Страница:
- Генерал, что за чепуху ты несешь? О каком нападении ты блеешь?
- Не блею, а говорю, - амбициозно одернул он восставшего Мамая. - И не генерал, а только капитан. А нападение имело место в отношении ваших соседок по купе. Письменное заявление от них нами получено.
- Это какое-то недоразумение! - удивленно возмутился я.
- Если вы расцениваете переламывание черепов рукоятью пистолета как простое недоразумение, то говорить не о чем.
- Перекрестись, капитан, это же полнейший бред, - в ужасе от чудовищного бабского наговора и вытекающих отсюда последствий, засуетился я. - Это клевета. Просто когда мой товарищ карабкался на верхнюю полку, у него из плохо застегнутой кобуры выскользнул пистолет.
- Ага, и случайно попал женщине по темечку, - язвительно закончил Виктор Иванович. - Эти сказки вы будете рассказывать следователю, а мне некогда. В составе, кроме вас, еще пятеро пьяных. Пойдемте.
- Подожди, капитан, - взмолился я, когда Мамая уже увели и я остался с ним наедине, - не гони гусей, давай разберемся.
- Станция через полчаса, вот там и будете разбираться, - задумчиво глядя мне в глаза, многообещающе ответил он.
- Да ты понимаешь, что эти чертовы суки лгут! Посуди сам, ну какой нам смысл товарить эту деревню? Из-за грошей? У нас у самих капусты немерено, что же, из-за их вонючего куска-другого мы бы стали устраивать здесь тарарам?
- Думаю, что нет, - согласился капитан, - но от них получено заявление, а потом, кусок тоже деньги, мало ли что...
- Согласен с тобой, Виктор Иванович. В пачке сигарет, помеченной крестиком, мной заныканы две пятисотки. Закури и пригласи мне этих чертовых сук, только желательно не всех сразу, и позволь мне поговорить с ними в твоем присутствии.
- От курева я пока воздержусь, а женщин позову, возможно, и в самом деле они что-то напутали. С кем не бывает со страху-то...
Страдая и охая, первой зашла перебинтованная до ушей Катерина. Со стороны могло показаться, что она только что побывала в авиакатастрофе. Нарочито меня остерегаясь, она подсела к капитану.
- Катерина, вы утверждаете, что моим товарищем на вас было совершено нападение с целью грабежа. Я правильно понял?
- Да, - обреченно-умирающе едва слышно ответила она.
- Он или я взяли у вас какие-нибудь ценные вещи?
- Нет, не успели.
- Где в момент удара находился я?
- Сидел напротив.
- Что я делал?
- Ничего, просто сидел.
- Значит, никаких враждебных действий в отношении вас я не предпринимал?
- Нет. Чего не было, того не было, и не про тебя сказ. Ударил твой дружок.
- Вот теперь перейдем и к дружку. Где находился он?
- На полке, сам же видел.
- На какой полке?
- Которая надо мной.
- Вы видели, как он наносил вам удар?
- Само собой, - заскулила она, жалуясь капитану, - чуть кровью вся не изошла.
- Я спрашиваю еще раз: вы видели, как он наносил вам удар?
- Ну я не знаю... Наверное... Какая разница?
- Большая. Вы не могли этого видеть, потому что в этот момент вы смотрели на меня, а то, что творится сверху, знать вы попросту не могли. На затылке глаз у вас нет.
- Но я же видела... - неуверенно настаивала она.
- Хорошо, попробуем оттолкнуться от ваших слов. Вы согласны, что для того, чтобы увидеть Мамаева, вам нужно было задрать голову вверх?
- Само собой, - настороженно согласилась она.
- Отлично, но тогда бы ваш затылок был бы обращен ко мне. Я верно говорю?
- Верно, - чуя подвох, но еще не зная какой, со скрипом согласилась она.
- Тогда объясните, каким же образом он мог по нему ударить?
- Не знаю, - почти сдаваясь, ответила баба.
- Что и требовалось доказать. Мамаев не имел намерения вас ударить, а пистолет выпал случайно. Вам остается только забрать заявление и извиниться перед капитаном за доставленные хлопоты. То же самое не вредно сделать и в отношении меня.
- Что-о-о? - возмущенно взвыла она, и я понял, что переборщил. Извиняться перед вами? Да ни за что.
- Можете передо мной и не извиняться, - поспешно пошел я на попятную. - Но заявление вам забрать необходимо.
- Ни за что в жизни! - взыграла стерва.
- Отлично! Пусть будет по-вашему! - взъярился и я. - Сидеть будем вместе, только срок вы получите гораздо больший. Капитан, примите мое заявление о том, что сидящая перед вами гражданка полчаса назад оскорбляла честь и достоинство президента нашего государства Бориса Николаевича Ельцина. Это заявление могут подтвердить Мамаев и ее подруга Валентина. Вы мне позволите написать это заявление?
- Пишите! - с видимым удовольствием ответил мент. - Вот уж точно, не рой другому яму. Предъявите ваш паспорт, гражданка.
- Врет он, не верьте ему, товарищ милиционер, не было такого, - не на шутку перепугавшись, засуетилась баба.
- А это мы сейчас проверим. Послушаем, что скажут свидетели, - заверил ее Виктор Иванович - В каких словах выражалось оскорбление?
- Она рекомендовала моему другу идти к президенту в анальное отверстие.
- По глупости я это сболтнула, по недомыслию, - скисла баба, и я торжественно влупил последний гвоздь:
- Вот и я говорю, что по глупости вы накатали на Мамая. Я прав?
- Да, - нехотя согласилась она.
- Ну а в таком случае вам нужно забрать свое заявление, и будем считать, что путешествие к президенту мне приснилось.
- Вы согласны? - подавая признаки нетерпения, спросил мент - наверное, ему ужасно захотелось курить.
- Согласна, - чуть не плача от досады, ответила бедная женщина.
- Тогда пройдемте со мной, - расстегивая мои кандалы, обрадовался капитан. - А вам, Гончаров, придется заплатить штраф.
- За что?
- За распитие спиртных напитков в неположенном месте, - пряча в карман милые моему сердцу сигареты, улыбнулся он. - Пойдемте все вместе.
Из раскрытых дверей купе пугливыми тараканами на нас таращились пассажиры. Наиболее любопытные и рисковые вылезли в коридор, поглядывая на меня со страхом и уважением. Народ требовал хлеба и зрелищ. Проходя мимо симпатичной девчушки, я не удержался и сделал ей козу. По-мышиному пискнув, она скрылась в купе.
- Попались, мокрушники? - с издевкой спросил бесцветный, коротко стриженный парень с выпученными белесыми глазами. - Что с ними теперь будет, начальник?
- Зайдите в свое купе и не мешайте проходу, - строго ответил Виктор Иванович.
- А правда, что на их счету уже пять убийств? - прицепилась к нему сексуально неуравновешенная девка. - Это правда, что, перед тем как убить, они насилуют свою жертву в извращенной форме?
