мутантам.
   – Табак! – ахнул Бошку. – Где взял?!
   – Места знать надо, – усмехнулся Птицелов, доставая аккуратно сложенный газетный лист.
   – Эх, покурим!..
   Табак в поселке был большой редкостью. Птицелов нашел эту жестянку, когда копался в руинах Публичной библиотеки. Библиотека не пользовалась среди мутантов популярностью. Читать они не умели. Книги брали лишь на растопку, а больше в библиотеке, по их мнению, и взять было нечего. Птицелов придерживался иной точки зрения.
   Читать его научил в свое время старик Отту – единственный грамотей в родной деревне Птицелова. Но у самого Отту была всего одна книга, которая называлась «Краткое и весьма нравоучительное жизнеописание славнага императора-самодержца Кирогу II». И хотя в книге не хватало половины страниц, Птицелов перечитывал ее раз десять.
   Придя в поселок мутантов, он первым делом стал рыскать в поисках книг, и ему указали на развалины Публички. Книги там лежали неопрятными заплесневелыми грудами среди куч битого кирпича и щебня. Многие – с обугленными обложками. Бомба, что превратила центральную часть города в руины, взорвалась далеко от библиотеки, но ударная волна смела стены, обрушила внутрь здания великолепный стеклянный купол, которым горожане очень гордились. А световая вспышка подожгла книги. Совсем не сгорели они лишь потому, что были плотно набиты на стеллажах, да так вместе со стеллажами и повалились.
   Роясь в книгах, он нашел вход в подвал, где, вероятно, были помещения библиотечных служителей. Время и непогода пощадили эти скромные каморки. В них Птицелов обнаружил массу интересных и полезных вещиц. Там же он и разжился жестянкой с табаком. На скелет владельца в полуистлевшем мундире муниципального служащего Птицелов не обратил внимания. Еще один скелет среди десятков тысяч. Подумаешь!..
   Мутанты в два счета разобрались со снедью. Свернули по самокрутке, с наслаждением затянулись медвяным дымком. Что ждет впереди – неважно. Важно, что сейчас выдалась минута покоя, граничащего со счастьем.
   Сахарный блеск меловых обрывов вдруг потух. Над краем котловины начали собираться клочковатые тучки, чреватые нудным осенним дождем.
   – Как думаешь, Бошку, догоним мы гада? – спросил Птицелов, поглядывая на хмурящееся небо.
   – Теперь точно догоним, – ответствовал мутант. – Вон его следы. Куда ему деться?
   Колотун боязливо покосился на дно котловины, все еще затянутое туманом. Густым, плотным, будто слежался за много лет.
   – Как мы его найдем, в этаком молоке? – вопросил Колотун.
   – Развиднеется, – лениво отозвался Бошку.
   Птицелов глубоко затянулся, обжег губы и сплюнул окурок.
   – Идти пора, мужики! – сказал он. – Мы тут лясы точим, а Лия там, может, от страха сама не своя…
   Мутанты сразу поскучнели. Начали собираться. Видно, что им страсть как не хотелось спускаться в котловину, где неподвижными клубами стоял странный туман. У Птицелова тоже было тревожно на душе. Что-то подсказывало ему: не стоит туда идти. Не то чтобы опасно там, а как-то… неправильно, что ли?.. Не по-человечески. Но Птицелов помотал головой, вытряхивая непонятно откуда взявшуюся в ней тревожную муть, взял тесак наизготовку и решительно зашагал вниз.
   Он шел не оглядываясь. Он знал, что товарищи тащатся следом, так они громко сопели и вздыхали.
   Охотнички, думал Птицелов, и как они только к дичи подбираются? Ведь за версту же слышно!
   Дорога становилась все круче. Ноги теперь сами несли Птицелова. Последние метры он преодолел почти бегом, но у кромки тумана, который был не совсем туман, а может, совсем не туман, мутант остановился.
   Неподвижным этот «туман-нетуман» выглядел только сверху. Здесь же, на дне карьера, он едва заметно «дышал». Медленно, в едином ритме вздымался и опадал, как исполинская белая грудь спящего великана. Птицелов присел на корточки, коснулся тумана ладонью. Отдернул, будто его током ударило. Поднес руку к глазам. Ладонь была покрыта крохотными каплями, как испариной. И в каждой капельке горела огненная точка. Птицелов посмотрел вверх. Небо затянуто тучами, вот-вот пойдет дождь, однако капли у него на ладони отражают Мировой Свет. Как это может быть?
