И эти клеем смазанные ветви
Решил покинуть я при виде света.
Пленен лучами сладостного света,
Великие преодолел я горы,
Чтобы любимые увидеть ветви;
Теперь же краткий век, места и время
Иной стезей зовут меня на небо
И ждут плодов - не все ж цветы и листья.
Другие листья, блеск другого света,
Другой на небо путь, другие горы
Искать мне время и другие ветви.
Не столь морскими существами волны
Населены, и небо над луною
Не столь усеяно звездами ночью,
Не столь обильны птицами дубровы
И травами - поляна или берег,
Сколь это сердце - думами под вечер.
Мне все желанней мой последний вечер,
Что у живой земли отнимет волны
И сон дарует мне и тихий берег:
Никто несчастней не был под луною,
Чем я, - тому свидетели дубровы,
В которых я блуждаю днем и ночью.
Я отдыха не знаю долгой ночью,
Вздыхаю - утро на дворе иль вечер,
Амуром превращен в жильца дубровы.
Покой найду, когда иссохнут волны,
И солнце поменяется с луною
Лучами, и увянет вешний берег.
Рождает боль живую каждый берег,
Я днем бреду в раздумьях, плачу ночью,
Не превзойден превратною луною.
Едва заря погаснет, что ни вечер
Вздыхает грудь, из глаз струятся волны,
Которым смыть под силу и дубровы.
Враждебны города, но не дубровы
Для дум, приют которых - этот берег
Высокий, где живые льются волны,
Когда я плачу безмятежной ночью,
И я на день не променяю вечер,
Не предпочту денницу пред луною.
Блажен пастух, что был любим Луною!
Мне спать бы рядом с ним в тени дубровы,
И та, кто близит мой последний вечер,
С Амуром и Луной на этот берег
Хоть до рассвета пусть пришла бы ночью,
А солнце бы навеки скрыли волны.
Ты завтра узришь волны под луною,
Родившаяся ночью песнь дубровы,
Ступив на берег дорогой под вечер.
Как быть, Амур? Печали нет предела.
О смерти мысль лелею:
Покинула Мадонна этот свет -
И сердце мне вернуть не захотела,
И ради встречи с нею
Прервать пора чреду жестоких лет.
Увы, надежды нет
При жизни положить конец разлуке.
Она ушла - и в муки
Отрады тайные превращены,
И безутешных слез глаза полны.
Ты знаешь о моей жестокой были,
О муке безысходной -
И ты меня жалеешь в первый раз,
Вернее - нас, ведь мы ладью разбили
О тот же риф подводный
И в темноте остались в тот же час.
Опишет ли рассказ
Мои страданья, им не уступая?
И ты, юдоль слепая,
Со мною плакать день и ночь должна,
Сокровища такого лишена.
Твоя единственная слава пала,
Но, мир неблагодарный,
Ты не заметил. Недостоин ты,
Чтобы Мадонна по земле ступала,
Затем что лучезарной
Небесной недостоин красоты.
А я из пустоты,
Которая вокруг простерлась грозно,
Зову Мадонну слезно,
От стольких упований сохранив
Лишь слезы, - только ими я и жив.
Стал горстью праха лик ее цветущий,
Что от всего земного
Нас отвлекал, но тлению чужда
Ее душа - под сенью райских кущей,
Свободна от покрова,
Что был на ней недолгие года;
И час пробьет, когда
Она, пленяя нас другим нарядом,
Предстанет нашим взглядам,
Святою, вечной красотой светла
И потому прекрасней, чем была.
Отрадою для мысленного взора
Там, где она желанна,
Мадонна благосклонно предстает;
И в гордом имени моя опора,
Звучащем постоянно
В груди моей, - мой сладостный оплот.
Амур меня поймет,
Он замечает - я не тот, что прежде:
Пришел конец надежде;
Но я надеюсь, что моя тоска
Видна и той, что к правде так близка.
Вы, дамы, что ее небесной статью
И жизнью восторгались
И юной грациозной красотой, -
Мне будет состраданье благодатью,
Как вы уже, наверно, догадались,
Но сострадание не нужно той,
Что обрела покой;
А я остался здесь, на поле сечи,
В душе внимая речи
Амура, - мне бы узел разрубить,
Но рад Амур меня разубедить:
"Покончи с болью, грудь твою сдавившей,
Ведь рай перед душою,
Не в меру страсти преданной, закрыт.
Мадонну почитают опочившей
Все, кроме нас с тобою.
Поверь, она к тебе благоволит,
И, зная, что звучит
В подлунной песнь, что славу ей приносит,
Она, вздыхая, просит,
Чтоб ты любви последний отдал долг -
Чтоб голос твой по-прежнему не молк".
Разумно сторонись
Веселых, не в пример тебе, компаний,
Но не беги страданий.
Напутственные не забудь слова,
Канцона, безутешная вдова.
Бывало, дней моих живой родник
Мне часто приходилось покидать,
И бог любви не видел большей муки.
И на земле, и среди волн привык
Я сердце безутешное питать
Надеждою и памятью в разлуке.
Бросаю меч и поднимаю руки
Перед лицом Судьбы: увы, она
В минуту погубила упованья,
Одни воспоминанья
Душе оставя, и душа должна
Жить только ими, вечно голодна.
Как скороход без пищи, без питья
Влачится, спотыкаясь на ходу,
Через холмы, равниною, чащобой, -
Не так ли с той поры, как жизнь моя
Утратила волшебную еду,
В которую впилась - не дай, попробуй! -
Та, что при слове "жизнь" пылает злобой,
Я не могу бессилье превозмочь?
И рад бы смерти, и боюсь, что рано.
Как пелена тумана
Бежит от ветра яростного прочь,
Бегу из мира в гробовую ночь.
Амур свидетель: вряд ли дорожить
Я стал бы жизнью, если бы не та,
Кого мы оба светом величали.
Но срок пришел ее душе ожить
На небе, и с тех пор мечта моя -
Спешить за ней, чтоб нас не разлучали
Случайности. Однако плен печали
Мне предстоял - ведь я не разгадал
Другой совет Амура в милом взоре.
О горе мне! О горе!
Бывало, мир несчастным покидал,
Кто умереть счастливым опоздал.
В глазах, что были сердцу моему
Обителью, пока ревнивый Рок
Его оттуда злобно не изринул,
Амур с прискорбьем начертал, чему
Желаньем долгим я себя обрек,
Какой в прощальный день я жребий вынул.