- Истинная правда, - заверил я ее, - Щекотило мой брат и учитель. Хочешь, я и тебя защекочу?
Выполнив все необходимые формальности по уплате штрафа, я, забрав Мамая, уже приготовился идти в свой вагон, ожидая только, когда мент вернет нам оружие, но вместо него он протянул мне меченые сигареты.
- Нет, я их вам презентовал, - удивленный его бескорыстием, возразил я.
- А я уже взял одну сигаретку, спасибо, больше не хочется. Подойдите к проводнице своего вагона и скажите, что я попросил перевести вас в другое купе, только, пожалуйста, ведите себя там нормально.
- Не волнуйся, капитан, не подведем.
- Ну вот и хорошо, а пистолетики, уж не обессудьте, получите по прибытии, расписочку я уже заготовил.
Собрав свои манатки, уже через пару часов мы ломились в закрытую дверь седьмого купе, надеясь там обрести свой покой, понимание и сочувствие со стороны советских граждан.
Открыли нам минут через пять. Нашими новыми попутчиками оказались белобрысый парень и сексуальная девка. Немного сконфуженные, они совершенно не были удивлены нашей чудесной реабилитацией. Странно.
Прямо с порога Мамаев предложил щедро обмыть наше замечательное возвращение, но, наотрез отказавшись, я забрался на верхнюю полку и практически с нее не слезал вплоть до самого нашего прибытия в Новокузнецк.
Там мы пересели в электричку и без приключений добрались до районного городка.
От города до деревни рейсовый автобус ходил только раз в сутки, по этой причине в Листвянку мы прибыли лишь на следующий день к обеду. Большое село открылось неожиданно и сразу, едва только мы перевалили через невысокий холм. Начиналось оно от широкой, но неглубокой реки, бежавшей у самого подножия крутой, покрытой лесом горы, а с трех сторон его подпирала дремучая, вечно шумевшая тайга, пихтовыми пиками прокалывая сказочный лазурит неба.
Еще через окна автобуса я был поражен чистотой добротных сибирских домов и опрятностью улиц, переулков и тупиков. Даже свиньи, ходившие здесь без намордников, нисколько не портили умиротворенный сельский ландшафт.
Сибирячки Мамаю понравились сразу и навсегда. Прищучив одну из них еще на остановке, он швыркнул своим баклажанным носом и игриво спросил:
- Мамочка, а и где тута у вас ресторация?
- Что-то раненько вы про рестораны спрашиваете, не успели из автобуса вылезти, а уже интересуетесь.
- Кусать оцень хоцца. Вы не отобедаете с нами?
- Ну, мужик, да ты сдурел, никак? - засмеялась она искренне и открыто. Да мой же Колька за такой обед и мне, и тебе, и твоему дружку ноги враз повыдергает.
- Пардон, мадам, - перебил я ее, - хочу сразу предупредить, что я вас не приглашал и нести ответственность за легкомысленное поведение моего товарища не намерен. Лучше подскажите, как нам пройти к вашей мэрии.
- До сельсовета-то? Да вы ж перед ним стоите, головы еловые.
Опять засмеявшись, танцующей походкой она удалилась, а мы отправились искать на свою задницу новых приключений, которых ожидалось масса, ведь задниц у нас было две.
В небольшой приемной, заставленной офисной мебелью, нас ожидала премиленькая сельская пастушка, трудившаяся в роли секретаря деревенского мэра. У нее были пухленькие щечки, задорный носик и в поллица наивные, вечно удивленные глаза француженки. Наверное, всякий раз она не переставала поражаться сексуальным проделкам своего шефа. Что и говорить, знал он, подлец, толк в колбасных обрезках. Если бы я был мэром, то тоже бы завел себе такую.
Кажется, Мамаев придерживался того же мнения, ибо совершенно неожиданно извлек из своей сумки большую коробку конфет, неизвестно когда им купленную, и с галантным поклоном протянул секретарше:
- О пленительный ландыш суровой сибирской тайги, будь так добра и снисходительна, прими этот скромный дар с берегов великой русской реки, и пусть за чашкой душистого, ароматного чая сегодняшним осенним вечером тебе вспомнится исконная родина твоих предков.
- Ну вы и даете! - румянцем загорелась девчонка. - Но только я их не возьму, Николай Дмитриевич не разрешает.
- Лесная лилия, ты меня убиваешь! Почему о нашей маленькой тайне должен знать твой злой и противный Николай Дмитриевич?
- А потому, что он говорит, что за все мои духи да колготки отдуваться приходится ему. Дарят мне, а требуют потом с него.
- Пошлый он человек, и ему не понять чувственных струн твоей души. Но к счастью, в данном случае твой шеф нам без надобности. Можно сказать, что на этот раз мы на него плюем и игнорируем. Солнышко мое ясноглазое, нам нужен тот, кто в вашем сказочном королевстве управляет ЗАГСом, а точнее, его архивом.
- Тогда вам нужна я! - важно и значительно заявила девчонка. - А что вы хотели?
- Нас интересуют два человека. Ольга Ивановна Тихонова и Сергей Васильевич Логинов. Мы бы хотели знать о них как можно больше.
- Первый раз о таких слышу. А зачем вам они?
- То, что ты о них не знаешь, оно и немудрено, тебя тогда, мой свет, еще не было и в проекте. Они покинули ваши места двадцать пять лет тому назад. А нам они нужны по той причине, что недавно померли и нужно выяснить кое-какие подробности их биографий для оформления наследства. Возможно, здесь у них остались родственники: отец - мать, брат - сестра.
- Фамилии Логинов в нашем селе вообще нет, а вот Тихоновых полно.
- Отлично, девочка, нас интересует некая Любовь Тихонова, кажется, так звали ее мать, отчества, к сожалению, мы не помним.
- Не слышала о такой, есть одна Тихонова Любка, но она моя ровесница, и вас она не устроит. Ладно, проверим по документам. - Значительно посмотрев на нас, она открыла дверь глухого чулана-подсобки. В охотничьем азарте Мамай было кинулся за ней, но, предупредительно подняв палец, она сразу же его осадила: За мной ни шагу! Архив дело серьезное. Если Николай Дмитриевич увидит посторонних - несдобровать ни мне, ни вам.
Результат стал известен минут через пять, когда она вышла с книгой о регистрации смертей.
- Точно, была такая Тихонова Любовь Андреевна, умерла десятого января восьмидесятого года в возрасте семидесяти лет. Проживала по адресу: улица Советская, дом тридцать четыре.
- Чудесно, моя сладкая, просто замечательно, - почуяв дичь, возбужденно захлопал в ладоши Мамай.
- Что ж тут замечательного? Ничего замечательного я не вижу. Умерла бабушка, а вам замечательно, - укоризненно заметила она.
- Это у меня, у подлеца, присказка такая, а теперь, мое золотце, пошукай в своих брачных книженциях что-нибудь о замужестве Тихоновой и женитьбе Логинова.