   – Что это у тебя? – спросил Бошку, глядя Птицелову через плечо.
   – Не знаю, – пробормотал тот.
   – Упырь меня задери, – проговорил Бошку, – если я туда пойду…
   Птицелов покосился на него.
   – А как же Лия?
   Бошку махнул костлявой лапищей.
   – Пропала твоя Лия… И мы в этом проклятом месте пропадем, как пить дать!
   – Значит, не пойдешь?
   Бошку покачал нечесаной гривой.
   – Не обессудь, Птицелов, не пойду… Боязно что-то.
   – А ты, Колотун?
   Но Колотун лишь хлопал глазами и пятил-ся.
   – Ладно, – сказал Птицелов, распрямляясь. – Ждите меня… нас здесь.
   – Ружжо возьми, – предложил Бошку.
   Птицелов отмахнулся: обойдусь, дескать.
   Зажмурился. Набрал в легкие побольше воздуху. И шагнул в странный туман, будто в отравленную реку.
 
   Этого Птицелов ожидал меньше всего.
   Едва поверхность «тумана-нетумана» сомк-нулась над ним, он очутился в… лесу. В самом настоящем лесу, вроде того, что по эту сторону Голубой Змеи.
   Впрочем, нет. Таких лесов не осталось больше нигде. Раньше были, старик Отту рассказывал, а теперь – нет.
   Высокие деревья с ярко-желтыми стволами и темно-зелеными кронами. Сквозь листву пробивается небывалый в Мире бело-зеленый свет. Играют на разлапистых ветвях папоротников световые пятна.
   Птицелов выдохнул пыльный воздух мелового карьера и вдохнул тот, что был здесь, – сладкий, напоенный незнакомыми ароматами, чистый. Его хотелось пить или даже есть. Кромсать сочными ломтями и запихивать в себя сколько влезет.
   У Птицелова пошла голова кругом. В какой-то миг он начисто забыл о том, зачем сюда проник. Засмеялся, как несмышленыш, заметался между истекающими янтарным соком стволами, заорал, как полоумный.
   Дурни, мы дурни… Зачем жить там, где отравлены воздух и вода?.. Зачем рожать уродов, обрекая их на недолгую жизнь рядом с неумолимой смертью?.. Ведь вот – безопасное место!.. Он же совсем рядом – Норушкин карьер!.. До него дойдут даже дети!.. А больных и старых можно унести на носилках… Надо обязательно привести сюда Лию… Пусть другие откажутся, не пойдут… А Лию обязательно надо привести… Здесь она выздоровеет, пополнеет, станет красавицей… А если не захочет или не сможет прийти, принести на руках… И пусть кусается, сколько сил достанет…
   Птицелов замер, будто споткнулся. Довольное бормотание, в котором вместилось столько бессвязных мыслей, оборвалось. Птицелов вспомнил, что Лия уже здесь. Именно сюда привел ее Темный Лесоруб, чье прозвище – другое имя смерти. И не привел даже, а принес, потому что она не могла или не хотела сюда идти. Не могла или не хотела… Хотеть удел живых… а мертвые не могут ни хотеть идти, ни просто идти…
   Если это место смерти, подумал Птицелов, то лишь покойникам открыта сюда дорога. Значит, я тоже мертв?! Растерзан упырями на пути к Норушкиному карьеру… Хорошо, а Бошку, Колотун и остальные? Их же здесь нет!
   Ясность не приходила, мысли путались и переплетались, завиваясь одна вокруг другой.
   Он осмотрелся заново, уже не как восторженный несмышленыш, а как разведчик и охотник.
   Что мы видим перед собой? А видим мы просвет между деревьями.
   Птицелов, крадучись, прячась за стволами, пробрался к поляне. Диковинная поляна – на ней темнее, чем в лесу… Ветви деревьев сплелись наверху в колышущийся купол, сквозь который едва пробивались зеленые лучи.
   Птицелов не сразу заметил Темного Лесоруба.
   Лесоруб стоял посреди поляны – неимоверно высокий, на длинных и тонких, будто ходули, ногах; весь черный, отливающий вороненой сталью, как пистолетный ствол. Плечи у Лесоруба были непропорционально широкими, а руки – толщиной с порядочное бревно. В правой руке он сжимал топор с широким закругленным лезвием, а на левой…
   Птицелов едва не зарычал от ненависти. На левой Темный Лесоруб держал Лию, издалека похожую на замызганную тряпицу, небрежно перекинутую через могучее предплечье.