О, если бы я этот мир покинул,
Покуда жизнь моя жива была!
Но Смерть пришла - и ей закрыла вежды.
О тщетные надежды!
Земля мое сокровище взяла.
Я жив, но жизнь без милой немила.
Плохую службу мне не сослужи,
Мой бедный разум, не оставь меня
В минуту рокового помраченья,
Прочел бы я во взоре госпожи:
"Ты на пороге горестного дня,
Отрады - в прошлом, впереди - мученья" -
И был бы рад земного облаченья
Лишиться первым и, освобожден
От ненавистной тесноты телесной,
В обители небесной
Увидел бы, что пуст Мадонны трон.
Но нет, - уйду, годами убелен.
Канцона, всем влюбленным говори:
"Ты счастлив? Так умри,
Пока тебе твой путь подлунный дорог,
И не ищи весомых отговорок".
Удел счастливый мой, пора блаженства,
Златые дни, безоблачные ночи,
И вздохи нежные, и сладость лада
Моих латинских строф и новых песен
Внезапно вылились в печаль и в слезы,
И немила мне жизнь, и жажду смерти.
Жестокой, злой, неумолимой Смерти
Я говорю: Лишив меня блаженства,
Ты сделала моим уделом слезы,
И мрачны дни мои, унылы ночи.
Мучительные вздохи - не для песен,
И скорбь, моя сильней любого лада.
Где признаки утраченного лада?
В словах о муках, в помыслах о смерти.
Где пламя строф, где жар любовных песен,
В которых сердца чуткого блаженство?
Где о любви слова под сенью ночи?
И на устах и в думах - только слезы.
Мечта когда-то порождала слезы,
А сладостные слезы - сладость лада,
И, плача, долгие не спал я ночи,
Тогда как нынче слезы горше смерти,
Закрывшей взгляд, исполненный блаженства, -
Высокое начало низких песен.
Прекрасный взор, предмет любовных песен,
В последних песнях заменили слезы
Воспоминаний о поре блаженства,
И мысль рождает перемену лада,
И без конца взываю к бледной Смерти:
Прерви мои мучительные ночи!
Покинул сон томительные ночи,
Глухие звуки - новый признак песен,
В которых говорится лишь о смерти,
И что ни песня - в каждой слышны слезы.
Изменчивее не бывает лада
В стране любви, где начал я с блаженства.
Никто не знал подобного блаженства,
Никто сильней не страждет дни и ночи.
Двойная боль двойного просит лада,
Рождающего звуки скорбных песен.
Надежду прежних дней сменили слезы,
И смерть одна - лекарство против Смерти.
Убитый смертью, только волей Смерти
Увижу лик в обители блаженства,
Что вздохи делал сладкими и слезы -
Зефир и дождь под сенью нежной ночи:
Из светлых мыслей ткал я строфы песен
Любовного, возвышенного лада.
Когда, найдя опору в скорби лада,
Лауру смог бы я отнять у Смерти,
Как милую - Орфей звучаньем песен,
Я прежнее бы испытал блаженство!
А не найду - пусть мрак ближайшей ночи,
Закрыв истоки, остановит слезы.
Амур, уж много лет, как льются слезы,
Как скорбного не оставляю лада,
На лучшие не уповая ночи.
Поэтому я и взываю к Смерти
С мольбою взять меня в приют блаженства,
К той, без которой плачут строфы песен.
Взлети слова моих усталых песен
Туда, где неизвестны гнев и слезы,
Она, чья красота - небес блаженство,
Тотчас же новизну заметит лада,
Неузнаваемого волей Смерти,
Оставившей меня во мраке ночи.
Вы, кто в безоблачные верит ночи,
Кто пишет сам иль ждет любовных песен,
Глухой к моей мольбе скажите Смерти,
Страданий порту, где излишни слезы, -
Пусть отрешится от былого лада,
Что всех печалит, мне ж сулит блаженство.
Сулит блаженство после долгой ночи:
И лада скорбь, и безысходность песен,
И слезы - все уйдет с приходом Смерти.
Когда мой нежный, верный мой оплот,
Чтоб тяжких дней моих ослабить муку,
По левую стоит над ложем руку
И речь свою премудрую ведет,
Я с трепетом дерзаю в свой черед
Спросить: "Откуда ты, душа благая?"
Ветвь пальмы прижимая
И лавра ветвь к груди, она в ответ:
"Сюда, на этот свет
Я поспешила с неба эмпирея,
Тебя, мой безутешный друг, жалея".
Ответом ей - мой благодарный взор.
"Но для меня, - я говорю, - задача,
Что послужило знаком..." - "Волны плача,
Неиссякаемые с неких пор,
И вздохи, одолев такой простор,
Смущают мой покой в святом пределе.
Послушай, неужели
Ты огорчен, что я из мира зла
В мир лучший перешла?
Ты был бы этим счастлив беспримерно,
Любя меня признаньям соразмерно".
"Я плачу о себе, вообрази,
Лишь о себе, на муки обреченном,
Что ты взошла на небо, убежденном,
Как в том, что видит человек вблизи.
Господь бы не явил благой стези
Особе юной, полн благоволенья.
Будь вечного спасенья
Ты недостойна, редкая душа,
Что вознеслась спеша,
Свободна от одежд, в приют блаженства,
Высокое мерило совершенства.
Что, одинокому, помимо слез,
Мне остается при моем уделе?
Милей угаснуть было в колыбели,
Дабы не стать рабом любовных грез!"
"Зачем терзаться? - слышу я вопрос. -
Ты лучше бы крылам себя доверил
И суету измерил,
И этот плач любовный - тот же прах! -
На правильных весах
И радостно последовал за мною,
Вознагражден из двух ветвей одною".
"Нельзя ли мне, - я говорю тогда, -
Узнать, что ветви означают эти?"
Она: "Ты не нуждаешься в ответе,
Ты, чьим пером одна из них горда.
Победы символ - пальма. Навсегда
Над миром и собою одержала
Я верх и лавр стяжала,
Триумфа знак. Всевышний и тебе
С соблазнами в борьбе
Поможет, и, найдя защиту в Боге,
Найдешь меня в конце твоей дороги".
"Ужели очи вижу наяву,
Что солнцем были мне, и те же косы,
Чей пленник я?" - "Подобные вопросы
Напоминают глупую молву.
Бесплотная, на небе я живу;
Что ищешь ты, давно землею стало,
Но я тебе предстала
Такою, чтобы скорбь прошла твоя,
И верь, что стану я
Еще прекрасней и тебе дороже,
Тебя да и себя спасая тоже".
