Вдруг - пых! - огненный шар свалился на ближний тополь. Вспыхнуло дерево. Серой завоняло вокруг. Аршин от грома к земле пригнулся, поджилки затряслись у бедняги. Даже грошик со страху выронил. Монетка виль-виль - да и в щель провалилась. В самый подпол.
- Уж и пошутить нельзя, - сказал Аршин молнии, но только поздно было: как сквозь землю провалился грош.
Ни самому посмотреть, ни людям показать, о серьёзных покупках и думать нечего!
Наутро приходит расстроенный Аршин к своему крёстному отцу и слёзно просит:
- Дядя Амбарас, ломай пол!
- Не морочь мне голову, - отмахивается кладовщик.
- Заработок за столько лет пропал!.. Помоги достать!
- Стану я за грош колхозный склад ломать!
- А за рубль?
- Ещё подумал бы.
- А за сто рублей?
- Это другое дело.
Полдня Аршин мозгами шевелил, думал, как ему свою денежку выручить, и придумал наконец: улучив момент, стащил у кладовщика сторублёвую бумажку, сложил её вчетверо да в ту же щель засунул. И щепочкой подпихнул.
- Теперь небось и пяти досок не пожалеешь! - радостно сказал Амбарасу и побежал за ломом.
Крёстный не медля принялся за дело. Отодрал половицы, всю землю пальцами ощупал и не успокоился, пока не спрятал сотенную в карман. Аршин тоже рад-радёшенек, будто заново свой капитал обрёл, на дороге поднял.
- Давай заодно уж и крышу починим, - говорит ему Амбарас. - Смотри, как с потолка течёт. Струями вода льётся.
- Кто же в такой дождь на крышу лезет? - не соглашается крестник. И головой мотает.
- Ничего, - говорит кладовщик, - мы её после дождя починим и под каждую щель горшок поставим. С крышкой.
- А тогда уже и течь не будет, - говорит Аршин и снова монеткой балуется.
Грошик свой под потолок подбрасывает.
- Эге, да ты не так глуп, как про тебя говорят, --ухмыльнулся кладовщик, по-своему поняв парня. - Недаром я тебе на крестины овчинку подарил. В парикмахерской накрученную!
И начал уговаривать Аршина, чтобы тот навсегда при складе сторожем остался. Денег обещал не жалеть, крупы ячменной отвалить и варёных каштанов дать. Конских, прошлогодних.
Аршин и согласился. Трудно, что ли, ему человека уважить? Жалко, что ли, Амбарасова добра? Не всё ли равно, как время убить?.. А тут ещё деньги сами в руки просятся.
Сел он под тополем, в который молния била, прислонился спиной к дереву и похрапывает так, что вороны склад за три версты облетают.
А кладовщик заранее сговорился с ворами ограбить склад. Подкрались бандиты в полночь, а подойти к сторожу боятся. Страх берёт, как посмотрят на Аршиновы кулаки. Дрожь по телу, как самопал кремнёвый увидят. Поджилки трясутся, как глянут на дубовый кол, что рядом торчит. Стоит богатырю шелохнуться, как у грабителей душа в пятки.
Бежали бы от этого места куда глаза глядят. Но вор, он вор и есть: трусит, а ворует.
Вскочили они все вместе, навалились на Аршина, руки ему скрутили и голову в мешок засунули, а караульщик и не думал отбиваться. Ему как раз чудный сон снился: ленивые вареники во сне уписывал. Обчистили воры склад, всё зерно вынесли и следы свои граблями заровняли, а грабли в пруд бросили. Будто на крыльях улетели.
Аршину так уж хорошо, так уж славно в сонном царстве! И комары через мешок не кусают.
Утром примчалась милиция. Стали всех расспрашивать, допрашивать. И сторожа взяли за бока.
- Ты почему разбойникам не сопротивлялся, если у тебя в одной руке ружьё, в другой - кол дубовый? - спрашивает главный милиционер.
- Как же мне было сопротивляться, если обе руки заняты? Сами посудите!
- А почему "караул" не кричал?
- Как же мне было кричать, если рот варениками забит?
- Может быть, ты узнал кого-нибудь из них?
- Как же мне было их узнать, если они даже не поздоровались?
- Так, может, хоть заметил, куда они скрылись?
- Как же мне было заметить, куда скрылись, если я не видел, откуда они явились?
Поняли милиционеры, что от раззявы толку не добьёшься, и отпустили его с миром. Правда, на прощание сказали, что, мол, в следующий раз за такие вещи по головке не погладят: уже не маме, а самому Амбарасу отдадут на перевоспитание.
Через несколько дней зазвал кладовщик Аршина в гости. Усадил за стол, мёдом-чаем потчует, на все лады расхваливает крестника и деньги в руку ему суёт. У парня глаза на лоб:
- За что?
- За то, что молчать умеешь, - объясняет кладовщик.
С деньгами в ладони прибежал Аршин домой, схватил иголку с ниткой и перед зеркалом устроился.
- Что ты делаешь? - спрашивает мать.
- Хочу рот зашить.
- Совсем ума решился! - обомлела Дарата.
- Я не решился, - отвечает сын. - Те решились, кто за молчание большие деньги платят. Пачками в горсть суют!
Сгребла Дарата Аршинову добычу и бегом куда надо. Как на духу всё выложила.
Амбараса за решётку упрятали, а растяпе-караульщику тут же отставку дали. И ружьё отняли. Ту самую пищаль, которую дед Караулис на крестины ему дарил. Самопал кремнёвый!