   Лесоруб стоял к Птицелову спиной, и мутант пожалел, что не взял у Бошку ружье. Пальнуть бы в эту спину дуплетом, подхватить Лию и дёру!
   Но пальнуть было не из чего. Птицелов с сомнением оглядел свой тесак: разве что… подкрасться сзади? подсечь гаду сухожилия? Только где у него сухожилия, на ходулях этих?
   Зеленый свет вдруг померк, будто его выключили. Раздался пронзительный мяукающий вой: «Мряу-мррряяяууу». Темный Лесоруб попятился.
   В сумраке над головой Лесоруба затеплилась яркая точка, и потек от нее вниз и в стороны жидкий лиловый свет. Поначалу прозрачный, деревья сквозь него было видно, свет все струился и струился, покуда не превратился в здоровенный конус вроде термитника, но высотой с Башню. А как превратился, тут же начал твердеть, остывать, меркнуть.
   Хриплый мяв армии незримых тварей постепенно затих. Дохнуло холодом – даже не холодом, а крепким морозцем, какого не бывает в южных краях.
   Птицелов поплотнее закутался в драную ветровку, но это мало ему помогло. Он посмотрел на Темного Лесоруба и не поверил своим глазам. От Лесоруба шел пар.
   Теплым облаком, словно ватным одеялом, пар окутал и Лию.
   Птицелов опешил: зачем согревать мертвую?!
   Но Лия не была мертва. Он увидел, как замызганная тряпица на руке Лесоруба зашевелилась. Приподнялась голова на тонком стебельке шеи, бессильные руки стали искать опору.
   В нижней части конуса образовалось отверстие: небольшое, круглое. Из него на заиндевелую поляну выпал сноп света. Это отверстие и этот свет живо напомнили Птицелову виденную им железную птицу и коричневого бога на берегу Голубой Змеи.
   Неужели красивый молодой бог прилетел за тощей, лысой, кровохаркающей мутанткой?!
   – Лия-аа!
   Птицелов выскочил на поляну, занес над головой ржавое оружие… но не успел сделать и трех шагов.
   Лесоруб швырнул девушку в светящуюся дыру – небрежно, будто полено в топку, – и повернулся к Птицелову. На лезвии его топора играли блики. Но Птицелов словно и не заметил этого. Он завороженно смотрел, как зарастает отверстие в конусе. И как конус медленно тает в зеленоватом сумраке.
   Порыв горячего ветра хлестнул Птицелова по лицу и привел в чувство. Он увидел занесенный топор и черное безглазое лицо Лесоруба.
   Попятился, наткнулся на ствол поваленного дерева. Обогнул его, цепляясь за смолистую кору. Споткнулся, заорал благим матом и… вывалился из тумана в Норушкин карьер.
   – Птицелов! – возопил Бошку, бросаясь ему навстречу. – Живой, чудила!

Глава третья

   Холоден был и пустынен Мир до начала Мирового Света…
   Птицелов поглядел на птаху с желтым клювом. Ему вдруг стало стыдно за свое имя.
   – Бесконечна пустыня, хранящая в себе зерна Мировых Светов, – прошамкала клювом птаха. – В этой пустыне скрыт и вопрос и ответ. Ваш разум силится отыскать смысл и всякий раз признает свое поражение. Пытаясь расширить границы познания, вы вступаете в конфликт с собственным миропониманием и вынуждены ставить перед собой еще более сложные вопросы. Совесть побуждает вас к действию, в то же время разум сбит с толку. Вы вынуждены мыслить доселе недоступными категориями, и все ваше естество противится этому. Но ваша совесть не дает поблажки, она побуждает еще сильнее, и задача усложняется по экспоненте, со временем становясь абсурдной. Попробуйте систематизировать свои знания, свои чувства и свои мысли. Предполагаю, что у вас возникнет ряд вопросов меньшего, чем основная задача, масштаба. Решив их, вы одолеете половину пути. А пройдя половину пути, вы не позволите себе отступить.
   Птаха расправила крылья, гаркнула в лицо Птицелову хрипло и совсем не умно. Взлетела с насеста, перелетела к дальней стене подвала и уселась на кормушку. Закачался от порыва ветра единственный масляный светильник. Затрепетало красноватое пламя, грозя погаснуть. Угрюмый ящер-мясоед выполз из скрытого тьмой угла. Поставил на бедро Птицелова когтистую шестипалую лапу, разинул пасть и высунул раздвоенный на конце язык. Птицелов обмер. Мясоед обнюхал тесак, который обнаружился у человека за поясом. Несколько раз быстро коснулся лезвия языком.