- Примерно в каком году это было?
- Нас могут интересовать два периода. Во-первых, шестьдесят четвертый шестьдесят пятый и, во-вторых, семьдесят третий - семьдесят пятый годы, назвал я наиболее вероятное время Ольгиного замужества.
На этот раз она возилась не более двух минут, а когда с открытым гроссбухом и ртом она вылетела из своей конуры, то объяснять мне не нужно было ничего. Мамай тоже все сразу понял.
- Вырвали! Два листа выдрали, в обеих книгах. Что же это такое? - чуть не плача, возмущалась девчонка. - Что же мне теперь будет?
- Да ничего тебе, девочка, не будет, - гладя по головке, успокаивал ее Толик, - ты-то здесь ни при чем. Расскажи лучше, какие страницы отсутствуют и в каких книгах.
- Один лист, страницы седьмая - восьмая, вырван за шестьдесят четвертый год, а другой, страницы двадцать три - двадцать четыре, за семьдесят пятый. Кому они могли понадобиться? Ничего не понимаю.
- Успокойся, дитя мое, твоей вины здесь нет. Ты давно работаешь на этом месте?
- Да, уже полгода.
- А кто здесь трудился до тебя?
- Тетя Таня.
- А как нам найти эту тетю Таню?
- Я не знаю, еще в апреле она проводила сына в армию, продала дом и купила себе квартиру в райцентре. Я могу спросить адрес у мамы, она должна знать, потому что они подруги.
- Ну вот и хорошо, вечерком мы к тебе зайдем. Ты где живешь?
- Здесь недалеко, возле универмага в двухэтажном доме.
- Обязательно зайдем, а ты на досуге посмотри свои талмуды рождений. Нам нужно знать о младенцах Татьяне и Варваре Логиновых, рожденных соответственно в шестьдесят шестом и семьдесят первом годах. Только не расстраивайся, если там тоже отсутствуют страницы.
Огорченные первой неудачей, мы посетили местный ресторанчик с поэтическим названием "Альдебаран", который содержал новый русский - армянин по национальности. Здесь мы с удовольствием откушали по паре шашлыков и, слегка обараненные, пошли по адресу, где когда-то проживала ныне покойная Любовь Андреевна Тихонова.
На собачий мат потревоженной нами дворняги во двор вышла пожилая, полная женщина в роскошном халате и мужской кроличьей шапке. Отогнав сварливого кобеля, она поинтересовалась, какого рожна нам надо.
- Вы давно живете в этом доме? - недипломатично, в лоб спросил Толик.
- А тебе что за дело? - логично отреагировала она.
- Этот дом когда-то принадлежал Любови Андреевне Тихоновой.
- Ну и что из того, а теперь он принадлежит мне, Тамаре Ивановне Тихоновой. И что вы скажете дальше?
- Вы ей доводитесь родственницей?
- Вроде бы так. Чего надо-то?
- Поговорить. Вы ее хорошо знали?
- А какая вам разница? Ты говори конкретно, что к чему, а то стоишь тут, сопли жуешь - смотреть противно.
- Да мы приезжие, - вмешался я, стараясь поправить разговор. - У нас есть кое-какие сведения о ее дочери.
- Померла давно Люба, а мне ваши сведения до одного места. Нашлась, что ли, Ольга? - почему-то недовольно спросила женщина, видимо опасаясь неожиданной претендентки на ее добро.
- Нашлась.
- Ну так передавайте ей привет от двоюродной сестры Тамары, только пусть губехи на дом она не раскатывает. Я, считай, заново его от строила.
- Вряд ли она будет на него притязать с того света, - успокоил я бедную женщину. - А ее дочерям ваша халупа без надобности. У них целый дворец отгрохан.
- Ну и пускай себе живут на здоровье, а ко мне не лезут.
- Да не собираются они нарушать ваш покой. Но я думал, что вам будет интересно узнать о судьбе вашей сестры.
- Мне это без надобности. Свою судьбу она решила давно. И нас не спросила.
- Ее убили, - раз и навсегда решил я травмировать ее психику, чтобы хоть таким образом блокировать ее холодность и отчужденность.
- Черт ее прибрал, непутевая девка была.
- О мертвых плохо не говорят.
- Жить надо было по-людски, тогда бы и худого слова никто не сказал.
- Чем же она вам так досадила, что вы и мертвую ее чертыхаете?
- А это пусть вам Аннушка Бокова, сестра ее первого мужа, рассказывает, а мне ее грязное белье полоскать неохота.
- Вот оно что? - не удивился, а даже обрадовался Мамай. - Что же это получается? Значит, Ольга не первый раз была замужем?
- Выходит, что так. И давно она окочурилась?
- Двадцать лет назад.
- Ничего себе! - удивленно присвистнула женщина. - А чего же не сообщили?
- Ее считали без вести пропавшей.
- Это мы знали. Любка говорила. Как же она отыскалась через такое-то время?
- Совершенно случайно нашли ее дочери замурованной в подвале собственного дома. Есть подозрение, что ее убил муж.
- Сергей, что ли? Так я Любке и говорила, тут и подозревать нечего. Так оно и есть. Тот еще проходимец, недаром его еще здесь по прокуратурам да по милициям таскали. Мы Ольгу всем миром уговаривали не выходить за него замуж, да разве она послушалась. Пойдемте к Аннушке Боковой, она про нее побольше меня знает, - загорелась женщина возможностью посмаковать подробности убийства не опасной теперь родственницы.
Ровесница Тамары Ивановны, Аннушка оказалась верткой, худенькой старушкой с любопытным носиком и подозрительными глазками, живущей у самого синего леса. Но в отличие от Тамары она была гостеприимней. Угостив нас пирогами и надоевшим самогоном, она выслушала нашу информацию и вынесла свой вердикт:
- Это Сергей ее угробил, больше некому. Тут и сомневаться нечего, а только так ей, сучке, и надо.
- Но почему вы так в этом уверены? - вытирая о кота жирные руки, спросил Мамай. - И почему вы в один голос ее проклинаете? Что она вам плохого сделала?
- А потому, что кабы не она, то и по сей час был бы жив мой брательник Алеха. Это она, змеюга подколодная, его погубила. Ее стараниями сейчас он, бедненький, лежит в сырой землице.
- Она что же, убила его? - попросил внести ясность Мамай.
- А то как же? Она, волчица драная, его извела, а говнюк прокурор все списал на случайность.
- Это каким же образом? - заинтригованный новым поворотом такой цепочки двадцатилетних случайностей, спросил Толик.
- А таким образом, что ни под какой трактор Алеха не попадал, как нам потом пел следователь. Ясное дело, ему ничего другого не оставалось.
- А вы не могли бы нам все толково и не сумбурно об этом рассказать?
- Чтобы все это вы потом выложили ему? Благодарствую, но мне еще жить охота. Он не посмотрит, что я старуха, порешит и глазом не моргнет, тот еще зверюга.