Я плачу, и она
Мне вытирает терпеливо щеки.
И вновь звучат упреки -
И камень был бы ими сокрушен.
И вдруг исчезли - и она, и сон.
На жизнь Мадонны Лауры
С. 21. Был день, в который... - Петрарка имеет в виду Страстною пятницу
(6 апреля 1327 г.), когда он впервые встретил Лауру.
...Скорбя, померкло Солнце... - Согласно преданию, в день распятия
Христа "померкло солнце".
...Добро одних над злом других подняв... - Речь идет о планетах Юпитер
и Марс, иначе говоря, о торжестве благого начала (Юпитер) над злым (Марс).
...И рыбаков Петра и Иоанна... - По преданию, Петр и Иоанн были
рыбаками...
...И ныне городку... - Речь идет о селении Комон, где родилась Лаура.
С. 22. Сонет построен на восхвалении не только имени Лауры, но даже
слогов, его составляющих.
С. 23. С тобой, мой друг... - Сонет явно обращен к какому-то
конкретному лицу, которое, однако, Петрарка не пожелал назвать.
С. 30. Сонет XXV адресован другу-поэту, отошедшему от любовной лирики и
вновь к ней вернувшемуся.
Сонет XXVI обращен к тому же другу-поэту.
С. 31. Благой король... - французский король Филипп VI.
...на чьем челе корона // Наследная... - то есть корона Карла IV. Далее
речь идет о крестовом походе 1333 года. Под "безжалостными сатрапами
Вавилона" подразумеваются сатрапы Багдадского падишаха.
...Что Божий самый ревностный слуга... - папа Иоанн XXII.
...Твой нежный агнец... - подразумевается Агнесса Колонна.
...в троице планет... - по тогдашней космогонии: Луна, Меркурий и
Венера.
С. 32. А свет звезды, что немила Юноне... - свет Венеры.
С. 33. Коль скоро, Аполлон, прекрасный пыл... - пыл (любовь) к Дафне.
...Когда ты жил среди простого люда... - Речь идет об изгнании Аполлона
с Олимпа.
...Она сидит на травке - наше чудо, // Сама сплетая над собою сень. -
Подразумеваются сразу и Дафна (возлюбленная Аполлона) и Лаура (возлюбленная
Петрарки), обе они уподобляются вечнозеленому лавру.
С. 34. Нет, Орсо... - Сонет посвящен Орсо дель Ангаллара.
С. 35. Сонет XXXIX посвящен Джованни Колонна, и речь в нем идет о
предполагавшейся встрече автора с этим кардиналом весной 1337 года. Однако
боязнь повстречаться с Лаурой удерживает поэта.
Когда Амур иль Смерть в средине слова // Начатой мною ткани не
порвут... - Речь идет о новом сочинении, над которым Петрарка в ту пору
работал (предположительно над "Африкой" или "Жизнеописанием знаменитых
мужей").
Но часто мне для моего труда // Недостает благословенных нитей, //
Которые мне Ливии мог бы дать. - Как явствует из заключительного следующего
терцета, речь вдет о манускрипте, который Петрарка просил своего адресата
(предположительно Джакомо Колонна или Джованни Колонна) прислать для работы.
О том, что Петрарка просил прислать именно Тита Ливия, в оригинале не
сказано. Это - предположение переводчика. Вероятнее, что под mio dilecto
padre (любимый мой отец) оригинала скрыт св. Августин, а не Тит Ливий.
С. 36. Когда из рощи Дафна прочь уйдет... - Под метафорической Дафной
скрывается Лаура. Сонет написан по случаю отъезда Лауры в июле 1336 года; в
тот день разразилась сильная гроза.
Вместе с предыдущим сонет XLII образует определенное поэтическое
единство,
...В глубинах Монджибелло труд замрет // Хромого Сицилийца-великана. -
Согласно мифу, кузница Вулкана находилась в Монджибелло (вулкан Этна) или на
острове Липари.
...И с ним Юнона вновь благоуханна. - Юнона - сестра Вулкана. В данном
случае - олицетворение воздуха.
С. 37. Латоны сын с небесного балкона... - то есть бог солнца Аполлон.
...Ту, по которой, как другой сейчас... - Под "той" подразумевается
Дафна, в которую был влюблен Аполлон.
Кто, проявив неумолимый нрав... - Речь идет о Юлии Цезаре, всплакнувшем
над головой Помпея, разбитого им при Фарсале.
...И тот, кто был сильней, чем Голиаф... - то есть Давид, рыдавший над
трупом мятежного сына Авессалома и трупом своего гонителя Саула.
С. 38. Мой постоянный недоброжелатель... - зеркало.
Хоть нет на свете трав, достойных стать // Цветку неповторимому
оправой. - В переводе несколько приподнято. В оригинале проще:
растительность недостойна такого красивого цветка. Вот смысл уподобления
Лауры Нарциссу,
И золото, и жемчуг, и лютеет... - Петрарка ревнует к украшениям Лауры,
ревнует к зеркалу, в которое она смотрится.
С. 40, ...Спасающейся Дафны превращенье... - то есть превращение в
лавр. Как и в ряде других сонетов, тут с Дафной идентифицируется Лаура.
...И не был бы с усталым старцем схож, // Гигантской тенью застившим
Марокко. - Под "усталым старцем" подразумевается мифологический Атлант,
превратившийся под взглядом Медузы в одноименную гору.
С. 41. Скорей... там, где две реки, // Евфрат и Тигр, влачат свои
извивы // Из одного истока, Феб зайдет... - Смысл этого стихотворного
пассажа таков: "скорее солнце зайдет на Востоке".
С. 42. На первый дар, синьор мой, отдохнуть... - Сонет обращен к
Агапито Колонна при посылке ему даров. Из дальнейших строк следует, что
Петрарка посылал своему знакомцу подушку, рукопись морального или
философского содержания и кубок. Агапито Колонна доводился родным братом
кардиналу Джованни и епископу Джакомо, друзьям Петрарки.
С. 43. В первом четверостишии этого сонета (LXI) Петрарка благословляет
время и место (Прованс, Авиньон, церковь св. Клары), где он впервые встретил
Лауру.
Одиннадцатый на исходе год... - Сонет написан 6 апреля 1358 года, в
одиннадцатую годовщину встречи с Лаурой.