   Упыриную кровь чует, догадался Птицелов; по его лбу катились капли ледяного пота. Ах, добыча-добыча-добыча моя… Да, твоя, но не я. Упыря тебе хочется?.. Иди себе, охоться за упырями в балке. Как делают твои дядюшки и тетушки. У меня за поясом нет упыря…
   Мясоед зашипел, нехотя отошел в сторонку. Взмахнул шипастым хвостом и посеменил в самый темный угол. Цок-цок-цок – застучали его когти.
   И только после того, как мясоед удалился на безопасное расстояние, Птицелов разглядел Колдуна.
   Колдун сидел на циновке, расстеленной прямо на бетонном полу. Скрестил ноги, точно варвар из южной пустыни, и будто бы дремал. Большая и, несомненно, очень тяжелая голова была опущена, подбородок упирался в щуплую грудь.
   Птицелов растерялся. Прежде беседовать с этим человеком ему не доводилось. Птицелов знал, с каким трепетом к Колдуну относятся жители поселка и мутанты с близлежащих ферм, и поневоле проникся к нему странной смесью почтения и страха.
   И все-таки он пришел, чтобы беседовать с Колдуном, а не с его домашними зверушками. Или Колдун полагает, будто дело столь пустяшно, что дать совет в силах и желтоклювая птаха?
   – Я еще не задал вопрос, Колдун…
   – Вы – Птицелов, сын Сома, умевшего дышать под водой. Чужак, охотник и разведчик, знающий лесные тропы по эту сторону Голубой Змеи. Вы положили отца и мать на дно общей могилы, ваша нерожденная сестра была в тот момент еще жива, именно она будит вас по ночам, являясь в кошмарах. Я знаю все вопросы, которые вы можете задать.
   – Я бежал через лес, не разбирая дороги, – голос Птицелова задрожал; до сих пор он никому не рассказывал о том, что случилось после похорон жителей деревни. – На север… и не знаю почему. Я шел к реке. Потом я увидел… Увидел… Я должен знать: куда они забрали Лию?
   – Это и есть та самая неразрешимая задача. Попробуйте идти от частного к целому.
   Птицелов лихорадочно размышлял. Пожалуй, мыслить в таком ключе было еще сложнее, чем читать книги.
   – Откуда прилетают железные птицы? – медленно, слово за словом, проговорил он.
   Птаха перестала долбить клювом кормушку. Прошамкала:
   – Из черной бесконечной пустыни, хранящей зерна Мировых Светов.
   Птицелов тряхнул головой, избавляясь от наваждения. Конечно, с ним говорила не птаха. С ним говорил Колдун. Не поднимая головы и даже, кажется, не дыша.
   – Из черной пустыни? – переспросил Птицелов. – Что ж. Значит, железные птицы – это зло… – Он покивал головой, ожесточаясь. – Как мне отыскать эту пустыню? Куда мне идти? На север? На юг? Наверное, на юг… Ведь черная пустыня лежит за южной пустошью, так? За землями варваров?
   – Когда-то я мыслил подобным образом. Тайное становится явным, стоит лишь направить взор свой вверх – сквозь облака и Мировой Свет. Нет, взгляд не упрется в обитаемую твердь верхней полусферы, как вы сейчас подумали…
   Птицелов прикоснулся к виску, отступил на шаг. На миг ему отчаянно захотелось на свежий воздух – сбежать из этого провонявшего зверинцем подвала.
   – Если вы намерены бежать всякий раз, едва столкнетесь с неизвестным, то вам стоит остаться в поселке. Однако полагаю, вас привлекает иная судьба. Молодой человек, который не утратил хладнокровия в разоренной деревне. Молодой человек, который не побоялся бросить вызов Смерти-с-Топором. Наконец, молодой человек, представляющий собой образец крайне редкой позитивной мутации. Я склонен предполагать, что вы способны на многое. На гораздо большее, чем просто спасение обреченной девочки.
   Птицелов уцепился за последнюю фразу.
   – Вы знаете, как найти Лию?
   – Равновесие нарушено, наш многострадальный мир раскачивается, будто маятник.
   Я имел возможность лицезреть человека, ответственного за дестабилизацию. Он и его спутник посетили поселок. Человек, назвавшийся Маком Симом, замышлял войну против Страны Отцов. Только он не знал, чьими руками осуществить задуманное. Исходя из нынешних обстоятельств, я заключаю, что его авантюра увенчалась успехом.
