Громов очень медленно встал на ноги. Болезненно прострелило в пояснице.
– Моя вера, – сказал он, – дозволяет мне убивать только в случае крайней необходимости. Сейчас я такой необходимости не вижу.
И тут Рашидов заплакал.
Глава тринадцатая
– Таким образом, – говорил человек, которого совсем недавно Фоули по наивности принимал за водителя такси, – вы можете легко убедиться в нашей доброй воле. Никаких расписок, никаких договоров, скреплённых кровью, – ваше слово против моего слова, ваше обещание против моего обещания…
– А если я откажусь?
Фоули знал ответ на этот вопрос, как знает его любой человек, достаточно долго проработавший в разведке. И водитель из ФСБ не стал оригинальничать.
– Тогда делу о распространении фальшивок будет дан ход. И вы очень не скоро увидите Америку.
– Какие гарантии?
Слова давались Фоули с огромным трудом. Он никогда не предполагал, что может оказаться в ситуации, словно специально взятой из какого-нибудь методического пособия по основам агентурной работы. Вот только пособия пишутся для тех, ктовербует, а не для тех, коговербуют. Такое потрясение (из охотники да в дичь) нелегко пережить.
– Я вам уже говорил: никаких гарантий не будет, моё слово против вашего слова. Вы оказываете мне небольшую услугу, я отдаю вам эту папку со всеми материалами.
– Что за услуга? – Роберт вытолкнул из себя новый вопрос.
– О! – оценил водитель из ФСБ. – Значит, вы готовы сотрудничать?
– Да!!!
– Замечательно.
– Что за услугу я должен оказать?
– Мелочь, – водитель откинулся на спинку кресла. – Мы, в общем, знаем, зачем вы прибыли в Мурманск. Вы собираетесь встретиться с главой военной разведки Федеративной Республики Народов Кавказа.
От удивления у Фоули отвалилась челюсть:
– Откуда вы можете это знать?
– Но ведь знаем, – водитель из ФСБ был очень доволен собой.
Роберт быстро перебрал в памяти всех, кто был в курсе относительно его сверхсекретной миссии в Мурманск. Он сам – раз. Шеф – два. И тот… британец – три. Неужели британец? Какая мерзость! Этот тип, оказывается, работает на две стороны. Вот и доверяйся после этого союзничкам!..
На Шефа Роберт подумать не мог. Но и на коллегу из МИ-6 грешил напрасно. Был ещё один человек (четвёртый), который располагал информацией о «сверхсекретной миссии» – мелкий работник Административного Директората ЦРУ, имени которого Фоули даже не знал. Этот человек занимался оформлением бумаг, необходимых агентам для легального въезда в ту или иную страну. Именно он сообщил российской контрразведке о готовящемся визите, а уж аналитический отдел Мурманского Управления ФСБ, состоящий из специалистов, которых подбирал ещё покойный Маканин, сопоставил факты и додумал остальное.
– Да, – признавая своё поражение, сказал Фоули. – Я собираюсь встретиться с Чёрным Псом.
– А я, – вкрадчиво произнёс водитель из ФСБ, – собираюсь принять участие в этой встрече.
На все вопросы, связанные с возможным продолжением сотрудничества, эта лощёная сволочь – американский агент – отвечал, что будет видно; посмотрим, как встреча пройдёт; вы ещё не показали себя человеком, достойным внимания столь серьёзной организации, как Центральное разведывательное управление, и так далее в том же духе.
А после того, как американец объявил, что на встрече будет присутствовать ещё один человек, имя которого пока нельзя называть в интересах конспирации, Иван Иванович хотел было совсем отказаться от организации свидания американца с Чёрным Псом.
Но американец настоял. Он заявил, что от этой встречи зависит будущее его, Ивана Ивановича, родины (Ивану Ивановичу было на родину наплевать). Он уверял, что если встреча не состоится по вине Ивана Ивановича, его за это сурово накажет тот же Чёрный Пёс (это было уже интересней). Он говорил, что встреча направлена на прекращение войны (Иван Иванович устал от войны, в которую его втянули против воли, он потерял сон и аппетит и был бы счастлив, если бы она поскорее закончилась).
Поколебавшись, Иван Иванович дал своё согласие. После этого за крепким кофе они обговорили с агентом детали легенды. Для Чёрного Пса всё должно было выглядеть так, будто Иван Иванович и американский агент познакомились случайно. Иван Иванович выбрал его из группы туристов в качестве подходящего объекта для вербовки, а тут – раз! – такой вот казус. Обсудив легенду и назначив новое место и время встречи, разошлись.
Как ни странно, Чёрный Пёс с живым интересом отнёсся к информации о появлении в городе американского агента, уполномоченного вести с ним переговоры. Глава военной разведки устроил Ивану Ивановичу допрос с пристрастием. И на турецком языке.
Как агент выглядел? Как представился? Как зарегистрировался? В какой момент признался, что является агентом ЦРУ? В какой момент впервые прозвучало имя Чёрного Пса? В каких местах они встречались? Более сотни вопросов, задаваемых в ошеломляющем темпе.
Впрочем, Ивана Ивановича в своё время научили держать удар, не изменяясь в лице, и легенда была принята без замечаний.
– И всё-таки есть у меня подозрение, что это не американец, – признался Чёрный Пёс, подводя итоги.
– А кто? – позволил себе вопрос Иван Иванович.
Чёрный Пёс покачал убелённой сединами головой, покопался в кармане своего засаленного «ветеранского» пиджака, извлёк платок, шумно высморкался (в Заполярье он постоянно страдал от простуды – климат был не по нему) и сказал:
– Русский. Из «безопасности».
– Но как мы это проверим?
Вопрос был уместен. Досье на сотрудников ФСБ Мурманска и окрестностей собиралось медленно, и сбор этот был сопряжен с большими опасностями. Честно признаться, это досье содержало информацию всего на десятерых сотрудников, включая покойного Маканина.
– Очень просто, эздий, [39]мы возьмём его в заложники.
– Но это против правил! – вскричал Иван Иванович, которого ещё в турецкой разведшколе учили, что и у шпионов существуют неписаные правила, преступать которые себе во вред.
– Для нас есть одно правило, – сказал Чёрный Пёс, постукивая тростью, – и это правило гласит: мы должны победить. И поторопись, – поднажал Чёрный Пёс на Ивана Ивановича. – Если всё-таки они американцы, я хочу переговорить с ними как можно скорее…
Дома Иван Иванович прибрался, наскоро перекусил. А уходя, собрал все свои кактусы и с наслаждением выбросил их в мусоропровод.
Всю дорогу до Мишуков «представители ЦРУ» помалкивали, не обменявшись и парой фраз. Напарник американского агента (как окрестил его для себя Иван Иванович) был одет довольно скромно, а потому определить его социальный статус не представлялось возможным – с равным успехом он мог оказаться и очень «важным человеком», и «мальчиком на побегушках». Впрочем, в его движениях чувствовалась военная выправка, а значит, он имел, как минимум, звание сержанта. Лицо «напарник» скрывал за большими очками с тёмными стёклами.
На причале в Мишуках троицу поджидали охранники Чёрного Пса. Они быстро обыскали гостей и, не найдя оружия, сопроводили их на траулер.
Для ведения переговорного процесса расположились в кубрике – единственном более или менее просторном помещении траулера. Сначала Чёрный Пёс завёл разговор на отвлечённые темы.
– Когда вы прибыли в Мурманск? – спрашивал он. – Вам здесь нравится? Что вы думаете о русских?
Он излучал и демонстрировал такую благожелательность, что даже отставил в сторону свою страшную чёрную трость. Иван Иванович только диву давался.
Когда «представители ЦРУ» захотели перейти к делу, Чёрный Пёс, извинившись, сказал, что сможет продолжить переговоры только при условии, если между ним и гостями не останется недоговорённостей.
– Что вы имеете в виду? – спросил американский агент.
– Но вы даже не представились, – напомнил Чёрный Пёс вкрадчиво.
– Меня зовут Роберт, – сказал американский агент. – Роберт Фоули. А это… – он замешкался.
– Спасибо, Роберт, – перебил напарник. – Я сам представлюсь.
И он снял очки. Нельзя сказать, чтобы Иван Иванович узнал его в один момент – слишком отвлечённые мысли его одолевали, но зато «напарника» почти сразу опознал Чёрный Пёс. Перед ними был тот самый человек, который охранял дверь в палату военного госпиталя, где лежал подстреленный у одного из «Геркулесов» старший лейтенант Стуколин. Лицо этого человека было запечатлено на видеоплёнке, которую в своё время Ивану Ивановичу передал частный детектив Игорь Егоров и которую Чёрный Пёс, Иван Иванович и покойный Мурат со тщанием изучали.
Однако насколько быстро его опознают, по всей видимости, не имело для «напарника» большого значения. Он опередил и Чёрного Пса, и Ивана Ивановича.
– Владимир. Фокин, – представился «напарник» американского агента. – Лейтенант Федеральной Службы Безопасности.
Все на секунду застыли. С грохотом вылетела дверь. Охранник, убитый выстрелом в упор, свалился кулем на пол. А кубрик уже заполнялся людьми в масках и пятнистых комбинезонах.
Чёрный Пёс с хищным выражением на лице схватился за трость, но было поздно – трость держал лейтенант Фокин.
– Поздравляю вас, господа, – сказал Фокин громко, – вы арестованы!
– Ну наконец-то, – пробормотал Иван Иванович с невыразимым облегчением.
Глава четырнадцатая
– Нет, это подумать только! Превратили мой полк чёрт знает во что! В базу исламистов! Теперь получается, что все мы предатели?
– Зачем же так категорично? – мягко возразил полковник Зартайский. – Очень многие просто не знали, на кого работают. Ну конечно, требуется провести самое тщательное расследование, чтобы выяснить, кто знал, а кто не знал. Но это потом. Сейчас нужно разобраться с базой противника.
На командном пункте было не протолкнуться. Присутствовали почти все старшие офицеры авиаполка. Тут же находились герои дня – Роман Прохоров, Алексей Лукашевич и Зоя. Вадима с Захаром бородатый ветеран отправил «сторожить казённую машину».
Кроме того, вдоль стены, под картой Кольского полуострова, сидели на колченогих стульях четыре самых настоящих предателя, среди них – начальник штаба авиаполка. Руки у всех четверых были скованы наручниками.
– Хороши субчики, – высказался Свиридов, в который уже раз прохаживаясь вдоль позорной шеренги. – Что же ты, Тойво? – остановился он перед начальником штаба. – Я тебе доверял, а ты вон как…
Начальник штаба поднял голову, улыбнулся (хотя атмосфера и не располагала к улыбкам) и заявил, произнося слова с сильным прибалтийским акцентом:
– Мы боролись за нашу и вашу свободу!
– Заботливый, – съязвил Свиридов. – За мою свободу он борется! Раз такой заботливый, ответь: где находится ваша база? Молчишь? Может, кто-нибудь другой хочет облегчить свою участь? – Свиридов обвёл суровым взглядом всю четвёрку предателей. – Военный трибунал, ребята, – это не шуточки. И пощады не ждите.
– Неплохо было бы всех офицеров опросить, – заметил стоявший в сторонке Зартайский. – Наверняка кто-нибудь из этих что-нибудь болтал – мог и проговориться.
– Время, время, – напомнил Свиридов, – времени у нас мало.
Стоило прозвучать этим словам, как дверь распахнулась и вбежал взмыленный лейтенант из роты связи. При виде большого количества старших офицеров он спохватился, оправился и промаршировал к Свиридову:
– Разрешите обратит…
– Обращайся, – нетерпеливо перебил его комполка, почуявший неладное.
– Только что поступила телефонограмма от майора Громова. Майор Громов утверждает, что база противника находится на северном побережье мыса Святой Нос, точные координаты прилагаются.
Заслышав эту новость, Лукашевич возликовал: Костя жив, и, значит, теперь всё будет хорошо. Но его радость была преждевременной.
– И ещё, – продолжил докладывать лейтенант, – с локатора только что сообщили: цели, много целей! Идут курсом сто восемьдесят. Удаление – триста. Высота – девятнадцать.
Арестованный начальник штаба захохотал, чем привлёк всеобщее внимание.
– Это ваши? – дёрнулся к нему Свиридов.
– Звездец вашей лавочке! – выдавил предатель сквозь смех.
– Ах ты гнида! – Свиридов шагнул к начальнику штаба с намерением отвесить ему оплеуху, но вовремя остановился.
Элементарный расчёт показывал, что времени до начала бомбометания у военнослужащих авиаполка «Заполярье» почти не осталось.
– Летающие офицеры, за мной! – гаркнул он. – По машинам!
Взлетал он одним из последних, в составе наскоро сформированного третьего звена. На аэродром уже падали бомбы, и любая из них, угодив на полосу, могла отрезать его от неба. Но обошлось, и, взлетев на форсаже, Алексей быстро набрал высоту.
Целей было шесть. И все идентифицированы как «МиГ-25РБ», разведчик-бомбардировщик. Когда пилоты бомбардировщиков засекли взлёт сразу трёх звеньев истребителей, они попытались уйти на предельную высоту, но сделать это, когда за тобой гонится «Су-27» или «МиГ-29» не так-то просто, и им пришлось принять бой.
Эфир мгновенно заполнился переговорами пилотов и штурманов наведения:
– Ладога, говорит триста двадцать седьмой, захожу на цель номер два. Ракеты к пуску готовы!
– Триста двадцать седьмой, пускайте. Сбивай эту сволочь, Максим!
– Ладога, здесь четыреста двадцать пятый, цель пять пытается оторваться.
– Четыреста двадцать девятый, я возьму пятую на себя.
– Это кто там берёт на себя?
– Это я, Андрей.
– А, тогда бери!
– Ладога, атакован целью один! Выпущены РМД [40]… А, блядь, задело! Горю, мужики! Катапультируюсь!
– Ладога, говорит сто двадцать девятый, принимаю первую цель на себя.
– Лёгкой славы, Гриша, захотелось?
– Ладога, говорит триста двадцать седьмой, цель номер два уничтожена!
– Максим, с тебя причитается!..
Несмотря на то что пришлось лететь на чужой машине, Лукашевич был настроен на бой, но оказалось, что в бою-то ему как раз и не придётся участвовать. На подвеске «МиГа» обнаружились только две ракеты X-23, предназначенные для работы по наземным целям. Пришлось приглушить раж и уйти в сторонку, не мешая воевать тем, у кого есть для этого соответствующее вооружение.
Долго ждать не пришлось. Весь бой над Оленегорском занял не более трёх минут. Все шесть бомбардировщиков противника были уничтожены. Потери авиаполка составили два истребителя: один «МиГ-29» был сбит ракетами малой дальности, один «Су-27» случайно попал под огонь из пушки своего сослуживца, получил сильные повреждения, но сел на аэродром почти без проблем.
«Бой, как в тире, – скажет потом Александр Свиридов. – Даже неинтересно».
Однако это был ещё не конец.
– Ребята, приготовились, заходим в зону бомбометания. Снижаемся… Вы видите её?! Вы видите её?!
Лукашевич напряг зрение, и вдруг сквозь сплошную темень проступила цепочка ярких жёлтых огней. Это ВПП, а вот там должен быть командно-диспетчерский пункт. Пока глаза вглядывались, руки сами делали то, что положено. Звуковой сигнал оповестил Лукашевича о том, что захват цели осуществлён.
– Пли, – шепнул он сам себе.
Истребитель тряхнуло, и ракеты ушли вниз. Там немедленно вспухли огненные шары взрывов. И ещё один самолёт, и ещё один, и ещё один, и ещё… Просто море огня.
Никто из пилотов не мог видеть, как от прямого попадания ракет «воздух-земля» проседает и рушится крыша бетонного бункера, как складывается, подобно карточному домику, вышка КДП, как горят машины вспомогательных служб, которые персонал так и не успел загнать в подземные гаражи, как сам обслуживающий персонал мечется в поисках укрытия, но не находит его. Таким был бесславный конец базы на Святом Носу.
– А вот и крейсер, ребята! – с азартом сообщил Свиридов. – Пытается, между прочим, уйти. Хватает ещё силёнок? Тогда берём и его!
Они не понимали только одного: что в бою против современной авиации старому крейсеру устоять, мягко говоря, тяжеловато. Из всего зенитного вооружения, которым был когда-то оснащён «Адмирал Владимирский», в наследство «ал-Бураку» достались только две спаренные башни для четырёх 57-миллиметровых орудий, расположенных на крыше надстройки за дымовой трубой. Что это против ракет с самонаведением? Даже не смешно.
Капитан крейсера «ал-Бурак» был истинным патриотом своей родины, но он не был дураком. Когда он получил сообщение о гибели бомбардировщиков, то сразу отдал приказ уходить.
Двухвинтовой паровой двигатель был выведен на максимальное число оборотов. Пена взбурлила за кормой, по палубам забегали матросы, раздались резкие команды на гортанном языке, и на скорости в тридцать пять узлов ракетный крейсер «ал-Бурак» отправился к норвежской границе.
Он развернул свой истребитель в сторону моря, быстро нашёл цель на индикаторе, изменил угол стреловидности крыльев и погнал-погнал-погнал. Когда он высаживал обойму, ему даже показалось, что он видит и сам крейсер, и вспышки встречных выстрелов. Но на самом деле ничего подобного он видеть не мог, глаз просто не успел бы запечатлеть картинку – столь велика была скорость.
– Лукашевич! – рявкнул комполка. – Ты-то куда прёшь со своей пушкой?
– Всё уже, всё, патроны кончились.
– Возвращайся на базу!
– Слушаюсь, товарищ полковник.
И уже уходя из зоны атаки, Лукашевич услышал:
– Есть! Есть попадание! – объявил Свиридов. – Молодцы, ребята, всех к наградам представлю!.. А полыхает-то как! Ох как полыхает, мать его!
– Ну, вы сами этого хотели, – пробормотал Лукашевич.
Ни один мускул не дрогнул на его спрятанном под забралом лётного шлема и застывшем, словно маска, лице. Он положил истребитель на крыло, возвращаясь за своим ведущим на базу.
Эпилог
В половину первого «скорый» тронулся, офицеры расселись в купе мягкого вагона, и Стуколин достал первую. Открыли, разлили по алюминиевым стаканчикам, молча чокнулись и выпили.
– Ну вот и едем, – изрёк Громов, глядя в окно на проплывающие мимо огни. – Вот и едем.
– Курицу кто-нибудь будет? – поинтересовался Стуколин, шурша пакетами. – Или, может, пирожки?
Но все были сыты, поэтому Громов только покачал головой, а Лукашевич предложил выпить ещё по одной. Налили, выпили.
– Как думаете, мужики, – завёл разговор Стуколин, – нас сам Президент награждать будет или какому-нибудь из министров поручат?
– А тебе не без разницы? – лениво спросил Лукашевич; он снял галстук и ослабил воротник, расстегнув верхнюю пуговицу.
– Ну как же, – сказал Стуколин. – На Президента посмотреть хочется.
– Ты его ещё о самочувствии спроси, – Лукашевич хмыкнул.
– А что? – вскинулся Стуколин. – Он вон только что из Иордании вернулся, с похорон Хусейна, и ничего – смотрелся очень даже.
– Хватит вам, – повернулся от окна Громов. – Президент, не Президент. Поговорить больше не о чем?
Тема для разговора нашлась после третьей стопки. Лукашевич подумал и принялся пересказывать сюжет американского фильма «Армагеддон», который они посмотрели с Зоей в одном из мурманских кинотеатров. Рассказ этот вызвал определённый интерес. Стуколин похохатывал, бил себя кулаком в ладонь и подбадривал рассказчика возгласами: «Ну и?! Ну а они?!». Громов тоже заинтересованно слушал о похождениях бригады бравых нефтяников, полетевших бурить астероид, чтобы, как и полагается героям голливудского фильма, спасти мир. Особенно веселили офицеров технические ляпы, допущенные создателями этого фантастического боевика. С какого-то момента совместной биографии (они уже успели забыть с какого) трое друзей взяли за правило обсуждать недавно просмотренные художественные фильмы или прочитанные книги на предмет поиска в них всевозможных ляпов. С возрастом и ростом жизненного опыта ляпов они находили всё больше и очень веселились. Так, под водочку и под шутки, доехали до Бологого, где у «скорого» была остановка на десять минут. Раз остановка – решили выйти подышать свежим воздухом и купить по бутылочке пивка. Сонный и вроде бы тоже не совсем трезвый проводник посмотрел на них хмуро.
– Чего не спите? – осведомился он.
– Не спится, друг, – ответствовал за всех Стуколин. – Звезду Героя едем получать – разве уснёшь?
– Да ну? – изумился проводник. – А за что?
– Тс-с-с, – Стуколин поднёс палец к губам и с многозначительным видом оглянулся. – За подвиг!
Проводник так расторгался, что вынес из своего купе по баночке «Бочкарёва» каждому.
– О! – сказал Стуколин, дёргая за кольцо банки. – Вы – настоящий патриот.
Проводник остался доволен.
– Скажите, – обратился он к офицерам почти заискивающе, – вас Президент принимать будет?
Громов засмеялся. Проводник не понял причины смеха, но на всякий случай улыбнулся. Был он ещё очень молод (намного моложе наших офицеров), а потому многие вещи воспринимал со свойственным молодости пиететом.
– Что передать? – встрял вдруг захмелевший Лукашевич.
Проводник растерялся. Потом что-то про себя сообразил и сказал со смешком:
– Да заливаете вы, парни!
– Заливаем, – Стуколин не стал спорить: он был настроен благодушно. – Но за пиво – спасибо.
После Бологого новой, достаточно нейтральной темы для разговора не нашлось, и офицеры завалились спать. Утро они встретили на Ленинградском вокзале.
Было морозно, но солнечно. Офицеров встречали. Старый знакомый полковник Зартайский и при нём двое плечистых молодых людей в длинных узких пальто.
– Здравствуйте, товарищи офицеры! – гаркнул полковник, чем вызвал лёгкую панику, а затем – смешочки в толпе остальных встречающих.
– Здравия желаем, товарищ полковник, – Громов отдал честь, как то и полагается по уставу.
– Моя вера, – сказал он, – дозволяет мне убивать только в случае крайней необходимости. Сейчас я такой необходимости не вижу.
И тут Рашидов заплакал.
Глава тринадцатая
Ошибка резидента
(Мурманск, декабрь 1998 года)
Американский разведчик и аналитик из Лэнгли Роберт Фоули чувствовал себя полным дураком. Его вербовали. Вербовали самым беспардонным образом, а он ничего не мог с этим поделать.– Таким образом, – говорил человек, которого совсем недавно Фоули по наивности принимал за водителя такси, – вы можете легко убедиться в нашей доброй воле. Никаких расписок, никаких договоров, скреплённых кровью, – ваше слово против моего слова, ваше обещание против моего обещания…
– А если я откажусь?
Фоули знал ответ на этот вопрос, как знает его любой человек, достаточно долго проработавший в разведке. И водитель из ФСБ не стал оригинальничать.
– Тогда делу о распространении фальшивок будет дан ход. И вы очень не скоро увидите Америку.
– Какие гарантии?
Слова давались Фоули с огромным трудом. Он никогда не предполагал, что может оказаться в ситуации, словно специально взятой из какого-нибудь методического пособия по основам агентурной работы. Вот только пособия пишутся для тех, ктовербует, а не для тех, коговербуют. Такое потрясение (из охотники да в дичь) нелегко пережить.
– Я вам уже говорил: никаких гарантий не будет, моё слово против вашего слова. Вы оказываете мне небольшую услугу, я отдаю вам эту папку со всеми материалами.
– Что за услуга? – Роберт вытолкнул из себя новый вопрос.
– О! – оценил водитель из ФСБ. – Значит, вы готовы сотрудничать?
– Да!!!
– Замечательно.
– Что за услугу я должен оказать?
– Мелочь, – водитель откинулся на спинку кресла. – Мы, в общем, знаем, зачем вы прибыли в Мурманск. Вы собираетесь встретиться с главой военной разведки Федеративной Республики Народов Кавказа.
От удивления у Фоули отвалилась челюсть:
– Откуда вы можете это знать?
– Но ведь знаем, – водитель из ФСБ был очень доволен собой.
Роберт быстро перебрал в памяти всех, кто был в курсе относительно его сверхсекретной миссии в Мурманск. Он сам – раз. Шеф – два. И тот… британец – три. Неужели британец? Какая мерзость! Этот тип, оказывается, работает на две стороны. Вот и доверяйся после этого союзничкам!..
На Шефа Роберт подумать не мог. Но и на коллегу из МИ-6 грешил напрасно. Был ещё один человек (четвёртый), который располагал информацией о «сверхсекретной миссии» – мелкий работник Административного Директората ЦРУ, имени которого Фоули даже не знал. Этот человек занимался оформлением бумаг, необходимых агентам для легального въезда в ту или иную страну. Именно он сообщил российской контрразведке о готовящемся визите, а уж аналитический отдел Мурманского Управления ФСБ, состоящий из специалистов, которых подбирал ещё покойный Маканин, сопоставил факты и додумал остальное.
– Да, – признавая своё поражение, сказал Фоули. – Я собираюсь встретиться с Чёрным Псом.
– А я, – вкрадчиво произнёс водитель из ФСБ, – собираюсь принять участие в этой встрече.
(Мурманск, декабрь 1998 года)
Всё было не так. Всё было хуже не придумаешь. Иван Иванович понял это сразу, как только представитель ЦРУ завёл разговор о необходимости организации скорой встречи с Чёрным Псом. Американцы не собирались помогать ему, вытаскивать из этой передряги, более того – они не были заинтересованы в том, чтобы он сам как-то попытался спастись. Они хотели одного – Чёрного Пса на блюдечке с голубой каёмочкой, а что после этой встречи будет думать Чёрный Пёс о нём, Иване Ивановиче, их не волновало.На все вопросы, связанные с возможным продолжением сотрудничества, эта лощёная сволочь – американский агент – отвечал, что будет видно; посмотрим, как встреча пройдёт; вы ещё не показали себя человеком, достойным внимания столь серьёзной организации, как Центральное разведывательное управление, и так далее в том же духе.
А после того, как американец объявил, что на встрече будет присутствовать ещё один человек, имя которого пока нельзя называть в интересах конспирации, Иван Иванович хотел было совсем отказаться от организации свидания американца с Чёрным Псом.
Но американец настоял. Он заявил, что от этой встречи зависит будущее его, Ивана Ивановича, родины (Ивану Ивановичу было на родину наплевать). Он уверял, что если встреча не состоится по вине Ивана Ивановича, его за это сурово накажет тот же Чёрный Пёс (это было уже интересней). Он говорил, что встреча направлена на прекращение войны (Иван Иванович устал от войны, в которую его втянули против воли, он потерял сон и аппетит и был бы счастлив, если бы она поскорее закончилась).
Поколебавшись, Иван Иванович дал своё согласие. После этого за крепким кофе они обговорили с агентом детали легенды. Для Чёрного Пса всё должно было выглядеть так, будто Иван Иванович и американский агент познакомились случайно. Иван Иванович выбрал его из группы туристов в качестве подходящего объекта для вербовки, а тут – раз! – такой вот казус. Обсудив легенду и назначив новое место и время встречи, разошлись.
Как ни странно, Чёрный Пёс с живым интересом отнёсся к информации о появлении в городе американского агента, уполномоченного вести с ним переговоры. Глава военной разведки устроил Ивану Ивановичу допрос с пристрастием. И на турецком языке.
Как агент выглядел? Как представился? Как зарегистрировался? В какой момент признался, что является агентом ЦРУ? В какой момент впервые прозвучало имя Чёрного Пса? В каких местах они встречались? Более сотни вопросов, задаваемых в ошеломляющем темпе.
Впрочем, Ивана Ивановича в своё время научили держать удар, не изменяясь в лице, и легенда была принята без замечаний.
– И всё-таки есть у меня подозрение, что это не американец, – признался Чёрный Пёс, подводя итоги.
– А кто? – позволил себе вопрос Иван Иванович.
Чёрный Пёс покачал убелённой сединами головой, покопался в кармане своего засаленного «ветеранского» пиджака, извлёк платок, шумно высморкался (в Заполярье он постоянно страдал от простуды – климат был не по нему) и сказал:
– Русский. Из «безопасности».
– Но как мы это проверим?
Вопрос был уместен. Досье на сотрудников ФСБ Мурманска и окрестностей собиралось медленно, и сбор этот был сопряжен с большими опасностями. Честно признаться, это досье содержало информацию всего на десятерых сотрудников, включая покойного Маканина.
– Очень просто, эздий, [39]мы возьмём его в заложники.
– Но это против правил! – вскричал Иван Иванович, которого ещё в турецкой разведшколе учили, что и у шпионов существуют неписаные правила, преступать которые себе во вред.
– Для нас есть одно правило, – сказал Чёрный Пёс, постукивая тростью, – и это правило гласит: мы должны победить. И поторопись, – поднажал Чёрный Пёс на Ивана Ивановича. – Если всё-таки они американцы, я хочу переговорить с ними как можно скорее…
* * *
По дороге домой из таксофона Иван Иванович связался с американским агентом. Несколько условленных фраз – и встреча была назначена.Дома Иван Иванович прибрался, наскоро перекусил. А уходя, собрал все свои кактусы и с наслаждением выбросил их в мусоропровод.
(Мурманск, декабрь 1998 года)
Штаб Чёрного Пса, откуда он руководил строительством базы на Святом Носу, осуществлял необходимые закупки и координировал деятельность резидентуры, располагался на азербайджанском траулере, пришвартованном в Мишуках, что от Мурманска по другую сторону залива. Добраться туда можно было на рейсовом катере, который ходил редко, но зато без опозданий.Всю дорогу до Мишуков «представители ЦРУ» помалкивали, не обменявшись и парой фраз. Напарник американского агента (как окрестил его для себя Иван Иванович) был одет довольно скромно, а потому определить его социальный статус не представлялось возможным – с равным успехом он мог оказаться и очень «важным человеком», и «мальчиком на побегушках». Впрочем, в его движениях чувствовалась военная выправка, а значит, он имел, как минимум, звание сержанта. Лицо «напарник» скрывал за большими очками с тёмными стёклами.
На причале в Мишуках троицу поджидали охранники Чёрного Пса. Они быстро обыскали гостей и, не найдя оружия, сопроводили их на траулер.
Для ведения переговорного процесса расположились в кубрике – единственном более или менее просторном помещении траулера. Сначала Чёрный Пёс завёл разговор на отвлечённые темы.
– Когда вы прибыли в Мурманск? – спрашивал он. – Вам здесь нравится? Что вы думаете о русских?
Он излучал и демонстрировал такую благожелательность, что даже отставил в сторону свою страшную чёрную трость. Иван Иванович только диву давался.
Когда «представители ЦРУ» захотели перейти к делу, Чёрный Пёс, извинившись, сказал, что сможет продолжить переговоры только при условии, если между ним и гостями не останется недоговорённостей.
– Что вы имеете в виду? – спросил американский агент.
– Но вы даже не представились, – напомнил Чёрный Пёс вкрадчиво.
– Меня зовут Роберт, – сказал американский агент. – Роберт Фоули. А это… – он замешкался.
– Спасибо, Роберт, – перебил напарник. – Я сам представлюсь.
И он снял очки. Нельзя сказать, чтобы Иван Иванович узнал его в один момент – слишком отвлечённые мысли его одолевали, но зато «напарника» почти сразу опознал Чёрный Пёс. Перед ними был тот самый человек, который охранял дверь в палату военного госпиталя, где лежал подстреленный у одного из «Геркулесов» старший лейтенант Стуколин. Лицо этого человека было запечатлено на видеоплёнке, которую в своё время Ивану Ивановичу передал частный детектив Игорь Егоров и которую Чёрный Пёс, Иван Иванович и покойный Мурат со тщанием изучали.
Однако насколько быстро его опознают, по всей видимости, не имело для «напарника» большого значения. Он опередил и Чёрного Пса, и Ивана Ивановича.
– Владимир. Фокин, – представился «напарник» американского агента. – Лейтенант Федеральной Службы Безопасности.
Все на секунду застыли. С грохотом вылетела дверь. Охранник, убитый выстрелом в упор, свалился кулем на пол. А кубрик уже заполнялся людьми в масках и пятнистых комбинезонах.
Чёрный Пёс с хищным выражением на лице схватился за трость, но было поздно – трость держал лейтенант Фокин.
– Поздравляю вас, господа, – сказал Фокин громко, – вы арестованы!
– Ну наконец-то, – пробормотал Иван Иванович с невыразимым облегчением.
Глава четырнадцатая
Резец небесный
(КП авиаполка «Заполярье», Оленегорск, декабрь 1998 года)
Комполка Александр Свиридов бушевал.– Нет, это подумать только! Превратили мой полк чёрт знает во что! В базу исламистов! Теперь получается, что все мы предатели?
– Зачем же так категорично? – мягко возразил полковник Зартайский. – Очень многие просто не знали, на кого работают. Ну конечно, требуется провести самое тщательное расследование, чтобы выяснить, кто знал, а кто не знал. Но это потом. Сейчас нужно разобраться с базой противника.
На командном пункте было не протолкнуться. Присутствовали почти все старшие офицеры авиаполка. Тут же находились герои дня – Роман Прохоров, Алексей Лукашевич и Зоя. Вадима с Захаром бородатый ветеран отправил «сторожить казённую машину».
Кроме того, вдоль стены, под картой Кольского полуострова, сидели на колченогих стульях четыре самых настоящих предателя, среди них – начальник штаба авиаполка. Руки у всех четверых были скованы наручниками.
– Хороши субчики, – высказался Свиридов, в который уже раз прохаживаясь вдоль позорной шеренги. – Что же ты, Тойво? – остановился он перед начальником штаба. – Я тебе доверял, а ты вон как…
Начальник штаба поднял голову, улыбнулся (хотя атмосфера и не располагала к улыбкам) и заявил, произнося слова с сильным прибалтийским акцентом:
– Мы боролись за нашу и вашу свободу!
– Заботливый, – съязвил Свиридов. – За мою свободу он борется! Раз такой заботливый, ответь: где находится ваша база? Молчишь? Может, кто-нибудь другой хочет облегчить свою участь? – Свиридов обвёл суровым взглядом всю четвёрку предателей. – Военный трибунал, ребята, – это не шуточки. И пощады не ждите.
– Неплохо было бы всех офицеров опросить, – заметил стоявший в сторонке Зартайский. – Наверняка кто-нибудь из этих что-нибудь болтал – мог и проговориться.
– Время, время, – напомнил Свиридов, – времени у нас мало.
Стоило прозвучать этим словам, как дверь распахнулась и вбежал взмыленный лейтенант из роты связи. При виде большого количества старших офицеров он спохватился, оправился и промаршировал к Свиридову:
– Разрешите обратит…
– Обращайся, – нетерпеливо перебил его комполка, почуявший неладное.
– Только что поступила телефонограмма от майора Громова. Майор Громов утверждает, что база противника находится на северном побережье мыса Святой Нос, точные координаты прилагаются.
Заслышав эту новость, Лукашевич возликовал: Костя жив, и, значит, теперь всё будет хорошо. Но его радость была преждевременной.
– И ещё, – продолжил докладывать лейтенант, – с локатора только что сообщили: цели, много целей! Идут курсом сто восемьдесят. Удаление – триста. Высота – девятнадцать.
Арестованный начальник штаба захохотал, чем привлёк всеобщее внимание.
– Это ваши? – дёрнулся к нему Свиридов.
– Звездец вашей лавочке! – выдавил предатель сквозь смех.
– Ах ты гнида! – Свиридов шагнул к начальнику штаба с намерением отвесить ему оплеуху, но вовремя остановился.
Элементарный расчёт показывал, что времени до начала бомбометания у военнослужащих авиаполка «Заполярье» почти не осталось.
– Летающие офицеры, за мной! – гаркнул он. – По машинам!
* * *
Уходить в бой на чужой машине – не лучшая идея. Даже если это знакомый и объезженный «МиГ-23». Однако свою собственную машину Лукашевич потерял и был рад тому, что ему досталось.Взлетал он одним из последних, в составе наскоро сформированного третьего звена. На аэродром уже падали бомбы, и любая из них, угодив на полосу, могла отрезать его от неба. Но обошлось, и, взлетев на форсаже, Алексей быстро набрал высоту.
Целей было шесть. И все идентифицированы как «МиГ-25РБ», разведчик-бомбардировщик. Когда пилоты бомбардировщиков засекли взлёт сразу трёх звеньев истребителей, они попытались уйти на предельную высоту, но сделать это, когда за тобой гонится «Су-27» или «МиГ-29» не так-то просто, и им пришлось принять бой.
Эфир мгновенно заполнился переговорами пилотов и штурманов наведения:
– Ладога, говорит триста двадцать седьмой, захожу на цель номер два. Ракеты к пуску готовы!
– Триста двадцать седьмой, пускайте. Сбивай эту сволочь, Максим!
– Ладога, здесь четыреста двадцать пятый, цель пять пытается оторваться.
– Четыреста двадцать девятый, я возьму пятую на себя.
– Это кто там берёт на себя?
– Это я, Андрей.
– А, тогда бери!
– Ладога, атакован целью один! Выпущены РМД [40]… А, блядь, задело! Горю, мужики! Катапультируюсь!
– Ладога, говорит сто двадцать девятый, принимаю первую цель на себя.
– Лёгкой славы, Гриша, захотелось?
– Ладога, говорит триста двадцать седьмой, цель номер два уничтожена!
– Максим, с тебя причитается!..
Несмотря на то что пришлось лететь на чужой машине, Лукашевич был настроен на бой, но оказалось, что в бою-то ему как раз и не придётся участвовать. На подвеске «МиГа» обнаружились только две ракеты X-23, предназначенные для работы по наземным целям. Пришлось приглушить раж и уйти в сторонку, не мешая воевать тем, у кого есть для этого соответствующее вооружение.
Долго ждать не пришлось. Весь бой над Оленегорском занял не более трёх минут. Все шесть бомбардировщиков противника были уничтожены. Потери авиаполка составили два истребителя: один «МиГ-29» был сбит ракетами малой дальности, один «Су-27» случайно попал под огонь из пушки своего сослуживца, получил сильные повреждения, но сел на аэродром почти без проблем.
«Бой, как в тире, – скажет потом Александр Свиридов. – Даже неинтересно».
Однако это был ещё не конец.
(Мыс Святой Нос, декабрь 1998 года)
За колпаком фонаря было хоть глаз выколи. Даже северного сияния сегодня не наблюдалось. Двенадцать минут полёта в полной темноте, когда стремительное движение ощущается лишь селезёнкой и более ничем. В ходе этого короткого перелёта оставшиеся истребители (полтора звена) перегруппировались. Ведущим шёл сам Свиридов, он и осуществлял наводку на цель.– Ребята, приготовились, заходим в зону бомбометания. Снижаемся… Вы видите её?! Вы видите её?!
Лукашевич напряг зрение, и вдруг сквозь сплошную темень проступила цепочка ярких жёлтых огней. Это ВПП, а вот там должен быть командно-диспетчерский пункт. Пока глаза вглядывались, руки сами делали то, что положено. Звуковой сигнал оповестил Лукашевича о том, что захват цели осуществлён.
– Пли, – шепнул он сам себе.
Истребитель тряхнуло, и ракеты ушли вниз. Там немедленно вспухли огненные шары взрывов. И ещё один самолёт, и ещё один, и ещё один, и ещё… Просто море огня.
Никто из пилотов не мог видеть, как от прямого попадания ракет «воздух-земля» проседает и рушится крыша бетонного бункера, как складывается, подобно карточному домику, вышка КДП, как горят машины вспомогательных служб, которые персонал так и не успел загнать в подземные гаражи, как сам обслуживающий персонал мечется в поисках укрытия, но не находит его. Таким был бесславный конец базы на Святом Носу.
– А вот и крейсер, ребята! – с азартом сообщил Свиридов. – Пытается, между прочим, уйти. Хватает ещё силёнок? Тогда берём и его!
(Баренцево море, декабрь 1998 года)
Ракетный крейсер «ал-Бурак» (некогда называвшийся «Адмирал Владимирский») был спущен на воду в 1968 году. Он принадлежал к серии кораблей «Креста-1», всего было построено четыре крейсера подобного типа. Как и любой другой ракетный крейсер, «ал-Бурак» был предназначен прежде всего для борьбы с военно-морскими силами противника. Кроме того, хорошо оснащённый военный корабль в сегодняшнем мире есть фактор политического воздействия. Новые владельцы крейсера это хорошо понимали, собираясь посредством «ал-Бурака» заявить о своих претензиях на участие в делах всего мира.Они не понимали только одного: что в бою против современной авиации старому крейсеру устоять, мягко говоря, тяжеловато. Из всего зенитного вооружения, которым был когда-то оснащён «Адмирал Владимирский», в наследство «ал-Бураку» достались только две спаренные башни для четырёх 57-миллиметровых орудий, расположенных на крыше надстройки за дымовой трубой. Что это против ракет с самонаведением? Даже не смешно.
Капитан крейсера «ал-Бурак» был истинным патриотом своей родины, но он не был дураком. Когда он получил сообщение о гибели бомбардировщиков, то сразу отдал приказ уходить.
Двухвинтовой паровой двигатель был выведен на максимальное число оборотов. Пена взбурлила за кормой, по палубам забегали матросы, раздались резкие команды на гортанном языке, и на скорости в тридцать пять узлов ракетный крейсер «ал-Бурак» отправился к норвежской границе.
(Баренцево море, декабрь 1998 года)
У Лукашевича не осталось ракет. Но на этот раз он не собирался дожидаться, пока другие сделают за него всю работу. В конце концов, есть ещё пушка ГШ-23Л с боекомплектом в 260 патронов – не пропадать же добру!Он развернул свой истребитель в сторону моря, быстро нашёл цель на индикаторе, изменил угол стреловидности крыльев и погнал-погнал-погнал. Когда он высаживал обойму, ему даже показалось, что он видит и сам крейсер, и вспышки встречных выстрелов. Но на самом деле ничего подобного он видеть не мог, глаз просто не успел бы запечатлеть картинку – столь велика была скорость.
– Лукашевич! – рявкнул комполка. – Ты-то куда прёшь со своей пушкой?
– Всё уже, всё, патроны кончились.
– Возвращайся на базу!
– Слушаюсь, товарищ полковник.
И уже уходя из зоны атаки, Лукашевич услышал:
– Есть! Есть попадание! – объявил Свиридов. – Молодцы, ребята, всех к наградам представлю!.. А полыхает-то как! Ох как полыхает, мать его!
– Ну, вы сами этого хотели, – пробормотал Лукашевич.
Ни один мускул не дрогнул на его спрятанном под забралом лётного шлема и застывшем, словно маска, лице. Он положил истребитель на крыло, возвращаясь за своим ведущим на базу.
Эпилог
Наградной лист
(Москва, февраль 1999 года)
В Москву решили ехать через Питер. Награждение назначили на десятое число, и у троих офицеров хватало времени навестить родственников, проживающих в Северной Пальмире. Но и задержаться надолго они не могли, поэтому девятого вечером погрузились на «скорый», идущий в Москву, провожаемые Громовыми-старшими и Громовыми-младшими, матерью Лукашевича и отцом Стуколина. Провиантом офицеров снабдили в избытке – в пакетах и банках было упаковано столько снеди, что не справиться с ней за ночь и десяти таким молодым здоровым офицеров, как наши герои. Прихватили, конечно, и водочку. Выбор тут был большой, но остановились на «Синопской».В половину первого «скорый» тронулся, офицеры расселись в купе мягкого вагона, и Стуколин достал первую. Открыли, разлили по алюминиевым стаканчикам, молча чокнулись и выпили.
– Ну вот и едем, – изрёк Громов, глядя в окно на проплывающие мимо огни. – Вот и едем.
– Курицу кто-нибудь будет? – поинтересовался Стуколин, шурша пакетами. – Или, может, пирожки?
Но все были сыты, поэтому Громов только покачал головой, а Лукашевич предложил выпить ещё по одной. Налили, выпили.
– Как думаете, мужики, – завёл разговор Стуколин, – нас сам Президент награждать будет или какому-нибудь из министров поручат?
– А тебе не без разницы? – лениво спросил Лукашевич; он снял галстук и ослабил воротник, расстегнув верхнюю пуговицу.
– Ну как же, – сказал Стуколин. – На Президента посмотреть хочется.
– Ты его ещё о самочувствии спроси, – Лукашевич хмыкнул.
– А что? – вскинулся Стуколин. – Он вон только что из Иордании вернулся, с похорон Хусейна, и ничего – смотрелся очень даже.
– Хватит вам, – повернулся от окна Громов. – Президент, не Президент. Поговорить больше не о чем?
Тема для разговора нашлась после третьей стопки. Лукашевич подумал и принялся пересказывать сюжет американского фильма «Армагеддон», который они посмотрели с Зоей в одном из мурманских кинотеатров. Рассказ этот вызвал определённый интерес. Стуколин похохатывал, бил себя кулаком в ладонь и подбадривал рассказчика возгласами: «Ну и?! Ну а они?!». Громов тоже заинтересованно слушал о похождениях бригады бравых нефтяников, полетевших бурить астероид, чтобы, как и полагается героям голливудского фильма, спасти мир. Особенно веселили офицеров технические ляпы, допущенные создателями этого фантастического боевика. С какого-то момента совместной биографии (они уже успели забыть с какого) трое друзей взяли за правило обсуждать недавно просмотренные художественные фильмы или прочитанные книги на предмет поиска в них всевозможных ляпов. С возрастом и ростом жизненного опыта ляпов они находили всё больше и очень веселились. Так, под водочку и под шутки, доехали до Бологого, где у «скорого» была остановка на десять минут. Раз остановка – решили выйти подышать свежим воздухом и купить по бутылочке пивка. Сонный и вроде бы тоже не совсем трезвый проводник посмотрел на них хмуро.
– Чего не спите? – осведомился он.
– Не спится, друг, – ответствовал за всех Стуколин. – Звезду Героя едем получать – разве уснёшь?
– Да ну? – изумился проводник. – А за что?
– Тс-с-с, – Стуколин поднёс палец к губам и с многозначительным видом оглянулся. – За подвиг!
Проводник так расторгался, что вынес из своего купе по баночке «Бочкарёва» каждому.
– О! – сказал Стуколин, дёргая за кольцо банки. – Вы – настоящий патриот.
Проводник остался доволен.
– Скажите, – обратился он к офицерам почти заискивающе, – вас Президент принимать будет?
Громов засмеялся. Проводник не понял причины смеха, но на всякий случай улыбнулся. Был он ещё очень молод (намного моложе наших офицеров), а потому многие вещи воспринимал со свойственным молодости пиететом.
– Что передать? – встрял вдруг захмелевший Лукашевич.
Проводник растерялся. Потом что-то про себя сообразил и сказал со смешком:
– Да заливаете вы, парни!
– Заливаем, – Стуколин не стал спорить: он был настроен благодушно. – Но за пиво – спасибо.
После Бологого новой, достаточно нейтральной темы для разговора не нашлось, и офицеры завалились спать. Утро они встретили на Ленинградском вокзале.
Было морозно, но солнечно. Офицеров встречали. Старый знакомый полковник Зартайский и при нём двое плечистых молодых людей в длинных узких пальто.
– Здравствуйте, товарищи офицеры! – гаркнул полковник, чем вызвал лёгкую панику, а затем – смешочки в толпе остальных встречающих.
– Здравия желаем, товарищ полковник, – Громов отдал честь, как то и полагается по уставу.