- Наверное, вам будет приятно услышать о его преждевременной гибели?
- Преждевременной она никогда для него не будет! Что? - наконец врубилась бабка. - Неужто сдох ирод? Ну, туда ему и дорога. Стало быть, есть Боженька и справедливость. Прибрал гаденыша. Завтра же в церкву схожу. А вы не омманываете старуху?
- Какой нам смысл? Отличный у тебя самогон, Аннушка! - похвалил Мамай бабкину отраву и в доказательство оглушил стопарик. - Так что ты там насчет следователя на тракторе-то пищала? Или я ослышался?
- Раззявь уши, не следователь на тракторе, а Алешка наш попал под трактор. Вот ты мужик неглупый, видать образованный, объясни нам, темным деревенским бабам, как это можно попасть под гуску своего трактора?
- И не пойму, - честно сознался Толик, - пока вы мне все детально не объясните. Как это произошло?
- Ну сами-то мы не видели, а только следователь, когда у него ничего не получилось или они там с Сергеем договорились, стал нас дурачить, как малых детей. А дело, по его словам, было так: Алешка в тот день вывозил с деляны хлысты...
- Что такое деляна и что такое хлысты? - удовлетворенный нужным руслом разговора, спросил Мамай.
- А ты что, из Африки приехал? - изумилась Аннушка его тупости. - Хлысты это срубленные деревья без сучьев, а деляна - место, где их рубят.
- Понято, душа моя, а грибочки у тебя замечательные, мировые, можно сказать, грибки. - Подбрасывая старухе очередного леща, Толик захрумкал соленым ароматным большущим груздем. - Я слушаю тебя, Аннушка, что там с трактором?
- По зиме это случилось, в самой середине, в семьдесят третьем годе, пятнадцатого января. А вы кто такие, что я должна вам все рассказывать?
- Мы поборники закона и справедливости, защитники всех угнетенных, обездоленных и обиженных! - привстав со стула, высокопарно ответил косеющий Мамай. - На эту землю мы ниспосланы Богом, дабы карать зло и скверну, творящуюся на этой земле.
- А может, ты мне и пенсию за три месяца отдашь, апостол Матфей? - неумно и язвительно спросила старуха. - А то нам с моим дедом уже только и осталось, что хрен его на пятаки порубать.
- Думаю, что это скоропалительное решение, но мы отвлеклись от темы. Итак, я вас внимательно слушаю.
- А чего тут слушать, тут и козе понятно - это он раздавил Алешку!
- Давайте сначала и по порядку, - попытался Толик сфокусировать свою мысль.
- А то тебе еще непонятно. Алешка мой вроде бы как заводил трактор, который у него заглох неизвестно почему. Слава Богу, не первый год на нем работал! Так почему же он, скажи-ка ты мне, наехал на него?
- Кто наехал? - недоуменно спросил Мамай.
- Да трактор же, - удивляясь нашей непонятливости, возмутилась старуха. Алешку так изувечило, что я только по родинке его и опознала.
- Ну понятно, имел место несчастный случай, при чем здесь его жена?
- Нет, ты посмотри, Томка, он совсем вислоухий, не может сообразить, что трактором не можно задавить самого себя. Ясно дело, Сергей его подложил.
- Девочки, давайте не будем сплевывать шелуху в соседский огород, - не выдержал я, - расскажите мне, как все было, только эмоции опосля.
- Ну, тогда слушайте, - решив, что от товарки путного мы ничего не добьемся, взяла слово Тамара Ивановна. - Ее брательник работал в тот день на лесоповале. Алеха отволакивал спиленные пихтовые стволы к трассе, а на взгорке у речки, как нам сказал следователь, у него заглох мотор. Аккумуляторы мы тогда видели только по телевизору, вот он и стал заводить его пускачом. Это нам следователь Чабанов так объяснял, а как там было на самом деле, один Бог ведает. Он нам сказал, что его трактор остановился на горке, на уклоне к речке, и, когда он, стоя на гусенице, будто бы крутнул рукоятку, трактор завелся и подмял его под себя. Мы, конечно, в такую хренотень не поверили и потребовали прокурора, но они, видно, сговорились. В один голос трубили несчастный случай. А какой там несчастный случай, если Сережка Логинов после этого на ней женился.
- Не вижу взаимосвязи, - робко подал голос Мамай.
- Это ты не видишь, а покойный Антошка как раз неподалеку сшивался и своими глазами видел, как Сергей украдкой оттуда сбегал.
- Почему же он не заявил об этом в милицию?
- А то он не говорил. Конечно говорил! Он, блаженненький, по всему миру трубил, да только все как об стенку горох, - взорвалась Аннушка.
- Сдаюсь, вы настоящие миссисы Марплы, только не понимаю, какой ему смысл было убивать вашего брата? Он что, садист?
- Не знаю, садист он или просто тюремщик, но к нам он пожаловал после того, как отмотал свой срок. А Леху он грохнул потому, что ему глянулась Ольга, сука потаскушная, чтоб ей и на том свете свет чернотой блызнул. Стерва дрянная, ни себя, ни детей не пощадила, уперлась с ним на вашу вонючую Волгу.
- Аннушка, - как наиболее трезвый из всей шабашной компании, спросил я, значит, Татьяна с Варварой ваши племянницы?
- А если я им тетка, то кто же они мне? - въедливо спросила старуха.
Мамай собирал сведения тихонько и в мешочек. Не такой-то уж пьяный он и был. Потерев сизый банан носа, он вдруг спросил:
- Девушки, у вас переночевать можно? Люди мы приезжие, и никого-то у нас, сиротиночек, в ваших сибирских углах нет. А на ночь глядя обидеть приезжего человека просто. Вы не сомневайтесь, за постой мы заплатим.
- Я тебе, парень, так скажу: хоть нам и не платят пенсий, но только мы еще не настолько скурвились, чтобы брать деньги с приезжего человека, а особливо если ты, друг ситный, приехал от моих племянниц. Ночуйте, места хватит. Как там Танюха с Варькой поживают? - оскорбленная в лучших чувствах, спросила Аннушка.
Напрочь сраженный лестным обращением, Мамай взбрыкнул и засуетился:
- А что им сделается, живут, овцы, и сено жуют. А они, стало быть, Логинову падчерицами приходятся?
- А то кем же? Родным отцом у них был мой брательник. Известное дело наша кровинка. Он тогда Ольгу с ними вместе умыкнул, расписался, а девок удочерил. Про это Танька хорошо знает.
- Какая Танька? - Мамаевский сырой баклажан стал похож на нос собаки, идущей по горячему следу. - Старшая дочь, что ли?
- Окстись, христовый. Танюха, Татьяна Петровна Гусева. Это Лехина полюбовница, от которой он перед самой своей смертушкой прижил сына. Что и говорить, погуливал мой брательник, любил покойничек на сторону сходить. От Ольги-то у него сплошной коверкот, одни девки были.