КАК СВИНЬЯ ПРОВАЛИЛАСЬ В ПЕКЛО
Нигде Аршин не прижился, ничего не узнал и ничему не научился, даже собственной фамилии ни прочесть, ни написать не мог. Хуже горькой редьки осточертел колхозникам, никто с ним не связывался. Даже дети и те его не дразнили.
Аршину уже и паном быть не хочется, и бездельничать опостылело. Вроде бы старается парень, только все старания идут насмарку: люди его считают лодырем, недотёпой, гонят прочь, как последнего безделяйского пана Яцкуса. Хоть в петлю лезь!
Только и оставалось неучу пойти в свинопасы. Но Аршин и тут прославился. Как медяшка в золе блеснул.
Выгнав стадо, прилёг на меже вздремнуть, а свиньи во все стороны разбрелись - кто в бобы, кто в горох, а кто и в кукурузу. Королеву полей не пожалели.
Пастух Выгоняйла еле-еле собрал их в кучу, кое-как по пальцам на руках и ногах пересчитал, видит, что одной не хватает. Самой шкодливой.
- А ну, грамотей, поди проверь, может, обсчитался я, пропустил какую-то, просит он Аршина. Как-никак тот семь лет штаны протирал на школьной парте.
Аршин, поворчавши, встал, потянулся, пошёл к стаду и начал пальцем в воздух тыкать, приговаривая:
- Свинья, хрюшка, свиные свинки, хрюшкины подсвинки, пегая, хромая, тупорылая, вислоухая с поросятами, кабан, боров, хряк...
- Кто же так считает? - удивился пастух. - Пойди и по-человечески пересчитай, как тебя в школе учили.
- Ежели ты лучше моего умеешь, так сам и считай! - огрызнулся упрямец и снова у межи залёг.
Отдохнуть. Чуть рука не отвалилась у бедняги, пока пальцем в небо тыкал.
Выгоняйла не на шутку рассердился и решил хорошенько проучить лентяя. Подговорил подпасков свиной хвост в болото воткнуть, и будит лежебоку. Орёт благим матом:
- Вставай, Аршин, вставай, засоня! Пегая утонула! В трясину провалилась! Тот глаза продрал.
- И не хрюкнула? - спрашивает.
- Да уж хрюкала, хрюкала, только проспали мы с тобой. Бежим, может, ещё спасём! А не то достанется нам обоим от председателя. И тебя и меня на одном суку повесит.
Аршин почесал в затылке.
- А пожарникам ты звонил? - снова спрашивает.
- Звонил, звонил! Только у них машина по дороге перевернулась. Всю воду пролили. Сын Кризаса ногами подрыгал.
- А председателю сообщил?
- Сообщил, сообщил! Лапоть на ель повесил и вовсю названивал!
- Ну, коли так, придётся встать, - прочухался наконец Аршин.
Подбегают они к болоту, видят - только хвост наружу торчит. Самый кончик.
- Ты за хвост тяни, а я, когда голова покажется, за уши схвачу,-учит пастух.-Только тащи сильней!
Ухватился великан за хвост, как дёрнул - и бул-тых в болото! Вверх тормашками.
- Держи! - кричит Выгоняйла.
- Держу! - барахтается в грязище Аршин. - Держу, а где свинья-то? - И, ничего не понимая, смотрит на обрывок хвоста.
- Видать, засосало. Ох и нагорит нам теперь в конторе! Из заработка вычтут. До последней копейки высчитают.
Испугался Аршин, а сам весь мокрый, дрожит, боится, что снова голодать придётся, слезы по лицу ручьём бегут. В грязи дорожки промывают.
- Ты чего ревёшь, детина? - спросил, подъехав на мотоцикле, председатель колхоза Заседаускас.
- Как же мне не плакать? Не успел задремать, как свинья утопла. Я тащил что было мочи, но один только хвост и спас. Самый кончик...
- Так чего же ты дремал, вместо того чтобы за свиньями смотреть? нахмурился Заседаускас.
- Я думал, вы не дремлете... А иначе я бы разве осмелился? Ночами глаз не смыкал бы...
- Ах ты вон в кого метишь! - обиделся председатель. - Ну что же, я дремать не стану. Покажи-ка, что от свиньи осталось. - Взял у Аршина обрывок хвоста и сразу всё понял. - Интересно, почему у твоей свиньи хвост палёный? спрашивает ротозея.
И под нос ему тычет.
- Не иначе, как в самое пекло провалилась... - ответил Аршин, покачал головой и поплёлся к меже.
На то место, где его сермяга осталась. Долго думал председатель, к чему бы приспособить великана с карликовым умом, какую работу ему дать, чтобы он и на хлеб себе заработал, и колхозу убытка не причинил. По способностям, значит.
- Свинопас из тебя не получился, посмотрим, может, с гусями справишься, сказал Заседаускас и перевёл Аршина на другую должность.
Вместо бича хворостину дал.
Ничего не попишешь, пришлось Аршину согласиться. Согнал гусей в стаю и караулит их, глаз не сводит. Даже к воде не подпускает, чтобы, не дай бог, не утонули. Но разве один за всеми усмотришь?! У гусей ведь не только лапы, у них и крылья - летают, гогочут, так и шастают по сторонам. Что тут делать?
Свил Аршин верёвку да и связал всех птиц: крыло-к ноге, нога - к шее, шея - к хвосту, хвост ~ к голове. Побросал бедняг в кучу и смотрит, что дальше будет. А гуси, конечно, рвутся, дёргаются, дерутся между собой. Только пух летит,
- Нехорошо! - решил заботливый пастух. -Так ни пуха, ни пера не останется. Лучше я сам и пух выщипаю, и перья выдеру.