   Бошку рассказывал Птицелову об этой парочке – об улыбчивом безумце и его друге-солдате. Безумец Птицелова не интересовал, а вот в глаза солдату он бы поглядел. Спросил бы его: «Помнишь ту деревню?..» И почувствовал бы сразу, отвечает ли солдат правду или бесстыдно лжет.
   – Человек, который заключил сделку с совестью, не был рожден под замкнутым небом Мира. Он прибыл из черной бесконечности.
   Я был поражен количеству и разнообразию миров, умещенных в его голове. Узнайте же, что тот, кто посетил нас, и бог из железной птицы, встреченный вами на берегу Голубой Змеи, – один человек.
   – Один… бог?
   – Один человек, – повторил Колдун. – И только он сможет ответить на вопрос, откуда прилетают железные птицы. И куда они уносят людей.
   – Хорошо, Колдун… Спасибо вам… – Птицелов сглотнул. – Где мне отыскать… этого человека?
   Колдун ответил не сразу. В воцарившейся тишине Птицелов отчетливо услышал, как потрескивает фитиль в масляной лампе; как тихо-тихо курлычет, пристроив желтый клюв под крыло, птаха. Как возится в самом темном углу мясоед.
   – Я все понял. Мак Сим прибыл в наш мир, чтобы нарушить шаткое равновесие. Вы же, Птицелов, сын Сома, вернете Миру равновесие. Вы защитите нас. Всех – и мутантов, и нормальных. И тех, кто только полагает себя нормальным. От чужаков, что прилетают на железных птицах.
   – Колдун, мне нужно знать…
   – Вы найдете его в Столице…
   – В Столице?!
   Ой-ой, далеко и опасно. Времени уйдет уйма, пока он дотопает до Столицы на своих двоих, пока преодолеет все кордоны и преграды.
   А Лие сейчас помощь нужна! Вот в этот самый момент!
   – …Но не стоит забывать, что Мак Сим, вероятно, не единственный пришелец из черной пустыни. Как одна капля воды предвещает начало ливня, так и чужак, пришедший извне, может оказаться лишь первой каплей грядущего нашествия… Позволю себе напоследок дать вам несколько советов. Прежде всего, не пытайтесь добиться ответов силой – боюсь, что в таком случае вы потерпите поражение. Думайте, используйте обстоятельства. И научитесь врать, в конце концов! Загрубеть должна ваша совесть, покрыться коркой!
   Птицелов почесал голову.
   – Спасибо, Колдун.
   Ему не ответили.
   – Я пойду, Колдун?
   Колдун поднял голову. Птицелов увидел, как отражается огонек светильника в узких зрачках жутковатого обитателя подвала. Мутанта, которому подчиняются и прислуживают животные, птицы, гады. Равно как и жители здешних развалин, окрестных ферм и деревень.
   – Птицелов! Вы ведь не знаете, почему родители вам дали такое имя? Не знаете… Что ж, идите. Впрочем, погодите. Еще одно. Не заблуждайтесь: железные птицы, которых вы видели – вовсе не железные. Они живые, как мы с вами…
 
   Они сидели у края обрыва. Курили и кидали камни в мясоедов, замерших с открытыми пастями на дне балки.
   – Я помню Мака Сима, – сказал Бошку. – Твердый он был… Как бы сказать… Думал много… Хотя мысли у него были – оторви и выбрось. Вроде и умные, но, если глянешь с другой стороны, так ничего умного не увидишь. Вроде во благо старается, а опять с другой стороны глянешь: так всем только хуже станет… Как будто вчера он родился… Вернее, позавчера, потому что успел смекнуть и про Башни, и про то, что мы – вовсе не злыдни. Вот… Не верится, что повязан он с поганым Лесорубом. Хоть убей – не верится. Такой, как Мак, не может быть заодно с похитителем детей.
   Птицелов хмуро попыхтел самокруткой, нащупал в траве булыжник. Запустил им в приглянувшегося ящера. Угодил прямехонько в пасть. Глупый мясоед с лязгом захлопнул челюсти и зарылся в жижу по самые глаза.
   – Да и погиб он наверняка, – продолжил Бошку. – Куда бы его ни понесло – в южную пустошь, к морю навстречу островитянам… Везде – смерть. Никак нельзя уцелеть. Варвары его или рабом сделали, или съели, ежели месяц голодный выдался. А островитяне – они, поговаривают, еще хуже. Они любят глядеть, как люди мучаются. Пытают пленников ради потехи: выпустят мутанту кишки, потом ржут, когда тот силится их обратно в брюхо себе засунуть.