- Не блею, а говорю, - амбициозно одернул он восставшего Мамая. - И не генерал, а только капитан. А нападение имело место в отношении ваших соседок по купе. Письменное заявление от них нами получено.
- Это какое-то недоразумение! - удивленно возмутился я.
- Если вы расцениваете переламывание черепов рукоятью пистолета как простое недоразумение, то говорить не о чем.
- Перекрестись, капитан, это же полнейший бред, - в ужасе от чудовищного бабского наговора и вытекающих отсюда последствий, засуетился я. - Это клевета. Просто когда мой товарищ карабкался на верхнюю полку, у него из плохо застегнутой кобуры выскользнул пистолет.
- Ага, и случайно попал женщине по темечку, - язвительно закончил Виктор Иванович. - Эти сказки вы будете рассказывать следователю, а мне некогда. В составе, кроме вас, еще пятеро пьяных. Пойдемте.
- Подожди, капитан, - взмолился я, когда Мамая уже увели и я остался с ним наедине, - не гони гусей, давай разберемся.
- Станция через полчаса, вот там и будете разбираться, - задумчиво глядя мне в глаза, многообещающе ответил он.
- Да ты понимаешь, что эти чертовы суки лгут! Посуди сам, ну какой нам смысл товарить эту деревню? Из-за грошей? У нас у самих капусты немерено, что же, из-за их вонючего куска-другого мы бы стали устраивать здесь тарарам?
- Думаю, что нет, - согласился капитан, - но от них получено заявление, а потом, кусок тоже деньги, мало ли что...
- Согласен с тобой, Виктор Иванович. В пачке сигарет, помеченной крестиком, мной заныканы две пятисотки. Закури и пригласи мне этих чертовых сук, только желательно не всех сразу, и позволь мне поговорить с ними в твоем присутствии.
- От курева я пока воздержусь, а женщин позову, возможно, и в самом деле они что-то напутали. С кем не бывает со страху-то...
Страдая и охая, первой зашла перебинтованная до ушей Катерина. Со стороны могло показаться, что она только что побывала в авиакатастрофе. Нарочито меня остерегаясь, она подсела к капитану.
- Катерина, вы утверждаете, что моим товарищем на вас было совершено нападение с целью грабежа. Я правильно понял?
- Да, - обреченно-умирающе едва слышно ответила она.
- Он или я взяли у вас какие-нибудь ценные вещи?
- Нет, не успели.
- Где в момент удара находился я?
- Сидел напротив.
- Что я делал?
- Ничего, просто сидел.
- Значит, никаких враждебных действий в отношении вас я не предпринимал?
- Нет. Чего не было, того не было, и не про тебя сказ. Ударил твой дружок.
- Вот теперь перейдем и к дружку. Где находился он?
- На полке, сам же видел.
- На какой полке?
- Которая надо мной.
- Вы видели, как он наносил вам удар?
- Само собой, - заскулила она, жалуясь капитану, - чуть кровью вся не изошла.
- Я спрашиваю еще раз: вы видели, как он наносил вам удар?
- Ну я не знаю... Наверное... Какая разница?
- Большая. Вы не могли этого видеть, потому что в этот момент вы смотрели на меня, а то, что творится сверху, знать вы попросту не могли. На затылке глаз у вас нет.
- Но я же видела... - неуверенно настаивала она.
- Хорошо, попробуем оттолкнуться от ваших слов. Вы согласны, что для того, чтобы увидеть Мамаева, вам нужно было задрать голову вверх?
- Само собой, - настороженно согласилась она.
- Отлично, но тогда бы ваш затылок был бы обращен ко мне. Я верно говорю?
- Верно, - чуя подвох, но еще не зная какой, со скрипом согласилась она.
- Тогда объясните, каким же образом он мог по нему ударить?
- Не знаю, - почти сдаваясь, ответила баба.
- Что и требовалось доказать. Мамаев не имел намерения вас ударить, а пистолет выпал случайно. Вам остается только забрать заявление и извиниться перед капитаном за доставленные хлопоты. То же самое не вредно сделать и в отношении меня.
- Что-о-о? - возмущенно взвыла она, и я понял, что переборщил. Извиняться перед вами? Да ни за что.
- Можете передо мной и не извиняться, - поспешно пошел я на попятную. - Но заявление вам забрать необходимо.
- Ни за что в жизни! - взыграла стерва.
- Отлично! Пусть будет по-вашему! - взъярился и я. - Сидеть будем вместе, только срок вы получите гораздо больший. Капитан, примите мое заявление о том, что сидящая перед вами гражданка полчаса назад оскорбляла честь и достоинство президента нашего государства Бориса Николаевича Ельцина. Это заявление могут подтвердить Мамаев и ее подруга Валентина. Вы мне позволите написать это заявление?
- Пишите! - с видимым удовольствием ответил мент. - Вот уж точно, не рой другому яму. Предъявите ваш паспорт, гражданка.
- Врет он, не верьте ему, товарищ милиционер, не было такого, - не на шутку перепугавшись, засуетилась баба.
- А это мы сейчас проверим. Послушаем, что скажут свидетели, - заверил ее Виктор Иванович - В каких словах выражалось оскорбление?
- Она рекомендовала моему другу идти к президенту в анальное отверстие.
- По глупости я это сболтнула, по недомыслию, - скисла баба, и я торжественно влупил последний гвоздь:
- Вот и я говорю, что по глупости вы накатали на Мамая. Я прав?
- Да, - нехотя согласилась она.
- Ну а в таком случае вам нужно забрать свое заявление, и будем считать, что путешествие к президенту мне приснилось.
- Вы согласны? - подавая признаки нетерпения, спросил мент - наверное, ему ужасно захотелось курить.
- Согласна, - чуть не плача от досады, ответила бедная женщина.
- Тогда пройдемте со мной, - расстегивая мои кандалы, обрадовался капитан. - А вам, Гончаров, придется заплатить штраф.
- За что?
- За распитие спиртных напитков в неположенном месте, - пряча в карман милые моему сердцу сигареты, улыбнулся он. - Пойдемте все вместе.
Из раскрытых дверей купе пугливыми тараканами на нас таращились пассажиры. Наиболее любопытные и рисковые вылезли в коридор, поглядывая на меня со страхом и уважением. Народ требовал хлеба и зрелищ. Проходя мимо симпатичной девчушки, я не удержался и сделал ей козу. По-мышиному пискнув, она скрылась в купе.
- Попались, мокрушники? - с издевкой спросил бесцветный, коротко стриженный парень с выпученными белесыми глазами. - Что с ними теперь будет, начальник?
- Зайдите в свое купе и не мешайте проходу, - строго ответил Виктор Иванович.
- А правда, что на их счету уже пять убийств? - прицепилась к нему сексуально неуравновешенная девка. - Это правда, что, перед тем как убить, они насилуют свою жертву в извращенной форме?
- Истинная правда, - заверил я ее, - Щекотило мой брат и учитель. Хочешь, я и тебя защекочу?
Выполнив все необходимые формальности по уплате штрафа, я, забрав Мамая, уже приготовился идти в свой вагон, ожидая только, когда мент вернет нам оружие, но вместо него он протянул мне меченые сигареты.
- Нет, я их вам презентовал, - удивленный его бескорыстием, возразил я.
- А я уже взял одну сигаретку, спасибо, больше не хочется. Подойдите к проводнице своего вагона и скажите, что я попросил перевести вас в другое купе, только, пожалуйста, ведите себя там нормально.
- Не волнуйся, капитан, не подведем.
- Ну вот и хорошо, а пистолетики, уж не обессудьте, получите по прибытии, расписочку я уже заготовил.
Собрав свои манатки, уже через пару часов мы ломились в закрытую дверь седьмого купе, надеясь там обрести свой покой, понимание и сочувствие со стороны советских граждан.
Открыли нам минут через пять. Нашими новыми попутчиками оказались белобрысый парень и сексуальная девка. Немного сконфуженные, они совершенно не были удивлены нашей чудесной реабилитацией. Странно.
Прямо с порога Мамаев предложил щедро обмыть наше замечательное возвращение, но, наотрез отказавшись, я забрался на верхнюю полку и практически с нее не слезал вплоть до самого нашего прибытия в Новокузнецк.
Там мы пересели в электричку и без приключений добрались до районного городка.
От города до деревни рейсовый автобус ходил только раз в сутки, по этой причине в Листвянку мы прибыли лишь на следующий день к обеду. Большое село открылось неожиданно и сразу, едва только мы перевалили через невысокий холм. Начиналось оно от широкой, но неглубокой реки, бежавшей у самого подножия крутой, покрытой лесом горы, а с трех сторон его подпирала дремучая, вечно шумевшая тайга, пихтовыми пиками прокалывая сказочный лазурит неба.
Еще через окна автобуса я был поражен чистотой добротных сибирских домов и опрятностью улиц, переулков и тупиков. Даже свиньи, ходившие здесь без намордников, нисколько не портили умиротворенный сельский ландшафт.
Сибирячки Мамаю понравились сразу и навсегда. Прищучив одну из них еще на остановке, он швыркнул своим баклажанным носом и игриво спросил:
- Мамочка, а и где тута у вас ресторация?
- Что-то раненько вы про рестораны спрашиваете, не успели из автобуса вылезти, а уже интересуетесь.
- Кусать оцень хоцца. Вы не отобедаете с нами?
- Ну, мужик, да ты сдурел, никак? - засмеялась она искренне и открыто. Да мой же Колька за такой обед и мне, и тебе, и твоему дружку ноги враз повыдергает.
- Пардон, мадам, - перебил я ее, - хочу сразу предупредить, что я вас не приглашал и нести ответственность за легкомысленное поведение моего товарища не намерен. Лучше подскажите, как нам пройти к вашей мэрии.
- До сельсовета-то? Да вы ж перед ним стоите, головы еловые.
Опять засмеявшись, танцующей походкой она удалилась, а мы отправились искать на свою задницу новых приключений, которых ожидалось масса, ведь задниц у нас было две.
В небольшой приемной, заставленной офисной мебелью, нас ожидала премиленькая сельская пастушка, трудившаяся в роли секретаря деревенского мэра. У нее были пухленькие щечки, задорный носик и в поллица наивные, вечно удивленные глаза француженки. Наверное, всякий раз она не переставала поражаться сексуальным проделкам своего шефа. Что и говорить, знал он, подлец, толк в колбасных обрезках. Если бы я был мэром, то тоже бы завел себе такую.
Кажется, Мамаев придерживался того же мнения, ибо совершенно неожиданно извлек из своей сумки большую коробку конфет, неизвестно когда им купленную, и с галантным поклоном протянул секретарше:
- О пленительный ландыш суровой сибирской тайги, будь так добра и снисходительна, прими этот скромный дар с берегов великой русской реки, и пусть за чашкой душистого, ароматного чая сегодняшним осенним вечером тебе вспомнится исконная родина твоих предков.
- Ну вы и даете! - румянцем загорелась девчонка. - Но только я их не возьму, Николай Дмитриевич не разрешает.
- Лесная лилия, ты меня убиваешь! Почему о нашей маленькой тайне должен знать твой злой и противный Николай Дмитриевич?
- А потому, что он говорит, что за все мои духи да колготки отдуваться приходится ему. Дарят мне, а требуют потом с него.
- Пошлый он человек, и ему не понять чувственных струн твоей души. Но к счастью, в данном случае твой шеф нам без надобности. Можно сказать, что на этот раз мы на него плюем и игнорируем. Солнышко мое ясноглазое, нам нужен тот, кто в вашем сказочном королевстве управляет ЗАГСом, а точнее, его архивом.
- Тогда вам нужна я! - важно и значительно заявила девчонка. - А что вы хотели?
- Нас интересуют два человека. Ольга Ивановна Тихонова и Сергей Васильевич Логинов. Мы бы хотели знать о них как можно больше.
- Первый раз о таких слышу. А зачем вам они?
- То, что ты о них не знаешь, оно и немудрено, тебя тогда, мой свет, еще не было и в проекте. Они покинули ваши места двадцать пять лет тому назад. А нам они нужны по той причине, что недавно померли и нужно выяснить кое-какие подробности их биографий для оформления наследства. Возможно, здесь у них остались родственники: отец - мать, брат - сестра.
- Фамилии Логинов в нашем селе вообще нет, а вот Тихоновых полно.
- Отлично, девочка, нас интересует некая Любовь Тихонова, кажется, так звали ее мать, отчества, к сожалению, мы не помним.
- Не слышала о такой, есть одна Тихонова Любка, но она моя ровесница, и вас она не устроит. Ладно, проверим по документам. - Значительно посмотрев на нас, она открыла дверь глухого чулана-подсобки. В охотничьем азарте Мамай было кинулся за ней, но, предупредительно подняв палец, она сразу же его осадила: За мной ни шагу! Архив дело серьезное. Если Николай Дмитриевич увидит посторонних - несдобровать ни мне, ни вам.
Результат стал известен минут через пять, когда она вышла с книгой о регистрации смертей.
- Точно, была такая Тихонова Любовь Андреевна, умерла десятого января восьмидесятого года в возрасте семидесяти лет. Проживала по адресу: улица Советская, дом тридцать четыре.
- Чудесно, моя сладкая, просто замечательно, - почуяв дичь, возбужденно захлопал в ладоши Мамай.
- Что ж тут замечательного? Ничего замечательного я не вижу. Умерла бабушка, а вам замечательно, - укоризненно заметила она.
- Это у меня, у подлеца, присказка такая, а теперь, мое золотце, пошукай в своих брачных книженциях что-нибудь о замужестве Тихоновой и женитьбе Логинова.
- Примерно в каком году это было?
- Нас могут интересовать два периода. Во-первых, шестьдесят четвертый шестьдесят пятый и, во-вторых, семьдесят третий - семьдесят пятый годы, назвал я наиболее вероятное время Ольгиного замужества.
На этот раз она возилась не более двух минут, а когда с открытым гроссбухом и ртом она вылетела из своей конуры, то объяснять мне не нужно было ничего. Мамай тоже все сразу понял.
- Вырвали! Два листа выдрали, в обеих книгах. Что же это такое? - чуть не плача, возмущалась девчонка. - Что же мне теперь будет?
- Да ничего тебе, девочка, не будет, - гладя по головке, успокаивал ее Толик, - ты-то здесь ни при чем. Расскажи лучше, какие страницы отсутствуют и в каких книгах.
- Один лист, страницы седьмая - восьмая, вырван за шестьдесят четвертый год, а другой, страницы двадцать три - двадцать четыре, за семьдесят пятый. Кому они могли понадобиться? Ничего не понимаю.
- Успокойся, дитя мое, твоей вины здесь нет. Ты давно работаешь на этом месте?
- Да, уже полгода.
- А кто здесь трудился до тебя?
- Тетя Таня.
- А как нам найти эту тетю Таню?
- Я не знаю, еще в апреле она проводила сына в армию, продала дом и купила себе квартиру в райцентре. Я могу спросить адрес у мамы, она должна знать, потому что они подруги.
- Ну вот и хорошо, вечерком мы к тебе зайдем. Ты где живешь?
- Здесь недалеко, возле универмага в двухэтажном доме.
- Обязательно зайдем, а ты на досуге посмотри свои талмуды рождений. Нам нужно знать о младенцах Татьяне и Варваре Логиновых, рожденных соответственно в шестьдесят шестом и семьдесят первом годах. Только не расстраивайся, если там тоже отсутствуют страницы.
Огорченные первой неудачей, мы посетили местный ресторанчик с поэтическим названием "Альдебаран", который содержал новый русский - армянин по национальности. Здесь мы с удовольствием откушали по паре шашлыков и, слегка обараненные, пошли по адресу, где когда-то проживала ныне покойная Любовь Андреевна Тихонова.
На собачий мат потревоженной нами дворняги во двор вышла пожилая, полная женщина в роскошном халате и мужской кроличьей шапке. Отогнав сварливого кобеля, она поинтересовалась, какого рожна нам надо.
- Вы давно живете в этом доме? - недипломатично, в лоб спросил Толик.
- А тебе что за дело? - логично отреагировала она.
- Этот дом когда-то принадлежал Любови Андреевне Тихоновой.
- Ну и что из того, а теперь он принадлежит мне, Тамаре Ивановне Тихоновой. И что вы скажете дальше?
- Вы ей доводитесь родственницей?
- Вроде бы так. Чего надо-то?
- Поговорить. Вы ее хорошо знали?
- А какая вам разница? Ты говори конкретно, что к чему, а то стоишь тут, сопли жуешь - смотреть противно.
- Да мы приезжие, - вмешался я, стараясь поправить разговор. - У нас есть кое-какие сведения о ее дочери.
- Померла давно Люба, а мне ваши сведения до одного места. Нашлась, что ли, Ольга? - почему-то недовольно спросила женщина, видимо опасаясь неожиданной претендентки на ее добро.
- Нашлась.
- Ну так передавайте ей привет от двоюродной сестры Тамары, только пусть губехи на дом она не раскатывает. Я, считай, заново его от строила.
- Вряд ли она будет на него притязать с того света, - успокоил я бедную женщину. - А ее дочерям ваша халупа без надобности. У них целый дворец отгрохан.
- Ну и пускай себе живут на здоровье, а ко мне не лезут.
- Да не собираются они нарушать ваш покой. Но я думал, что вам будет интересно узнать о судьбе вашей сестры.
- Мне это без надобности. Свою судьбу она решила давно. И нас не спросила.
- Ее убили, - раз и навсегда решил я травмировать ее психику, чтобы хоть таким образом блокировать ее холодность и отчужденность.
- Черт ее прибрал, непутевая девка была.
- О мертвых плохо не говорят.
- Жить надо было по-людски, тогда бы и худого слова никто не сказал.
- Чем же она вам так досадила, что вы и мертвую ее чертыхаете?
- А это пусть вам Аннушка Бокова, сестра ее первого мужа, рассказывает, а мне ее грязное белье полоскать неохота.
- Вот оно что? - не удивился, а даже обрадовался Мамай. - Что же это получается? Значит, Ольга не первый раз была замужем?
- Выходит, что так. И давно она окочурилась?
- Двадцать лет назад.
- Ничего себе! - удивленно присвистнула женщина. - А чего же не сообщили?
- Ее считали без вести пропавшей.
- Это мы знали. Любка говорила. Как же она отыскалась через такое-то время?
- Совершенно случайно нашли ее дочери замурованной в подвале собственного дома. Есть подозрение, что ее убил муж.
- Сергей, что ли? Так я Любке и говорила, тут и подозревать нечего. Так оно и есть. Тот еще проходимец, недаром его еще здесь по прокуратурам да по милициям таскали. Мы Ольгу всем миром уговаривали не выходить за него замуж, да разве она послушалась. Пойдемте к Аннушке Боковой, она про нее побольше меня знает, - загорелась женщина возможностью посмаковать подробности убийства не опасной теперь родственницы.
Ровесница Тамары Ивановны, Аннушка оказалась верткой, худенькой старушкой с любопытным носиком и подозрительными глазками, живущей у самого синего леса. Но в отличие от Тамары она была гостеприимней. Угостив нас пирогами и надоевшим самогоном, она выслушала нашу информацию и вынесла свой вердикт:
- Это Сергей ее угробил, больше некому. Тут и сомневаться нечего, а только так ей, сучке, и надо.
- Но почему вы так в этом уверены? - вытирая о кота жирные руки, спросил Мамай. - И почему вы в один голос ее проклинаете? Что она вам плохого сделала?
- А потому, что кабы не она, то и по сей час был бы жив мой брательник Алеха. Это она, змеюга подколодная, его погубила. Ее стараниями сейчас он, бедненький, лежит в сырой землице.
- Она что же, убила его? - попросил внести ясность Мамай.
- А то как же? Она, волчица драная, его извела, а говнюк прокурор все списал на случайность.
- Это каким же образом? - заинтригованный новым поворотом такой цепочки двадцатилетних случайностей, спросил Толик.
- А таким образом, что ни под какой трактор Алеха не попадал, как нам потом пел следователь. Ясное дело, ему ничего другого не оставалось.
- А вы не могли бы нам все толково и не сумбурно об этом рассказать?
- Чтобы все это вы потом выложили ему? Благодарствую, но мне еще жить охота. Он не посмотрит, что я старуха, порешит и глазом не моргнет, тот еще зверюга.
- Наверное, вам будет приятно услышать о его преждевременной гибели?
- Преждевременной она никогда для него не будет! Что? - наконец врубилась бабка. - Неужто сдох ирод? Ну, туда ему и дорога. Стало быть, есть Боженька и справедливость. Прибрал гаденыша. Завтра же в церкву схожу. А вы не омманываете старуху?
- Какой нам смысл? Отличный у тебя самогон, Аннушка! - похвалил Мамай бабкину отраву и в доказательство оглушил стопарик. - Так что ты там насчет следователя на тракторе-то пищала? Или я ослышался?
- Раззявь уши, не следователь на тракторе, а Алешка наш попал под трактор. Вот ты мужик неглупый, видать образованный, объясни нам, темным деревенским бабам, как это можно попасть под гуску своего трактора?
- И не пойму, - честно сознался Толик, - пока вы мне все детально не объясните. Как это произошло?
- Ну сами-то мы не видели, а только следователь, когда у него ничего не получилось или они там с Сергеем договорились, стал нас дурачить, как малых детей. А дело, по его словам, было так: Алешка в тот день вывозил с деляны хлысты...
- Что такое деляна и что такое хлысты? - удовлетворенный нужным руслом разговора, спросил Мамай.
- А ты что, из Африки приехал? - изумилась Аннушка его тупости. - Хлысты это срубленные деревья без сучьев, а деляна - место, где их рубят.
- Понято, душа моя, а грибочки у тебя замечательные, мировые, можно сказать, грибки. - Подбрасывая старухе очередного леща, Толик захрумкал соленым ароматным большущим груздем. - Я слушаю тебя, Аннушка, что там с трактором?
- По зиме это случилось, в самой середине, в семьдесят третьем годе, пятнадцатого января. А вы кто такие, что я должна вам все рассказывать?
- Мы поборники закона и справедливости, защитники всех угнетенных, обездоленных и обиженных! - привстав со стула, высокопарно ответил косеющий Мамай. - На эту землю мы ниспосланы Богом, дабы карать зло и скверну, творящуюся на этой земле.
- А может, ты мне и пенсию за три месяца отдашь, апостол Матфей? - неумно и язвительно спросила старуха. - А то нам с моим дедом уже только и осталось, что хрен его на пятаки порубать.
- Думаю, что это скоропалительное решение, но мы отвлеклись от темы. Итак, я вас внимательно слушаю.
- А чего тут слушать, тут и козе понятно - это он раздавил Алешку!
- Давайте сначала и по порядку, - попытался Толик сфокусировать свою мысль.
- А то тебе еще непонятно. Алешка мой вроде бы как заводил трактор, который у него заглох неизвестно почему. Слава Богу, не первый год на нем работал! Так почему же он, скажи-ка ты мне, наехал на него?
- Кто наехал? - недоуменно спросил Мамай.
- Да трактор же, - удивляясь нашей непонятливости, возмутилась старуха. Алешку так изувечило, что я только по родинке его и опознала.
- Ну понятно, имел место несчастный случай, при чем здесь его жена?
- Нет, ты посмотри, Томка, он совсем вислоухий, не может сообразить, что трактором не можно задавить самого себя. Ясно дело, Сергей его подложил.
- Девочки, давайте не будем сплевывать шелуху в соседский огород, - не выдержал я, - расскажите мне, как все было, только эмоции опосля.
- Ну, тогда слушайте, - решив, что от товарки путного мы ничего не добьемся, взяла слово Тамара Ивановна. - Ее брательник работал в тот день на лесоповале. Алеха отволакивал спиленные пихтовые стволы к трассе, а на взгорке у речки, как нам сказал следователь, у него заглох мотор. Аккумуляторы мы тогда видели только по телевизору, вот он и стал заводить его пускачом. Это нам следователь Чабанов так объяснял, а как там было на самом деле, один Бог ведает. Он нам сказал, что его трактор остановился на горке, на уклоне к речке, и, когда он, стоя на гусенице, будто бы крутнул рукоятку, трактор завелся и подмял его под себя. Мы, конечно, в такую хренотень не поверили и потребовали прокурора, но они, видно, сговорились. В один голос трубили несчастный случай. А какой там несчастный случай, если Сережка Логинов после этого на ней женился.
- Не вижу взаимосвязи, - робко подал голос Мамай.
- Это ты не видишь, а покойный Антошка как раз неподалеку сшивался и своими глазами видел, как Сергей украдкой оттуда сбегал.
- Почему же он не заявил об этом в милицию?
- А то он не говорил. Конечно говорил! Он, блаженненький, по всему миру трубил, да только все как об стенку горох, - взорвалась Аннушка.
- Сдаюсь, вы настоящие миссисы Марплы, только не понимаю, какой ему смысл было убивать вашего брата? Он что, садист?
- Не знаю, садист он или просто тюремщик, но к нам он пожаловал после того, как отмотал свой срок. А Леху он грохнул потому, что ему глянулась Ольга, сука потаскушная, чтоб ей и на том свете свет чернотой блызнул. Стерва дрянная, ни себя, ни детей не пощадила, уперлась с ним на вашу вонючую Волгу.
- Аннушка, - как наиболее трезвый из всей шабашной компании, спросил я, значит, Татьяна с Варварой ваши племянницы?
- А если я им тетка, то кто же они мне? - въедливо спросила старуха.
Мамай собирал сведения тихонько и в мешочек. Не такой-то уж пьяный он и был. Потерев сизый банан носа, он вдруг спросил:
- Девушки, у вас переночевать можно? Люди мы приезжие, и никого-то у нас, сиротиночек, в ваших сибирских углах нет. А на ночь глядя обидеть приезжего человека просто. Вы не сомневайтесь, за постой мы заплатим.
- Я тебе, парень, так скажу: хоть нам и не платят пенсий, но только мы еще не настолько скурвились, чтобы брать деньги с приезжего человека, а особливо если ты, друг ситный, приехал от моих племянниц. Ночуйте, места хватит. Как там Танюха с Варькой поживают? - оскорбленная в лучших чувствах, спросила Аннушка.
Напрочь сраженный лестным обращением, Мамай взбрыкнул и засуетился:
- А что им сделается, живут, овцы, и сено жуют. А они, стало быть, Логинову падчерицами приходятся?
- А то кем же? Родным отцом у них был мой брательник. Известное дело наша кровинка. Он тогда Ольгу с ними вместе умыкнул, расписался, а девок удочерил. Про это Танька хорошо знает.
- Какая Танька? - Мамаевский сырой баклажан стал похож на нос собаки, идущей по горячему следу. - Старшая дочь, что ли?
- Окстись, христовый. Танюха, Татьяна Петровна Гусева. Это Лехина полюбовница, от которой он перед самой своей смертушкой прижил сына. Что и говорить, погуливал мой брательник, любил покойничек на сторону сходить. От Ольги-то у него сплошной коверкот, одни девки были.