Что ни говори, приработок! Сказано - сделано. Ощипал, ободрал всех птиц, связал их ещё покрепче, а сам пошёл в правление требовать премии за рационализацию.
- Да ты хуже, чем хорёк, набедокурил! -раскричались колхозники.
А сын Кризаса знай своё твердит:
- Такой способ даст нам сто больших и сто малых выгод. Во-первых, гуси без перьев никуда не улетят. Во-вторых, пастух теперь может отдыхать или другим делом заниматься. В-третьих, ни одно перышко зря не пропадёт. В-четвёртых, ни один воробей из того пуха гнездо не совьёт. В-пятых, ни один жук воробьев не побоится. В-шестых, ни один сад без вредителей не останется. В-седьмых, ни один садовник бездельничать не будет...
Однако председатель не стал дожидаться, пока Аршин все выгоды перечислит, и выгнал нашего рационализатора из колхоза. А бухгалтеру велел убыток покрыть за счёт Дараты. И через суд взыскать.
Опять вернулся Аршин домой без славы и без денег, если не считать тот грош, который ему за Шари-ковы труды перепал. Да вдобавок и мать без заработка оставил.
- Что мне делать с тобой, негодником? - горько плакала Дарата. - Не котёнок ведь, в реке тебя не утопишь.
Услыхав такие слова, Аршин схватил свои трусы и мигом за дверь. Даже есть не попросил.
- Ты куда сломя голову? - крикнула мать в окно.
- Бегу учиться плавать! - ответил сын.
Мать кинулась было за ним, да разве за таким скороходом угонишься? Дарата - шаг, Аршин - два... И каждый - впятеро длинней! Остановилась мать на пригорке и предупредила сына:
- Утонешь - так и знай: домой не приходи! Тоже мне пловец выискался. Как топор на дно пойдёшь!
Махнула рукой и вернулась в избу.
Пришёл Аршин на речку, трусы надел, выломал длинную палку и стал глубину мерить. Куда ни ткнёт - везде в дно упирается. Где в илистое, а где и в каменистое.
- Что ты делаешь? - заинтересовались ребята, загоравшие на берегу.
- Плавать учусь, - отвечает Аршин и снова палку в воду суёт.
Как в горшке мешает.
- А зачем ты дно меришь?
- Мать сказала, я, как топор, на дно пойду, вот и ищу местечко, где дна нет. А то в самом деле утонуть можно!
-- Ну и дурак же ты, Аршин! -смеются ребята. - Разве так научишься? Прыгни с берега, нырни, сосчитай до двадцати, а потом вынырни и молоти изо всех сил руками и ногами. Только дольше-то под водой не сиди - утонешь!
Аршин послушался, нырнул с разбегу в самый глубокий омут и давай считать. Собьётся - снова начинает. Ребята ждут-ждут на берегу, а его всё нет и нет. Позвали взрослых, а Аршин по-прежнему не выныривает. Ни руками, ни ногами не молотит. Кончилось тем, что рыбаки его полуживого на берег вытащили, кое-как откачали. Очнулся пловец, поморгал глазами и дальше счёт ведёт:
- Одиннадцать... двенадцать... тринадцать...
Вспомнил, наконец, какое число за десятью идёт! А на четырнадцати опять сбился.
Люди подняли его и понесли домой. Семеро муж-чин с трудом тащили. Восьмой, в три погибели согнувшись, одежду нёс. Увидав это шествие, Дарата рванулась было навстречу, но только охнула и упала как подкошенная. Скончалась на месте от разрыва сердца. Один как перст остался Аршин на белом свете. Круглый сирота.
НЕ ПЕНЯЙ НА СОСЕДА, ЕСЛИ СПИШЬ ДО ОБЕДА
Целую неделю пролежал безвылазно в избе Аршин, сын Вершка, оплакивая мать, и все семь дней соседи утешали его, соседки поесть носили. Всем колхозом жалели сироту.
Но у каждого своих забот полон рот, понемногу люди стали забывать об Аршиновом горе. Голод не тётка. Видя, что никто ему завтрак в постель не принесёт, Аршин отправился в хлев - доить корову.
Поставил между ног ведро, присел на корточки и давай молоко в рукава цедить. Только струи по локтям бегут.
Корова, мух отгоняя, раз хлестнула Аршина хвостом, затем второй и третий норовит по глазам попасть. Разозлился Аршин, схватил коровий хвост и к своему ремню привязал. Морским узлом.
Корова стала отбрыкиваться от мух и ненароком задела его ногу. Даже кровь показалась. Не выдержал сын Вершка, шлёпнул в сердцах корову по спине. Бурёнка шарахнулась, опрокинула парня и во двор за ремень выволокла. Как на салазках.
Аршин руками машет, ногами сучит, никак встать не может. А ведро опрокинулось, и всё молоко пропало. В песок ушло.
Смотрит Аршин на ушибленную ногу, удивляется - корова хромает, а ему хоть бы хны. Только слезы по щекам текут: молока жалко.
Недолго думая накинул бурёнке верёвку на рога и поволок её на базар, чтобы раз и навсегда избавиться от коровы. На козу сменять.
Только коза и близко к себе его не подпускала. Бодалась, бородой трясла, а молока - ни капли. Видно, козлятам берегла.
Тогда Аршин свёл её к мяснику, а на вырученные деньги купил подсвинка. Кабанчика молодого. Но поросёнок больно прожорлив оказался: всю муку сожрал, картошку умял и вдобавок весь огород вверх дном перевернул. До самой глины докопался.
Чтобы не остаться на бобах, Аршин сменял порося на карася, а бедную рыбку кот унёс. Даже чешуи не осталось. Ничего у Аршина нет. А есть-то хочется! В животе оркестр играет.
Ходил-ходил Аршин за соседской курицей, пока та яйцо не снесла. Схватил ещё тёпленькое, прибежал на кухню, сварил, в соль макнул и целиком проглотил. Не жевавши. Но что обжоре одно яйцо? Как муха крокодилу.
Он и воду выпил, в которой яйцо варил, а всё равно не насытился. Жидковат бульончик! Брюхо по-прежнему урчит, есть просит, а в чулане хоть шаром покати: всё давно уже съедено и гусиным крылышком подметено. И в амбаре пусто. И в огороде не густо. И в хлеву никого нет. И соседскую курицу лиса утащила. Хоть плачь!
Натёр Аршин глаза луком и подался к другому соседу за угощением. Сосед же, не будь дурак, говорит лентяю:
- Наголодался?
- Наголодался, - хнычет тот.
- Очень есть хочешь?
- Ужасно, - обливается слезами попрошайка.
- А работать будешь?
- Сперва поем... - улыбается Аршин.
- Вчерашний борщ любишь?
- Да хоть и позавчерашний, - соглашается сын Вершка. - Только давай скорей!
- Ну тогда приходи завтра, сегодня нет вчерашнего, а позавчерашний только послезавтра будет, - отвечает сосед.
Проучил парня, чтобы тот, работы не сделав, плату не просил, на чужое добро не зарился, ел то, что заработает.
Вздохнул Аршин и к третьему соседу побрёл. Кричит с порога:
- Я работать пришёл!
Сосед головой покачал и спрашивает:
- А панствовать не хочешь?
- Сперва поем, а там видно будет...
- Ну нет, голубчик, на голодное брюхо даже безделяйский пан Яцкус и то сговорчивей был бы. Потерпи ещё немного.
И здесь не накормили бездельника. Не понравились панские повадки соседу. Но недаром говорится, что нужда научит обжигать горшки. Разыскал голодающий старую отцовскую удочку и отправился ловить рыбу. В колхозном пруду. Только закинул, поплавок - бульк! - и ушёл под воду: карп на крючке болтается. Чуть побольше червяка, ни жив ни мёртв от страха.
Не успел рыбак вытащить добычу, а дружинник уже тут как тут - стоит рядом и протокол составляет. Красными чернилами пишет.
- Почему, гражданин Аршин, в неположенное время удите? - спрашивает браконьера.
- Я не ужу, я только червяка топлю...
Но разве того, кто хитрей тебя, обманешь? Да ещё с красной повязкой на рукаве!
Пришлось Аршину и с удочкой проститься, и последний грош за штраф отдать. Ровно столько, сколько стоила рыбёшка.
Парень от голода на стенку лезет. Даже в брюхе перестало урчать. Живот к спине прилип. И плакать нечем.
Сидит Аршин, пригорюнясь, доброе времечко вспоминает, когда отец с матерью ещё живы были, кормили-поили сыночка, заботились о нём. Но родителей с того света не воротишь. Сам себя не накажешь тоже.
Вдруг видит Аршин, на плетне ворона сидит. Обрадовался, вырвал тычину из плетня и понёс в избу. Как дар небесный.
В это время шёл мимо колхозный кузнец Нако-валюс. Поглядел на отощавшего Аршина и спрашивает:
- Куда ты кол тащишь?
- На кухню - суп из него варить. Как-никак ворона второй день на нём клюв чистит! Сжалился кузнец над малым и говорит:
- Ты кувалду, что я тебе дарил, варить не пробовал?
- Нет ещё.
- А есть очень хочешь?
- Сперва поработаю...
- Вот это мужской разговор! -похвалил его Наковалюс.-Мне как раз помощник нужен.
- Да я за одни харчи работать буду, - обрадовался Аршин.
- Зачем же за харчи? - пожал плечами Нако-валюс. - Что заработаешь, то и твоё. Мне чужого не надобно.
Привёл Аршина в дом, отмыл его в бане, колтуны ему остриг, еду на стол поставил, но парень даже не притронулся к еде.
- Когда заработаю...
Кремень - не человек! Целый день махал дарёной кувалдой. Притомившись, лемеха точил, потом опять железо ковал, пламя в горне раздувал. Вечером умылся, причесался, а тогда уже и за стол уселся. Ужинать.
Ест, пьёт, как все люди: так, чтобы и другим осталось. Словом, от всего сердца старается, чтобы последний душевный человек от него не отвернулся, прочь не выгнал.
Про панские замашки и думать не думает.
И Я ТАМ БЫЛ...
Говорят, не прошло и трёх лет, как стал Аршин лучшим кузнецом в округе: кувалдой своей, в которой весу полпуда полфунта и ползолотника, может иголку выковать.
Если и не самую маленькую, то хотя бы среднюю. Мешки латать.
Говорят, в кузнице Аршин не так уж и велик кажется, хоть широк в плечах, высок ростом. Но не великан.
Говорят, на состязаниях деревенских богатырей Аршин два дня подряд двухпудовую гирю выжимал, не устав нисколечко, а на третий день трёхпудовкой орехи девушкам колол, ни одного ядрышка не испортив. Только скорлупу дробил.
Говорят, сейчас Аршин в вечерней школе учится - по вечерам навёрстывает то, что в свои дни не выучил. Зубрит таблицу умножения, сочинения пишет, а колхозные пионеры взяли шефство над ним и книги ему носят. Всё больше про тяжёлую атлетику.
Тренирует ребят Аршин. Учит молотом по наковальне бить.
И я в том колхозе был, мёд-пиво пил и про всё про это в колхозной стенгазете вычитал. Может, это быль, а может, и сказка. Не знаю!..
- Уж и пошутить нельзя, - сказал Аршин молнии, но только поздно было: как сквозь землю провалился грош.
Ни самому посмотреть, ни людям показать, о серьёзных покупках и думать нечего!
Наутро приходит расстроенный Аршин к своему крёстному отцу и слёзно просит:
- Дядя Амбарас, ломай пол!
- Не морочь мне голову, - отмахивается кладовщик.
- Заработок за столько лет пропал!.. Помоги достать!
- Стану я за грош колхозный склад ломать!
- А за рубль?
- Ещё подумал бы.
- А за сто рублей?
- Это другое дело.
Полдня Аршин мозгами шевелил, думал, как ему свою денежку выручить, и придумал наконец: улучив момент, стащил у кладовщика сторублёвую бумажку, сложил её вчетверо да в ту же щель засунул. И щепочкой подпихнул.
- Теперь небось и пяти досок не пожалеешь! - радостно сказал Амбарасу и побежал за ломом.
Крёстный не медля принялся за дело. Отодрал половицы, всю землю пальцами ощупал и не успокоился, пока не спрятал сотенную в карман. Аршин тоже рад-радёшенек, будто заново свой капитал обрёл, на дороге поднял.
- Давай заодно уж и крышу починим, - говорит ему Амбарас. - Смотри, как с потолка течёт. Струями вода льётся.
- Кто же в такой дождь на крышу лезет? - не соглашается крестник. И головой мотает.
- Ничего, - говорит кладовщик, - мы её после дождя починим и под каждую щель горшок поставим. С крышкой.
- А тогда уже и течь не будет, - говорит Аршин и снова монеткой балуется.
Грошик свой под потолок подбрасывает.
- Эге, да ты не так глуп, как про тебя говорят, --ухмыльнулся кладовщик, по-своему поняв парня. - Недаром я тебе на крестины овчинку подарил. В парикмахерской накрученную!
И начал уговаривать Аршина, чтобы тот навсегда при складе сторожем остался. Денег обещал не жалеть, крупы ячменной отвалить и варёных каштанов дать. Конских, прошлогодних.
Аршин и согласился. Трудно, что ли, ему человека уважить? Жалко, что ли, Амбарасова добра? Не всё ли равно, как время убить?.. А тут ещё деньги сами в руки просятся.
Сел он под тополем, в который молния била, прислонился спиной к дереву и похрапывает так, что вороны склад за три версты облетают.
А кладовщик заранее сговорился с ворами ограбить склад. Подкрались бандиты в полночь, а подойти к сторожу боятся. Страх берёт, как посмотрят на Аршиновы кулаки. Дрожь по телу, как самопал кремнёвый увидят. Поджилки трясутся, как глянут на дубовый кол, что рядом торчит. Стоит богатырю шелохнуться, как у грабителей душа в пятки.
Бежали бы от этого места куда глаза глядят. Но вор, он вор и есть: трусит, а ворует.
Вскочили они все вместе, навалились на Аршина, руки ему скрутили и голову в мешок засунули, а караульщик и не думал отбиваться. Ему как раз чудный сон снился: ленивые вареники во сне уписывал. Обчистили воры склад, всё зерно вынесли и следы свои граблями заровняли, а грабли в пруд бросили. Будто на крыльях улетели.
Аршину так уж хорошо, так уж славно в сонном царстве! И комары через мешок не кусают.
Утром примчалась милиция. Стали всех расспрашивать, допрашивать. И сторожа взяли за бока.
- Ты почему разбойникам не сопротивлялся, если у тебя в одной руке ружьё, в другой - кол дубовый? - спрашивает главный милиционер.
- Как же мне было сопротивляться, если обе руки заняты? Сами посудите!
- А почему "караул" не кричал?
- Как же мне было кричать, если рот варениками забит?
- Может быть, ты узнал кого-нибудь из них?
- Как же мне было их узнать, если они даже не поздоровались?
- Так, может, хоть заметил, куда они скрылись?
- Как же мне было заметить, куда скрылись, если я не видел, откуда они явились?
Поняли милиционеры, что от раззявы толку не добьёшься, и отпустили его с миром. Правда, на прощание сказали, что, мол, в следующий раз за такие вещи по головке не погладят: уже не маме, а самому Амбарасу отдадут на перевоспитание.
Через несколько дней зазвал кладовщик Аршина в гости. Усадил за стол, мёдом-чаем потчует, на все лады расхваливает крестника и деньги в руку ему суёт. У парня глаза на лоб:
- За что?
- За то, что молчать умеешь, - объясняет кладовщик.
С деньгами в ладони прибежал Аршин домой, схватил иголку с ниткой и перед зеркалом устроился.
- Что ты делаешь? - спрашивает мать.
- Хочу рот зашить.
- Совсем ума решился! - обомлела Дарата.
- Я не решился, - отвечает сын. - Те решились, кто за молчание большие деньги платят. Пачками в горсть суют!
Сгребла Дарата Аршинову добычу и бегом куда надо. Как на духу всё выложила.
Амбараса за решётку упрятали, а растяпе-караульщику тут же отставку дали. И ружьё отняли. Ту самую пищаль, которую дед Караулис на крестины ему дарил. Самопал кремнёвый!
КАК СВИНЬЯ ПРОВАЛИЛАСЬ В ПЕКЛО
Нигде Аршин не прижился, ничего не узнал и ничему не научился, даже собственной фамилии ни прочесть, ни написать не мог. Хуже горькой редьки осточертел колхозникам, никто с ним не связывался. Даже дети и те его не дразнили.
Аршину уже и паном быть не хочется, и бездельничать опостылело. Вроде бы старается парень, только все старания идут насмарку: люди его считают лодырем, недотёпой, гонят прочь, как последнего безделяйского пана Яцкуса. Хоть в петлю лезь!
Только и оставалось неучу пойти в свинопасы. Но Аршин и тут прославился. Как медяшка в золе блеснул.
Выгнав стадо, прилёг на меже вздремнуть, а свиньи во все стороны разбрелись - кто в бобы, кто в горох, а кто и в кукурузу. Королеву полей не пожалели.
Пастух Выгоняйла еле-еле собрал их в кучу, кое-как по пальцам на руках и ногах пересчитал, видит, что одной не хватает. Самой шкодливой.
- А ну, грамотей, поди проверь, может, обсчитался я, пропустил какую-то, просит он Аршина. Как-никак тот семь лет штаны протирал на школьной парте.
Аршин, поворчавши, встал, потянулся, пошёл к стаду и начал пальцем в воздух тыкать, приговаривая:
- Свинья, хрюшка, свиные свинки, хрюшкины подсвинки, пегая, хромая, тупорылая, вислоухая с поросятами, кабан, боров, хряк...
- Кто же так считает? - удивился пастух. - Пойди и по-человечески пересчитай, как тебя в школе учили.
- Ежели ты лучше моего умеешь, так сам и считай! - огрызнулся упрямец и снова у межи залёг.
Отдохнуть. Чуть рука не отвалилась у бедняги, пока пальцем в небо тыкал.
Выгоняйла не на шутку рассердился и решил хорошенько проучить лентяя. Подговорил подпасков свиной хвост в болото воткнуть, и будит лежебоку. Орёт благим матом:
- Вставай, Аршин, вставай, засоня! Пегая утонула! В трясину провалилась! Тот глаза продрал.
- И не хрюкнула? - спрашивает.
- Да уж хрюкала, хрюкала, только проспали мы с тобой. Бежим, может, ещё спасём! А не то достанется нам обоим от председателя. И тебя и меня на одном суку повесит.
Аршин почесал в затылке.
- А пожарникам ты звонил? - снова спрашивает.
- Звонил, звонил! Только у них машина по дороге перевернулась. Всю воду пролили. Сын Кризаса ногами подрыгал.
- А председателю сообщил?
- Сообщил, сообщил! Лапоть на ель повесил и вовсю названивал!
- Ну, коли так, придётся встать, - прочухался наконец Аршин.
Подбегают они к болоту, видят - только хвост наружу торчит. Самый кончик.
- Ты за хвост тяни, а я, когда голова покажется, за уши схвачу,-учит пастух.-Только тащи сильней!
Ухватился великан за хвост, как дёрнул - и бул-тых в болото! Вверх тормашками.
- Держи! - кричит Выгоняйла.
- Держу! - барахтается в грязище Аршин. - Держу, а где свинья-то? - И, ничего не понимая, смотрит на обрывок хвоста.
- Видать, засосало. Ох и нагорит нам теперь в конторе! Из заработка вычтут. До последней копейки высчитают.
Испугался Аршин, а сам весь мокрый, дрожит, боится, что снова голодать придётся, слезы по лицу ручьём бегут. В грязи дорожки промывают.
- Ты чего ревёшь, детина? - спросил, подъехав на мотоцикле, председатель колхоза Заседаускас.
- Как же мне не плакать? Не успел задремать, как свинья утопла. Я тащил что было мочи, но один только хвост и спас. Самый кончик...
- Так чего же ты дремал, вместо того чтобы за свиньями смотреть? нахмурился Заседаускас.
- Я думал, вы не дремлете... А иначе я бы разве осмелился? Ночами глаз не смыкал бы...
- Ах ты вон в кого метишь! - обиделся председатель. - Ну что же, я дремать не стану. Покажи-ка, что от свиньи осталось. - Взял у Аршина обрывок хвоста и сразу всё понял. - Интересно, почему у твоей свиньи хвост палёный? спрашивает ротозея.
И под нос ему тычет.
- Не иначе, как в самое пекло провалилась... - ответил Аршин, покачал головой и поплёлся к меже.
На то место, где его сермяга осталась. Долго думал председатель, к чему бы приспособить великана с карликовым умом, какую работу ему дать, чтобы он и на хлеб себе заработал, и колхозу убытка не причинил. По способностям, значит.
- Свинопас из тебя не получился, посмотрим, может, с гусями справишься, сказал Заседаускас и перевёл Аршина на другую должность.
Вместо бича хворостину дал.
Ничего не попишешь, пришлось Аршину согласиться. Согнал гусей в стаю и караулит их, глаз не сводит. Даже к воде не подпускает, чтобы, не дай бог, не утонули. Но разве один за всеми усмотришь?! У гусей ведь не только лапы, у них и крылья - летают, гогочут, так и шастают по сторонам. Что тут делать?
Свил Аршин верёвку да и связал всех птиц: крыло-к ноге, нога - к шее, шея - к хвосту, хвост ~ к голове. Побросал бедняг в кучу и смотрит, что дальше будет. А гуси, конечно, рвутся, дёргаются, дерутся между собой. Только пух летит,
- Нехорошо! - решил заботливый пастух. -Так ни пуха, ни пера не останется. Лучше я сам и пух выщипаю, и перья выдеру.
Что ни говори, приработок! Сказано - сделано. Ощипал, ободрал всех птиц, связал их ещё покрепче, а сам пошёл в правление требовать премии за рационализацию.
- Да ты хуже, чем хорёк, набедокурил! -раскричались колхозники.
А сын Кризаса знай своё твердит:
- Такой способ даст нам сто больших и сто малых выгод. Во-первых, гуси без перьев никуда не улетят. Во-вторых, пастух теперь может отдыхать или другим делом заниматься. В-третьих, ни одно перышко зря не пропадёт. В-четвёртых, ни один воробей из того пуха гнездо не совьёт. В-пятых, ни один жук воробьев не побоится. В-шестых, ни один сад без вредителей не останется. В-седьмых, ни один садовник бездельничать не будет...
Однако председатель не стал дожидаться, пока Аршин все выгоды перечислит, и выгнал нашего рационализатора из колхоза. А бухгалтеру велел убыток покрыть за счёт Дараты. И через суд взыскать.
Опять вернулся Аршин домой без славы и без денег, если не считать тот грош, который ему за Шари-ковы труды перепал. Да вдобавок и мать без заработка оставил.
- Что мне делать с тобой, негодником? - горько плакала Дарата. - Не котёнок ведь, в реке тебя не утопишь.
Услыхав такие слова, Аршин схватил свои трусы и мигом за дверь. Даже есть не попросил.
- Ты куда сломя голову? - крикнула мать в окно.
- Бегу учиться плавать! - ответил сын.
Мать кинулась было за ним, да разве за таким скороходом угонишься? Дарата - шаг, Аршин - два... И каждый - впятеро длинней! Остановилась мать на пригорке и предупредила сына:
- Утонешь - так и знай: домой не приходи! Тоже мне пловец выискался. Как топор на дно пойдёшь!
Махнула рукой и вернулась в избу.
Пришёл Аршин на речку, трусы надел, выломал длинную палку и стал глубину мерить. Куда ни ткнёт - везде в дно упирается. Где в илистое, а где и в каменистое.
- Что ты делаешь? - заинтересовались ребята, загоравшие на берегу.
- Плавать учусь, - отвечает Аршин и снова палку в воду суёт.
Как в горшке мешает.
- А зачем ты дно меришь?
- Мать сказала, я, как топор, на дно пойду, вот и ищу местечко, где дна нет. А то в самом деле утонуть можно!
-- Ну и дурак же ты, Аршин! -смеются ребята. - Разве так научишься? Прыгни с берега, нырни, сосчитай до двадцати, а потом вынырни и молоти изо всех сил руками и ногами. Только дольше-то под водой не сиди - утонешь!
Аршин послушался, нырнул с разбегу в самый глубокий омут и давай считать. Собьётся - снова начинает. Ребята ждут-ждут на берегу, а его всё нет и нет. Позвали взрослых, а Аршин по-прежнему не выныривает. Ни руками, ни ногами не молотит. Кончилось тем, что рыбаки его полуживого на берег вытащили, кое-как откачали. Очнулся пловец, поморгал глазами и дальше счёт ведёт:
- Одиннадцать... двенадцать... тринадцать...
Вспомнил, наконец, какое число за десятью идёт! А на четырнадцати опять сбился.
Люди подняли его и понесли домой. Семеро муж-чин с трудом тащили. Восьмой, в три погибели согнувшись, одежду нёс. Увидав это шествие, Дарата рванулась было навстречу, но только охнула и упала как подкошенная. Скончалась на месте от разрыва сердца. Один как перст остался Аршин на белом свете. Круглый сирота.
НЕ ПЕНЯЙ НА СОСЕДА, ЕСЛИ СПИШЬ ДО ОБЕДА
Целую неделю пролежал безвылазно в избе Аршин, сын Вершка, оплакивая мать, и все семь дней соседи утешали его, соседки поесть носили. Всем колхозом жалели сироту.
Но у каждого своих забот полон рот, понемногу люди стали забывать об Аршиновом горе. Голод не тётка. Видя, что никто ему завтрак в постель не принесёт, Аршин отправился в хлев - доить корову.
Поставил между ног ведро, присел на корточки и давай молоко в рукава цедить. Только струи по локтям бегут.
Корова, мух отгоняя, раз хлестнула Аршина хвостом, затем второй и третий норовит по глазам попасть. Разозлился Аршин, схватил коровий хвост и к своему ремню привязал. Морским узлом.
Корова стала отбрыкиваться от мух и ненароком задела его ногу. Даже кровь показалась. Не выдержал сын Вершка, шлёпнул в сердцах корову по спине. Бурёнка шарахнулась, опрокинула парня и во двор за ремень выволокла. Как на салазках.
Аршин руками машет, ногами сучит, никак встать не может. А ведро опрокинулось, и всё молоко пропало. В песок ушло.
Смотрит Аршин на ушибленную ногу, удивляется - корова хромает, а ему хоть бы хны. Только слезы по щекам текут: молока жалко.
Недолго думая накинул бурёнке верёвку на рога и поволок её на базар, чтобы раз и навсегда избавиться от коровы. На козу сменять.
Только коза и близко к себе его не подпускала. Бодалась, бородой трясла, а молока - ни капли. Видно, козлятам берегла.
Тогда Аршин свёл её к мяснику, а на вырученные деньги купил подсвинка. Кабанчика молодого. Но поросёнок больно прожорлив оказался: всю муку сожрал, картошку умял и вдобавок весь огород вверх дном перевернул. До самой глины докопался.
Чтобы не остаться на бобах, Аршин сменял порося на карася, а бедную рыбку кот унёс. Даже чешуи не осталось. Ничего у Аршина нет. А есть-то хочется! В животе оркестр играет.
Ходил-ходил Аршин за соседской курицей, пока та яйцо не снесла. Схватил ещё тёпленькое, прибежал на кухню, сварил, в соль макнул и целиком проглотил. Не жевавши. Но что обжоре одно яйцо? Как муха крокодилу.
Он и воду выпил, в которой яйцо варил, а всё равно не насытился. Жидковат бульончик! Брюхо по-прежнему урчит, есть просит, а в чулане хоть шаром покати: всё давно уже съедено и гусиным крылышком подметено. И в амбаре пусто. И в огороде не густо. И в хлеву никого нет. И соседскую курицу лиса утащила. Хоть плачь!
Натёр Аршин глаза луком и подался к другому соседу за угощением. Сосед же, не будь дурак, говорит лентяю:
- Наголодался?
- Наголодался, - хнычет тот.
- Очень есть хочешь?
- Ужасно, - обливается слезами попрошайка.
- А работать будешь?
- Сперва поем... - улыбается Аршин.
- Вчерашний борщ любишь?
- Да хоть и позавчерашний, - соглашается сын Вершка. - Только давай скорей!
- Ну тогда приходи завтра, сегодня нет вчерашнего, а позавчерашний только послезавтра будет, - отвечает сосед.
Проучил парня, чтобы тот, работы не сделав, плату не просил, на чужое добро не зарился, ел то, что заработает.
Вздохнул Аршин и к третьему соседу побрёл. Кричит с порога:
- Я работать пришёл!
Сосед головой покачал и спрашивает:
- А панствовать не хочешь?
- Сперва поем, а там видно будет...
- Ну нет, голубчик, на голодное брюхо даже безделяйский пан Яцкус и то сговорчивей был бы. Потерпи ещё немного.
И здесь не накормили бездельника. Не понравились панские повадки соседу. Но недаром говорится, что нужда научит обжигать горшки. Разыскал голодающий старую отцовскую удочку и отправился ловить рыбу. В колхозном пруду. Только закинул, поплавок - бульк! - и ушёл под воду: карп на крючке болтается. Чуть побольше червяка, ни жив ни мёртв от страха.
Не успел рыбак вытащить добычу, а дружинник уже тут как тут - стоит рядом и протокол составляет. Красными чернилами пишет.
- Почему, гражданин Аршин, в неположенное время удите? - спрашивает браконьера.
- Я не ужу, я только червяка топлю...
Но разве того, кто хитрей тебя, обманешь? Да ещё с красной повязкой на рукаве!
Пришлось Аршину и с удочкой проститься, и последний грош за штраф отдать. Ровно столько, сколько стоила рыбёшка.
Парень от голода на стенку лезет. Даже в брюхе перестало урчать. Живот к спине прилип. И плакать нечем.
Сидит Аршин, пригорюнясь, доброе времечко вспоминает, когда отец с матерью ещё живы были, кормили-поили сыночка, заботились о нём. Но родителей с того света не воротишь. Сам себя не накажешь тоже.
Вдруг видит Аршин, на плетне ворона сидит. Обрадовался, вырвал тычину из плетня и понёс в избу. Как дар небесный.
В это время шёл мимо колхозный кузнец Нако-валюс. Поглядел на отощавшего Аршина и спрашивает:
- Куда ты кол тащишь?
- На кухню - суп из него варить. Как-никак ворона второй день на нём клюв чистит! Сжалился кузнец над малым и говорит:
- Ты кувалду, что я тебе дарил, варить не пробовал?
- Нет ещё.
- А есть очень хочешь?
- Сперва поработаю...
- Вот это мужской разговор! -похвалил его Наковалюс.-Мне как раз помощник нужен.
- Да я за одни харчи работать буду, - обрадовался Аршин.
- Зачем же за харчи? - пожал плечами Нако-валюс. - Что заработаешь, то и твоё. Мне чужого не надобно.
Привёл Аршина в дом, отмыл его в бане, колтуны ему остриг, еду на стол поставил, но парень даже не притронулся к еде.
- Когда заработаю...
Кремень - не человек! Целый день махал дарёной кувалдой. Притомившись, лемеха точил, потом опять железо ковал, пламя в горне раздувал. Вечером умылся, причесался, а тогда уже и за стол уселся. Ужинать.
Ест, пьёт, как все люди: так, чтобы и другим осталось. Словом, от всего сердца старается, чтобы последний душевный человек от него не отвернулся, прочь не выгнал.
Про панские замашки и думать не думает.
И Я ТАМ БЫЛ...
Говорят, не прошло и трёх лет, как стал Аршин лучшим кузнецом в округе: кувалдой своей, в которой весу полпуда полфунта и ползолотника, может иголку выковать.
Если и не самую маленькую, то хотя бы среднюю. Мешки латать.
Говорят, в кузнице Аршин не так уж и велик кажется, хоть широк в плечах, высок ростом. Но не великан.
Говорят, на состязаниях деревенских богатырей Аршин два дня подряд двухпудовую гирю выжимал, не устав нисколечко, а на третий день трёхпудовкой орехи девушкам колол, ни одного ядрышка не испортив. Только скорлупу дробил.
Говорят, сейчас Аршин в вечерней школе учится - по вечерам навёрстывает то, что в свои дни не выучил. Зубрит таблицу умножения, сочинения пишет, а колхозные пионеры взяли шефство над ним и книги ему носят. Всё больше про тяжёлую атлетику.
Тренирует ребят Аршин. Учит молотом по наковальне бить.
И я в том колхозе был, мёд-пиво пил и про всё про это в колхозной стенгазете вычитал. Может, это быль, а может, и сказка. Не знаю!..