   – На севере о наших краях небось говорят то же самое, – резонно заметил Птицелов. – Мутанты-людоеды зверствуют… да еще невидимая смерть со Стеклянных Плешей.
   – А вот и узнаешь. В любом случае, поглядеть на Столицу тебе не повредит, – Бошку прищурился. – Парень ты головастый, от нормального человека ничем не отличаешься… почти. И опять же дар имеется. А с ним, с даром этим, и в Столице не пропадешь. Если Колдун посылает тебя в Столицу, значит, надо идти. И не сомневайся, братец, ведь Колдун – он никогда и ничего не говорит попусту. И не ошибается.
   – Он меня не обманывал… – задумчиво проговорил Птицелов.
   – Тем более не сомневайся.
   – Но Лия! – воскликнул Птицелов и с силой запустил камнем в следующего мясоеда. Камень с глухим стуком врезался в бронированную спину и отскочил. Мясоед спросонья схватил своего соседа за хвост. Несколько минут мутанты наблюдали за жестокой схваткой ящеров.
   Потом Бошку вздохнул.
   – Что Лия? Ты сам сказал, что в Норушкином карьере ее больше нет. Сама по себе Лия в лачугу не вернется. Нужно искать, куда унесла ее проклятая железная птица…
   – Птица – не железная, птица вроде как живая.
   – Да? Ну дела… Только вот Мак не поможет найти тебе Лию, если он жив. – Бошку для убедительности постучал по колену ребром ладони. – Не связан он с Лесорубом. Не одна это шайка! Но если Колдун сказал идти в Столицу, значит…
   – …надо идти, – договорил Птицелов без энтузиазма.
   – Надо идти. Пока зима не настала. Пока на границе всем сыто и тепло. А позднее не пропустят. – Бошку вдруг замялся. – Слушай, а табачок у тебя остался? Остался! Вот радость-то… А давай еще по одной, а?
   – Да тут совсем немного, Бошку.
   – Ну по последней, а?
   Птицелов поглядел на другую сторону балки. Как-то по особенному жалко и сиротливо выглядела лачуга колченого Киту в тусклом свете пасмурного дня. Мотались на веревке три пеленки – их Лия повесила сушиться перед тем, как увел ее Лесоруб. Да, наверное, так и случилось: она вышла, а женишок с топором – тут как тут.
   Неожиданно дверь домишки Киту распахнулась. Птицелов торопливо сунул в карман жестянку с остатками табака, вскочил на ноги. Некто выбрался, пятясь, из лачуги. Медленно, шажок за шажком, принялся спускаться по ступеням невысокого крыльца. Этот «некто» волок за собой тяжелый диван Лии.
   Птицелов уже мчался в обход балки.
   – Погоди! – крикнул ему вслед Бошку. – Птицелов! Ну погоди же, шестипалый!
   …Свинорылая Пакуша наморщила свое и без того не сильно привлекательное лицо. Оскалила желтые зубы, защелкала ими, как давешний мясоед. Растопырила короткие сильные пальцы, которые оканчивались твердыми, как сталь, ногтями. Она собиралась биться за диван до последней капли крови.
   Едва Птицелов двинулся вперед, как Пакуша завизжала на всю улицу:
   – Пошел вооооон!
   Птицелов едва успел отшатнуться – когти свинорылой сверкнули у него перед носом.
   – Помогииииите! – завопила Пакуша. Ей принялся вторить криком младенец в чьей-то лачуге. – Люди! Спасииииите!
   Дурачок Рудо уже спешил ей на помощь. Вместо мотыги на сей раз он прихватил загнутый на одном конце обрезок арматуры. Из лачуги Киту выбрался Карлик Прыщ. С собой лже-младенец прихватил всего ничего – кое-что из утвари да зимний плащ. Увидев, что Птицелов и Пакуша сошлись нос к носу, он принялся подливать масла в огонь.
   – Убивают! – закричал карлик прокуренным басом. – Чужак Пакушу убивает!
   Птицелов поглядел на карлика и сплюнул от досады. Как только шестипалый отвернулся, Пакуша ударила его кулаком в больной бок. Птицелов охнул и отступил.
   – Пошел вооооон! – крикнула ему в лицо свинорылая.
   Тут и Рудо подоспел. Замахнулся на Птицелова арматурой, заговорил с напыщенной деловитостью: