Страница:
Дивизия вполне освоилась со своей задачей и стремилась добиться чести взять обратно форт. Чтобы атаковать этот форт после широкого охвата его, дивизия должна была получить поддержку одной пехотной бригады, 150 артиллерийских орудий, из которых десяток тяжелых, вплоть до калибра 370 мм, и несколько авиационных эскадрилий. Полковник Этьен, очень опытный артиллерист, помощник ген. Манжена по управлению артиллерийскими дивизионами и батареями, предназначенными для поддержки наступления, наметил следующую идею их использования:
"Сущность операции заключается в том, чтобы выставить на позицию и повести огонь всеми силами нашей артиллерии, имея в виду выпустить по тысяче тонн снарядов в течение шести или семи дней с целью доказать наше превосходство над артиллерией противника, разрушить средства его обороны и подорвать моральное состояние противника, - все это в пределах тех 60 га местности, которую следует захватить".
Эту формулу немцы применяли по отношению к нам, начиная с 21 февраля; если бы мы также показали себя способными применить ее на практике, то все же нам не удалось бы достичь цели, не вызывая тяжелого возмездия: Фактически наши позиции продолжали оставаться очень "поражаемыми", в особенности те, которые находились на левом берегу. Кронпринц, казалось, хотел сказать свое последнее слово на этом берегу, прежде чем перевести большинство своих сил на правый берег согласно директиве начальника генерального штаба. Он бомбардировал и атаковал почти безостановочно наблюдательные пункты Мор-Ом и высоту 304. Эти высоты дымились, как вулканы. 3 мая наши летчики летали над ними и доложили затем, что до 800 м над землей весь воздух был насыщен густым дымом от разрыва снарядов. 4-го немцы прочно обосновались на северных склонах высоты 304 и угрожали, таким образом, навалиться на "позицию сопротивления", законченную по моим указаниям от 27 февраля... Но на это сейчас же реагировали защитники, твердо решившие вернуть обратно хотя бы самый маленький кусочек утерянного пространства на этой позиции. Подполковник Оден, командовавший частями, занимавшими высоту, выскочил на бруствер окопа и крикнул своим солдатам: "Вперед, мои друзья, наступил момент, когда нужно иметь мужество". Он решительно бросился вперед, увлекая за собой несколько взводов, возбужденных его голосом и порывом. Положение было восстановлено в прежнем виде, но это стоило жизни подполковнику Одену.
Из числа многих других подвигов, о которых я также смог бы рассказать, я привожу только этот, считая его весьма характерным как личный пример начальника в бою. Последний, оказавшись в такой обстановке, когда ему приходилось импровизировать "немедленную контратаку", не располагая необходимым временем, чтобы кней подготовиться и обеспечить поддержку артиллерией, верный долгу, шел на невозможное и явную смерть.
Из нашего образа действий (одновременно наступательного и. оборонительного) вытекало, что наши дивизии должны были оставаться на поле боя меньше, чем когда бы то ни было, и что для сохранения боеспособности их необходимо было часто обновлять. Я доложил об этом главнокомандующему 6 мая письмом, в котором просил его о скорейшей замене восьми дивизий, предназначенных для пополнения корпусов, участвующих в операциях у Вердена. При этом я подчеркивал необходимость срочного облегчения положения 2-й армии: "Мы кончим поражением, если союзники не вмешаются". Участие в действиях англичан севернее р. Соммы могло бы иметь самый непосредственный и быстрый результат. Но каким образом следовало мыслить активность на других частях фронта? Необходимо было избежать возвращения к ошибкам 1915 г. и не возобновлять операций, бесконечно продолжающихся на одном и том же боевом участке и причиняющих гораздо большие потери, чем те, которые наносятся противнику. Я откровенно изложил ген. Жоффру свои мысли и предложил ему предусмотреть такую перегруппировку сил союзников, которая позволила бы последовательно и всегда внезапно наносить немецким армиям чувствительные потери, не доводя нас самих до растраты сил:
"Нам нужно организовать систему действий, которая помогла бы нам долго продержаться. Чтобы этого достичь, следует наметить формирование трех или четырех ударных групп на разных участках фронта, и в каждой из этих групп эшелонировать соединения в глубину таким образом, чтобы головную часть всегда иметь готовой к выступлению..."
В заключение я высказал пожелание, чтобы эти наступательные группировки были сорганизованы не из состава той армии, которая защищает Верден, так как для нее эта задача уже представляет очень большую трудность, тем более, что наступление, которое мы здесь намечали, будет носить острый характер.
Ген. Жоффр ответил мне 11 мая, что союзники не замедлят проявить совместные усилил:
"с целью сломить или по меньшей мере ослабить упорство народов, находящихся в коалиции против нас".
В то же время он ознакомил меня с тяжелой обстановкой, которая заставляла участвовать в боях наши армии и на других фронтах, помимо Верденского, ибо все же (волей-неволей) мы оставались руководителями коалиции... Ничего нельзя было изменить в задаче, выпавшей на долю группы армий ген. Фоша, - наступление на р. Сомме; я должен был рассчитывать только на 52 дивизии группы армий центра, чтобы с их помощью пополнять 24 дивизии верденской армии.
Вот обстановка, в которой должна была развернуться операция, имевшая задачей взятие обратно форта Дуомон, - обстановка, в общем, мало благоприятная, ибо мы были "стеснены" в отношении использования войск и не могли вследствие недостатка сил, находившихся в нашем распоряжении, увеличить фронт атак. Я был вынужден одобрить план ген. Манжена, но дать ему желательного развития не мог: нам приходилось в зоне огня на правом берегу реки собирать и посылать в атаку наши войска.
Артиллерийская стрельба на разрушение началась 17-го и продолжалась в течение пяти дней; однако, этим мы не добились полного подавления опорных пунктов сопротивления противника. 20-го ген. Манжен закончил размещение боевого порядка частей своей дивизии и дополнительной бригады, предоставленной в качестве резерва в его распоряжение{12}. Чтобы поставить войска в исходное положение, группа Лебрена продолжала работы по устройству окопов и проволочных заграждений общим протяжением около 12 км, но им нехватало времени, чтобы достаточно углубить окопы. Эту работу надо было возобновлять каждую ночь, так как германская бомбардировка регулярно разрушала ее в течение дня. Начиная с 20-го, атакующие войска несли чувствительные потери, потому что у нас не было превосходства огня. За несколько минут перед атакой неприятельский снаряд вывел из строя пять офицеров, окружавших ген. Манжена на его наблюдательном пункте в окрестностях Сувиля.
Тем не менее в 11 час. 50 мин. 22 мая дивизия мужественно поднялась из своих окопов. Левый фланг дивизии, использовав несколько открытых проходов в заграждениях, быстро достиг внешних сооружений форта и вступил в горячий бой; правый фланг достиг восточной башни, но его порыв был остановлен остававшимися в целости немецкими пулеметами, расположенными на позиции у юго-восточного угла. Вечером и в течение ночи с 22-го на 23-е бой развернулся в самом укреплении. Многие из наших частей проникли внутрь форта, распространились в тылу противника - и предприняли дальнейшее наступление с использованием гранат уже во внутренних сообщениях форта, которые оборонялись шаг за шагом двумя немецкими ротами. К несчастью, батареи противника обстреливали интенсивным огнем все пространство к югу от форта и тем самым преграждали доступ нашим резервам. Вследствие этого в течение всего дня 23 мая два наших батальона оставались изолированными на захваченных позициях. Утром 24-го положение этих батальонов стало весьма тревожным, а к полудню они были уничтожены или захвачены в плен противником, который атаковал их одновременно с северной, западной и восточной сторон форта. Меры, принятые ген. Манженом, не позволили ему восстановить положение, и вечером он должен был согласиться на замену своей дивизии другой, находившейся под командованием ген. Лестокуа.
Несмотря на неудачу этой первой попытки, мы сохранили наилучшие надежды на будущее: наши войска проявили подлинные чудеса храбрости, фактически отстаивая форт в течение почти двух дней. Мы сделали вывод, что возобновление подобной попытки можно проводить после более мощной артиллерийской подготовки и организацией наступления на более широком фронте, а так как это можно было осуществить лишь при наличии соответствующих средств, которых у нас было недостаточно, то нам следовало запастись терпением. Ген. Нивель дал это понять своим войскам следующим образом:
"Мужайтесь, солдаты. Ни на одно мгновение упадок духа не должен скомпрометировать результаты столь героических усилий. В недалеком будущем ваша неутомимая энергия измотает наилучшие части германской армии. Наши испытания не будут долго длиться, так как наши мощные союзники должны вскоре начать наступление на других театрах военных действий. От вас потребовались и еще потребуются большое напряжение и огромные жертвы; они неизбежны в борьбе, которая должна решить судьбу каждого из народов. Проникнутые величием нашей задачи, вы не откажете в своей помощи стране, которая возложила на вас все свои надежды. Объединенные непоколебимой решимостью, вы приобретаете славу мощных участников в обеспечении стране победного мира".
Пробуждение активности на различных фронтах
Для 5-й германской и для 2-й французской армий не было видно конца напряжения сил: они еще не исчерпали до дна своих тяжелых испытаний и тем не менее были уже привлечены к общим операциям, подготовлявшимся высшим командованием в течение нескольких месяцев. Вместо затишья борьба возобновилась с новой силой, и верденский кризис должен был достигнуть своей кульминационной точки одновременно с пробуждением на других фронтах боевой активности наших и союзных армий.
Начиная со средины мая, Австро-Венгрия доставляла высшему командованию центральных империй сильное беспокойство. Австро-Венгрия торопилась, - и это тревожило союзников, - похвастаться успехом, достижение которого она считала для себя наиболее легким на итальянском фронте. Она считала себя на этом фронте значительно сильнее своих противников, если не количеством бойцов, то во всяком случае организацией, вооружением и обучением своих армий, и питала надежду быстро покончить счеты с Италией. Фалькенгайн, предвидя, что в результате этого немедленно произойдет разгром русскими Восточного фронта австрийцев, старался отклонить своего союзника от его намерения, но все настойчивые уговоры Фалькенгайна оставались без ответа. Австро-Венгрия пыталась освободиться от опеки немецкого командования и хотя бы один раз одержать победу своими собственными средствами. 15 мая она перешла в наступление на участке между р. Адидже (Эч) и Брента и добилась значительного продвижения в центре, в районе Азиаго. Здесь ее усилия были приостановлены. Проявившаяся сила итальянского сопротивления подтвердила сомнения Фалькенгайна, который вынужден был разрешить переброску на итальянский фронт значительных подкреплений из галицийских армий.
Таким образом, ген. Кадорна упорным сопротивлением своих войск оказал первую помощь французской армии, которая в течение трех месяцев одна вела бой против главных сил противника. Со своей стороны, в соответствии с обязательствами, взятыми на себя Россией 6 декабря 1915 г. в Шантильи и 28 марта 1916 г. в Париже, ген. Брусилов перегруппировал свои силы в течение зимы и, преодолевая большие организационные трудности, скрытно подготовил мощное наступление, которое ожидалось нами с нетерпением. Он начал его 4 июня. Удачно использовав панику и упадок духа австро-венгров, он на Волыни и в Буковине прорвал фронт более чем в 50 км и бросил в этот прорыв свои армии. Свободные германские резервы на востоке пытались ограничить размер поражения, но они были слишком слабыми, чтобы достигнуть успеха. В этот критический час германское главное командование, ожидавшее скорого наступления англичан, вынуждено было перебросить на Восточный фронт новые подкрепления.
Какими же силами немцы собирались удержать англичан от начала их наступления? По мнению Фалькенхайна, существовал только один выход ускорить разгром Франции, которая, как мы уже видели, рассматривалась им как "главная шпага" Англии. Кронпринц получил еще раз приказ о "нажиме" на берегах р. Маас. Хотя войска его были чрезвычайно истощены кровавыми атаками высоты 304, Мор-Ом и Тиомон, однако, успехи, достигнутые у Дуомон между 22 и 25 мая, приподняли их моральное состояние, повысили доверие к командованию и возродили надежду на большую победу. К тому же и средства немецких войск для предстоящих атак были усилены.
Бои у форта Во и их моральное значение
В первых числах июня три немецких армейских корпуса ринулись на наши позиции у форта Во; это были, считая с запада на восток, 1-й баварский, 10-й резервный и 15-й армейский корпуса; все три корпуса хорошо знали местность, где они уже дрались в течение многих недель и месяцев. После страшной бомбардировки к валам форта удалось продвинуться нескольким группам атакующих, которые шаг за шагом вели борьбу вокруг каждого островка сопротивления. Немцам, находившимся в более благоприятном положении по сравнению с тем, какое мы занимали несколько дней назад у Дуомон, удалось благодаря выступу, образованному в этом месте нашими позициями, окружить на три четверти самый форт. При этом сообщение форта с тылом оказалось в крайне затруднительном положении. Проникнутые высоким сознанием долга, майор Реналь и его героические соратники по оружию отказались сдать форт. В виде официального признания высокой степени их самоотвержения генералиссимус отправил им свои поздравления и наградил майора орденом почетного легиона.
Нет ничего более волнующего, как воспоминание об их агонии, когда, отрезанные от нас и не имевшие никакой надежды на подход к ним каких бы то ни было подкреплений, они посылали нам свои последние донесения.
Вот текст донесения, посланного утром 4-го и доставленного почтовым голубем:
"Мы все еще держимся, однако, подвергаемся весьма опасной атаке газами и дымами. Необходимо в срочном порядке нас освободить. Прикажите установить с нами оптическую связь через Сувиль, который не отвечает на наши вызовы... Это наш последний голубь".
Затем следовало донесение, переданное в Сувиль оптической организацией утром 5-го:
"Противник в западной части форта создает минную камеру с целью взорвать своды форта. Быстро откройте артиллерийский огонь".
После этого в 8 час. было получено следующее донесение:
"Не слышим вашей артиллерии. Атакованы газами и горящей жидкостью. Находимся в пределе сил".
Вот еще одно, полученное в ночь с 5-го на 6-е:
"Необходимо, чтобы я был освобожден в эту же ночь и чтобы немедленно прибыли запасы воды. Я дошел до предела моих сил. Солдаты и унтерофицеры, несмотря ни на что, выполнили свой долг до конца".
6-го было получено несколько слов:
"Наступайте, прежде чем мы окончательно не погибли. Да здравствует Франция!"
Наконец, 7-го в 3 час. 30 мин. последние незаконченные слова:
"Не покидайте..."
Французское командование не оставалось немым к этим призывам. Почти безостановочно организовывались и импровизировались контратаки; однако, ни одна из них не смогла проникнуть сквозь огневое заграждение, изолировавшее форт. 7-го в тот момент, когда германские сообщения уже объявляли о падении форта и когда майор Реналь и его бойцы погибли, ген. Нивель направил к ним смешанную бригаду полковника Сави "для самой прекрасной задачи, какую могут получить французские войска, а именно - продвинуться на помощь товарищам по оружию, храбро выполняющим свой долг в трагических условиях". Но было слишком поздно. Форт Во уже был занят германскими войсками. Этим, однако, оборона Вердена не была нарушена, и 5-я германская армия не одержала такой победы, которая смогла бы отозваться на облегчении положения австро-венгров или остановить подготовку наступления англичан.
Во Франции в эти трагические дни конца мая и начала июня, прежде чем подтвердились окончательные успехи ген. Кадорна и Брусилова, доверие страны к армиям Вердена казалось подорванным. Действительно, в течение слишком долгого времени мы оставались на арене борьбы одинокими, а внутри страны проявлялись беспокойство, усталость и разочарование. Потеряв терпение, общественное мнение начало волноваться. Речи и полемика прессы сеяли зерна недовольства и неверия в успешный исход борьбы.
Я с беспокойством наблюдал за этими симптомами самой серьезной болезни, которая могла угрожать армиям, и ген. Жоффр, также ощущавший некоторую тревогу, обратил на это внимание государственных властей в письме от 2 июня на имя военного министра:
"Плохо выбран момент для возбуждения тревоги в душевном состоянии бойцов, для внушения им сомнений в тех средствах, которыми они располагают, и для того, чтобы поколебать дисциплину и понизить авторитет начальника... Следовало бы дать понять представителям всех партий, которые в настоящее время руководят при помощи прессы общественным мнением, необходимость укрепить путем напряженной кампании доверие бойцов и страны".
Ободренный успехами наших союзников, главнокомандующий 12 июня прямо попытался воздействовать на моральное состояние войск следующим приказом:
"Оперативный план, принятый на заседаниях советов коалиции, находится в настоящее время в процессе выполнения. Солдаты Вердена! Его выполнение обязано вашему героическому доверию; это доверие явилось необходимым условием успеха, ибо оно создало на всем пространстве европейского театра войны обстановку, которая завтра приведет к решительной победе нашего дела, Я взываю к вашему мужеству, "к вашему самопожертвованию, к вашему пылу, к вашей любви к родине для того, чтобы держаться до конца и чтобы разбить последние попытки противника, который находится сейчас в отчаянном положении".
На мое личное письмо, написанное накануне с просьбой зафиксировать приблизительную дату наступления англичан, ген. Жоффр сообщил, что франко-британское наступление начнется в ближайшем будущем благодаря превосходному сопротивлению Вердена.
С момента поражения австрийцев на итальянском фронте и продвижения Брусилова в Галиции немецкая пресса изменила тон и обнаружила чувство беспокойства. Но особенно серьезным фактом являлось обострение и увеличение разногласий между высшими немецкими начальниками. Гинденбург и Людендорф усмотрели в этом рост своего престижа, так как на Восточном фронте они имели только успехи и не переставали подчеркивать тяжелые последствия верденского предприятия. Они обращали внимание на то, что если бы их слушались, не произошло бы ослабления сил на востоке в пользу запада и не пришлось бы теперь вновь перебрасывать силы на восток либо на помощь неустойчивым австрийцам, либо для угрозы румынам, которые в итоге русского успеха быстро вовлекались в орбиту союзников Франции. Но Фалькенгайн, несмотря на неудачу, продолжал настаивать на победе у Вердена, в то время как кронпринц убеждал его в абсолютной тщетности этого предприятия. Последний пытался привлечь на свою сторону высший авторитет императора, однако, не добился успеха в отстаивании своего мнения.
"Месяцы сражения под Верденом в этот период, - писал он, - являются в моей памяти наиболее тяжелыми из всей войны. Я предугадывал и заранее знал положение; я имел слишком много личных встреч с офицерами и солдатами боевых частей, чтобы тешить себя иллюзиями. В глубине души я абсолютно был против продолжения наступления, и все же я был вынужден выполнить приказ о наступлении".
Бой под Тиомоном и Флери
Следует признать, что задача, поставленная 5-й германской армии, выполнялась последней с успехом. Она продолжала насчитывать в своем составе до 20 дивизий. Наша 2-я армия в ее семи корпусных секторах имела примерно столько же{13}.
Таким образом, мы достигли равенства в числе дивизий, но в боях, которые велись за Дуомон и Во, наша артиллерия всегда оставалась более слабой. Я вынужден был написать ген. Жоффру 11-го:
"С точки зрения артиллерийских средств, мы находимся по отношению к противнику в пропорции 1:2; это положение не может непрерывно продолжаться без опасности для судьбы нашего фронта"...
Штаб главнокомандующего, в связи с необходимостью сосредоточить средства на р. Сомме, экономил боевые припасы и уменьшил наш ежедневный расход до 11 тыс. выстрелов, что было совершенно недостаточно против все увеличивавшегося расхода снарядов противника. От этого нам приходилось сильно страдать, и все же мы должны были покориться, так как больше чем когда бы то ни было рассчитывали на быстроту и успех франко-английского наступления.
Найти солдаты проявили в этих условиях поразительную доблесть. За этот период времени они вписали в историю несравнимые страницы "Штыковой траншеи", которую майор Бувар так отлично отразил в своем небольшом произведении "Слава Вердена":
"В ночь с 10 на 11 июня 1-й и 3-й батальоны 137-го пехотного полка сменили истощенные части на северных склонах оврага Дам, к северу и северо-западу от фермы Тиомон".
"Бомбардировка необычайно большой силы препятствует разведке и прибытию батальонов. Она продолжается в течение всего дня 11-го снарядами больших калибров, под которыми земля колеблется, как тесто в квашне".
"Потери очень велики. 11-го вечером на каждую роту приходится не более 70 человек вместо 164, которые были в момент прибытия на позицию. Кровь повсюду. Около пункта медицинской помощи красные потоки текут в траншею".
"Оставшиеся в живых чувствуют, что подходит час их самопожертвования. Так как забитое землей оружие не в состоянии действовать, солдаты примыкают штыки в ожидании штыковой схватки".
"С полночи до 4 часов утра оба батальона обстреливаются сосредоточенным огнем. Земля превращается в толстый плотный слой размолотой мешанины, разлетающийся после разрывов снарядов; на ней трудно даже стоять".
"Дым становится удушливым... В этот момент большинство солдат "Штыковой траншеи" было погребено заживо".
"В 6 часов из-под земли выросли немцы, в 10 раз более многочисленные, чем французские роты, доведенные до 30 человек... Гранаты исчерпаны... Французы ужичтожены; почти все оставшиеся в живых взяты в плен. Однако, два пулемета, оставшиеся годными, покрывают огнем местность, на которой противник не может удержаться и которую он эвакуирует, оставив лишь одну группу на ферме Тиомон".
День 23 июня был в особенности критическим. После двухдневной артиллерийской подготовки с помощью тяжелых батарей, которые явно имели перевес над нашими, немцы перешли к атаке, начиная от деревни Дуомон с запада и до форта Во на юго-востоке.
Наш 6-й корпус и правый фланг 2-го корпуса, сильно пострадавшие от лавины снарядов и газовых атак, в течение нескольких часов задерживали продвижение противника. Однако, последний вскоре захватил весь склон от деревни Флери до деревни Тиомон, после чего продолжал свое движение к лесам, расположенным к югу от Флери и на скате Фруадетер, к юго-западу от Тиомона. Обстановка становилась весьма серьезной, так как наша последняя позиция, проходившая от форта Сен-Мишель до форта Сувиль, оказывалась окруженной противником. Если бы мы потеряли эту позицию, Верден оказался бы без всякого прикрытия в центре обширного круга, края которого находились бы в руках противника. Наше положение на правом берегу в этих условиях становилось окончательно невозможным.
Таким образом, части, имевшиеся в распоряжении 2-й армии, были недостаточны ни в количественном, ни, в особенности, в качественном отношении, так как они состояли из дивизий, слишком утомленных, чтобы устойчиво сопротивляться атакам, непрерывность которых мы предвидели. Ген. Нивель, одновременно с требованием подкреплений, пытался воздействовать на все чувствительные струны своих войск.
Вечером 23-го я протелефонировал ген. Кастельно в Шантильи, чтобы осведомить его, напомнить ему о первостепенной важности сохранения угрожаемых позиций и доказать, что мы не сможем удержаться "с дивизиями второго сорта". Я закончил словами, которые лишь подтверждали по этому поводу мои ежедневные настояния:
"Необходимо поспешить с атакой англичан".
Вскоре я получил удовлетворение по первому пункту: четыре свежие дивизии были направлены в мое распоряжение. Поэтому ген. Нивель, начиная с 24-го. смог не только приостановить наступление противника, но и начать ряд контратак с целью освободить нашу тыловую позицию. На высоте Фруадетер и вокруг укрепления Тиомон начались упорные бои, в течение которых различные опорные пункты переходили поочередно из рук в руки. Вновь ожили воспоминания о мае, когда на левом берегу наши войска дрались с подобной же энергией, чтобы отстоять неприкосновенность позиции сопротивления у высоты 304 и у Мор-Ом.
Завязка сражения на р. Сомме и освобождение Вердена
Относительно английского наступления меня, наконец, успокоили. Мне позвонили 25-го из штаба главнокомандующего, что артиллерийская подготовка на р. Сомме начнется 26-го и что дивизии должны будут начать наступление 29-го.
"Сущность операции заключается в том, чтобы выставить на позицию и повести огонь всеми силами нашей артиллерии, имея в виду выпустить по тысяче тонн снарядов в течение шести или семи дней с целью доказать наше превосходство над артиллерией противника, разрушить средства его обороны и подорвать моральное состояние противника, - все это в пределах тех 60 га местности, которую следует захватить".
Эту формулу немцы применяли по отношению к нам, начиная с 21 февраля; если бы мы также показали себя способными применить ее на практике, то все же нам не удалось бы достичь цели, не вызывая тяжелого возмездия: Фактически наши позиции продолжали оставаться очень "поражаемыми", в особенности те, которые находились на левом берегу. Кронпринц, казалось, хотел сказать свое последнее слово на этом берегу, прежде чем перевести большинство своих сил на правый берег согласно директиве начальника генерального штаба. Он бомбардировал и атаковал почти безостановочно наблюдательные пункты Мор-Ом и высоту 304. Эти высоты дымились, как вулканы. 3 мая наши летчики летали над ними и доложили затем, что до 800 м над землей весь воздух был насыщен густым дымом от разрыва снарядов. 4-го немцы прочно обосновались на северных склонах высоты 304 и угрожали, таким образом, навалиться на "позицию сопротивления", законченную по моим указаниям от 27 февраля... Но на это сейчас же реагировали защитники, твердо решившие вернуть обратно хотя бы самый маленький кусочек утерянного пространства на этой позиции. Подполковник Оден, командовавший частями, занимавшими высоту, выскочил на бруствер окопа и крикнул своим солдатам: "Вперед, мои друзья, наступил момент, когда нужно иметь мужество". Он решительно бросился вперед, увлекая за собой несколько взводов, возбужденных его голосом и порывом. Положение было восстановлено в прежнем виде, но это стоило жизни подполковнику Одену.
Из числа многих других подвигов, о которых я также смог бы рассказать, я привожу только этот, считая его весьма характерным как личный пример начальника в бою. Последний, оказавшись в такой обстановке, когда ему приходилось импровизировать "немедленную контратаку", не располагая необходимым временем, чтобы кней подготовиться и обеспечить поддержку артиллерией, верный долгу, шел на невозможное и явную смерть.
Из нашего образа действий (одновременно наступательного и. оборонительного) вытекало, что наши дивизии должны были оставаться на поле боя меньше, чем когда бы то ни было, и что для сохранения боеспособности их необходимо было часто обновлять. Я доложил об этом главнокомандующему 6 мая письмом, в котором просил его о скорейшей замене восьми дивизий, предназначенных для пополнения корпусов, участвующих в операциях у Вердена. При этом я подчеркивал необходимость срочного облегчения положения 2-й армии: "Мы кончим поражением, если союзники не вмешаются". Участие в действиях англичан севернее р. Соммы могло бы иметь самый непосредственный и быстрый результат. Но каким образом следовало мыслить активность на других частях фронта? Необходимо было избежать возвращения к ошибкам 1915 г. и не возобновлять операций, бесконечно продолжающихся на одном и том же боевом участке и причиняющих гораздо большие потери, чем те, которые наносятся противнику. Я откровенно изложил ген. Жоффру свои мысли и предложил ему предусмотреть такую перегруппировку сил союзников, которая позволила бы последовательно и всегда внезапно наносить немецким армиям чувствительные потери, не доводя нас самих до растраты сил:
"Нам нужно организовать систему действий, которая помогла бы нам долго продержаться. Чтобы этого достичь, следует наметить формирование трех или четырех ударных групп на разных участках фронта, и в каждой из этих групп эшелонировать соединения в глубину таким образом, чтобы головную часть всегда иметь готовой к выступлению..."
В заключение я высказал пожелание, чтобы эти наступательные группировки были сорганизованы не из состава той армии, которая защищает Верден, так как для нее эта задача уже представляет очень большую трудность, тем более, что наступление, которое мы здесь намечали, будет носить острый характер.
Ген. Жоффр ответил мне 11 мая, что союзники не замедлят проявить совместные усилил:
"с целью сломить или по меньшей мере ослабить упорство народов, находящихся в коалиции против нас".
В то же время он ознакомил меня с тяжелой обстановкой, которая заставляла участвовать в боях наши армии и на других фронтах, помимо Верденского, ибо все же (волей-неволей) мы оставались руководителями коалиции... Ничего нельзя было изменить в задаче, выпавшей на долю группы армий ген. Фоша, - наступление на р. Сомме; я должен был рассчитывать только на 52 дивизии группы армий центра, чтобы с их помощью пополнять 24 дивизии верденской армии.
Вот обстановка, в которой должна была развернуться операция, имевшая задачей взятие обратно форта Дуомон, - обстановка, в общем, мало благоприятная, ибо мы были "стеснены" в отношении использования войск и не могли вследствие недостатка сил, находившихся в нашем распоряжении, увеличить фронт атак. Я был вынужден одобрить план ген. Манжена, но дать ему желательного развития не мог: нам приходилось в зоне огня на правом берегу реки собирать и посылать в атаку наши войска.
Артиллерийская стрельба на разрушение началась 17-го и продолжалась в течение пяти дней; однако, этим мы не добились полного подавления опорных пунктов сопротивления противника. 20-го ген. Манжен закончил размещение боевого порядка частей своей дивизии и дополнительной бригады, предоставленной в качестве резерва в его распоряжение{12}. Чтобы поставить войска в исходное положение, группа Лебрена продолжала работы по устройству окопов и проволочных заграждений общим протяжением около 12 км, но им нехватало времени, чтобы достаточно углубить окопы. Эту работу надо было возобновлять каждую ночь, так как германская бомбардировка регулярно разрушала ее в течение дня. Начиная с 20-го, атакующие войска несли чувствительные потери, потому что у нас не было превосходства огня. За несколько минут перед атакой неприятельский снаряд вывел из строя пять офицеров, окружавших ген. Манжена на его наблюдательном пункте в окрестностях Сувиля.
Тем не менее в 11 час. 50 мин. 22 мая дивизия мужественно поднялась из своих окопов. Левый фланг дивизии, использовав несколько открытых проходов в заграждениях, быстро достиг внешних сооружений форта и вступил в горячий бой; правый фланг достиг восточной башни, но его порыв был остановлен остававшимися в целости немецкими пулеметами, расположенными на позиции у юго-восточного угла. Вечером и в течение ночи с 22-го на 23-е бой развернулся в самом укреплении. Многие из наших частей проникли внутрь форта, распространились в тылу противника - и предприняли дальнейшее наступление с использованием гранат уже во внутренних сообщениях форта, которые оборонялись шаг за шагом двумя немецкими ротами. К несчастью, батареи противника обстреливали интенсивным огнем все пространство к югу от форта и тем самым преграждали доступ нашим резервам. Вследствие этого в течение всего дня 23 мая два наших батальона оставались изолированными на захваченных позициях. Утром 24-го положение этих батальонов стало весьма тревожным, а к полудню они были уничтожены или захвачены в плен противником, который атаковал их одновременно с северной, западной и восточной сторон форта. Меры, принятые ген. Манженом, не позволили ему восстановить положение, и вечером он должен был согласиться на замену своей дивизии другой, находившейся под командованием ген. Лестокуа.
Несмотря на неудачу этой первой попытки, мы сохранили наилучшие надежды на будущее: наши войска проявили подлинные чудеса храбрости, фактически отстаивая форт в течение почти двух дней. Мы сделали вывод, что возобновление подобной попытки можно проводить после более мощной артиллерийской подготовки и организацией наступления на более широком фронте, а так как это можно было осуществить лишь при наличии соответствующих средств, которых у нас было недостаточно, то нам следовало запастись терпением. Ген. Нивель дал это понять своим войскам следующим образом:
"Мужайтесь, солдаты. Ни на одно мгновение упадок духа не должен скомпрометировать результаты столь героических усилий. В недалеком будущем ваша неутомимая энергия измотает наилучшие части германской армии. Наши испытания не будут долго длиться, так как наши мощные союзники должны вскоре начать наступление на других театрах военных действий. От вас потребовались и еще потребуются большое напряжение и огромные жертвы; они неизбежны в борьбе, которая должна решить судьбу каждого из народов. Проникнутые величием нашей задачи, вы не откажете в своей помощи стране, которая возложила на вас все свои надежды. Объединенные непоколебимой решимостью, вы приобретаете славу мощных участников в обеспечении стране победного мира".
Пробуждение активности на различных фронтах
Для 5-й германской и для 2-й французской армий не было видно конца напряжения сил: они еще не исчерпали до дна своих тяжелых испытаний и тем не менее были уже привлечены к общим операциям, подготовлявшимся высшим командованием в течение нескольких месяцев. Вместо затишья борьба возобновилась с новой силой, и верденский кризис должен был достигнуть своей кульминационной точки одновременно с пробуждением на других фронтах боевой активности наших и союзных армий.
Начиная со средины мая, Австро-Венгрия доставляла высшему командованию центральных империй сильное беспокойство. Австро-Венгрия торопилась, - и это тревожило союзников, - похвастаться успехом, достижение которого она считала для себя наиболее легким на итальянском фронте. Она считала себя на этом фронте значительно сильнее своих противников, если не количеством бойцов, то во всяком случае организацией, вооружением и обучением своих армий, и питала надежду быстро покончить счеты с Италией. Фалькенгайн, предвидя, что в результате этого немедленно произойдет разгром русскими Восточного фронта австрийцев, старался отклонить своего союзника от его намерения, но все настойчивые уговоры Фалькенгайна оставались без ответа. Австро-Венгрия пыталась освободиться от опеки немецкого командования и хотя бы один раз одержать победу своими собственными средствами. 15 мая она перешла в наступление на участке между р. Адидже (Эч) и Брента и добилась значительного продвижения в центре, в районе Азиаго. Здесь ее усилия были приостановлены. Проявившаяся сила итальянского сопротивления подтвердила сомнения Фалькенгайна, который вынужден был разрешить переброску на итальянский фронт значительных подкреплений из галицийских армий.
Таким образом, ген. Кадорна упорным сопротивлением своих войск оказал первую помощь французской армии, которая в течение трех месяцев одна вела бой против главных сил противника. Со своей стороны, в соответствии с обязательствами, взятыми на себя Россией 6 декабря 1915 г. в Шантильи и 28 марта 1916 г. в Париже, ген. Брусилов перегруппировал свои силы в течение зимы и, преодолевая большие организационные трудности, скрытно подготовил мощное наступление, которое ожидалось нами с нетерпением. Он начал его 4 июня. Удачно использовав панику и упадок духа австро-венгров, он на Волыни и в Буковине прорвал фронт более чем в 50 км и бросил в этот прорыв свои армии. Свободные германские резервы на востоке пытались ограничить размер поражения, но они были слишком слабыми, чтобы достигнуть успеха. В этот критический час германское главное командование, ожидавшее скорого наступления англичан, вынуждено было перебросить на Восточный фронт новые подкрепления.
Какими же силами немцы собирались удержать англичан от начала их наступления? По мнению Фалькенхайна, существовал только один выход ускорить разгром Франции, которая, как мы уже видели, рассматривалась им как "главная шпага" Англии. Кронпринц получил еще раз приказ о "нажиме" на берегах р. Маас. Хотя войска его были чрезвычайно истощены кровавыми атаками высоты 304, Мор-Ом и Тиомон, однако, успехи, достигнутые у Дуомон между 22 и 25 мая, приподняли их моральное состояние, повысили доверие к командованию и возродили надежду на большую победу. К тому же и средства немецких войск для предстоящих атак были усилены.
Бои у форта Во и их моральное значение
В первых числах июня три немецких армейских корпуса ринулись на наши позиции у форта Во; это были, считая с запада на восток, 1-й баварский, 10-й резервный и 15-й армейский корпуса; все три корпуса хорошо знали местность, где они уже дрались в течение многих недель и месяцев. После страшной бомбардировки к валам форта удалось продвинуться нескольким группам атакующих, которые шаг за шагом вели борьбу вокруг каждого островка сопротивления. Немцам, находившимся в более благоприятном положении по сравнению с тем, какое мы занимали несколько дней назад у Дуомон, удалось благодаря выступу, образованному в этом месте нашими позициями, окружить на три четверти самый форт. При этом сообщение форта с тылом оказалось в крайне затруднительном положении. Проникнутые высоким сознанием долга, майор Реналь и его героические соратники по оружию отказались сдать форт. В виде официального признания высокой степени их самоотвержения генералиссимус отправил им свои поздравления и наградил майора орденом почетного легиона.
Нет ничего более волнующего, как воспоминание об их агонии, когда, отрезанные от нас и не имевшие никакой надежды на подход к ним каких бы то ни было подкреплений, они посылали нам свои последние донесения.
Вот текст донесения, посланного утром 4-го и доставленного почтовым голубем:
"Мы все еще держимся, однако, подвергаемся весьма опасной атаке газами и дымами. Необходимо в срочном порядке нас освободить. Прикажите установить с нами оптическую связь через Сувиль, который не отвечает на наши вызовы... Это наш последний голубь".
Затем следовало донесение, переданное в Сувиль оптической организацией утром 5-го:
"Противник в западной части форта создает минную камеру с целью взорвать своды форта. Быстро откройте артиллерийский огонь".
После этого в 8 час. было получено следующее донесение:
"Не слышим вашей артиллерии. Атакованы газами и горящей жидкостью. Находимся в пределе сил".
Вот еще одно, полученное в ночь с 5-го на 6-е:
"Необходимо, чтобы я был освобожден в эту же ночь и чтобы немедленно прибыли запасы воды. Я дошел до предела моих сил. Солдаты и унтерофицеры, несмотря ни на что, выполнили свой долг до конца".
6-го было получено несколько слов:
"Наступайте, прежде чем мы окончательно не погибли. Да здравствует Франция!"
Наконец, 7-го в 3 час. 30 мин. последние незаконченные слова:
"Не покидайте..."
Французское командование не оставалось немым к этим призывам. Почти безостановочно организовывались и импровизировались контратаки; однако, ни одна из них не смогла проникнуть сквозь огневое заграждение, изолировавшее форт. 7-го в тот момент, когда германские сообщения уже объявляли о падении форта и когда майор Реналь и его бойцы погибли, ген. Нивель направил к ним смешанную бригаду полковника Сави "для самой прекрасной задачи, какую могут получить французские войска, а именно - продвинуться на помощь товарищам по оружию, храбро выполняющим свой долг в трагических условиях". Но было слишком поздно. Форт Во уже был занят германскими войсками. Этим, однако, оборона Вердена не была нарушена, и 5-я германская армия не одержала такой победы, которая смогла бы отозваться на облегчении положения австро-венгров или остановить подготовку наступления англичан.
Во Франции в эти трагические дни конца мая и начала июня, прежде чем подтвердились окончательные успехи ген. Кадорна и Брусилова, доверие страны к армиям Вердена казалось подорванным. Действительно, в течение слишком долгого времени мы оставались на арене борьбы одинокими, а внутри страны проявлялись беспокойство, усталость и разочарование. Потеряв терпение, общественное мнение начало волноваться. Речи и полемика прессы сеяли зерна недовольства и неверия в успешный исход борьбы.
Я с беспокойством наблюдал за этими симптомами самой серьезной болезни, которая могла угрожать армиям, и ген. Жоффр, также ощущавший некоторую тревогу, обратил на это внимание государственных властей в письме от 2 июня на имя военного министра:
"Плохо выбран момент для возбуждения тревоги в душевном состоянии бойцов, для внушения им сомнений в тех средствах, которыми они располагают, и для того, чтобы поколебать дисциплину и понизить авторитет начальника... Следовало бы дать понять представителям всех партий, которые в настоящее время руководят при помощи прессы общественным мнением, необходимость укрепить путем напряженной кампании доверие бойцов и страны".
Ободренный успехами наших союзников, главнокомандующий 12 июня прямо попытался воздействовать на моральное состояние войск следующим приказом:
"Оперативный план, принятый на заседаниях советов коалиции, находится в настоящее время в процессе выполнения. Солдаты Вердена! Его выполнение обязано вашему героическому доверию; это доверие явилось необходимым условием успеха, ибо оно создало на всем пространстве европейского театра войны обстановку, которая завтра приведет к решительной победе нашего дела, Я взываю к вашему мужеству, "к вашему самопожертвованию, к вашему пылу, к вашей любви к родине для того, чтобы держаться до конца и чтобы разбить последние попытки противника, который находится сейчас в отчаянном положении".
На мое личное письмо, написанное накануне с просьбой зафиксировать приблизительную дату наступления англичан, ген. Жоффр сообщил, что франко-британское наступление начнется в ближайшем будущем благодаря превосходному сопротивлению Вердена.
С момента поражения австрийцев на итальянском фронте и продвижения Брусилова в Галиции немецкая пресса изменила тон и обнаружила чувство беспокойства. Но особенно серьезным фактом являлось обострение и увеличение разногласий между высшими немецкими начальниками. Гинденбург и Людендорф усмотрели в этом рост своего престижа, так как на Восточном фронте они имели только успехи и не переставали подчеркивать тяжелые последствия верденского предприятия. Они обращали внимание на то, что если бы их слушались, не произошло бы ослабления сил на востоке в пользу запада и не пришлось бы теперь вновь перебрасывать силы на восток либо на помощь неустойчивым австрийцам, либо для угрозы румынам, которые в итоге русского успеха быстро вовлекались в орбиту союзников Франции. Но Фалькенгайн, несмотря на неудачу, продолжал настаивать на победе у Вердена, в то время как кронпринц убеждал его в абсолютной тщетности этого предприятия. Последний пытался привлечь на свою сторону высший авторитет императора, однако, не добился успеха в отстаивании своего мнения.
"Месяцы сражения под Верденом в этот период, - писал он, - являются в моей памяти наиболее тяжелыми из всей войны. Я предугадывал и заранее знал положение; я имел слишком много личных встреч с офицерами и солдатами боевых частей, чтобы тешить себя иллюзиями. В глубине души я абсолютно был против продолжения наступления, и все же я был вынужден выполнить приказ о наступлении".
Бой под Тиомоном и Флери
Следует признать, что задача, поставленная 5-й германской армии, выполнялась последней с успехом. Она продолжала насчитывать в своем составе до 20 дивизий. Наша 2-я армия в ее семи корпусных секторах имела примерно столько же{13}.
Таким образом, мы достигли равенства в числе дивизий, но в боях, которые велись за Дуомон и Во, наша артиллерия всегда оставалась более слабой. Я вынужден был написать ген. Жоффру 11-го:
"С точки зрения артиллерийских средств, мы находимся по отношению к противнику в пропорции 1:2; это положение не может непрерывно продолжаться без опасности для судьбы нашего фронта"...
Штаб главнокомандующего, в связи с необходимостью сосредоточить средства на р. Сомме, экономил боевые припасы и уменьшил наш ежедневный расход до 11 тыс. выстрелов, что было совершенно недостаточно против все увеличивавшегося расхода снарядов противника. От этого нам приходилось сильно страдать, и все же мы должны были покориться, так как больше чем когда бы то ни было рассчитывали на быстроту и успех франко-английского наступления.
Найти солдаты проявили в этих условиях поразительную доблесть. За этот период времени они вписали в историю несравнимые страницы "Штыковой траншеи", которую майор Бувар так отлично отразил в своем небольшом произведении "Слава Вердена":
"В ночь с 10 на 11 июня 1-й и 3-й батальоны 137-го пехотного полка сменили истощенные части на северных склонах оврага Дам, к северу и северо-западу от фермы Тиомон".
"Бомбардировка необычайно большой силы препятствует разведке и прибытию батальонов. Она продолжается в течение всего дня 11-го снарядами больших калибров, под которыми земля колеблется, как тесто в квашне".
"Потери очень велики. 11-го вечером на каждую роту приходится не более 70 человек вместо 164, которые были в момент прибытия на позицию. Кровь повсюду. Около пункта медицинской помощи красные потоки текут в траншею".
"Оставшиеся в живых чувствуют, что подходит час их самопожертвования. Так как забитое землей оружие не в состоянии действовать, солдаты примыкают штыки в ожидании штыковой схватки".
"С полночи до 4 часов утра оба батальона обстреливаются сосредоточенным огнем. Земля превращается в толстый плотный слой размолотой мешанины, разлетающийся после разрывов снарядов; на ней трудно даже стоять".
"Дым становится удушливым... В этот момент большинство солдат "Штыковой траншеи" было погребено заживо".
"В 6 часов из-под земли выросли немцы, в 10 раз более многочисленные, чем французские роты, доведенные до 30 человек... Гранаты исчерпаны... Французы ужичтожены; почти все оставшиеся в живых взяты в плен. Однако, два пулемета, оставшиеся годными, покрывают огнем местность, на которой противник не может удержаться и которую он эвакуирует, оставив лишь одну группу на ферме Тиомон".
День 23 июня был в особенности критическим. После двухдневной артиллерийской подготовки с помощью тяжелых батарей, которые явно имели перевес над нашими, немцы перешли к атаке, начиная от деревни Дуомон с запада и до форта Во на юго-востоке.
Наш 6-й корпус и правый фланг 2-го корпуса, сильно пострадавшие от лавины снарядов и газовых атак, в течение нескольких часов задерживали продвижение противника. Однако, последний вскоре захватил весь склон от деревни Флери до деревни Тиомон, после чего продолжал свое движение к лесам, расположенным к югу от Флери и на скате Фруадетер, к юго-западу от Тиомона. Обстановка становилась весьма серьезной, так как наша последняя позиция, проходившая от форта Сен-Мишель до форта Сувиль, оказывалась окруженной противником. Если бы мы потеряли эту позицию, Верден оказался бы без всякого прикрытия в центре обширного круга, края которого находились бы в руках противника. Наше положение на правом берегу в этих условиях становилось окончательно невозможным.
Таким образом, части, имевшиеся в распоряжении 2-й армии, были недостаточны ни в количественном, ни, в особенности, в качественном отношении, так как они состояли из дивизий, слишком утомленных, чтобы устойчиво сопротивляться атакам, непрерывность которых мы предвидели. Ген. Нивель, одновременно с требованием подкреплений, пытался воздействовать на все чувствительные струны своих войск.
Вечером 23-го я протелефонировал ген. Кастельно в Шантильи, чтобы осведомить его, напомнить ему о первостепенной важности сохранения угрожаемых позиций и доказать, что мы не сможем удержаться "с дивизиями второго сорта". Я закончил словами, которые лишь подтверждали по этому поводу мои ежедневные настояния:
"Необходимо поспешить с атакой англичан".
Вскоре я получил удовлетворение по первому пункту: четыре свежие дивизии были направлены в мое распоряжение. Поэтому ген. Нивель, начиная с 24-го. смог не только приостановить наступление противника, но и начать ряд контратак с целью освободить нашу тыловую позицию. На высоте Фруадетер и вокруг укрепления Тиомон начались упорные бои, в течение которых различные опорные пункты переходили поочередно из рук в руки. Вновь ожили воспоминания о мае, когда на левом берегу наши войска дрались с подобной же энергией, чтобы отстоять неприкосновенность позиции сопротивления у высоты 304 и у Мор-Ом.
Завязка сражения на р. Сомме и освобождение Вердена
Относительно английского наступления меня, наконец, успокоили. Мне позвонили 25-го из штаба главнокомандующего, что артиллерийская подготовка на р. Сомме начнется 26-го и что дивизии должны будут начать наступление 29-го.