С. 44. ...Из груди, где разросся лавр младой // Листвой любви... -
обычное в сборнике отождествление Лауры с лавром.
Нет, не о том, чтоб в сердце у меня // Умерить пламя... - Почти
буквальная цитата из Данте ("Чистилище", VIII, 84).
С. 45. Завидев левый берег в Тирренском море... - если ехать из
Прованса в Италию.
С. 45. К кому обращен этот LXV1II сонет, точно не установлено.
Предполагают, что к римскому приятелю Петрарки Орсо дель Ангилара (или к
Стефано Колонна).
Священный город ваш... - Рим.
С. 47. ...Оружие, что точит мой тиран... - то есть Амур.
С. 48. Меж созданных великим Поликлетом... - к портрету Лауры работы
Симоне Мартини.
С. 50. ...Жестокий луч еще согреет грудь... - Глаза Лауры уподобляются
лучу.
С. 53. ...Стереть с лица следы неравной схватки... - схватки с Амуром.
С. 54. Сонет XCI, по всей вероятности, посвящен брату поэта Герардо по
случаю смерти его возлюбленной,
С. 55. Рыдайте, дамы. Пусть Амур заплачет - сонет написан на смерть
поэта Чино да Пистойя (ок. 1270-ок. 1337), друга Данте.
Рыдай, Пистойя, вероломный град... - Пистойя названа вероломной за то,
что в 1301 году изгнала Чино как сторонника партии черных гвельфов.
С. 56. Когда бы чувства, полнящие грудь... - Петрарка сетует на то, что
его верность Лауре приносит ему только боль. А вот верность апостола Петра и
Марии Магдалины Христу доставила им прощение и любовь.
С. 58. Любезный Орсо, вашего коня... - Посвящен Орсо дель Ангиллара,
который не смог принять участие в турнире,
Надежды лгут, и, в торжестве обмана... - Сонет относят к Джованни
Колонна ди Сан Вито, который собирался принять монашество.
С. 59. И то окно светила моего... - В первом четверостишии Петрарка
говорит о двух солнцах - о Лауре и солнце настоящем.
...И место, и пора жестокой встречи... - авиньонская церковь св. Клары.
С. 60. Когда поднес, решившись на измену, // Главу Помпея Риму
Птолемей... - Комментаторы полагают, что сонет, судя по его нарочитой
учености, откосится к раннему периоду творчества Петрарки. Основываясь на
свидетельствах Лукавя. Петрарка говорит о притворстве Цезаря. Далее
рассказывается о притворстве Ганнибала, после поражения во второй Пунической
войне.
Успеха Ганнибал, победе рад... - Сонет посвящен молодому Стефано
Колонна, разбившему 22 мая 1333 года войско Орсини под Сан-Чезарио.
Медведица, лишившись медвежат... - В гербе Орсини имеется изображение
медведицы. Тут намек на поражение при Сан-Чезарио.
С. 61. Пандольфо, и в неопытные лета... - Сонет посвящен Пандольфо
Малатеста, владетельному синьору Римини.
Кто Африканца, Павла и Марцелла... - "Африканец" - Сципион Африканский;
Павел - Павел Эмилий победитель македонцев в битве 168 г. до н. э.; Марцелл
- римский консул, сражавшийся с Ганнибалом.
С. 62. Благое место, где в один из дней... - Сонет посвящен другу
Петрарки Сеннуччо дель Бене. Ему же посвящены следующие сонеты - CXII и
CXIII.
С. 65. Безбожный Вавилон, откуда скрылось... - Под Вавилоном
подразумевается Авиньон, где находился папский двор. Этому Новому Вавилону
противопоставляется Воклюз и уединенная жизнь.
Меж двух влюбленных Донна шла... - то есть между Аполлоном и Петраркой.
С. 66. ...На Рим лицо, а к Вавилону спину... - то есть к Авиньону.
С. 67. Узнав из ваших полных скорби строк... - Сонет посвящен Антонию
да Феррара, который, поверив в слухи о смерти Петрарки, написал по этому
поводу скорбные стихи.
С. 68. Семнадцать лет, вращаясь, небосвод... - Течь идет об очередной
годовщине первой встречи с Лаурой.
Сменить привычку - говорит народ - // Трудней, чем шерсть! - В
буквальном переводе латинская поговорка звучит так: "Волк меняет шерсть, но
не умысел".
Внезапную ту бледность, что за миг... - Сонет на расставание с Лаурой
по случаю своего отъезда в Рим для венчания лавровым венком (1341 г.?).
С. 72. Что ж, в том же духе продолжай... - Этот - как и два следующих
сонета (CXXXVII и CXXXVIII) - направлен против папского двора в Авиньоне.
...Презренная раба вина... - По утверждению Петрарки, папским
придворным так нравилось французское вино, что они не хотели перебираться
обратно в Рим.
...Венеру с Вакхом, Зевса и Палладу... - Здесь переводчик не совсем
точен: в оригинале сказано, что "новый Вавилон" стал предпочитать Венеру и
Вакха Зевсу и Палладе, то есть любострастие и вино божественной воле и
мудрости.
...Вот нового султана видит око... - то есть нового папу, и далее под
Багдадом подразумевается Рим, в который новый папа снова перенесет столицу
христианского мира.
С. 73. Богатств приблудных? Константина ль чаешь? - Существует
несколько толкований этого не совсем ясного в оригинале места. Наиболее
убедительным представляется следующее: император Константин (274-337 гг.),
сделавший христианство государственной религией и тем самым положивший
начало обогащению церкви, навлек на себя священный гнев.
Когда желанье расправляет крылья... - Сонет обращен к друзьям, монахам
обители Монтре, среди которых был и брат Петрарки Герардо.
...В Египет - я, оно - в Ерусалим. - Эта петрарковская символика
расшифровывается: я - в рабство (Авиньон), оно - на свободу (благословенный
город).
С. 75. И солнце при безоблачной погоде... - Сонет обращен к Сеннуччо
дель Бене.
С. 76. Фула, Бактр, Кальпа, Танаис, Олимп, Атлас. - Петрарка
перечисляет отдаленнейшие, по тогдашним географическим понятиям, точки. В
последнем терцете он ограничивает сферу распространения своих песен Альпами
и Средиземным морем, то есть Италией.
С. 86. Быть верным бы пещере Аполлона... - Сонет целиком построен на
иносказании. Общий смысл его таков: когда б я оставался верен латинской музе
(то есть писал бы латинские стихи, которые Петрарка всегда считал для себя
Решил покинуть я при виде света.
Пленен лучами сладостного света,
Великие преодолел я горы,
Чтобы любимые увидеть ветви;
Теперь же краткий век, места и время
Иной стезей зовут меня на небо
И ждут плодов - не все ж цветы и листья.
Другие листья, блеск другого света,
Другой на небо путь, другие горы
Искать мне время и другие ветви.
Не столь морскими существами волны
Населены, и небо над луною
Не столь усеяно звездами ночью,
Не столь обильны птицами дубровы
И травами - поляна или берег,
Сколь это сердце - думами под вечер.
Мне все желанней мой последний вечер,
Что у живой земли отнимет волны
И сон дарует мне и тихий берег:
Никто несчастней не был под луною,
Чем я, - тому свидетели дубровы,
В которых я блуждаю днем и ночью.
Я отдыха не знаю долгой ночью,
Вздыхаю - утро на дворе иль вечер,
Амуром превращен в жильца дубровы.
Покой найду, когда иссохнут волны,
И солнце поменяется с луною
Лучами, и увянет вешний берег.
Рождает боль живую каждый берег,
Я днем бреду в раздумьях, плачу ночью,
Не превзойден превратною луною.
Едва заря погаснет, что ни вечер
Вздыхает грудь, из глаз струятся волны,
Которым смыть под силу и дубровы.
Враждебны города, но не дубровы
Для дум, приют которых - этот берег
Высокий, где живые льются волны,
Когда я плачу безмятежной ночью,
И я на день не променяю вечер,
Не предпочту денницу пред луною.
Блажен пастух, что был любим Луною!
Мне спать бы рядом с ним в тени дубровы,
И та, кто близит мой последний вечер,
С Амуром и Луной на этот берег
Хоть до рассвета пусть пришла бы ночью,
А солнце бы навеки скрыли волны.
Ты завтра узришь волны под луною,
Родившаяся ночью песнь дубровы,
Ступив на берег дорогой под вечер.
Как быть, Амур? Печали нет предела.
О смерти мысль лелею:
Покинула Мадонна этот свет -
И сердце мне вернуть не захотела,
И ради встречи с нею
Прервать пора чреду жестоких лет.
Увы, надежды нет
При жизни положить конец разлуке.
Она ушла - и в муки
Отрады тайные превращены,
И безутешных слез глаза полны.
Ты знаешь о моей жестокой были,
О муке безысходной -
И ты меня жалеешь в первый раз,
Вернее - нас, ведь мы ладью разбили
О тот же риф подводный
И в темноте остались в тот же час.
Опишет ли рассказ
Мои страданья, им не уступая?
И ты, юдоль слепая,
Со мною плакать день и ночь должна,
Сокровища такого лишена.
Твоя единственная слава пала,
Но, мир неблагодарный,
Ты не заметил. Недостоин ты,
Чтобы Мадонна по земле ступала,
Затем что лучезарной
Небесной недостоин красоты.
А я из пустоты,
Которая вокруг простерлась грозно,
Зову Мадонну слезно,
От стольких упований сохранив
Лишь слезы, - только ими я и жив.
Стал горстью праха лик ее цветущий,
Что от всего земного
Нас отвлекал, но тлению чужда
Ее душа - под сенью райских кущей,
Свободна от покрова,
Что был на ней недолгие года;
И час пробьет, когда
Она, пленяя нас другим нарядом,
Предстанет нашим взглядам,
Святою, вечной красотой светла
И потому прекрасней, чем была.
Отрадою для мысленного взора
Там, где она желанна,
Мадонна благосклонно предстает;
И в гордом имени моя опора,
Звучащем постоянно
В груди моей, - мой сладостный оплот.
Амур меня поймет,
Он замечает - я не тот, что прежде:
Пришел конец надежде;
Но я надеюсь, что моя тоска
Видна и той, что к правде так близка.
Вы, дамы, что ее небесной статью
И жизнью восторгались
И юной грациозной красотой, -
Мне будет состраданье благодатью,
Как вы уже, наверно, догадались,
Но сострадание не нужно той,
Что обрела покой;
А я остался здесь, на поле сечи,
В душе внимая речи
Амура, - мне бы узел разрубить,
Но рад Амур меня разубедить:
"Покончи с болью, грудь твою сдавившей,
Ведь рай перед душою,
Не в меру страсти преданной, закрыт.
Мадонну почитают опочившей
Все, кроме нас с тобою.
Поверь, она к тебе благоволит,
И, зная, что звучит
В подлунной песнь, что славу ей приносит,
Она, вздыхая, просит,
Чтоб ты любви последний отдал долг -
Чтоб голос твой по-прежнему не молк".
Разумно сторонись
Веселых, не в пример тебе, компаний,
Но не беги страданий.
Напутственные не забудь слова,
Канцона, безутешная вдова.
Бывало, дней моих живой родник
Мне часто приходилось покидать,
И бог любви не видел большей муки.
И на земле, и среди волн привык
Я сердце безутешное питать
Надеждою и памятью в разлуке.
Бросаю меч и поднимаю руки
Перед лицом Судьбы: увы, она
В минуту погубила упованья,
Одни воспоминанья
Душе оставя, и душа должна
Жить только ими, вечно голодна.
Как скороход без пищи, без питья
Влачится, спотыкаясь на ходу,
Через холмы, равниною, чащобой, -
Не так ли с той поры, как жизнь моя
Утратила волшебную еду,
В которую впилась - не дай, попробуй! -
Та, что при слове "жизнь" пылает злобой,
Я не могу бессилье превозмочь?
И рад бы смерти, и боюсь, что рано.
Как пелена тумана
Бежит от ветра яростного прочь,
Бегу из мира в гробовую ночь.
Амур свидетель: вряд ли дорожить
Я стал бы жизнью, если бы не та,
Кого мы оба светом величали.
Но срок пришел ее душе ожить
На небе, и с тех пор мечта моя -
Спешить за ней, чтоб нас не разлучали
Случайности. Однако плен печали
Мне предстоял - ведь я не разгадал
Другой совет Амура в милом взоре.
О горе мне! О горе!
Бывало, мир несчастным покидал,
Кто умереть счастливым опоздал.
В глазах, что были сердцу моему
Обителью, пока ревнивый Рок
Его оттуда злобно не изринул,
Амур с прискорбьем начертал, чему
Желаньем долгим я себя обрек,
Какой в прощальный день я жребий вынул.
О, если бы я этот мир покинул,
Покуда жизнь моя жива была!
Но Смерть пришла - и ей закрыла вежды.
О тщетные надежды!
Земля мое сокровище взяла.
Я жив, но жизнь без милой немила.
Плохую службу мне не сослужи,
Мой бедный разум, не оставь меня
В минуту рокового помраченья,
Прочел бы я во взоре госпожи:
"Ты на пороге горестного дня,
Отрады - в прошлом, впереди - мученья" -
И был бы рад земного облаченья
Лишиться первым и, освобожден
От ненавистной тесноты телесной,
В обители небесной
Увидел бы, что пуст Мадонны трон.
Но нет, - уйду, годами убелен.
Канцона, всем влюбленным говори:
"Ты счастлив? Так умри,
Пока тебе твой путь подлунный дорог,
И не ищи весомых отговорок".
Удел счастливый мой, пора блаженства,
Златые дни, безоблачные ночи,
И вздохи нежные, и сладость лада
Моих латинских строф и новых песен
Внезапно вылились в печаль и в слезы,
И немила мне жизнь, и жажду смерти.
Жестокой, злой, неумолимой Смерти
Я говорю: Лишив меня блаженства,
Ты сделала моим уделом слезы,
И мрачны дни мои, унылы ночи.
Мучительные вздохи - не для песен,
И скорбь, моя сильней любого лада.
Где признаки утраченного лада?
В словах о муках, в помыслах о смерти.
Где пламя строф, где жар любовных песен,
В которых сердца чуткого блаженство?
Где о любви слова под сенью ночи?
И на устах и в думах - только слезы.
Мечта когда-то порождала слезы,
А сладостные слезы - сладость лада,
И, плача, долгие не спал я ночи,
Тогда как нынче слезы горше смерти,
Закрывшей взгляд, исполненный блаженства, -
Высокое начало низких песен.
Прекрасный взор, предмет любовных песен,
В последних песнях заменили слезы
Воспоминаний о поре блаженства,
И мысль рождает перемену лада,
И без конца взываю к бледной Смерти:
Прерви мои мучительные ночи!
Покинул сон томительные ночи,
Глухие звуки - новый признак песен,
В которых говорится лишь о смерти,
И что ни песня - в каждой слышны слезы.
Изменчивее не бывает лада
В стране любви, где начал я с блаженства.
Никто не знал подобного блаженства,
Никто сильней не страждет дни и ночи.
Двойная боль двойного просит лада,
Рождающего звуки скорбных песен.
Надежду прежних дней сменили слезы,
И смерть одна - лекарство против Смерти.
Убитый смертью, только волей Смерти
Увижу лик в обители блаженства,
Что вздохи делал сладкими и слезы -
Зефир и дождь под сенью нежной ночи:
Из светлых мыслей ткал я строфы песен
Любовного, возвышенного лада.
Когда, найдя опору в скорби лада,
Лауру смог бы я отнять у Смерти,
Как милую - Орфей звучаньем песен,
Я прежнее бы испытал блаженство!
А не найду - пусть мрак ближайшей ночи,
Закрыв истоки, остановит слезы.
Амур, уж много лет, как льются слезы,
Как скорбного не оставляю лада,
На лучшие не уповая ночи.
Поэтому я и взываю к Смерти
С мольбою взять меня в приют блаженства,
К той, без которой плачут строфы песен.
Взлети слова моих усталых песен
Туда, где неизвестны гнев и слезы,
Она, чья красота - небес блаженство,
Тотчас же новизну заметит лада,
Неузнаваемого волей Смерти,
Оставившей меня во мраке ночи.
Вы, кто в безоблачные верит ночи,
Кто пишет сам иль ждет любовных песен,
Глухой к моей мольбе скажите Смерти,
Страданий порту, где излишни слезы, -
Пусть отрешится от былого лада,
Что всех печалит, мне ж сулит блаженство.
Сулит блаженство после долгой ночи:
И лада скорбь, и безысходность песен,
И слезы - все уйдет с приходом Смерти.
Когда мой нежный, верный мой оплот,
Чтоб тяжких дней моих ослабить муку,
По левую стоит над ложем руку
И речь свою премудрую ведет,
Я с трепетом дерзаю в свой черед
Спросить: "Откуда ты, душа благая?"
Ветвь пальмы прижимая
И лавра ветвь к груди, она в ответ:
"Сюда, на этот свет
Я поспешила с неба эмпирея,
Тебя, мой безутешный друг, жалея".
Ответом ей - мой благодарный взор.
"Но для меня, - я говорю, - задача,
Что послужило знаком..." - "Волны плача,
Неиссякаемые с неких пор,
И вздохи, одолев такой простор,
Смущают мой покой в святом пределе.
Послушай, неужели
Ты огорчен, что я из мира зла
В мир лучший перешла?
Ты был бы этим счастлив беспримерно,
Любя меня признаньям соразмерно".
"Я плачу о себе, вообрази,
Лишь о себе, на муки обреченном,
Что ты взошла на небо, убежденном,
Как в том, что видит человек вблизи.
Господь бы не явил благой стези
Особе юной, полн благоволенья.
Будь вечного спасенья
Ты недостойна, редкая душа,
Что вознеслась спеша,
Свободна от одежд, в приют блаженства,
Высокое мерило совершенства.
Что, одинокому, помимо слез,
Мне остается при моем уделе?
Милей угаснуть было в колыбели,
Дабы не стать рабом любовных грез!"
"Зачем терзаться? - слышу я вопрос. -
Ты лучше бы крылам себя доверил
И суету измерил,
И этот плач любовный - тот же прах! -
На правильных весах
И радостно последовал за мною,
Вознагражден из двух ветвей одною".
"Нельзя ли мне, - я говорю тогда, -
Узнать, что ветви означают эти?"
Она: "Ты не нуждаешься в ответе,
Ты, чьим пером одна из них горда.
Победы символ - пальма. Навсегда
Над миром и собою одержала
Я верх и лавр стяжала,
Триумфа знак. Всевышний и тебе
С соблазнами в борьбе
Поможет, и, найдя защиту в Боге,
Найдешь меня в конце твоей дороги".
"Ужели очи вижу наяву,
Что солнцем были мне, и те же косы,
Чей пленник я?" - "Подобные вопросы
Напоминают глупую молву.
Бесплотная, на небе я живу;
Что ищешь ты, давно землею стало,
Но я тебе предстала
Такою, чтобы скорбь прошла твоя,
И верь, что стану я
Еще прекрасней и тебе дороже,
Тебя да и себя спасая тоже".
Я плачу, и она
Мне вытирает терпеливо щеки.
И вновь звучат упреки -
И камень был бы ими сокрушен.
И вдруг исчезли - и она, и сон.
На жизнь Мадонны Лауры
С. 21. Был день, в который... - Петрарка имеет в виду Страстною пятницу
(6 апреля 1327 г.), когда он впервые встретил Лауру.
...Скорбя, померкло Солнце... - Согласно преданию, в день распятия
Христа "померкло солнце".
...Добро одних над злом других подняв... - Речь идет о планетах Юпитер
и Марс, иначе говоря, о торжестве благого начала (Юпитер) над злым (Марс).
...И рыбаков Петра и Иоанна... - По преданию, Петр и Иоанн были
рыбаками...
...И ныне городку... - Речь идет о селении Комон, где родилась Лаура.
С. 22. Сонет построен на восхвалении не только имени Лауры, но даже
слогов, его составляющих.
С. 23. С тобой, мой друг... - Сонет явно обращен к какому-то
конкретному лицу, которое, однако, Петрарка не пожелал назвать.
С. 30. Сонет XXV адресован другу-поэту, отошедшему от любовной лирики и
вновь к ней вернувшемуся.
Сонет XXVI обращен к тому же другу-поэту.
С. 31. Благой король... - французский король Филипп VI.
...на чьем челе корона // Наследная... - то есть корона Карла IV. Далее
речь идет о крестовом походе 1333 года. Под "безжалостными сатрапами
Вавилона" подразумеваются сатрапы Багдадского падишаха.
...Что Божий самый ревностный слуга... - папа Иоанн XXII.
...Твой нежный агнец... - подразумевается Агнесса Колонна.
...в троице планет... - по тогдашней космогонии: Луна, Меркурий и
Венера.
С. 32. А свет звезды, что немила Юноне... - свет Венеры.
С. 33. Коль скоро, Аполлон, прекрасный пыл... - пыл (любовь) к Дафне.
...Когда ты жил среди простого люда... - Речь идет об изгнании Аполлона
с Олимпа.
...Она сидит на травке - наше чудо, // Сама сплетая над собою сень. -
Подразумеваются сразу и Дафна (возлюбленная Аполлона) и Лаура (возлюбленная
Петрарки), обе они уподобляются вечнозеленому лавру.
С. 34. Нет, Орсо... - Сонет посвящен Орсо дель Ангаллара.
С. 35. Сонет XXXIX посвящен Джованни Колонна, и речь в нем идет о
предполагавшейся встрече автора с этим кардиналом весной 1337 года. Однако
боязнь повстречаться с Лаурой удерживает поэта.
Когда Амур иль Смерть в средине слова // Начатой мною ткани не
порвут... - Речь идет о новом сочинении, над которым Петрарка в ту пору
работал (предположительно над "Африкой" или "Жизнеописанием знаменитых
мужей").
Но часто мне для моего труда // Недостает благословенных нитей, //
Которые мне Ливии мог бы дать. - Как явствует из заключительного следующего
терцета, речь вдет о манускрипте, который Петрарка просил своего адресата
(предположительно Джакомо Колонна или Джованни Колонна) прислать для работы.
О том, что Петрарка просил прислать именно Тита Ливия, в оригинале не
сказано. Это - предположение переводчика. Вероятнее, что под mio dilecto
padre (любимый мой отец) оригинала скрыт св. Августин, а не Тит Ливий.
С. 36. Когда из рощи Дафна прочь уйдет... - Под метафорической Дафной
скрывается Лаура. Сонет написан по случаю отъезда Лауры в июле 1336 года; в
тот день разразилась сильная гроза.
Вместе с предыдущим сонет XLII образует определенное поэтическое
единство,
...В глубинах Монджибелло труд замрет // Хромого Сицилийца-великана. -
Согласно мифу, кузница Вулкана находилась в Монджибелло (вулкан Этна) или на
острове Липари.
...И с ним Юнона вновь благоуханна. - Юнона - сестра Вулкана. В данном
случае - олицетворение воздуха.
С. 37. Латоны сын с небесного балкона... - то есть бог солнца Аполлон.
...Ту, по которой, как другой сейчас... - Под "той" подразумевается
Дафна, в которую был влюблен Аполлон.
Кто, проявив неумолимый нрав... - Речь идет о Юлии Цезаре, всплакнувшем
над головой Помпея, разбитого им при Фарсале.
...И тот, кто был сильней, чем Голиаф... - то есть Давид, рыдавший над
трупом мятежного сына Авессалома и трупом своего гонителя Саула.
С. 38. Мой постоянный недоброжелатель... - зеркало.
Хоть нет на свете трав, достойных стать // Цветку неповторимому
оправой. - В переводе несколько приподнято. В оригинале проще:
растительность недостойна такого красивого цветка. Вот смысл уподобления
Лауры Нарциссу,
И золото, и жемчуг, и лютеет... - Петрарка ревнует к украшениям Лауры,
ревнует к зеркалу, в которое она смотрится.
С. 40, ...Спасающейся Дафны превращенье... - то есть превращение в
лавр. Как и в ряде других сонетов, тут с Дафной идентифицируется Лаура.
...И не был бы с усталым старцем схож, // Гигантской тенью застившим
Марокко. - Под "усталым старцем" подразумевается мифологический Атлант,
превратившийся под взглядом Медузы в одноименную гору.
С. 41. Скорей... там, где две реки, // Евфрат и Тигр, влачат свои
извивы // Из одного истока, Феб зайдет... - Смысл этого стихотворного
пассажа таков: "скорее солнце зайдет на Востоке".
С. 42. На первый дар, синьор мой, отдохнуть... - Сонет обращен к
Агапито Колонна при посылке ему даров. Из дальнейших строк следует, что
Петрарка посылал своему знакомцу подушку, рукопись морального или
философского содержания и кубок. Агапито Колонна доводился родным братом
кардиналу Джованни и епископу Джакомо, друзьям Петрарки.
С. 43. В первом четверостишии этого сонета (LXI) Петрарка благословляет
время и место (Прованс, Авиньон, церковь св. Клары), где он впервые встретил
Лауру.
Одиннадцатый на исходе год... - Сонет написан 6 апреля 1358 года, в
одиннадцатую годовщину встречи с Лаурой.
С. 44. ...Из груди, где разросся лавр младой // Листвой любви... -
обычное в сборнике отождествление Лауры с лавром.
Нет, не о том, чтоб в сердце у меня // Умерить пламя... - Почти
буквальная цитата из Данте ("Чистилище", VIII, 84).
С. 45. Завидев левый берег в Тирренском море... - если ехать из
Прованса в Италию.
С. 45. К кому обращен этот LXV1II сонет, точно не установлено.
Предполагают, что к римскому приятелю Петрарки Орсо дель Ангилара (или к
Стефано Колонна).
Священный город ваш... - Рим.
С. 47. ...Оружие, что точит мой тиран... - то есть Амур.
С. 48. Меж созданных великим Поликлетом... - к портрету Лауры работы
Симоне Мартини.
С. 50. ...Жестокий луч еще согреет грудь... - Глаза Лауры уподобляются
лучу.
С. 53. ...Стереть с лица следы неравной схватки... - схватки с Амуром.
С. 54. Сонет XCI, по всей вероятности, посвящен брату поэта Герардо по
случаю смерти его возлюбленной,
С. 55. Рыдайте, дамы. Пусть Амур заплачет - сонет написан на смерть
поэта Чино да Пистойя (ок. 1270-ок. 1337), друга Данте.
Рыдай, Пистойя, вероломный град... - Пистойя названа вероломной за то,
что в 1301 году изгнала Чино как сторонника партии черных гвельфов.
С. 56. Когда бы чувства, полнящие грудь... - Петрарка сетует на то, что
его верность Лауре приносит ему только боль. А вот верность апостола Петра и
Марии Магдалины Христу доставила им прощение и любовь.
С. 58. Любезный Орсо, вашего коня... - Посвящен Орсо дель Ангиллара,
который не смог принять участие в турнире,
Надежды лгут, и, в торжестве обмана... - Сонет относят к Джованни
Колонна ди Сан Вито, который собирался принять монашество.
С. 59. И то окно светила моего... - В первом четверостишии Петрарка
говорит о двух солнцах - о Лауре и солнце настоящем.
...И место, и пора жестокой встречи... - авиньонская церковь св. Клары.
С. 60. Когда поднес, решившись на измену, // Главу Помпея Риму
Птолемей... - Комментаторы полагают, что сонет, судя по его нарочитой
учености, откосится к раннему периоду творчества Петрарки. Основываясь на
свидетельствах Лукавя. Петрарка говорит о притворстве Цезаря. Далее
рассказывается о притворстве Ганнибала, после поражения во второй Пунической
войне.
Успеха Ганнибал, победе рад... - Сонет посвящен молодому Стефано
Колонна, разбившему 22 мая 1333 года войско Орсини под Сан-Чезарио.
Медведица, лишившись медвежат... - В гербе Орсини имеется изображение
медведицы. Тут намек на поражение при Сан-Чезарио.
С. 61. Пандольфо, и в неопытные лета... - Сонет посвящен Пандольфо
Малатеста, владетельному синьору Римини.
Кто Африканца, Павла и Марцелла... - "Африканец" - Сципион Африканский;
Павел - Павел Эмилий победитель македонцев в битве 168 г. до н. э.; Марцелл
- римский консул, сражавшийся с Ганнибалом.
С. 62. Благое место, где в один из дней... - Сонет посвящен другу
Петрарки Сеннуччо дель Бене. Ему же посвящены следующие сонеты - CXII и
CXIII.
С. 65. Безбожный Вавилон, откуда скрылось... - Под Вавилоном
подразумевается Авиньон, где находился папский двор. Этому Новому Вавилону
противопоставляется Воклюз и уединенная жизнь.
Меж двух влюбленных Донна шла... - то есть между Аполлоном и Петраркой.
С. 66. ...На Рим лицо, а к Вавилону спину... - то есть к Авиньону.
С. 67. Узнав из ваших полных скорби строк... - Сонет посвящен Антонию
да Феррара, который, поверив в слухи о смерти Петрарки, написал по этому
поводу скорбные стихи.
С. 68. Семнадцать лет, вращаясь, небосвод... - Течь идет об очередной
годовщине первой встречи с Лаурой.
Сменить привычку - говорит народ - // Трудней, чем шерсть! - В
буквальном переводе латинская поговорка звучит так: "Волк меняет шерсть, но
не умысел".
Внезапную ту бледность, что за миг... - Сонет на расставание с Лаурой
по случаю своего отъезда в Рим для венчания лавровым венком (1341 г.?).
С. 72. Что ж, в том же духе продолжай... - Этот - как и два следующих
сонета (CXXXVII и CXXXVIII) - направлен против папского двора в Авиньоне.
...Презренная раба вина... - По утверждению Петрарки, папским
придворным так нравилось французское вино, что они не хотели перебираться
обратно в Рим.
...Венеру с Вакхом, Зевса и Палладу... - Здесь переводчик не совсем
точен: в оригинале сказано, что "новый Вавилон" стал предпочитать Венеру и
Вакха Зевсу и Палладе, то есть любострастие и вино божественной воле и
мудрости.
...Вот нового султана видит око... - то есть нового папу, и далее под
Багдадом подразумевается Рим, в который новый папа снова перенесет столицу
христианского мира.
С. 73. Богатств приблудных? Константина ль чаешь? - Существует
несколько толкований этого не совсем ясного в оригинале места. Наиболее
убедительным представляется следующее: император Константин (274-337 гг.),
сделавший христианство государственной религией и тем самым положивший
начало обогащению церкви, навлек на себя священный гнев.
Когда желанье расправляет крылья... - Сонет обращен к друзьям, монахам
обители Монтре, среди которых был и брат Петрарки Герардо.
...В Египет - я, оно - в Ерусалим. - Эта петрарковская символика
расшифровывается: я - в рабство (Авиньон), оно - на свободу (благословенный
город).
С. 75. И солнце при безоблачной погоде... - Сонет обращен к Сеннуччо
дель Бене.
С. 76. Фула, Бактр, Кальпа, Танаис, Олимп, Атлас. - Петрарка
перечисляет отдаленнейшие, по тогдашним географическим понятиям, точки. В
последнем терцете он ограничивает сферу распространения своих песен Альпами
и Средиземным морем, то есть Италией.
С. 86. Быть верным бы пещере Аполлона... - Сонет целиком построен на
иносказании. Общий смысл его таков: когда б я оставался верен латинской музе
(то есть писал бы латинские стихи, которые Петрарка всегда считал для себя